ИСТОРИЧЕСКИЕ РАССКАЗЫ И АНЕКДОТЫ,

записанные со слов именитых людей,

П. Ф. Карабановым.

VIII. ¹

Царствование императора Павла I.

1796-1801.

145.

Гвардии капитан Степан Петрович Митусов прислан был в Москву с уведомлением о восшествии на престол императора Павла I: главнокомандующий Мих. Мих. Измайлов, угощая его и поднимая заздравный кубов, закричал хору певчих: «Славься сим Екатерина» (слова из польского, любимого публикою), и, опамятовавшись, приведен был в такое замешательство, что не знал, чем кончить, и мог ожидать дурных последствий.

146.

В последние годы царствования Екатерины духовник ее величества, отец Савва, также избран был в духовники к ее наследнику; он без намерения на исповеди дерзнул спросить у его высочества: «не имеет ли чего на душе против государыни-матери?» Коль скоро императрица скончалась, новый государь дает повеление: отца Савву, под строгим присмотром, отвезти в Невский монастырь; наряжают суд и по пунктам, писанным рукою Павла, его допрашивают: не имел ли он тайного повеления от [88] покойной государыни на исповеди узнать о намерениях великого князя и не думал ли, что он о чем-нибудь проговорится? Духовник оправдан, а между тем избран другой; государь в недоумении приказывает Алексею Ивановичу Мусину-Пушкину: «Что мне делать! уговори Савву проситься в отставку; жалую ему шеститысячный пенсион по смерть.

От графа Мусина-Пушкина.

147.

Синодский обер-прокурор Алексей Михайлович Мусин-Пушкин докладывает императору Павлу в первый день восшествия его на престол: «Не благоугодно ли будет его величеству пожаловать в присутствие св. синода». — «А зачем? спрашивает монарх: что мне делать там?» — Пушкин ответствует: «Государь! вы изволите быть в сенате, а синод есть место равного достоинства». — «Делайте, что хотите, довершил император: моя власть исполнительная». — Образец рассуждения от французских революционных правил; тогда в Париже беспрестанно твердили об исполнительной власти.

От него же.

148.

Лейб-гвардии измайловского полка маиор Федор Яковлевич Олсуфьев, по отношениям своим к двоюродной сестре, девице Софии Алексеевне Еропкиной, распоряжался 18-ти-тысячной ее суммой, отдавая в проценты и не заплатя умер. Сестра и наследница его, Анна Яковлевна Талызина, не имея удостоверительных актов, платить оную отказалась. Еропкина слезами и жалобами, что лишилась пропитания, приводит всех в сожаление. Сие сделалось известным императрице и наследнику, всегда к нему благоволившим. Начинается процесс в совестном суде; Еропкина избрала в посредники графа Александра Романовича Воронцова, который совестного судью, графа Андрея Петровича Шувалова, склонил на ее сторону, но по голосу в пользу Талызиной, дело это чрез Ермолова поступило к Екатерине, найдено сомнительным и до кончины ее оставалось нерешенным. Император Павел I, на другой день вступления на престол, потребовал дело на ревизию; не нарушая правосудия и не обличая девицу Еропкину во лжи, решил истинно по-царски, повелел отыскиваемую сумму выдать из кабинета.

От него же. [89]

149.

Павел I, возлагая на обер-церемониймейстера Петра Степановича Валуева ² орден св. Александра Невского, сказал: «За погребение моей дочери (Ольги Павловны) вы получили Анну; за погребение моей матери ³ надеваю Александра — не мне награждать вас Андреем».

От Петра Степановича Валуева.

150.

На третий день кончины императрицы Екатерины, сенатор Гавриил Романович Державин позван был в кабинет к Павлу I, который, осыпав его похвалами, сказал: «Определяю вас директором канцелярии государственного совета, которому в присутственные дни приказано у меня обедать, и вам позволяется».

На завтра в данном указе, по недоброжелательству Дмитрия Прокофьевича Трощинского, должность его объяснена двусмысленно, да и председатель, князь Александр Борисович Куракин, приказал ему заготовить журнал и заняться мелочами, неприличными сенаторскому званию. — Державин, почувствовав, что назначается не в директоры, а в настоящие секретари, просил позволения войти в кабинет.

— «Что вам надобно?» спросил государь.

— «Осмеливаюсь просить инструкции на мою должность», отвечал Державин.

