ЗЕМСКИЙ СОБОР 1639 г.

В «Записках отделения русской и славянской археологии Русского Археологического общества» (1861 г., т. II, стр. 372-374) было напечатано «мнение» духовенства, поданное на земском соборе, созванном по поводу насилий в Крыму над московскими посланниками. Документ этот не содержит прямых указаний на дату созыва собора и не называет имен посланников, подвергшихся насилию. Только имя патриарха Иоасафа дает основание для приблизительной датировки собора. Издатели не указали, откуда был извлечен ими этот документ, но, возможно, что он был взят из XXVII Разряда б. Государственного архива (Тайный приказ), где под № 44 находим подлинник этого «мнения». На небольшом вкладном листке в этом деле имеется надпись, сделанная старинной скорописью: «Ответ святейшего патриарха Иоасафа против вопросу государева ис Посольского приказа о посланниках в Крым, что им чинят там многое озлобление, и о поминках, и о устроении на Украине ратных людей». ¹

Содержание этого документа следующее. Патриарх Иоасаф «со всем освященным собором», начав с обращения к «благоверному и благочестивому и христолюбивому дарю и великому князю Михаилу Федоровичу», указывает далее на полученное им из Посольского приказа «письмо, что объявлено на земском соборе всяких чинов людем» с изложением «неправд» крымского царя, калги и нурадына, всяких насилий, чинимых ими над государевыми посланниками в Крыму, «чево ни в которых государствах над посланники не бывает», и с вопросом: «И о тех злых неправдах, и о казне, которая посылана по старине в Крым для дружбы и любви, и казну емлют, а в правде не стоят, и о многом запросе, и по вымученным кабалам о платеже, как ныне быть, и за мучение твоих государевых людей крымским послом и гонцом что учинити?» «И я,— говорилось дальше,— богомолец твой государев, Иоасаф патриарх со всем освещенным собором, даем мысль свою». Затем после указания на то, что обязанности духовенства состоят в молитвах к богу «о мире всего мира и о благосостоянии святых божиих церквей и о тишине мира и о устроении», о здравии царя и его семейства, мнение пространно говорит об обязанностях царя как самодержца и заместителя бога на земле по обеспечению блага всего населения страны. Деловая [15] часть мнения состоит в следующем: «Покажи, государь, ревность и благочестие, чтобы тебе, государю, своих посланников от таких от бесерменских рук и злаго мучения и позоров как мочно свободить, а царьская твоя государева казна тем скудна не будет. А как бог государевых посланников своею милостию от таковаго злаго мучения свободит, и им о той казне, которая посылана в Крым по старине для дружбы и любви, за их многую неправду и мучительство и позор твоих государевых посланников против их запросов мочно в том по их многой неправде и отказати. А в украиных городех пристоит тебе, государю, устроити ратных людей конных и пеших по своему государеву благоразсудительству и разсмотрению, как тебе, милосердому и благочестивому государю царю, бог известит. А за мучение твоих государевых людей крымским послом и гонцом что учинити, и о том нам, богомольцем твоим, такова совету, что им воздаяние учинити, написати непристоит, занеже, государь, на такое дело, на отмщение врагов, что над ними учинити, бывает твое государево царьское благоразсмотрительство и твоих государевых боляр и ближних людей и всего твоего царьского сигклита, а не нашего чину, твоих государевых богомольцов».

Этот документ и упоминание в нем о земском соборе послужили основанием для различных предположений историков о времени и обстоятельствах созыва собора. С. Ф. Платонов в «Заметках по истории московских земских соборов», сообщив сведения о соборе 1622 г., говорит далее, что в течение десяти лет затем, вплоть до 1632 г., о земских соборах не слышно. В примечании к этому абзацу С. Ф. Платонов пишет: «из прочих соборов времени Михаила Федоровича интересен по своей загадочности какой-то земский собор, бывший в патриаршество Иоасафа I, т. е. в промежутке времени между 31 января 1634 г. и 28 января 1640 г. От собора дошло до нас только письменное мнение, поданное духовенством. На соборе рассуждалось об оскорблении в Крыму государевых послов и о мерах к наказанию крымцев. Трудно точно указать, когда произошло это оскорбление послов. Нельзя ли здесь разуметь тех насилий, которым подверглись в Крыму московские послы Коробьин и Матвеев в 1634-1635 гг. на обратном пути из Константинополя, куда они были посланы? Если же эта догадка справедлива, и собор происходил в 1634 или 1635 году, то его можно счесть за одно из заседаний соборной сессии 1632-1634 гг. Об отношениях Москвы к Крыму за то время часто упоминает наказ 1643 года московским послам в Константинополь, но в наказе нет сведений об оскорблении в Крыму московских послов». ²

Независимо от С. Ф. Платонова В. Латкин в своем исследовании о «земских соборах древней Руси» касается того же вопроса. Изложив [16] содержание акта собора 1634 г., состоявшегося 29 января этого года, В. Латкин пишет: «Около этого же времени (впрочем, может быть и раньше, а может быть и позже, так как точно определить за полнейшим отсутствием памятников нет никакой возможности) произошел какой-то собор, созванный по поводу оскорблений, нанесенных в Крыму московским послам. От собора сохранилось одно только мнение духовенства». Далее автор излагает это мнение. ³

А. Н. Зерцалов в «Заметке о земском соборе 1634 г.» утверждает, что никакого собора в связи с оскорблениями находившихся в то время [т. е. в 1632-1634 гг.— А. Н.] в Крыму посланников Соковнина и Голосова «ни раньше, ни позже созвано не было». ⁴

