БОМБАРДИРЫ

В ПОТЕШНЫХ ВОЙСКАХ ПЕТРА ВЕЛИКОГО

(Извлечено из первого тома «Сведений о Гвардейской Артиллерии», приготовленного к печати)

Петр Великий, образованием «Потешных», положил начало правильному устройству русского войска. Потешные возникли с формирования бомбардиров.

Пока в наших архивах лежали почти нетронутыми драгоценные материалы, принадлежащие эпохе Петра I, басням и вымыслам было открыто широкое поприще. Историки, не имея положительных средств к поверке льстивых преувеличений слишком усердных почитателей великого царя, нареканий его противников и сказаний иноземцев, мало знакомых с Россией и по произволу искажавших события русской истории петровских времен, принимали и передавали весь этот сброд сомнительных сведений за факты. [4]

Разбор наших богатых архивов бросает совершенно другой свет на эту эпоху (В доказательство укажем на статьи, помещенные в "Журнале Министерства Народного Просвещения", и вышедшие три первые тома истории "Царствования Петра Великого" (до северной войны) Н. Устрялова, с многочисленными приложениями подлинных архивов).

К ней относятся начало гвардейской артиллерии и, после застоя, быстрое развитие артиллерийского искусства в России.

Гвардия вообще и бомбардиры в особенности играли важную роль в царствование Петра Великого: венценосный бомбардирский капитан открыл своей роте широкий путь деятельности. Бомбардиры участвовали в боях на сухом пути, на море и при осадах, строили крепости и корабли, надзирал и за государственными работами, устроивали заводы, фабрики, учебные заведения и т. п. К каждому несколько значительному отряду войск государь всегда назначал по одному или несколько бомбардиров, с целью дать помощников главным начальникам, да и для наблюдения за точным исполнением царских указов (Письма Петра Великого бомбардирам Александру Кикину и Михаилу Щепотьеву).

Несмотря на такое значение бомбардиров, история начала гвардейской артиллерии совершенно искажена различными вымыслами. Лефорт и Гордон, по сказаниям иностранцев, были истинные учредители и образователи гвардейской артиллерии. У нас, например, печатали: «С восторгом слушая рассказы Лефорта, Петр прежде всего решился завести войско по образцу европейскому и положил начало ему, устроив потешную роту». По крайней мере, в этим, словах не устранена личность Петра при первом образовании Потешных. Иноземные же писатели прямо приписывают все Лефорту, черпая из его биографии, которой рукописный экземпляр хранится в фамилии Лефортов в Женеве. В этой биографии помещено следующее письмо, будто бы писанное в 1687 году Лефортом из Москвы: «Je choisis une cinquantaine de jeunes gens, que je fis habiller a l'allemande, et quand je les en exerce quelque temps, je parus un matin avec cette troupe dans le Cremlin sous les fenetres de l'appartement du Czar. [5] Pierre, excite par le bruit du tambour, ful agreablement surpris. Cette petite troupe lit plusieurs evolutions qui lui plurent.» Таким образом, обратив сначала бомбардиров в команду, собранную Лефортом для потехи царя, который был ее капитаном или командиром, иноземные писатели стали потом включать в эту роту целый ряд иноземцев тем же капитанским чином, тогда как на самом деле в числе бомбардиров было только трое не рожденных в России: Лифляндец Иван Гуморт, бежавший к Шведам при первой осаде Нарвы (1700 года), грузинский царевич Александр, сын царя Арчила, прибывшего в 1082 году с своим семейством в Россию, и известный Араб Петра Великого, Абрам Ганнибал, впоследствии генерал-лейтенант, с девятилетнего возраста записанный в бомбардирскую роту барабанщиком (Предок по матери нашего поэта Александра Сергеевича Пушкина).

В числе капитанов, которыми историки награждают бомбардирскую роту, находим: Лефорта, Янсена, или Якушку, который был просто немецкий матрос и бежал в Азов в 1695 году: Гинтера (Лефорта и Гинтера в числе капитанов находим и в «Военном Энциклопедическом Лексиконе», том IV. стр. и тома X стр. 272 (издание 2)): наконец в одной статье «Военного Сборника» предлагают еще новое лицо, даже в командиры бомбардирской роты, какого-то Томсона (В статье «О ратном деле в старинной Польше», 1858 г., № 4, стр. 311.

В архивах, относящихся к русской артиллерии, имя Томсона встречается два раза. Из книги Московского пушкарского двора видно, что в нашей артиллерии в 1668 (7176) году служил капитан и гранатный и огнестрельный мастер Ганц Тимсон, обучавший гранатных учеников гранатному делу (приготовлению ручных гранат). В царствование Петра Великого, в новгородской артиллерии служил в 1708 году штык-юнкер Томсон (арх. Арт. деп., № 2,270)).

Сведения о бомбардирах, без подлинных документов, очевидно, далеко отошли от действительности. Для примера приведем начало статьи «Бомбардирская Рота», помещенной в Военном Энциклопедическом Лексиконе» (том II, стр. 392, издание 2), и сравним ее со сведениями, заимствованными нами из архивов: [6]

С отрочеством Петра Великого тесно связаны первые годы существования бомбардиров, и этой связи гвардейская артиллерия обязана тем, что она может указать на памятники своего существовали в потешных войсках. Памятники эти суть: именные списки, или так называемые росписи бомбардирам (В каб. делах Петра Великого, в архиве Министерства Иностранных Дел, в С.-Петербурге, отд. 2. кн. № 53, см. приложены), первые орудия (Приложение I), образ св. Николая (Приложение II) и наконец обмундирование, в котором она сохранила желтую обшивку, бывшую на барабанных перевязях потешных (Приложение III).

В предлагаемой статье рассмотрим события, относящиеся до гвардейской артиллерии, за время нахождения бомбардиров в потешных войсках.

Учреждение гвардейской артиллерии есть первое, по времени, государственное учреждение Петра Великого. [8]

Петр Великий родился 30 мая 1072 года, говорит Матвеев (Андрей Артемонович Матвеев, сын боярина Артамона Матвеева, одного из самых приближенных бояр к царице Наталье Кириловне, Андрей Матвеев был шестью годами старше царя). «Царь был пристрастен к военному делу. В детских летах издалека прозорливому и беспокойному, в нем распространялась к тому любимая его воинских наук высокохвальная охота.»

Если у некоторых летописцев предания о рождении и детстве Петра переплелись с вымыслами и историческая критика с трудом пробивает себе тропинку к истине, то, не менее того, из всех единогласных показаний можем заключить, что в юношеские годы военные забавы более всего занимали Петра.

Как впоследствии случайно им найденный старый бот повел к устройству флота и Петр стал искусным мореходцем и кораблестроителем, так, может быть, еще прежде, два маленькая орудия, по преданию, бомбардирской роты, подаренные ему царем Алексеем Михайловичем (Приложение I), обратили его внимание на артиллерию, род войска, в котором он и начал свое военное поприще.

Дети приближенных и придворных царицы Натальи Кириловны были приглашаемы разделять игры Петра; в этих-то играх он становился в строй то барабанщиком (Предание о перевязи (приложение I), также записки Матвеева: «начав от барабаньщичья чина, солдатские чины прямыми твоими заслугами прошел»), то бомбардиром, готовил и сжигал фейерверки (После переезда Петра в Преображенское село, в 1682 году, часть лаборатории осталась в собственных его хоромах в Кремле. Лука Хабаров, поступивший в бомбардиры в этом же году (каб. дела, отд. 2, кн. № 69), говорит, что он заведывал артиллерийскими припасами в Преображенском, а также «некакую часть ракетного дела в Москве») и стрелял из пушек (Одно из первых орудий носит в своем канале, глубокие следы боевых выстрелов. Другое было перелито при Императрице Екатерине II (прилож. 1)).

Царь Федор Алексеевич скончался, оставив после себя двух братьев: Иоанна и Петра. Телесные недуги не позволяли Иоанну заниматься делами правления, и он бесспорно уступил [9] престол брату, когда государственные чины, 27 апреля 1082 года, избрали десятилетнего Петра.

Властолюбивая царевна София и Милославские (Мать Иоанна и София была из рода Милославских, а царица Наталья Кириловна — из рода Нарышкиных) взволновали своевольных и стрельцов.

15 мая вспыхнул страшный мятеж; три дня неистовствовали стрельцы, повергнув Москву в ужас и обагрив ее кровью.

Следствием бунта было возведение на престол совместно с Петром и Иоанна. Правление государством было вручено царевне Софье.

После кровавых событий в Кремле, царица Наталья Кириловна удалилась от крамол московских. С сыном своим она жила в загородных дворцах, сначала посещала часто дворец в селе Воробьеве, но потом село Преображенское стало главным и постоянным ее местопребыванием (Дворцовый разряды).

В окрестностях Москвы, близь Яузы, в семи верстах от Кремля, царем и Алексеем Михайловичем был построен потешный дворец. В окрестностях дворца было несколько деревянных домов, принадлежавших придворным, и деревянная церковь во имя Преображения Господня, почему и самое село получило название Преображенского.

Наставником Петра был Никита Моисеевич Зотов (Боярин Соковнин доносил о нем: "что имеется муж кроткий и смиренный, и всяких добродетелей исполнен, в грамоте в писании искусен, из приказных Никита Моисеев сын Зотов"), который, будучи по современным ему понятиям ученым, умел только сделать царя грамотным. Других наставников Петра, которых называют позднейшие писатели, отвергает строгое историческое исследование; даже, вопреки существовавшему мнению, царь с Лефортом и Гордоном (Н. Устрялов — "Лефорт и потеха Петра Великого"), как мы ниже увидим, сблизился не ранее семьнадцатилетнего возраста.

На деревенском просторе физическое развитие Петра шло быстро, не по летам. Имея одиннадцать лет от роду, он показался Кемиферу восемнадцатилетним юношей. В Преображенском царь мог вполне предаться своим любимым потехам, которые были гром орудий и меткая стрельба, треск [10] и шум блестящих фейерверков. Товарищей своих забав он начал формировать в правильную воинскую команду. Так возникли Потешные.

Ровесники царя князь Федор Троекуров и, несколько позже, иноземец Иван Гуморт (Уроженец лифляндский, поступил в 1692 году. Просьба его, в подлиннике, хранится в архиве Военного Министерства), вместе с Петром, были бомбардиры первой статьи, то есть начальные люди, или офицеры.

