ИВАН КРУШАЛА

ПУТЕШЕСТВИЕ В КИТАЙ

ДЕЯТЕЛЬ КУЛЬТУРЫ ВЕНЕЦИАНСКОЙ ДАЛМАЦИИ: АББАТ КРУШАЛА - ПОЭТ, ПУТЕШЕСТВЕННИК, ДИПЛОМАТ

Жизнь Ивана Крушалы привлекает внимание множеством культурных влияний и участием его во многих важных событиях своего времени. Однако, за семьдесят лет, прошедших с тех пор, как Е. Ф. Шмурло отметил, что "имя Крушала... вообще мало известно" ¹, только югославский историк М. Милошевич обратился к изучению биографии И. Крушалы. Он опубликовал некоторые биографические данные в антологии "Поэзия барокко" ² и посвятил И. Крушале часть своего доклада на заседании "круглого стола" Югославянские земли и Россия в ХVIII в." в Белграде 6-8 декабря 1983 г. ³ Переписка с д-ром М. Милошевичем, директором Исторического архива в г. Которе, в немалой мере стимулировала и мой интерес к личности И. Крушалы ⁴.

Упоминания о И. Крушале в литературе крайне немногочисленны и отрывочны, обнаруженные до сего времени в архивах сведения весьма скупы, причем некоторые собственноручные его письма в Ватиканском архиве ⁵ остались нам недоступны, а другие, бывшие в фонде Фарнезе в Неаполитанском архиве ⁶, погибли при бомбардировке в годы второй мировой войны ⁷. Все же известных фактов достаточно, чтобы воссоздать биографию И. Крушалы в тех важных аспектах, которые, собственно говоря, и привлекают внимание к этой личности.

Важнейшими поворотами своей судьбы И. Крушалы так или иначе обязан большой европейской политике. Первым решающим событием стала для него венецианско-турецкая война за Морею 1684-1699 гг., когда Венецианская республика присоединилась к антитурецкой коалиции. К 1687 г. венецианские войска отвоевали Морею и главнокомандующий Франческо Морозини за эту победу был удостоен избранием дожем Венеции ⁸. В том же году сын турецкого чиновника из Мистры Хасан (как тогда звали И. Крушалу) [44] вместе с другими детьми и трофеями был, с ведома самого Ф. Морозини, доставлен на венецианском корабле в Пераст, городок в Бококоторском заливе ⁹. В ту пору ему могло быть лет 8-12, так как в архивном документе он назван fanciullo ¹⁰.

Бока Которская, по словам некоторых современников, "дальний отшиб далматинской земли" ¹¹, была венецианской провинцией, но не культурным захолустьем. Ее уроженцы Андрий Палташич (Андреа де Каттаро) и Добрич Добричевич (Бонино де Бонинис) были среди первых венецианских печатников в век инкунабулов.; Антун Бакулин, Никола Болица, Лудевит Пима, Иеролим Буча, Трифун Бизанти преподавали в университетах Падуи, Болоньи и Перуджи в ХV-ХVI вв.; многие учились в Падуанском университете (Венеция запрещала своим подданным учиться и получать степени в других университетах); Лудовико Пасквали, Иван Болица, Юрий Бизанти были интересными поэтами гуманистами, писавшими на латинском и итальянском языках ¹²; "мастер Трифон, ювелир из Катаро" работал в Москве при Иване III ¹³. Особой репутацией издревле бококоторяне пользовались как отважные мореходы. Один из пераштанских капитанов Матвей Крушала и принял участие в судьбе Хасана. Известно, что десятью годами позже, в 1696-1698 гг., племянник жены Матвея Крушалы, известный знаток судостроения и судовождения Марко Мартинович по заданию Венецианской республики обучал морскому делу 17 молодых российских дворян, присланных Петром I ¹⁴. Бездетный М. Крушала усыновил подростка ¹⁵ и начал устраивать его судьбу, но по неизвестной нам причине, не передал ему фамильную профессию, а избрал для него духовную карьеру. Можно предполагать, что это было сделано по совету земляка и родственника М. Крушалы Вицко Змаевича, впоследствии крупного церковного, политического и культурного деятеля ¹⁶, а тогда молодого клирика. Хасана отправили в Венецию ¹⁷, где, по всей видимости, он был подготовлен к принятию новой веры и крещен в Casa de’Catecumeni, специально предназначенной для новообращаемых иноверцев ¹⁸. Затем, после краткого пребывания в Перасте, новообращенный Иван Крушала отправился учиться и укрепляться в вере в Рим, в "Коллегию неофитов" ¹⁹. Коллегия была создана в [45] ХVI в. вслед за утверждением "Общества Иисуса", поставлена под управление трех кардиналов и пользовалась особым покровительством пап. Ее выпускники предназначались для пропаганды католицизма в тех землях, где он не был господствующей религией, и для миссионерской деятельности ²⁰. Общеобразовательная и языковая подготовка в Коллегии была достаточно высока, ученик оказался способным, и после окончания обучения в Коллегии И. Крушала стал студентом Падуанского университета, одного из известнейших в Европе, в котором некогда учились Данте, Петрарка, Т. Тассо, преподавали Помпонацци, Везалий, Галилей. С начала ХVI в. университет находился под надзором особых венецианских магистратов. В конце ХVII в. это был, наряду с Лейденским, единственный в Европе университет, не враждебный опытной науке. И. Крушала изучал богословие на одном из пяти факультетов – богословском ²¹.

