ОТВЕТ НА РЕЦЕНЗИИ И КРИТИКУ «ЗАМЕЧАНИЙ» ОБ ОСАДЕ ТРОИЦКОЙ ЛАВРЫ

(Окончание.)

Теперь мы переходим к главным предметам спора. Отнюдь не думая посягать на славу одного из знаменитейших происшествий отечественной истории, я не имел ни причины, ни желания увеличивать число защитников Лавры против числа осаждавших. Но мне казалось странным, что Историки наши выставляют осадное войско горстию иноков и стрельцов с толпою крестьян. Иноков и стрельцов была не горсть, а слуги монастырские и крестьяне были не толпа, – вот то, что я хотел доказать.

Антикритик приводит слова мои «войско, защищавшее Лавру, не могло быть очень мало по тому самому, что главным начальником его был назначен один из высших сановников Царских, Окольничий Князь Долгоруков. Это можно заключить и по числу тех голов, которые названы в актах и в сказании Палицына». ¹

За сим следует опровержение, которое начинается так: «мы не знаем каким образом поступило в монастырь войско для защиты его от Поляков. Не был-ли это заброшенный случаем войны отрывок той рати, которая выслана была Царем против Сапеги и Лисовского, и была ими разбита между селом Воздвиженским и Рахманцами 22-го Сентября 1608? В таком случае понятно, как и при малом отряде мог быть значительный по сану военачальник; если [66] только сей сан не был унижен ² в нём и потому, что, может быть, дан ему первым Лжедимитрием, на стороне которого Долгорукий оставался и по убиении его». ³

С таким множеством гипотез не трудно подчинить историческую истину своему произволу. Мы можем не знать каким образом поступило войско в монастырь, но это незнание не дает нам права говорить с таким презрением о храбрых, хотя и не очень многочисленных воинах, защищавших Лавру. Ни с благоговением Царя и народа к святыне Лавры, ни с важностью её, как укрепленного места, служившего сообщением с северными странами, не сходно думать, чтоб защита её предоставлена была случаю войны, который мог бы и не забросить туда отрывок рати, разбитой под Рахманцами. Об этой рати говорит Летопись о мятежах, на которую ссылается Антикритик: «Бояре же приидоша к Москве не с великими людьми, а ратные люди к Москве не пошед, разыдошася вси по домам своим». ⁴ И если принять это предположение Антикритика о войске, при коем находились Воеводы Князь Долгоруков и Голохвастов, то как объяснить нахождение в Лавре, во время нашествия Владислава в 1618 году, других двух Воевод, Семена Ивановича Жеребцова и Якова Авксентьевича Дашкова, о коих упоминает Палицын в 83 главе своего сказания ⁵? Почему не допустить, что Кн. Долгоруков и Голохвастов, которых и Палицын называет осадными Воеводами, были заблаговременно присланы от Царя для защиты Лавры, когда мы в разрядах [67] видима, что при общем назначении Воевод в разные города, посылались также и в монастыри? Так, напр. по разрядам 7124 (1616) мы видим, что по Крымским вестям указал Государь быть Воеводам по монастырям: в Новодевичьем Исаку Стрешневу, у Спаса на Новом Петру Дашкову, в Симонове Осипу Секирину, в Осипове Андрею Ратаеву Нащокину, в Кириллове Григорию Акинфову, в 7126 (1618) в Осипове Тимофею Усову, в Кириллове Михаиле Спешневу.

Предположение Антикритика, что сан Окольничего мог быть унижен в лице Князя Рощи-Долгорукова, как данный ему от Расстриги во время измены, имеет более оснований, – и при этом случае Антикритик мог указать весьма важный просмотр мой. – В отписке к Келарю Палицыну Кн. Долгоруков говорит: «а к Государю о том посяместа не пишу, для того, что по грехом осада продлилася, а я здеся бессемеен». ⁶ Сравнивая эти слова с выражением Кн. Пожарского в деле его с Кн. Лыковым: «и то было, Государь, сделалось нашим бессемейством, что было Князю Петру быти меньши Князя Михайла Гвоздева, а се Государь в те поры пришла на матушку мою и на меня Государева опала» и пр. ⁷, должно думать, что слово бессемеен не значит одинок, или разлучен с семейством, а относится к языку местничества и означает опалу, при которой Кн. Долгоруков мог быть послан на службу. ⁸ В разрядных Записках того времени мы видим, что по пришествии Давыда Жеребцова [68] под Троицу, грамоты посылались к нему особо от Кн. Долгорукова, и по окончании осады, когда Царь послал дьяка Янова в Воеводам с золотыми, то дьяку велено было речь говорить и золотой подать сперва Жеребцову, а потом Кн. Долгорукову, при чём замечается, что «Князь Григорий Долгорукой золотой после Давыда взял и Государю на Давыда о местех не бил челом». Нельзя при этом не заметить, что в отписке Устюжан к Вычегодцам ⁹ и в грамоте Вологодского Архиепископа Сильвестра ¹⁰ Князь Долгоруков, бывший уже Воеводою на Вологде, именуется после другого Воеводы Стольника Князя Ивана Одоевского. Все это ведет к заключению, что действительно сан Окольничего мог быть унижен в особе Князя Григория, и что он находился в опале. Это может отчасти служить и к объяснению интриг его против второго Воеводы Голохвастова, который, бывши Воеводою во время Троицкой осады, после оной был уже в числе Дворян Московских.

Далее Антикритик уверяет, что сколько действительно было в монастыре защитников, мы можем узнать от Аврамия Палицына. Но вместе с этим Антикритик оказывает важнейшую услугу отечественной истории, открывая нам двухвековую тайну существования современной записи «о сидевших в осаде», сохранившейся в одной из рукописей Лаврской библиотеки, и, как видно, не известной ни Кн. Щербатову, ни Карамзину. Подобные открытия драгоценны тем, что делая известною истину, они не только решают споры, но и предупреждают возможность их. По приведенной Антикритиком выписке из этого акта, видно, что было стрельцов [69] при одном сотнике Николае Ольгииском 107 чел., да 400 чел. Козаков, Ярославцев и Галичан ¹¹, и 66 человек Козаков с Головою Сухим Останковым, что и составит всего 573 человека, кроме 34 человек Дворян и детей боярских. Но при этом представляется вопрос, какими же сотнями начальствовали Головы из детей боярских разных городов, поименованные у Палицына? Этого войска по числу Голов, выходивших на бой в одно время, должно быть до 700 человек, и оно едва-ли могло состоять из монастырских слуг и крестьян, у коих были свои Головы, как мы видим из сказания Палицына.

Я сказал, что вместе с войском были монастырские крестьяне и слуги, которых число должно было быть очень значительно, считая одних живших в самой обители и в близ лежавших слободах, и полагая даже, что ни один из 14 монастырей, подведомственных Лавре, не прислал от себя людей на помощь.

Антикритик справедливо заметив, что поименованные мною монастыри, кроме двух, из коих один сам едва выходил из запустения, были приписаны к Троицкой Лавре уже после осады, говорит: «сколько слуг и крестьян собралось в монастырь на время осады, определить нельзя» ¹², и потом для приблизительных соображений ссылается на писцовые книги 1594, 1623 и 1624 годов. Из этого можно почерпнуть только любопытное сравнение числа жителей до нашествия неприятельского и после. В подмонастырском [70] селе Клементьеве было за 14 лет до осады дворов тяглых крестьянских 125, непашенных оброчных 20, бобыльских, где, как и название показывает, жило по одному бобылю, 107, а всего 258 дворов. Через 14 лет после осады в том же селе было дворов только крестьянских 21 и бобыльских 35, всего 56, то есть из 258 убыло 202. По этому можно судить, каково было до осады число дворов и жителей в подмонастырских слободах, где в 1623 и 24 годах было дворов нетяглых и служних 527, в них 579 человек. – Жаль, если в Лаврском Архиве не находится сведения о числе монастырских слуг и их людей, равно и жителей подмонастырских слобод до нашествия неприятельского. Это сведение было бы весьма важно для пояснения слов Котошихина: «также в болших каменных монастырех, для осадного времяни, пушки и пушечные всякие запасы и всякое осадное оружие царское, и в иных монастырех для оберегания городов от воинских людей устроены стрельцы и пушкари; а где стрельцов нет, и в тех монастырех устроены, слободами , торговые люди и крестьяне». ¹³

В «Замечаниях» моих я между прочим сказал, что монастырские слуги в 1608 не могли считаться нестройной толпою, потому что за четыре года до того указом Царя Бориса велено было всех таковых, кроме престарелых ц немощных, обратить на службу. – О монастырских крестьянах я выставил тарханную грамоту, и сказал, что этот акт особенно важен для истории осады, потому что он показывает меру зависимости монастырских слуг и крестьян от их духовных властей, и до какой степени эти люди должны были дорожить охранением обители, коей принадлежа, [71] они составляли как бы особенное привилегированное сословие, изъятое от общей подсудности, от всяких налогов н повинностей, особенно воинских, в тогдашнее время весьма тяжких.