Бомбардиры второй статьи были дети именитых князей, бояр, дьяков, стольников (В числе бомбардиров потешных времен между прочими находим: императорского царевича Александра, впоследствии первого в России генерал-фельдцейхмейстера; Якова Брюса (родился в 1670 году, в Пскове, где его отец командовал полком), потомка шотландских королей, второго генерал-фельдцейхмейстера; князя Касаткина, князя Черкасского, сыновей бояр Нарышкина и Плещеева; дьяков: Постникова, Пелетина; стольников: Полтева, Щепотеева, Овцына и других), также и незначительных чинов придворных и иноземцев; были и простые конюхи, и, по некоторым указаниям, можно полагать, что в число их поступали и придворные певчие (Приложение II).

Первый составленный список: «Роспись бомбардирам второй статьи», сохранился, и есть древнейший именной список войск, составлявших гвардию (Каб. дела, книга № 53). Роспись написана на столбце, без подписи и означения года: но, при сличении имен с сохранившимися сведениями о времени поступления некоторых в бомбардиры, видно, что она была составлена ранее 5 сентября 1682 года (Роспись начинается с Якима Воронина (умер от ран в 1695 году, под Азовом), соболезнуя о преждевременной кончине которого, государь сказал Гордону, что он вырос вместе с ним; в ней находим также имя Данилы Новицкого (приложение III), поступившего в 7190 году, следовательно ранee 1 сентября 1682 года. Но в росписи не помещены ни Лука Хабаров, бывший в числе бомбардиров с 5 сентября 1682 года, ни Сергей Бухвостов, поступивший 30 ноября 1683 года. (Приложение III).

По кн. Московского пушкарского двора. Росписи начинались с 1 сентября, то есть нового года. Это обыкновенно продолжалось и после перемещения нового года на 1 января. Так и сохранившая список бомбардирской роты, в 1701 году, тоже был составлен к этому времени), и, может быть, именно к 1 сентября, с которого начинался новый год. [11]

Этот замечательный список, заключающий имена родоначальников гвардейской артиллерии, помещаем здесь вполне.

Роспись бомбардирам второй статьи:

Яким Воронин.

Леонтий Часовников.

Ян Вернер.

Василии Постников.

Алексей Петелин.

Гаврила Буторин.

Данило Новицкий.

Гаврило Меншиков (Приложение VI).

Apтемий Растригин.

Осип Зверев.

Максим Поляков.

Кондратий Петелин.

Иван Урванцев

Яким Моляр.

Ермолай Сковорцов.

Герасим Верещагин.

Федор Конков.

Иван Филипов,

Федор Щербаков.

Александра Кикин.

Андрей Клементьев.

Степан Буженинов.

Петр Гутман.

Михайло Паюсов.

Василий Полтев.

Иван Володимеров.

Александр Меншиков (Приложение IV).

Лукьян Верещагин.

Петр Сумароков.

Михайло Кобелев.

Тимофей Филинов.

Федор Соколов.

Иван Овцын.

Степан Васильев. [12]

Петр этими бомбардирами положил начало и гвардейской артиллерии и Преображенскому полку, потому что все старшие по годам службы Преображенцы исключительно принадлежат к числу бомбардиров.

30 ноября 1683 года, явился к царю придворный 25-ти-летний конюх Сергей Бухвостов (См. «Лефорт и военные потехи Петра Великого», Н. Устрялова), с просьбою включить его в Потешные; царь с радостию принял в число бомбардиров первого явившегося охотника, который уже искал не забав, но службы, и Бухвостов получил название первого русского солдата (Петр Великий приказал отлить во весь рост статую Бухвостова и сделать его портрет. Статуя хранилась в кунсткамере, и неизвестно где теперь находится, а портрет Бухвостова имеется л.-гв. в Преображенском полку).

Первая роспись бомбардиров, подлинные сведения о поступлении на службу Данилы Новицкого и Луки Хаборова в 1682 году и достоверный о поступлении Сергея Бухвостова в 1683 году служат положительным подтверждением начала формирования команды бомбардиров в 1682 году.

Сличая все сохранившиеся документы, можно сделать следующее заключение:

1) В 1682 году Петр своих товарищей забав назвал бомбардирами, и им был составлен список.

2) До 1687 года существовали одни бомбардиры, так как все без исключения, которых поступление к Петру было ранее 1687 года, находятся в числе их.

3) Начав свои военные занятая артиллерийским делом, Петр перешел к пахотному строю, постепенно увеличивая число своих ратных товарищей, а в 1687 году решительно приступил к значительному их увеличению, набирая их из детей вельмож (Князь Михаил Михайлович Голицын, впоследствии командир Семеновского полка, пишет о начале своей службы (Каб. дела отд. I. кн. № 17): «В 195 году (1687) из комнатных стольников взят в Семеновский полк в солдаты и за малолетством был в науке барабанной»), чинов конюшенного приказа (Шакловитый, при допросе в Троицком, в 1689 году, сказал: «А в то время (в 193, т. е. в 1687 г.) у великого государя, царя и великого князя Петра Алексеевича учали прибирать потешных конюхов, и от того учало быть опасение»), а потом и из стрельцов Сухарева полка и солдат Бутырского. Они [13] получили название «Потешных» или сперва лаже «потешных конюхов», как по причине их набора из придворных конюхов, так и потому, что, для содержания неимущим их включали, по воле царя, в состав конюшенного приказа (В дневнике Гордона за 1688 год находим:

«13 ноября было выбрано из Бутырского полка к царю Петру Алексеевичу 10 солдат в конюхи (horse keepers). Тогда, вероятно, поступил в Потешные (в Семеновский полк) и Данило Меншиков, бывший при дворе конюшенным офицером» (Прилож. IV.)).

Быстро возрастало число Потешных, для которых государь, в 1688 году, 7 сентября, потребовал из Бутырского полка 10 барабанщиков и 5 флейтщиков; на другой день еще было потребовано новое число тех и других, а 13 ноября все барабанщики этого полка были переведены в Потешные (Дневник Гордона за 1688 год, сентября 7, 8 и ноября 13).

Потешные были разделены, в 1687 году, на Преображенских и Семеновских. К этому времени надо отнести и разделение бомбардиров на две половины, около 50 человек в каждой (см. именные списки в прилож. V), и мы имеем указания, что 1 половина состояла при Преображенском полку, а 2 при Семеновском (Роспись бомбардирам 1 половины сохранилась (в Каб. дел., отд. 2, кн. 53). Она за подписью генерала Преображенского полка Автомона Головина (помещена в приложен. V). Что другая половина состояла при Семеновском полку, видно из дневника Гордона. Объясняя размещение царской свиты на судах во время путешествия к Архангельску, в 1694 году, он означает два судна, 5 и 6. Федора Плещеева и Осипа Зверева (преображенских бомбардиров), а 8 и 9 с бомбардирами (или, как Гордон их постоянно называет, констанелями). бывшими в ведении Ивана Ивановича Бутурлина, генералиссимуса Семеновского полка.

Каждая половина состояла из двух капральств: при сличении 1 и 2 списков, видно, что прежние бомбардиры были в капральствах поровну распределены с новобранцами. Первым бомбардиром I половины, т. е. командиром ее, показан государь).

Рассказы людей в боях бывалых и собственная смышленость царя, вероятно, были первыми руководителями Петра в военных полках. Потешные устроивали окопы и брали их приступом при громе своих малых орудий от которых Петр смело перешел к действию и из больших. Летописец (Голиков) рассказывает, что в 1084 году, в день Преполовения, [14] 12-летний царь посетил Московский пушкарский двор с боярами «и повелел стрелять из пушек в цель и метать бомбы, и хотя бояре всячески старались не допускать его близко до пушек, но Его Величество, не внимая о представляемой ими опасности, подошел к оным и, сверх их чаяния, взяв фитиль, сам выстрелил из одной».

Петр начал теоретически изучать военное дело в 1688 году, как он собственноручно описывает в историческом известии о начале морского дела в России (Каб. дела, книга № 38).

Князь Яков Долгорукий подарил молодому государю астролябию, сказав ему, что «это инструмент, которым можно брать дистанции, или расстояния, не доходя до того места», но вместе с тем признался, что он употреблял его не умеет. С трудом могли отыскать в Москве человека, который бы мог объяснить астролябию жаждущему познаний Петру.

Это был Голландец Франц Тимерман. «Он сказал, пишет государь, что он употреблял их инструменты умеет, к чему я гораздо пристал с охотою учиться геометрии и фортификации. Итак, сей Франц чрез сей случай стал при дворе быть беспрестанно в компаниях с нами.»

Тимерман был математик не первоклассный («Лефорт и потехи Петра Великого», Н. Устрялова), и скоро венценосный ученик далеко оставил своего наставника за собою. Сохранились учебный тетради Петра (Каб. дела, книга № 55): они свидетельствуют, что, кроме математики и фортификации, Тимерман преподавал царю и артиллерию.

При рассматривании 55 книги его кабинетных дел (В архиве Минист. Иностр. Дел), нельзя не остановиться над этими учебными тетрадями, сшитыми из разнородных листов, частью писанных рукою переписчика, частью рукою Тимермана. Между этими листами запутанной педагогии, как светлые проблески, встречаются заметки и приписки царя, рукою, как видно, не привычною владеть пером и из букв составлять слова и речи.

Бедно было преподавание артиллерии. Тимерман передал Петру кое-какие сведения об устройстве пушек, сложное и [15] неточное правило составления шкалы и потом кое-что упомянул о лафетах (Учебные тетради в каб. дел., кн. № 55).

В борьбе неведения с жаждою знания и с постоянным стремлением к практическому применению этих знаний, при едва мелькнувшем первом луче науки, Петр без Тимермана смекнул, в чем сущность навесных выстрелов, и, неопытный в складе речи, он написал, со множеством орфографических ошибок (Государь пишет г радус (градус), с т реля т (стрелять)), весьма любопытные для нас строки, едва ли не первые, которым было суждено сохраниться.

«Градусы, которые внизу, когда стрелять — отведать перво так, сколько положишь пороху записать; также на сколько градусов мортир поставлен записать же; а потом стрелять, сколько далече бомба на опыту пала. Потом когда хочешь на уреченное место стрелять, тогда взяв дистанцию, потом взять циркулем на такие ж градусы, которые при опыте на квадранте были, а тою мерою искать на таблице с правой стороны того числа сколько на опыте далече бомба числом сколько легла, и когда найдешь, тогда по той линии искать той далины, куда бросить хочешь, и взяв ту меру поставить на градусы, и сколько укажет, и на квадранте ставь.»

