Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

ДОКУМЕНТЫ РЯЗАНСКОЙ УЧЕНОЙ АРХИВНОЙ КОМИССИИ

1884 — 1887

I.

13-го апреля 1884 года, по почину известного архивиста и археолога Н. В. Калачова (род. 1819, ум. 25-го октября 1885 г.) и при поддержке и деятельном участии президента императорской академии наук, гр. Д. А. Толстого, воспоследовало распоряжение правительства, положившее начало открытию, в разных городах нашего отечества, “ученых архивных комиссий и исторических архивов”.

Основания, на которых высочайше утвержденным 13-го апреля 1884 г. положением комитета министров предоставлено министру внутренних дел разрешать открытие таковых учреждений в губерниях, между прочим, следующие:

“Местные исторические архивы учреждаются для сосредоточения и вечного хранения архивных дел и документов, не требующихся для текущего делопроизводства, но более или менее важных в историческом отношении. Собирание и приведение в порядок означенных архивных дел и документов возложено на учреждаемую для сего в губернии ученую архивную комиссию.

Ученые губернские архивные комиссии составляются, по взаимному соглашению директора археологического института в С.-Петербурге с местным губернатором, как из служащих, так и не состоящих на службе в губернии лиц, могущих быть полезными комиссии своими познаниями и усердием к делу. Губернатор есть непременный попечитель таковой комиссии.

Председатель, помощник председателя и правитель дел ученой комиссии избираются самою комиссией. [186]

На обязанности ученой комиссии возложено: а) разбор дел и документов, предназначенных в губернских и уездных архивах разных ведомств к уничтожению, для выделения из них тех столбцов и бумаг, которые, по представляемому ими интересу в научном отношении, подлежат передаче для хранения в “Исторический архив”; б) составление таковым документам и делам надлежащих описей и указателей и в) расположение их в таковом порядке, чтобы они были доступны для ученых занятий. Независимо от этой прямой своей обязанности, ученые комиссии могут, поместным обстоятельствам, включать в круг своих занятий разыскание, описание и объяснение всяких других памятников старины”.

При появлении этого правительственного распоряжения, мало надежд возлагалось на то, чтобы это дело, польза которого была, однако, ясна для каждого образованного человека, пошло успешно. Материальных средств не было предоставлено никаких; расходы, необходимые на содержание и занятия ученых губернских архивных комиссий (по силе 8-й статьи помянутого постановления), предполагалось покрывать “из средств, имеющихся (?) в распоряжении директора археологического института, и из местных пожертвований на пользу науки”. В Петербурге же, по крайней мере, хорошо было известно, что материальное положение самого археологического института далеко не было настолько удовлетворительно, чтобы представлялась еще возможность со стороны сего учреждения или его директора оказывать существенную материальную помощь долженствующим возникнуть губернским архивным комиссиям и историческим архивам. С другой стороны, провинциальное общество, именно общество губернских городов, хорошо известно: это собрание чиновников, с губернатором во главе, в большинстве случаев не по долгу остающимся на своем посту, — люди, занятые утром в канцеляриях, вечером — картами. В виду этого, трудно было надеяться на успех. Но, однако, в самом новом учреждении были задатки весьма существенные для его жизни, а в будущем, хотя и далеком, и его процветания.

Новые учреждения вовсе не стеснены излишнею регламентацией; комиссии не обязаны ставить в своей главе непременно губернатора, лицо, нередко связанное с краем только случайностью его назначения на пост начальника именно этой, а не другой губернии; следовательно, ученой архивной комиссии (не так, как местным статистическим комитетам) предоставляется полная возможность избрать из среды местного общества лицо, более или менее расположенное [187] к науке, интересующееся стариною вообще и историей в особенности. Затем связь архивных местных комиссий с археологическим институтом в столице имела и имеет весьма важное нравственное значение; чрез посредство этого учреждения, быстро снискавшего сочувствие в большом кругу лиц столичного общества, интересующихся отечественною историей, археографией и археологией, местные архивно-исторические учреждения могли становиться как бы на виду перед всею Россией; кроме того, на местных особенно усердных деятелей на пользу науки отечественной истории не могло отныне не обращать внимание высшее ученое учреждение в России, Императорская Академия наук, так как, по силе помянутого положения 13-го апреля 1884 г., “о таковых деятелях, оказывающих особые услуги местным архивным комиссиям, — директор археологического института обязан представлять на усмотрение президента Императорской академии наук”.