— «Какая вам инструкция, подите вон, рассердился Павел I. и отворя за ним дверь; закричал: он не хочет служить мне — не пускать его во дворец»; потом остановя, довершил: «поезжайте в сенат и смирно там сидите, и оттуда прикажу выгнать!» — Скоро Державин написал оду, которая императору понравилась и его с ним помирила.

От гр. Мусина-Пушкина.

151.

Павел I, самолично с обер-церемониймейстером, Петром Степановичем Валуевым, составлял церемониал перенесения Петра III во дворец и общего с Екатериною II погребения; он собственною рукою назначал чиновников к несению императорских регалий, при чем граф Алексей Григорьевич [90] Орлов-Чесменской написан к короне Петра ІII (жестокое, но правдивое наказание). Чрез повестку из печальной коммиссия, избранные особы приглашаются к принятию повелений; Орлов приезжает в полпьяна, шумит, полагая, что Валуев самовольно делал росписание, бранит его, за слабостью в ногах решительно отказывается.

Вероятно, что раздосадованный Валуев с намерением умолчал о сем событии, чтоб чувствительнее наказать Орлова при собравшейся публике. По прибытии всего двора в Невскую Лавру для поднятия гроба Петра III, государь тотчас увидев, что к принятию короны подходит другой чиновник, спросил у Валуева: «Для чего не Орлов?» тут же находившийся. Ему докладывают, что Орлов за слабостью отказался. Император с негодованием выхватив подушку у чиновника державшего оную, толкнул ею Валуева и громко сказал: «Ему нести в наказание!» — Орлов, принимая корону зашатался, и, с помощию ассистентов, едва возмог донести до дворца. — Взаимная их ненависть, т.-е. Орлова с Валуевым, продолжалась в царствование Александра Павловича.

Изустно от Петра Степановича Валуева.

152.

Небогатый дворянин Артемий Васильевич Путилов, умерший генерал-лейтенантом, имел значительный процесс в земле, заселенной казенного ведомства крестьянами и не мыслил о полезном окончании. — Павел, по восприятии престола, занялся разбирательством сего продолжительного процесса и оправдал Путилова. На другой день, призвав его к себе, объявил, что спорную землю возвращает ему по праву закона, а триста душ, поселенных на ней крестьян, жалует ему за понесенные убытки.

153.

Генерал-от-инфантерии Николай Дмитриевич Дурново беспорочно служил Екатерине и снискал ее доверенность. По дошедшим известиям о восшествии на престол Павла Петровича поехал в Петербург; государь, выхваляя его честность, дозволил свободный вход и приказал без доклада у него обедать. В последовавшее время Дурново, сидя за столом против императора, который не мог с ним наговориться довольно, за десертом скатал из хлеба два шарика и отдавая, с левой стороны сидевшей, Марье Савишне Перекусихиной, что-то прошептал. Дурново [91] не мог себе представить, чтобы от сих шариков зависела его участь, но тотчас заметил, что государь начал коситься, отворачиваться и перестал говорить, потом вскоре приказал проситься в отставку.

Изустно от Мих. Дмитр. Дурново.

154.

При отъезде из Москвы императора Павла, делается донос на одного заслуженного и надменного чиновника, от его слуги, в неблагопристойном деле; государь чрез Юрия Александровича Нелединского-Мелецкого препровождает сию бумагу к военному губернатору Ивану Петровичу Архарову ⁴ с повелением напомнить в следующее утро, и увидя Архарова, говорит: «Дело мерзкое, избавьте меня от разбирательства, под видом, что уезжаю; зная вашу верность и полагаясь на совесть вашу, повелеваю, по отъезде, рассмотреть и решить моим именем; ежели будет надобность, можете объявить мой именной указ, какой заблагорассудите, хоть в ссылку сослать».

Чиновник сделал признание, слуга получил отпускную, а монарх в рескрипте объявил благоволение.

Изустно от Ив. Петровича Архарова, бывшего тогда военным губернатором.

155.

Император для коронации приезжает в Москву и на другой же день с поспешностью осматривает в Кремле достойное любопытства. Тайный советник Петр Никитич Кожин ⁵, человек от природы грубый и дерзкий, как начальник мастерской и оружейной палаты, должен был следовать за государем и рассказывать. Возле теремов, наравне с кровлей, находился круглый столб; лестница так крута, что входить опасно. Павел с великою скоростию поднимает ногу на лестницу, а Кожин кричит: «Постой, государь!» Император отскакивает, а тот продолжает: «Побереги голову, у тебя одна и нам дорога». Сии слова сильно подействовали; Кожин награжден чином, орденом св. Анны, деревнями, подарками и пенсионом. Тогда одно слово могло возвести на верх счастия или погубить на век. Валуев ⁶ нашел средство управить его в отставку.

