ОСАДА ВЫБОРГА

1710 ГОД ¹

(С рисунком и картами).

Разбив армию шведов под Полтавой, Царь решает развить победу и переходить к действиям на Балтийском побережье. Попытка Швеции заставить Россию вернуть захваченные и завоеванные пункты по Неве и по Финскому заливу, от Невы до Нарвы, отбита, и мы переходим из обороны опять в наступление, с целью отодвинуть границы неприятеля от Невы и Петербурга, обеспечить себе покой на всем южном берегу Финского залива и, быть может, с намерением заручиться возможно большей территорией шведов, чтобы было с чего сбавлять в период «негоциаций» о мире.

Непосредственной задачей для достижения этих целей явилось взятие крепостей Выборга и Кексгольма, для обеспечения со стороны Финляндии, и крепостей Риги, Ревеля и Пернова, для затруднения шведам высадки морских десантов. [26]

В январе 1710 года между Россией и Турцией было заключено на 30 лет перемирие, развязавшее нам руки для продолжения шведской войны.

21-го февраля Царь вернулся из Москвы в Петербург. Тотчас по прибыли, Государь пожаловал Федора Матвеевича Апраксина за действия в Ингрии и Эстляндии «в небытность его Государеву в Петербурге» графским титулом и «дал указ, чтобы он, собрался, шел под Выборга» ².

Осадой Выборга начиналось решение задачи 1710 года.

О расположении Либекера, на котором лежала охрана всей Финляндии и, в частности, защита Выборга, в Петербурге было известно, что он распустил остатки своего корпуса на широкие [27] зимние квартиры в глубине страны, оставив в гарнизоне крепости около 4 тыс. человек. Это сведение указало Царю, что открытое прямое движение на Выборг по Петербургской дороге привлечет немедленно к защите крепости весь корпус Либекера, и отразилось в решениях Великого Полководца, как всегда свободною от рутины, смелою мыслью провести осадный корпус по льду и обложить Выборг внезапно.

Корпус графа Апраксина собирался на острове Котлине. Подготовка к походу на Выборг, очевидно, велась всю зиму, так как иначе не могла бы проявиться столь несвойственная графу Федору Матвеевичу быстрота: 21-го февраля был дан указ о походе, а 11-го марта он уже доносил с Котлина Царю, что часть провианта собрана и сложена на подводы, подводы розданы по 163 в 16 полков и, хотя еще не все готово, но, доносил Апраксин, «с чем сберусь, с тем сего месяца шестого на десять числа, ежели изволит Ваше Царское Величество, неотложно пойду».

На другой же день, 12-го марта, с Котлина острова выступил передовой отряд, а вслед за ним, в несколько эшелонов и главные силы.

Отряд шел с Котлина мимо Березовых островов на северный берег залива и сделал не меньше полутораста верст ледяною степью. 99 лет спустя, был совершен такой же мартовский переход по льду Ботнического залива, но сколько воспоминаний, сколько восторгов и удивления вызывает доныне этот эпизод войны 1809 года. А между тем переход Апраксина едва ли потребовал меньше напряжения, мужества и порядка, чтобы совершить в тот блестящий подвиг. То же бездорожье, та же бесприютность, те же ветры, холод, жуткость, невольно овладевающая душой при виде мертвой пустыни льдин, занесенных снегом, — это были все те же Испытания, которые сто лет спустя с честью вынесли Александровские герои — внуки и правнуки Петровских служак.

Перейдя залив, граф Апраксин вывел отряд на северный [28] берег, верстах в 15 западнее Выборга и направил мимо озера Терва-ярви, обходом на Вильманстрандскую дорогу.

21-го марта в 7 час. утра авангард под командой бригадира Чернышева подошёл к Выборгскому посаду с северо-западной стороны. В посаде оказались два шведских полка, которые немедленно были выбиты и, как доносил Царю Апраксин, «не вытерпя от наших солдат жестокого наступления», — отступили в крепость; «магазины смольные, также и артилерные, сами зажгли и весь посад, сколько возможно, трудились, чтоб сжечь; только наши солдаты того им делать не велели».

Потеря наша при взятии посада была ничтожна — во всем отряде двое убитых и 12 раненых; но «от неприятелей побило и ранено не малое число, да еще захвачено в плен капрал и 5 солдат».

На другой день по Вильманстрандской дороге подтянулся весь отряд и расположился в посаде. «Квартиры», доносил Апраксин, «благодарим Бога, нарочитые и дров по нужде достать можем».

В первый же день граф Федор Матвеевич вместе с французом инженером Де-Лапатриером, выезжал на рекогносцировку крепости.

Потревоженная крепость и занятый русскими посад лежали на двух противоположных берегах узкого протока, шириной от полуверсты, местами до полутораста шагов, который соединял залив и море; Выборг лежал впереди на мысу, всунувшемся, как носок сапога, в занятый врагами берег; глубокий изгиб протока в нашу сторону и длинная возвышенная коса, вытянувшаяся на версту вправо от посада, давали нам возможность с трех сторон осматривать крепость и осадить ее шанцами и осадными батареями; самая крепость представлялась нам кучно застроенным городом, обнесенным крепостною стеной, укрепленной на углах невысокими капонирными башнями; от посада через самый угол изгиба протока тянулся в крепость длиннейший мост на плашкоутах; против середины моста на островке возвышался знаменитый замок «Ланг-Герман», уже четыре века стоявший на страже города, грозя на все стороны рядами амбразур и бойниц; мост от посада до замка был местами разрушен, а лед в протоке проколот вокруг всей крепости и замка.

Рекогносцировка крепости привела графа Апраксина к [29] совершенно естественному решению выйти из посада влево и вправо двумя ветвями апрошей и приблизиться ими с одной стороны к «высокому Герману», «понеже зело нам докучает и далеко стреляет», а с другой стороны, пользуясь косою, охватить самый (Карта) уязвимый фас, обращенный к устью пролива и неприкрытый пальбой из замка.

Кроме того, Федор Матвеевич приказал соорудить «два шанца» в тылу отряда на случай «неприятельского приходу [30] морем», после вскрытия льдов, и решили, по окончании вывода траншей, немедленно перевести 6 полков, под командой генерала Берхгольца, на Выборгский берег для обложения и осады крепости с противоположной стороны.

