ПОВЕСТЬ О НАЧАЛЕ ОРАНСКОГО МОНАСТЫРЯ

К ИСТОРИИ МОНАСТЫРСКОЙ КОЛОНИЗАЦИИ XVII в.

(В основу статьи положен доклад, прочитанный на заседании группы по изучению древнерусской литературы при Институте мировой литературы им. А. М. Горького АН СССР. В обсуждении доклада приняли участие В. Д. Кузьмина, О. И. Подобедова, E. А. Василевская, П. А. Журов, С. И. Кочетов, А. Н. Робинсон, В. И. Буганов. Приношу глубокую благодарность, участникам обсуждения за советы и замечания, а также Г. С. Лялиной и Е. П. Маматовой за помощь при подготовке рукописи к печати)

(«Повесть о начале Оранского монастыря»)

В 1634 г. в 50 верстах от Нижнего Новгорода, в направлении к Арзамасу, на Словенской (или Словеновой) горе был основан мужской Богородицкий монастырь. После того как на Словеновой горе расчистили лес и начали пахать («орати») место это стало называться Оран-поле или Оранки, а монастырь — Оранским богородицким. Главной достопримечательностью монастыря признавалась икона Владимирской божией матери, так называемая Оранская божья матерь, считавшаяся чудотворной. Это была копия с прославленной иконы Успенского собора в Московском Кремле, сделанная в 1629 г. по заказу основателя монастыря нижегородского вотчинника Гляткова (Глядкова). Изображение этой иконы широко распространялось ¹ в XIX в.; икону ежегодно на Фоминой неделе, т. е. на второй неделе по пасхе, переносили в Нижний Новгород, а оттуда в другие города и села Нижегородского края ². Летом 1887 г. этот торжественный крестный ход наблюдал В. Г. Короленко, описавший свои впечатления в рассказе «За иконой» ³. В рассказе, имевшем явно антирелигиозную окраску, упоминаются и некоторые эпизоды: из Повести об основании Оранского монастыря.

Публикуемая в настоящем издании Повесть об основании монастыря и первых годах его существования была составлена в 1662 г. Повесть до сих пор как будто бы не изучалась ни историками, ни литературоведами. Содержание ее пересказывается лишь в малоизвестных сочинениях церковных писателей иеромонахов Макария и Гавриила, посвященных Оранскому монастырю ⁴. (На труд Макария ссылается В. Г. Короленко.) ⁵ В художественном [298] «отношении повесть малопримечательна, однако она относится к тем редким агиографическим сочинениям, в которых сквозь трафаретную форму «простодушного» повествования о религиозных чудесах обнаруживаются интересные факты социальной истории.

Повесть была написана еще при жизни основателя Оранского монастыря, в момент острой борьбы коренных местных жителей мордвы против посягательств на их исконные земли и попыток насильственной христианизации. Задача повести — прославить новую обитель, привлечь к ней внимание верующих. С подобными сочинениями обычно знакомили прихожан; такие сочинения копировали и распространяли. Хорошо известные, окрестным жителям обстоятельства трудно было утаить, но их постарались представить в «скаженном виде в соответствии с шаблонами реакционной церковной публицистики.

В повести имеется немало любопытных исторических реалий и упоминаются лица, известные по другим историческим источникам; патриарх 1634-1640 гг. Иоасаф и митрополит Крутицкий Питирим (впоследствии в 1672-1673 гг. также патриарх), знаменитый думный дьяк И. Т. Грамотин и нижегородский воевода 1630-х годов В. П. Шереметев ⁶, протоиерей Успенского собора в Москве Кондрат ⁷, архимандрит Печерского Вознесенского монастыря в Нижнем Новгороде в 1628-1637 гг. Рафаил ⁸ и патриарший дьяк Василий Потапов ⁹.

Исследование содержания повести, особенно в сравнении с данными актовых материалов и устных преданий, позволяет восстановить с большей степенью вероятности историю первых лет деятельности монастыря, сознательно искаженную и повестью 1662 г. и трудами ученых иеромонахов.

В XVII в. Глятковы были достаточно известными землевладельцами Нижегородского края ¹⁰. Основатель Оранского монастыря Петр Андреевич Глятков служил в 1627—1629 гг. по Нижнему Новгороду в городовых дворянах ¹¹ и выделялся своей хозяйственной предприимчивостью, успешно выменивая земли у местных помещиков. Его поместья в Нижегородской земле только за два года с 7138 (1629-1630 гг.) по 7140 (1631-1632 гг.) увеличились с 359 четей до 442 четей с осминой ¹². Именно вслед за этими хозяйственными успехами П. А. Глятков и задумал основать монастырь.

В 1630-х годах особой Нижегородской епархии еще не было, и Низовская земля находилась в непосредственном подчинении патриарха. Основатель монастыря получил «архиерейскую грамоту» «на создание храма» от патриарха Иоасафа (л. 68об.). Можно полагать, что покровителем Гляткова был протопоп Успенского собора в Московском Кремле Кондрат (л. 65-65 об.). Вряд ли случайно, что освящение храма состоялось 21 сентября 1634 г., в день апостола Кондрата, т. е. в день ангела московского протоиерея ¹³.

Место для монастыря было выбрано недалеко от вотчины Гляткова — села Бочеева. Начали церковь строить «самовластием и силой» (л. 71) на земле, где издавна находились борти и лесные ухожаи мордвы-терюхан «в Мордовском лесу бортном». Вблизи этого места было три мордовских села — «веси», в полупоприще (т. е. приблизительно в полуверсте) от него — «зимница» [299] (т. е. заимка или хутор ¹⁴) мордвинов братьев Исаковых. «Мордва,— пишет В. Г. Короленко,— как и следовало ожидать, оказалась очень недовольна новым соседством» ¹⁵. Местные жители в течение семи недель «мнози восколебашася» (л. 69об.) и пытались противодействовать постройке церкви и «снованию монастыря на их земле.

Об эпизодах этой борьбы рассказывается в повести. Осенью 1634 г. все жители деревни («близ ту живущия веси») Инилей «с детми и с южики (т. е. ужиками — родственниками) своими, умыслища прийти и церковь и монахов всех той пустыни пожещи» (л. 75об.). Примерно тогда же произошло и нападение на монастырь семи мордвинов («приидоша разбойницы седм человек»), хотевших ограбить обитель и «монахов всех придати смерти» (лл. 76об.—77). Наконец, мордва отправила в Москву с челобитьем («моление письменное») Сережку Исакова (л. 71об.). В Москве челобитчиков поддержал думный дьяк И. Т. Грамотин, который послал нижегородскому воеводе указ с царской печатью учинить «разыскание о сем» деле (л. 73об.). Грамотин мог иметь какие-то свои интересы в Нижегородской земле (у него там была вотчина, а в 1626—1633 гг. он находился в ссылке в Алатыре) ¹⁶. Челобитчики могли и попросту подкупить «первого думного дьяка», славившегося своим корыстолюбием.

