Наёмный труд в крестьянском хозяйстве XVII века

Факт применения наёмного труда в древней Руси вполне установлен советскими историками. Разногласия возникают лишь при определении характера и значения найма. Большинство исследователей приходит к общему выводу о необходимости учитывать специфику найма в феодальном обществе и не рассматривать его как наём, присущий капиталистическому строю ¹. При этом исследователи отмечают, что характер найма не оставался одинаковым на протяжении веков и что древнерусское право, отражая изменения во взаимоотношениях между хозяином и работником, начинало «выделять право на пользование трудом наймита от права на его личность» ².

В Уложении 1649 г. наряду со многими статьями, определяющими условия работы по наёмным кабалам, по служилым кабалам, по житейским записям, имеется статья, предусматривающая возможность вольного найма: «...а будет чьи крестьяне и бобыли учнут наймоватися в работу и тем крестьянам и бобылем у всяких чинов людей наймоватся в работу по записям и без записей павольно... и как от них те наймиты отработаются и им отпущать их от себя без всякого задержания» ³. Без сомнения, эти новые черты в характере найма наиболее ярко проявлялись в условиях, когда хозяин был лишён возможности обратить своё положение нанимателя в положение господина. В связи с этим интересно выявить случаи применения наёмного труда в крестьянском хозяйстве.

Исследователи занимались почти исключительно изучением наёмного труда в хозяйстве феодалов, светских и церковных, или в городе. Так, в плане большой монографии «Русский рынок XVI-начала XVII в.» покойный С. В. Бахрушин наметил только два пункта о наёмном труде: «наемный труд в ремесле» и «наемный труд в монастырском хозяйстве» ⁴. Мне же представляется интересным привести факты, характеризующие применение наёмного труда в крестьянском хозяйстве. Они почерпнуты из архива Кирилло-Белозерского и Ферапонтова монастырей и Вологодского архиерейского дома ⁵. Необходимо иметь в виду особенности используемых источников. Крестьянские челобитные, обращённые к монастырю, явки, всевозможные «сказки», тяжбы крестьян между собой — всё это сохранилось в отрывках и, конечно, не даёт широкой цельной картины крестьянского [87] хозяйства. Тем не менее некоторые детали, содержащиеся в этих документах, позволяют представить, как применялся наёмный труд в северной русской деревне.

Особенности социально-экономического развития севера (сохранение черносошного крестьянства, значительное втягивание деревни в товарно-денежные отношения, отсутствие поместного землевладения) обусловили рост имущественной дифференциации крестьянства на севере в XVI-XVII вв., который отмечают исследователи ⁶. В хозяйстве крепких, зажиточных крестьян и находил применение наёмный труд.

К найму прибегали во время полевых работ, например, во время сенокоса. Так, в 1619 г. при разборе дела о захвате помещиком Иваном Данутиным пустоши у монастырского крестьянина выяснилось, что этот крестьянин, по имени Вторыня, за пустошь платил оброк и «косцов наймовал и поил и кормил» ⁷. В 1681 г. крестьянин домовой архиепископской вотчины Кузьма Макаров в своей жалобе на архиепископского сына боярского ссылался на свидетелей, «на Пантелея да на Ивана Матвеевых детей, они у меня в то время работали и навоз носили». В 1687 г. бобыль села Семёновского Кирилло-Белозерского монастыря, привлечённый по делу о драке, рассказывал, что пришёл в село Санниково за 80 вёрст от своего села «покормитца работой». Так как дело происходило в июле, то вполне можно предположить, что речь шла о сельскохозяйственных работах ⁸.

В документах также встречаются указания на наём «казаков», которые выполняли различные работы по хозяйству. В 1681 г. крестьянин Кирилло-Белозерского монастыря Тимофей нанял на треть года в «казаки» «всякую работу крестьянскую делать» крестьянина Тимошку. В 90-х годах XVII в. крестьянка села Городища Кирилло-Белозерского монастыря вдова Ириница подавала челобитную на своих соседей, обвинявших её в связи «с казаком, который у меня в наймитах был» ⁹.