На письмо Апраксина от 23-го марта, в котором граф доносил Государю о взятии посада и своих распоряжениях, Царь отвечал:

«Приятное ваше писание о счастливом приходе к блокаде и о овладении, по доброй акции, палисадом, сего утра вручено, которыми добрым сего дела началом вашу милость взаимно поздравляем, и всех с вами трудившихся».

В тот же день, 23-го марта, начались осадные работы. Легко себе представить, какой это был ужасный труд. Зима еще далеко не сдавалась, стояли «великие морозы» ³ и кирка либо билась о камень, либо ломала кусками мерзлую землю. Где было можно, пробивали траншеи; где встречалась голая скала, сооружали бруствер из мешков, набитых шерстью; крепились ожесточенной работой против мороза и ветра, дувшего с моря, и, несмотря на все невзгоды, в неделю охватили крепость батареями и полутора верстной дугой апрошей.

Неприятель мало мешал нашим работам.

«Высокий Герман» гремел непрестанно, «докучая» своею стрельбой, но «тяжкого помешательства» учинить нам не мог ⁴. Шведы сами торопливо возводили на крепостном валу три контрбатареи против наших батарей, вытягивавшихся вдоль косы, и ограничивались покуда метанием мортирных бомб, но и те нашим шанцам «шкоды великой» не чинили ⁵.

26-го марта, во время работ, в отряде распространилось было тревожное известие, что в тылу, в шестидесяти верстах, стоят два неприятельских полка, за которыми, конечно, можно было ожидать наступления и всех полков Либекера. Но высланный немедленно бригадир Чернышев с 2 тыс. пехоты и 6 тыс. конницы, доложил, вернувшись, что «в тех местах нашел одного майора во сто двадцати человек и побил мало не всех ⁶.

30-го марта началось бомбардирование замка и крепости навесным огнем, а 1-го апреля открыли огонь пушечные батареи. [31] Бомбардировка начиналась удачно. «В первый день посадили в город и в замок 130 бомб, а в другой день девяносто»; дальше каждый день стреляли по 65-ти.

Десять бомб «(по)трафили... как лучше быть не мочно» и в ночь на 2-е апреля в нашем лагере была великая радость: «Ланг-Герман» загорался и зарево всю ночь освещало посад и осажденную крепость; огонь выжег всю середину замка и крышу; но крепкие своды не поддались и, к общему диву, едва прекратился пожар, из замка снова открыли «знатную» стрельбу. В городе от наших бомб тоже началась немалая тревога: несколько домов было разрушено, жители перебирались в погреба, а солдаты, по словам перебежчиков, оставались день и ночь на валах.

Зато в артиллерийском состязании прицельных орудий перевес склонялся, очевидно, на сторону шведов. Мы имели всего двенадцать 12-ти-фунтовыхъ пушек, из которых часть стреляла по замку, а другие из шанцев, возведенных на косе, по городской стене. Неприятельские батареи, сооруженные на стене, отстояли от наших «в расстоянии мушкетной стрельбы» и стреляли, по словам Апраксина, «зело жестоко и цельно; одну пушку у нас разбили так, что стрелять не можно, а другая раздулась от многой стрельбы» ⁷.

Вместе с открытием бомбардировки крепости, роль пехоты в осаде Выборга стала пассивной и уступила артиллеристам первое место. Наступил долгий полуторамесячный период «утеснения» крепости метанием бомб и бесплодной пальбой по крепким стенам из наших, непригодных для такого дела, пушек. Граф Федор Матвеевич сознавался в нашем бессилии сделать брешь и доносил Царю, что «трудим бомбами сколько можем, а пушки наши нам мало помогают, понеже зело мало и легки; когда мы начнем стрелять, то неприятель против одной из десяти стреляет» ⁸. Простой подсчет выпущенных с обеих сторон снарядов показывает, что мы могли рассчитывать взять крепость либо измором, либо открытым штурмом с эскаладой стен.

С 21-го марта по 8-е апреля шведы бросали в день: из мортир от 10-ти до 30-ти бомб, а из пушек от 100 до 300, а однажды, 4-го апреля, целую тысячу снарядов; с нашей стороны, с начала бомбардировки по 8-е апреля, бросали из [32] мортир от 20-ти до 150 бомб ежедневно, а из пушек всего лишь от 45 до 250. В сумме, но 8-е апреля шведы выпустили из мортир 265 и из пушек 3,033 снаряда, а мы из мортир 961 и из пушек 966 ⁹.

Мысль о штурме даже возникла было среди ближайших помощников графа Апраксина и граф сообщил ее Царю с приложением «априса в котором месте желаем штурмовать» ¹⁰, но Государь указал ему на полную неподготовленность штурма и разрешал вести войска только на свой страх: «обаче под такой кондицией, что ежели совершенно надежду в том видите, — с Богом делайте, а ежели оная худо последует, — то должны будете ответ дать» ¹¹.

Федор Матвеевич, менее всего способный на проявление инициативы и принятие на себя ответственности перед Царем, отвечал Государю, вероятно в великом ужасе, что «в такой страх без повеления... никогда вступить не мыслил. А что предлагали господа генералы-майоры, того... было недонести невозможно» ¹².

Переписка Царя с Апраксиным о штурме пришлась как раз на Пасху (9-го апреля) и оба письма закончены взаимными поздравлениями Царя и войск осадного корпуса. Государь писал:

«При сем поздравляем вам и при вас будущих с приходящим праздником восстания Христова.

Piter».

Граф Апраксин отвечал:

«Господа генералы-майоры и господин бригадир и все офицеры поздравляют Ваше Величество с настоящим сим праздником».

В те же дни, когда у нас шло обсуждение вопроса об открытом штурме, в крепости готовились сделать попытку сбросить осаду. 12-го апреля шведы произвели «из города на наши шанцы» сильную вылазку, но были отбиты «с не малым уроном». В сказках офицеров гренадерского и Троицкого полков отмечено ¹³ участие в отражении этой вылазки; но также глухо, как и Апраксин глухо говорит в своем донесении Государю, — нельзя даже выяснить на какой пункт была направлена вылазка. [33]

Можно вообще заметить, что для выяснения роли отдельных частей при осаде Выборга, материалов сохранилось немного. О службе гренадерского полка в первый период бомбардирования, с начала апреля до половины мая, можно сказать как обо всей пехоте, что ходили на работы, удлиняли и усиливали апроши, быть может и без нужды, но в силу мнения Апраксина, что если уменьшить работы, то «неприятелю будет кураж», и занимали караулы в шанцах, с постоянной тревогой ожидая вылазку.

