ПЕРВАЯ ПОЭМА О ПЕТЕРБУРГЕ

Первые поэтические строки, посвященные Петербургу, появились в неоконченной поэме Антиоха Кантемира «Петрида», сочиненной в 1730 г.:

Над брег реки всходят искусством преславным
Домы так, что хоть нов град, ничем хуждши давным,
И имать любопытно чим бы насладиться
Око; имать и недруг, чего устрашиться:
Шестибочная крепость, в воде водруженна,

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Не боится усильства Марса воруженна,
Оттоль вверх, в пряму черту, вельмож непресечны
Пространны зрятся дворы; где же скоротечны
Вторицей в граде струи Нева искривляет,
Деляся в два рамена, тут Петр обитает... ¹

Так было положено начало «петербургской теме» в поэзии. Впрочем, Кантемир упомянул о Петербурге лишь в нескольких строках, но уже пять лет спустя новой русской столице была посвящена целая поэма — первая из множества поэм, написанных о Петербурге за два с половиной века. Она вышла в свет в декабре 1735 г., и ее автором был Иоганн Христиан Тремер.

Имя Тремера почти неизвестно историкам литературы. Если не считать нескольких скупых заметок, ² главным источником сведений о нем являются его собственные произведения, собранные в книге, изданной в Лейпциге в 1736 г., ³ и среди них огромное «Веселое жизнеописание и хитроумные приключения германо-француза на белом свете» (Ein lustigk Leben-Lauff und artigk Avanture, die ehne Deusch-Franposs aht in der Welt passir).

Именуя себя «германо-французом», автор приводит, наряду с немецким написанием своего имени — Johann Christian Troemer, французский вариант его: Jean Chretien Toucement. Причину двойного именования Тремер объясняет так:

Mein Herr Papa sie war ein brave Francemann,
Sie war Patron von Haus, und hat die Hosen an.
Mein Frau Mama sie war ein brave deutsche Weib,
Esprit logir in Kof, und Ehr in ihre Leib. ⁴

(Мой господин отец был истинный француз —
Хозяин в доме и характером не трус.
А матушка моя была немецкой дамой —
Весьма разумной и сердечной самой).

Будучи сыном француза и немки, Тремер не только присваивает себе двойную национальность, но и пишет стихи на «германо-французском языке» — причудливой смеси ломаного немецкого языка с французскими словами. Подобная мешанина (получившая название Kauderwelsch) использовалась в немецкой литературе и до Тремера, но он применял ее наиболее последовательно, утверждая, что его друзьям «нравятся такие стихи, особенно когда их читают с акцентом, какой бывает у француза, плохо говорящего по-немецки». ⁵

Вероятно, стихи Тремера и в самом деле казались его современникам забавными, однако уже через несколько десятилетий они стали малопонятными для читателей и постепенно были преданы забвению. В последний раз произведения Тремера увидели свет в Нюрнберге в 1772 г. ⁶ А между тем многие черты лучшего из его сочинений — поэмы о Петербурге — представляют интерес и до сих пор. Описания достопримечательностей русской столицы, картины ее жизни и быта окрашены у Тремера хотя и грубоватым, но живым юмором, свойственным человеку, причудливая судьба которого определила не только тематику, но и манеру его стихотворчества.

Иоганн Христиан Тремер родился в 1696 (или 1697) г. в Дрездене, был учеником в книжной лавке, играл в придворном театре, а с конца 1720-х годов стал издавать стихи, посвященные главным образом различным событиям при дворе саксонского курфюрста. Ему довелось побывать в Вене, Вроцлаве (Бреслау), Париже, а в 1733 г. он попадает в Гданьск (Данциг), оказавшийся вскоре главным плацдармом войны за «польское наследство». На его глазах гарнизон Данцига капитулирует перед русским фельдмаршалом Минихом. Тремер в поисках покровителя обращается к Миниху со стихотворным [14] посланием и находит у него благосклонный прием. Наградив автора кошельком с золотом, Миних, по словам Тремера,

Пообещал, что сверх подарка дорогого,
Он в Петербурге за меня замолвит слово,
И, если я хочу, возьмет с собой туда,
Где будет ждать меня счастливая звезда. ⁷