От И. П. Архарова. [92]

156.

Павел I, вскоре после коронации, прибыв в Воскресенский монастырь, обнаружил великое уважение в памяти Никона патриарха. Посещая все достопримечательные места, со всею императорскою фамилиею был в Никоновой пустыне, все рассматривал с любопытством, исполненным истинного благочестия, и потом сел на каменной его постеле и поцеловав камень, служивший ему вместо подушки, сказал: «Так-то святый старец наш покоился; почтим теперь его память».

157.

Павел I поручил вице-канцлеру, князю Александру Борисовичу Куракину, по какому-то происшествию иметь переговоры с пребывающим в Петербурге датским посланником, и наскоро привесть оные в концу. Куракин, по известным причинам, не мог скоро удовлетворить ожиданиям пылкого государя, который адъютанту своему повелевает ехать в нему и публично императорским словом объявить, что он по датскому делу настоящая (баба).

Посланный при входе к князю, сидевшему за туалетом, окруженному множеством подначальных, говорит: «Государь император повелеть соизволил, словом его величества, публично объявить вашему сиятельству, что вы по датскому делу настоящая (баба)». Куракин, вставши принять повеление, подхватил: «Довершайте», и услышавши последнее, опустился в кресла: «Боже мой! за что такой гнев от всемилостивейшего государя и отца!» Несколько раз приподнимаясь повторял сказанное адъютантом, и от огорчения сделался болен.

От графа Мусина-Пушкина.

158.

Один сочинитель музыки, при дедикации оной (т.-е. посвящении), князю Александру Борисовичу Куракину, пропустил орден Датского Слона; для Куракина сего было довольно, чтоб сказать: «какой дурак!» и отослать без внимания.

159.

На маневрах Павел I послал ординарца своего Рибопьера в главному начальнику Андрею Семеновичу Кологривову с [93] приказаниями. Рибопьер ⁷, не вразумясь, отъехав остановился в размышлении и не знал, что делать? Государь настигает его и спрашивает: «Исполнил ли повеленное?» — «Я убит с батареи, по моей неосторожности», отвечал Рибопьер. — «Ступай за фронт, вперед наука!» довершил император.

160.

По доносу графа Михаила Петровича Румянцева ⁸ Павлу I, что у Суворова собирается много военных чиновников, новелено ему ехать в деревню. Рекомендованный Николаем Петровичем Архаровым в приставы, Юрий Алексеевич Николев, по приезде туда, занимая весь дом, стеснил великого полководца в одну комнату и обращался с ним с неприличною грубостью. Суворов, сердясь, говаривал: «Отец твой был шпион, доносчик, пьяница», изобличая тем его качества. «Вы браните меня, пожалуюсь императору», приставал опрометчивый. — «Нет, помилуй Бог, ты добрый человек», отвечал изгнанник. Когда сей великий муж вызван был в Петербург, государь, обнимая его сказал: «Что тебе надобно, проси у меня». — «Николева сына пожалуй в офицера гвардия», было его требование.

От Егора Борисовича Фукса.

161.

Суворов, изгнанный в Новгородскую деревню, много претерпел под строгим надзором Николева, а когда до переменившимся обстоятельствам вызван был в столицу, то сей по оплошности захотел его увидеть. При встрече Суворов закричал: «Помилуй Бог! Первый мой благодетель! Тришка (камердинер), сажай выше всех». Тришка, поставив стул на диван, насильно втащил на оный глупого гостя. Сия сцена кончилась всеобщим громким смехом.

От него же.

162.

Когда Павел I, отпуская Суворова командовать австрийскою армиею, возлагал на него мальтийский крест; великий полководец, падая к монаршим ногам, сказал: «Господи, спаси царя». — А [94] государь промолвил: «Иди спасать царей!...» Множество придворных бросились поднимать старика, который вскоча перевернулся на одной ноге, сказавши: «Эх взяли! сам встал».

От него же.

163.

Суворов в Вене, приглашая на обед принцев и первейших военных и гражданских чиновников, удивил всех остроумными рассуждениями; потом, обратясь к Фуксу, сказал русским, для прочих непонятным, языком: «Егор Борисович! едал ли в харчевне соленую рыбу?»

От него же.

164.

Генерал-от-инфантерии Александр Михайлович Римской-Корсаков ⁹, в приятельском кругу сравнивал себя с знаменитым Тюреном. Начальник его, Суворов, услышав сие, при первой встрече, сказал: «Ты русский Тюрень! так ли другие понимают?»