В конце декабря 1708 г.-начале января 1709 г. И. Крушала был назначен исполнять обязанности приходского священника г. Пераста. Время назначения определяется по датам документа из Которского архива-16-27 января 1709 г., составленного в связи с необходимостью оформить вид на жительство. В документе он уже именуется "аббатом" ²², этот титул, прежде связанный с бенедиктинским аббатством на островке близ Пераста , к тому времени перешел к приходским священникам г. Пераста и замещавшим их клирикам ²³. Можно предположить, что назначение исходило от В. Змаевича, теперь уже архиепископа Барского, который прежде также был аббатом в г. Перасте. На определенную зависимость И. Крушалы от архиепископа В. Змаевича указывает П. Пирлинг, называя его "находящимся под кровительством архиепископа" ²⁴. Оказавшись в гуще славянской языковой и фольклорной стихли, И. Крушала обнаружил замечательную культурную отзывчивость. Живое и непосредственное впечатление, возбужденное в нем рассказами прихожан и, особенно, очевидцев о победном сражении пераштан с напавшим на город 15 мая 1654 г. турецким войском, вызвало взлет поэтического вдохновения (см. ("Пиесна од боза перашкога у нападение од турака"). В этой героической эпической поэме воплотился истинно народный дух. Она настолько пришлась по душе пераштанам, [46] что они стали ежегодно распевать поэму на старинный бококоторский напев во время одного из традиционных местных праздников ²⁵. И. Крушала, наряду ей сбоим старшим современником пераштанином Андреем Змаевичем, стал, таким образом, одним из зачинателей сербской героической эпической поэзии ²⁶.

Вторым, после войны за Морею, политическим обстоятельством европейского масштаба, оказавшим влияние на судьбу И. Крушалы и приведшим его в Россию, стал затеянный испанским королем Филиппом V проект брачного и политического союза между Испанией и Россией. Проект этот, осуществлявшийся при посредничестве родственника испанской королевы герцога Пармского Франческо Фарнезе ²⁷, предполагал брак одного из сыновей испанского короля с одной из дочерей русского царя и был составлен с явным расчетом на российский престол ²⁸. Не исключено, что проект родился в римской курни, строившей определенные расчеты, конфессиональные и политические, в отношении России, где при дворе Петра I служили несколько влиятельных католиков: П. Гордон, М. Змаевич и др. ²⁹

Соглашение о начале переговоров было, по всей видимости, достигнуто во время пребывания Петра I в Париже в мае-июне 1717 г., и, вероятно, обсуждалось во время разговоров находившегося в царской свите кн. Б. И. Куракина с папским нунцием в Париже Бентивольо ³⁰. Для непосредственного ведения переговоров в России, которые тайно велись затем с 1718 .по 1725 г., Ф. Фарнезе избрал своим . поверенным священника Арчелли ³¹. Среди лиц, данных ему в поддержку и разными путями отправленных в Россию, оказался и аббат И. Крушала. Указания относительно того, когда именно он присоединился к исполнению этого дела, сразу или по приезде в Россию, мы не имеем. Известно, что. весной 1717 г. И. Крушала, как можно заключить из письма, написанного в это время из Венеции которским дворянином А. Бизанти ("Здесь в настоящее время находится аббат Крушала... Занимается с этими московитами и учит их итальянскому языку") ³², обучал итальянскому языку тех 27 молодых русских дворян, которые, будучи посланы царем обучаться морскому делу, ожидали отправки в действующий венецианский флот ³³. Несомненно поэтому, [47] что И. Крушала был близко знаком с находившимися тогда в Венеции российскими представителями П. И. Беклемишевым и С. Л. Владиславичем, хотя с последним мог познакомиться и в 1710 г., когда тот побывал в Которе ³⁴. Участие И. Крушалы в миссии Арчелли подтверждается содержанием его переписки с герцогом Пармским и его секретарем маркизом аббатом Маурицио Санти ³⁵. в частности, он писал маркизу из Венеции еще 7 августа 1717 г.: "Будучи призван на службу его царского величества императора Великой России в бытность его в Париже, я должен это приглашение принять и быть готовым уже в текущем месяце перебраться к его двору, поторапливаемый моим свояком кавалером Змаевичем, который уже несколько лет командует галерным флотом этого государя" ³⁶. Это письмо написано на следующий же день после того, как вернувшийся в Венецию из Парижа, где он был в свите царя, С. Л. Владиславич "призвал его в службу его императорского величества", рекомендовав его царю как образованного и весьма сведущего человека.