Антикритнк на это возражает таким образом: «Указ Царя Бориса Годунова 12 Июня 1604 года, о назначении слуг монастырских и епископских в военную службу не мог вдруг сделать их настоящими воинами, когда в следующем же году Борис скончался и все дела пришли, в смятение. Архимандрит Лавры, «Преподобный Дионисий, вскоре после осады Троицкой, – во время осады Московской, – говорил: у нас в монастыре людей и пополну, да не много ратных или умеющих. С другой стороны во время осады прерваны были всякие сношения с Лаврою даже и для военных людей; вообще смятение, особенно в окрестностях Москвы, сделало недействительными особенные права. Даже и после осады порядок не скоро мог устроиться. Жизнеописатель Преподобного Дионисия свидетельствует: аще и осада миновася, но вси пути залегоша окаяннии Поляки и Литва и Русские воры; и не вместно ни откуды в Троицкой монастырь из сел хлеба привезти. Наконец в журнале Сапеги, в котором замечено, когда было захвачено и семь человек, пробиравшихся в монастырь, нигде не говорится о каком-нибудь сборе крестьян монастырских для освобождения своей обители». ¹⁴

Неужели такого рода опровержения могут иметь место в исторической критике? Неужели нужно было монастырским слугам вдруг сделаться настоящими воинами, когда от указа о них Царя Бориса до осады [72] прошло более четырех лет? Как могла им воспрепятствовать кончина Бориса, когда все дела пришли в смятение, а не в порядок, и когда усилившаяся война требовала не уменьшения, а умножения числа ратных людей? Слова Преподобного Дионисия: «у нас в монастыре людей и пополну да не много ратных, или умеющих сказанные вскоре после осады, во время которой столько побито и померло монастырских людей и крестьян, доказывают ли, чтоб и при начале осады, пли прежде оной, ратных или умеющих было мало или вовсе не было? Говорил ли я, чтоб крестьяне Лаврские заботились о действительности прав своих в самое время осады? Говорил ли я о каком-нибудь сборе их для освобождения обители, после начала осады, когда мог об этом знать Сапега? И наконец, к чему было приводить, что в журнале Сапеги замечено, когда было захвачено и семь человек, пробиравшихся в монастырь, между тем как мы читаем в отписке Царю Троицких Воевод, в Марте 1609: «пришли к нам, холопем твоим, от тебя Государя с грамотами, Белозерцы, Климко да Завьялко Амфилофьевы, и Троицкие крестьяне, семь их человек, Марта в 17 день, дал Бог здорово». ¹⁵ Там же видим, что 15-го Февраля пришел в Лавру атаман Останков ¹⁶, с которым было Козаков 66, да монастырских слуг 20, всего 86 человек, из коих Поляки захватили только четырех Козаков ¹⁷. Там же и у Палицына ¹⁸ видим, и этого к чести Русских скрывать не должно, что не смотря на тесное облежание, пребывшие верными Царю, [73] обрекая себя на плен, истязания и самую смерть, находили способы пробираться из Лавры к Царю, и в Лавру с грамотами от него и от Келаря Палицына.

Не справедливее ли бы было вполне раскрыть истину, которой скрывать не можно, и, мне кажется, для чести знаменитой обители, не должно? Мы видим у Котошихина, что в монастырях для оберегания городов от воинских людей, устроены стрельцы и пушкари ¹⁹. В четвертом томе Актов Исторических мы находим еще новые и любопытные об этом указания. Патриарх Никон, в Марте 1654 года, пишет к Архимандриту и властям вновь устроиваемого им Иверского монастыря: «да вам же бы устроить в Богородицыне селе: выбрать из крестьян человек десять или пятнадцать, которые помоложе, в стрельцы и пищали им роздать, и кому стрельба за обычай велети их учить стрелять, и караулу б велели в монастыре быть по пяти человек беспрестани». ²⁰ В другой грамоте Патриарха в тот же монастырь, в Ноябре 1657: «А город бы был весь покрыт и построен, а которые места не поделаны, и вам бы велеть поделать всё, и башни б все тако же были построены и покрыты, и наряд по башням и по городу весь бы был поставлен, и оружье б всё было вычищено и готово, и стрелцов и пушкарей убрать и устроить хорошо и пушкари б умели стрелять; а устроить бы пушкарей добрых, чтоб у всякой пушки было по особному пушкарю, а стрелцов прибрать из крестьянских детей, добрых и хороших молодцов, чтоб всех стрелцов и с новоприборными было сто человек , и тех новоприборных [74] стрелцов выучить стрелбе». ²¹ В третьей грамот Патриарха в тот же монастырь, в Феврале 1665, видно, какие предосторожности принимались, для охранения монастыря по случаю вторжения Поляков и Литовцев в Псковский и Порховский уезды. Замечательны между прочим следующие слова: «а крестьяном велели [75] сказовать наш великого господина указ, чтоб одноконечно готовы были в осаду в Иверской монастырь, совсем, безо всякого опасения; а в Иверском монастыре, ради того сполошного времени, в осаде с ними будут, по нашему великого господина указу, началные и всякие осадные Русские люди». ²²

Прежде этих вновь открытых свидетельств, которым много подобных должен заключать в себе Архив Троицкой Лавры, мы уже видели во II Томе Актов Исторических, что в отписке к Царю Лаврских властей упоминается о монастырских слугах, о даточных людях, об осадных стенных крестьянах ²³. Обратимся теперь к давно известному нам сказанию Палицына. В нём мы находим много доказательств того, что монастырь имел своих стрельцов, у коих и Головы были из слуг монастырских. Так, например: «у туров же у Литовского наряду побили и поранили стрельцов и Козаков, и даточных людей много, и голову у них Троицкого слугу Василья Брехова ранили». ²⁴ – «Повелеша во граде под башнями, и в киотех стенных копати землю, и делати частые слухи, Троицкому слуге Власу Корсакову, той бо тому делу зело искусен, и за се дело ятся». ²⁵ «Троицкой же слуга Данило Селевин поносим бываше отъезда ради брата своего Оски Селевина, и не хотяше изменничья имени на себе носити, рече пред всеми людьми: «хощу за измену брата своего живот на смерть пременити, и с сотнею своею прииде пеш к чудотворцову Сергиеву кладязю на изменника атамана Чику с [76] «казаки его». ²⁶ «И бысть Троицким людем скорбь велия о убиенных дворянех и слугах: понеже бяху мужественни и ратному делу искусни». ²⁷ „Того же дни (19-го Марта 1611) отпустили на спех к царствующему граду на помощь Андрея Федоровича Палицына, а с ним слуг пятдесят человек, Князя Василья Туменского с товарищи, да двух сотников стрелецких, Рахманина Базлова, да Томила Яганова, да с ними стрельцов двести человек». ²⁸ О Томиле Яганове мы читаем в житии Преподобного Дионисия: «и во мнозе питии вина обезумившеся; убиша там монастырского слугу, именем Томила Яганова до смерти, и приведени быша с мертвецом его же прежде нарекоша своим.» ²⁹

Я уже сказал, что Антикритик, возражая мне, не опровергает моих положений и выводов в целом их виде, но громит по частям, а иногда громит, обративши прежде в пыль и прах посредством превратного изложения. Замечательным примером этого может послужить следующее:

Опровергая мысль несправедливую, выраженную галлицизмом, что Лавра защищаема была горстию иноков вместе с немногими воинами и толпою крестьян, я имел в виду следующие слова отписки Царю Троицких властей: «И мы, Государь, богомолцы твои ....... Бога молим беспрестани, и молебны у Живоначальные Троицы и у великих Чюдотворцов Сергия и Никона, по вся дни, после заутрени, и перед обеднею, и после вечерни, поем, и по кельям Бога молим ...... ³⁰ [77] а братия, Государь, с Троицына дни и по ся места, на всех осадных людей, и на слуг, и на их жен и на людей, в хлебне работают, муку сеют, и квашни месят, и хлебы пекут, и в поварне есть варят; а иная братия на городу, в ночь и в день, беспрестанно живут и по вся ночи стерегут, с осадными людьми и с слугами ровно». ³¹ Эти выписки показывают, что монашествующие, по трудам своим во время осады разделялись на три разряда: одни отправляли богослужение, другие трудились в приготовлении пищи для осадных людей, а третьи сражались вместе с воинами. Только сих последних мог я иметь в виду. В сказании Палицына встречал я места, показывающие, что число сражавшихся иноков было не так мало, чтоб его можно было назвать горстию, напр. «старец же Нифонт (Змеев) с прочими старцы посоветовав, и вземше с собою двести человек ратных, и старцов тридесять, и поидоша с пивного двора на выласку». ³² «Воеводы же из града еще к ним устроиша на помощь выласку конную, и голов с ними отпустили старцев Ферапонта Стогова, Малафея Ржевитина, и прочих старцов 20 человек». ³³ Довольно странно вообразить, чтобы в Св. обители, где так дорожили воинами, защищавшими её, стали вверять целые сотни их для произведения вылазки предводительству монахов, которые бы были неопытны в ратном деле. Основываясь на этом, я выразился так: «что касается до монахов, которые ополчались вместе с военными людьми, бились на стенах, предводительствовали конными и пешими отрядами на вылазках и при отражении неприятеля, то ошибочно бы было видеть в них отшельников [78] от мира, внезапно взявшихся в минуту грозившей опасности за чуждое им дотоле бранное орудие. Напротив, чтобы составить себе правильное понятие о них и о тогдашнем составе монашеского чина, должно себе представить их скорее дворянами и служилыми людьми в рясах, нежели иноками в броне и воинских доспехах». Здесь, кажется, ясно, о которых из монахов Троицкой обители идет дело; но Антикритик, выпустивши означенное здесь курсивом, и обеспечив в глазах читателя неприкосновенность моего текста вносными знаками, переделал мои слова таким образом: «монархов в Лавре скорее должно себе представлять дворянами и служилыми людьми в рясах, нежели иноками в броне и воинских доспехах». ³⁴

Облегчив этим сокращением труд свой, Антикритик опровергает нелепость, никем не сказанную, следующими доводами: «чтобы так думать о составе братии Троицкого монастыря в начале XVII столетия, нужно иметь более твердое основание нежели только фамилии трех или четырех иноков. Бесспорно, что в ту пору более было монахов из дворян, нежели ныне; но, конечно, перевес не был на стороне сего сословия пред прочими. Вероятно не без основания Царь Иоанн Васильевич писал: «у Троице в Сергиев не пострижется нихто». Можно думать, что Царь здесь имел в виду именно людей значительных, иначе Лавра была бы вовсе без монахов. Двадцать иноков, представленные Патриарху, все ли были из дворян, неизвестно». ³⁵ [79]

Если бы я в самом деле сказал, что монахи в Лавре, т.е. служебные старцы, священники, диаконы, головщики, конархисты, псаломщики, гробовые, пономари, будильники, просвирники, звонари и пр. были все, или даже большею частью, из дворян, и в доказательство того представил фамилии трех или четырех монахов, то это была бы нелепость, недостойная внимания, не только возражения. Но я, имев в виду только тех монахов, которые принимали деятельное участие в ратных подвигах, очень ясно определил мысль мою словами, выпущенными Антикритиком, а фамилии нескольких монахов привел для того, чтоб подкрепить замечание, показавшееся мне новым и справедливым, что монахам тогда только давались фамильные имена, когда они были дворянские. К этим четырем фамилиям мог бы я прибавить и другие, напр. Афанасия Ощерина, Иосифа Девочкина, Гурия Шишкина ³⁶ и других, но мне нужно было только указать обычай, а не исчислять фамилии монахов. – Словами: бесспорно, что в ту пору более было монахов из дворян, нежели ныне, Антикритик совершенно согласился со мною и разрушил свое опровержение, а чтобы был и тогда в монастырях перевес сего сословии пред прочими, я не думал ни говорить, ни доказывать. Выводимое из слов Грозного заключение, что если бы он говорил не о значительных именно людях, то Лавра была бы вовсе без монахов, составляет шутку довольно острую, но доказательство слабое. Впрочем , мнению Антикритика, [80] который полагает, что Царь не без основания писал: «у Троице в Сергиев не пострижется нихто», я могу противупоставить мнение автора Исторического описания Лавры, который о том же письме Иоанна говорит: «оно писано в годы его душевной болезни, именно: около 1578 года: потому жестокие укоризны легко объясняются раздражительностью, какою страдал в сие время дух его» ³⁷ и далее: «может быть, в сие время многих удаляла от обители Троицкой близость Александровской слободы; конечно не были полезны для монастыря и частые перемены Настоятелей, которых в течении 16-го столетия было 29». ³⁸ Со времени послания Иоаннова до осады прошло более тридцати лет; близость Александровской слободы никого уже не пугала; в двадцать шесть лет, с 1584 по 1610, было не более четырех Настоятелей, и потому мы можем, не останавливаясь на упреке Грозного, дать веру словам, приводимым Палицыным, которые Антикритик как будто упустил из виду: «яко и от самых царских палат мнози ту почернившеся живут». ³⁹ Наконец должно заметить, что я не думал доказывать, чтобы все двадцать иноков, представленные Греческому Патриарху, были из дворян. Они могли быть и из служилых людей, подобно Кузме Минину, которому никто не присвоивал дворянского происхождения, хотя Кн. Пожарский и говорил о нём Нижегородцам: «есть у вас Кузма Минин, той бывал человек служивой, тому то дело за обычей». ⁴⁰ [81]

Во всём сказанном мною об участии Аврамия Палицына в посольстве к Сигизмунду под Смоленск и отъезде его оттуда, Антикритик нашел заслуживающим опровержения только одно обстоятельство, именно то, что Аврамий (как у меня сказано) выпросил у Короля в пользу Троицкого монастыря возобновление прежнего права сбирать пошлину с продажи лошадей на конной площади без платежа откупа в казну. «В записи не сказано (говорит Антикритик), чтоб эта милость была выпрошена кем-либо». ⁴¹ Неужели можно поверить, чтоб Сигизмунд и Поляки сами придумали в пользу монастыря даяние, предполагающее такое короткое знание местности и прежнего обычая?

В другом месте я привел следующие слова Священника Иоанна Наседки, писавшего грамоты к властям и в города вместе с Архимандритом Дионисием: «в тех грамотах болезнования Дионисиева о всём Государстве Московском бесчисленно много. И буде изволите Вы, Государи, разума его искати; то в тех его посланиях не токмо под Москвою, но и во многих городех Воеводам , и всяких чипов многим людем подкрепление мужества от его совета и разума великое бывало». ⁴² Я заметил, что в повествовании Келаря Симона Азарьина и Священника Иоанна о составлении и рассылке грамот нет ни слова об участии в них Аврамия Палицына. При этом по недосмотренной ошибке я назвал Архимандрита вместо Дионисия Иоасафом. Антикритик заметил эту ошибку, и весьма справедливо, потому что также достоверно, что Архимандрит в то время был Дионисий, как и то, что в заговоре с Казначеем Девочкиным обвиняем был не Московский, а [82] Молоковский мужик. ⁴³ Впрочем, такого рода ошибки ⁴⁴, называемые в разговор обмолвками, на письме описками, а в печати опечатками, не входят в область исторической критики. В том, что послания были писаны одним Дионисием, кажется одинакого мнения со мною Автор Исторического описания Лавры ⁴⁵, хотя я не могу согласиться с ним в том, чтоб слово нищии, явно употребленное во множественном числе, относилось к одному лицу. Но Антикритик Москвитянина, как будто не заметив приведенных мною слов Ключаря Иоанна, выставляет его же изречение, что он „писывал много дел духовных и грамот от властей для соединения земли», и выводя из этого заключение, что грамоты были писаны вообще от властей монастырских, а не от одного Архимандрита, подкрепляет его ссылкою на послание к Кн. Пожарскому, помещенное во 2 томе Актов Арх. Эксп. под № 202. – Не в том дело, от чьего имени были писаны грамоты, а кем, чей был труд в составлении их и чье прямое участие. Если же честь этих воззваний относить ко всем тем, кто поименован в заглавии их, то ее разделять будут с Архимандритом Дионисием не только Келарь Аврамий и соборные старцы, но сомнительные патриоты Василий Сукин и Андрей Палицын ⁴⁶, вместе с Аврамием бывшие [83] в посольстве под Смоленском и оттуда уехавшие, о чём можно пространнее видеть у Голикова. ⁴⁷