165.

При начале царствования Павла I, великий Суворов был изгнан и заключен в деревне, в средине царствования возвеличен, а под конец снова впал в немилость. В жестокую последнюю болезнь его в Петербурге, 6-го мая 1800 года, император не удостоил его посещения, да и при погребении, 9-го мая, не оказана подобающая ему полная воинская почесть. Государь сам-друг верхом выехал смотреть печальную процессию и сказал по-латыни: «sic transit gloria mundi» (так проходит слава мира сего).

166.

Александр Александрович Чирков, при Павле I из офицеров гвардии, отставленный генералом-от-инфантерии 1800 г., в разговорах сказал графу Ивану Андреевичу Остерману: «В наших чинах». — «Нет, возразил канцлер, не в наших чинах, а в ваших».

167.

Смоленский военный губернатор генерал-от-инфантерии Михаил Михайлович Философов ¹⁰, находясь в отменной [95] милости у императора Павла I, просил позволения двух из военной службы выключенных поместить в статскую, во вверенной ему губернии. Государь, рассердясь, изорвал в клочки поднесенную записку, а Философов, имевший позволение, сидя с ним разговаривать, сказал: «Так и мне пожалуйте отставку; можно ли, государь. служить с честью, когда все достойные люди помещены вашим величеством в военную службу, а из великого числа выключенных ни один не может быть полезен отечеству?» — «Ты дело говоришь, простить их», сказал император. На другой же день всем выключенным объявлено общее прощение ¹¹. Случай, подавший возможность составиться в Петербурге обществу недовольных.

168.

Бежавший из одного полка рекрут был пойман и в сделанном ему допросе объявил себя принадлежавшим ярославскому губернатору, князю Михаилу Николаевичу Голицыну ¹²; сделанная справка подтвердила, что крестьянин сего имени и отчества, действительно находился в бегах. Приговор суда утверждает сего за помещиком, который приказал отдать его в зачет за рекрута. Что же из того последовало? Новобранца, по привлекательной наружности, как-будто нарочно опять препровождают в тот же полк; все происшествие становится известным императору Павлу, который в гневе сказал генерал-прокурору Обольянинову ¹³: «Голицына отправить в след за Сибирским ¹⁴». (Сей несчастный князь, быв генерал-провиантмейстером, обще с товарищем Турчаниновым подверглись гневу и только-что пешком оправлены были в Сибирь).

Обольянинов спас Голицына, доложа императору: «Вам не следует брать его на нашу ответственность, а прикажите нарядить следствие», которым кн. Голицын был оправдан.

169.

При Павле I, многим военным особам навсегда позволено было после вахт-парада, переобувшись в башмаки, приезжать во [96] дворец к обеду, только потребно было в известный час записываться у гоф-фурьера. Они собирались подле государева кабинета; за четверть часа до обеда выходил гоф-фурьер осведомиться для донесения императору, потом отворенными дверями все они, чрез кабинет, проходили в столовую комнату. В один из таких дней на вахт-параде, фельдмаршал князь Николай Васильевич Репнин, подойдя в государю, сказал, что «погода хороша, но очень холодна». Император, вместо ответа, подняв голову, показал вид неудовольствия.

Репнин поступил неосторожно тем, что поехал во дворец обедать; когда растворили двери, князь по чину первый подходит, а гоф-фурьер останавливает: «вам не можно!» — «Что такое?» спросил фельдмаршал. — «Вас пускать не приказано». — Старик затрясся, побледнел и уехал.

От графа Мусина-Пушкина, тут бывшего.

170.

В строгое царствование Павла I, когда указом азартные игры были превращены повсеместно, граф Петр Алексеевич фон-дер-Пален, его любимец, на бале в его присутствии сел играть в настоящий банк, условясь изъясняться: «моя — твоя, твоя — моя». Павел с любопытством подошел в столу, и засмеявшись сказал: «Играть позволяется». Дерзновенная шутка, может быть для пробы употребленная.

171.

Гвардии офицер Вульф попросился в отставку. Павел I лично спросил его о причинах, и находя оные недостаточными, вынудил его сказать, что поступает так утверждаясь на праве вольности, дарованном родителем его российскому дворянству. «Хорошо, отвечал Павел, твоего не отниму, да и моего не дам (мундира)». С сего времени началась отставка без мундиров.

172.

В царствование Павла I, один офицер донес на своего товарища в делании фальшивой ассигнации. Приговор был изготовлен судом и поднесен императору на утверждение.