Довольно часто встречаются указания на использование наёмного труда в извозных работах. Так, в 1656 г. крестьяне Ферапонтова монастыря должны были собрать рожь и «проводить запас в Смоленеск» на своих лошадях, по 4 лошади с выти. При этом среди крестьянства были «охочие люди, хотели запас проводить, а взять хотели с выти по 2 руб.». В 1680 г. крестьянин государева дворцового села Мологино в Старицком уезде «ездил в Осташков наймоватца в извоз». В 1678 г. крестьянин Кирилло-Белозерского монастыря Ермишка «ездил к Вологде под наймом у Каргопольца». В 90-х годах XVII в. крестьяне архиепископских вотчин наняли с 33 дворов работника возить запас «на Воронеж с лошадью» ¹⁰. Своеобразным видом работы по найму было выполнение крестьянами общественных функций в местных выборных учреждениях. Так, в 1693 г. сельский поп Иван жаловался на своего дьякона Фёдора, который нанялся у мирских людей «писать земские дела» и из-за «совместительства» пренебрегал своей основной работой: «...его попа Ивана оставляет одного вечерни и заутрени служить».

Во второй половине XVII в. (при архимандрите Никите) крестьяне Запогостской полости деревни Освинцы наняли крестьянина Ивашку Тарасова в «соцкие», а «ряжено было, куда ни подешь, по алтыну на день для ради государева дела, и в те годы четыре пути ходил к Белозеру». В 1678 г. поп Иван со старостой Иваном и с выборными крестьянами показывал, что «в 184 г. наймовали Ярофея в с. Чернецкое с отписями к сыщику» ¹¹.

Своеобразный случай найма в зятья встретился в одном судебном деле 1658-1670 годов. В 1658 г. крестьянин Усть-Вымской вотчины Вологодского архиерейского дома Федот Еремеев выдал замуж за Тимофея свою дочь Пелагею; с зятем Тимофеем он заключил письменное соглашение, которое позволяет расценивать отношения между зятем и тестем не только как хозяйственную сделку, но и как наём Тимофея в дом Федота Еремеева. Тимофей получил за Пелагеей деревню, двор, скот и всё имущество; сам принёс 8 руб. денег, шубу и зипун стоимостью в I руб., всякой мелочи, рубах и порток на 1 руб, корову и 3 овец. В сговоре было записано: «...жить за един человек, пить и есть вместе, и платье носить с одново». Эта часть соглашения даёт основание говорить только о хозяйственной сделке, но дальше идут условия, которые характеризуют этот брак, как наём зятя тестем: если Тимофей уйдёт от Федота, то не получит ничего из своего имущества, но если Федот откажет Тимофею, то он обязан дать за дочерью треть деревни, возвратить тимофеево имущество и кроме того заплатить Тимофею «найму по рублю на год». В завещании, написанном в 1662 г., Федот Еремеев снова говорит о Тимофее, как о нанятом человеке: «да зятю моему Тимофею Петрову сыну взять по сей духовной зажилого своего ряженого найму за работу, по государеву указу, по Соборному Уложению, за 4 года, на год по 5 рублев».

Интересно, что когда после смерти Федота его племянник Степан Еремеев подал челобитную о своём праве на одну треть деревни и когда началось длинное судебное дело, то судились между собой вдова Федота Аграфена, её дочь Пелагея, с одной стороны, и Степан Еремеев — с другой. Тимофей же, хотя он был жив в это время и, судя по косвенным данным, находился в добрых отношениях с женой и тёщей, никакого участия в тяжбе не принимал. Интересна также и формулировка наказной памяти вологодского архиепископа, которой в 1673 г. окончилась тяжба: «по челобитной вдове Аграфене для её вдовства, а дочери [88] её Пелагее з детьми сиротства владеть той вотчиной» ¹². Таким образом, Тимофей Петров не рассматривался как совладелец в хозяйстве Федота Еремеева; Тимофей был нанят на все крестьянские работы.