Антикритик говорит, что я изъявил сомнение верить ли заслугам Аврамия Палицына, когда он сам о себе рассказывает. ⁴⁸ Нет, я не изъявлял сомнения основанного на такой странной причине. Заметив, что «ни в собраниях современных актов, ни в летописях того времени совсем не упоминается о заслугах Палицына, кроме известий о том, что он был в числе послов к Сигизмунду, с Кн. Голицыным и Филаретом, и в числе отправлявшихся в Кострому к Михаилу Феодоровичу, я сказал: «к чему отнести это молчание современников о заслугах Аврамия Палицына? К тому ли, что тогда подобные заслуги посчитались простым исполнением долга, к зависти ли и злобе, которые хотели затмить славу Палицына пред потомством, или к тому, что он сделавшись сам своим историком, слишком преувеличил подвиги свои и участие в событиях достопамятной эпохи? ⁴⁹

Антикритик совсем не разрешил моего сомнения, сказавши: «если бы Аврамий приписывал себе дела тайные, которых никому знать было нельзя, сомнение могло бы иметь место». – Вопрос, почему современники, воздавая справедливую хвалу Дионисию за патриотические воззвания его к городам и военачальникам, не упоминают об Аврамии, остался без ответа. Другое важное обстоятельство, приводимое Антикритиком в числе не подлежащих сомнению, именно то, что Палицын ездил в Ярославль к Князю Пожарскому, чтобы побудить его к скорейшему отправлению в Москву, и [84] достиг своей цели, мы будем рассматривать в другом месте, а здесь заметим, что свидетельства других о том, что Аврамий своими убеждениями и обещаниями соединил войска двух полководцев, не находится там, где указывает Антикритик, т.е. в грамоте о избрании Царя Михаила Феодоровича, на стр. 616, Т. I. Собр. Государ. Грамот и Договоров. Наконец спросим, как согласить рассказ Палицына о событии явном и всем известном «когда он говорит пред лицем всех ⁵⁰, что к нему – на Богоявленское подворье в Кремле, вероятно по распоряжению Земской Думы – приносили свои голоса дворяне, гости и козаки разных городов о избрании Царя, и что сие избрание им Аврамием было объявлено собранью чинов Государственных» с современным, официальным и торжественным повествованием о том же событии, т.е. с Грамотою о избрании Царя Михаила Феодоровича, которой подлинность засвидетельствована между многими другими и подписью Аврамия Палицына? Там не только не говорится о том, чтобы по распоряжению Земской Думы, или без оного, избиратели приносили свои голоса на Богоявленское подворье к Келарю Аврамию, которым сие избрание было объявлено собранью чинов Государственных, но излагается дело следующим образом: «И как изо всех городов всего Росийского Царства власти и всякий ерейский чин соборне, и Бояре, и Окольничие, и Чашники, и Столники, и дворяне, и всякие служилые, и посатцкие и уездные всяких чинов люди, для Государского обиранья, в царствующий град к Москве на совет сьехалися; и всещедрый, в Троицы славимый Бог наш,.... [85] послал Свой святый Дух в серца всех православных Християн всего великого Росийского Царствия, от мала и до велика, не токмо в мужественном возрасте, и до сущих младенец, единомышленной нерозвратной совет. И по многие дни на соборе изо всех городов всего Росийского Царствия всякие люди не обинуяся говорили, и единомышленной совет всех городов всяких людей, от мала и до велика, объявливали: что быти на Владимерском и на Московском, и на всех великих преславных Росийских Государствах Государем Царем и Великим Князем, всеа Русии Самодержцем, Михаилу Федоровичю Романову-Юрьеву; а Польского и Литовского, и Свейского Королей и Королевичев, и из иных ни ис которых государств, и из Московских родов, и из иноземцов, которые служат в Московском Государстве, на Московском Государстве Государем, опричь Михайла Федоровича Романова-Юрьева, никак ни кому не быти; понеже он великий Государь, блаженные памяти хвалам достойного великого Государя, Царя и Великого Князя Федора Ивановича, всеа Русии Самодержца, двоюродного брата Федора Никитича Романова-Юрьева сын; и по многие дни о том говорили всякие люди всего Росийского Царствия с великим шумом и плачем, чтоб на Московское Государство обрати его великого Государя Михайла Федоровича вскоре........ А как Московского Государства Бояре, Князь Федор Иванович Мстисловской с товарыщи, в царствующий град в Москву, и изо всех городов всего великого Росийского Царствия всякие люди, для Царского обиранья сьехалися; и Февраля в 21 день , в первую [86] неделю великого поста в ню же празнуетца святых отец Православие, во святей Апостольстей церкве честного и славного Ея Успения, Московского Государства Митрополиты, и Архиепископы, и Епископы и весь освященный собор, и Бояре, и Окольничие, и Чашники, и Столники, и Дворяне Московские, и приказные люди, и Дворяне из городов, и дети боярские, и Головы, и Сотники, и Атаманы, и стрельцы и казаки, и гости, и торговые, и посатцкие и всего Московского Государства всенародное многое бесчисленное множество,........................ И все православные Крестьяне всего Московского Государства, от мала и до велика и до сущих младенец, яко едиными усты, вопияху и взываху, глаголюще, что быти на Владимерском, и на Московском и на Ноугоротцком Государствах, и на Царствах Казанском, и на Астороханском и на Сибирском, и на всех великих и преславных государствах Росийского Царствия Государем Царем и Великим Князем, всеа Русии Самодержцем, прежних великих, благородных, и благоверных и Богом венчанных Росийских Государей Царей, от их Царского благородного корени, блаженные памяти и хвалам достойного великого Государя Царя и Великого Князя Федора Ивановича, всеа Русии Самодержца, сродичю, благоцветущие отрасли от благочестивого корени родившуся, Михайлу Федоровичю Романову-Юрьеву.... ⁵¹

На замечание мое о том, что Палицын во время Троицкой осады был в Москве, а во время Московской у Троицы, Антикритик возражает, что мы не знаем по своей ли воле или по нуждам монастырским [87] Аврамий выезжал из обители пред осадою, и утверждается на словах Палицына, что он оставался в Москве по повелению Самодержавного. ⁵² К этому он прибавляет (не видно для чего), что в это время, вероятно при старании Палицына, утверждена за монастырем обширная земля в Москве, и что в тоже время хлопотал он и о получении за долг после своего брата вотчины, которую потом 19-го Февраля 1611 он отдал в монастырь. Здесь есть недомолвка; в Историческом описании Лавры сказано, что Палицын на случай своей смерти дал в монастырь грамоту на шестую долю выти в селе Лазареве, доставшуюся ему по суду после Катунина, и уцененную в 30 рублей. ⁵³ Мне кажется, что гораздо важнейшею заслугою Палицына во время осады было личное ходатайство пред Царем и Патриархом о подании обители помощи против врагов.

Антикритик доказывая, что Сказание Палицына есть его собственное сочинение, сообщает нам, что в числе рукописей прежней Лаврской, а ныне Академической библиотеки, встречаются: в одной – только первая часть целой книги, т.е. пять глав о временах Царей Феодора, Годунова и Шуйского, до осады Лавры, древнейшей рецензии, но без имени сочинителя, в другой вторая часть, с именем сочинителя Аврамия Палицына, в третьей всё, что содержится в печатной книге, за исключением некоторых листов на конце, также с именем Палицына. ⁵⁴ Не знаю, что значат слова древнейшей рецензии, говоря о рукописи, и каким временем определяется эта относительная древность; не знаю также, каким образом отсутствие имени сочинителя может [88] входить в число доказательств принадлежности сочинения кому-либо, но жалею, и вероятно не один я, что Антикритик не дал нам более подробных известии о сходстве и различии Лаврских экземпляров Сказания Палицына с печатным изданием и теми рукописными экземплярами, о коих я имел случаи упомянуть.