Кроме того, от полков высылались офицеры и люди в разные «партии». Об одной из таких партий, случившейся в Вербное воскресенье, 2-го апреля, сохранился рассказ.

На пути между Петербургом и Выборгом, по которому ходила почта между Царем и Апраксиными, лежала, прославившаяся во время войны, станица «Кивиков». Русские их называли попросту разбойниками, но есть однако основание верить и шведским указаниям, что это было гнездо отважного партизана Кивика, бывшего прежде офицером. «Кивики» жестоко докучали нам с самого начала военных действий за Невой, теперь же, во время осады Выборга, постоянно грозили перервать сношение со столицей. 2-го апреля поручик гренадерского полка Иван Никифорович Найдинский был послан с командой в несколько человек на лыжах против партии «кивиков», появившихся у нас где-то в тылу ¹⁴. Лихой охотник выискал неприятеля, напал «в сам третей», — т. е. один против трех, на конную партию кивиков из 30 человек, разбил их, взял в плен 17 «рейтар» и привел их к бригадиру Чернышеву. По выражению графа Апраксина, в числе 17-ти пленников был один «их воровской поручик». Бедных кивиков постигла жестокая судьба: четырех Апраксин приказал «по дорогам развешать», а «13 человек послал в Санкт-Петербург и писал, чтоб отправили в Азов в вечную каторжную работу вместе с «воровским поручиком».

Несколько позже, гренадерам случилось и еще раз встретиться вероятно с теми же кивиками. 24-го апреля к Апраксину приезжал от Царя курьером бывший первым командиром гренадерского полка подполковник Лутковской; Илья Ерофеевич побывал в апрошах, повидал свое детище гренадерский полк и через несколько дней, под конвоем гренадер и казаков, ехал [34] назад с ответом Апраксина; на пятой же версте от Выборга на них напала партия «драгун», но Лутковской сам разбил их своими конвоирами и благополучно доставил Царю письма Апраксина.

Рассказанные мелкие эпизоды только и оживили, хоть на короткое время, флегматичную и пассивную, как сам Федор Матвеевич, осаду. К началу мая мы нисколько не увеличили своих шансов и, даже, напротив, с каждым теплым днем рисковали утратить естественный мост, покрывавший проток. Но штурм, как видно, уже не входил в намерение Апраксина. Все действия его склонялись к «утеснению», измору и вынуждению капитулировать, — к тем традиционным способам взятия крепостей, на которых учился Федор Матвеевич. Апроши все увеличивались, сблизившись уже во многих местах с городской стеной на фузейный выстрел; ежедневно загоралась перестрелка, несколько раз нам удавалось попортить кой-где крепостную ограду, но шведы, как потревоженные муравьи, быстро чинили валы и не давали нам подготовить серьезную брешь. По словам дезертиров, положение в крепости было тяжелое: к 22-му апреля насчитывали убитых больше шести сот человек, в одном из домов было «свезено раненых триста человек» и весь гарнизон был в «непрестанной» и «безмерной» работе.

Но за то и в нашем лагере начала зарождаться тревога, которая нарастала с каждым днем и могла поставить осадный корпус в безвыходное положение.

Все запасы продовольствия, взятого с собой из Кронштадта, были рассчитаны или на скорую сдачу Выборга, или на подвоз морским путем с открытием навигации.

Но еще с самого начала апреля граф Апраксин доносил Царю, что «в конских кормах имеем великое оскудение и не можем своей кавалерии при себе содержать», а к концу апреля уже указывал, что все запасы на исходе и убеждал Государя приложить все меры, «дабы не приять главной нужды».

1-го мая у Апраксина оставалось муки на десять дней и круп на две недели. Недостаток запасов вынудил Апраксина просить Царя повременить с присылкой новых полков и временно отказаться от первоначального плана охватить Выборг и с Петербургской стороны.

Положение с каждым днем становилось тревожней и не могло уже скрываться от нижних чинов. 7-го мая Апраксин [35] писал Государю: «провианту... остается, почитай за нет... надеемся на Ваше Величествие, что изволите к нам прибыть в скорости».

Весна была в полном разгаре, снег повсюду стаял, залив и море очистились ото льда и взоры всех боровшихся под Выборгом обращались с тревогой и надеждой на морскую гладь: шведы ждали выручку, a русские ждали Царя, который сам вел транспорта с провиантом.

Но прошел еще один день, в отряде промелькнула ужасная мысль о мертвой конине, а флота не показывался.

Царь лучше графа Апраксина знал всю опасность его положения и, конечно, не со страхом перед ответственностью, а с Царственным чувством жалости к верным слугам, сильнее его страдал душою, видя наступающую беду.

Флотилия давно стояла на Неве в полной готовности выйти с запасами в море, лишь только взломается лед, но ледоход, заторы и противные ветры задержали выступление из Петербурга до 25-го апреля ¹⁵. 30-го апреля, едва флотилия вышла из Кронштадта, как встретились сплошные льды. Царь сам пустился вперед на разведки на своей шняве ¹⁶ «Лизете» и «целые сутки ходил сам и трудился, чтобы сыскать способ к проходу флота «сквозь лед», но все старания были напрасны и Государь «со своею шнявою с великою нуждою», так что «едва и самих льдом не затерло» ¹⁷, дошел до урочища Курома около Березовых островов. Отсюда Царь писал Апраксину: «истинно всем бы сердцем ради, да натуральный случай не допускает». У Курома 1-го мая собрался весь флота и выжидал покуда разойдется ледяное поле.

5-го мая, едва только стало возможно тронуться вперед, Государь отделил галерные и ластовые суда и повел их к Выборгу лично под своею командой. Почти четверо суток Царь провел в непрестанной опасности, то пробиваясь во льдах, то стаскивая с мелей груженые суда, то разыскивая ночью с утлой шлюпки шхерный фарватер.

9-го мая на передовых постах между нашими и шведскими часовыми, уже научившимися понимать друг друга, шли [36] оживленные переговоры о появившемся флоте. «Неприятельские часовые... спрашивали у наших... чтоб сказали про тот флот, что их ли шведский, или российский: на что наши часовые ответствовали им, что наши, а не их... от чего неприятели в городе пришли в отчаяние».