Мы привели эти суждения историков о «загадочном» земском соборе не для того, чтобы заниматься их разбором или опровержением; в этом нет никакой необходимости. Все эти догадки и предположения названных историков объясняются тем, что ни они, ни кто-либо другой не привлекли к исследованию Крымских дел Посольского приказа, среди которых под 1639 г. за № 12 находится дело под таким заголовком: «Собор в грановитой палате духовных и светских бояр и всяких чинов людей для положительного решения о крымских татарах, кои мучили в Крыму российских посланников, и выговор, учиненный в Москве крымским послам и гонцам». Собор этот состоялся 19 июля 1639 г. и был созван по поводу небывалых еще по своей жестокости в практике дипломатических сношений Москвы с 1Крымом насилий, совершенных крымцами над посланниками Ив. Фустовым и Ив. Ломакиным. Мнение духовенства, на котором строили свои предположения историки, и относится к этому собору: в названном нами деле есть прямое указание на то, как это «мнение» освященного собора попало в дела Тайного приказа.

Созыв земского собора в 1639 г. и непосредственный повод к нему — насилия над московскими посланниками в Крыму Ив. Фустовым и Ив. Ломакиным объясняются состоянием московско-крымских отношений в то время. Захват Азова донскими казаками летом 1637 г. произвел огромное впечатление как в Турции, так и в Крыму. Турция лишилась важного опорного пункта на северной окраине, с чем, конечно, она не могла легко помириться. В Москве ожидали войны с Турцией и готовились к ней. Но султан Мурад IV, занятый в то время тяжелой войной с Персией, не мог тотчас же предпринять каких-либо значительных мер к отвоеванию Азова. Поэтому турецкое правительство с удовлетворением приняло заверения московского правительства о его непричастности к действиям донских казаков и захвату ими Азова, что, впрочем, соответствовало действительности. В силу этих обстоятельств борьба турок за [17] Азов была отсрочена. Турецкое правительство ограничилось лишь весьма слабыми попытками вынудить донских казаков очистить Азов, используя для этой цели крымцев.

В Крыму захват Азова произвел еще более сильное впечатление. Русские посланники Астафьев и Кузовлев, находившиеся в то время в Крыму, живо передают в своих отписках в Москву и в своем статейном списке крымские настроения. По донесению посланников, крымцы от ближних людей царя до простых черных татар открыто выражали свой страх перед надвигавшейся на них с севера угрозой. Им казалось, что за взятием Азова последует падение Керчи, Тамани, Темрюка и Перекопа, а затем и самого Крыма. Они связывали захват Азова с начавшимся в то время энергичным оборонительным строительством на южной окраине Московского государства и рассматривали эти меры как часть единого наступательного плана против Крыма. В Крыму зорко следили за тем, что происходило на южной окраине Московского государства, и точно знали, что в течение 1635—1637 гг. было построено восемь новых городов: Чернавск, Тамбов, Козлов, Верхний и Нижний Ломовы, Усерд, Яблонов и Ефремов. Простые татары откровенно выражали свое сожаление, что дорога в Русь «ужеет, с ногайскую сторону дорога перенята (Козлов, Тамбов и др.— А. Н.), а Азов стал государев. А от Дону де до Белгорода дорога ужеет же (Усерд и Яблонов.— А. Н.)». ⁵ «Пропало де у нас,— говорили татары,— мало не треть государства, и простор и воля в степи вся у нас отнята. А только де московские люди поставят новый город на усть Донца в Раздорах, и тогда де и до Перекопи всю степь и волю у нас отымут. Да и Перекопь город азовские люди, чаять, возьмут, что Перекопь город худ, стены городовые низки и те развалялись и крепостей никаких нет. И как де возьмут Перекопь, тогда и всем Крымом завладеют, а турскому царю в те поры Крыму не оборонить, и себя ему надобно беречь». ⁶

Так думали не только простые татары, но и руководящие и ответственные лица из состава крымского правительства. Ближний человек крымского хана Бегадыр Гирея, Маметша ага, принимая осенью 1637 г. московских толмачей, уныло говорил: «что де посланники нам ни говорят, тем все оманывают. А великий государь украйны свои загораживает и городы и острожки вновь велел поставить, а сам де государь к Крыму ближитца. Азов велел взять и называет крымских царей братьями, и Поминки посылает, а Крым емлет. А бусурманские де цари и с того просты и на корысть падки. Так же де и прежние великие государи Казань и Астрахань взяли, большое де и над Крымом так же будет». ⁷ Сожаление о том, что добыча ускользает из рук, и преувеличенный страх за Крым — два основных мотива подавленного настроения в Крыму в годы захвата Азова донскими казаками. [18]

Перед новым крымским ханом Бегадыр Гиреем, присланным на место хана Инайет Гирея, удавленного по приказу султана Мурада IV, потому что ему вменялась в вину потеря Азова, были поставлены трудные задачи. Султан Мурад IV, не имея возможности в то время уделить много сил для отвоевания Азова, требовал от Бегадыр Гирея активных операций в целях возвращения потерянного города. Бегадыр Гирей основательно опасался, что его может постигнуть судьба его предшественника, если он не выполнит предписаний султана. Но в то же время он должен был считаться с подавленным настроением крымцев, явно не желавших класть свои головы под стенами Азова и пускаться в рискованные походы на Русь, оборона которой год от года крепла. В 20-х числах сентября 1637 г. Бегадыр Гирей по приказу султана направил в набег на Русь нурадына Сафат Гирея. Набег был совершен довольно значительными силами и охватил ряд украинных уездов: Новосильский, Ливенский, Орловский, Карачевский, Волховский, Курский, Кромский и Комарицкую волость. Татары взяли в полон до 2250 человек. ⁸ Однако набег этот не оказал желанного действия, и гонец нурадына, присланный им в Москву, возобновил с московским правительством мирные соглашения.