Заключенный с И. Крушалой 6 августа контракт гласил: "По его императорского величества указу принят на службу его императорского величества в государственную Посольскую канцелярию для переводу книг и прочаго господин аббатКрусала... "' ³⁷. Изо всех иностранцев на русской службе в эти годы только три были приняты на службу в Посольский приказ (через два с половиной года преобразованный в ходе административной реформы в Коллегию иностранных дел) ³⁸, причем лишь один, И. Крушала, непосредственно в посольскую канцелярию в Петербурге ³⁹. Это может служить подтверждением его участия в тайном политическом деле, особенно, если вспомнить, что автор проекта об учреждении коллегиальной системы управления в России Люберас особо предостерегал от использования иностранцев во внешнеполитических делах. Здесь уместно указать на некоторые неверные сведения, содержащиеся в и без того немногих упоминаниях об И. Крушале в отечественной исторической литературе. В. Н. Александренко полагал, что тот был "родом итальянец, вступил в русскую службу под покровительством барона Шафирова" ⁴⁰. То, что И. Крушала был сочтен итальянцем, объясняется тем, что в "Деле по [48] челобитью историописателя Ивана аббата Крушалина о выдаче ему по договору... квартирных денег" от 19 июня 1722 г. он, действительно, назван "приезжий из Венеции венециянин" ⁴¹, а в 1730 г. при отпуске его из России было указано: "в его отечество Италию" ⁴².

20 сентября И. Крушала с подписанным контрактом приехал в Гданьск, где с русской эскадрой находился Петр I. Царь, не мешкая, отправил его в Петербург, и в октябре он явился в новой российской столице, где по царскому указу "определен он был в Государственной Посольской канцелярии Латинского, Итальянского языков переводчиком" ⁴³. Началась его российская служба: участие в тайных переговорах и переводческая работа-мы смело можем добавить его имя к сведениям А. Х. Рафикова, что "в царствование Петра I в России жили два человека, прекрасно владевшие турецким языком-С. Рагузинский и Д. Кантемир" ⁴⁴. О первом деле он исправно, хотя и редко, поскольку дело двигалось крайне медленно и не обнадеживающе, да и не он был главным исполнителем, пишет в Парму герцогу и маркизу Санти. Что касается "переводу книг и прочаго", то никаких сведений об этой работе мы не имеем. Несомненно, что он зарекомендовал себя хорошим работником, потому что при укомплектовании штата канцелярии Коллегии иностранных дел в апреле 1720 г. ему была доверена впервые учрежденная в России должность официального историографа, "гистории описателя", а "жалования годовой оклад учинен ему 300 рублев, да кормовых денег для бытия его в Санкт-Петербурге по 10 рублев на месяц" ⁴⁵. Обязанности историографа были определены "Инструкцией о должности секретарей экспедиции Коллегии иностранных дел и прочих чинов ее канцелярии" от 11 апреля 1720 г.: "Гистории описатель абат Яган Крусали имеет приказанную ему гисторию трудитца сочинять и к совершенству приводить. 2. Однакож, между тем, ежели до кого случитца в делах Его Царского Величества какая помощь, то имеют его призвать те секретари экспедиции, к которых экспедициях его вопоможение потребно будет" ⁴⁶. Факт учреждения этой невиданной доселе в России должности, равно как и назначение на нее лица с фундаментальным европейским образовавшем-примечателен. Он свидетельствует о политической зрелости [49] петровской администрации, использовавшей и применявшей ценный опыт политически развитых стран Европы. В данном случае, вероятнее всего, образцом послужила Венеция, где должность официального историографа существовала с начала ХVI в., и Официальная историография в значительной мере способствовала формированию высокой репутации Республики в Европе.