Итак, довольно широкое поле для деятельности архивной комиссии, некоторая их самостоятельность, при обязательном содействии им со стороны местной администрации, связь с учеными учреждениями в столице, а отсюда нравственная поддержка и защита ученых комиссий от могущих быть прижимок и стеснений со стороны местной администрации, — все это были и есть задатки к жизненности возникших учреждений.

II.

13-го апреля 1884 г. Государь Император высочайше соизволил на учреждение, “в виде опыта”, губернских ученых архивных комиссий и исторических архивов в губерниях Тверской, Тамбовской, Рязанской и Орловской.

15-го июня, того же 1884 г. последовало открытие таковой ученой комиссии в г. Рязани. Ее открыл лично покойный директор археологического института, сенатор Н. В. Калачов.

В речи, сказанной по этому случаю, почтенный ученый,  —  весь проникнутый идеей, его одушевлявшей, — между прочим, сказал:

“...Ученая Рязанская комиссия, ныне открываемая, должна посвятить свои заботы и труды изучению Рязанского края в историческом отношении. Ближайшею поэтому целью членов такой комиссии должно быть собирание и разработка материалов, имеющихся в архивах разных ведомств.... Но, конечно, работа над архивными <….> [190] еще не составлены описи. Комиссия возбудила вопрос и ввела в практику, чтобы ни одно из общественных старинных зданий или памятников в пределах губернии, а прежде всего церкви, не позже 1750 г. построенные, отнюдь не исправлялись и не переделывались без предварительного сношения с ученой архивной комиссией; та же комиссия приступила к постройке часовни на месте храма и усыпальницы князей рязанских в Старой Рязани, павших при нашествии монголов; обратила внимание на древние кладбища ханов татарского Касимовского царства (в пределах края, город Касимов); раскрыла и исследовала уже к концу 1885 г., т. е. в 1,5 года, до 70 курганов; находки из этих курганов (к концу 1885 г. — 165 различных предметов) послужили вкладом в возникший отныне “Рязанский исторический архив или музей”; в тот же архив или музей комиссия сумела привлечь пожертвования книгами (теперь их до 500 названий в библиотеке музея), старинными вещами: иконы, кресты, холщовой антиминс 1741 г. (времени императора Иоанна Антоновича) и разные древности; собрание черепов и окаменелостей разных допотопных животных; целые коллекции монет — и все это, повторяем, почти без всяких средств! (Собрание крестов и других старинных вещей, принадлежащих рязанскому музею (архиву), уже описано в 1885 году Ю. Д. Филимоновым, специалистом этого дела; некоторые вещи оказались XII — XIV вв., а один каменный образок отнесен им к X — XI вв.). Кто поверит, напр., что раскрытие 67 курганов в 1885 г. обошлось комиссии всего лишь в 19 р. 20 к.!

Группа из пятнадцати лиц, собравшихся при открытии рязанской ученой архивной комиссии, разрослась, к сентябрю 1886 года, без малого до сотни человек, которые и состоят ныне членами этой комиссии. Надо надеяться, что все эти лица вошли в ее состав не из минутного порыва и обычной отзывчивости русского человека, на первых порах, на всякое хорошее дело, а из действительного интереса к науке отечествознания, в прежних судьбах его и быте, в самом широком смысле.

Да, будем надеяться, что под высшей сенью и при нравственной поддержке академии наук — губернские ученые архивные комиссии, конечно, не все и не в одинаковой степени, но принесут большую пользу русской археологии, истории, нумизматике, и в стенах “Исторических русско-губернских архивов или музеев” сохранятся хотя остатки тех важных для науки предметов, которые еще не успели на Руси погибнуть ни при нашествиях татар, литвы, [191] поляков и французов, не изгибли и в пожарах, столь на Руси издавна обычных, ни от невежества местных правителей старого времени, ни по грубости, небрежению и необразованию большинства населения за все время крепостного периода в жизни русского народа.