Известие о замене Грамотиным слов челобитной представляется, однако, легендарным. Вероятнее всего с самого начала там было написано, что Глятков «поставил насилством двор свой, а не церковь, а люди своя на том месте устроил жительствовать; також де и землю орано-сеятельную сотворил» (л. 72об.). Это соответствует и тексту повести: на Словенской горе сразу же поселилось восемь монахов (л. 73об.). Возможно, что вместе с ними поселились и их родственники, во всяком случае иеромонах Феодорит прятался от «розыскателей», «поят с собой двоих детей своих» (л. 74об.). Однако летом 3635 г. «строение оградного вокруг пустыни» (л. 75об.) еще не было, «понеже тая пустыня тогда еще в начале строитися начинаше» (л. 74об.).

Зная о жалобе мордвы и о поддержке ее влиятельным думным дьяком, Глятков и его покровители приняли энергичные меры, чтобы задержать «розыск». Нижегородских «розыскателей» послали на Словенскую гору, не ранее весны 1635 г., а, возможно, даже лишь в конце лета, так как в повести упоминается о «дожде велием», который «велми стужил» Феодорита с детьми (л. 75). Не исключено предположение, что Глятков в ожидании посланных нижегородского воеводы распорядился временно «двор с того места снести и людей свести» (л. 73).

«От того же времени» «наипаче» (лл. 74об., 77), начали усиленно распространять слухи о чудесах оранской иконы («чудеса много: явления, и видения, и гласи, и исцеление немощным людем многим дивно и ужасно»,— л. 77). В 1635 же году, видимо, с помощью патриаршего сына боярского Василия Потапова, собиравшего архиерейские дани в Низовской земле (л. 77), была создана комиссия духовенства, которая засвидетельствовала эти чудеса.

г. можно датировать и официальное признание прав монастыря на окрестные земли — грамоту царя Михаила Федоровича, пожаловавшего монастырю, кроме занятой им уже территории, окрестные земли в квадратную версту с лесом и сенными покосами и право свободного въезда в мордовские земли для рубки леса и других хозяйственных нужд ¹⁷.

Посылка из Нижнего Новгорода в монастырь «воинского чина» Обольянинова и подьячего «со множеством народа ту окрест живущими» (л. 73об.) [300] и широковещательная деятельность комиссии духовенства, собиравшей сведения о чудесах иконы, видимо, напугали мордву, и нападения на монастырь временно прекратились.

Однако, основатель монастыря П. А. Глятков перебрался на постоянное жительство в монастырь лишь в 1642 г. Он постригся под именем Павла и стал настоятелем монастыря. Возможно, что Глятков опасался не только мордвы, но и дьяка Грамотина, занимавшего высокий государственный пост еще в 1638 г. ¹⁸ Следовало выяснить и отношение к новому монастырю патриарха, сменившего умершего в 1640 г. Иоасафа. В 1642 г. Глятков имел уже нового влиятельного покровителя в лице Питирима (лл. 81 об., 83).

До 1642 г. П. А. Глятков лишь наезжал в монастырь из своей вотчины Бочеева для хозяйственных распоряжений. В 1642 г. он отдал монастырю все свое имение с сорока дворами крепостных. Эти крестьяне постепенно основали две деревни в двух верстах от монастыря ¹⁹ и земельные владения монастыря еще более расширились.

Составление в 1662 г. повести должно было, «освящая» авторитет монастыря, помочь, в частности, обеспечению его прав на новоосвоенные земли. И действительно уже в 1663 г. Глятков (теперь монах Павел) «с братьею» подали царю Алексею Михайловичу челобитную с просьбой утвердить за монастырем эти захваченные у мордвы земли. В челобитной Глятков бесстыдно жаловался на то, что, мол, «их монастырскою землею и сенными покосы и лесом и всяким угодьем владеет мордва своим насильством и монастырских их крестьян в их лесу бьет и грабит и в лес не пускает, неведомо почему». В ответ в 1664 г. была выдана соответствующая царская грамота ²⁰. После получения ее сыновья и другие родственники основателя монастыря уже в 1665 г. сделали большие вклады в монастырь. Явно начиналось новое переселение крепостных людей Глятковых и новое наступление на мордовские земли. Это вызвало в свою очередь новый подъем недовольства окрестной мордвы. Возмущенные насилием монастырских властей жители ворвались ночью на территорию монастыря. Старик Глятков (ему по преданию было 80 лет) пытался проникнуть на колокольню, чтобы созвать колоколом живших в двух верстах монастырских крепостных, но его стащили вниз и разбили голову, волоча по ступеням лестницы. В монастырском синодике рода Глятковых о нем написано: «убиенный схимонах Павел» ²¹. Так кончил жизнь этот полупомещик-полумонах. После убийства Гляткова монастырские крепостные были поселены непосредственно у стен монастыря и известий о новых нападениях мордвы нет.

О крепостнически-колонизаторской деятельности русских монастырей и о борьбе с монастырями местного населения и русских и так называемых, «инородцев»— достаточно известно теперь уже по многим источникам. В данном случае следует особо отметить то обстоятельство, что первоначально именем монастыря действовал соседний светский феодал.

Данные о хозяйственной деятельности и о вкладах в монастырь семьи Глятковых несомненно представляют интерес для историков светского землевладения. Основателем монастыря был местный вотчинник, владевший соседним с монастырем имением и первоначально распоряжавшийся монастырским хозяйством из этого имения. Постригшись в монахи и сделавшись настоятелем монастыря, он фактически присоединил свою вотчину к монастырским землям, переселил туда своих крепостных и основал две новые деревни на исконной мордовской территории. Сам П. А. Глятков выступал именно как хозяйственный организатор, «подвизался в строительстве дома ея пречистой богородицы» (л. 83об.). Характерно, что будучи настоятелем, он сумел [301] уклониться от совершения богослужения» ²². Родственники основателя монастыря также делали богатые вклады и землей и крестьянами, а один из сыновей его передал монастырю принадлежавшую ему часть села Бочеева.