Таблиц для стрельбы очевидно не было. Петр с бомбардирами сами, принялся за это дело. К сожалению, калибр мортиры не означен. Даже и влияние силы пороха не ускользнуло от проницательных наблюдений Петра. В тех же учебных тетрадях мы находим его собственноручную приписку: «Порох числом и силою был бы равен, каков был при опыте».

Сохранилась одна таблица, служащая первым опытом определять дальность (Каб. д. кн. № 55. Л. 210).

Теоретические сведения, которые Тимерман мог передать царю и бомбардирам, быстро развивались применением их к делу. Деятельно и весело, под личным надзором Петра, бомбардиры практически изучали искусство метать бомбы, стрелять из пушек, строить и брать укрепления и совершенствовались в лабораторном деле, беспрестрастным приготовлением фейерверков (Голиков приписывает следующие слова Петру: "Тем менее страшимся мы военного пламени, чем более привыкаем обходиться с увеселительными огнями"). [16]

В примерных полевых боях Преображенцев и Семеновцев бомбардиры являлись с запряженными орудиями (Лошадей и упряж брали из Конюшенного приказа. «Весь Конюшенный приказ растаскали», говорила царевна София стрельцам); а для точнейшего изучения всех правил фортификации, царь выстроили в рощах преображенских, близь реки Яузы, небольшую земляную крепость, вооружил ее пушками и назвал Пресбургом.

Пресбург был первою школою потешных в осадах: часть их обороняла, другая атаковала эту крепость, при громе орудии которые в противников бросали картонные снаряды. Современник Матвеев шипеть, что «Петр действительно по временам к осаде той (Пресбурга) приступал с притворными из мартеров бомбами, которому искусству они, потешные солдаты, прямо изучались».

Государь, не переставая быть учеником Тимермана, был наставником своих бомбардиров. Он разделял с ними труды и веселье, и как Тимерман, по изречению царя, «стал при дворе быть беспрестанно в компаниях с нами», то может быть, что это общество молодых артиллеристов и называлось потому тимермановым кумпанством (Письма бомбардира Ивана Гуморта. Каб. д. № 1, Л. 87).

В том же 1688 году новый предмет деятельности открылся Петру. Случайно найдя в анбарах царского дворца, в селе Измайлове, старый английский бот, который, по объяснении Тимермана, мог ходить на парусах по ветру и против ветра, государь желал его видеть на ходу и приказал исправить (Историческое известие о начале морского дела в России, собственноручно писанное Петром Великим. Каб. дела № 38).

В Москве нашли знающего дело мастера, старого Карштена Брата, который при царе Алексее Михайловиче прибыл в Россию, в числе Голландцев, вызванных для постройки судов на Каспийском море (Они построили один только корабль — «Орел», который был сожжен во время бунта, сообщниками Стеньки Разина, в 1670 году). Бранту поручено было оснастить бот, и, на этом дедушке русского флота, он возил по Яузе основателя морских сил России.

Недостаток простора для свободного плавания по узкой Яузе и на прудах измайловских привел Петра к Переяславскому озеру. [17]

Петр приказал Бранту заложить несколько судов в больших размерах. Команда бомбардиров с сержантом Якимом Ворониным пошла в Переяславль-Залесский, строить и вооружать царскую флотилию (Яким Воронин был при Карстене Бранте; при строении судов, мостильщиком корабелного и учеником (щегольного) мачтового дела). Бомбардир Лука Хабаров, в 1692 году, перевозил из Москвы в Переяславль шлюбки и карбузы («По именному указу привез я из Москвы в Переяславль Залесский на озеро в великий пост шлюпки и карбузы. 5 в "Челобитной Хабарова" Каб. д. № 59.).

Данило Новицкий в своей челобитной, исчисляя свою службу, говорит, что он участвовал в двух походах в Переяславль-Залесский и был в солдатской, матросской и плотнический службе, (Каб. д. Отд. 2. Кн. № 84)).

В апреле приехал туда государь и, с топором в руках, принялся за работу. «Матушка государыня!» писал державный плотник к царице, благослови сынишку твоего Петрушку в работе пребывающего; озеро вскрылось; все суда, кроме большого корабля, в отделке. Только за канатами стало, вели прислать их из Пушкарского приказа, по семи сот сажень, немедленно. Иначе житье мое здесь продолжится.» (Письмо это — первое иль собственноручные Петра)

В мае месяце суда были готовы и канаты присланы. «Все удались зело хороши», писал Петр царице-матери; «присылке же с доктором и с Гаврилою (Вероятно, бомбардир Гаврило Меньшиков, впоследствии известный кораблестроитель) я обрадовался, как радовался Ной о масличном суке».

В половине июня царь возвратился в Преображенское. Скоро внезапный переворот в судьбе всей России на время отвлек потешных от их последовательных занятий.

Царевна София властвовала в Москве; опорою ся власти были крамольные стрельцы.

Наущение к мятежам и безнаказанность преступлений гибельною заразою обратили эти полки в необузданные толпы, в грозу нелюбимых ими бояр и жителей Москвы. Стрелецкий слободы стали вертепом буйства, самоуправства и безначалия.

По тайное предчувствие тяготело и над царевною и над стрельцами. София предвидела, что скоро должна будет [18] преступно захваченное ею кормило правления передать законному царю.

Чувствовали и стрельцы, что близок час прекращения внутренних смут. В Петре они видели мощного юношу-исполина, требующего порядка, покорности и повиновения, а в примере устройства Потешных угадывали, чего царь требовал от войска. Строго дисциплинированные Потешные стояли пред стрельцами, представляя собою образец будущих преобразований.

Желая новым преступлением упрочить похищенную власть, правительница готовила умы к новым переворотам и волновала стрельцов, распуская между ними самые нелепые толки. По ее словам, Петр предался заморскому учению и готов Россию предать ереси; не щадила она и Потешных, которых называла озорниками.

В это время Шакловитый, заведывавший Стрелецким приказом, тайно набирал шайку из разных стрелецких полков и в ночь с 7 на 8 августа 1689 года готовь был идти в Преображенское, поджечь село и привести в исполнение чудовищный замысел царевны: лишить жизни Петра, вдовствующую царицу Наталью Кириловну и им приверженных бояр.

Уже толпы заговорщиков собрались в Кремле, на Лыковом дворе (Близ Никольских ворот, где в последствии был построен каменный пушечный двор, названный цейхгаузом. Из записок Матвеева), но Привидение спасло своего помазанника. Заговор, праводившийся уже в исполнение, не остался тайною. Среди тех же стрельцов нашлись верные слуги царские: опередив злодеев, они известили Петра о предстоящей ему опасности.

Государь, окруженный в Преображенском своим полувозмужалым войском, должен был быстро скрыться от покушений стрельцов. Он проскакал целую ночь, и в шесть часов утра достиг Троицко-Сергиевской Лавры (Дневник Гордона). Весть об отъезде государя быстро распространилась между Потешными, жившими отдельно по домам в селах Преображенском и Семеновском. Они последовали за государем и 8 августа все были уже в лавре (Дневник Гордона). [19]

Завесою неизвестности были покрыты дальнейшие намерения правительницы. Петр, среди своих Потешных, готовился к обороне в стенах святой обители.

Тогда началась первая действительная служба бомбардиров. Дабы способствовать обороне лавры, бомбардиры, с капралом Хабаровым, который заведывал материальною частию артиллерии в Преображенском, были тайно посланы за орудиями и снарядами. Зелейные (Пороховые) мастера московского пушкарского двора снабдили их порохом, и они, пробираясь чрез леса, с пушками и мортирами благополучно возвратились в лавру (Лука Хабаров пишет: «В прошлом 7198 (1689) году, по Его Величества имянному указу, послан из Троицкого Сергиевского монастыря в Москву и Преображенское, из Преображенского привез и тот монастырь пушки и мортиры, такожде и порох брал с зелейной мельницы и провозил лесами тайно». Арх. Мин. Иностр. Дел. № 69, § 2).

Удаление Петра расстроило замыслы правительницы. Царский указ, чтобы «всякого служивого чина людям к нему, государю, из Москвы, в оный Троицкий монастырь быть в крайней скорости» (Записки Матвеева), заставил также опомниться многих стрельцов. Несмотря на строгия запрещения и угрозы, они оставляли мятежные ряды своих полков и шли к царю в лавру. Туда прибыли и иноземцы с солдатскими полками, и все до единого, от малого до великого, чины московского пушкарского двора, пушкари, мастера и их ученики» (Послужные списки чинов Московского Приказного двора, по докладной выписке думного дьяка Никиты Зыкова).

Власть царевны пала; ей указано было оставить дворец и жить в Новодевичьем монастыре (Записки Гордона).

Петр прекратил смуты, принял кормило правления, по не оставил и прежних своих занятий. В сентябре месяце, из Троицкого монастыря, он ходил с Потешными и собранными войсками до Лукьяновой пустыни, упражняя их ученьями и примерными боями, и 27 сентября возвратился в Преображенское.

Во время двуцарствия по имени и единодержавия Петра по делу, когда твердыми мерами он возвратил внутреннее спокойствие России, водворял благодетельный порядок и дал [20] новую силу всем правительственным упреждениям, великий царь с неутомимою деятельности принялся и за начатое им дело преобразования военным сил и создания флота.

Во время правления Софии, заслуженные и сведущие иноземцы, которых полезная служба доставила им заметные места в войсках русских, были мало знакомы царю; они были в походах далеко от Москвы и во время пребывания в самой столице, дорожа службою, искали расположения к себе временщиков, сильных при царевне. Они являлись к Петру только во время обычных торжественных представлений.

Когда же силою своей мощной воли Петр уничтожил преграды, воздвигнутым недоброжелательством между им и его подданными, тогда Лефорт, Гордон и другие, видя, что от одного государя уже зависит будущее их благосостояние, явились, по царскому призыву, ревностными помощниками ей о трудов. Но сознание собственной нравственной силы и гения твердило великому Петру, что и этих руководителей, как Франца Тимермана, он оставил далеко за собою и что ему предстоит, опираясь преимущественно на собственный светлый взгляд и собственную волю, идти вперед, к отдаленной еще цели преобразования. Он начал неутомимо изучать все требования, обусловливающие воинское благоустройство, вникать во все подробности, чтобы потом прочно и стройно возводить великое здание военных сил России.