Третье историческое обстоятельство, с которым И. Крушала тесно соприкоснулся административные реформы петровской эпохи — не оказало такого решительного, как предыдущие, воздействия на его судьбу и возможность проявить себя. Первый российский "гистории описатель" за те годы, что он "пользовался титулом историографа", Имея в распоряжении пять переводчиков Коллегии, никаких исторических сочинений по себе не оставил“ ⁴⁷ и так и остался "номинальным", по выражению В. С. Иконникова, историографом ⁴⁸. Быть может, поэтому после И. Крушалы об этой должности вспомнил только Г. Ф. Миллер, посоветовав в 1780 г. Екатерине II возобновить ее. Упоминая это обстоятельство, П. П. Пекарский повторил хронологическую ошибку Г. Ф. Миллера: При Петре Великом был при иностранной Коллегии историограф аббат Кружали (с 1716 по 1720 год)" ⁴⁹. Но, хотя И. Крушала "никаким историческим влечением не заслужил принятого на себя звания" ⁵⁰, его деятельность в Коллегии не следует полагать номинальной. Известно, что им были собраны "приуготовительные“ материалы, поскольку он снабжал ими П. П. Шафирова, когда тому было поручено написать историю Петра ⁵¹. Кроме того, несомненно, его познания (не только в языках), здание европейской культуры и политики, от которых он не отрывался, благодаря служебному положению и связям, передавались его окружению, прежде всего, служащим и ученикам канцелярии Коллегии, и опосредованно, пусть малой лептой, способствовали формированию новой культуры. У историка г. Пераста Ф. Висковича были основания написать, что Пераст, этот отшиб далматинской земли, эта Золушка Которского залива, усилиями своих знаменитых сыновей: адмирала Матвея Змаевича, маэстро Марка Мара, инженера Матвея Мелады, аббата Крушалы и доктора Симеона Маццаровича внес вклад, пусть небольшой, в гражданское развитие великого /русского/народа". ⁵² [50]

Четвертым важным делом, в котором принял участие И. Крушала, было урегулирование отношений России с Китаем. Эту задачу исполнило посольство в Китай С. Л. Владиславича-одно из важнейших (1725-1728 гг.) ⁵³. К этому времени русско-испанские переговоры о брачно-политическом союзе прекратились из-за смерти царя и устройства брачных дел или смерти всех царевен и Принцев. Ив штат посольства в качестве переводчика, а по сути дела, вероятно, личного помощника посла, был включен И. Крушала. Посольство выполнило задачу сложнейшую. После пятимесячных трудных и затяжных переговоров в Пекине, в ходе которых было проведено более 30 конференций с китайскими министрами и выдвинуто с обеих сторон около двадцати проектов договора, русская сторона добилась принятия своего проекта. Кяхтинский договор 1728 г. стал равноправным договором двух великих держав, на основе которого мирные дипломатические и торговые отношения между Россией и Китаем развивались вплоть до конца XIX в.

Чтобы оценить сложность препятствий, преодоленных в ходе переговоров и роль И. Крушалы в них, необходимы некоторые пояснения. Важнейшим препятствием в отношениях с Китаем была фундаментальная установка китайской государственной доктрины, относившей все некитайские народы к "варварам" и рассматривавшей все иностранные державы как вассалов императора Поднебесной. Посольства из европейских стран были редки, а те, которые цинские власти все же принимали в Пекине, содержались в почетной изоляции. Переговоры, если они вообще начинались, могли открыться только по инициативе китайской стороны. Задачу посольства С. Л. Владиславича серьезно осложняло существование влиятельной антирусской группировки при дворе недавно воцарившегося императора Юнъ Чжена. Вдохновленная его политикой преследования христиан-китайцев и изгнанием из столицы миссионеров) (за исключением нескольких иезуитов, особо близких ко двору его предшественника), эта группировка стремилась не допустить контактов русского посла с возможными союзниками при дворе императора. Существовала одна реальная возможность получить доступ ко двору-воспользоваться связями миссионеров-иезуитов. Влияние иезуитов, особенно французских, при [51] предшествующем императоре Канси достигло чрезвычайных размеров. Они руководили пушечным делом, обучали войско европейской тактике, занимались врачеванием, вели астрономические наблюдения, производили крупномасштабные геодезические и картографические работы, участвовали в посольствах, состояли при императоре советниками и переводчиками, были придворными художниками. Их храмы строились в непосредственной близости от императорского дворца, причем французский-даже внутри наружной ограды дворца. Это был период прямого влияния иезуитов на политику цинского двора.

Самым влиятельным из пекинских иезуитов во второй половине правления Канск был член французской миссии Доминик Пареннен. Блистательный полиглот, китаевед, искусный картограф, инициативе которого обязана появлением карта Китая с семью тысячами населенных пунктов и первым точным планом Пекина с окрестностями, он был членом корреспондентом Парижской Академий наук и переписывался со многими европейскими учеными ⁵⁴. Вольтер, высоко отзывавшийся о познаниях и мудрости Д. Пареннена, особо отмечал его заслугу в ознакомлении Европы с Китаем ⁵⁵. Д. Пареннен был близким советником императора Канси, знакомил его с новыми европейскими книгами, обучил многих китайцев латинскому языку и математике. И хотя в правление Юн Чжэна иезуиты утратили свое прежнее влияние, Д. Пареннен, даже лишившись после смерти Канси многих постов сохранил связи, определенное влияние и доступ ко двору ⁵⁶. Только он мог оказать содействие русскому посольству.