Передавая свои земли и крепостных монастырю, Михаил Петрович Глятков особо оговаривал зверские методы расправы с беглыми крестьянами, «дабы то святое место паче прославлено было, а не пусто» ²³. О «благочестивых мероприятиях с ловлею людей и кнутами», характерных для монастырской деятельности и в XVIII в., едко писал В. Г. Короленко ²⁴.

С укреплением монастырского хозяйства и притоком даров от верующих, привлеченных пропагандой о чудотворной иконе, планировалась, очевидно, и белее широкая торговая деятельность монастыря и семейства Глятковых — с этой целью было основано близ городского дома Глятковых монастырское подворье. Это для XVII в. уже довольно редкий пример своеобразного сращивания светского и церковного землевладения.

История основания и первых лет деятельности Оранского монастыря расширяет наши конкретные представления о характере и методах колонизации территории мордвы. Даже буржуазные историки прошлого столетия вынуждены были признать, что монастыри XVII в. не упускали случая поживиться за счет мордовских земельных владений ²⁵. Повесть и документы о деятельности Глятковых показывают механизм такой колонизаторской политики в действии.

События эти — характерный эпизод широкой наступательной политики царских колонизаторов, официальным лозунгом которой было: крещение иноверных. Особенно значительную роль в этом играла воинствующая православная церковь.

Выбор Глятковым и его покровителями для копирования именно иконы Владимирской божией матери отражал не столько эстетико-религиозные вкусы заказчика, сколько определенное политическое мировоззрение. Икона эта рассматривалась в то время как палладиум Российского «самодержавства», как символ защиты православных от иноверцев. «Чудотворная икона пречистые богородицы, иже многа чюдеса и знамениа сотворяет и поганыя устрашает», — характеризовал ее летописец ²⁶. Копии этой знаменитой иконы известны — по свидетельству знатока русской иконописи Н. А. Деминой, еще с XVI в. Характерно, что копия иконы Владимирской божией матери была по преданию принесена основателем Богородицкого сретенского тешевского монастыря в Задонске в 1620-е годы ²⁷, построенного на территории, подвергавшейся нападению татар.

Днем празднования Оранской иконы выбрали как раз день перенесения иконы в Московский Успенский собор (21 мая ст. стиля). Не случайно, конечно, и то, что в введении к повести вспомнили о так называемой Лиддской богоматери (от г. Лидды). Культ Лиддской богоматери был связан с распространением христианства в арабских землях. Таким образом, культ Владимирской божией матери, использовавшийся в XIV-XV вв. в целях [302] прогрессивной борьбы с татарской опасностью, в XVII в. уже использовался в реакционных целях колонизации так называемой инородческой территории.

Тема защиты от «поганых варваров» (правильнее было бы сказать — наступление на иноверных) была актуальной для Низовской земли. О «варварах» говорится и в молитве, которой оканчивается повесть (л. 90), а специальная пространная молитва к Оранской иконе, помещенная в том же сборнике, что и повесть, кончается словами: «...молим тя, рабы твои, от супостат царствующий град наш Москвы, от поганых варвар защити и латинское супротивление разруши» (л. 36). Вероятно, здесь имеется в виду и сравнительно недавние события борьбы с польско-шведской интервенцией, войны 1630-х годов и продолжавшаяся борьба с крымскими ордами и сопротивлением народов, находившихся прежде под властью казанских ханов. Оранская обитель должна была в представлении церковных иерархов стать форпостом укрепления официальной церковной линии в этом районе новой колонизации.

В 1660-е годы перед официальной церковью встала задача и борьбы с раскольниками, поселения которых находились сравнительно недалеко от Оранского монастыря. Повесть была составлена — как особо отмечается в тексте — в годы «новоявленного ныне деяния... врагов божиих и отступников веры христовой» (л. 84 об.— 85 об., 89).

Нельзя не учитывать также и того обстоятельства, что повесть была в окончательном виде составлена в годы, предшествовавшие Крестьянской войне под предводительством Разина. Не исключено, что «шепотниками» (л. 84 об.) названы участники антифеодального движения. Сын основателя монастыря Алексей выдвинулся по службе впоследствии именно как руководитель карательного отряда, посланного против участников Крестьянской войны ²⁸.

Все это делает понятным поддержку деятельности Оранского монастыря со стороны такого ревностного колонизатора и воинствующего сторонника официальной церкви тех лет, как Питирим. Питирим, уже в сане крутицкого митрополита («митрополит сарский и подонский»), «поведал» о «чуде» иконы, исцелившей якобы еще в 1650 г. его сына,— «зде вчинихом на большее извещение всем» (л. 83). Благочестие Питирима — «благоговейного» (л. 81) и «благолюбивого монаха» (л. 81 об.) расписано в повести в высокопарных и льстивых выражениях. Очевидно, что этот честолюбивый и могущественный церковный деятель способствовал получению монастырем в 1660-е годы новых льгот и распространению рассказов о чудесах Оранской иконы. Прославление этих чудес входило в программу колонизации Низовской земли я утверждения величия официальной церкви.

Повесть любопытна и сведениями о том, каким образом создавались тогда легенды о чудотворных иконах. Данные эти дополняют наблюдения В. О. Ключевского ²⁹ и других авторов о составлении записок и о системе «обыска» о чудесах XVI-XVII вв. Первым о чудесах Оранской иконы поведал иеромонах Феодорит, человек зависимый от Гляткова и тесно связанный с монастырским хозяйством (после смерти П. А. Гляткова он снова стал настоятелем монастыря). Слухи о «целбе» (исцелении) распространялись быстро — за 13 месяцев (от 20 сентября 1635 г. по ноябрь 1636 г.) отмечен был 131 случай «исцеления» ³⁰, а всего за 1633-1661 гг. до 500 человек «получиша от образа того... здравия» (л. 84). Вряд ли случайно обилие «исцелений» именно в первое время после построения монастыря, когда чудотворная сила иконы не получила еще официального признания.