В Крыму обсуждался вопрос о приемах борьбы с Московским государством. Крымские князья и мурзы упорно сопротивлялись предписаниям султана итти под Азов и брать его штурмом. Мурза Сулемша Сулешев, выражая мнение большинства князей и мурз, в беседе с московскими посланниками говорил: «что де нам под Азовом делать? Будем де пришед возьмем, ино де то добро, а будет де не возьмем, и мы де, постояв под Азовом дней пять-шесть, пойдем на Русь войною, за Азов там свое выместим. Татарину де под городом нечего делать, не городоимцы де мы. Хотя деревянное худое городишко поставь, и нам де ничего не сделать, а Азов город каменной, ничего ему не сделаем». ⁹ Ту же мысль развивал давний советчик по русским делам кн. Урак (Петр) Урусов; ¹⁰он говорил Бегадыр Гирею: «тем де Азова не возьмешь, что придешь под Азов со всею силою, да и николи де ничего Азову не сделаем. Если де Азов болен, и ты де пойди войною на Московское государство да постой в Руси осень другую, и Азов де отдадут тотчас и казну». ¹¹ [19]

Бегадыр Гирей сердился за такие советы, говорил, что он не желает подвергаться участи Инайет Гирея, и требовал похода под Азов. В 1638 г. Бегадыр Гирей попытался осуществить поход под Азов. Но сначала он послал под Азов своих мурз, чтобы уговорить казаков оставить город. Казаки дали мурзам насмешливый ответ, что они ни в коем случае не покинут доставшегося им города «с каменными палатами да с чердаками». «Нам еще де,— говорили казаки,— прося у бога милости, хотим прибавить к себе город Темрюк да и Табань, да и Керчь, да либо де наїм бог даст и Кафу вашу». ¹²

В августе 1638 г. Бегадыр Гирей двинулся к Азову, но, не дойдя до него, в сентябре вернулся.

Крымцы не осуществили и своего намерения совершить поход на московскую украйну. Среди крымских князей и мурз возобладало мнение, что следует держаться выжидательно. Вот почему в течение 1638-1640 гг. на московской украйне наступило затишье. Только незначительные татарские отряды появлялись на окрайне с целью захвата языков и собирания сведений о строительстве новых городов и связи московского правительства с Азовом. Словом, предположения донских казаков, что занятие Азова поведет к прекращению татарских набегов, оправдались.

Итак, захват Азова не повлек за собой усиления борьбы на южной окрайне, но он имел своим следствием резкое обострение дипломатических отношений между московским правительством и Крымом. Обострение это выразилось в требовании увеличения поминок, причем крымцы не останавливались перед насилиями, превзошедшими все, что когда-либо приходилось испытывать московским посланникам в Крыму. На основании документальных данных можно утверждать, что инициатором этих насилий был Бегадыр Гирей. Крымские князья и мурзы не одобряли его действий. Но настояв на отказе от активных военных действий под Азовом и от набегов на Русь, князья и мурзы не могли запретить хану совершать насилия над посланниками, считая это его прерогативой. Однако впоследствии и в этом вопросе они заставили хана подчиниться и прекратить насилия, нарушавшие давние традиции и выходившие из обычной нормы допустимых по крымским обычаям грубостей и вымогательств. Позиция князей и мурз в этом вопросе объясняется тем, что они очень дорожили получением из Москвы поминок и выгодными поездками в Москву в качестве послов и гонцов с большими свитами.

Размен очередными послами между Москвой и Крымом осенью 1637 г. не состоялся. Обе стороны пытались выяснить намерений друг друга. В декабре 1637 г. вместо посланников с поминками московское правительство направило в Крым посланников С. Извольского и С. Зверева для предварительного договора; о мире и о размере поминок. Посланники были приняты грубо, «нечестно». По приказу ближнего [20] человека хана, подьячего Савву Зверева капычеи ¹³ били ослопом и «топтунками», волокли по земле и заставили выдать царские грамоты до приема посланников Богадыр Гиреем. Последний принимал послов 5 февраля 1638 г. в присутствии турецкого чауша. Хан гордо заявил, что он не нуждается в казне, а требует очищения Азова, возвращения всего захваченного в нем, требует не только прекращения строительства новых городов на московской украйне, но и снесения восьми уже построенных городов, которые он перечислил по именам. Если московский государь не усмирит донских казаков, не выведет их из Азова, то он сам, хан Богадыр Гирей, возьмет его, сгонит казаков с Дона, разорит их городки, а его татары с ногаями будут воевать московскую украйну. Посланники заявили, что казаки захватили Азов без ведома московского государя, что московский государь желает сохранения с Крымом мира, что угроз крымского хана он не боится, что города строили и будут строить, потому что татары постоянно нападают на Русь. Заносчивый тон речей Богадыр Гирея отчасти объяснялся, вероятно, присутствием турецкого чауша.