Вероятность того, что он такую помощь окажет, была вполне обоснованной. Правда, небиты были недовольны высылкой членов их ордена из России в 1719 г. ⁵⁷, единственной причиной которой, как им разъяснил М. Змаевич, была их зависимость от австрийского императора ⁵⁸. После гонений Юн Чжэна они вновь стали добиваться разрешения русского правительства на пересылку корреспонденции и проезд через Россию. Инструкцией С. Л. Владиславичу было предусмотрено обещать им это в обмен на содействие ⁵⁹. Но сам русский посол, связанный бдительным церемониалом, не мог лично встретиться с иезуитом, а тот, в свою очередь, не мог нанести визит в резиденцию посла. Не мог [52] войти в сношения с Д. Паренненом в качестве инициатора переговоров и находившийся в Пекине российский агент Ланг - отношения его с пекинскими иезуитами были испорчены. По их наущению в 1721 г. он был выслан из России ⁶⁰, что было ответным действием на высылку иезуитов из России. В русском посольстве был только один человек, который мог найти общий язык с Паренненом и притом в естественной обстановке, например, во время богослужения в католическом храме, это был аббат И. Крушала.И он свою миссию выполнил успешно. Возвращаясь в Россию 10 мая 1727 г. посол доносил в Коллегию иностранных дел из пустыни Гоби, что принял меры, дабы прибывающий вскоре в Пекин португальский посол ⁶¹" доставил иезуитам доверенность о учинившейся дружбе между им Владиславичем и помянутым иезуитом чрез Ланга посредством бывших аббата Крушали в праздник в церкви со оным иезуитом разговоров" ⁶². Д. Пареннен помог установить связь с китайским вельможей Маси, который затем смог убедить императора, что дальнейшее саботирование китайскими министрами переговоров противоречит реалистическим целям китайской политики и нормализации отношений с Россией ⁶³.

Исход предварительных бесед И. Крушалы с Д. Паренненом, в которых он, судя по результату, выказал себя искусным дипломатом, несомненно, помог сдвинуть исполнение миссии русского посольства с мертвой точки. Интересно, что в литературе этот важный для истории русской дипломатии факт остался незамеченным. Например, Н. И. Павленко просто пишет, что С. Л. Владиславич "нашел способ известить богдыхана" ⁶⁴. Даже Ф. Вискович, отлично знаючий историю г. Пераста, где аббат прожил последние годы, полагал, что его поездка в Китай была просто миссионерской ⁶⁵. Быть может, одним из оснований для этого послужила хранящаяся в музее г. Пераста карта с путем И. Крушалы через Россию в Китай, на которой весь океан кишит фантастическими чудовищами ⁶⁶. Ничего не говорит об этом и сам аббат в своем стихотворном итинерарии-сонете "Путешествие перашского аббата кавалера Крушалы из имперского города Санкт-Петербурга через Великорусскую империю в Китай", написанном на итальянском языке по возвращении из России: [53]

Иззябнувши в возке из Ингрии в Москву,
Оставя за спиной Владимир, Муром, Нижний,
Я Волгу и Оку, где кроется неслышный
В капшцах Черемис, увидел наяву.

Из Вятки к Пермяку сквозь леса синеву
И к Каме соляной проделав путь неближний,
Урал перевалил, где снег угрюмо-пышный
Столетьями глядит на черную листву.

А дальше, где текут Обь, Енисей, Тобол,
У трех Сибирских рек истоков мелководных
Барабинская степь простерлась, словно стол.

Там, справа обойдя Корею и свободных
Оставя ряд земель, Даур где и Монгол,
Тунгусию минув и Иссык-Куль бесплодный,

Вдоль гребней Гималай к Китаю я пришел,
Где древняя стена, работы благородной,
Перед Татарами стоит как тщетный мол ⁶⁷.

Однако, в свое время роль И. Крушалы и в предшествующих тайных переговорах о брачно-политическом союзе России и Испании, и в содействии иезуитам в Китае была иначе оценена в самой Италии. Он был пожалован кавалером одного из старейших европейских орденов, святого константиновского ордена св. Георгия ⁶⁸ великими магистрами которого в те времена были герцоги Пармские. Пожалование, по-видимому, состоялось между августом 1730 г., временем возвращения И. Крушалы из России, и 20 января 1731 г., когда после смерти последнего Фарнезе судьба ордена на некоторое время стала неопределенной.

Через полтора года после возвращения в Москву из трехлетнего посольства И. Крушала в августе 1730 г., подписав предварительно 31 июля строжайшее обязательство "дабы ему возвратись в его отечество Италию у российских неприятелей не быть в службе и делах вверенных ему никому не объявлять и не разглашать" ⁶⁹ и получив "на отпуске" 420 рублей годового оклада ⁷⁰, уехал из России ⁷¹. Свои дни он мирно окончил в Перасте 28 декабря 1735 г.