Прежде утверждения сего государь приказал разведать обстоятельнее, как это случилось, в каких связях находились до того доносчик и обвиняемый, и в каких они летах? По верной справке оказалось, что один был очень молодой человек, который из [97] ребяческой шутки взял лоскуток цветной бумаги и нарисовал на ней ассигнацию, а другой был его старший летами товарищ и почитался его другом.

Император, уважая нравственное чувство, для которого верховная власть может делать отступление, дал следующее решение: «Доносчика, как изменника в дружбе, отрешить от службы и никуда не определять, а обвиняемого, как неопытного в дружбе и в службе, посадить на три дня под арест».

173.

Пред кончиною Павла Петровича, художник Саундерс выгравировал весьма сходственный портрет его, и желал поднести, но не знал, как на то решиться; он просил обер-камергера Нарышкина ¹⁵, жившего при государе в Михайловском замке, быть его предстателем. Портрет кладется на стол в том намерении, что государь, войдя в Нарышкину, тотчас его увидит. «К сиянию моей короны звезды не нужны; глупая мысль», сказал император. Портрет не понравился и художник рассудил не выпускать в публику; оттого портрет этот весьма редок.

174.

Кто-то сказал о казанском соборе в Петербурге, что это кладовая, наполненная драгоценными вещами, без вкуса и порядка расставленными. Собор строен Воронихиным, крепостным человеком графа Александра Сергеевича Строганова, а план будто бы украден у одного итальянского архитектора, и Воронихин, получа свободу, скоро выведен в чины. Смотрение и расходы миллионов поручены были графу Строганову, собственным имением управлять неспособному; сооружение поручено человеку, ничего не строившему.

Именным указом известный архитектор действительный статский советник Старов был подчинен Воронихину и вскоре умер от огорчения.

Державин сказал: «выговорите: коллонада, эхо повторит: не надо».

Андрей Никифор. Воронихин р. 1760 г., ум. 21 февр. 1814 года.

Строение Казанского собора возложено на него 22 ноября 1800 г., по представленному им плану. Освящение Собора происходило 15 сентября 1811 года, при чем Воронихин, бывший тогда надворным советником, получил орден св. Анны 2-й степени (26 сентября 1811 года).

Отпускная выдана была Воронихину графом Александром Сергеевичем Строгановым 25 июня 1786 года.

(Окончание следует).

Комментарии

1. См. «Русскую Старину» изд. 1871 г., т. IV, стр. 583-587; 685-696; изд. 1872 г., т. V, стр. 129-147; 457-468; 670-680; 767-772.

2. 5 декабря.

3. Уволен в 1800 г., принят на службу 7 апр. 1801 г., ум. в 1814 году.

4. Иван Петрович Архаров ум. в феврале 1815 г. генералом-от-инфантерии.

5. Действ. тайн, совета, при отставке, 25 февр. 1801 г.

6. Валуев уже был в отставке, когда Кожин оставил службу. Ред.

7. Иван Александрович Рибопьер, будучи корнетом конной гвардии, явился на службу 9-го сентября 1798 г.; флигель-адъютантом назначен 6-го февраля 1799 г., а чрез 7 дней (14 февраля 1799 г.), назначен действительным камергером.

8. Граф Михаил Петрович Румянцев, впоследствии действ. тайн, советник и обер-шенк.

9. Род. 13-го августа 1753 г., ум. 13-го мая 1840 г.

10. Род. 1732 г., генерал-от-инфантерии 25-го декабря 1796 г., ум. 27-го сентября 1811 г.

11. Указы сенату от 1-го ноября 1800 г. (Полн. Собр. Зак. № 16,625 и 16,626).

12. Род. 19-го июня 1756 г., ум. 1827 г.

13. Генерал-прокурор со 2-го февраля 1800 г. по 16-е марта 1801 г.

14. Князь Василий Федорович Сибирский, генерал-кригс-коммиссар, генерал-от-инфантерии (с 29-го октября 1799 г.), сослан в Сибирь в апреле 1800 г.; приказано возвратить его 16-го февраля 1801 г., но прибыл из Сибири только по смерти Павла, и 20-го апреля принят на службу с чином действительного тайного советника.

15. Александр Львович Нарышкин, обер-гофмаршал (обер-камергером назначен только 15 сент. 1801 г.), род. 14 апр. 1760 г., ум. 21 янв. 1826 г.

Текст воспроизведен по изданию: Исторические рассказы и анекдоты, записанные со слов именитых людей, П. Ф. Карабановым // Русская старина, № 7. 1872