Для решения вопроса об отношении к Московскому государству «была у царя дума большая. Посылал де царь,— рассказывал посланникам князь Джантемир Сулешев,— по князей и мурз, по всех старых людей, которые наперед сего в агавстве бывали, и удумали было все, что царю шертовать и две казны взять, а Азова не спрашивать, и быть бы с государем в миру по-прежнему и войной не посылать, а государю б под Азов бы и казакам пороху и запасу и пушек не посылать и помочи не чинить». Князья и мурзы пытались, пользуясь обстоятельствами, выторговать у московского правительства увеличения поминок. Извольский и Зверев не могли принять этой альтернативы: очистить Азов или платить двойную казну. Они сделали лишь небольшую уступку и согласились на прибавку поминок на 20 ближних людей хана. Соглашения посланникам не удалось достигнуть. ¹⁴

Однако в том же 1638 г. присланный из Крыма гонец Тохтамыш, после длительной торговли, выразил свое согласие на принятие поминок в том размере, какой в Крыму предлагали Извольский и Зверев, и подтвердил своей шертью (клятвой), что Бегадыр Гирей примет роспись поминок в таком именно размере. В соответствии с этим соглашением, в Москве приготовили поминки за 1637 и 1638 гг., всего на сумму 23 720 руб., которые и были отправлены в Крым с новым посланником Ив. Фустовым и подьячим Ив. Ломакиным. ¹⁵ К тому времени, под впечатлением неудачного похода под Азов в августе — сентябре 1638 г. Бегадыр Гирей принес шерть в соблюдении мира с Московским [21] государством перед посланниками Астафьевым и Кузовлевым. ¹⁶ Таким образом как будто ничто не угрожало сохранению обычных отношений между Москвой и Крымом; во всяком случае, ничто не предвещало тех жестоких издевательств, которым подверглись в Крыму посланники Ив. Фустов и Ив. Ломакин.

Ив. Фустов и Ив. Ломакин прибыли в Крым 18 января 1639 г. и вскоре же были приняты Бегадыр Гиреем. Посланники вручили ему поминки по росписи, установленной в Москве во время приезда туда крымского гонца Тохтамыша. Но царь не удовлетворился полученными поминками. По его приказу, у посланников «грабежом» были взяты «дачи» еще на нескольких его ближних людей. После этого началось взыскание поминок калгой Ислам Гиреем, для чего посланники были вызваны в Акмечеть — постоянное место пребывания калги. 2 февраля капычейский кегья силой приволок подьячего Ив. Ломакина «на караул в полату к стрельцам». ¹⁷ Ив. Ломакину было предъявлено требование платить поминки по новой росписи, составленной в Крыму. Когда подьячий отказался, стрельцы били его «обушками», «платье на нем все ободрали и, обнаготя, в одной рубашке, босого и без порток и крест сняв, полочи вывели на площадь и привязали к пушке против калгиных палат и окошек и держали на морозе до, половины дня, а с половины дня, отвязав, приволокли в тое ж студеную палату и розвязали к стенке». Ночью «у ног по жилам вертели кляпом и держали всю ночь завязав руки назад и ноги подвязав на деревянной кобылке (а к ногам привязали каменье). И уши к луку под тетиву на подпетельник клали, и уши луком драли и. вертели и после того ухо звив и положа на лук под петлю и лук на нем повесили. И мучили в той палате на морозен голодом морили два дни да две ночи». 4 февраля очередь дошла до Ив. Фустова. Капычейский кегья и палачи привели его пешего к калгину двору и поставили его против калгина двора у пушек. Затем его отвели на калгин двор «в подсени в палату». Здесь калгин ближний человек Сеферь Газы ага ¹⁸ предъявил ему требование платить ближним людям калги «дачи» по калгиной росписи сполна; если же они не дадут, то калга поклялся посланников «розными муками мучить до смерти, а государевых людей всех роспродать на катарги, потому что и до той его калгиной росписи калгиным ближним людем всем прежние посланники давывали добром из своих животов сполна. А ныне де с ними посланники чего и не прислано, и им бы посланником дати из своих животов так же, как давывали прежние посланники, не упрямливаяся. А они де, крымские люди, за ними, посланники, к Москве не посылали, приехали де вы сами, и они де платите что им надобно. А к подьячему Ивану Ломакину в другую палату приходили с тем же два человека. И посланники, [22] Иван да подьячий Иван, им отказали по-прежнему. И их, посланников, Ивана Фустова, обнаготя в одной рубашке и босого связана мучили, посадя на кобылку деревянную, До половины дня. А подьячего Ивана повесили правые руки за большой перст (толмач Айтуган Неверов показал в мае 1639 г. в Посольском приказе, что Ив. Ломакин висел привязанным за палец часа 3-4. — А. Н.). И как он обмер, и его, спустя, отливали водою. И повесили за правую руку (за запястье.— А. Н.) и за ноги и держали много время (весь день.— А. Н.). И спустив чуть жива, приволокли в тое палату, где мучат Ивана Фустова, и почели мучить в одной палате». «И об вечерни, спустя, и отпустили их на двор. И Подьячего Ивана Ломакина волокли толмачи на руках». В тот же день, по приказу калги, было ограблено на посольском стане в Яшлове имущество самих посланников и многих посольских людей. «И они, посланники, не истерпя такова их мученья, на тех лишних 16 человек дачи платили, заняв деньги, покупали шубы дорогою ценою. А вымуча на них те дачи и позоря, велели их взять к себе на посольство вневолю. И они на посольство шли пеши, от того мученья больны, и речи им перед, калгою говорить не дали». Подьячего Ивана Ломакина, изнемогшего от пыток, волокли на посольство к калге «чуть жива» и «перед ним, калгою, держали на руках».

8 февраля требование о выплате поминок с прибавками было предъявлено нурадыном Сафат Гиреем. 9 февраля на пути к нурадыну у посланников были ограблены «дачи», присланные матери и женам нурадына. Эти части поминок были уже раньше силой взяты и восстановлены посланниками на занятые у крымских ростовщиков деньги. Новый грабеж не освобождал их от обязанности вновь выплатить все поминки полностью. Посланники были засажены нурадыном на пустом дворе на две недели. Здесь посланников и государевых людей били на правеже «влежачь» («збиты с ног»), а в заключение самого посланника посадили «на кобылу железную горячую». Ив. Фустов выдержал пытку два часа, после чего «обмер».