Первые известия о чудесах, как это обычно было и в других монастырях,— исходили главным образом от самих оранских монахов. Они же [303] убедили в этом или подкупили приехавшего в Нижний Новгород патриаршего сына боярского, и тот написал о «чудесах» патриарху в Москву. Повелением патриарха была создана комиссия из местных священнослужителей высшего ранга (архимандрит перворазрядного монастыря и протопоп городского собора), которым поручено было «разсмотрити» этот вопрос. Им предстояло выяснить: кто («какого чина и возрасту» — л. 84об.), когда и от какой болезни получил исцеление, сколько лет «недуговал» и где именно исцелился (в самой пустыне, дома или в пути). Все эти данные, полученные путем опроса исцеленных, полагалось «неизменно описать» (л. 78об.). Затем следовало «испытать» родителей (чаще всего «исцелялись» дети), «сродников» и соседей исцеленных («близ ту живущих всякого чина духовных и мирских») и к прежнему «описанию», «ради совершеннейшего уверения, и сие приложить» (л. 78об.). Полученные сведения были выписаны в «книги», в которых расписывались и, так сказать, очевидцы «чудес» и их духовные отцы (л. 80). После опроса всех этих лиц «единаго по едину», комиссия созвала все местное духовенство—белое и черное («окресту живущих близ тоя пустыни всех созвавши»— л. 79) и местный «собор» свидетельствовал «неложность» чудес. Потом обратились к мирским людям («ко множеству народа»), которые «во всем согласились» с духовенством. Всего было составлено несколько «книг»; В особую книгу, видимо, включили распросные речи (л. 80). Затем данные о чудесах были сведены в пространные книги. Ссылка на них имеется и в повести: желающим «изыскать» о чудесах «подлиннее» предлагается прочитать об этом «в предписанные повести» (л. 84об.). Все эти «книги за печатьми» членов комиссии были отправлены к патриарху. Можно полагать, что их отвез патриарший сын боярский Потапов. Патриарх же, ознакомившись со всей документацией, ходатайствовал перед царем о жалованной грамоте монастырю (л. 80об.).

Таким образом, собирание данных о чудотворности иконы было крупным религиозно-пропагандистским мероприятием, призванным воздействовать на «множество народа». Члены духовной комиссии, конечно, не столько задавали вопросы, сколько прежде всего пропагандировали рассказы о чудотворной иконе. Особо значительная роль в дальнейшей пропаганде новой чудотворной иконы среди окрестных жителей отводилась местному духовенству. Все это должно было способствовать и росту религиозного влияния среди населения в целом и популяризации нового монастыря.

Повесть интересна и другими характерными деталями. Так, историки делопроизводства могут воспользоваться сообщением повести о замене «перводумным» дьяком прежнего текста новым. Грамотин по прочтении челобитной «приписал своей рукою» новые слова, «истребив своею рукою оттуда» прежний текст, «и тако сие писание преписано бысть по повелению его» (лл. 72— 72об.), т. е. переписано подьячими набело по почерненному тексту. Несмотря на малую вероятность — как уже отмечалось — именно такой замены текста, здесь цельно и образно воспроизведена хорошо знакомая современникам практика приказного делопроизводства в высших правительственных учреждениях.

Историки русского иконописания встретят в повести и имена изографов-копиистов (Григорий Черный, судя по прозвищу, был монахом) и любопытную формулировку требования, предъявлявшегося к ним: «создать икону», «подобно первописанному тому образу, умерен во всем» (л. 65-65об.).

Любопытно описание болезней, от которых «исцеляла» икона (лл. 86-86об.), напоминающее, как отметил А. Н. Робинсон, о кликушестве, описанном Аввакумом. Аввакум вспоминал о девице Анне, на которую в церкви «напал бес» и которая «учала кричать кокушкою и собакою и козою блекотать» ³¹. О том, как родственники приводят к иконе «порченую» писал и В. Г. Короленко ³². [304]

В плане историко-литературном повесть интересна как характерный образчик литературы той поры. В ней с большой откровенностью обнажены классовые тенденции. Как указывает В. Д. Кузьмина, это уже последняя стадия развития жанра средневековой легенды о богородичном чуде, когда традиционная легенда смыкается с бытовой и исторической повестью.

В повести имеется дата ее составления— 1662 г. (л. 90 об.). В основу публикуемой повести были положены «предписанные повести» середины 1630-х годов и дополнения к ним, т. е. книги записи «чудес» за последующие годы. В повесть, видимо, вносились изменения и добавления: так, упоминается о «мученической» кончине основателя монастыря (л. 83 об.), в 1665 г.

Авторы опубликованных сочинений об Оранском монастыре знакомились с повестью по рукописному сборнику, хранившемуся в XIX в. в библиотеке этого монастыря. Судя по заголовку повести ³³, приведенным из нее цитатам и краткому описанию сборника ³⁴, публикуемый текст восходит к протографу Оранского монастыря.

Повесть печатается по рукописи коллекции Кириловского музея, № 10 153. Рукопись находится в сборнике середины XVIII в. Сборник в 218 листов разных почерков, в четверку, в обитом кожей деревянном переплете. На л. 1 запись почерком XIX в.: «Из книг Ивана Никитина Беляева. Его собственная. Подарена (помещиком Патоповым. Ярославской губернии г. Любим». Фамилию «Потапов», очевидно, следует читать, как «Потапов». Возможно, что сборник находился в роду потомков патриаршего дьяка Василия Потапова. На оборотной стороне переплета пометка чернилами: «Отд. X, № 40», сделанная библиотекарем Кириловского монастыря.

Сборник № 10 153 церковно-служебного содержания. Исключением являются лишь выписки на лл. 216—217об. из книги «Политики» в переводе В. К. Тредьяковского. Основное место в сборнике занимают житие Геннадия Костромского, служба ему и чудеса (лл. 92—151 об.) и материалы, связанные с Оранским монастырем: на лл. 60—91 об. помещена публикуемая повесть, на лл. 35—37 об. служба «новоявленному образу» богоматери в Оранской пустыни.

Вероятно, содержание рукописного сборника Оранского монастыря совпадало с содержанием лл. 35—91 об. Кириловского сборника. На л. 215 запись: «1739 августа 12 дня. По указу ея императорского величества (т. е. Анны Ивановны. — С. Ш.) и по определению преосвященного Ионна епископа нижегородского и алатырского подновлен чудотворный образ преподобной богородицы Владимирская, что на Оране поле, новою олифою по обещанию Нижегородской губернии секретаря Ивана Соколова Благовещенского собора протопопом Васильем Дмитриевым да изографом Петром Котомок» при строителе той Оранской пустыни при иеродиаконе Иоасафе, и поставлен оной образ по-прежнему на место в том монастыре с молебным пением».