Я между прочим высказал, на основании приведенных мною причин, мнение, что не вся летопись писана самим Палицыным, или по крайней мере не им одним, и что он, вероятно, был как бы редактором, и предоставив себе общее направление труда и выбор помещенных обстоятельств, выдал сочинение под своим именем. Антикритик, говоря как бы голосом современного свидетеля, соглашается в том, что слова аз и сия повелех зде вписати «означают , что по написании Аврамием той или другой части сочинения, получал он от различных лиц письменные изложения некоторых достопримечательных событий, пересматривал их, иногда исправлял; потом приказывал вписывать в свою книгу в приличном месте, и наконец как бы скреплял своей рукою сии дополнения». «То же», говорит Антикритик, «встречаем в жизнеописании Преподобного Дионисия, которое составил Келарь Симон. Изложив слышанное им от Архимандрита Лавры Адриана предсказание Преподобного Дионисия, бывшее сему Адриану, он заключает: аз же сия слышав, повеле написати, гл. 22. Из сего замечания нисколько не следует, что Симон только держал редакцию жизнеописания, которое неоспоримо принадлежит ему». ⁵⁵

В этом никто и не спорил. Изложение слышанного не имеет никакой аналогии со вписыванием в свою [89] книгу полученных от различных лиц письменных изложений. На счет сего последнего вот как изъясняется биограф Дионисия Келарь Симон: «Написавши аз многогрешный Симон по прошению инока Боголепа Львова, многим Боголюбцем знающим и помнящим сего Святого Архимандрита Дионисия, писание сие предложих , аще сия тако суть? и мнози прочетши свидетельствоваша, яко истинна суть: инии же усумневахуся, якоже и прежде рех, и неверием одержими бяху; аз же сия вся собрав, во уме своем грешнем помыслих, да не возмнят неции на мя, яко ученик его есмь, и любя отца своего, похвалением облагаю, и да не в ложь превратят истину, юже аз сам видех у него своима очима, и яже слышах от его преподобных уст, тая мне верна быша, и на сердце взыдоша: а о слышанных помыслих, и известихся от ведущих, иже прежде мене у него быша: понеже Бог не хощет ложными словесы прославляем быть, то и святым не угодно есть затейными чудесы похваляемым быти. Сего ради вручих сия вся великие Соборные Апостольские церкве ключарю Священно – иерею Ивану, зовому Наседке, иже со Архимандритом Дионисием в Троицком Сергиеве монастыре много способствовал в исправлении книг, и в церковном согласии на безумных противников, на уставщика Филарета, и на головщика Логина. И в келлии его часто с ним беседова, и книги писание; и не токмо дневные беседова с ним беседы, но и ночи многи у него в келлии обнощеваше, во исправлении книг с ним подвизашеся: паче же многи епистолии Архимандрит во время кровопролития Христианского по градам посылал, сего Иоанна способника себе имея на то, многи доброписцы придав ему... Сего ради вручих ему, [90] да видит и судит, аще сия тако суть? Той же виде и свидетельствова: и яже от мене не исполнилося некиих ради недоумений, паче же забвения ради, в строках поисправил, и поисполнил; и кая у нас не вписана быша, той написав от себя, прислал мне с моим писанием вместе: аз же сия прием от него радостным сердцем, напоследи написал особь сего ради, понеже прежде предано бысть иноку Боголепу прежнее писание: и того ради в средину того писания не вписах, дабы от неведущих в ложь не вменилося, тогда-де так писано, а ныне инако. Посему же и сего ради, да не како на свой разум преложу чужой труд, потрудися сей благолюбивый трудолюбец Иван: понеже больше мене весть о сем житии Преподобного Дионисия достоверно, и рассудих сия написати зде сице напоследи». ⁵⁶ Указание Антикритика на 22 главу жизнеописания Св. Дионисия если не служит опровержением сказанному мною, то по крайней мере дает нам знать, что это житие, столь важное и для церковной истории и для истории смутного времени, напечатано с большими сокращениями и выпусками.

Говоря о летописи Палицына, я сказал, что настоящее заглавие в рукописных экземплярах есть: «История в память предыдущим родом» и пр., что современник Ключарь Иоанн называет ее Историею большою писанною у Живоначальные Троицы о разорении Московском, и далее, что эти слова писанная у Живоначальной Троицы означают как будто не одного сочинителя.

Вот на это возражение: «Ключарь Иоанн ничего решительно не говорит кем писана история о Московском разоренье, если относить его указание к той части книги Аврамиевой, где говорится о разорении Москвы, [91] хотя сия часть, сравнительно с описанием осады Лавры, и не может быть названа большою историею, да и по самому надписанию есть история вкратце». ⁵⁷

Эта часть есть одна 71 глава, которая заключает в себе одиннадцать печатных страниц in 8°. Положим, что неясным и сбивчивым выражением моей мысли я в самом деле дал повод заключить, будто бы я одну главу принимаю за большую историю; согласимся, что Палицына История в память предыдущим родом и пр. не есть та большая История, о коей говорит Ключарь Иоанн; допустим и то, что борзые доброписцы, которых тогда у Троицы было много, написали столько экземпляров Сказания Палицына, что и теперь, слишком через двести лет, их можно набрать более десяти, а большой Истории написали только один экземпляр, то не лучше ли бы было если бы Антикритик, имевший в своем распоряжении Архивы и библиотеки Лавры, вместо вышеприведенных слов, которые ничего не опровергают и не доказывают, сказал нам, существует ли теперь в этих Архивах и библиотеках История большая писанная у Живоначальные Троицы о разорении Московском, о которой говорит нам современник, сорок лет спустя после осады, а если её нет, то с которого времени она перестала показываться наличною в Лаврских описях, по-видимому весьма подробных.

В другом месте ⁵⁸ Антикритик делает вопрос: «если бы Аврамий имел желание хвастать чужими трудами, то сказал ли бы он в послесловии: аз изложих елико возмогох, умалением си смысла, т.е. сколько мог при ограниченности моего смысла?» Тем более [92] странен этот вопрос, что ни слова хвастать, ни мысли им выражаемой, совсем нет в сказанном мною о летописи Палицына, и потому я считаю себя вправе сделать также вопрос: зачем так часто обращать внимание читателя от того, что я действительно говорил, к тому, чего я и не думал? Г. Муханов верно не имел намерения обвинять кого-либо в хвастовстве чужими трудами, когда он говорит об изданной им рукописи, известной под именем Филаретовой: «я даже того мнения, что Филаретовская рукопись составлена из некоторых современных хроник, которые были ведены разными лицами, иногда и в разных местах, и впоследствии составлены и склеены в один столбец – и именно тем летописцем, который написал (кроме нескольких других) последние два листа. ⁵⁹ Написавший последние два листа и несколько других, без сомнения принял на себя труд составления нескольких отдельных хроник в одно целое; в этом можно увериться, взглянув на приложенный рисунок: небольшие отрывки, написанные им, видимо служили для связи рассказа одного летописца с рассказом другого. Соединивши их, он заключил повествование возведением на Русской престол Михаила Феодоровича». ⁶⁰ Никто не обвинял в намерении хвастать чужими трудами составителей хронографов XVII века, указанных Г. Востоковым в описании Румянцевского Музеума, именно № № CCCCLVII, CCCCLVIII и CCCCLXI, в которых целые главы взяты из летописи Палицына. ⁶¹ Скорее можно подумать, что по тогдашним понятиям о литературной собственности и о назначении исторических сборников [93] и летописей, составители их вносили чужой труд в свой собственный добросовестно и без всякой мысли о хищении или о хвастовстве. ⁶² При этом весьма любопытно [94] знать: Палицын ли заимствовал для своего Сказания, или из его Сказания взято описание послания в Кострому к Михаилу Феодоровичу с молением о воцарении, хранящееся в Костромском Ипатиевском монастыре, и напечатанное в Истории Рос. Иерархии Ч. II стр. 648, а у Палицына почти в тех же словах помещенное в главах 80-й и 81. ⁶³