А в нашем лагере была великая радость. 9-го мая Апраксин ездил к Царю на его судно, а 10-го, распорядившись о разгрузке провианта, артиллерии и амуниции, Царь прибыл в лагерь, обходил апроши и обозревал неприятельскую крепость, подступы и наши работы. До 13-го мая Государь ежедневно бывал среди полков, изучая обстановку и воодушевляя войска, встречавшие Его с особым восторгом; все знали, что только подвиг самого Царя спас отряд от голода ¹⁸.

14-го мая Царь отплыл обратно в Кронштадт, но, уезжая, вручил Апраксину «Рассуждение о добывании Выборга во имя Господне», которое сразу ввело энергию и предприимчивость в осаду и легло в основу наших дальнейших успехов.

В «рассуждении» Царь указывал обложить крепость с Петербургской стороны и подготавливать артиллерией штурм на два самые слабые пункта: на недоконченный равелин, обращенный на подступы с суши, и на крепостную ограду, обращенную к морю; сверх того, Государь вводил новое средство в атаку и указывал присоединить работу галер и подвести с них брандеры для сожжения деревянных бастионов, выходивших к морю.

Для истории строевой службы особенно интересен 9-й пункт «рассуждения» Царя.

«Штурму... конечно... надлежит быть в день, а не ночью (в чем уже довольно отведано что ночные штурмы не удаются, ради многих причин, которые здесь выписывать оставляю). Перед оным же штурмом, в начале, Господа Бога молить подобает всем о помощи. Другое, — добрую диспозицию учинить. Третье, — понеже все дела человеческие от сердца происходят, того ради солдатские сердца Давидом реченным весельем увеселить».

Тотчас же после отъезда Царя, граф Апраксин приступил к исполнению Его указаний. Средства осады к этому времени значительно увеличились: во всем отряде было около 15,000 человек ¹⁹, 80 двадцати четырех и восемнадцати фунтовых [37] и 26 мортир, да сверх того еще галерная эскадра под командой шаутбенахта Боциса, готовая принять участие в штурме.

16-го мая граф Апраксин перевел дивизию Берхгольца, состоявшую из шести полков, на Петербургскую сторону для осады крепости со стороны материка ²⁰.

Гренадерский полк, по всей вероятности, был разделен при этом, по крайней мере, судя по дальнейшему участию офицеров в осаде Выборга, на две (быть может неравные) части: одна вошла в состав дивизии Берхгольца, другая осталась в лагере под командой генерала Брюса.

У Апраксина осталось, после отделенья дивизии Берхгольца, три пехотных и три драгунских полка, но к ним на другой же день подошла из Петербурга Преображенская и Семеновская гвардия и стала лагерем на месте полков Берхгольца.

17-го числа со всех сторон вокруг осажденной крепости началась горячая работа.

На косе под наблюдением генерала Брюса возводилась 40 пушечная батарея для пробития бреши между мостом и башней (N) в самом слабом фасе; ниже батареи, у самой воды, сооружали вторую траншею для мушкетеров и малых мортир ²¹, а на южной стороне Берхольц «занимал посты» и закладывал сразу апроши, 20-ти-пушечную батарею и два мортирных кетеля ²² (X).

К постам, занятым дивизией Берхольца, Выборг был обращен земляным бастионным фронтом с водяным рвом, прикрытым на половину недоконченным равелином; вооружение этого фронта, по свидетельству Апраксина, было «гораздо многопушечно... по передней куртине, кроме флангов и фасов и нижних боев и копунеров ²³, пушечных три боя ²⁴». Со стороны атаки перед серединой фронта лежало болото, но с флангов к обоим бастионам шагов на 200 подходили каменистые возвышенные гряды.

По-видимому, обойдя вне выстрелов крепость, Берхольц занял два поста на концах этих гряд и задался целью связать их апрошами, возводя в то же время батарею и кетели против [38] приморского бастиона «Панцерлакс» (К), указанного ему для конечной атаки.

Гренадеры, судя по дальнейшим действиям, были в составе левого поста, с которого видны были через пролив почти вся коса с батареями Брюса, где сторожила апроши другая половина полка, почти весь фронт крепости, обращенный к морю, и внутренность приморского бастиона и равелина. Впереди, шагах в 400-х от места, где возводилась на этом посту батарея, за недоконченным фасом равелина скрывался капонир (Q), которому суждено было остаться надолго в памяти у гренадер.

Начатые 17-го мая против всех пунктов атаки, земляные работы велись с могучей энергией, которую внушило войскам и начальникам посещение Государя.

Граф Апраксин 24-го мая доносил Царю, что «работы на его стороне приходят во окончание, а у генерал-майора Берхгольца, с помощью Божией, работают без лености ²⁴», несмотря на те особые трудности, с которыми было сопряжено возведение укреплений на его участке, — апроши приходилось вести через болото, а батареи складывать на скале из туров и громадных камней.

Неприятель зорко следил за нашими работами и непрестанной стрельбой с бастиона и редюита равелина (О) «зело тратил людей ²⁵». Ночные работы почти не уменьшали наших потерь, — наступившие «белые» ночи, были «светлы как день», малейшее передвижение орудий по каменистой почве, или удар киркой привлекали на себя внимание осажденных, и шведы немедленно открывали «жестокую» стрельбу и «тратили наших людей так же успешно как днем ²⁶.

Но ни пальба из крепости, ни потери, ни болото, ни скалы не могли удержать ратников Берхгольца; 23-го мая головы апрошей подобрались на 60 сажен к палисаду, а на другой день «люди наши» уже «сидели за камнями» «саженях в тридцати от равелина, капонира и приморского бастиона ²⁷.

К последним числам мая, в исходе второй недели от начала указанных Государем работ, почти что все уже было готово. На косе у Брюса все работы были почти закончены и [39] 40-пушечная батарея ожидала только, когда вооружать батарею Берхгольца, чтобы вместе начать громить приморский фронт; на противоположной дивизии Берхгольца стороне осады были готовы мортирные кетели, грозившие «Ланг-Герману»; у самого Берхгольца на левому посту уже стояли на местах 10 мортир (А), а в ночь на 1-е июня вооружили 13-ти пушечную батарею ²⁸. 24-го мая из Петербурга подошли еще четыре полка пехоты, в которых было около 2½ тысяч человек ²⁹.