Осенью 1734 г. вместе с Минихом, при котором он состоял в качестве шута (Reisespassmacher), Тремер приезжает в Петербург. Впоследствии он так описывал первое впечатление от русской столицы: Вот, наконец, и Петербург открылся нам,

И я, раскрыв глаза, глядел по сторонам.
Когда въезжали мы в него через аллею,
То целых полчаса я любовался ею:
Замощена она покровом из камней,
И арки праздничные высятся над ней.
Подумал я, что в честь меня их возводили,
Но вскоре мне мою ошибку объяснили. ⁸

16 месяцев провел Тремер в Петербурге и за это время успел побывать на придворных балах и парадах, в Академии наук и в пригородных парках, в крепости, на Литейном дворе и во многих других местах, описанных в его поэме. Его кормили и поили гостеприимные хозяева и осевшие в столице иностранцы, но наняться на службу ему не удалось, и в одном из посланий, адресованных своим высокопоставленным покровителям, он писал:

Порою кажется, что в странах незнакомых
Куда быстрее можно преуспеть, чем дома.
Фельдмаршал Миних это мне твердил всегда,
Пока из Данцига мы ехали сюда.
Он обещал, что счастье я себе составлю
И что свои дела немедленно поправлю.
Но так случилось, что надежды подвели:
Уехал он, а я остался на мели. ⁹

В конце 1735 г. Тремер начинает собираться в обратный путь и перед отъездом решает воздать Петербургу хвалу наиболее привычным для себя образом. Позднее он вспоминал об этом так:

Я написал тогда прощальные куплеты,
В которых было все, что видел я, воспето.
Сам президент фон Корф поэму прочитал
И в Академии печатать приказал. ¹⁰

Поэма называлась по тогдашнему обычаю весьма пространно: «Прощание герма-но-француза со всеми многочисленными диковинами, которые можно видеть в Петербурге». ¹¹ Мы сократим это название и будем называть ее «Прощание с Петербургом». Вместе с поэмой было напечатано послание Тремера к русской императрице и к петербургским знакомым, описание Петергофа, а также шуточные стихи о неудачном плавании автора по Финскому заливу. В книге помещена небольшая гравюра с изображением путника, выезжающего на санях из города со словами: «Прощай, Санкт-Петербург» (Adieu St.-Petersbourg).

Возможно, что эта картинка была сделана самим Тремером, который, как видно, не был чужд различным художествам. На такую мысль наводят напечатанные одновременно с поэмой Тремера в той же самой академической типографии стихи, вышедшие из-под пера известного публициста и ученого Якоба Штелина. ¹² Обращаясь к Тремеру и сожалея о его отъезде, Штелин советует «германо-французу» «показать своим коллегам планы (чертежи) русских зимних праздников», которые тот «не только видел, но и частично сам готовил и, наконец, изобразил на гравюре». ¹³ В самом деле: гравюра, изображающая иллюминацию Петропавловской крепости в день одного из зимних праздников, вплетена во все немецкие издания поэмы Тремера.

Штелин вслед за Тремером воздает хвалу Петербургу и рекомендует другу, покидающему Россию, рассказать о ней в новых книгах, изданных в «немецких странах»:

Ja zeige jedem an, der dumm von Russland spricht,
Er kenne die Vernunfft und Russland gar noch nicht. ¹⁴

(Тому, кто о России глупости болтает,
Ты покажи, что он ее совсем не знает).

Тремер внял этому совету. Сразу же по возвращении в Саксонию он подготовил к изданию сборник своих стихов, написанных в России. ¹⁵ Текст «Прощания с Петербургом» воспроизведен в этом сборнике без изменений, и в него внесены лишь даты описываемых событий и краткие примечания, рассчитанные на иностранных читателей.