III.

Рязанская ученая комиссия имела в 1884 — 1887 годах ряд заседаний.

Собирая в свой “Исторический архив” различные акты, документы и дела, имеющие исторический или бытовой интерес и значение, она некоторые из них напечатала в приложениях к журналам своих заседаний.

В этом отделе ее издания много любопытного; на первом плане из этих материалов мы должны поставить обширный и весьма важный для истории Рязанского края труд, под заглавием: “Рязанские достопамятности, собранные архимандритом Иеронимом” (ум. 1828 г.).

Это обширная летопись, свод сказаний и актов о всех исторических событиях, в пределах Рязанского края с 993 года совершившихся, но так как с 1820-х годов, когда этот свод был сделан, прошло более шестидесяти лет, в течении которых явилось в печати множество новых источников исторических знаний, до России относящихся, то “Рязанские достопамятности” были теперь обставлены, при издании их комиссией, массою необходимых, весьма заботливо собранных примечаний и выписок; это труд одного из самых ревностных к науке членов ученой Рязанской комиссии  —  И. В. Добролюбова.

Необходимо также упомянуть о весьма полезном сообщении И. Ф. Токмакова —   трудолюбивого деятеля в главн. архиве министерства иностр. дел в Москве: “Список материалов по археографии Рязанского края, хранящихся в названном архиве”. Список этот напечатан в приложениях к обозреваемым нами журналам Рязанской ученой комиссии.

Затем в приложениях к журналам комиссии мы находим до шестидесяти исторических актов. Из них довольно значительная группа относится до внутреннего, хозяйственного быта монастырей Рязанского края, преимущественно в ХVII веке; здесь поземельные споры монастырей-землевладельцев, челобитья братий [192] на их настоятелей, приговоры братии об исключении монахов за непотребное житие, меры епархиальных властей к исправлению нравственности и жизни духовенства, розыски о разбоях, при чем, как видно из одного акта, в разбое 1643 г. принимал участие один священник, которого подвергли за это, несколько раз, при расспросе, пыткам и жгли огнем; грамота царя Алексея Михайловича Вердеревскому о закупке хлебных запасов на жалованье ратным людям и в донской отпуск (1661 год); грамота того же царя воеводе Кондыреву, в Михайлов (1663 г.) и друг.; грамота царя Федора Алексеевича в Данков Федору Ильину, об убийстве Иваном и Яко-вом Муромцовыми детей боярских Марка Ряховского с товарищами (1676 г.); несколько характерных челобитень ХVII века   —  не маловажных для знакомства с бытом того времени; список убитых и разграбленных помещиков во время крестьянского бунта (1667 — 1770 гг.); столовой обиход, поднесенный от Солотчинского монастыря царю Петру, на пути его под Азов (1695 г.); вирши в честь Петра I по случаю похода его под Азов; письма царевича Алексея Петровича и близкого к нему человека Ивана Афанасьева к Д. Крюкову — 1713 года. Остановимся на последних документах.

Собственноручных писем злополучного царевича известно в печати сравнительно не много, поэтому каждое вновь открытое его письмо и его ближних есть уже находка, в историческом отношении, — ценная. Вот эти письма:


ПИСЬМА ЦАРЕВИЧА АЛЕКСЕЯ ПЕТРОВИЧА И И. АФАНАСЬЕВА К Д. КРЮКОВУ

(Сообщил Е. М. Крюков.)

1.

Из Петербурга, 16 Августа, 1713.

Дмитреи Крюков. Пришли сюда немешкав трех мужиков, кому б за скотиною ходить, выбрав которые ненатегле из гулящих, или из бедных, которые немогут платить; послано к вам в церковь великомученика Георгия церковной утвари, ризы, патрахель, поручи, подризник, стихарь дьяконской; когда примешь отпиши; из Новагорода от казначея присланыль книги и сколько их, и какие? Алексей.

2.

Ис Питербурха, 17 Августа, 1713.