По мере того, как росли вокруг крепости наши батареи и в наших войсках росла уверенность в близкой победе, дух осажденного гарнизона заметно падал.

23-го мая, еще со старой мортирной батарейки (V), возведенной на косе, была пробита в стене небольшая брешь и в тот же день из крепости вышел плац-майор с просьбой от коменданта Выборга разрешить послать Либекеру письмо с запросом «будете ли секурсироватъ?» Апраксин отвечал майору, что коменданту было бы лучше не надеяться на помощь «ибо с моря и с суши войсками Царского Величества Выборгская крепость окружена, и ежели он, Комедиант, доброго аккорду не учинит, — то он имеет довольную артиллерию, которою может всю оную крепость разбить». Потом майору показали наши пушки, поглядев на которые он, «сжимая плечами», говорил: «Не уповательно, чтобы до крайнего разорения жители Выборгские оную крепость допустили, но на доброй аккорд сдадут ³⁰». На другой день из крепости вышли 6 человек дезертиров, которые показали, что в городе израсходован весь провиант, и жители «овсом и ячменем питомство имеют» ³¹.

Граф Апраксин исправно доносил Царю о ходе осадных работ, но не решался начать бомбардирования из новых батарей и подготовку бреши без Государева приказа и несколько раз спрашивал Царя — ждать ли его прибытия, или начинать атаку. 31-го мая Апраксин получил от Государя благословение открыть огонь и штурмовать «когда брешь будет готов»; Государь приписывал, что был бы «зело счастлив» если б «зачали стрелать» 30-го мая, в день его рождения, но письмо запоздало ³². [40]

1-го июня, с утра, Апраксин отправил в крепость л.-гв. Преображенского полка майора Лигмана «дабы оную крепость отдали, не дожидаясь жестокого штурма и кровопролития », но коменданта «ответствовал честно», что «де мне крепости без принуждения отдать не мочно, и буду держать, сколько будет возможно» ³³.

В 6 часов пополудни открылась канонада.

Можно себе представить, что творилось в городе. 40 пушек, чуть не с дистанций ружейной стрельбы, громили стену; 13 пушек с Берхгольцовой батареи обстреливали приморский бастион и фланкировали башни вдоль южной стены; 26 мортир, не считая мелких, с трех сторон метали бомбы в осажденную крепость.

В тот же день в городе начался «великий» пожар.

Шведские корабли, уже несколько дней державшиеся на виду у крепости, заслышав бомбардировку, подняли паруса и ушли к Березовым островам, лишая осажденных всякой надежды на помощь. О Либекере не было ни слуху, ни духу.

Бомбардировка продолжалась беспрерывно подряд несколько дней, все больше «утесняя» несчастный гарнизон, и 5-го июня увенчалась желанным успехом. Вся стена, обращенная к Брюсовой батарее на косе, «от самого орлиана ³⁴ (N) мало по самой мост» обрушилась и открыла брешь такого протяжения, что впоследствии на ней становились фронтом два батальона; с угловой вышки, фланкировавшей стену, были сбиты пушки, земля повсюду осыпана и все усилия шведов заделать брешь оставались тщетными.

Со стороны Берхгольца в эти же дни были одержаны большие успехи. На правом посту был занять каменный редут (R) на гласисе и готовились работы для спуска в ров, а на левом открыт свободный доступ к самой стене батона. Сначала бомбардировки почти весь огонь Берхгольцовой батареи быль сосредоточен на фасе приморского бастиона, обращенном к равелину, но бастион оказался «зело крепок» и земля почти не осыпалась. Тогда было решено приставить адскую машину «инферналис» ³⁵.

Но прежде, чем ставить машину, было необходимо взять [41] капонир (Q) в недостроенном фасе равелина. Это была одна из тех мелких, но рискованных задач, которые возлагались обычно на гренадерские полки. Подпоручик Тит Тихонович Туганов свидетельствовал, спустя десять лет, в своей сказке, что именно он «из шанц командирован с Гренадеры от Господина Генерала Берхгольца штурмовать капинер и взял капинер, а из капинеру взял в полон капитана, капрала, и другие его команды нобиты» ³⁶. Сказки других офицеров и нижних чинов, в которых многие особенно подчеркивают свое участие во взятии капонира, дают основание предположить, что Туганов был впереди всех на приступе, но не единственным героем славного дела.

Едва только капонир был захвачен, как из крепости «вышел на выручку неприятель для выручки и с ним неприятелем, была баталия во всю ночь». Дело, очевидно, приняло общий характер; к отражению вылазки были привлечены не только гренадеры, но и все полки левого поста Берхгольца. К утру вылазка была отбита и капонир остался в наших руках, но в рядах полка не досчитывались многих гренадер.

Сам герой захвата капонира Тит Тихонович Туганов был ранен и «взят полон» во время схватки.

Но зато, ценою их крови был открыт свободный доступ к стене бастиона, «инферналис» можно было подвести через ров, и Берхгольц имел возможность донести, что он также готов идти на штурм, как и Брюс.

6-го, 7-го и 8-го июня у графа Федора Матвеевича собирался «генеральный консилиум».

Рассуждениями генералитета на этом военном совете было постановлено 9-го июня идти на штурм.

Берхгольц должен был в ночь на 9-е подвести к бастиону «инферналис» ³⁷ и штурмовать после взрыва, а Брюс вел атаку на брешь с переходом через проток по плавучим мостам. Самый штурм по царскому «рассуждению» был назначен в 10 часов утра ³⁸.

Вероятно, 8-го июня, накануне штурма, в дивизии Брюса была объявлена следующая диспозиция трех штурмующих [42] колонн, выработанная графом Апраксиным «со общего консилии с благорожденными господами генералами», после долгих рассуждений.

По этой диспозиции, впереди шли на брешь казаки и «каторжные невольники», чтобы на них разразились мины и первая стрельба ³⁹, а, за ними, во главе каждой колонны, по одной роте гренадерского полка (в диспозиции 2-е и 3-и отделения колонн).