Пребывание в России отразилось не только на содержании произведений Тремера, но и на их языке. В «Прощании с Петербургом» и в других стихах в «германо-французский» текст включено множество русских слов и выражений: sastra (завтра), totschas (тотчас), bog snait sabuill (бог знает, забыл), ozschin mala (очень мало), prasdnik (праздник) и т. д. В уста извозчику, изображенному на [15] одной из гравюр в его книге, он вложил слова: «kuda Patski?» («куда, батька?»). Даже через несколько лет по возвращении из России он вставляет в стихотворное приветствие королю Фридриху фразу: «Ne boos, es spreck die Russ» ¹⁶ («Небось! — как говорят русские»)

Сочинения Тремера привлекли к себе внимание петербургской читающей публики. Во всяком случае, в книжной лавке Академии наук в 1738-1739 гг. можно было приобрести и петербургское, и лейпцигское издание публикуемой нами поэмы. ¹⁷

Последние десятилетия своей жизни Тремер провел в Дрездене, числясь надзирателем за благоустройством улиц и почтовым комиссаром. Стихи «германо-француза» появлялись в это время все реже, и смерть его в 1756 г. была отмечена лишь краткой заметкой в дрезденской хронике. ¹⁸

Русский перевод поэмы «Прощание с Петербургом» публикуется впервые. Поэма переведена с некоторыми сокращениями — опущены повторяющиеся описания придворных праздников и парадов. Даты и примечания, внесенные Тремером в лейпцигское издание 1736 г., помещены в соответствующих местах текста. В комментарии включены фрагменты из сочинений иностранцев, побывавших в Петербурге в 1720-1730-х годах: биолога Пьера Дешизо, работавшего в петербургском Ботаническом саду в середине 1720-х годов; ¹⁹ путешественника Обри де Ля Мот-рей, посетившего Россию в 1726 г.; ²⁰ академика Георга Бюльфингера, служившего в Петербурге во второй половине 1720-х годов; ²¹ датчанина Петера Хавена, путешествовавшего по России в 1736 г., ²² и врача Джона Кука, приглашенного в 1736 г. на службу в Россию. ²³

Извлеченные из этих книг описания достопримечательностей русской столицы дополняют рассказ Тремера и помогают нам понять, каким представлялся Петербург современникам «германо-француза».

Иоганн Христиан Тремер

ПРОЩАНИЕ С ПЕТЕРБУРГОМ

1735 ²⁴

Прощай, Санкт-Петербург! Тебе дивится свет!
Прими и от меня на память сей привет.
Все редкости твои увидев, слава богу,
Отправлюсь я теперь в обратную дорогу
И, воротившись вновь к родному очагу,
Твое величие прославить я смогу.

Такие здесь балы и ассамблеи правят,
Что за собою много стран оставят:
На каждом празднике все гости при дворе
В алмазах, золоте, шелках и серебре.
Не зная, кто в котором звании и чине,
Подумаешь, что здесь лишь князи и княгини.

Я счастлив, что благой достался мне удел,
И я на торжества на эти поглядел.
Я ими восхищен и постараюсь кратко
О всем увиденном поведать по порядку.

3 октября

Едва прибыв сюда, я был увидеть рад
Столичной гвардии ученье и парад,
И сразу же пришлось изрядно удивиться
Тому, как многолюдна свита у царицы,
И как блистает красотою и умом
Гнедая лошадь под царицыным седлом.
Хотя Другим коням и не дал бог рассудка,
Но эта знает, что царям служить не шутка:
Она не ходит, а танцует на лету —
Не часто встретишь ты такую красоту.
Мне стало ведомо, что этот дар отменный
Царице прислан императором из Вены.

Мундиры свитские от шеи и до пят
Не то что бархатом, а золотом горят,
И так же убрана и в золото одета
Ее величества парадная карета.
Восьмерка лошадей в карету впряжена,
Как будто только что сошедших с полотна.
Гвардейцы конные подобраны на диво:
Одеты хорошо и выглядят красиво,
На черных лошадях сидят к плечу плечом,
Немецкой гвардии не уступив ни в чем.

На этом празднике увидел я впервые
Ее величество царицу всей России —
Жемчужину среди правителей всех стран,
Ей благородный нрав и ум высокий дан.
По милости судьбы с ней оказавшись рядом,
Я любовался ею больше, чем парадом. [16]

Французов видел я, попавших в русский плен
Под Данцигом в бою у осажденных стен. ²⁵
Они узнали вкус российских пуль и ядер
И им разрешено быть нынче на параде.
От гвардии они не отводили глаз:
В бою случалось им встречаться с ней не раз,

Но, увидав ее впервые на ученье,
От выучки ее остались в восхищенье.

Парад происходил при ясном свете дня,
Но ловкий вор платок похитил у меня.
Подобный знак вниманья в день прибытья
Не так уж и стремился заслужить я.