Дневник Гордона служит обильным указателем трудов государя к образованию войск с 1690 по 1695 год. Преображенское Село было главным средоточием военной деятельности: беспрестанно производились ученья Потешным в пешем и конном строю; сюда приводились также часто, для той же цели, солдатские и стрелецкие полки.

Развитие военных упражнений привело к стройным и правильным маневрам, так называемым походам, в которых, большею частью, одну сторону составляли по новым правилам обученные Потешные и солдатские полки, а другую — стрельцы, действовавшие прежним способом (старым боем).

Маневры состояли в полевых боях, осаде и обороне временно возводимых крепостей; они производились большею частью около Преображенского и Семеновского.

Артиллерийские занятия продолжались с тою же деятельностию. Для успешнейшего образования артиллеристов государь [21] велел всех пушкарей полков Преображенского, Семеновского, Бутырского и Лефорта собрать в Преображенском селе и поручил их бомбардирскому капралу Хабарову. На маневрах же новые артиллеристы действовали против пушкарей Московского Пушкарского двора. Гордон свидетельствует, что различные испытания в цельной стрельбе деревянными снарядами из пушек и мортир не прерывались (Приложение VI). Стрельба производилась большею частию на близлежащем Каланчовском поле, на котором построены были батареи и башни или каланчи; из них одни вооружались орудиями, другие служили целью (Московские старожилы помнят остатки этих сооружений на Каланчовском поле, — сооружений, из которых на некоторых еще сохранились следы действовавших против них снарядов). Иногда соединяли для стрельбы до 50 орудий. Московские пушкари призывались к участию в этих упражнениях, при которых руководителями были царские бомбардиры, исполнявшие обязанность «констампелей» (Констампелем назывался у бомбардиров старший из действующей при орудии прислуги).

Стрельба холостыми зарядами и фейерверки бывали во все торжественные и праздничные дни. Лабораторные работы сделали бомбардиров опытными лаборатористами, и, по словам Гордона, особенно удачны бывали фейерверки, изготовленные при личном участии царя (Дневник Гордона 26 февраля 1690 г.).

В письмах Лефорта, хранящихся между документами его семейства в Женеве, мы находим подтверждение слов Гордона. В письме от 20 сентября 1692 г., он просил своего брата пригласить в Россию фейерверочного мастера и инженера, знающих свое дело (surtout qu'lls soient experts).

Лефорта, знавшего искусство царя в приготовлении фейерверков, по-видимому, особенно занимала мысль, чтобы вытребованный им фейерверочный мастер был бы знаток своего дела, и потому в том же упомянутом нами письме он еще раз обращается к брату, с такими словами: «Tout се que je vous recommande, cher frere, que ce soil nn extraordinaire faiseur d'artifice» (Сведением этим я обязан доктору Поссельту, переводчику Дневника Гордона, который имеет копию с писем Лефорта). [22]

Чувства удали и молодечества, пробужденные Петром в Потешных, доходили иногда во время маневров до запальчивости. Новость этих воинских упражнений и неопытность действователей были причиною нескольких несчастных случаев, при схватках на маневрах. Деревянные штыки наносили удары; картонным бомбы разрывом обжигали лица; на примерном приступе семеновского двора, 2 февраля 1690 года, разорвало огненное ядро подле самого государя, обожгло ему лицо и слегка ранило Гордона. Следя за дневником этого последнего, видно, что, по мере приобретаемого навыка, боевые и огненные потехи оканчивались благополучнее.

Кроме собственно артиллерийской службы, потешные артиллеристы были призваны Петром Великим и разделить и труды его при учреждении в России флота, сооружение которого было приостановлено событиями 1689 года.

В конце 1691 года государь два раза ездил в Переяславль осматривать свою флотилию и делать приготовления к постройке нового корабля. Находившиеся на озере суда много пострадали от непогод. Петр весною 1692 года снова горячо принялся за морское дело; он взял с собою бомбардиров и 8 феврали поехал в Переяславль. По дневнику Гордона, все артиллерийские занятия в Преображенском на время прекратились.

Петр и его бомбардиры взялись за топоры и приступили к сооружению нового корабли.

В это время ждали приема персидского посланника. Сановники звали государя в Москву. Л. К. Нарышкин и К. А. Голицын сами поехали, 16 числа, в Переяславль убеждать царя в необходимости возвратиться в Москву.

Государь, действительно, приехал в свою столицу 26, посетил посла, дал ему торжественную аудиенцию и 3 марта опять поехал в Переяславль.

Дав направление работам, государь вернулся в Москву 12 и тотчас после Пасхи, 5 апреля, уехал снова. Новый корабль был готовь в конце месяца. Петр призвал из Москвы Лефорта и Гордона, с особенными чувствами удовольствии показывал им свои суда, и 1 мая торжественно, при громе орудий, новый корабль был спущен на воду.

Государь возвратился в Москву 9 мая, оставив сержанта [23] Якима Воронина с 16 бомбардирами в Переяславле и поручив им исправить прежние суда.

Приведем при этом случае самое древнее, до нас дошедшее донесение государю от бомбардиров:

«Пишут ученики твои из Переяславля-Залесского, корабельного дела мастильщики, щегольного дела мастерства Акимка Воронин с товарищи 16, челом бьют за твое мастерское ученье, по твоему учительскому приказу нам ученикам, что которую яхту опрокинуло на воде, и тое яхту мая в 9 день, взняли и воду из нее вылили, а чердак у нее сломало, у юмферов железо поломало, и ее взвели к мосту, и она зело качка, на одну сторону клонится. А другую яхту взвели тут же к мосту не большими людьми и парусом, и по cиe число шла она хорошо. И что по твоему учительскому приказу от посланного к корабельному делу государя своего генералиссимуса князя Федора Юрьевича, который что делал корабль, и ты тот корабль делал бы его по государеву приказу и сделав поехал в Москву и тот корабль взин Якимко с учениками своими, по твоему учительскому приказу и по твоему учению взняли на три ворота, в шесть часов и с обедом, а до моста допели с великим натужением, и после того, того ж дня под другой корабль блоки подволокли.

Писаный Якимко Воронин челом бьет со всеми твоими учениками.»

22 июня государь со всеми бомбардирами отправился в Переяславль; там бомбардир Воронин готовил два фрегата и три яхты к плаванию.

11 августа государь вытребовал из Москвы Гордона и принял его на адмиральском судне, великолепно отделанном и названным «Марсом» (Письма Лефорта в Женеву от 26 сентября года).

18 августа начались плавания по озеру, 25 прибыл и Лефорт, который был назначен командиром «Марса» и по болезни оставался в Москве. Лефорт быль встречен пальбою со всех судов. Недолго разъезжали бомбардиры по озеру Переяславскому, торжествуя пушечною пальбою первые крейсирования и упражняясь в примерных морским, битвах. 29 государь уехал в Москву; за ним отправились и бомбардиры. [24]

Летом 1693 и ода снова начались крейсирования: но Переяславское озеро стало тесно великому царю, и 4 июля он уехал в Архангельск посмотреть на действительные корабли.

Неизвестно, много ли бомбардиров сопровождало государя. Из его писем к Апраксину, архангельскому губернатору, видно только, что в свите царской были бомбардиры: князь Федор Троекуров, Иван Гуморт, Федор Плещеев, Ермолай, Гаврило и Александр Меншиковы, Алексей Петелин и Осип Зверев (Поклоны архангельскому губернатору Апраксину от названных бомбардиров к письмам государя 1693 года).

На следующий год государь решился познакомить с Белым морем переяславских моряков и всех своих бомбардиров.

30 апреля 1691 года, государь с приближенными и всеми бомбардирами, всего около 300 человек (Во всех сохранившихся сведениях о прохождении службы бомбардиров этого времени означено, что они были в походе к г. Архангельскому в 1694 году: бомбардиров было в это время около 100 человек), оставил Москву; они доехали сухим путем до Вологды, а там пересели на речные суда (досчанники), чтобы по Сухоне и Северной Двине плыть к Архангельску.

22 досчанника составляли эскадру. Бомбардиры размещены были на шести судах: царском, князя Федора Троекурова, Федора Плещеева, Осина Зверева, и еще на двух — 8 и 9. В голове шло судно бомбардира князя Федора Троекурова (Следование судов эскадры были в следующем порядке: 1) бомбардира князя Федора Ивановича Троекурова, 2) вице-адмирала Ивана Ивановича Бутурлина (генералиссимуса Семеновского полка). 3) Льва Кириловича Нарышкина, 4) князя Бориса Алексеевича Голицына, 5 и 6) бомбардиров Федора Федоровича Плещеева и Осина Зверева, 7) с певчими, 8 и 9) с бомбардирами Ивана Ивановича Бутурлина. 10) Автомона Михаиловича Головина, 11) государя, 12) адмирала князя Федора Юрьевича Рамодановского (генералиссимуса Преображенского полка), 13) трапезное, 14) кухня, 15) канцелярия, 16) госпиталь, 17 и 18) с провиантом. 19) придворных служителей, 20 и 21) с съестными припасами, 22) контр-адмирала Петра Ивановича Гордона).

Утром 8 мая эскадра снялась с якоря, и, при громе пушечных выстрелов с судов и городской артиллерии, она пошла мимо Вологды и 18 мая бросила якорь на архангельском рейде, приветствуемая выстрелами из крепости и отвечая тем же со своих судов. [25]

20 мая был спущен построенный корабль: 30, в день св. Исаакие и рождения Петра, бомбардиры сопутствовали государю в первом плавании но морю, оставив остальную часть свиты в Архангельске.

После двух-недельного плавания по излому морю, Государь, посетив Соловецкий монастырь, возвратился, 13 июня, в Архангельск.

В ожидании корабля, заказанного государем в Голландии, он оставался в Архангельске, ездил часто в море осматривать окрестности, прибывавшие иностранные купеческие корабли, изучал их постройку и управление ими.

Спущенный 20 мая новопостроенный корабль к 11 июля был окончательно отделан. В этот день бомбардиры пальбою торжествовали морской праздник. «Корабль был окрещен, писал государь, во имя апостола Павла и марсовым ладоном довольно окурен» (Письмо государя к Виниусу от 12 июля 1694 года).