Повесть печатается соответственно правилам издания документальных материалов того времени. Введение к повести (лл. 60об.— 64) и некоторые листы из заключительной ее части опускаются. Введение представляет собой краткое и в литературном отношении не интересное изложение легенды об иконе богоматери и творимых ею «чудесах». Сами переписчики повести признавали введение малозначительным. Характерная для рукописей того времени пометка на полях «зри» находится как раз возле первых слов публикуемого текста. [305]

богородицы и присной девы Марии, нарицаемого владимерского, содеянных в пределех во едином от градов великия России, нарицаема Нижняго Новограда, в пустыни близ Оранаго поля, на Славенской горе

(На полях пометка: «зри») «В лето осмыя тысящи 137-е во дни благочестивейшего государя нашего царя и великаго князя Михаил Феодоровича всея России самодержица, скиптра содержащего в богоспасаемом великом царствующем // граде Москве при святейшем же его царскаго величества по плотскому рождению отце и смиреномудрейшем же его царьском богомолце великом государе Филарете Никитиче патриархе московском и всея России. Высть во пределех единого от града Российскаго их царства нарицаемаго Нижняго Новаграда благоговейный муж от воинска чина именем Петр прозванием Глядков, верою и велиею любовию содержим ко пресвятей богородице и ко образу ея, иже в царствующем граде Москве нарицаемый Владимирский // о нем же глаголют тщанию быти и трудом великим зуграфным, рукою святаго евангелиста Луки. И в таковом тщании своем той Петр с верою молит в царствующем граде Москве великия соборныя церкви честнаго и славнаго ея Успения протопопа Кондрата: да подаст помощь вере его и да изыщет ему изографа на преписания того богородичного образа, подобие первописанному тому образу умерен во всем. Той же протопоп Кондрат, зря его // веру велию и теплую, полагает ему обещание за любовь веры его, той образ сам прелисати своима рукама. И поемлет с собою на тое велие дело втораго изографа именем Григория Чернаго, и тако добре преписавше той образ. Той же Петр с радостию и со слезами тую икону приемлет, и отвозит, радуяся, в дом свой, славя пресвятую богородицу, яко посети его по вере его образом своим святым. И пребысть тая икона в церкви великаго чудотворца // Николаа, яже в его Петрове отчине в селе Бочееве, и в дому его Петрове, яко до пяти лет. Он же, наипаче веру велию ко пресвятей богородице имея и несумненну и присно прося во всем себе помощи ея, и ту икону ея велми от души любезно почиташе. И егда достиже тоя же осмыя тысящи до лета 142-го и во святый великий пост, на пятой недели в нощи противо субботы, в ню же поется велие неседалное бдение ради великих прежде бывших чудес // образом ея во Царе граде, во времена Ираклия царя греческаго на перскаго царя Хоздроя победа и одоления его. И тогда бысть ему Петру в той ноце сне видение и глас сице рекущи: иди семо. Он же, мне в аки въяве поставлен бысть тоя страны: на некоей горе, и чувственне тамо видит свет и паки глас слышит, повелевающему на горе той воздвигнута храм во имя пресвятыя богородицы, чудотворный ея иконы Владимерския. И прежде воздвижения // того храма повелевает на то место принесену быти животворящему кресту Христа бога нашего и первее сего креста Христова иное дело никое бы ее было. И паки о сем глас бысть к нему третицею. Он же, боголюбивый муж, от сна возбудися и бысть во ужасе и, уповая на пресвятую богородицу разгарается в сердцы своем велиею ревностию и зело внимая быти делу сему промыслом богоматере, и тако, труды к трудом прилагая и непрестанныя молитвы ко пресвятой богородице простирая: //да даст ему тое богоповеленное дело совершити немедленно. По сем же, в той мысли и прочая дни святыя четыредесятницы препроводив в посте и молитве добре и богоугодне, тако же и святую светлую неделю пасхи Христа бога нашего торжествова радостно, желая на подвиг совершения храма божия матере чудотворнаго ея образа Владимерскаго. И по светлей недели изыде из дому своего и устремися по видению тому и гласу видети тую гору, показанную ему во сне. И егда идяще великим лесом по полю, зовому Оранскому, и вниде в непроходимой лес, и узре на горе огнь возгнещен. И идяше на ту гору, мняше ту человека быти у того огня. И прииде, и никого же обрете близ огня того от человек, но токмо от него выспрь зрит столп вельми светел, досяжущ до небеси аки солнце, и велие благоухание исхождаше на месте том. День же бе той сумрачен, и тучи [306] велия хождаху по воздуху, яко не токмо неба, но и солнца невозможно // видети, и дождь исхождаше велий во весь день той. Он же, зря сия преславная божия матере чудеса, и более простреся на совершения храма ея. И тогда иде в царствующи град Москву, и о сем возвести тихосмиренному Иоасафу патриарху московскому и всея Росии. Святейший же патриарх, слышав от него сия, возрадовашася радостию велиею зело, и даде ему со своею архиерейскою грамотою на создание храма того благословение. Петр же, прият от него благословение // и надежду возложив на помощь пресвятыя богородицы, прииде в дом свой, радуяся. И йотом, прият животворящи крест Христов, моление прародителей своих, мраморен, мерою яко пяти пядей. И тако с тем крестом изыде на ту гору радуяся. И тогда уведав от близ ту живущих нарицаяне горы тоя, имянуемо Словено. И тако день от дне начат уготовляти о церкве пресвятыя богородицы потребная к созиданию. И егда, уготовив на созидание храма, того вся древа, повеле на горе той благостию // божиею древоделем и всяким художником устроевати храм божия матере. Ненавидяй же искони добра дела человеков, диавол, вдунув злохитрую мысль в неразумную чадь, нарицаемую мордву, еже не дата того храма устроити. И от трех весей тамо жувущий тая мордва, мнози восколебашася и изыдоша на взыскания места того, еже бы разорити, и впредь хотящее дело божие быти, безвестно сотворити. И тако суетою своею тою шатающеся даже до седьми недель и заступлением // пресвятыя богородицы не обретоша места того, отхождаху вси посрамлени. Егда же благоволением божиим и помощию пресвятыя богородицы воздвижеся храм и остися, по многих днех мимошедших, прииде к нему Петру, в пустыню тую, веси Борцови мордвин, именем Серешка Исаков. И о сем чудеси поведа, приложи же к нему и еще поведая ему и иное чудо велие и преславное, сице рече. Егда убо коего дни священ бысть храм, той же мордвин Серешка с братом своим // Пуреском в нощи той обнощеваху на том лесу в зимнице их, сгрежаще бортей своих со пчелами. В той нощи слышаху велики звук секущ топорами! И, сия слышавше, возмнеша от некоих те их борти посекаемы злохитростию и, того ради, взяша луки своя и изыдоша на звук тот секущий, на сопротивление. И ходящим им всю нощь тую, и никого же обретоша и уже приспе день, яко в получасе, и приидоша на то место и видевша новозданную церковь и // на ней крест. И не вмениша в сердцах своих сему делу быти божию, но велию, злобу и негодование возложихом на тебе, Петра Глядкова, яко самовластием и силою сия твориши. И в то время нас обоих братов невидимою силою подъя выспрь и падохом на землю безгласни. И тако нам, лежащим от того ударения безгласным той весь день до вечера, и едва в вечер в разум приидохом. И воставше поидохом весь свою и всей дружине своей возвестихом, яко Петр Гляков воздвиг храм близ нашея зимницы в полупоприщи. И сие слышавше, мордва велми ненавистию распыхахуся. И немедленно послаша мя до царствующаго града Москвы, воеже бы моление писменное сотворити великому государю царю и великому князю Михаилу Феодоровичю всея России на тебя Петра. В молебном же писании своем написавше сице яко Петр Глядков насилем своим в нашем мордовском лесу бортном воздвиг церковь, утесняя нас. И сие писание // в царствующем граде Москве донесше до некоего, в то время от народа бывша славна в мудрости мужа, именем Иоанна Тарасиева сына Граматина, чин тогда не худ имуща, в царской палате перводумным диаком, той же потом бысть и печатник. Он же, зря сие наше моление, велми от диаволския ненависти гневом возъярися. Прочет тое наше писание, и приписал в нем своею рукою сице идеже бе написано: «Петр Глядков поставил церковь». Он же, истребив тое своею // рукою оттуду и вместо того вписав сице, глаголя: «Петр Глядков поставил насилством двор свой, а не церковь, и люди своя на том месте устроил жителствовати; такожде и землю орано-сеятелну сотворил». И тако сие писание наше преписано бысть по повелению его. По сем же ни мало той Иоанн думный дьяк, замедлив, послав в Нижний Новъград царскаго величества граммату к болярину и воеводам к Василию Петровичю Шереметеву с товарищи. // В ней же от царскаго величества указ повелевает той Петров двор с того места снести и людей свести, и землю опустошити. И по мале времени той думный дьяк Иоанн впаде в болезнь тяжку. [307] Егда же мордва приидоша в Нижний Новъград к болярину Василию-Петровичу с товарыщи, носяще с собою от царствующаго града Москвы царскую печатленную граммату, они же, болярин Василий Петрович с товарищи, прочетшею, и доброразсудне устроиша и судиша // разысканию о сем быти не малу. И послаша в тую пустыню от Нижняго Новаграда воинскаго чина по прозванию нарицаема Томила Оболнянинова да с ним же подъячего. Они ж со множеством народа ту окрест живущими. И приидоша на тое Славенскую гору, и жителей от человек и двора, и петровых людей никого не обретоша. Токмо видевше єдину церковь пресвятыя богородицы стоящу. И на том месте тоя церкви служителя иеромонаха и с ним братии // седмь монахов живущых, понеже тая пустыня тогда еще в начале строитися начинаше. И сия посланнии видевше, прославиша вси Христа бога нашего и пречистую его богоматерь, о таковом великом деле и чудесех пресвятыя богородицы. И оттуду с миром возвратишася во град Нижний поведашася сия болярину и товарищем его. Болярин же, сие слышав от них, писание посла о сем до царскаго величества, государю царю и великому князю Михаилу Феодоровичю всея России // От того же времени в той пустыни, наипаче начаша от образа пресвятыя богородицы творитися чудеса многа и неизреченна.