Дмитрей Крюков. Пришли в Курвицкую мызу плотников двадцать человек с подмогой, чтоб на два месяца немедленно. Алексей. [193]

3.

Августа в 20 де., 713-го году.

Мой приятель Дмитр Семенович, Здравствуй. По письму вашему, которое писано от вас к его Высочеству о присылке баранов, яиц и... (не разобрано) и потому письму здесь принето Августа в 14 де. все в целости у Понкратя Пожарскова с товарыщи, да снимжи Пожарским послано к тебе священническая одежда, ризы, подризник, потрахиль, поручни, стихарь  —  и ты изволь то все отдать в церкву мученика Георгия, что в Осмине. Впрочем, желая вам благополучного здравия. Иван Афонасев, и поздравляю вашему дружилюбию. Августа, в 16, ис Питербурха.

Подал сне письмо деревни Полосок крестьянин Понкратей Пожарской.

Подал сей указ в селе Осминах Куропинской (?) мызы крестьянин деревни Грязны Михала Емельянов.

Августа 24-го дня, 713-го году.

Наказ царицы Прасковьи Федоровны (род. 1664г., ум. 1723 г.) дворовому ее человеку, Ивану Дружинину, об управлении волостями, дан 30 ноября 1716 года.


Те, кто читали наш исторический очерк “Царица Прасковья”, — те знакомы с этой, в высшей степени типической, представительницей русского общества  —  эпохи Петра Великого. Ныне открытый Рязанской комиссией — “Наказ” составляет весьма интересное дополнение к сообщенным нами известиям. Пред нами царица Прасковья — как помещица. Она, вместе с младшею дочерью своею, царевной Прасковьей Ивановной, получила от царя Петра, между прочими, земли с крестьянами в Новгородском уезде, пять волостей с селами и деревнями. Дворовому своему человеку Ивану Дружинину царица повелела “в тех волостях быть на приказе”. В имении том было 377 дворов. Вот что, по наказу царицы Прасковьи, должно было Дружинину ежегодно сбирать с крестьян того имения и ежегодно же отправлять к ней, царице Прасковье Федоровне, в Петербург: “с первого снопа, — ржи — 188 четвертей с осминой; и велеть (ее) перемолоть и с примолом присылать в Санкт-Петербург, а рожь собирать с крестьян добрую; а овса также сбирать, с первого снопу, — 1,131 четверть; солоду ячного — 64 четверти, 6 четвериков и 1,5 шапки; солоду оржаной — 23 четверти, 4 четверика и 2 шайки; а те солоды, перемолов, присылать добрые; пшеницы — 42 четверти, 2 четверика; круп всяких 17 четвертей, [194] 6 четвериков; гороху — 23 четверти, 4 четверика и 2 шайки; конопель — тож число; хмелю 14 пуд, 5 фунтов с 0,5 фунтом; меду тож число; сукна серого 188 аршин с 0,5 аршином; холста льняного тож число. Денег — за вино, за дрова, за соль — 377 рублев; живности: кур индейских — 188, гусей — 377, уток — тож число, кур русских — 2,262; свиных мяс — 377 пуд, а свиные мяса присылать добрые и с потрохами; поросят  — 188 с полпоросенком; масла коровья — 56 пуд 22 фунта; быков — 17, баранов 377; яиц 18,850; масла конопляного — 11 ведер”.

Затем в наказе следует распределение сбора всего этого запаса, посколько сбирать со всякого крестьянского двора и к каким из назначенных царицею в году четырех сроков доставлять в Петербург; “а чтоб дорогою, пишет царица Прасковья, тех вышеописанных птиц всякую живность не поморить потом, тебе приказать накрепко тому, с кем посланы будут; а присылать ту живность с старостой; а ежели та живность дорогой станет мереть, и тебе б править ту живность на крестьянах, на старосте, на проводниках”... “А посулов бы тебе, — гласил наказ в обычное в таковых документах назидание, — с крестьян не брать, и в наших податях отнюдь крестьянам не наровить, и в обиду их посторонним людям никому не давать, за ними смотреть накрепко, чтоб от них воровства не было, также и посторонним людям обиды не было ж; и ежели ты станешь с крестьян посулы брать, а наших податей с них не станешь сбирать, ни на С.-Петербург присылать, и тебе быть жестоко наказанье”.