Только 21 поля давно ожидаемый из Голландии корабль, «Святое Пророчество», бросил якорь в бухте Соломбаля (Соломбаль, или Соломба, сеть предместие Архангельска, лежащее на Двине и отделенное от города рекою Кузнечихою).

10 августа государь, разместив свою свиту на пяти судах, снова пустился в открытое море, чтоб проводить иностранные корабли, которые, нагрузясь товарами, возвращались на запад. В ночь на 17 число эскадра достигла мыса Святого и, с пушечною пальбою, простившись с гостями, поплыла обратно и 21 возвратилась в устье Двины.

26 государь оставил Архангельск и с бомбардирами отправился обратно в Москву.

Это второе путешествие в Архангельск для гвардейской артиллерии незабвенно тем, что, вовремя плавания, государь пожаловал бомбардирам образ св. чудотворца Николая, покровителя моряков в России (Приложение 1-2).

Во время путешествия в Архангельск, государь повелел сделать в Москве все приготовления к новым маневрам, известным под именем «Кожуховского похода». Эти маневры были самые большие из всех, исполненных по воле Петра (В Сведениях о гвардейской артиллерии, том I.). [26] Скажем несколько слов об этих первых, произведенных в России в больших размерах, маневрах.

Осада Азова была задумана государем; но он, по обыкновению, не высказывал своих намерений, и только происшествия следующего года показали цель, для которой производилась примерная осада Кожухова.

Четыре полка (Преображенский, Семеновский, Бутурский (Гордона) и Лефорта) были уже устроены и обучены по европейски; оставалось выучиться самому и выучить войска действиям при осаде, а потому, в бытность государя в Архангельске, пока он занимался морским делом, по его приказанию и плану, в трех верстах от Москвы, близь деревни Кожухова, возводилась земляная крепость и собраны были полки из жителей, чиновных и служащих; их обучали наскоро, равно как и призванных стрельцов. Все прежние приготовления к походу повторились в малом виде для кожуховских маневров.

Рать в 40,000 была разделена на две армии; одна, под командой генералиссимуса Семеновского полка, Ивана Ивановича Бутурлина, должна была защищать крепость: другая, большею частию составленная из образованных Петром полков, вверена была генералиссимусу Преображенского полка, князю Федору Юрьевичу Рамодановскому, и должна была атаковать крепость.

Кожуховские маневры были борьбой старого русского войска с новым, борьбой приверженцев к старине с нововведениями. Вот одна из причин, почему до ста человек, в том числе и Лефорт, были ранены во время этой военной, пятинедельной потехи. Правда, что нельзя не приписать этого частью и русской удали. Молодое поколение желало отличиться пред государем и потому не всегда оставалось в пределах благоразумия. Новость, а следовательно и неопытность производства маневров способствовали к тому: наконец и средства к бою, несмотря на все старания, не были достаточно безвинны и могли наносить раны, при беспрестанных рукопашных схватках. Бомбы, ручные гранаты, кувшины с зельем были сделаны из картона, «de papier fort», пишет Лефорт: в другом месте того же письма, мы находим, что были и такие, в которых было до четырех фунтов пороха. [27]

Для боя употребляли палки, привязывал к ним пучки из соломин, напитанной скрою и селитрою. Осажденные отбивались, пуская из труб струн воды.

Войска 23 и 29 сентября торжественно выступили из Москвы; действия начались 27, а 1 октябри — собственно осада, в которой Петр Великий с своими бомбардирами принимал деятельное участие.

Батареи и укрепления устраивались по правилам иностранной науки. Бомбардиры кидали в стаи неприятеля бомбы, которые опрокидывали шатры, и осажденные «били в большом страхе»; осаждающие вели мины и, для уничтожения шума работ, употребляли вновь придуманные скобки. Крепость была взята, и 17 октября маневры кончились.

В течение пяти недель осада Кожухова поглощала все внимание государя. Дневник Гордона и письма Лефорта свидетельствуют, какое неутомимое участие принимал царь в маневрах; да и сам он писал в Архангельск к Апраксину: «Ведает ваша милость, что какими трудами нынешней осени под Кожуховым чрез пять недель к марсовой потехе были». Все действия осады были в течение зимы тщательно описаны, украшены и пояснены чертежами, а 6 апреля отправлены к Апраксину (Письмо государя к Апраксину 6 апреля 1695 года). К сожалению, эта драгоценная рукопись, из которой еще в 1834 году сделано было извлечение в «Северном Архиве», в нынешнее время утеряна (Современная рукопись, о которой говорит автор статьи: «Бомбардиры в потешных войскам. Петра Великого», отыскана в архиве Н. В. Ханыкова и в самом точном списке помещена редакцией в настоящем же нумере журнала. ред.).

Кожуховским походом кончилась потешная служба 1694 года. В следующее лето бомбардиры приняли участие в военных действиях против Азова.

При изложении службы потешных бомбардиров, тесно связанной с первыми занятиями Петра, мы в первый раз встретили только Лефорта, при удалении государя, в 1689 году, в Троицкую лавру. Может родиться вопрос: на чем же основано мнение, что этот Женевец с юных лет был в Преображенском Селе одним из самых приближенных к Петру лиц, первый своими рассказами познакомил царя с образованием Запада, с устройством его регулярных, войск, с [28] морскими его силами и пробудил в юном монархе любовь к науке и славе, показав ему, как далеко отстала Россия от Запада, — что он положил первое основание потешному войску и в 1687 году писал в Женеву:

«Je choisis une quantite des jeunes gens, a l'allemande, et quand je les eu exerces pendant quelque temps, je parus un matin aver cette troupe dans le Kremlin, sous les fenetres de l'appartement. Pierre excite par le bruit du tambour, fut agreablement surpris; celle petite troupe fit plusieurs evi pulions qui luollurent.»

Иностранные писатели настойчиво вставляют имя Лефорта на каждой странице истории первых лет царствования Петра. В этом образе нового Ментора Лефорт перешел и в наши отечественные сочинения; но, при строгом исследовании сохранившихся актов, обнаруживается, что все эти рассказы — вымысел позднейших историков».

Помянутые акты, равно как и дневник Гордона, и наконец подлинные письма самого Лефорта в Женеву нигде не подтверждают, но только опровергают неосновательные и лживые повествования позднейших историков петровского времени.

Лефорт, в чине капитана, с несколькими другими иноземцами, прибыл в Архангельск морем, в 1675 году искать в России службы и счастия; в 1676 году он приехал в Москву, но в службу принят не был и жил без дела и без денег, на счет голландских купцов. Года через четыре, ему удалось поступить на службу капитаном, он был послан в Киев и участвовал в крымских походах. Во время правления царевны Софии, Лефорт искал расположения князей Голицыных, и, благодаря им, в 1686 году, был уже подполковником, а в 1688 году — полковником.

Переписка Лефорта и князя В. В. Голицына с державцами Женевской республики удостоверяет, как усердно хлопотал Лефорт о благоволении князя Голицына; да и весьма естественно, что бездомный капитан, приехавший в Россию искать счастия, старался обратить на себя милостивое внимание временщика, от которого все зависело, пред которым все трепетало, и, по примеру Гордона, держался стороны Софии до последних минуть ее владычества (Н. Устрялов — "Лефорт"). [29]

Обратимся к письмам Лефорта, и найдем в них новое подтверждение сказанного нами.

Вышеприведенное письмо Лефорта, 1687 года, о наборе Потешных, находится в рукописном его жизнеописании, в фамильных бумагах в Женеве; но оно очевидно сочинено было вместе с его биографией. Росписями бомбардиров и подлинными бумагами о поступлении в бомбардиры Новицкого, Хабарова, Бухвостова и других объясняется, что формирование Потешных далеко предшествовало 1687 году. В каждом слове письма видно, что его составитель был даже мало знакомь со всем окружавшим, со всею обстановкою Петра.

С беспокойством смотрели царевна София и князь Голицын на мужающего царя и на увеличение Потешных, для которых в том же 1687 году уже не доставало места в Преображенском, и часть их была перемещена, по соседству, в Семеновское. Слишком осторожен был Лефорт для того, чтобы в это время, когда вся служба его зависела от князя В. В. Голицына, он рискнул бы так явно искать милостей Петра и привел бы свою одетую в немецких кафтанах команду с барабанным боем, прямо к Кремлевскому дворцу, куда Петр сам приезжал по необходимости, обыкновенно на несколько часов. Скорее Лефорт решился бы привести сформированную им команду в Преображенское, где государь жил постоянно и где в тиши, может быть, и скрылись бы поступки Лефорта. Наконец можем ли мы узнать живого, нетерпеливого, решительного, огненного царя в вялом юноше, довольствующемся зрелищем военной потехи из окон своих комнат и не любопытствующем поближе рассмотреть новый для него военный строй, который он видит в первый раз в жизни?

Подлинника этого письма в фамильных бумагах Лефортов, разумеется, и не находится; а сравнивая эту выписку с подлинными письмами Лефорта, подлог обнаруживается явно. Говоря о Петре, он не только всегда пишет «Sa Majestе Czarienne», но даже, большею частью, Leurs Majestes Czariennes (Не упоминая о царе Иоанне) Pierre Аlezewilz, а в приведенной, подложной, по нашему мнению, выписке он просто называет царя «Pierre». [30]

После несчастного событии с царевичем Дмитрием в Угличе, никто из посторонних не мог и подходить к членам царского семейства до пятьнадцатилетнего их возраста; не мог преступить этого закона и Лефорт, не имея ни приглашен ни от двора, ни официальной должности при Петре. Это постановление оставалось в такой силе, что Лефорт даже впоследствии писал в Женеву, что милости государя к нему до того велики, что для ней о сделано изъятие из закона и что сын его посещает царевича Алексея Петровича. Наконец Лефорт сам пишет в Женеву, что государь только 30 сентября 1690 года в первый раз его удостоил своим посещением.

Сближение Петра с генералом Гордоном началось тоже с низвержением царевны. Гордон постоянно вносил в свой дневник все, что лично его касалось. Там находим мы подробные сведения, где он был, у кого обедал, кого принимал и т. п.

В первый раз Гордон упомянул о Петре в 1684 году, отметив 22 января, что «младший царь болен оспою».