Чудо 1-е

В лето бытия мира 7143-е, во время посланных из Нижняго от болярина и воевод Василия Шереметева с товарищи в тое пустыню розыскателей. Иеромонах именем Феодорит, убоявся от них напасти, поят с собою двоих детей своих, бегства ятся, изыде из тоя пустыни в день субботный. И абие об ону страну речки ты текущи и име // нем Русы прешед, и внезапу взыде тогда туча велия и дождь велий нападе на них, и велми с детми его стужив. Он же, в память чудес божия матере пришед, возвратися в пустыню ту и едва устравився, до йде ис полумертв, и от того болезнь велию прият и лежа весь день. А в пустыни той того дня дождя не было ни мало и дню неизменившуся от светлости своея ни во един час.

Чудо 2-е

Ино чудо скажу вам, братие, зело великому удивлению достойно. // Того же лета во есень в нощи от близ ту живущия веси нарицаемыя Инилей мордва вознеистовишася. Вси с детми и с южики своими, усмыслиша приити и церков и монахов всех в той пустыни пожещи, понеже тогда строения оградного воскруг пустыни тоя не было. И егда преидоша речку Русу, и взыдоша на брег противо церкви пресвятыя богородицы. И в то время узрева около церкви тоя свет неизреченный до небесе, и, знамена многа, и людей многое множеств». И, оттого ужа // сошася вси, и нападе на них страх велий, и бежавше разыдошася друг от друга невидими и от того великаго устрашения, едва по триех днех возвратишася достигоша в весь свою посрамлени. Потом же приходяще в пустыню тую, сами о себе вси возвещающе сия преславная, божия матере чудеса.