Здесь было место весьма важному замечанию, которого Антикритик не сделал, и потому я нахожусь в обязанности сам себя обвинить в довольно грубой ошибке. Я сказал между прочим: «Автор её (летописи Палицына) не только хорошо знал Священное Писание, но имел понятие об Илиаде Гомера, как видно из сравнения Кн. Скопина-Шуйского с Греческими героями, где он говорит, что те подвизались до изобретения пороха и огнестрельных орудий, также некоторые сведения [95] в Географии, потому что упоминает о Европии, четвертой части вселенные». Писавши это я полагал, что Русские в XVII веке, не имея перевода Илиады, могли знать содержание её только из Греческого подлинника, завезенного в Россию Греками. Но теперь вижу, что Палицын и современники его могли, при незнании Греческого языка и без Русского перевода Илиады Гомера, иметь понятие об осаде Трои. Знаменитый труд Г. Востокова познакомил нас с сокровищами Румянцевского Музеума, которые отныне перестают быть богатым, но мертвым капиталом, и вместе открыл нам, в чём заключалась оригинальная и переводная литература Русских до 18 столетия. – Они могли в рукописных своих хронографах находить, во-первых повесть о создании и попленении Тройском и о конечном разорении еже бысть при Давиде Царе Иудейстем ⁶⁴, которую Г. Востоков признаёт за сокращение Болгарской сказки о Трое, находящейся в конце Манассиевой летописи ⁶⁵ и переведенной или заимствованной с Латинского или какого-нибудь западного языка, а не с Греческого, во-вторых Историю Гвидона де Колумны ⁶⁶ под заглавием: книга глаголемая троя о пелее Царе тесалимском како посла брата своего езона добыти златое руно, где между прочим есть глава о силном Царевиче и храбром витязе о екторе и колко греческих Царей оуби. В тех же хронографах могли [96] современники Палицына находить и географические сведения, которые не ограничивались тем, что Европа есть четвертая часть вселенной ⁶⁷. [97]

«Между тем не без намерения, – говорит Антикритик (стр. 425) – обращается особенное внимание на те места жизнеописания Дионисиева, где говорится об оскорблениях, какие терпел кроткий духом настоятель от совладеющих с ним, и честь всякую на себя преходящих, особенно от какого-то эконома обители, имевшего купленную пустую вотчину. Не знаем, кто из совладеющих разумеется здесь; к властям причисляется не один Келарь, да и Келарь при Преподобном Дионисие был Не один Аврамий, но еще Моисей и Александр Булатников». Сему последнему известию Антикритика противоречит Автор Историч. Опис. Лавры, говоря: «Келарь Аврамий Палицын оставил Лавру еще в 1621 г. и возвратился в Соловецкий монастырь, на свое обещание. На место его из той же обители вызван старец Александр Булатников. Он происходил от значительной фамилии, пострижен был в Соловецком монастыре и несколько времени пользовался советами и наставлениями основателя Троицкого Анзерского [98] скита подвижника Елеазара. Александр был Келарем Троицкого монастыря около 20 лет». ⁶⁸ Из грамоты, напечатанной в III Т. Актов Археогр. Эксп. № 309, мы знаем, что Александр Булатников прибыл в Соловки в Мае 1642. Архимандрит Дионисий скончался в 1633. Когда же мог быть при нём Келарь Моисей? Как бы то ни было, сомнения не разрешаются догадками, и одной темной фразы, которой связь с предыдущим и последующим мы видеть не можем, потому что ее в печатном житии Дионисия нет, недостаточно к тому, чтобы уверить нас, что какой-то Эконом был наверно не Палицын. Этого Эконома биограф Дионисия характеризовал одной исключительной чертою: имевший купленную пустую вотчину. При всём Соборе наложить руку на Архимандрита могло быть следствием безумной строптивости, но отослать его в келию и там держать в строгом заточении, от коего Дионисий избавлен был самим Государем – означает огромную власть над всей Лаврою, которая не могла защитить своего Настоятеля. Неужели Антикритик не мог открыть в Лаврских Архивах, кто было то лицо, которому при столь огромной власти присвоивалось название Эконома? Этим открытием могла бы торжественно очиститься память Аврамия, лица столь важного для Истории, от сомнения, которого впрочем я не думал, без верных доказательств, обратить в положительное против него обвинение.

Понимая возможность Христианской эпопеи, имеющей целию прославление имени Божие, в которой Промысл премудрого Творца вселенной может занять место чудесного эпопеи паганизма, и которой образцом для Русского писателя XVII века могли некоторым образом служить Слово о полку Игоря и Сказание Иерея Софрония о битве Великого Князя Димитрия Донского с Мамаем, [99] я изложил в моих замечаниях мысль, что Сказание Палицына не есть летопись или история, а духовно-историческая эпопея, по намерению автора прославить избавление Лавры и России предстательством Святых поборников её, по содержанию, ибо Автор обратил более внимание на подробное изложение чудес, совершившихся во время осады, нежели на часть чисто историческую, как напр. на число защитников, на время больших приступов и пр.; наконец и по способу изложения, совершенно отличному от сухого рассказа современных летописей, как напр. рукописи Филарета, 8-й части Никоновской летописи и пр.

В возражениях указываются страницы моих «Замечаний» и, как я имел уже случай сказать, вносные знаки обеспечивают в глазах читателя неприкосновенность моего текста. Не смотря на это, ему даны такой оборот и направление, что я считаю нужным представить совокупному воззрению читателя мои собственные слова, с означением курсивом выпущенного Антикритиком и приписываемое мне в возражениях.

КРИТИКА.

Правый мыслию и словом, я не считаю нужным и приличным оправдываться в том, чего я не говорил, как напр., что чудесное принадлежит только к области поэзии, и что Аврамий придавал событиям обыкновенным вид чудесных, по произволу своей фантазии. Скажу однако ж, заимствуя собственные слова Антикритика: не имея нужды опровергать такое мнение, потому что оно высказано без всяких оснований, заметим только, что с помощию слов как будто, можно из сказанного без всякого лукавого подразумения, вывести, если не формальное обвинение в неверии и кощунстве, то по крайней мере весьма близкий к тому намек.

Антикритик спрашивает: «разве не прав Аврамий, что усвояет обители особенное участие в спасении Москвы?» – Отрицать не только особенное, но огромное участие Лавры в спасении Москвы и России, было бы нелепым и бесполезным посягательством на заслуженную славу Св. обители и на славу самого отечества. Но несправедливо приписывать это участие исключительно Лавре и затмевать заслуги таких лиц, как напр. Гермоген и К. Пожарский. Нельзя также отнести к заслугам Лавры то, что «отсюда взят был Митрополит Кирилл в Ярославль ⁶⁹, где помогал советами Князю Пожарскому в сношениях с Швециею [105] и умиротворял враждующих» ⁷⁰, равно и явление Пр. Сергия Минину в Нижнем Новгороде. ⁷¹

Антикритик допускает возможность ошибки с стороны Палицына во времени больших приступов, и объясняет ее тем, что Аврамий сам не был в монастыре, а точные и своевременные донесения властей монастырских были перехватываемы неприятелем. Это объяснение не усиливает веру в точность повествования, а между тем трудно убедиться, чтоб Палицын по возвращении своем в Лавру не мог найти вернейших сведений о таких важных событиях, как большие приступы, если бы более поставлял важности в счислении времени их.

Говоря о посылке из Троицкого монастыря призывных грамот в города, я заметил, что Палицын так расположил свое повествование: «того же дни на страстной недели во вторник 19-го Марта 1611, в Троицкой монастырь прибежал сын боярской» с известием о разорении Москвы... «того же дни отпустили на спех к царствующему граду на помощь Андрея Фед. Палицына» и пр. ... «По сем же, (т. е. после 19-го Марта) разосланы грамоты во вся городы Российские державы.... сицевым же грамотам от обители Живоначальные Троицы во вся Российские городы достигающим... и вскоре сославшеся сподвигошася от всех градов со всеми своими воинствы, поидоша к [106] царствующему граду» и пр. – Представив доказательства из Исторических Актов, что города сослались между собою и отправили войска свои на помощь к Москве, гораздо прежде, не только получения, но и написания Троицких грамот, «нет сомнения», прибавил я, «и в том, что эти (т. е. Троицкие) грамоты были посланы в города и, как исшедшие из святой обители, не задолго пред тем чудно спасенной промыслом Божиим, содействовали, к возбуждению усердия; но первым и главным виновником общего восстания земли Русской от постыдного усыпления, в котором она несколько лет находилась, должно признавать доблестного Патриарха Гермогена, запечатлевшего мученической смертью бессмертный свой подвиг охранения Православной веры и спасения Отечества».