В 1686 году, 28 января, Гордон, проездом чрез Москву из Киева в Англию, представлялся обоим царям и удостоился получить из рук младшего чашу вина и приглашение возвратиться скорее в Россию.

В 1687 году, 9 октября, младший царь приезжал в Москву, 29 ноября поехал в Савинский монастырь и 5 декабря возвратился.

В 1688 году, 25 января, младший царь в первый раз присутствовал при совещаниях тайного совета при дворе, а 27, после панихиды в память царя Алексея Михаиловича, посетил приказы и некоторых из исключенных освободил, а других пожаловал деньгами.

20 февраля, младший царь был в Воскресенском, где стрелял из пушек и спустил фейерверк.

29 июня, в день своего ангела, младший царь был в Успенском соборе и угощал с царицею, своею матерью, бояр и высших сановников. На другой день государь уехал в Преображенское и оттуда в Троицкую лавру.

1 сентября, из Бутырского полка были выбраны 8 солдат на службу в потешные конюхи к младшему царю. [31]

7 сентября, царь Петр Алексеевич прислал нарочного взять 5 барабанщиков и 5 флейтщиков из полка Гордона. Боярин князь Василий Васильевич Голицын разгневался, что они были отправлены без его ведома. Вслед за тем царь потребовал, однако, еще 5 маленьких барабанщиков, которые были отосланы в голландском уборе. Царь дал барабанщикам и флейтщикам каждому по рублю и по полному мундиру.

8-го царь потребовал от боярина (князя В. В. Голицына) еще более флейтщиков и барабанщиков, которых, к крайней досаде князя, надо было отправить.

23 сентября, младший царь распрашивал у подгулявшего писаря, получают ли сержанты и писари особое содержание, и другие подробности, что весьма не понравилось противной ему партии.

13 ноября, для младшего царя потребованы были все барабанщики, и в конюхи 10 человек солдат из Бутырского полка.

23-го царь Петр Алексеевич поехал в Савин монастырь и 27 вернулся в Преображенское.

1689 года, 20 января, царь Петр Алексеевич вступил в браки, с Евдокией Федоровной Лопухиной.

24 июля, младший царь не изъявил своего согласия на те награды боярам (за крымский поход), которые были без него назначены, и только после больших трудов и просьб согласился, 26 поля, наградить военноначальников и других.

27 сентября, начальники и офицеры поехали в Преображенское благодарить Его Величество царя Петра Алексеевича за полученные милости: но они не были допущены. Некоторые были этим опечалены, но не все, потому что благосклонного приема нельзя было ожидать. Каждый ясно видел и знал, что больших усилий стоило получить согласие младшего царя, и что это данное им согласие еще более его раздражило против генералиссимуса и гласных советников другой партии двора.

Теперь явно, что неминуем открытый разрыв, который превратится в ожесточение. Все эти обстоятельства стараются скрыть сколь можно более от толпы, но делают это не довольно искусно и молчаливо: почти каждый знал о происходящем. [32]

Вот все, что Гордон записал в своем дневнике о Петре до отъезда Петра в Троицкий монастырь (1689 года), то есть в первые семь лет его царствования. Эти извлечения положительно доказывают, что, подобно Лефорту, и Гордон не имел никакого влияния на формирование Потешных вообще и бомбардиров в особенности.

Оканчивая обзор потешной службы бомбардиров, рассмотрим их внутренний быт и устройство до исхода 1094 года.

Служба в потешных войсках была домашняя служба при государе; а потому лица, входившие в их состав, именовались званиями, которые они носили: стольников, спальников и т. и. Большая часть Потешных, нуждавшаяся в казенном содержании, поступали в число придворных конюхов. Этим званием были зачислены и солдаты, переведенные из Бутырского полка в Потешные. С 1695 года они переименованы в Преображенских и семеновских солдат.

До 1700 года мы находим название бомбардиров только в их списках, в описании Кожуховского похода и в описании похода боярина Шеина под Азов в 1090 году; в официальных бумагах бомбардиры: Александр Арчилович назывался царевичем, Плещеев и Нарышкин спальниками, князь Федор Троекуров стольником, Василий Корчмин стольником-завоеводчиком, и т. и. Только Гуморт, как иноземец, не имевший другого звания, в списке отправляемых за границу в 1090 году, назван бомбардиром.

Во всех современных сведениях бомбардиры, как жившие большею частью в самом дворце государя и как бы составлявшие его придворный военный штат, названы палатными, дворцовыми или комнатными людьми. Гордон называет бомбардиром только государя, а его команду иноземным артиллерийским званием «констапелей»; так в 1090 году он пишет, что празднование именин царицы Натальи Кириловны было с 20 августа отложено на 27. В этот день приехал в Преображенское патриарх; после пиршеств торжественного дня, в который было четыре раза произведено по 21 выстрелу и вечером спущен фейерверк, патриарх подарил констапелям 100 червонцев. В 1694 году, при распределении 300 человек царской свиты на суда в Вологде, для отъезда в [33] Архангельск, Гордон пишет, что на 8 и 9 досчанниках были помещены констапели.

Первая роспись бомбардиров (1682 года) указывает только на одно разделение их: на бомбардиров первой и второй статьи.

По сохранившимся же позднейшим сведениям видно, что бомбардиры были разделены на две половины, а каждая половина на два капральства.

Каждая половина имела своего сержанта, своего каптенармуса и своего писаря, а каждое капральство (около 25 человек) — своего капрала.

Кроме приведенных званий, из числа бомбардиров назначались еще констапели при отправлении артиллерийской службы. Констапель имел в ведении своем одно орудие и принадлежащие к нему заряды и припасы. Он заряжал и наводил орудие и, во время стрельбы, имел надзор за всею прислугою.

Кроме бомбардиров, оба полка Преображенский и Семеновский имели еще своих пушкарей (Московский архив старых дел, челобитная Хабарова в приложениях к «Св. о Гвард. Артил.», т. I. и Описание кожуховского похода в «Северном Архиве» 1834 года), для действия из полковых пушек, при чем введено было то улучшение, что при каждой полковой пушке была назначена постоянная артиллерийская прислуга, избранная из рядовых, вместо одного временного полагаемого пушкаря, как было прежде.

Лука Хабаров, за Троицкий поход, был пожалован из бомбардирских капралов званием квартермистра Преображенского полка: но по 1703 год он продолжал свою службу с бомбардирами как в мирное, так и в военное время. Кроме заведывания пушкарями двух потешных полков, а также Гордона (Бутырского) и Лефорта (Шепелева), Хабарову была поручена вся материальная и хозяйственная часть, кроме того мастеровые: полковые и присылаемые из Московского пушкарского двора («Ведал я пушечных лошадей, пушкарей и мастеровых людей Преображенского, и Семеновского и Лефортовского, и бутырского полков, также артиллерию, амуницию и всякие припасы.... и пушечного двора гранатных мастеров и учеников, которые делали в Преображенском к огнестрельной потехе гранаты, также и пороховых мастеров, которые переделывали в Преображенском в роще порох». (Из челобитной Хабарова, 4 и 6, Кабин, дел. Отд. № 69). [34]

Из дневника Гордона и разных позднейших сведений об оставленных в Преображенском селе орудиях, видно, что число их было значительно (По дневнику Гордона, с 1691 по 1695 год, кроме полковых, 21 орудие. Можно полагать, что большая мортира, о которой у поминаете и в кожуховском походе, есть та самая, которая, по словам московских старожилов, до 1813 года, стояла в Преображенском селе, близ церкви, с двумя пирамидами бомб. После московского пожара 1812 года, она вместе с бомбами была перевезена в Москву и поставлена в число достопамятных орудий, но которая именно мортира перевезена из Преображенского села — неизвестно). Они, по требованиям государя, отпускаемы были из Московского пушкарского двора. Из описаны кожуховского похода видно, что, подобно Бутырскому полку, при полках Преображенском и Семеновском было в каждом по три полковые пушки. Назначение же но две трех-фунтовые пушки на баталион, которое находим в 1700 и следующих годах, вероятно, последовало не ранее, как во время азовских походов.

Все артилерийские снабжения поступали из Московского пушкарского двора, куда государь посылал также и за канатами для сооружения флота на Переяславском озере (Вышеприведенное письмо государя к царице Наталье Кириловне). Вообще, сношения между Преображенским селом и Московскими пушкарским двором были беспрерывные. Московские пушкари призываемы были для учения и маневров, а мастеровые — для исправления артиллерии, переделки пороха, приготовления для потех картонных бомб и гранат (Дневник Гордона и челобитная Луки Хабарова).

Лошади и упряжь взяты были из Конюшенного приказа («Весь Конюшенный приказ растаскала», говорила царевна София стрельцам).

По свидетельству летописей, Потешные были одеты по немецкому образцу, а доставление для них зеленого, синего и малинового (Журнал Гордона 22 сентябри 1694 года, «azure or darke blue, sea grsen and raspberry») сукна приводит к заключению, что начало однообразного обмундирования следует отнести ко времени учреждения потешных войск: Преображенцы были одеты в зеленые, а Семеновны в синие кафтаны. Красное же сукно употреблялось по временам для камзолов. Единственное отличие в обмундировании артиллеристов состояло только в том, [35] что последние имели на груди и на спине золоченые орлы (Описание кожуховского похода, составленное, по приказанию царя, для Ф. М. Апраксина, в «Северном Архиве» 1834 года); головной убор их состоял в медвежьей шапке (Эти шапки были в 1704 году заменены шляпами. Подобные шапки находим в современной картине осады Азова и маленькой картине — действия при орудиях бомбардирской роты. Об этих шапках упоминает и Corneille le Bruyn, описывая бомбардиров, при торжественном вступлении гвардии в Москву, в 1703 году) с красным верхом.

Мех шапок начальных людей был бобровый или лисий, я верха обшит галуном (Опись, 1703 года, вещам, оставшийся по смерти капитана бомбардирской роты Ф. О. Плещеева, (Каб. дела)).

Из первоначального обмундирования преображенских потешных, гвардейская артиллерия, как выше заметили, сохранила поныне обшивку из желтой тесьмы на барабанных и трубных перевязях.

Преображенское село было колыбелью гвардейской артиллерии и Преображенского полка. По мере увеличения числа Потешных, увеличивалось и самое село, в котором Потешные поселены были слободами («Потешные» поселены были слободами, в тех же селах: Преображенском и Семеновском, о чем, как известно, есть записки Матвеева). Эти слободы, или улицы, приняли название рот.