Всю жизнь И. Крушала, не совершая великих деяний, [54] был, в той или иной мере, участником значительных дел своего времени. Его биография дает возможность увидеть своеобразие эпохи, выступающее столь же наглядно в биографиях не только великих, но и рядовых исторических персонажей. За всеми перипетиями судьбы в И. Крушале видится прежде всего поэт: рассказы своих прихожан он облекает в форму героико-эпической поэмы, а свой путевой дневник поездки через Сибирь - в форму итальянского сонета. Насыщенность сонета географическими и этническими названиями ничуть не лишают его поэтичности, ведь и стихи Г. Гейне, как известно, изобилуют тем же. Остается надеяться, что поэмой и сонетом поэтические занятия И. Крушалы не ограничивались и отыщутся и другие его следы.

Комментарии

1. Шмурло Е. Ф. Россия и Италия. Сборник исторических материалов и исследований, касающихся сношений России с Италией. Пгр., 1915, т. 3, с. 241.

2. Поэзия барока. ХVII и ХVIII вииек. Антологии а. Избор, коментари, предговор и преводи М. Милошевич и Г. Браикович. Титоград, 1976, с. 59-61. (Библиотека "Луча". Антологии а прногорске кньижевности, 50).

3. Мilоsеvіс М. Dostignuca і dileme u proucanju doprinosa trojice perastana Rusiji Petra I (Marco Martinovic, Matija Zmajevic i Ivan Krusala) - Округли сто у угословенскe землье и Русииа у ХVIII веку". Београд, 6-8 децембар 1983. Реферата, с. 28-37, 79-92.

4. Пользуюсь случаем выразить доктору М. Милошевичу искреннюю благодарность за любезно присланную антологию "Поезии а барока" и за сообщение неопубликованного документа из Исторического архива г. Котора. Этот документ я использую с разрешения д-ра М. Милошевича.

5. Шмурло Е. Ф. Россия и Италия. Л., 1927, т. 4, с. 232.

6. Шмурло Е. Ф. Россия и Италия. Т. 3, вып. 2, с. 231-241.

7. Благодарю д-ра М. Антониетту Арпаго из Неаполитанского государственного архива за официальное удостоверение этого факта.

8. Dа Mоstо A. I Dogi di Venezia. Firenze, 1977, p. 431-433.

9. Istorijski Archiv Kotor, UPM XXVI, p. 2II-212t (далее IAK). Дучиh Jjедан Србин дипломат на двору Петра Великог и Катарине I. Гроф Сава Владиславич. Сараево, 1969, с. 317.

10. IAX, р. 212.

11. Visсоvich F. Storia di Perasto. Trieste, 1898. p. 279.

12. Голенишев-Кутузов И. Н. Итальянское Возрождение и славянские литературы ХV-ХVI вв. М., 1963, с. 72-75, 122, 330.

13. Барбаро и Контарини о России. К истории итало-русских связей в ХV в. Л., 1971, с. 203, 227.

14. См.: Шмурло Е. Ф. Россия и Италия. СПб., 1911, т. 3, вып. 1, с. 27-40; Княжецкая Е. А. Связи России с Далмацией и Бокой Которской при Петре I.-Советское славяноведение, 1973, N 5, с. 56-59; Путевой дневник П. А. Толстого. - Русский архив, 1888, кн. 2, с. 10-14; Семейная хроника и воспоминания кн. Б. И. Куракина.-Киевская старина, 1884, т. X, сентябрь, с. 125-126.

15. Поезии а барока, с. 59.

16. В. Змаевич вскоре стал архиепископом Барским, примасом Сербии, апостольским инспектором в Сербии, Албании, Македонии и Болгарии. Он был вдохновителем и проводником политики папства на Балканах, поборником славянского единства на основе римской концепции о церковной унии. Известно, что в случае благоприятного развития контактов римской курии с римским правительством, его прочили нунцием в Россию, с которой он поддерживал связи, ставшие особенно тесными после переезда в Россию его брата Матвея. - Путевой дневник П. А. Толстого, с. 11; Богоявленский С. Из русско - сербских отношений при Петре Первом. - Вопросы истории, 1946, № 8-9, с. 28; Дучич И. Иедан Србин дипломат, passim; Радонич И., Римска курии а и юужнословенске землье од ХVI до XIX века. Београд, 1950, с. 430-431:, Pier1ing P. La Russie et le Saint - Siege. T. IV. Pierre le Grand. Paris, p. 298, 395, 399; Theinera. Monuments historiques relatifs aux rуgnуs d Alexis Michaelovich. Rone, 1859, p. 468-469, 517-518.

17. IAK, p. 2I0t.

18. Paсifiсо A. Cronica veneta sacra e profana. Venezia, 1736, p. 427 - 428.

19. Visсоviс F. Storia, p. 278.

20. Moroni G. Dizionario di erudizione storico - ecclesiastica. Vol. 47, Roma, 1847, p. 269-274; Bonnanni P. Ordinum Equestrum et Militarium Catalogus in Imaginibus Expositus.