Принадлежность этой диспозиции именно колонне Брюса, а не Берхгольца, выведена по сопоставлению ее с имеющимся в деле черновиком «ведение каковым образом распередить на штурм по одному мосту, в прочие по тому же. В общих диспозициях участвует полковник Стубенской, во второй же речь идет о мостах, которых у Берхгольца по-видимому не было. Подпись Брюса также свидетельствует, что едва ли эта диспозиция была составлена консилией для Берхгольца, который в совете не участвовал. Возможна и еще одна версия, что эта диспозиция заключала в себе расписание двух колонн Брюса для перехода мостов и одной колонны Берхгольца для штурма бастиона.

Генерал-Майор Брюс. [44]

Кроме диспозиции накануне штурма всеми офицерам и нижними чинами было прочитано следующее боевое постановление ⁴¹ начальникам штурмовых колонн.

1.

«Когда дан будет вам сигнал идти по мостикам на штурм, — то изволь идти по данной вам диспозиции по стене к мосту без помешательства на неприятельскую крепость и штурмовать несмотря ни на какое неприятельское препятствие и делать как надлежит главному командиру и честному офицеру.

2.

Заказать накрепко всем командированным штаб и обер-офицерам, чтобы заказали всем унтер-офицерам и солдатам, дабы никакого крику не делали и когда взойдут в неприятельскую крепость из строю не выходили и грабительства, дондеже указ будет, никакого не чинили и от вышних своих командиров не отлучались, а буде явится какой преступник, то велеть колоть без пощады.

3.

Объявить унтер-офицерам и солдатам, чтоб команду свою содержали и были во всякой покорности и своих офицеров не отлучались, а буде кто явится преступник повинен будет смерти.

4.

Ежели убьют или ранят вышнего командира, то заступить первому по чину и командовать и даже до нижнего чинить по чинам и смотреть накрепко чтоб не привести людей в конфузию.

5.

Ежели Бог всемилостивый допустить до взятия крепости, — смотреть того накрепко, чтоб женский пол и малых младенцев и духовного чину не убивать, также и офицеры, ежели будут просить милосердие, не колоть, а иметь под караул и солдатам (не разобр.). А буде которые явятся противны — чинить по солдатскому обыкновению без пощады. Когда кто возьмет коменданта или из других вышних — то во-первых спросить, где неприятельская пороховая и денежная казна, и где укажут — поставить надежный караул, чтоб не допустить от жадности солдатской в разграбление.

6.

Вышеописанные пункты объявить в своем... штаб и обер-офицерам и дать списки и приказать чтобы всякой командир объявил в своей команде всем обер и унтер-офицерам и рядовыми солдатами, и дать списки за своею рукою. [45]

7.

Буде кто явится, как от штаб так и от обер и унтер-офицеров и солдат, в своем деле не исправен и станет делать по своему чину непорядочно и робко, — то объявить немедленно вышнему, а после никак ничем не упрекать. А буде кто утаит, и впредь будет упрекать — то повинен будет терпеть чему достоин виноватой.

8.

В прочем чинить всякому по своей должности как надлежит дать ответа самому Богу и Его Царскому Величеству».

У генерала Берхгольца, так же как и в отряде Брюса, во главе колонн были поставлены роты Гренадерского полка, но окончательной диспозиции для его дивизии разыскать не удалось.

8-го июня граф Апраксин отдавал последние распоряжения и послал генералу Берхгольцу письмо, из которого выясняется лишь предположенный ход атаки его дивизии и связь с атакой Брюса на брешь.

Поздним вечером, в 10-м или в 11-м часу, Берхгольц должен был приказать стрельцам и казакам отнести «машины» к бастиону, приставить их «к фасу в удобное место» и зажечь при помощи артиллеристов.

В случай успешного взрыва машин, Берхгольц должен был пустить с батареи три ракеты, и дожидаться общего сигнала для штурма. Сигналом были установлены три бомбы из кетеля (V) на конце Брюсовой косы ⁴². [46]

К вечеру 8-го июня все было готово для штурма. Штурмовые колонны были введены в ближние апроши, мосты были связаны, лестницы и фашины розданы по рукам, гренадеры изготовились огнем своих гранат и топорами проложить дорогу колоннам и, вероятно, с честью бы исполнили свой долг, если б не внезапная отмена штурма.

Причиной отмены было желание Царя разделить с полками их самоотверженную службу на пользу родины.

Государь, оставаясь в Петербурге, неустанно и трепетно следил за ходом осады и рвался душою к войскам, но обычный приступ болезни вынуждал его откладывать отъездом. 8-го июня Государь услышал от «денщика» Апраксина, что на 9-е назначен штурм и тотчас же написал: «ежели уже учинено, то Бог в помощь: ежели ж сего дни не учинено, то прошу дабы до воскресенья ⁴³ или понедельника отложено было, к которому времени могу поспеть; понеже сего дня последнее лекарство приму, а завтра буду свободен ⁴⁴».

Письмо это могло дойти до Апраксина в ночь на 9-е июня, хотя возможно, что штурм был отложен и еще по каким-либо причинам ⁴⁵.

Но, к счастью для обеих сторон, 10-го июня уже миновалась надобность в штурме.

Поздно вечером 9-го июня из крепости явился «полуполковник с уведомлением, дабы выпустить их на капитуляции»; граф Апраксин потребовал, «чтоб сдались на дискрецию» ⁴⁶; комендант ответствовал «что на дискрецию сдаться не хотят» ⁴⁷, но переговоры и «пересылки» парламентеров, тем не менее, продолжались и ясно было, что гарнизон, сильно павший духом, не доведете до штурма.

11-го июня под вечер, «во время самого с комендантом [47] договору и пересылок», «от Петербурга сухим путем на почте с малыми людьми» приехал Государь. На другой день в Выборг был послан гвардии капитан Нарышкин с царским ультиматумом коменданту. Пункт первый гласил, что «выпущены они будут, с верхним и нижним ⁴⁸ ружьем, без военной музыки, знамен и барабанов, купно с их пожитками и фамилиями, и провианту дано им будет на дорогу сколько надлежит»; «и дабы ответствовано было в 7 часов, буде же в те часы ответа не пришлют, — то бы больше не ответствовали».

В 6 часов вечера комендант вернул «аккордные пункты» со своею подписью и печатью.

В крепости сдавалось: 135 офицеров, 3,700 нижних чинов, 2 крепостных флага, 63 знамени и штандарта, 141 пушка, 8 мортир и 2 гаубицы ⁴⁹.