Государь жил в маленьком, им построенном дворце, впоследствии столь известном Капитанском дворе (Этот дом находится ныне в частном владении, а самая земля — в ведении дворцового правления.

По словам преображенских старожилов, двухэтажный дворец (низ каменный, а верх деревянный) сохранил прежний вид; перестроена только крыша, которая сделана ниже, и в нижнем этаже увеличены размеры окон. В анбарах дворца по 1811 год сложены были белые каменные плиты ворот, на которых высечены разные узоры и двуглавые орлы. Плиты эти ныне находятся в кладбищенских воротах в селе Преображенском). Здесь помещено было и много бомбардиров, если не большая их часть, потому что из последующих сведений, по 1700 год, видно, что бомбардиры едва ли не отправляли всей дворцовой службы. [36]

Улица, в которой находились дворец Петра и дома князи Ромодановского, Стрешнева, Менгдена и других сановников, называлась Генеральскою; ближайшая параллельная ей улица называлась Буженинова (Буженинов был сержантом бомбардирской роты; дом его стоял из углу этой улицы и переулка, ведущего к Генеральской).

На площадке, у церкви, находились: Преображенская канцелярия и полковой двор; впереди полкового двора стояли орудия и в пирамидах сложены были снаряды; позади были полковые цейхаузы и на берегу Яузы двухъярусное деревянное здание бомбардирской лаборатории.

Улицы Генеральская, Буженинова и Девятая рота сохранили поныне прежние названия; другие улицы переменили названия или совершенно уничтожились.

Старожилы Преображенского села указывают еще на места, где были 1, 2 и 3 роты, на места четырехъярусного здания Преображенской канцелярии и подле здания полковой съезжей избы с высокою каланчею, длинных зданий цейхаузов и двухъярусной лаборатории; из частных зданий указывают на места домов князя Ромодановского в Генеральской улице бомбардиров Плещеева и князя Касаткина в улице Буженинова. Все эти дома были деревянные.

После второго азовского похода, из бомбардиров образовалась бомбардирская рота. По свойству самого оружия, она во время военных действий должна была составлять часть, отдельную от полка. В полевых боях употребляемы были орудия полковые и полевые. Для действия первыми полки имели, как выше сказано, своих пушкарей, и в Преображенском полку, для этой цели, пушкари, состоявшие при бомбардирской роте, от нее отделялись и следовали с полком. Бомбардиры составляли полевую артиллерию, и до 1707 года, начала формирования отдельной артиллерийской команды, составившей четыре года спустя артиллерийский полк, они были почти постоянно единственными артиллеристами при русских войсках, для действия из полевых орудий.

При осадах, от гвардейских полков назначалось небольшое число пушкарей, в случае построения циркумвалационной линии, для действия полковыми пушками; остальные же, [37] преображенские и семеновские пушкари, действовали с бомбардирами из осадных орудий.

При действиях в поле и при осадах, бомбардирская рота в царствование Петра Великого составляла часть отдельную от полка, была в распоряжении генерал-фельдцейхмейстера, и венценосный капитан, участвуя в военных действиях, лично командовал своею ротою. Она, кроме того, имела многие свои особенные положения; офицеры ее имели свою линию производства, старшинство одного чина перед Преображенским полком, особые оклады жалованья и во вновь основанному Петербурге отдельное помещение.

Не менее того, бомбардирская рота тесно была связана с Преображенским полком. Бомбардирами было положено начало полка: находясь в составе его, как старшая рота, она становилась первою в строю и во всех полковых списках. В отличие от бомбардирской роты артиллерийского полка, в 1711 году основанной, она называлась или бомбардирскою ротою Преображенского полка, или лейб-гвардии бомбардирскою ротою (Указы в "Подп. Собр. Зак.", т. IV и V). Она получила и долгое время сохраняла обмундирование совершенно одинаковое с полком, от него получала все снабжения, кроме артиллерийских: наконец, в военных действиях, после учреждения артиллерийского полка, сосредоточиваемая все более и более около гвардии, она, по кончине Петра, обратилась, на деле, исключительно в полковую артиллерию Преображенского полка. [38]

ПРИЛОЖЕНИЯ.

I.

Через 71 год по кончине Петра Великого, бомбардирская рота принесла с собою л.-гв. в артиллерийский баталион несколько преданий о командовании ротою Петром Великим. Упомянем о тех из них, которые требуют объяснений.

1.

Предание говорит, что два маленькие орудия, тщательно сохраняемые в бомбардирской роте, были подарены царем Алексеем Михайловичем Петру, что с этими орудиями Петр с своими бомбардирами начал свои артиллерийские потехи. Никаких письменных доказательств справедливости этого предания не отыскано. Нельзя отвергнуть, однако, что с этими двумя орудиями были связаны воспоминания царя и бомбардиров о их первоначальных занятиях. Мы вправе это заключить на основании нижеследующих данных:

1) Из дел архивов Преображенского и Семеновского полков видно, что полки эти много лет по кончине Петра Великого сохраняли часть своего имущества времен потешных войск в Москве, в том числе и артиллерийские орудия: только для упоминаемых двух орудий было сделано исключение, и они были перевезены в С.-Петербург.

2) Из этих двух орудий торжественно три раза в году производилась салютационная стрельба 6 августа, в день полкового праздника Преображенского полка, 9 мая и 6 декабря, в дни ротного праздника бомбардирской роты, — обыкновение, продолжавшееся до отчисления роты от полка в 1696 году. Об этом единогласно свидетельствуют все служившие в то время в Преображенском полку.

3) Когда, в царствование Императрицы Екатерины II, одно из этих орудий получило при салютационной из него [39] стрельбе значительное повреждение, так что более из него стрелять сделалось невозможными, то было положено отлить из той же меди другое орудие, что и было исполнено с некоторым торжеством. В общем присутствии всех чинов роты, старая пушка была расплавлена и отлита вновь.

При отчислении бомбардирское роты от Преображенского полка, ротное за лишнее имущество было продано с публичного торга; два же орудия, о которых идет речь, оставил за собою тогдашний командир роты, капитан-поручик Ланской, в семействе которого они и сохранялись.

Ныне они принадлежат Его Императорскому Высочеству Великому Князю Михаилу Николаевичу, Генерал-Фельдцейхмейстеру.

2.

Об образе чудотворца Николая лейб-гвардии 1 артиллерийской бригады существует предание, что эта икона морского угодника была пожалована бомбардирам в 1694 году, когда они в первый раз совершали морское путешествие, что с того времени образ постоянно был во всех походах и ставился в походной церкви государя, что он был спасен чудом при Нарве в 1700 году, и, наконец, что он был при Полтаве и при Пруте.

Письменных свидетельств, подкрепляющих достоверность этого предания нет; но мы можем считать его справедливым, опираясь на следующие факты:

1) Бомбардиры, действительно, в 1694 году в первый раз в полном составе пошли на Белое море.

2) Образ перешел с бомбардирскою ротою л.-гв. в артиллерийский баталион с подписью: «Образ чудотворца Николая, пожалованный Государем Императором Петром Великим бомбардирской роте в 1694 году; риза возобновлена усердием чинов бомбардирской роты л.-гв. Преображенского полка в 1744 году».

3) Устройство походной церкви во временна походов Петра Великого лежало на попечении бомбардиров, и известно, что под Нарвою в 1700 году церковь была во имя св. Николая. Граф Моро (Moreau de Brassy, comte de Lion en Beauce. Memoires, в Московском Архиве Министерства Иностранных Дел. В кампанию 1711 гола, Моро командовал Казанским драгунским полком) приводит в своих записках о прусском [40] походе, что, но приказанию государи, служили обедню в церкви бомбардирской роты.

4) Галера, на которой были бомбардиры в 1717 году, была названа галерою св. Николаи.

3.

О тесьменной желтой обшивке гвардейской артиллерии и Преображенского полка, которую сохранили барабанщики, а ныне получили и трубачи, существует предание, что она установлена в память перевязи царского барабана в потешных войсках.

Справедливость этого предания подтверждается следующим:

1) Семеновский полк, за исключением цвета окна, был обмундирован и вооружен по одному образцу с Преображенским, кроме тесьмы на барабанных перевязях.

2) При переходе бомбардирской роты в состав л.-гв. артиллерийского баталиона, все обмундирование было изменено, но обшивка перевязей была сохранена в гвардейской артиллерии.

3) У командиров гвардейской конной роты хранилась записка, вся писанная рукою графа Аракчеева: «Объяснить, что желтый басон ест память царского барабана блаженные памяти государя императора Петра Великого в Потешных, а потому к трубам таковой перевязи не подлежит» (Сообщено покойным генералом от артиллерии Н. А. Козеном, бывшим командиром гвардейской конной артиллерии. Вероятно, когда, при императоре Павле, гвардейской конной роте даны были трубачи, то она испрашивала перевязи с желтою обшивкою, по образцу барабанных перевязей гвардейских пеших рот).

II.

Поступление придворных певчих в бомбардиры, отчего бомбардиры и на службе оставались певчими, видно из постоянных близких сношений тех и других.

1) Гордон, в дневнике своем (1692, 1694 и 1695 годов), отмечает, что о святках к нему приходили придворные певчие Преображенского, и некоторых называя по именам, упоминает о бомбардирах. [41]

2) В том же дневнике (27 августа 1690 г.) находим сведения, что патриарх был в Преображенском по случаю бывшего накануне тезоименитства царицы Натальи Кириловны и роздал бомбардирам 100 червонных (вероятно, за бывшее богослужение).

3) Потому же дневнику (8 мая 1694 г.), во время путешествия царя в Архангельск, при распределении царской свиты на суда, видно, что на 5, 6, 8 и 9 были бомбардиры, а между ними на 7 певчие.

4) На бомбардирах лежала обязанность устройства походной церкви государя, во время походов.

5) В 1706 году, 12 декабря, государь предписывал бомбардиров и певчих, находящихся в Новгороде, отправить к армии.

III.

Именные списки Преображенского полка сохранялись только с 1711 года, «понеже все полковые дела, во время турецкой акции (1711 г.), пожжены без остатку» (арх. Преображенского полка, № 246); до этого времени остались за разные годы только списки одних бомбардиров (В кабинетных делах Пета Великого, в главном государственном архиве и в архиве Преображенского полка, куда доставлены впоследствии) чем гвардейская артиллерия обязана единственно личному командованию государя бомбардирскою ротою.