4 октября

Кадетов видел я ученье и парад —
Таких и в Пруссии не увидать солдат!

30 ноября

На праздник ордена апостола Андрея
Впервые оказался при дворе я.
Был этот пир великолепен и богат,
С царицей за столом сидели гости в ряд,
Когда она, служа величия примером,
Дала обед своим достойным кавалерам. ²⁶

5 сентября, 7 декабря

На троне царском я царицу видел сам —
Когда прием она устроила послам:
Из Вены, Данцига, Парижа и Варшавы,
Прислали их соседние державы,
Тайша калмыцкий и татарский хан,
Персидский шах и государи прочих стран.

1736 ²⁷

В день новогодний с барабанным боем
Смешались звуки флейт, литавр и гобоев,
И яркий фейерверк зажжен был надо льдом,
Картину дивную изобразив огнем.
Ракеты лопались, а пушки так гремели,
Как будто невский лед разбить они хотели.
Когда ж на стенах крепостных зажглись огни,
Казалось, пламенем охвачены они.
Такой чудесной красоты иллюминаций
У нас в Германии не видел я, признаться,
А здесь не редкость вовсе это торжество —
Четырежды я был свидетелем его.

Еще один парад в Крещенье был устроен:
Полки гвардейские на льду стояли строем.
Покуда новую святили Иордань,
Изрядную пришлось отдать морозу дань.
Зато и реку заморозил он, как надо,
И превратил в помост, пригодный для парада. ²⁸

28 апреля

Все торжества затмил красой своей
Коронования царицы юбилей.
Поскольку зимний лед растоплен был весною,
То в этот раз огни зажглися над водою,
Четыре яхты в этот день видали мы,
Увитых флагами от носа до кормы.
На солнце яхты позолотою блистали,
А флаги пестрые под ветром трепетали,
И с музыкою в лад кружились славно там
Шеренги кавалеров и прекрасных дам.

Царица русская при мне не раз, бывало,
В Адмиралтейский двор на шлюпке приезжала,
И на ее глазах красавцы-корабли,
Покинув стапели, в речные воды шли.

Царицын Летний дом расположился рядом
С огромным и прекрасным Летним садом,
В котором статуи античные стоят —
Купили в Риме их, не пожалев затрат.
Диковинных зверей тут держат на потеху:
Я на бобра не смог смотреть без смеху —
То под водой затеет он переполох,
То на себе, как баба, ищет блох.
Живого соболя здесь можно видеть тоже,
Хоть мех его и мал, но всех мехов дороже. ²⁹

Царицын Зимний дом я также повидал,
Особенно хорош в нем золоченый зал:
Все живописцы, что в столице здешней жили,
К его убранству руку приложили,
А те сокровища, что выставлены тут,
Свою историю из дальних стран ведут. ³⁰

У Зимнего дворца увидел я оленей,
У самоедов взятых для увеселений.
Огромные рога у них над головой,
Подобные большой лопате снеговой.
О силе их я мог судить на деле —
Они меня едва рогами не поддели,
Наверно, вздумалось им мой проверить вес,
Но я откланялся и поскорей исчез.

Издалека со всех сторон открыта взорам
Златая звонница над крепостным собором.
Прах русского царя и прах его жены [17]
В соборе том в больших гробах погребены. (Петр I и Екатерина. (Здесь и далее примечания И. Тремера).)
На бастионах пушки в боевом порядке —
Когда на них глядишь, душа уходит в пятки.

Я видел первый дом, построенный в столице,
Верейка (верейка — небольшая лодка с двумя веслами, на которой Петр I впервые плавал в Москве.) первая в том домике хранится.
Великий Петр под этим кровом жил,
Когда с царицей он сюда приплыл.
Сей славный памятник вниманья удостоен,
И для сохранности над ним футляр построен. ³¹

Что в Академии я видел — и не счесть:
Во-первых, восковой портрет царя здесь есть,
А также кабинет сокровищ и диковин,
С которыми в цене ничто не станет вровень,
Там Господин Отец всех глобусов стоит —
Настолько же велик, насколь и знаменит.
Зверей невиданных там целая палата,
Скелет огромный, что французом был когда-то,
А рядом за стеклом витрины предстает
Утроба матери, где созревает плод,
И можете теперь увидеть вы на деле,
Как проводили время в материнском теле. ³²

На Пушечном дворе Литейный строят дом,
Такой большой, что даже верится с трудом.
Подобен будет он аптеке Люцифера,
Где в огненных котлах кипят мышьяк и сера.
Здесь кубки будут лить и отливать стволы,
В которых ядра запоют, летя из мглы.
Мне в Данциге пришлось услышать это пенье,
И звук его привел меня в оцепененье,
Когда драконы с пламенным хвостом
Все разрушали на пути своем.