При таких условиях трудно было выполнить настойчивое предписание государева наказа: «о государевых делех стоять и говорить неторопко, а покрывать гладостью». Посланники, не вытерпев мучений, просили о сроке для займа и закупки шуб и рухляди для удовлетворения новых требований. «И по нурадынову приказу приехали к посланникам жиды и учали давати деньги и рухлядь в кабалы до Москвы, а иные взаймы, а расплатиться с ними посланником в Крыме. Да посланникам же дал в кабалы до Москвы нурадынов аталык Осан 75 рублев, а послан он, Осан, ныне ко государю гонцом и помочь он, Осан, посланникам у нурадына чинил, потому что он у нурадына владетелен». Посланники расплатились по всем требованиям «дач» матери и женам нурадына и его 16 ближним людям. 27 февраля хан снова вызвал посланников к себе в Бахчисарай и мучительным правежом взыскал с них все дачи на своих ближних людей, ранее ограбленные калгой и нурадыном. [23]

13 марта Бегадыр Гирей предъявил посланникам новое требование — поручиться в том, что из Москвы будут присланы 1900 золотых (московскими деньгами 1520 рублей), ¹⁹ либо заплатить их в Крыму и впредь присылать такую же сумму дополнительно к прежней росписи поминок. Посланники отказались. В ответ на это последовал повальный и жестокий правеж. «И царь посланников, Ивана [Фустова] да подьячего Ивана [Ломакина] и переводчика Шабана Исенчурина, и толмачей и всех кречетников, Андрея Дмитриева с тов., велел мучить всякими муки. И мучили посланников, и переводчика, и толмачей, и кречетников на цареве дворе в конюшне 8 ден: за ноги и за руки вешали и били палками на смерть». После нового отказа посланников удовлетворить требование, хан приказал всех посольских людей распродать «турчаном и жидом на море на катарги». Всех посольских людей, 68 человек пригнали со стана в Бахчисарай; по пути их били плетьми и обухами: «И сторговал, а иных за долг взял царьградский султанов купчина жидовин Сулиман, а дать ему было за всех по пятидесяти золотых за человека». По просьбе государевых людей, посланники «переняли на себя» уплату 1900 золотых и дали в том хану «переводную память». Общая сумма вымученных займов определялась следующим образом: посланники выдали кабал на 3083 рубля, толмачи — на 105 рублей, кречетники, сокольники и ястребники — на 774 рубля, арбачеи — на 1427 рублей, всего на 5389 рублей. Сами татары определяли общую сумму занятых денег в 7000 рублей. Интересно, что некоторые из мурз не скрывали своего несочувствия насилиям. Сулемша Сулешев и Бака чилибей «тайным обычаем» говорили посланникам, что хана и его ближних людей нельзя «удобрить» никакими уступками; лучше было бы давать поминки на размене, не привозя их в Крым, а самого разменного кн. Джантемира «за его неправду, оступив, совсем взять». Московское правительство позднее, действительно, попыталось воспользоваться этим советом.

3 апреля большинство посольских людей в числе 58 человек были отпущены в Москву. ²⁰ Вместе с ними прибыли в Москву крымские гонцы Осан аталык со свитой. От толмачей, вернувшихся из Крыма, в частности, от толмача Айтугана Неверова, правительство узнало все подробности насилий над посланниками в Крыму. Принятый в Посольском приказе 3 мая гонец Ислам Гирея, Осан аталык, сам непосредственно наблюдавший пытки, нагло отрицал насилия и утверждал, что 1900 золотых — это недохватка в поминках: либо их не прислало московское правительство, либо часть их самовольно скрыли посланники. 19 июня гонец был принят снова. Он предъявил требование уплаты денег по кабалам в сумме 7000 рублей и просил о выдаче содержания всей свите [24] концов на 46 человек. Дьяки ответили, что содержание не будет выдано на 11 человек, приехавших сверх обычая в Москву, не будут уплачены деньги по кабалам, потому что в Крыму «вольно» вымучить и более того. ²¹ В грамотах Бегадыр Гирея, калги и нурадына было предъявлено требование об уплате впредь всех добавочных дач брату царя, его детям, сестрам царя, матери и ханшам и всяким людям «ежелет без убавки, и шубы б были широки и долги». Такие же требования предъявили в грамотах калга и нурадын, а также ближние люди. «А только де против их росписи хотя одна статья не исполнитца, и шерть их будет нарушена». ²²

Все эти события и послужили поводом к созыву земского собора.

«И 147-го [1639 г.— А. Н.] июля в 7 день по государеву цареву и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии указу бояре сего крымского дела слушали и поговорили, чтоб те все крымского царя и калгины и нурадыновы неправды, выписав по статьям, и объявити, учиня собор, патриарху и митрополитом, и архиепископом, и черным властей, и всего Московского государства всяких чинов людем, чтоб всяким людем было ведомо, какие неправды в Крыме и какое мученье и правежи государевым посланником и всяким государевым людем делают, да что на соборе поговорят, и то все записать.

