Дело о «ворожебных письмах»,

1652 г.

Отписка воеводы Илимского острога Богдана Денисьевича Оладьина, в апреле 1652 года:

22 апреля явился в съезжую избу «ссыльной торговой человек москвитин» Герасим Коноплин и «извещал словесно» на промышленного человека Никифора Ондреева, у которого он нашел «ворожебные письма», переданный им воеводе. Коноплин привел в избу и самого Ондреева. Воевода немедленно созвал в съезжую избу духовенство города, служилых, торговых в других людей: попов Спасского собора белого попа Обросима Левонтьева и черного попа Филарета, таможенных целовальников Ивана Крюкова и Ивана Яковлева, 9 служилых людей, 10 торговых людей и др. При всем этом собрании «ворожебныя письма» были осмотрены и прочтены соборным попом Обросимом и таможенным целовальником Иваном Крюковым, «а сам я, холоп твой — замечает воевода — того письма не чел»...

Поп Обросим и Ив. Крюков взяли принесенный Коноплиным «бумажник» Никифора Ондреева, прочли все находившиеся там «письма» и составили им следующую роспись:

«Сон Богородицы», ево Микишкина рука.

Да молитва Екотерины Христовы мученицы.

Да молитва о том же сне: «Владыко Господи Иисусе», и о том же сне ево же Микишкины руки все писаны.

Да в тех же письмах нашли — молитва Христовы мученицы Екотерины, рука ево Микишкина.

Да другое письмо — Сон Богородицы, да написан крест, рука ево Микишкина.

Да третье письмо — слова звери ловить.

Четвертое письмо — слова писаны как чисту ходить, рука не ево Микишкина.

Пятой заговор — чтоб на баб слова.

Шестое письмо — килной заговор.

Стихи Миколы Чюдотворца.

Молитва к Богу и к отроком применена.

Письмо о стаялых т...х у...х.

Письмо — слова от грыжи и от зубов и каверзы розные.

(Письмо — ) чтоб крестьяне боялись ево Микишки и как рыбу ловить и многие враки.

Тетратка, а в ней слова розные от грыжи, слова по ухожеем ходить и о т...х у...х. [235]

Слова — как руда (т. е. кровь) унимать, слова — рыбной заговор .

Слова — т...х у...ъ о стаялом и всяких розных врак и тетратка письмо ево Микишкина рука.

Да в тех же письмах нашли — молитва неведомо какое письмо: речь непорусски, а писано по-руски» (Характерная черта, что составители росписи (а ниже и воевода) не один раз навывают эти «ворожебные письма» — «враками». — Н. О.).

Воевода велел затем «накрепко пытать» Н. Ондреева, допрашивая, «где он такие письма взял и у ково имянем?» — Ондреев «с пытки сказал: молитву-де Екотерину я списывал сам у промышленного человека у Левки Устюженина, на Лене, а Сон Богородицы он же Левка дал мне, а воровские письма — бабьи привороты, чтоб стояли т...е у...ы, и привороты и килные заговоры дал ему те все враки, и звериные и на рыбные ловли, в Енисейском промышленной человек Иван, а чей он сын и которого города и села — того он Микишка не сказал, и у ково живет — того не ведает же он Микишка. А дал-де мне те все враки он Ивашка на улице…» О последнем заговоре, написанном русскими буквами, но на неизвестном языке — Ондреев заметил, что это «слово от тресавицы» (т. е. лихорадки).

После второй пытки Ондреев сознался, что этот неизвестный Ивашка — енисейский промышленный человек Иван Алексеев «прозвищем Мотора, вычегженин» (сам Ондреев был «сысолетин»), живущий в дер. Нижней «у пашеннаго крестьянина у Сергея, а дал-де ему то письмо на улице, разговорясь пьючи на квасной квас. А он-де Ивашко молод, бороды нету, а грамоте умеет. А дал ему по доброте, один на один», в прошлом году, когда он, Ондреев, ехал из Енисейска на судне с торговым человеком Данилом, который «про то письмо не ведал. И в том он Микишка во всем винился».

В третий раз принялись пытать несчастного Ондреева, допрашивая его: «по тем письмам он Микишка ково порчивал ли? — И он Микишка с пытки ничево не говаривал (т. е. — никого не оговаривал) и никого не порчивал и жонок к себе не приворачивал»...

Затем Ондреев был посажен в тюрьму «до государева указу», а об отыскании Ивана Моторы и заключении его в тюрьму илимский воевода писал Енисейскому воеводе Афанасию Пашкову. В заключение своей отписки (к которой приложены «роспись» заговоров и «пыточные речи» Ондреева) Б. Оладьин говорит: «и я холоп твой об [236] том деле не писать к тебе, государю не посмел, и мне... во том деле что ты, государь, укажешь?»

К сожалению, конца дела не сохранилось, и чем оно кончилось — неизвестно. На отписке же Оладьина читаем такую помету Сибирского приказа: «справитца о ведунах, что им указано чинить, с Казанским Дворцом» (т. е. с приказом).

«Список» с «ворожебных писем» был послан в Москву, но при деле не сохранился. (Ibid., столбец № 586).

Текст воспроизведен по изданию: Бытовые черты XVII в. // Русская старина, № 3. 1894