Совсем недалеко от Пушечного дома
Зверей показывают, многим незнакомых.
Пантера с львицей, как цепные псы,
Сидят там смирно целые часы.

Я видел в Гавани и на Дворе Галерном
Суда и склады в изобилии примерном;
Кадетский корпус, где дворянские сыны
В науках и в строю преуспевать должны;
Аптеку царскую, где собраны лекарства,
Которых для всего хватило б государства.
Столь много снадобий, как думается мне,
Не сыщешь, верно, ни в какой другой стране. ³³

Мануфактуру мне показывали тут,
В которой гобелены и шпалеры ткут.

Увидеть можно с вала крепостного
Огромный госпиталь, что за рекой основан.
На деньги царские содержат в нем больных,
Порой до сотни здесь число доходит их. ³⁴

Особенно меня приводит в восхищенье
Плавучий Невский мост — чудесное творенье!
Как только Ладога в Неву отправит лед,
Мост скажет всем: «Адье!» и к берегам уйдет.
Но лед пройдет, и мост с веселым летом вместе
Окажется опять на том же самом месте. ³⁵

О, Невский монастырь! Коль будет завершен,
То настоящим русским чудом станет он
И сотоварищем того Эскуриала,
О коем столько лет Испания трещала.

Где Ниеншанц стоял, что был у шведов взят,
Давно уже одни развалины лежат.

Из всех окрестностей столицы, без сомненья,
Прекрасный Петергоф достоин предпочтенья. (Императорские пригородные дворцы: Стрельна, Екатерингоф и — самый лучший из них — Петергоф. Ежегодно ее императорское величество со своим двором несколько недель в июле и в августе удостаивает его чести пребывания в нем.)
В Ораниенбауме я тоже побывал, (Ораниенбаум — увеселительный дворец, построенный в свое время князем Меншиковым в получасе езды от Петергофа на берегу моря.)
А также флот в кронштадтской гавани видал.
Корабль огромный там стоит в ряду с другими,
«Петра Великого» не зря он носит имя.
Хотелось бы хоть раз девицу встретить мне, [18]
Что с мачтою его сравнится в толщине.
В его каюте адмиральской стены
Обшиты деревом породы драгоценной.
И, наконец, над всем владычествуют там
Сто десять пушек, размещенных по бортам. ³⁶
Теперь корабль еще огромней строят ³⁷
И именем «Великой Анны» удостоят. (Этот корабль будет значительно больше первого, и его можно будет счесть за чудо.)

Тому, кто съездит из столицы в Систербек, (Селение в 15 верстах от Петербурга. В нем построена машина, приводимая в действие колесом и выполняющая работу ста человек. На ней можно изготовить, все, что нужно, из железа, стали и любого металла.)
Машин искуснейших не позабыть вовек —
Ведь ежели о них услышишь от другого,
Решишь, наверно, что не может быть такого. ³⁸

Я и на Ухте (Ухта — городок в полумиле от Петербурга.) был, где с гор под Новый Год
На маленьких санях катается народ. ³⁹