А после того велеть быти крымским послом и гонцом, прежним и новым, у бояр, у ково государь прикажет, и выговорить им те все неправды с великим шумом, какое злое мученье и грабеж и позор в Крыме государевым посланником и. всем государевым людем чинитца мимо договору, и царевы и калгины и нурадыновы шерти, чего николи так не бывало. Да царь же и калга и нурадын в своих грамотах пишут к царскому величеству не попригожу, велят делать по своему повеленью и казну присылать многую мимо своей шерти. А великий государь наш, его царское величество; х крымскому царю и х калге и к нурадыну посылает свои царские поминки, а к их ближним людем свое царское жалованье перед прежним с прибавкою для царевы братцкие дружбы и любви по своему царскому изволенью, а не по крымского царя и калгину и нурадынову повеленью. А с повеленьем к великому государю, к его царскому величеству, все великие окрестные государи ни о каких делех не пишут. И царь крымской и калга и нурадын, забыв свою правду, на чом шертовали, ныне в Крыме чинят над государевыми посланники всякой позор и мученье, да и в своих грамотах объявили правежи и утесненье, и гонцы их Асан аталык с товарыщи в Посольском приказе про то мученье сказывали. И только б царское величество ведал то, что царь и калга и нурадын писали в своих грамотах многие непристойные слова и мученье государевых людей, и гонцом было ево, Асану аталыку с товарыщи, непригоже царских очей видеть. И довелися они, послы и гонцы, сами таково ж мученья и позору, что над [25] государевыми людьми в Крыму делают, потому что в цареве шертной грамоте написано имянно,— которое дурно учинитца государевым людем в Крыме, и над царевыми людьми на Москве то ж учинить. И по ся места им за такие злые неправды и мученья никакою дурна не учинено.

А ныне к царскому величеству приходили всего Московского государства всяких чинов люди, слыша такие злые неправды, что делают над государевыми людьми в Крыме, позор и всякое мученье и грабеж, и били челом великому государю нашему, его царскому величеству, чтоб великий государь за такие злые неправды в Крым с казною посланников своих не посылал и над вами б, послы и гонцы, велел учинить по цареве шерти то ж, что в Крыме над государевыми людьми чинят.

А хотя будет царское величество по своему государскому милосердому обычаю ныне изволит казну послать для того, чтоб царь и калга и нурадын вперед в своей неправде перед ним, государем, исправились и на своей шерти крепко стояли, и та казна отдати по росписи на размене царевым людем, хто прислан будет для розмены, ²³ а в Крым с казною посланников за такие злые неправды и мученья никакими мерами послати нельзе. О том послом и гонцом говорити накрепко и отказати впрямь. Да что против того послы и гонцы учнут говорити, и о» том доложити государя. А выговоря то все крымским послом и гонцом, поговорили бояре подержать их на дворех запертых и никуды не спущать, и корму убавить половина, а до указу в Крым казны не отпускать. Да что от крымских послов и гонцов объявитца, и про то известить государю. И по сему делу, что поговорили бояре, докладывано государя царя и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии». ²³

«И государь царь и великий князь Михайло Федорович всеа Русии указал о крымском деле учинити собор, а на соборе указал быти патриарху, и митрополитом, и архиепископом, и черным властей, и бояром, и околничим, и думным людем, и стольником, и стряпчим, и дворяном московским, и диаком, и дворяном из городов, и гостем, и торговым и всяких чинов людем». Государь указал на соборе объявить все «неправды» крымского царя Бегадыр Гирея, калги и нурадына, «и те б их неправды ведомы были его государевым всяким людем Московского государства». На соборе было указано напомнить «неправды» прежних крымский царей и изложить насилия, которые в нынешнем 1639 г. потерпели в Крыму посланники Ив. Фустов и Ив. Ломакин. В докладе земскому собору было дано сжатое описание обстоятельств посылки этих посланников в Крым и всего, что они вынесли в Крыму. Государев указ заканчивается вопросом к земскому собору: «И о тех крымского царя, и калгиных, и нурадыновых злых неправдах и о позоре и о мученье, что делают в Крыме государевым людем, и о казне — о посылке, и о [26] многом запросе, и о кабальном платеже на соборе говорити, как о том вперед быти. Да что на соборе поговорят, и то записати по статьям». ²⁵

Собор состоялся 19 июля. Очевидно, что за короткий срок с того момента, когда состоялся государев указ о созыве собора (а он состоялся 7 июля), не могли быть вызваны выборные от уездных служилых людей и от посадов, и на соборе в качестве представителей этих слоев могли принять участие лишь служилые люди, находившиеся в то время в Москве, и торговые люди — москвичи. Относительно последних такое заключение подтверждается подлинными их «мнениями», поданными государю.

«И июля в 19 день у государя были на соборе в столовой избе святейший Иоасаф патриарх Московский и всеа Русии, да митрополит Крутицкой Серапион, да архиепископ Тверской Еуфимей, и черные власти, и бояре, и околничие, и думные люди, и столники, и стряпчие, и дворяне московские, и диаки, и дворяне и дети боярские из городов, и гости, и торговые и всяких чинов люди.

И выслушав крымского царя и калгины и нурадыновы неправды, говорил патриарх, что за такие злые неправды над крымскими послы и гонцы велит государь учинить, и в том его государская воля, а они духовного чину, о том им говорить непригоже. А о посылке в Крым, помысля, объявят государю после.

А бояре и околничие и думные люди говорили, что они против крымского царя за такие злые неправды стояти готовы.

А столники и стряпчие и дворяне московские говорили, что они, слыша такие крымского царя и калгины и нурадыновы злые неправды, ради стоять, не щадя голов своих.

А дворяне и дети боярские из городов говорили, что они ради за то все помереть.

А гости и торговые люди говорили, чтоб за такие злые неправды бусурманом неверным казны не давать, а давать бы казну государевым ратным служивым людем, которым против тех бусурманов стоять.

Да те ж крымские злые неправды и мученье сказывал на соборе Григорей Зловидов, потому что он сам в Крыме был и такие злые насильства и позор терпел. ²⁶

Да били челом государю всяких чинов люди, чтоб государь пожаловал, дал им срока о том деле помыслить и дати б им статьи писмо, о чем говорить и мыслить.

