24 МАЯ (4 июня) 1719 г. в упорном сражении, проходившем на широте островов Эзель (ныне Сааремаа) и Готска-Сандё, моряки эскадры под командованием капитана 2 ранга Наума Акимовича Сенявина, впоследствии известного вице-адмирала, пленили шведские 52-пушечный линейный корабль «Вахтмейстер», 34-пушечный фрегат «Карлскронвапен» и 12-пушечный шлюп «Бернгардус». Петр I назвал сражение «добрым почином флота российского» ¹. Оно явилось первой большой победой, одержанной россиянами в открытом море, причем в этой битве они впервые овладели линейным кораблем неприятеля.

Одно из выдающихся событий в истории отечественного флота, Эзельское сражение скупо освещается в документах той эпохи. Изданы письма его участников — Н. Сенявина и капитан-поручика Д. Деляпа, написанные на второй день после баталии, а также показания пленного шведского флагмана капитан-командора А. Врангеля, данные по свежим воспоминаниям о бое. Историк отечественного флота Ф. Веселаго частично использовал шканечный журнал, который велся на участвовавшем в сражении русском 52-пушечном корабле «Девоншир», но не указал точно его местонахождение ². Эта запись об Эзельском сражении до настоящего времени не издана и не используется историками. Шканечный журнал «Девоншира» вновь обнаружен нами в Центральном государственном архиве древних актов среди бумаг К. Зотова.

Конон Никитич Зотов, сын учителя Петра I Никиты Моисеевича, в Эзельском сражении командовал «Девонширом». Он был одним из образованнейших русских морских офицеров той поры. В течение девяти лет проходил практику на кораблях английского флота, выполнял поручения царя по морской части во Франции, участвовал в работах по составлению Морского устава 1720 г. и Адмиралтейского регламента 1722 г. Умелые и мужественные действия Зотова во многом способствовали победе в Эзельском сражении.

Публикуемый ниже отрывок из шканечного журнала «Девоншира» о морском бое 24 мая 1719 г. проясняет ряд подробностей битвы на первом ее этапе. В журнале приведены сведения о ходе сражения по часам, указаны скорость и курс «Девоншира», направление ветра. Судя по тексту, место шведского шлюпа-гукора было в кильватерной колонне между «Вахтмейстером» и «Карлскронвапеном». Когда из-за повреждений «Портсмут» под командованием Н. Сенявина стал терять скорость и, следовательно, не смог преследовать уходивший на всех парусах линейный корабль шведского капитан-командора, он «поворотился... поперег пути шветскаго гукора», в то же время К. Зотов повел свой «Девоншир» «к фрегату на борт», т.е. на абордаж. Данные журнала подтверждают сведения Д. Деляпа о том, что сдачу шведского фрегата принял К. Зотов. Неизвестны были и конкретные повреждения рангоута и такелажа «Девоншира» в сражении.

Текст шканечного журнала «Девоншира» приводится с сохранением всех его орфографических особенностей. Любопытно, что румбы в нем обозначены, не латинскими, а русскими буквами: «3» — зюйд (S), «В» — вест (W). [79]

ЗАПИСЬ В ШКАНЕЧНОМ ЖУРНАЛЕ КОРАБЛЯ «ДЕВОНШИР»:

Лейтенант П. КРОТОВ,

1. Письма и указы... Петра Великого, писанные к Науму Акимовичу Сенявину. СПб., 1786. — С. 59.

2. Веселаго Ф. Ф. Очерк русской морской истории. — СПб., 1875. — С. 313. 314

3. ЦГАДА. — Ф. 21. Дела морского ведомства. — Оп. 1. — Д. 1. — Ч. 1. — Л. 16.

НАПАДЕНИЕ ШВЕДОВ НА НОВОДВИНСКУЮ КРЕПОСТЬ 1701 ГОДА

(Публикация взята из «Морского сборника» (1889, № 11).)

«... Начавшаяся с 1700 г. война со Швецией не только едва не разрушила судостроительные планы Петра на Двине, но некоторое время угрожала разорением и самому Архангельску — разорением, которое могло пагубно отозваться на военных средствах России при борьбе с таким искусным соперником, каким был Карла XII, потому что только через один Архангельск царь мог получать из-за границы все необходимое для своего военного успеха. Поэтому-то известие, что шведы сбираются в 1701 г. напасть с моря на Архангельск, чрезвычайно встревожило Петра, поспешившего принять зависящие меры, чтобы затворить от шведов «ворота Российского государства».