Еще же ино чудо поведа иероманах Феодорит. Некогда по наваждению дияволю приидоша разбойницы седмь человек и хотяша в пустыне той раз// грабити всякую утварь церковную, и его иеромонаха и прочих монахов всех предати смерти. И егда внидоша в церковь, начаша злому своему делу касатися и сила божия невидимо в церкви с места семо и овамо не попусти, и тогда они приидоша в страх велик и со слезами прибегше к волу, иеромонаху Феодориту, исповедающе свое злое диаволом наважденное умышление. И получивше прощение, обещавшеся того впредь не творити, и тако отъидоша. По сем // яз наипаче от того времени начаша быти от образа пресвятыя богородицы чудеса многа и явления, и видения, и гласи, и исцеления немощным людем многим дивна (и ужасна). И в то время бе в Нижнем Новеграде прилучися с Москвы от святейшаго Иоасафа, патриарха московскаго и всея России, его дома сын боярской именем Василий Потапов прислан ради собрания его архиереиския [308] домовыя урочныя дани. И слыша той Василий от многих тоя страды жителей // о чюдесех в той пустыни Славенской творящехся от образа пресвятыя богородицы, и уверився сам. И о сем возгореся духом божиим, живущим в нем. И от великаго того желания возвествует о сем из Нижняго писанием святейшему Иоасафу патриарху Московскому и всея России. Святейший же патриарх, Паки благомужне сия разсудив, и божию сему велию делу быти вменив, посла от себе свою архиерейскую граммату в Нижней Новград, в Печерской монастырь ко архимандриту /// Рафаилу, да того же града ко Архангелскому протопопу Иосифу, повелевая им о таковом великом даре божии, реку же о чюдесех пресвятыя богородицы, в той пустыни на Славенской горе творящихся, известно разсмотрити. И целбу от образа того получивших кому от каковыя болезни и в кое время и в коих местех в той ли пустыни, или в их домех, или на пути, о сем приискренне повелевает изыскав свидетелствовати: колико кто лет, какою /// болезнию одержим бе, все неизменно описати повеле. И по сем в сем описании ради совершеннейшего уверения и сие приложив, повеле о них яспытати всеми родители и сродники, и соседы их ту близ живущыми всякаго чнна двуховных и мирских, яко да от неразумных не возмнится истина, лож бысти. Архимандрит же Рафаил и протопоп Иосиф о тех богодейственных чудесах с великим прилежанием взыскующе и разсмотрителне сотворше. И иже и // исцеление от того богородичнаго образа получившых, единаго по единому свидетельствовавше, писанию предаша. Тако же и окрест ту живущых близ тоя пустыни всех созвавше и архимандритов, и игуменов, и протопопов, иереов же, и диаконов, и монахов всех о таковых чудесех приискренно вопросиша, по чину их священноначалия и монахов по монашескому обещанию; нелестно ли тако сия сотворишася чудеса от образа божия матере. Они же вси, яко // единеми усты, всяк кождо исповедаша: быти сим в сем чудесем неложно. Такожде и мирсти множества народа во всем им согласивше, сим всем яже о чудесех богоматере рекоша истинне быти. И с сим свидетелством крестным знамением знаменовавшеся вси и с целованием того. Архимандрит же Рафаил и протопоп Иосиф, слышавше о толиких преславных чудесех народа, свидетелствовавших во истинну, вся вписавше в книги, повелеш а им // и отцем их духовным ради истиннаго уверения своими руками приписати. И тако, своими печатми те книги запечатлета, ко святнейшему Иоасафу патриарху восписавше, вкупе же и тех свидетелствованых народа богоматере чудес книгу воспослаша. Что же тогда о сем святейший Иоасаф патриарх устрой? Первее тыя книги и свидетелство Печерскаго архимандрита Рафаила и протопопа Иосифа сам прочитает. И потом о толиких чудесех новотворящихся // от образа божия матере, благочестивейшему государю царю и великому князю Михаилу Феодоровичу всея России возвещает. Царь же велми о сем благодарив бога и рождшую того матерь пресвятую богородицу. И тако вкупе соизволяют той пустыни в роды родов непременно устроеватися во благое поспешение и устроение всего мира и, святых божиих церквей. Народи же тоя страны сей царский совет крупно ж и святейшаго патриарха услышавше, и прославиша божия матере в последнем роде нашем // новоявленная ея сия чудеса.

И непрестанно вернолюбне множество народа верою влекоми, притекают и приемлют неизреченно великую милость ея яко же тогда поведано бысть в царствующем граде Москве сицевое чудо. В лето осмыя тысящя сто пятдесятое бе некто благоговейный монах именем Питирим, живый во граде Суздале во едином от монастырей Спаском зовомом Еуфимиеве, иже последи бысть божиею благодатию. Сарски и подонский митрополит //, имея тогда по плоти единороднаго ему сына, именем Александра, зело себелюбима ему, впадша в болезни огнечную велми злолюту. И бывшу ему в той лютой болезни до пятинадесяти седмниц, и уже всем отчаявшимся его отити света сего. Той же благолюбивый монах Питирим тогда был на послушании и с того Спаскаго Еуфимиева монастыря строителем в меншом монастыре зовомом Василиевском, иже близ Нижняго Новаграда. И слыша от многих // тамошних жителей премногая и неизреченная чудеса от образа сего пречистыя богоматере чудодействующияся во Оранской пустыни, поем того единороднаго своего сына Александра и немедленно шествова в тое Оранскую пустыню. И по чину [309] божию церкве совершает тамо моление свое о сыне своем нощеденствевно. И по отпусте святыя литургии, зритого своего сына от болезни боя исцелевша и самаго о себе и ни от кого же под // крепляема правоходяща. Благолюбивый же той монах Питирим ко пречистей богородице зелнее велиею верою влеком, и паки со слезами молебная совершаше. И тако, зря своего сына здрава суща, пойде во свояси. Той же сын его, испросив тогда себе коня, и ездяше на нем быстро и здраво, яко николи же болев милостию пречистыя богородицы. И от того времени пребысть во здравии, благодаря бога и пресвятую богородицу. О сем же чудеси поведая // и прославляя и сам той преосвященный Питирим митрополит сарский и подонский, и зде вчинихом на болшее извещение всем слышащим во славу Христа бога нашего и пречистей его богоматере. Той же тогда боголюбивый преждереченный муж Петр Глядков, зря присно толикая чудеса Богоматере, от того образа ея, воинский чин отлагает. И смиренномудрия ради в той пустыни и сам постригается и в монашестве преименовася // вместо Петра Павел, и в то пустыни добре и богоугодне подвизался в строителстве дома ея пресвятыя богородицы, и в тех богоугодных подвизех в той же пустыни мученически скончался, да венец преподобства и мученичества от Христа бога воприимет,— о сем повествова не у время. Но на предлежащее возвратимся, яже о чудесех пресвятыя богородицы, ибо мнози тяжкими и лютыми скорбми одержимии исцеление прияша от образа пресвятыя богородицы. Их же ради количеста // и качества чудес сотворшихся образом богоматере невозможно по ряду множества ради исписати, но число счинивше зде вписахом, колико во многоразличных болезнех мужеска пола и женска, юнош же и дев получиша исцеление и здравие. Ибо от лета мимошедшаго 142 до 170-го от создания мира по седмой тысячи грядущаго, яко до пяти сот человек и вящшее получиша от образа того богоматере здравие. И аще восхощеши / / изыскати подлиннее прочитай в предиписанныя краткосложнныя повести, и тако уведаеши, кто и, какова чина, и возраста, и каковою болезнию и колико время недуговаше.