Послужные списки (В архиве Преображенского полка) Преображенского полка начинаются только с 1711 года и первоначально составлены по сказкам, которые каждый подавал о своей службе, только в 1718 году; потому в списках не находятся все выбывшие до 1718 года, и, при обозначении времени поступления на службу, не только встречается различие в списках за разные года, но многие показаны на службе гораздо позже, чем они находились на самом деле, что видно из имеющихся у нас достоверных сведений о их службе при Петре. Хотя в одних только списках Преображенского полка обозначены года поступления в бомбардиры, но списки эти не могут служить достоверным [42] указанием в истории бомбардирской роты, а только помощью при общих выводах из других документов, потому что:

1) Чины бомбардирской роты показывали началом своей службы не время поступления их в Поташные, но первый поход, в котором они принимали участие.

2) Показанные в полковых списках года неверны. Из большого числа таких неверностей приведем несколько примеров: Гаврило Меншиков показан (арх. Преобр. полка, № 273, лист 52) с 199 года, а Логин Борисов с 198 г., в то время, как имя Гаврилы Меншикова находится в первой росписи, а Борисова только во второй, в которой Меншиков показан уже 2 капралом. Прокофий Мурзин показан в службе с 1709 года (лист 5), тогда как он находится уже в списке бомбардирской роты 1701 года; Тихон Лукин (лист 5) и Федосей Скляев (лист 2) показаны с 1696 года, но они находятся в списке, который должен быть отнесен к 1687 или 1688 г.

3) По 1700 год, года считались от сотворения мира, а с 1700 года — от P. X. В послужных списках, где встречаются оба летосчисления, вкралось много ошибок, при перечислениях годов, особенно же потому, что, для краткости, тысячилетия не обозначались, и разность в единицах выходит на 8 лет, а в последней трети каждого года на 9 лет. Эти ошибки весьма ясно обозначаются при сравнении списков разных времен: так, например, при имени от бомбардир-подпоручика Василия Языкова, в списке штаб и обер-офицеров Преображенского полка (статья поручиков арх. Преображенского полка), сказано: в службе «от миробытия 199», а в списке бомбардирской роты, составленном в 1718 году (арх. Преобр. полка. № 273, лист 9) — с 699 года.

Первая приведенная нами сохранившаяся роспись бомбардирам должна быть отнесена к 1 сентября 1682 года, и никак не позже. Доказательством может служить не только то обстоятельство, что в ней находятся почти все имена лиц, на которых позднейшие сведения указывают, как на бывших с самых юных лет при Петр к Великом, но и то также, что в списке не находятся имена ни Луки Хабарова, поступившего 5 сентября 1682 года, ни Бухвостова, поступившего 30 ноября 1683 гола. В старейшем послужном списка [43] Преображенского полка (Арх. Преображ. полка, № 246), служба Даниилы Новицкого показана со 198 года (1690 г.); но оно не служить опровержением того, что первая роспись не с 1682 года, потому что Даниил Новицкий в своей челобитной пишет, что он поступил в 100 году (т. е. в 1682), а вышесказанный список Преображенского полка составился из изустных сказок, которые каждый подавал о своей службе в 1718 году, при чем начало службы Новицкаго могло быть показано или не но личному его объяснению, или по ошибке писаря, вписавшего вместо 190 года 690 г. Из двух показаний начала сго службы 1682 пли 1690 г., одно очевидно должно быть ошибочно (Это объяснение вызвано примечанием 9. стр. 330. т. 11 «Истории царствования Петра Великого», Н. Устрялова). Дальнейшее исчисление службы Новицкого показывает, что ошибочен второй, потому что сам Новицкий пишет, что он уже участвовал в троицком походе (в августе 1689 года (Лейб-гвардии Преображенского полка, в бомбардирской роте, начал я служить с 190 года (следовательно, не позже сентября 1682 года) и был в троицком походе, переяславских два похода, к городу Архангельскому два ж похода, под Семеновским, под Кожуховым...» и проч. (Кабин. дела, 11 кн., 84)). Скорее могла быть ошибка при подаче сказки, может быть, не лично самим Новицким, чем в его челобитной, тем более, что 7190 год соответствует 1682 году.

Подтверждением этого мнения служат следующие данные:

1) В бомбардирской роте в 1718 году еще находилось 13 человек (Гавриил Буторин, Даниил Новицкой, Василий Яковлев, Логин Борисов, Андрей Потапов, Андрей Иванов, Иван Панков, Иван Болванов, Иван Иевлев, Феодор Локков, Иван Блиновский, Григорий Ершов и Яков Осетров), из числа поступивших из бомбардиров потешных и участвовавших в троицком походе. Все они, как Гаврило Буторин, в первой росписи поставленный старше Новицкого, так и поступившие позже его, почему имена их и не помещены в первой росписи, одинаково показали службу свою с 198 года (1690 г.), окончания троицкого похода (Исключением служит один Иван Болванов: его служба показана с 195 г. (1687 г.); но, может быть, подобно Бухвостову, поступя уже взрослым, он считался в службе с поступления в Потешные).

2) Все впоследствии помещенные в число бомбардиров потешных показали также началом службы своей не [44] поступление их к Петру Великому, но первый поход, в котором они участвовали (Сохранились сведения о службе Никифора Суетина, Андрея Истомина и Федора Теплова с переяславского похода и Ивана Дятлова и Андрея Панкова с кожуховского похода. Архив Преображенского полка. Послужные списки.).

IV.

Происхождение князя Александра Даниловича Меншикова и первые годы его поприща тоже были предметом басни, которая, несмотря на ее общее распространение, противоречить всем документам.

Басня гласит, что Меншиков был сын пирожника, продавал пироги, изделия отцовские (Историограф Миллер, прибыв в Россию в 1725 г., следователь не быв свидетелем и величия и нападения Меньшикова, в одной черновой рукописи называет сказание о пирожнике до приторности набитою баснею, о которой никто никогда ничего не слыхал в России. Bis zum Eckel abgeroschene Maehrchen wo von man niemals das Geringste in Russland gehore hat), привлек внимание Лефорта, который взял его к себе в дом в услужение: у Лефорта увидел его Петр и перевел, его к себе слугою.

Вопреки этого сказания, мы имеем следующие данный о службе Данилы Меншикова и сына его Александра. Данило Меншиков был придворный конюшенный офицер (Menshikow war der Sohn eines Stallbedienien vom Officier Range): два его сына Ермолай и Александр и, вероятно, близкий родственник Гаврило (Нет сомнения, что Гаврило Меншиков был близкий родственник Александру Меншикову, Имена Ермолая, Александра и Гаврилы Меншиковых беспрерывно встречаются вместе, в письменных сведениях времен потешных войск, в письмах государя и в дневнике Гордона. Ермолай рано сошел со сцены, вероятно умерь. Александра и Гаврило, во время всей службы, пользовались большими милостями государя) были включены в число Потешных. При формировании Преображенских и семеновских Потешных, имеет с другими чинами Конюшенного приказа, Данило Меншиков поступил в Семеновский полк. (В царском дипломе на княжеское достоинство Александра Меньшикова (1 июня 1707 года), следовательно в то время, когда всей русской гвардии, большею частию тогда состоявшей из бывших Потешных было хорошо известно происхождение Меншикова, сказано: за верную службу отца его в гвардии нашей. В книге Petri Alixievitsz Leben und Thaten, 1710, один лифляндский дворянин, долго служивший в русских войсках и котором хорошо была известна вся обстановка двора, пишет, что Данило Меньшиков поступил в Семеновский полк) [45]

В дипломе Александру Меншикову на достоинство князя Ижерского, Петр Великий пишет, что Александр Меншиков «восприяти в юных летах в милость нашу». Меншиков писал государю: «понеже от молодым. моих лет воспитан я при Вашем Величестве». Наконец в росписи 1682 находим его имя. Очевидно, что Меншиков никогда не мог быть в службе у Лефорта, в доме которого государь будто бы увидел его в первый раз, потому что в письме Лефорта в Женеву, которого подлинник хранится в его фамильных бумагах, он пишет, что государь в первый раз посетил его 30 сентября 1690 года (Подробности и происхождение басни о пирожнике помещены в «Сведениях о гвардейской артиллерии», в главе: начальствовавшие артиллериею при Петре Великом — князь Александр Данилович Меншиков), когда Александру Меншикову было более 20 лет.

V.

Список бомбардирам первой половины

(В тетрадке за подписью генерала Автомона Михайловича Головина. «Каб. дела», кн. № 53).

Бомбардир Петр Алексеев, сержант Гаврило Кобылин, каптенармус Алексей Петелин, писарь Иван Муханов, 1-й капрал Иван Овцин.

Рядовые: Матвей Васильев, Иван Иевлев, Максим Назаров, Федор Лошков, Герасим Протопопов, Борис Воронин, Андреи Потапов, Максим Поляков, Иван Урванцев, Яким Моляр, Михайло Кобелев, Герасим Верещагин, Артемий Растрыгин, Семен Смирной, Василий Яковлев, Роман Марков, Осип Зверев, Григорий Ершов, Лукьян Верещагин, Гаврило Буторин, Иван Денисов, Логин Борисов, Иван Блиновский; 2-й капрал Гаврило Монашков, Рядовые: Степан Буженинов, Данило Новицкий, Иван Володимеров, Ермолай Скворцов, Василий Полев, Петр Гутман, Степан Васильев, Федор Щербаков, Тихон Лукьян, Иван Петелин, Аника Щербаков, Иван Филинов, Павел Гот, Фаддей Попов, Емельян Казанцев, Семен Трофимов, Иван [46] Билов, Петр Воловков, Наум Косенков, Евстрат Попов, Ефим Григорьева, Иван Сенявин, Федосей Скляев и Павел Беляев.

VI.

Гордон бывал часто в Преображенском и, в эти дни, вносил в свой дневник о происходивших в его присутствии занятиях потешных. Приведем несколько извлечений из этого дневника за 1690, 1691, 1692 и 1693 годы.

РАЧЬ.

Текст воспроизведен по изданию: Бомбардиры в потешных полках Петра Великого // Военный сборник, № 1. 1860