Кадры работавших по найму были разнообразны. Иногда это пришлые люди, совершенно не связанные с местным миром. В делах Вологодского архиерейского дома оказались такие выписки из книг съезжей избы г. Ржева: «...в книгах нынешнего 186 г. написано: Анисимка 27 лет вышел из Верейского уезду... во 178 г., вышед, кормился во Ржевском уезде, переходя работою лет с пять...». «Левка Данилов 32 лет, вышел из Витебского уезду лет с десять, жил во Ржевском уезде, переходя... Лукашка Степанов 35 лет... вышел лет 10 и кормился работою, переходя, а наперед сего во двор в холопство и во крестьянство никому не бивал челом» ¹³.

Иногда по найму работали бобыли, не ведущие своего хозяйства: если, например, бобыль Демидко Агеев в июле месяце уходил за 80 вёрст от своей деревни «кормитца работой», то, очевидно, он не вёл своего хозяйства. Об уходе бобыля на работу по найму говорит челобитная Евстафия Еремеева: «...в прошлом во 175 г. отдавал я сироте своей позе мед весною сеяти овес исполу деревни Старого села Киприяну Кириллову, и тогда я сирота для бедности своей ходил в мир кормитца и ходил два года». Иногда по найму работали маломощные крестьяне. Если в деревне Чашниковой два брата, Пантелей и Иван Матвеевы, работали по переноске навоза из двора у Кузьмы Макарова ¹⁴, то вряд ли хозяйство семьи Матвеевых было крепким.

При архимандрите Гаврииле (1684-1704) в Кирилло-Белозерском монастыре была составлена «Роспись вотчин Ленского волоку и Засодимской волости крестьянам, кои живут на Москве и промышляют разными промыслами, а иные работают». В росписи среди других было указано: «... крестьянин Евстратко Евфимов живет в наймитах у Левки Мухина». Очень характерно, что сын Евстрата, Гаврилко, тоже нанимается: «...живёт в лужных садовниках у Петра Тихонова, сидит за щепетом». Последняя запись особенно интересна: она указывает на существование таких крестьянских хозяйств, где и отец и сыновья уходили на далёкие заработки.

Документы, говорящие о наёмном труде, иногда содержат указания на условия его оплаты. Очень часто денежная оплата сочеталась с оплатой натурой; уже упоминавшийся в статье Вгорыня (1619 г.) своих косцов «наймовал, поил и кормил». Наймит Тимошка (1686 г.) в счёт установленных рядом 20 алтын получил 5 алтын деньгами, кроме того гороху на 6 денег, рядины на 3 алтына, обрез за 8 денег, сошник за 3 алтына 2 деньги. Характерно, что и натуральная часть оплаты тоже приведена в денежном выражении.

Всякий раз, когда речь идёт о длительной работе, налицо имеется заключение ряда — договора. «Рядились», «ряжено было» — эти выражения всегда встречаются при сообщении об условиях работы. Причём заключение порядной записи на работы по найму очень часто сближалось с заключением крестьянской порядной или с жилой записью. Черты феодальной зависимости проявляются и при поступлении крестьянина на работу к крестьянину же. Так, например, Тимошка «порядился на треть года в казаки всякую работу крестьянскую работать без ослушания». Но вместе с тем в отношениях нанимателя и нанимающегося проявляются новые черты. Поэтому нельзя согласиться с К. И. Сербиной, когда она, говоря о порядных записях XVII в., все порядные определяет как «односторонний акт, предусматривавший и фиксировавший нормы поведения лишь одной стороны — вновь поряжающихся» ¹⁵.

Ряды, и устные и письменные, на работы по найму в крестьянском хозяйстве фиксировали обязанности нанимающегося, но вместе с тем определяли условия, ограничивающие право нанимателя на труд нанятого рабочего. Прежде всего это — определение вознаграждения за труд. А кроме того в одной грамоте сохранились намёки на какое-то определение и рабочего времени батрака.