Увидев русские пасхальные забавы,
От смеха я едва не надорвался, право.
Качели от земли уносят к небесам,
И я осмелился изведать это сам,
Но, слава богу, я недолго покачался,
А то уже почти без головы остался.
Я поглядел, как веселятся мужики:
Катают яйца и играют в городки,
Танцуют, скачут, потасовки затевают,
И песни шуточные громко распевают.
Но кто сфальшивит, тот поплатится за грех —
Его тотчас кнутом (Кнут — кожаный ремень длиной в 4 локтя и шириной в 2 пальца; с одного конца он сужается, а другим прикреплен к короткой палке. Наказанию кнутом подвергают большей части на площади, созывая народ барабанным боем. Прочитав приговор, вызывают сильного мужика из числа собравшихся зрителей и привязывают к нему на спину осужденного. Это часто вызывает смех, потому что мужики неохотно на это соглашаются. Палач стоит с засученными рукавами в нескольких шагах и, нанося удары, каждый раз подпрыгивает. Бьет он так аккуратно, что следы ложатся один рядом с другим. Наказанный получает 12, 16, 20 или 30 ударов, прошибающих до костей. По окончании экзекуции мужик, служивший подпоркой, мгновенно убегает под громкие крики зрителей.) отделают при всех.
Знакомство с «кошкою» (Кошка — почти то же самое, что католический бич, но с узлами.) не слаще будет тоже:
Она мяучит так, что лопается кожа.
А ежели кому пропишут и батог, (Батоги — длинные палки, их берут по две штуки в руку. Обычно это поручают барабанщикам, один из которых прижимает коленями голову и плечи осужденного, лежащего обнаженным на земле, а другой — прижимает ноги. Они наносят удары с обеих сторон, а иногда переворачивают наказанного и бьют по животу. При наказании кошкой поступают таким же образом, нанося 12, 20, 30 или 40 ударов.)
Избарабанят с головы до ног.

Не знаю, где еще случается такое,
Чтоб по речному льду шли корабли зимою.
Для этого сперва расчистить путь должны
Достаточной длины и нужной ширины,
Потом полозья к кораблю приставить,
Наладить паруса, на верный курс направить,
И полетит по льду громада корабля,
Пока дорогу ей не преградит земля.
Подобным образом Великий Петр когда-то
Примчался в Петербург однажды из Кронштадта.

Итак, увидел я все прелести столицы,
Всем праздникам ее сумел я подивиться,
Во всех ее местах мне доводилось быть,
И лишь одно из них хотел бы я забыть,
В котором восседает смерть на троне,
И чужеземцев навсегда хоронит.
Самсона именем приют сей наречен, (Немецкое кладбище, именуемое Самсоньевским и находящееся за Петербургской крепостью.)
И я боюсь, что ненароком сей Самсон
Меня за филистимлянина примет,
Ослиной челюстью побьет и жизнь отнимет.
Нет, нет! — я так легко ее не отдаю,
И лучше уж вернусь в Саксонию свою.

21. G. Bulfinger. Von den Merkwurdikeiten der Stadt Petersburg. Tubingen, [1731]. Русский перевод: Извлечение из речи академика Бюльфингера, произнесенной в 1731 г. о петербургских достопримечательностях. — Ученые записки Академии наук по первому и третьему отделениям, т. 3, вып. 4, 1855 (далее: Бюлъфингер).

22. Р. von Haven. Reise in Russland. Copenhagen, 1744.

23. J. Cook. Voyages and Travels through the Russian Empire, Tartary and Part of the Kingdom of Persia, vol. I. Edinburgh, 1770.

24. Дата, внесенная в лейпцигское издание поэмы, содержит ошибку: надо было не 1735, а 1734.

25. В 1734 г. при взятии Данцига войска фельдмаршала Миниха захватили в плен около двух тысяч солдат и офицеров французского десанта, пришедшего на помощь осажденному гарнизону города.

26. «Кавалерский праздник святого Андрея Первозванного» был одним из главных праздников при русском дворе.

27. Следовало не 1736, а 1735. См. прим. 24.

28. Ср. описание водосвятия в книге П. Хавена: «Русские в день трех волхвов празднуют крещение Христа и в честь этого устраивают водосвятие. В И часов утра после окончания церковной службы императрица и знатнейшие из ее придворных, а также множество священников располагаются на помосте, сооруженном на берегу Невы и убранном ветвями так, что его почти не видно. Один из епископов обращается с краткой речью к собравшимся и совершает освящение с подобающими церемониями. После этого стреляют пушки из крепости, а стоящие на льду в каре 6 полков пешей гвардии — около десяти или одиннадцати тысяч человек — трижды открывают беглый огонь» (Р. von Haven. Op. cit., S. 60).