И государь пожаловал, велел им сказать, чтобы они, помысля, на свои речи принесли писмо за своими руками.

И июля в 26 день святейший Иасаф патриарх Московский и всеа [27] Русии прислал свою и всего освещенного собора о том крымском деле мысль на писме. И государю чтено, и то письмо у государя». ²⁷

Следовательно, уже в момент составления записи о соборе «мнения» освященного собора в деле не было: оно находилось во дворце, а впоследствии попало в архив Тайного приказа. Содержание этого «мнения» изложено нами выше.

Гости и гостиной сотни торговые люди подали свое, мнение на письме, подлинник которого сохранился. Из этого документа мы узнаем, что о крымском деле на соборе объявлял думный дьяк Федор Лихачев. Гости и гостиной сотни торговые люди заверили в своей готовности «за государское здоровье помереть, нежели слышать такие ево [крымского хана.— А. Н.] окаянные похвалы на... государство Российское...» «И видя ево многие неправды к тебе, великому государю, за что ему давать твое государево жалованье?...» «А мы, холопи твои, просим у тебя, государя царя и вел. кн. Михаила Федоровича в. Р., чтоб тебе, государю, пожаловать ратных людей по своему государеву расмотренью построить, чтоб нихто в-ызбылых не был. А то, государь, дошло до всех православных християнских голов. А что ты, государь, укажешь для своей государевы службы на крымских людей, и положить на всю землю, чтоб никто в твоем государстве всяких чинов люди в-ызбылых не были, и о том тебе, праведному государю, как бог известит. А мы, холопи твои, гостишка и гостиной сотни торговые людишка ради тобе, государю, что ты, государь, укажешь на всю землю, по силе своей давать. То наши и речи».

На обороте «мнения» — рукоприкладства следующих лиц: Иевка Юрьев, Гришка Никитников, Надейка Светешников, Анофрейка Васильев, Аникейко Чистого, Рудольфик Булгаков, Васька Шории, Михалко Ярофеев, Богдашко Цветной, Ивашко Денисьев, Богдашко [фамилия пропущена], Степанко Марков, Исачко Ревякин, Васька Федотов, Богдашко Щеноткин, Данилко Панкратьев, Пронька Клюкин, Митька Иванов, Петрунька Федосеев, Михалко Филатов, Якимко Патокин, Ивашко Горбов, Васька Безсонов, Иванко Харламов, Гришка Кобылкин, Александрик Баев, Измаилко Дубенской, Гришка Булгаков, Гурько Туренин, Федька Елисеев, Фетька Шитиков. ²⁸

Все перечисленные рукоприкладства собственноручные; подписей за неграмотных нет ни одной.

В подлиннике сохранилось также «мнение» торговых людей суконной сотни. В нем торговые люди, как и гости и гостиной сотни торговые люди, изъявляют готовность лучше умереть, «нежели слышать такие ево (крымского хана.— А. Н.) окаянные похвалы...», и предлагают прекратить уплату крымцам казны. «А за мученья твоих государевых людей и крымским послом и гонцом и о многом запросе и по вымученным кабалам, и в том твоя государева царева и великого князя Михаила [28] Федоровича всеа Русии воля. А мы, холопи твои, суконные сотни торговые людишка ныне грехом своим оскудели от великих пожаров, и от хлебные дороговли, и от твоих государевых великих служеб, и от твоих зборных поворотных денег, и от городового земляново дела многие, государь, людишка розбрелись, а иные многие померли». Впрочем, суконной сотни торговые люди в заключение прибавляли, что они «ради» платить, что государь «укажет на всю землю».

На обороте рукоприкладства следующих лиц: Федюк Меженинов, Данилка Чуваев, Сенька Глаткой, Ивашка Шевелев, Игнатей Понкратьев, Исачко Нечаев, Якушко Лабозной, Фетька Белозерцов, Бориска Шиловцов, Петрушка Тимофеев, Аничка Минкин, Еуфим Елизарьев, Михайло Иванов, Кирило Гладкой. ²⁹

Все перечисленные рукоприкладства — собственноручные.

Мнений служилых людей столичных чинов и дворян и детей боярских из городов в деле не имеется.

Дипломатическая тяжба московского правительства с Крымом, вызванная насилиями над Фустовым и Ломакиным и запросами об увеличении поминок, затянулась на несколько последующих лет. В документах, касающихся этих переговоров, мы не видим никаких следов и отражения в них высказанных на соборе 1639 г. мнений. Вовремя переговоров с крымскими послами и гонцами 26 и 30 июля 1639 г. бояре «с великим шумом» выговаривали им все крымские неправды. Крымские гонцы, Осан аталык с товарищами, продолжали запираться и отрицать насилия. Прежние послы и гонцы, не наблюдавшие насилий, Белекша ага и его спутники отвечали в покорном тоне, что «писал ево царь добрым человеком и верным, а ныне ево учинил худым», что «то у них в книгах написано, хто закона не держит, и тому бог не потерпит. Добро всякому жити правдою, и хто правдою живет, тому бог помогает». Единственный намек на состоявшийся собор можно видеть в словах бояр, обращенных к послу Белекше аге: «а великому государю нашему, его царскому величеству, бьют челом Московского государства всяких чинов люди беспрестанно, чтоб над вами, послы и гонцы, то ж учинить по шертной грамоте, что в Крыме над государевыми людьми делают». По распоряжению бояр, послы и гонцы были заперты на их дворах и в выдаче кормов им было отказано. ³⁰ Из последующего видно, что эти репрессивные действия были скоро отменены.