Привожу грамоту целиком: «Кириллова монастыря большому житнику старцу Матфею бил челом словесно деревни Шимяково Ромашко Тимофеев на крестьянина деревни Березины на Тимошку Ляпшева, что он Тимошка порядился у отца его Тимофея на треть года в казаки, всякую работу крестьянскую работать без ослушания, а ряжено де найму ему дать на треть года за работу 20 алтын... с Светлова Христова воскресенья до Покрова Богородицы и он Тимошка у отца его Тимофея в казаках жить не учал с Успеньева дни, а довелось де еще работать недели с три, а найму де ему Тимошке от них дошло 15 алтын 2 деньги, а додать еще 5 алтын без 2 денег и чтоб о том дать им очная ставка». Кажущаяся ошибка в определении срока работы Тимошки (от Успенья до Покрова 46 календарных дней, а в челобитной сказано, что Тимошке «довелось де еще работать недели с три») очень интересна. На очной ставке Тимофей подтвердил, что Тимошка дожил «до Успенья дни и работал выбираючи недели: легкие работал у него Тимофея, а тяжелые де недели работал все у себя». Этим показанием он обвинял Тимошку лишь в недобросовестности при выборе недель для работы на себя и на Тимофея. Следовательно, Тимошка законно мот работать какие-то недели на себя. Вина его была лишь в том, что время самых ответственных полевых работ, предположим, пахоты, он работал на себя, а недели, когда не было такой тяжёлой работы, проводил в хозяйстве Тимофея. Если допустить, что Тимошка доджей был половину своего времени отдавать [89] Тимофею, то станет понятно, почему 46 календарных дней заключали в себе «недели с три» обязательной для Тимошки работы. Интересно также и решение монастырских властей по этому делу: «Ответчику указал: впредь три недели в казаках у Тимошки зажить, а ему Тимошке велел достальные 20 алтын по слову отдать сполна, чтоб впредь челобитья о том ни от которого не было» (разрядка моя. — З. О.). Подчёркнутое выражение характерно для судебных решений по тяжбам формально равноправных сторон.

Интересны документы, содержащие сведения о применении наёмного труда в плотничьем ремесле в деревне. Первый документ 1684 г. — «Архимандриту Тимофею... бьет челом, и плачется вам, государи, последний крестьянинец подмонастырской деревни Пирюлаева Алешко Иванов. Жалоба мне, государи, на брата своево роднова, на Осипа Иванова сына, деревни Щуклина: в нынешнем во 192 году в Петрово говенье нанял он меня сироту в деревне Быкове избы рубить и рядил от рубки четверик ржи в гороцкую меру; и избы рубили четыре ряды, и он Осип, не хотя платить за рубку и от дела меня выгонил и бранил меня всяко и бить хотел, и я насилу отбился и ушел» ¹⁶.

В этом документе мне представляется интересным следующее: Осип Иванов нанимает своего брата рубить избу в деревне Быкове, сам же живёт в Щуклиной. Следовательно, избу он рубит не для себя, а для кого-то другого. Выражение документа «избы рубили четыре ряды» показывает, что челобитчик работал не один. Жалоба челобитчика на то, что «он Осип от дела меня выгонил», также, мне кажется, свидетельствует о том, что «дело», то есть рубка избы, было организовано Осипом Ивановым. Алексей был только нанят своим братом, а затем, по усмотрению Осипа, уволен. Предположение о найме главой плотничьей артели работай коз подтверждается следующим документом, относящимся к этому же 1684 году.