Воеводою на Двине в это время был боярин князь Алексей Петрович Прозоровский. Сообщая ему о шведском намерении, царь требовал скорейшего принятия предохранительных мер, которые должны были заключаться как в укреплении самого города, так и в ограждении двинских устьев способами, какие имелись тогда под рукою. Еще ранее этого распоряжения, весною того же 1701 г., было приступлено к постройке на Березовском устье каменной крепости в 15 верстах от Архангельска, на острове Линский прилук, при самом корабельном фарватере, имевшем тогда здесь ширину 90 саж., при глубине от 3-4 саж. Крепость строил инженер Егор Резен, а для надзора за строением был послан из Москвы стольник Сильверст Петрович Иевлев, заведовавший материальною частью при этих работах и надзором за рабочими-двинянами, бывшими в числе до 1800 человек. Всеми денежными расходами на постройку крепости и сбором рабочих заведовала в Архангельске Семиградская изба, названная по числу городов, привлеченных к строению крепости: Устюг Великий, Вятка, Соль-Вычегодская, Тотьма, Чаронда, Кеврола и Мезень. Ввиду грозившей Архангельску опасности тогда же приступили не только к обороне города и ведущих к нему фарватеров, но не были забыты и отдаленные беломорские пункты, как остроги Кольской, Пустозерской, Сумской, Кемь, Мезень и Соловецкий монастырь.

Всюду были посланы из Холмогор стрельцы, как главная в то время военная сила двинского края. Для обороны же собственно Архангельска обращено было внимание, с одной стороны, на вооружение «каменного города», т.е. Гостиных дворов и всего городского берега местной артиллерией, состоявшею из 100 пищалей, а также и из пушек, позаимствованных на летнюю пору с иностранных торговых кораблей; с другой стороны, был усилен и самый городской гарнизон переводом из Холмогор двух стрелецких полков, составивших с имевшимися тогда в городе стрельцами всю боевую силу в количестве 1821 человека, к которым были присоединены прибывшие из Москвы и малолетние драгуны в числе 534 человек.

Такою ничтожною силою, неопытною в боевом деле, при тогдашних плохих пушкарях думали оградить город от нарвских победителей. Притом и воевода, обязанный защищать все подступы к городу, оказался не только не способным к распорядительности, но даже и не храбрым, как увидим ниже. Душою обороны в данном случае был архиепископ Афанасий, приставленный Петром к Прозоровскому в качестве советника. Он принимал деятельное участие во всех мероприятиях по обороне и по постройке самой крепости, пожертвовав для последней весь строительный материал монастырей. Относительно безопасности двинских устьев царь повелел засорить Пудожемское русло, на Мурманское послать 100 человек стрельцов с пушками, чтобы в узких местах окопаться шанцами и стеречь накрепко приход неприятеля, не допуская его войти в самое устье. Такие же шанцы или батареи сооружены и у новостроившейся крепости в числе четырех, из которых три, вооруженные десятью, тремя и двумя [78] пушками, находились в близком расстоянии от крепости на том же острову, а четвертая о 15 пушках — на острове Маркове, лежавшем по другую сторону Малой Двинки. На всех этих батареях имелось 400 солдат под командою солдатского головы (полковника) Животовского. Лоцмана были переведены с Мудьюжского острова к этим же батареям и могли выезжать на приходящие с моря корабли не иначе, как по донесению воеводы от поставленного на Мудьюжском острову военного караула, что-де пришедшие корабли подлинно торговые, идут оттуда-то и такой-то нации... Указ царя предупреждал поморских жителей не выходить на промыслы. Все торговые суда по сему случаю были задержаны при порте. В крайнем случае велено приготовить брандеры...

Ныне благодаря Московскому архиву МИД имеем возможность выслушать одного из самих защитников Архангельска стольника Иевлева:

«В нынешнем 1701 г. июня в первых числах у города Архангельска и в двинском устье, где строится ситадель, до приходу свейских воинских кораблей и ратных людей, учала в народе быть молва, что идут свейские корабли для разорения Архангельского города... Июня в 25 день нынешнего 1701 г. к вышеупомянутому ситадельному каменному строению приезжал от Архангельского города боярин и воевода и взял у него, Селиверста, от того строения работных людей 400 человек, и с теми работными людьми поехал на Мурманское устье, да с собою взял от того дела полковника Семена Ружинского, и сказывал он, боярин и воевода, ему, Селиверсту и инженеру, и солдатскому голове Григорию Животовскому, что чает-де он свейских воинских людей приход в скорых числех, чтоб они были во всяком опасении; и от той крепости поехал он на Мурманское устье, и тогож числа за три часа до ночи пришли незапно с моря двинским Березовским устьем к той новой крепости свейских воинских два фрегата да яхта с воинскими людьми, и недоходя той крепости сажен за 500, увидели они те фрегаты и яхту; а те воинские люди на тех фрегатах и яхты парусы опустили и пошли к той новой крепости: фрегат да яхта на веслах, а третий фрегат поостался назади и шел за ними без гребли. И остановились за 200 сажен; а оной же Селиверст был с инженером в новопостроенной батарее в башне и почали дознавать, что они воинские. Голова же солдатской Григорий Животовской да с ним 15 человек солдат, взяв государево знамя и барабан, к тем фрегатам и яхте, чая их торговыми, поехали к ним собою, и как учал к ним приезжать, и они звали его на фрегат и сказывались торговыми; а они же, видя, что на тех кораблях лежат воинские люди с ружьем, поплыли прочь, и с тех-де воинских воровских кораблей учали по ним из пушек стрелять, и выстрелили по ним дробью, и с трех пушек и из мелкого ружья стреляли ж и убили у него, Григория, писаря да трех человек солдат и двух человек работных людей. И его, Григория, да сержанта ранили; и те же воинские люди, с кораблей бросясь в малые суды, за ним, Григорием, погнались, и настигли их, взяли у них с карбасу знамя да барабан; и видя то, он, Селиверст, с инженером велели из батареи, в которой они со служилыми людьми были, также и из иных батарей из пушек стрелять, и его, Григория, с солдаты тою стрельбою очистили и воинских людей [79] отбили, и фрегат и яхту тою стрельбою разбили, а воинские люди с тех кораблей, пометався в мелкие суды, побежали на третий корабль. И тот корабль, видя над теми кораблями победу, возвратился в море, а как в приходе тех воинских кораблей учал быти бой, и в то время работные люди многие испужалися, побежали, и он-де, Селиверст, стал на тех работных людей кричать и говорить им, буде кто из них побежит, и он-де будет их колоть копьями или он, Селивестр, побежит, чинили б и ему тож; также и солдатам, которые с ним были, он говорил же и укреплял, чтоб они стояли мужественно, помня свое великое государю крестное целование, не опасаясь ничего. И те корабли он, Селиверст, зятю полковника Ружинского поляку Федору Венеричу велел привесть на Двинку к новой крепости со всякими припасы, а яхту весть было невозможно для того, что от пушечного боя разбита; и с той разбитой яхты велел он, Селиверст, служилым и работным людям пушки и порох, и ядра, и всякие припасы выбрать и переносить в новоустроенную батарею что в башне, а боярина ж и воеводы в то время как те неприятельские люди приходили и как у них с неприятельскими людьми бой был, не было, а был на вышеписанном Мурманском устье от новой крепости в верстах в четырех, и услышав он, боярин и воевода, пушечную стрельбу, поехал с того устья к Архангельскому городу, не заехав к той новой крепости... Селиверст, опасаясь приходу неприятельских людей, тот взятый корабль послал к городу Архангельскому к нему, боярину и воеводе, июня 28 числа, а тот его поворотил... А как он, боярин и воевода, к крепости на Малую Двинку приехал, стал Селиверста бранить матерны, для чего ты не в свое воинское дело вступаешься... учал его, Селиверста, бить своими руками шпагою и разбил ему голову...»

Обрадованный победою и полагаясь на донесение боярина и воеводы, что-де честь отражения «злобнейших шведов» принадлежит инженеру, капитанам и солдатам, царь похвалил воеводу за распорядительность и велел выдать победителям по 10 руб. на каждого, рядовым же стрельцам по 1 руб., приказав затонувшие от выстрелов шведские суда поднять, исправить и поставить у корабельной пристани в удобном месте во всякой готовности.

Должно быть, Петр вскоре узнал о своеобразной распорядительности своего боярина и воеводы, потому что последний в следующем году уже был сменен, а на его месте в воеводской должности уже находился стольник Василий Андреевич Ржевский... При нем в 1702 г. состоялся третий приезд царя в Архгангельск, вызванный ложною тревогою касательно намерения шведов придти снова к городу.

30 мая Петр на 12 дощаниках с сыном царевичем Алексеем Петровичем и с 4000 солдат Преображенского полка прибыл к Архангельску и остановился на Моисееве острове. Первое лицо, к которому Петр отнесся с благодарностью за победу, был архиепископ Афанасий. Похваляя его за ревность и усердие, оказанные при постройке Новодвинской крепости, и за распорядительность при отражении шведов царь пожаловал ему три медные пушки из взятых у неприятеля «для опасения и бережения в судном плавании». При этом не был забыт и Иван Рябов, томившийся в тюрьме. Выслушав его о ходе дела, царь наградил Рябова деньгами, своим платьем и освободил от всех податей, тягла до самой смерти...

В тщетном ожидании прихода шведов, Петр жил два месяца, июнь и июль, на острове Маркове в построенном для него небольшом домике, чтобы ближе наблюдать за постройкою крепости, вполне оконченной только в 1707 году...

Убедившись наконец, что шведы и не думали возобновлять нападения, царь 6 августа отправился на 13 кораблях в обратный путь через Соловецкий монастырь, откуда по прибытии к монастырской деревне Нюхче, отпустив флотилию в Архангельск, совершил известный переход к шведской крепости Нотенбургу дорогою, известною и поныне в нашем Поморье, — Царскою, по которой, осиливая природные препятствия, перетащил с собою и две яхты и взял Нотенбург. Оставляя Архангельск, царь на всякий случай распорядился, чтобы все проходы к городу с моря были приведены в безопасность батареями, а узкий фарватер, лежавший между Марковым и Новодвинской крепостью, заграждался бы цепью для остановки судов при находившейся у крепости таможенной заставе. Для более же лучшего приведения Архангельска в безопасный вид был командирован в 1702 г. с Воронежа вице-адмирал К. И. Крюйс...».

Ф. ОГОРОДНИКОВ

Текст воспроизведен по изданию: Первоисточник 1719 г. (К 270-летию Эзельского сражения) // Морской сборник, № 10. 1989