29. П. Дешизо отмечает в своей книге: «Царские сады распланированы на голландский манер и украшены беседками, решетками и прочими безделушками, среди которых имеется несколько статуй, заслуживающих внимания. Меня возмутило, что те части этих статуй, которые не принято оставлять обнаженными, не прикрыты здесь даже листиками. Надо упомянуть также о вольере, об иностранных растениях и о диковинных животных на лугу возле сада» (Р. Deschisaux. Op. cit., рр. 20-21).

30. Ср. описание построенного в 1732-1736 гг. «третьего Зимнего дворца» в книге Д. Кука: «В полумиле от Летнего дворца на южном берегу Невы находится прекрасное каменное здание, занимающее большую площадь и состоящее из множества просторных комнат. Его называют "Зимним дворцом". Это, вероятно, одно из лучших зданий в Европе, причем внутри оно еще лучше, чем снаружи. Ни в одном дворце не увидишь более прекрасной мебели, сделанной из самых дорогих материалов и самым искусным образом» — (J. Cook. Op. cit., р. 16).

31. Ср. другие описания домика Петра I в 1720-1730 гг.: «На одном из островов Невы Петр в 1703 г. построил первый дом, если только это можно назвать домом: маленькое низкое строение из досок и брусьев для укрытия от непогоды и для отдыха. Его сохраняют в качестве памятника, окружив деревянной галереей на каменном фундаменте высотой в два-три фута» (A. de La Motraye. Op. cit., p. 226). «Это самый первый дом, построенный в Петербурге. Его построил собственноручно царь Петр I без чьей-либо помощи. Поэтому, а также ввиду его достопримечательности, над ним построен другой дом — побольше него — для пущей его сохранности» (Р. von Haven. Op. cit., S. 139). «Самый старый и самый чтимый (в Петербурге) — маленький дом, построенный основателем этого-города и отцом величия русской империи Петром I. Он построен из дерева и состоит из маленькой кухни, комнаты для занятий и для еды и маленькой спальни, едва вмещающей большую кровать. Вокруг него — крытая галерея, которой император пользовался в дождливую погоду или в невыносимую жару. Возле домика находится первая лодка, построенная царем в Петербурге. Домик и лодка покрыты деревянным навесом, чтобы сохранить их от непогоды» (J. Cook. Op. cit., рр. 14-15).

32. Ср. рассказ Д. Кука о посещении им Академии наук: «Академия помещается в прекрасном большом двухэтажном здании с великолепным куполом посредине и с обсерваторией. Под куполом — большое помещение длиной и шириной в триста футов. На каждом его ярусе помещена круговая галерея, но оно не разделено на этажи, так что можно с самого низа видеть купол. В каждой из этих галерей хранятся различные природные и искусно сделанные диковины, а также хорошая библиотека. В одной из галерей находится чучело француза — он был самым высоким человеком, какого я видел. В другой витрине — его скелет...

Я побывал в трех больших залах, в одном из которых собраны все виды почв, ископаемых, камней, руд, металлов и минералов; в другой — все виды раковин, лишайников, кораллов и т. д.; в третьей — помещена восковая фигура Петра Великого в натуральную величину. Он сидит в кресле и одет в синий мундир, жилет и штаны и в белые чулки. Ноги его скрещены, а голова не покрыта — на ней короткие черные волосы; на боку у него кортик...

В другой части здания я увидел очень большой глобус, но не помню, что на нем изображено — земля или небо. С одной стороны он открывается, так что 3 или 4 человека могут разместиться на скамейках вокруг стола» (Ibid., рр. 56-57).

О фигуре Петра I пишет и Г. Бюльфинтер: «Я не должен забыть произведения графа Растрелли: видишь императора во весь рост, сидящего и облаченного в то самое платье, которое он надевал в день коронации своей супруги. Лицо и руки сделаны из воска, и все зрители узнают его черты, как будто бы он сидел перед ними живой» (Бюлъфингер, с. 709).

33. Ср. описание петербургской аптеки в книге П. Хавена: «Большая, так называемая Придворная аптека, которая прежде помещалась в крепости, находится теперь на Дворцовой стороне. Так же, как и Московская аптека, она почти не имеет себе равных во всем мире. Эта аптека примечательна не только огромным помещением, числом пациентов, почти невероятным количеством лекарств, ежегодно изготовляемых в ней и отправляемых в армию, но и тем, что все сосуды в ней сделаны из тончайшего китайского фарфора» (Р. von Haven. Op. cit., S. 133-134).