«Архимандриту Тимофею... бьет челом подмонастырный бобылек Ивашко Афанасьев... жалоба мне, государи, на вашего иодмонастырного крестьянина деревни Быкова на Ивана Васильева... в прошлых годах иаймовались мы в селе на Волоку Славянском церковь подрубать, и я наймовал с артели для пособи сторонних людей, четырех человек, и за работу им было ряжено: Елфиму Триетскому дано четыре гривны, Федору Соколову дано четыре алтына, Семену Козьмину... две гривны, да в котел додал три алтына, да овса купил полосми-ны, дал 6 алтын, соли четверток, дано 6 денег и за работу людям и на покупку деньги держал свои ссбинные, а в те поры он Иван с товарищи мне велел деньги давать свои, а как де церковь построим и мы тебе в те поры и деньги по розчету заплатим, и ноне он Иван с товарищи и по се число не платит» ¹⁷.

В этом документе чрезвычайно интересно, во-первых, то, что «бобылек» Ивашко Афанасьев имеет достаточное количество свободных «собинных» денег, которые он мог потратить и на расходы по артели и на оплату нанятых сторонних людей, во-вторых, совершенно ясно говорится о найме внутри артели. В-третьих, очень интересна роль Ивана Васильева. Это не заказчик. Он живёт в Быкове, следовательно, не он церковный староста в селе на Волоку Славянском. Кроме того, обещая расчёт с Ивашкой, Васильев говорит ему: «Как де церковь построим и мы тебе в те поры и деньги по розчету заплатим». Можно видеть в Иване Васильеве подрядчика. У него работала артель плотников, а старшим в этой артели был Ивашко Афанасьев.

Обобщая всё сказанное, можно придти к следующим выводам:

1. Самый факт наличия наёмного труда в крестьянском хозяйстве является бесспорным.

2. В отношениях между нанимателем и нанимающимся возникают некоторые черты вольного найма: определение оплаты, времени работы, наличие договорённости. Характерно, что даже отношения между родными братьями (см. челобитную Алёшки Иванова на брата) принимали характер найма.

Вместе с тем бесспорно, что крепостнический строй налагал отпечаток на эти отношения. Как бы ни складывались отношения между нанимающимся и нанимателем, как бы ни проявлялись в деревне зачатки наёмного труда, основы господствующего феодального общества не нарушались. Факты найма оставались спорадическим явлением. И наниматель и нанимающийся (речь идёт о крестьянском найме) оставались крепостными своих феодалов. Об этом красноречиво свидетельствуют челобитные, в которых хозяин и наймит одинаково обращались к своему господину — монастырю.

Комментарии

1. Б. Д. Греков. Киевская Русь. М. 1948, стр. 188. А. М. Панкратова. Наймиты на Руси в XVII в. Сборник статей «Академику Борису Дмитриевичу Грекову ко дню семидесятилетия». Изд-во АН СССР. 1952, стр. 200-201.

2. А. М, Панкратова. Указ. соч., стр. 200.

3. Гл. II, ст. 32.

4. С. В. Бахрушин. Научные труды. Т. 1. М. 1952, стр. 237-239.

5. Государственный Исторический музей. Отдел письменных источников (ОПИ), ф. 61.

6. А. М. Панкратова. Указ, соч., стр. 201.

7. Государственный Исторический музей. ОПИ, ф. 61, д. 70, л. 100.

8. Там же, д. 60, лл. 1-2; д. 106, л. 83.

9. Там же, д. 73, л. 148; д. 12, л. 49 об.

10. Там же, д. 108, л. 5; д. 104, л. 34: д. 77, л. 144.

11. Там же, д. 122. л. 76; д. 122, л. 82 об.; д. 104, л. 19.

12. Там же, д. 38, лл. 113-124.

13. Там же, д. 96, л. 104.

14. Там же, д. 131, л. 74; д. 60, л. 3.

15. К. И. Сербина. Очерки из социально-экономической истории русского города. М.-Л. 1951, стр. 68.

16. Государственный Исторический музей. ОПИ, ф. 61, д. 76, л. 54.

17. Там же, д. 73, л. 45.

Текст воспроизведен по изданию: Наёмный труд в крестьянском хозяйстве XVII века // Вопросы истории, № 10. 1953