Сдача Выборга вызвала в нашем лагере величайший восторг. Царь придавал громадное значение этому новому успеху, первому в задачах кампании 1710 года, и видел в падении Выборга «Санкт Петербургу конечное безопасение» ⁵⁰. Радость Государя, выразившаяся, как всегда, шумными пирами, пальбой и товарищеским братаньем с войсками, охватила полки, и первые дни жизни Выборга под русскою державой ознаменовались целым рядом военных торжеств.

13-го июня через проток навели мосты, заготовленные для штурма, и поставили на брешь два батальона, а со стороны Берхгольца на приморский бастион ввели несколько рот, в обеспечение невозможности возобновить оборону ⁵¹. На другой день «Царское Величество с гвардией и с прочими полками изволил шествовать для принятия Выборгской крепости»; но это еще не было торжественное вступление войск: — Государь шел как военачальник для занятия крепости и вывода шведского гарнизона, который, не смотря на аккордные пункты, был, «учинен военнопленным ⁵²». В этот же день в крепости убирали трупы и равняли улицы для торжественного въезда, «ибо во всей крепости не было ни на едину сажень целого места, где бы была равность и не [48] взорвано ямами от бомб; многие улицы завалены были от развалившегося здания и проходу не было ⁵³».

В этот же день к полку вернулся, освобожденный из плена, раненый герой взятия капонира Тит Тихонович Туганов ⁵⁴.

15-го июня был первый торжественный въезд покорителя Выборга графа Апраксина, сам же Государь стоял на крепостной гауптвахте с Преображенским караулом, отдал ему честь и поздравил генерал-адмиралом. Коменданты Выборга полковники Аминов и Стернстраль поднесли Апраксину на серебряном блюде, крепостные ключи. В этот же день на «Ланг-Германе» подняли Царский штандарт, отслужили первый молебен и пировали до полуночи в шатре у генерал-адмирала, причем «и все бывшие при оной атаке штаб-офицеры пожалованы столом; когда же Его Царское Величество изволил первую рюмку водки кушать, тогда от всего войска из ружей и пушек учинены три залпа» ⁵⁵.

За столом была объявлена первая Царская милость: всем участникам осады, офицерам и нижним чинам, жаловался двух-месячный оклад ⁵⁶.

На другой день, 16-го июня, был второй въезд, самого Государя; снова служили молебен, окропили весь Выборг святою водой и снова пировали за Царским столом; на Государев пир были пожалованы все штаб-офицеры ⁵⁷. Полки были «увеселены» в то же время от Государевых щедрот «питейным погребом» и, усладившись «Давидом реченным весельем», оглашали победный стан «пальбой и криком» до часу по полуночи, пока не кончился пир в Королевском дворце.

18-го июня было последнее официальное торжество. Рано утром Государь прибыл в лагерь к обедне, после которой снова отправляли «молебное пение за дарованную победу» и палили трижды из всех пушек, какие только были в лагере и в крепости, а «от солдат из ружья». После салюта Царь «благодарил [49] адмирала и все войска, обретавшиеся при Выборгской атаке», и объявил свои новые награды: на графа Апраксина Государь возложил знаки ордена Андрея Первозванного, а на всех участников повелел изготовить медали — золотые офицерам и серебряные нижним чинам ⁵⁸. Торжество закончилось обычным пиром в Адмиральской ставке, где Государь и остался ночевать.

19-го июня Преображенский батальон понес в Петербург шведские знамена, а 22-го и сам Государь отбыл в столицу праздновать приобретение для нее «крепкой подушки», как выразился Петр в письме к Царице ⁵⁹.

24-го июня, едва вернувшись в Петербург, царь писал Апраксину ⁶⁰.

«Офицеров, которые брали Капонир, извольте выслать сюда для выспрашивания как они достали, о чем и Берхгольц бил челом, да мне в помине не было

Piter».

Но был ли послан Туганов с товарищами и чем наградил их Царь — архивы не сказали.

___________________________________________

На высотах св. Анны, с которых открывается видь на современный Выборг, есть гранитный утес, на котором вытесан крест и вензель Петра ⁶¹. По преданию этот знак вытесан в камне самим Великим Государем на том месте, где 18-го июня стоял шатер Апраксина и где перед образом Спасителя Царь и войско молились после победы. В настоящее время на этих высотах сооружается величественный храм, в котором церковь не забудет в молитвах всех воинов, проливших кровь и потрудившихся на осаде Выборга.

Б. Адамович.

Комментарии

1. На основании материалов, собранных для истории л.-гв. Кексгольмского императора Австрийского полка.

2. Основным источником для описания осады Выборга послужила современная реляция; она была напечатана в «Книге Марсовой», в «Журнале Петра Великого» и в Сб. Воен.-Ист. Мат. вып. V; в Сборнике реляция напечатана в ее первоначальной редакции и с наглядным представлением корректуры Петра; в «Марсовой книге» она напечатана в первоначальной редакции — до Царской корректуры; а в «Журнале» — не только исправленная, но и с теми дополнениями, которые в Его корректуре (по Сборнику) только накачены.

3. Голиков, ч. XII, № 1121.

4. Сб. Воен.-Ист. Мат., вып. V, № 78; Апраксин Царю 28-го марта.

5. Т. № 79, Апраксин Царю 2-го апреля.

6. Л. А. оп. 213, сказка 2-го Грен, полка.

7. Сб. воен.-ист. мат., вып. V, № 79; Апраксин Царю 2-го апреля.

8. Тоже, № 80; Апраксин Царю 5-го апреля.

9. Сб. воен.-ист. мат., вып. V, № 82. Апраксин Царю 10-го апреля..

10. Тоже, № № 80 в 81. Апраксин Царю 5-го апреля и приложения.

11. Голиков, ч. XXII, № 1129. Царь Апраксину 7-го апреля.

12. Сб. воен.-ист. мат., вып. V, № 82, Апраксин Царю 10-го апреля.

13. Л. А., оп. 213. Сказка 2-го гренадерского полка, сказки: Ярославцева и Нетесева, Л. А., оп. 213, сказка Троицкого полка, сказка Ушакова.

14. Л. A., оп. 213, сказка 2-го грен. полка.

15. Голиков, ч. XII, письма № № 1129, 1130 и 1131.

16. Небольшое двухмачтовое судно.

17. Записки воен.-топогр. депо 1851 г., XII. «Выписка из журнала о походах Государя Петра Великого... в 1710 году».