Повелев затем о недержании “под смертной казнью” в ее волостях беглых солдат и пришлых всяких людей, которых повелено было — “выбивать вон”, “также вином и табаком чтобы крестьяне не торговали и корчмы никакой не держали б, и с воровскими людьми не знались”, царица Прасковья напоминает: “а вам, крестьянам, конечно, прикащика во всем слушать и расправу меж вами ему, прикащику, чинить”.

Жалованье прикащику Дружинину было определено брать с крестьян, а именно, по 30 рублев в год и определенное количество живности. Для облегчения крестьян в доставке птиц в Петербург — царица разрешила, в наказе Дружинину, брать, вместо живности, деньгами, определяя при этом: “за гуся, за утку и за курицу-индейку по 5 алтын, по 4 деньги, а за русскую курицу по 3 алтына, по 2 деньги” и проч.

“А которые крестьянские девки и вдовы похотят идти в посторонние вотчины замуж  —   их выпускать, а выводу имать по 5 рублев. [195]

Да сбирать бы тебе, прикащику, со крестьян, по вся годы: с 50 дворов — рысь; с 30 дворов — медведь; с 20 дворов — волк; с 15 дворов   —  лисица; с 10 дворов  —  куница, и присылать в Санкт-Петербург”.

С пустых деревень и с пустошей  —   наказано было сбирать оброчные деньги “по вкладным книгам”. “С последними припасами” прикащик должен был каждый год приезжать в С.-Петербург, “не отымался ни чем”. — А которые пашни и сенные покосы в пустых деревнях и в пустошах отдавались посторонним крестьянам, и те земли у них побрав и пахать на нас, а посторонним никому не отдавать Царица Прасковия” (Сообщ. а. В. Селиванов.).

Из документов, не маловажных для изучения бытовой стороны в жизни наших предков, начала XVIII-го века, можно еще указать в ряду документов, изданных рязанскою комиссией, на денежную расходную тетрадь старосты села Преображенского, Танбовской вотчины, Солотчинского монастыря, за 1713 — 1714 годы. Эта весьма интересная запись всех тех взяток, какие доводилось хитрому мужичку-старосте, представителю крестьянского населения одной из монастырских вотчин, давать разным исполнителям царских указов, являвшимся с ними в вотчину; а давались те взятки и подносились эти дары “в почесть”, — чтобы получить какую-либо понаровку в высылке людей на царские работы, в поставке рекрут в платеже разных сборов и проч. и проч. Вот обращик таковых записей:

—  “В нынешнем 714 году в Марте месяце, по указу Великого Государя, приезжал дворянин с указом, Денис Резанцов е служилыми людьми, с тремя человеки, для выбору рекрутов с пятьдесят дворов по человеку, да к ним же, на подставку, на человека по два человека. И за понаровку, и за срок, дано ему, в почесть, мирских денег 16 алтын 4 ден. (50 коп.). Да служилым троим дано вопче 8 алт. 4 ден. (26 коп.). — И по вышеописанному Государеву указу, возили в Тонбов, переловя шесть человек рекрутов с подставочными к отдаче, и за тою отдачею живя в Тонбове две недели, похарчено мирских денег в почести коменданту и подячим, и рекрутам давано на прокормление, на покупку хлеба, и всего того изошло на всякую харчь 2 руб”.

Спору нет, таковые записные тетради, да вообще массу материалов для знакомства с бытом XVII и XVIII веков мы уже [196] давно имеем в разных изданиях, между прочим и в нашем сборнике “Русская Старина”, — но и все, что издано Рязанской комиссией является весьма полезным дополнением к тому, что уже издано задолго до нее. Каждый акт вносит хотя крупицу, хотя черту новую для характеристики быта наших предков и потому нельзя не пожелать, дабы комиссия возможно расширила отдел приложений к своим журналам.

Текст воспроизведен по изданию: Документы Рязанской ученой архивной комисии // Русская старина, № 4. 1887

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.