Обозревая содержание документов о соборе 1639 г., мы видим, что поведение московского правительства по отношению к Крыму, в связи с насилиями над Фустовым и Ломакиным, было намечено и определено еще до созыва собора боярским приговором 7 июля. Мнения, высказанные на соборе, не оказали влияния на деятельность правительства. Предложение употребить деньги, обычно затрачиваемые на посылку казны в Крым, на укрепление южных границ, не имело [29] существенного значения, поскольку строительство новых городов и без того шло непрерывно. Правительство не последовало совету собора о прекращении платежа поминок в Крым, очевидно считая эту меру рискованной. Но правительство вынудило, в конце концов, крымцев отказаться от требования увеличения поминок и не выплатило денег по вымученным кабалам. Этого результата оно достигло путем длительного торга, следуя отчасти советам своих крымских благожелателей и опираясь на поддержку крымских князей и мурз, которым было крайне нежелательно нарушение выгодных для них традиционных сношений с Москвой. По-видимому, созыв собора имел своей целью осведомить широкие общественные московские круги о событиях в Крыму. Правительство действовало в данном случае под впечатлением этих событий. Ему нужна была моральная поддержка и возможность сослаться на эту поддержку. Как указано выше, бояре в своем приговоре предполагали в последующих переговорах с крымскими послами и гонцами сослаться на обращение к государю «Московского государства всяких чинов людей». И действительно, такую ссылку бояре сделали в переговорах с Белекшей агой «с товарищи» 30 июля 1639 г.

Комментарии

1. ЦГАДА, Гос. архив, разр. XXVII, д. 44, лл., 1-5.

2. С. Ф. Платонов. Заметки по историй московских земских соборов (ЖМНП, 1883, март, стр. 13). И. А. Стратонов уже с уверенностью замечает, что рассматриваемый собор был продолжением заседаний собора 1634 -г. («Заметки по истории земских соборов», Казань, 1912).

3. В. Латкин. Земские соборы древней Руси, их история и организация сравнительно с западноевропейскими представительными учреждениями, СПб., 1885, стр. 182.

4. А. Н. Зерцалов. О земском соборе 1634 г. (Чтения О. И. и Др. Р., 1894, кн. 3, стр. 35-38).

5. ЦГАДА, Крымские дала, 1636, № 11, дл. 276-280, 309-312.

6. Там же, 1640, д. 19, л. 149.

7. Там же, 1636, д. 11, лл. 276, 309-312.

8. ЦГАДА; Разряд, Белгородский ст., д. 95; Крымские дела, 1637, № 36, лл. 5-97.

9. Крымские дела, 1638, № 1, лл. 17-19.

10. Урак мурза Урусов — сын известного Янараслана мурзы из орды больших ногаев. При царе Федоре. Ивановиче был взят в Москву и здесь крещен под именем Петра, участвовал в походе Василия Шуйского под Тулу в 1607 г., отсюда бежал с отрядом татар в Крым, вновь вернулся при тушинском самозванце, участвовал в военных действиях под Москвой, в декабре 1610 г. убил в Калуге тушинского самозванца и снова бежал в Крым с татарами, действовавшими на стороне самозванца. Впоследствии был организатором набегов на Русь. В Крыму занял видное положение, породнившись с знаменитым Кантемиром мурзой. Слыл в Крыму знатоком русских дел: «я де московский обычай ведаю,— говорил он о себе,— на Москве де взрос».

11. Крымские дела, 1638, № 1, лл. 17-19.

12. Там же, лл. 7-8.

13. Капычеи или сеймены составляли отряд вооруженных огнестрельным оружием стрельцов. В русских документах эти стрельцы называются иногда крымскими янычарами.

14. Крымские дела, 1637, № 31, лл. 145-152, 157—158 и др.

15. Там же, 1638, № 5, лл. 50-79, 93-103, 114-214, 324, 331-337, 391; 1637, № 13, л. 21.

16. Астафьев и Кузовлев были в Крыму с ноября 1636 г. по сентябрь 1638 г. т. е. одновременно с Извольским и Зверевым.

17. Капычейский кегья — помощник капычейското головы.

18. Сеферь-Газы ага был впоследствии, когда Ислам Гирей стал крымским ханом (1644-1654), 10го «ближним человеком», влиятельнейшим человеком в Крыму.

19. Курс золотого в Крыму аз то время был 26 алт. 4 д.

20. Описание насилий содержится в статейном описке Ив. Фустова и Ив. Ломакина (Крымские дела, 1637, № 13,.лл. 85-130) и в распросных речах А. Неверова (там же, 1639, д. 1, лиг. 107-111). Краткое изложение дано в докладной выписка к земскому (там же, д. 12).

21. Крымские дела, 1639, № 1, лл. 107-111; № 7, лл. 39-95.

22. Там же, № 7, лл. 96-110; № 10, лл. 20-31; № 12, лл. 14-16.

23. В первой толщине XVII в. в степях за Валуйкой, на р. Ураевой (притоке Оскола), ежегодно, обычно осенью, происходил обмен послами между Москвой и Крымом.

24. Крымские дела, 1639, № 12, лл. 1-6.

25. Там же, лл. 16-23, 7-17.

26. Гр. Зловидов и Гр. Углев были, посланниками в Крыму в 1635-1636 гг. при хане Инайет Гирее. Во время посольства от насилий физически потерпел Гр. Углев, а особенно посольские люди (их статейный список в Крымских делах, 1635, № 6).

27. Крымские дела, 1639, № 12, лл. 24-26.

28. Там же, лл; 27-28 об.

29. Там же, лл; 29-31 об.

30. Там же, лл; 32-90.

Текст воспроизведен по изданию: Дело земского собора 1639 г. // Исторические записки, Том 24. 1947