34. Приводим два описания петербургского госпиталя, первое из которых относится к 1726 г., а второе — к 1736 г.: «Новый госпиталь возле сахарной фабрики еще не достроен. Он состоит из двух корпусов: одного — для солдат, другого — для матросов. В обоих концах этого здания имеются залы — амфитеатры для вскрытий и анатомических демонстраций. Большие покои разделены на небольшие комнаты, отапливаемые печами. Те, кто больны одной и той же болезнью, собраны вместе. Для больных имеются бани» (Р. Deschisaux. Op. cit., р. 21). «Петр I основал в Петербурге два больших царских госпиталя: один — для армии, другой — для флота. Они соединены друг с другом и занимают три стороны площади. В середине фасада, выходящего на Неву, находится церковь, предназначенная для обоих госпиталей. Палаты хорошо оборудованы. Здание — двухэтажное, вдоль обоих госпиталей проходит крытая галерея, по которой можно гулять, не опасаясь непогоды. По углам каждого госпиталя — анатомические театры и секционные комнаты... Театры такой величины, что в них может поместиться 200 или 300 зрителей... Часовые следят за тем, чтобы никто не выходил из госпиталя и не входил в него, кроме тех, кому дозволено. К числу таких лиц относятся главный хирург, пять ординарных хирургов, 10 суб-хирургов или фельдшеров и по 20 студентов в каждом госпитале» (J. Cook. Op. cit., рр. 30-31).

35. Ср. описание разводки моста через Неву в книге П. Хавена: «В Петербург пришла зима. С Ладожского озера уже пошли обломки льдин, поэтому решено было не оставлять дольше мост между Дворцовой стороной и Васильевским островом. Этот длинный и красивый мост искусно составлен из нескольких частей и помещен на паромах, соединенных большими железными цепями. Постройка и содержание его стоили больших денег, поэтому все, кто идут или едут по этому мосту, должны платить мостовую пошлину. Когда начинают со дня на день ждать (осеннего) ледохода, паромы разъединяют, и каждый паром с находящейся на нем частью моста отводят к берегу, где он остается на всю зиму, пока река не вскроется» (Р. von Haven. Op. cit., S. 49-50).

36. Ср. описание «Петра Великого» у Г. Бюльфингера: «Над водою возвышается сооружение более чем трехэтажное: длиною в 180, а шириной 52 фута. Большая часть его великолепно разукрашена золоченой резьбой. Вместо окошек четырехугольные отверстия, из которых выглядывают тяжелые орудия... Внутри просторные, снабженные галереями каюты, из них одна, выложенная кедровым деревом, привозимым из Сибири, услаждает входящих весьма приятным запахом... Огромно и вместе с тем искусно должно быть сооружение, в котором живет от восьмисот до девятисот человек и которое носит 100 и более штук тяжелых орудий...» (Бюлъфингер, с. 703).

37. По словам Д. Кука, он видел в Адмиралтействе строящийся корабль «Императрица Анна», на котором установлено 120 пушек (J. Cook. Op. cit., р. 58).

38. Систербек — позднее Сестрорецк. О Сестрорецком заводе см. у Г. Бюльфингера: «Нет железной работы, которая не производилась бы в Систербеке посредством машин, приводимых в движение водою» (Бюлъфингер, с. 709).

39. Ухта — теперешняя Охта. Ср. у П. Хавена: «В разгар зимы строят из досок гору высотою в 20 локтей, круто спускающуюся к речному льду. Эту деревянную гору поливают водой, пока она не обледенеет. С одной стороны ее получается ледяной скат длиной в 100 аршин, с другой — делают лестницу. С началом карнавала находится много мужчин и женщин, желающих прокатиться с горы, заплатив тем, кто ее построил, по копейке за каждый раз. Они садятся на маленькие санки, их подталкивают, и они мчатся с неописуемой скоростью далеко по ледяной дорожке» (Р. von Haven. Op. cit., S. 88).

Текст воспроизведен по изданию: Первая поэма о Петербурге // Памятники культуры: новые открытия. Письменность, искусство, археология. Ежегодник, 1979. Л. Наука. 1980

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

<<-Вернуться назад

ПЕРВАЯ ПОЭМА О ПЕТЕРБУРГЕ

Комментарии