18. Зап. воен.-топ. депо, ч. XIII. «Выписка из журнала...»

19. Отряд усилился артиллеристами и прибывшими 17-го мая л.-гв. Преображенским и Семеновским полками; неизвестно, считал ли Бутурлин (у которого заимствовано сведение о силе отряда) в этих 15,000 и четыре пехотных полка, прибывших к Апраксину 24-го мая.

20. Зап. воен.-топ. депо, ч. XIII «Выписка из журнала...»

21. Зап. В.-Топ. Депо ч. XIII «Выписки из журнала».

22. Капониров.

23. Сб. В. Ист. Мат., вып. V № 93, Апраксин — Царю, 29-го мая.

24. Сб. В.-Ист. Мат. вып. V № 90, Апраксин — Царю, 24-го мая.

25. Сб. В.-Ист. Мат. вып. V № 93, Апраксин — Царю, 29-го мая.

26. Тоже, № 94, Апраксин — Царю, 2-го июня.

27. Тоже, № 90, Апраксин — Царю, 24-го мая.

28. Зап. В.-Топ. Депо ч. XIII «Выписка из журнала»; Сб. В.-Ист. Мат. V № № 90, 93 и 94, Апраксин — Царю 24-го и 29-го мая и 2-го июня.

29. Сб. В.-Ист. Мат. вып. V № 90, Апраксин — Царю, 24-го мая.

30. Зап. В.-Топ. Депо ч. XIII «Выписка из журнала»...

31. Зап. В.-Топ. Депо ч. XIII «Выписка из журнала»...

32. Голиков, ч. XII № № 1152 и 1153. Царь — Апраксину 29-го мая и 1-го июня.

33. Сб. В. Ист. Мат. вып. V № 94. Апраксин — Царю.

34. Орилъон — угловая башня, против окончания косы, с фланкирующей стену пушечной обороной, она же называлась «бастион Нюпорнг».

35. Сб. В.-Ист. Мат., вып. V № 95. Апраксин Царю, 5-го июня.

36. Л. А. оп. 213, Сказка 2-го Грен. полка, сказка Туганова.

37. Арх. Морск. Мин. Дела Апраксина № 281-3 л. 1. Апраксин Берхгольцу.

38. Тоже. «Ведение каковым образом распередить на штурм по одному мосту, в прочие по тому же» «...идти на штурм в 10 часу по полуночи».

39. Тоже, и Голиков, ч. XII, Царь Апраксину 5-го июня.

40. Отделения Гренадерского полка набраны курсивом.

41. Арх. Морск. Мин. Дела Апраксина № 281-3 и 11.

42. Тоже, л. 1, письмо Апраксина Берхгольцу:

Благородный Гдн Генерал Майор
Фон Берх Голц.

«От сего числа в 10-м или в 11-м часу пополудни, прикажи изготовленные машины для подорвания бастиона номер 0 отнести стрельцами и казаками, а, буде не достанет, дополни солдатами; и приставить к фасу в удобное место; и оные машины, исправя как надлежит, прикажи кому из артилерных служителей зажечь и, ежели оные машины действие свое покажут, прикажи нам учинить сигнал чрез три ракеты, который прикажи пустить из большой своей батареи, что от водяной стороны; а буде же, против нашего надеяния, оные машины действие свое не покажут, — то прикажи нам учинить с помянутой же батареи сигнал только чрез одну ракету и послать к нам кого из своих адъютантов со словесным донесением. А штурмовать без сигналу нашего не неволь, который вам дан будет чрез пущенные три бомбы из кетеля, который в конце наших апрош... и потом как пущены будут три ракеты — то немедленно извольте штурмовать, как определено вам в посланной при сем диспозиции. Сверх сего извольте чинить по доброму усмотрению, что к службе и интересу Его Царского Величества, а ежели неприятель ударить в барабаны шамад — то надлежит вам им сказать, чтоб отдались на дискрецию, а ежели того учинить не похотят, то изволь им сказать, чтоб били шамад с нашей стороны, где главной командир, а сами штурмуйте дале».

43. Воскресенье было 11-го июня.

44. Голиков, ч. XII № 1162, Царь Апраксину, 8-го июня.

45. Приведенное письмо ясно указывает, что Апраксин был уведомлен Царем о его прибытии 11-го иди 12-го июня, между темь Журнал Петра Великого говорить, что Государь прибыль в Выборг 11-го июня сухим путем «нечаянно».

46. «Капитуляция» — сдача на условиях, «дискреция» — сдача на волю победителя.

47. Сб. В.-Ист. мат., вып. V № 96, Апраксин Царю 10-го июня.

48. Огнестрельное и холодное ручное оружие.

49. Зап. В.-Топ. Депо «Выписка из журнала».

50. Голиков, ч. XII, № 1163, Царь Ромодоновскому 14-го июня.

51. Журнал Петра Великого и Голиков, ч. XII, № 1163, Царь Ромодоновскому 14-го июня.

52. Задержание Выборгского гарнизона, вопреки капитуляции, было ответом на некоторые нарушения «прав» войны со стороны шведского правительства.

53. Зап. В.-Топ. Депо, ч. XIII, «Выписка из журнала...».

54. Л. А. оп. 213, Сказка 2-го Грен, полка, сказка Туганова.

55. Зап. В.-Топ. Депо, ч. XIII, «Выписка из журнала...».

56. В «выписке из журнала» (Зап. В.-Топ. Депо, ч. XIII) сказано, что жаловался полугодовой оклад, но это опровергается сказками офицеров (Л. А. оп. 213. Сказка 2-го Грен, полка, сказки: Дурново, Штока, Нетесова), а также представлением Брюса 15-го сент. 1710 г. о выдаче двух месячных окладов за Выборг ротам Штока и Скрябина, бывшим у него на осаде Кексгольма.

57. Зап. В.-Топ. Депо, ч. XIII «Выписка из журнала...».

58. Пожалования медалями за Выборг не подтвердила ни одна из сказок офицеров Гренадерского полка.

59. Ист. Вестн. 1885 г. Божерянов «Выборгская старина».

60. Голиков, ч. XI, № 1168, Царь Апраксину 24-го июня.

61. Ист. Вестн. 1885 г. Божерянов «Выборгская старина».

Текст воспроизведен по изданию: Осада Выборга. 1710 год // Военный сборник, № 9. 1903