Антикритик возражает: «Аврамий этому не противоречит: он и сам пишет о сношениях городов в главе 70 прежде нежели стал говорить об участии Лавры в призвании на помощь к Москве». Тут опять есть недомолвка. В 70-й главе Палицын говорит не о всех Российских городах, но о ссылке жителей Рязанской земли и воеводы её Прокофия Ляпунова, к которому, как видно из 72 главы, Палицын был хорошо расположен. – Если принять для исчисления хронологии в летописи порядок глав, то конечно должно будет допустить, что написанное в 70-й главе случилось прежде того, что помещено в 71-й, но как тогда согласить это с явным и точным смыслом слов Палицына? – «К этому присовокупим – продолжает Антикритик, – что при обличении Аврамия в неверном счислении времени, в «замечаниях» часто допускаются подобные ошибки; именно не точно перелагаются в журнале Сапеги числа нового стиля на [107] старый, когда из показаний Сапеги вычитается 12 дней, а не десять, как следовало бы, когда дело идет о XVII столетии. – Замечание справедливое; – ошибка действительно смешная и грубая. – Впрочем такого рода ошибок, происходящих не от неведения, а от недосмотра, много встречается не только в журнальных статьях, но и в книгах, писанных без особенной поспешности. Так напр. в Историческом Описании Лавры говорится об исправителях требника, что они исключили слова: и огнем, в молитве освящения воды в день Богоявления. ⁷² Автору без сомнения известно из самого надписания молитвы, что она читается в навечерии Богоявления. Там же, на стр. 9: «ворота под конюшенною башнею назывались то конюшенными, то каличьими, вероятно от калитки. Известно, что каличьи ворота издревле получили свое название от собиравшихся около их калик или странствующих богомольцев. ⁷³ На стр. 96, говоря о плаще, присланном Царем Василием Шуйским к образу Св. Троицы по освобождении Лавры, сказано в примеч. 19: Плащ значит здесь то, что в старину была гривна, а ныне медаль. – Известно, что плащ значило запона, или большего размера запонка, иначе как бы разуметь следующие слова современного перевода из печатной книги (1604 года) о полученных от царя Бориса Федор. Дацким Королевигем Лганом дорогих дарах ⁷⁴: «Дарил [108] (Царь) его Княжескую милость на дороге: платно (в Немецком Rock) бархат золотной, а на нём по семи запон (Geschmüke) на стороне; платно бархат золотной, шолк лазорев да желт с плащи дорогими каменьи, по пяти каменей в плаще (Spangen, darein 5 Edelgesteine)».

В Царских выходных книгах ⁷⁵ в описании одежды Царя: стр. 285, «поес болшой, тесма серебрена, на концах плащи и крук». Там же, стр. 287 «перевез золота колчета, плащи с алмазы и с яхонты червчатыми, подложена отласом червчатым».

В пример того, что у Палицына некоторые события представлены в превратном виде, я привел 61 главу его Сказания, которая в различных экземплярах читается не одинаково. Заглавие этой главы «О оскудении денежные казны в дому Чудотворца». Начинается она так: «подобает нам и о сем вкратце побеседовати и изъявити, что ради велико бысть оскудение денежной казне во обители Чудотворца». Далее повествуется, какие суммы когда взяты были из обители, «и от того во обители первая скудость деньгам бысть, последняя ж и конечная скудость сице бысть». За тем рассказывается как «Царь та вся расхищает, присылает бо во обитель Живоначальные Троицы, дьяка Семенку Самсонова». Келарь Аврамий, получив уведомление из Лавры, идет к Царю с просьбою и слезами. «По сем молит и воспоминает ему о оскудении денежные казны», исчисляя притом нужды монастырские. Но Царь пишет опять к дьяку Самсонову, который по его повелению «повеле всех грабити неповинно»..... «По сем же взять последнюю казну издавна старое сокровище, [109] дачи Государей и Великих Князей и Царей и Боляр, и прочих христолюбцов, сосуды златые и сребреные позлащены, иже велицей цене достойны: оставляет же во обители от сосудов сребреных малая некая и худейшая. И от сего до конца оскуде казна во обители Чудотворца».

Спрашиваем беспристрастных читателей, не явно ли о чём здесь идет дело? Не явно ли, что взята была денежная казна и сверх того сосуды, иначе от чего бы быть последнему оскудению казны, когда первое было от взятия известных сумм? Сверх этого я привел весьма замечательную приписку, находящуюся в рукописном экземпляре Сказания Палицына, принадлежащем известному любителю и знатоку отечественных древностей, Кн. М.А. Оболенскому. ⁷⁶

После слов текста: «по сем же взять последнюю казну издавно старое сокровище, дачи Государей и Великих Князей и Царей и Боляр, и протчих христолюбцов», стоит вносный знак и на поле приписано прописью «девять сот семдесят четыре тысячи шесть сот рублев, кроме драгоценного камения и сосудов златых и сребреных».

Опять обращаюсь с вопросом: настоит ли какое сомнение относительно смысла этой приписки? Не явно [110] ли, что в ней говорится о взятии известной суммы денег, кроме камения и сосудов?

Вместе с тем я привел два различные изложения этой главы в рукописных экземплярах. По одному, согласному с печатным, следует признать ограбление монастырских останцов, казны и сосудов. По другому, Царь, истощивши свои собственные сокровища, просил Лаврских в займы, обещаясь вся та сугуба возвратити, и взял их по благословению Архимандрита. Тут же я заметил, что и доныне в Лавре находятся драгоценные сосуды, вкладу Годунова, и другие, времен предшествовавших осаде, которые никогда не могли относиться к числу малых и худейших.

Относительно разногласия экземпляров Антикритик говорит, что «можно доказать, что первоначальное Аврамиево Сказание есть то самое, какое напечатано в его книге , и что другое есть уже исправленное вероятно после Аврамия». Далее он говорит, что благовидные побуждения, которых в первом нет, конечно, следовало бы принять во внимание Аврамию, и, не смотря на то, что переделка совсем опровергает важную часть первого Сказания, и обращает ее в злую клевету, Антикритик прибавляет: «при сем можно ли не заменить некоторого уважения к словам текста Аврамиева, когда исправитель позволил себе только переделать его, а не совсем отвергнуть?» ⁷⁷

„Если же все рукописи и печатное издание в главном согласны, то для того, кто верит приписке, сделанной в экземпляре Князя Оболенского, несомненно, что Шуйским приобретено в сие время 974.600 р. «Но это были не деньги, а как говорится в том и [111] другом изложении, сосуды златые и серебреные, издавна старое сокровище, дачи Государей и Великих Князей и проч. – Вероятно была открыта Царю такая же сокровище - хранительница в монастыре, какую впоследствии указал Ромодановский Государю Петру I в Кремле.» (Москвитянин, 1842 № 6, стр. 328.) Поэтому могла быть монастырская казна, как пишет Аврамий, в «истощании, и в то же время могли еще сохраняться в Лавре многие сокровища».

Приписку в экземпляр К. Оболенского, сделанную неизвестно кем и когда, нельзя ни утверждать, ни отвергать без доказательств. Для того, кто ей поверит, будет несомненно, что знаменитая Лавра, в то самое время как она была последним оплотом погибавшего Отечества, сверх огромных издержек на укрепления, на содержание войска, на огнестрельные орудия и снаряды, в продолжение долговременной осады, принесла еще в жертву, хотя невольную, но тем не менее беспримерную, до трех с половиною миллионов нынешних серебряных рублей, кроме драгоценных камней и сосудов. – Увериться в истине этого иначе нельзя, как разысканиями в огромных Архивах Лавры, где через два с половиною века после осады открылась запись о числе осажденного войска. ⁷⁸ И не лучше ли бы было для Истории, если бы Антикритик, пользовавшийся этими Архивами, сказал нам, есть ли в них следы огромной потери, сделанной Лаврою, нежели предлагать нам невероятную догадку о какой-то тайной сокровище – хранительнице. Чтобы при Тайном Приказе, у начальника его, ближнего вельможи двух Царей, была секретная кладовая, в которой, с ведома Царя Алексея Михайловича, хранились огромные сокровища, [112] тут нет ничего невозможного, но можно ли допустить, чтобы в монастыре, где так часто менялись начальники и совладеющие, была такая сокровищница, в которой бы тайно хранилось данных Царями сосудов и драгоценных утварей на три с половиною миллиона серебряных рублей ?