21. Поезии a барока, с. 59.

22. IAK, p. 20b sgg.

23. Поезии a барока, с. 59, 448.

24. Pierling P. La Russie, p. 298.

25. Поезда барока, c. 61.

26. Пави М. Историиа српске кньижевности барокного доба. ХVII и ХVIII век. Београд, 1970, с. 156, 180-181.

27. Об амбициях испанской короны в этот период см.: Quazza G. La decadenza italiana nella storia europea. Saggi sul sei - settecento. Torino, 1971. След реакции современников на эти амбиции сохранился в известном памфлете того времени "Книги политические, которые продаются в Гааге", напечатанном дважды (М., 1723; Спб., 1724). § 24. Европа в болезнях при начатии рождения с прогностиками о юроде, который от нее родится, И оную мать свою кровию и огнем наполнять будет. На имя герцога Пармского, сочиненная чрез великого герцога флорентийского, (см.: Рейсер С. А. Книги политические, которые продаются в Гааге, в кн.: Быкова Т. А., Гуревич М. М. Описание изданий гражданской печати. 1708 - январь 1725. М.-Л., 1955, прил. VII, с. 563, описание, с. 457-458).

28. Шмурло Е. Ф. Россия и Италия, т. 3, вып. 2, с. 231-241.

29. Theinеr A. Monumemts, р. 468; Pierling P. La Russie, p. 297-298.

30. Толстой Д. A. Римский католицизм в России. СПб., 1876, т. 1, C.157.

31. Солoвьев. С. М. История России. Кн. IX, М., 963, с., 449.

32. Viscovich F. Storia, p. 278. Письмо А. Бизанти датировано 29 августа, но это, вероятнее всего, ошибка при прочтении или опечатка, так как в конце августа ни "московитов", ни И. Крушалы уже не было в Венеции.

33. Записки Ивана Ивановича Неплюева. Спб., 1893, с. 14-15:, Климанов Л. Г. Первый российский резидент в Константинополе. - Вопросы истории, 1979, № 12, с. 176.

34. Макушев В. В. Материалы для истории дипломатических сношений России с Рагузинской республикой. М., 1865( с. 9 (отд. отт. из Чт. О.И.Д.Р., 1865, кн. 3).

35. Шмурло Е. Ф. Россия и Италия, т. 3, вып. 2, с. 235-236, 238, 241. К сожалению, именно эта переписка погибла в годы второй мировой войны. Единственным достоверным указанием на содержание писем остается их описание, сделанное Е. Ф. Шмурло, видевшим их в Неаполитанском архиве перед первой мировой войной, на которое мы и полагаемся и имеем возможность ссыпаться.

36. Шмурло Е. Ф. Россия и Италия, т. 3, вып. 2, с. 241.

37. Материалы для истории русской и иностранной библиографии в связи с книжной торговлей. Извлек из библиотеки Московского главного архива Министерства иностранных дел И. Ф. Токмаков. - Библиограф, 1885, № 7, с. 6.

38. Реterson G. Peter the Great’s administrative and Judical Reforms. Stockholm, 1979, P. 135.

39. Архив ЛОИИ СССР АН СССР, ф.248, кн. 42, л. 92-100 об.: Государственная посольская канцелярия 8 июня 1718 г.

40. Александренко В. Н. Русские дипломатические агенты в Лондоне в ХVIII веке. Варшава, 1897, т. 1, с. 481

41. Материалы для истории, с. 5.

42. Архив ЛОИИ, ф. 36, Воронцовы, оп. 1, № 67, "Дневная записка Коллегии иностранных дел", 1730 г., вторая половина, л. 85.

43. Материалы для истории, с. 6.

44. Рафиков А. Х. Собрание русских изданий ХVIII в. о. Турции в БАН СССР. - В кн.: Сб. статей и материалов БАН СССР по книговедению (к 400-летию русского книгопечатания). Л., 1965, с. 296.

45. Материалы для истории, с. 6. Для сравнения укажем, что содержание обер-секретаря составляло 594 рубли в год.

46. Воскресенский Н. А. Законодательные акты Петра I. Акты о высших государственных установлениях. М.; Л., 1945. т. 1, с. 526.

47. Архив ЛОИИ, ф. 270, д. 108, л. 29: ответ на запрос Коллегии иностранных дел об И. Крушале от 13 сентября 1755 г. За сообщение выписки из этого архивного дела приношу Дружескую благодарность Е. В. Анисимову.

48. Иконников B. C. Опыт русской историографии. Киев, 1908, т. II, кн. 2, с. 1922, прим. 2.

49. Пекарский П. П. История Академии наук. СПб., 1870, т. 1, с. 399-400.

50. Александренко В. Н. Русские дипломатические агенты, с. 481.