Вкратце же обще многая чудо творения Божия матере достойно поведати зде. Понеже сих никогда слышахом еже казнодейством дияволим новоявленное ныне злолютых человек деяние, шепотников, паче же рещи врагов божиих, и отступников веры Христовы, // антихристовых же предитечь. По реченному апостольскому словеси, яко же рече: аще кто речет, бога люблю, а брата своего ненавидит, ложь есть, брата убо видит, а ненавидит. Яко же бога не виде может любити, и такой нест егов, но антихристов. Таковия в те странах злолютии мнози обретаются, ибо, своея их ради безбожные злобы, и за малое некое досаждение, кроме божия суда, мужей и жен, всякого возраста, // старых и младых мучат. Понеже дияволскими шепты в человецах духа лукаваго возставляют и в тех житии понуждают и мучети многовренно. Мучителство же их со диаволом тем человеком таково. Понеже человеце мучащии ся усты своими в то время не владеют и тако разные гласы испущают, обо птически разно воспевают, и свистают, инии подобно лебедю и гусем и журавлем, и иным многим песнопесневым птицем, онии же конским ржанием, // иние же песиим лаянием, инии же волчиим выянием, и козлов блекотанием, и всяким многонеистовным животным рыканием. А тех бо вражеских злокозньствах вся подробну исповедати невозможно, понеже несть лет языком глаголати и умом помыслите. От сея же много злалютые болезни в той Славенски пустыни, приходящем помощью пресвятые богородице от образа ея и иными болезньми скорбящи от всяких злолютых недуг очищаются и здравы в домы своя // радостно отходят и прочее время живота своего безболезненно пребывают.

...Сия повесть сочинися повелением благочестивейшего великого государя нашего царя и великаго Князя Алексея Михайловича всея Великия и Малыя и Белыя России самодержца, в царствующем великом граде Москве в лето 7170-е, а еже по плоти от рожества господа бога и спаса нашего Иисуса Христа 1662-е лето.

Комментарии

1. С. Снессорева. Земная жизнь пресвятой богородицы и описание святых чудотворных ея икон, чтимых православной церковью, на основании священного писания, и церковных преданий. СПб., 1892, стр. 235.

2. Д. А. Ровинский. Русские народные картинки, кн. IV. Примечания и дополнения, СПб., 1881, стр. 690.

3. В. Г. Короленко. Собрание сочинений в десяти томах, т. 3, Гослитиздат, 1954, стр. 7-53, 455.

4. Макарий. Описание Оранской богородицкой пустыни. М., 1851; Гавриил. Описание Оранского богородицкого первоклассного монастыря, Нижний Новгород, 1871.

5. В. Г. Короленко. Указ. соч., стр. 34-36.

6. А. П. Барсуков. Род Шереметевых, кн. 3, СПб., 1883, гл. X.

7. «Акты исторические», т. III, стр. 208.

8. П. М. Строев. Списки иерархов и настоятелей монастырей российской церкви, СПб., 1877, стлб. 610.

9. Акты Археографической экспедиции, т. IV, стр. 67, 484.

10. Центральный Государственный архив древних актов (ЦГАДА), ф. 1209, 20697, 20698, 20772, 20927, 20939, 20956, 20967, 21049, 21071, 21163 (Фонд Поместного приказа, Оклеенные столбцы по г. Нижнему Новгороду); Л. М. Савелов. Родословные записи, вып. 2, М., 1908, стр. 187.

11. Русская Историческая библ-ка, т. IX, стлб. 553.

12. ЦГАДА, ф. 1209, № 20698, лл. 94-103.

13. Макарий. Указ. соч., стр. 19.

14. А. А. Гераклитов. Мордовские «зимницы» (XVI-XVII вв.). «Известия краеведческого института изучения Южно-Волжской области при Саратовском государственном университете», т. 2, Саратов, 1927, стр. 127-130.

15. В. Г. Короленко. Указ. соч., стр. 34.

16. М. Пуцилло. Думный дьяк Иван Тарасьевич Грамотин. «Древняя и новая Россия», кн. II, СПб., 1878, стр. 123-126.

17. Гавриил. Описание Оранского богородицкого монастыря, стр. 16. К 1871 г. грамота была уже утрачена.

18. С. К. Богоявленский. Приказные судьи XVII в. М.-Л., Изд-во. АН СССР, 1946, стр. 247.

19. Макарий. Указ. соч., стр. 53.

20. Там же, стр. 60.

21. Макарий. Указ. соч., стр. 83-84; Гавриил. Указ. соч., стр. 23.

22. Макарий. Указ. соч., стр. 83.

23. «...а если впредь от оной обители вкладные крестьяне пожелают на те земли или в другия места бегать и жить, дабы их ловить и за такое скотское и несмысленное дерзновение жестоко наказывать кнутом, посылать на старое и ко оной обители жилище, дабы то святое место паче прославлено было, а не пусто» (Макарий. Указ. соч., стр. 43).

24. В. Г. Короленко. Указ. соч., стр. 35.

25. И. Н. Смирнов. Мордва. Историко-этнографический очерк. Казань, 1855, стр. 89 и сл.

26. Л. А. Дмитриев. О датировке сказания о Мамаевском побоище.— «Труды отдела древнерусской литературы Института русской литературы АН СССР», т. X, Изд-во АН СССР, 1954, стр. 196-197.

27. В. В. Зверинский. Материалы для историко-топографического исследования о православных монастырях в Российской империи, т. I, № 1890, стр. 91.

28. Сб. «Крестьянская война под предводительством Степана Разина», — т. II, Изд-во АН СССР, стр. 140, 351, 352.

29. В. О. Ключевский. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1871, стр. 390, 392, 393, 420, 423, 425, 426.

30. Гавриил. Указ. соч., стр. 27.

31. «Памятники истории старообрядчества XVII в.», Оттиск. II, 1916. стб. 226.

32. В. Г. Короленко. Указ. соч., стр. 13.

33. «Повесть о новоявленных чудесах от образа пресвятыя владычицы нашей богородицы и приснодевы Марии, нарицаемые Владимирская, содеянных в пределах в едином от градов Великия России, нарицаема Нижняго Новгорода, в пустыни близ Оранского поля на Словенской горе» (Макарий. Указ. соч., стр. 76; Гавриил. Указ. соч., стр. 6).

34. Макарий. Указ. соч., стр. 76.

Текст воспроизведен по изданию: К истории монастырской колонизации XVII в. ("Повесть об основании Оранского монастыря") // Вопросы истории религии и атеизма, Вып. XII. 1964