51. Соловьев С. М. История России, кн. IX, с. 595.

52. Viscovich F. Storia, p. 278.

53. ПСЗ, СПб., 1830, т. IV, с. 517-520, № 4746: Сенатский указ от 5 июля 1725 г. о переговорах с Китайским государством.

54. Lettres edifiantes et curieuses ecrites des Missions etrangeres. T. XIX-XXII, Paris. 1783 iportr., t. XIX); Lettres au Rev. Pere Farrenin... par Dortous ae Mairan etc. Parts,1770; Вaсker A. de. Bibliotheque des ecrivains de la Compagnie de Jesus. T. 2, Lieje, Lyon, 1872, col. 1773-1775; Косh L. Jesuiten-Lexikon. Die Gesellschart Jesu einst und jetzt. Paderborn, 1934, col. 1383-1384; Rоwbotham A. H. Missionary and mandarin. The Jesuits at the court of China. Berkeley, 1942, passim; Русско-китайские отношения в ХVIII в., М., 1978, т. 1, с. 172-173, 494-496, 523-536, 568-571, 641 прим. 41.

55. Vоltaire. Oeuvres completes. Paris, 1784, т. 21, p. 409-410.

56. Rоwbotham A. H. Missionary, p. 182; Бантыш-Каменский Н. Дипломатическое собрание дел между российским и Китайским государствами с 1619 по 1792 г. Казань, 1882, с. 214.

57. ПСЗ, т. V, Спб., 1830, с. 694-695, указ № 3356 от 18 апреля 1719 г.

58. Theinеr A. Monuments, р. 517.

59. Бынтыш - Каменский Н. Дипломатическое собрание, с. 117.

60. Journal de la residence du sieur Lange, agent de Sa Majeste Imperial de la Grand Russie a la cour de la China dans les Annees 1721 et 1722. Leyde, 1726, p. 22 nota (a).

61. Don Alexandro Metello de Sousa y Menezes, 14.V.1727 - Rоwbоtham A. H. Missionary, p. 179-180, 324 nota 7.

62. Архив ЛОИИ, ф. 36, Воронцовы, on, 1, № 61, "Дневная записка Коллегии иностранных Дел", 1727 г., вторая половина, л. 88-88об.

63. Бантыш-Каменский Н. Дипломатическое собрание, с. 138; Соловьев С. М. История России, кн. Х. М., 1963, с. 191. Помощь, оказанная Д. Паренненом русским и португальскому послам, была особо отмечена как его заслуга в первом некрологе, отправленном из Китая в Европу после его смерти в 1741 г. - Lettres edifiant tes, t XXII, p. 394-395.

64. Пaвлeнко H. Савва Лукич Владиславич Рагузинский. - Сибирские огни, 1978, № 3, с. 166.

65. Visсоviсh F. Storia p. 278.

66. Карта воспроизведена в кн.: Поези а барока, с. 64.

67. Visсоviсh F. btoria, р. 279. Перевод А. Е. Щедрецова. Перевод образцово передает все строго соблюденные И. Крушалой правила сложения сонета. Единственное отступление сделано в третьем терцете, где схема рифмовки изменена, чтобы сохранить за заключительной строкой ударное значение сонетного замка.

68. Giustinianо В. Historie cronologiche della vera origine di tutti gl’ordini equestri, e religioni cavalieresche etc. Venetia, 1672, p. 9-59; Giuссi G. Iconografia storica degli ordini religiosi e cuvallereschi. Vol. І, Rоmа, 1836, p. 43 - 49, vol. 5, Roma, 1842, p. 58-60;Вascape G. C. Gli Ordini Cavallereschi in Italia., Milano, 1972, Ваsсape G. C., Del Pіazzо. M. Insegne e simboli. Araldica publica e privata medievale e raoderna. Roma, 1983, p. 358, 371, 916; “Incombenze di chipretende аrmar la Croce di Giustitia dell’Ordine Equestre Costantiniano di S. Giorgio (список ХVIII в.). — Архив ЛОИИ, западноевропейская секция, к. 200, л. 185-186.

69. Архив ЛОИИ, ф. 36, Воронцовы, оп. 1, № 67, "Дневная записка Коллегии иностранных дел", 1730 год, вторая половина, л. 85: Реверс бывшего при Коллегии и уволенного от службы аббата Ивана Крушалина.

70. Там же, л. 95: Указ к расходу о выдаче, от 3 августа.

71. Архив ЛОИИ, ф. 270, д. 108, л. 29: выписка о бывшем Российском историографе Аббате Крушале, отпущенном в свое отечество за неисполнение принятой им обязанности

Текст воспроизведен по изданию: Деятель культуры венецианской Далмации: аббат Крушала - поэт, путешественник, дипломат // Общество и культура на Балканах. Сборник научных трудов. Калинин. КГУ. 1985