Я заметил, что Палицын, говоря о расхищении монастырской казны, прибавляет: «образ же сия лютости и бесчеловечия не неведом бысть во всём царствующем граде Москве». Антикритик возражает: «во всяком случае из-за описания Аврамия нельзя возводить на престарелого Келаря обвинения в возмущении Москвы против Василия, потому что его описание тогда еще не существовало». ⁷⁹ Истина неоспоримая для всякого, кто знает, что Сказание Палицына могло сделаться известным в 1620 году, а Царь Василий свергнут в 1610. Но я опять повторю вопрос: зачем обращать внимание читателя от того, что я действительно сказал, к тому, чего я и не думал говорить?

Рецензент О. З. и Антикритик Москвитянина обратили внимание на сказанное мною о чудесах и явлениях во время осады, приводимых Палицыным. Тот и другой как будто не заметили последующих слов, которыми оканчивается параграф. И Рецензент, похваливший мои «Замечания», и Антикритик, поразивший их с начала до конца возражениями, оба остановились на той фразе, которая у меня начинается словами: «до какой же степени были тогда убеждены» и пр., как будто она могла помешать одному хвалить, а другому порицать. Намеки и в похвалах и в порицании требуют объяснения. [113]

Не принадлежа к числу тех, для которых воображение есть ratio sufficiens и крайний предел объяснения всех тех явлений мира духовного, где сила Божия знаменуется образом непостижимым для ограниченного разума человеческого, я не имел ни повода, ни желания опровергать в журнальной статье один из важнейших догматов той веры, которую исповедую. Мне странно показалось, что историки XVIII и XIX столетий, перенеся вполне в свои сочинения ту часть сказания Аврамиева, о верности коей он сравнительно менее заботился, т.е. чисто историческую, старались так осторожно смалчивать о той части, к которой Палицын видимым образом более прилеплялся. Сверх некоторых слов современника Келаря Симона Азарьина, приведенных мною в другом месте ⁸⁰, одна фраза Аврамия дала мне повод заключить, что и тогда обращалось внимание на то, чтобы удостовериться в истине пересказываемых явлений. Он говорит в одном месте: «аз же и сия повелех зде написати, аще истина есть и сия, да не обрящуся от Бога раб нерадив и презорив о чудесех преподобных отец». ⁸¹ Поэтому, сказавши о явлениях, бывших благочестивому Настоятелю Лавры, я прибавил: не мудрено, что другие, по примеру его, но не с тою чистотой намерений, рассказывали и вымышленное». ⁸² Здесь я сделал важную ошибку против точности слога. В разговорном языке другие употребляется вместо иные, и значит некоторые другие. Оно может употребляться вместо прочие, и тогда значит все другие. Я не мог употребить его иначе как в первом смысле; Антикритик, [114] воспользовавшись моей ошибкою, и как бы приняв слово другие в смысле всех других, делает вопрос: «почему бы напр. пономарю Иринарху, которого Аврамий приводит четыре видения (гл. 21, 39, 40, 50) с предсказаниями, всегда оправдывавшимися в событиях, не мог являться Пр. Сергий, или Пр. Никон, так же истинно, как и Настоятелю обители? Имя Иринарха встречается между преподобными Отцами Лавры в рукописи XVII стол. (в Академ. библ. № 201) и на иконе (в паперти с сев. стороны Троицкого собора)». ⁸³ Я с своей стороны также сделаю вопрос: почему бы Антикритику, если он счел нужным защищать то, чего я не опровергал, не сделать ссылку вместо рукописи Лаврской библиотеки, которую никто не видит, и образа в паперти, который также не всякой может видеть, на VIII часть Никоновской летописи, где, в главе «о осаде Троицкого монастыря» и пр. на стр. 128 и 129, летописец-современник ⁸⁴ также повествует о явлениях, бывших Иринарху, о котором говорит: «в то же время бывшу в том монастыре пономарю Иринарху, иже живяше житие доброе, у чюдотворные же раки пребываше неотступно денно и ночью беспрестани?»

Последнее замечание мое на счет Истории Троицкой осады состояло в том, что историки, описывавшие ее после Палицына, дополнили сказание его своими вымыслами и догадками, во вред исторической истине. Для исследования этого я взял главу 34-ю Сказания о измене Казначея Иосифа Девочкина и о смерти его, где [115] недомолвки Палицына и дополнения историков обнаруживаются событиями и актами, найденными Г. Соловьевым в Швеции. Антикритик по поводу этого говорит: «в последних замечаниях Аврамий по видимому, совсем оставляется в стороне; дело идет о позднейших историках и пр. Но с другой стороны при этом рассмотрении, возводится на Аврамия еще тягчайшее обвинение, нежели ошибки или повреждение истории. Он представляется соучастником какой-то тайны, относящейся до казны монастырской, – тайны, в следствие которой нужно было Казначея, под предлогом измены, замучить, – одного воеводу, Голохвастова, оклеветать, – воинов и слуг монастырских вооружить против Архимандрита». ⁸⁵

Далее: «с чего же подозревать здесь какую-то тайну, или, просто сказать, с чего подозревать и Гурия и Долгорукова, и Аврамия в злоупотреблении казною, которое мог раскрыть Иосиф, и которого потому хотел сбыть с рук Долгорукий, – равно как и Голохвастова? Как Аврамий, незадолго до осады сделавшись Келарем Лавры, – во время осады не бывал в Лавре, – мог войти в своекорыстные соглашения насчет казны монастырской с Воеводою, который сам не был прежде в Лавре, – когда притом обитель имела своего настоятеля?» ⁸⁶

Ухищрение, мне приписываемое, когда я говорю о лице, более двухсот лет сделавшемся принадлежностью Истории, и безыскуственная по видимому простота, с какою примешиваются к сказанному мною чуждые мне понятия о злоупотреблении казною и своекорыстных соглашениях насчет оной, равно бесполезны. [116] В «Замечаниях» моих я рассматривал Троицкую осаду как факт исторический, говорил о Палицыне как о замечательном лице и писателе знаменитой эпохи. Я признаю его человеком гениальным, имевшим особенную находчивость в трудных обстоятельствах, верю тому, что он много сделал для Лавры в особенности и для России вообще, но не могу безусловно принять исторической апофеозы, которой он удостоился во второй половине прошедшего столетия, не могу не заметить некоторых пятен, помрачающих славу его, как напр. отъезд из-под Смоленска, восхваление пытки Казначея, произведенной против воли Архимандрита и соборных старцев, искажение истины в его сказании, пристрастное и неподтверждаемое другими очернение некоторых из его современников, как напр. Царя Василия Ивановича, Князя Пожарского, и пр. Не могу также не заметить, что участие его в делах своего времени кажется преувеличенным, потому что никто из современников его об нём вовсе не упоминает. Это молчание конечно не может усилить доверенность к приписываемым Палицыну позднейшими писателями пышным похвалам, ни на чём не основанным, кроме собственных слов его, и в пример которых можно привести следующие места: «сию осаду (Троицкую) от чего она произошла, каким образом происходила, и как окончилась, описывать оставляю; ибо особенная есть о сей осаде и напечатанная книга, писанная Келарем сего монастыря Аврамием Палицыным, великим по всем деяниям мужем, в самое то время бывшим....... Да сверх того в самое сие осады время, монастырь и самую от Поляков осаждаемую Москву снабжал порохом и свинцем, по отпискам Келаря Аврамия [117] Палицына ⁸⁷, который тогда в осажденной Москве находился, яко душа движущая и оживляющая всё..... Когда Поляки уже и самого Москвою завладели, Архимандрит Дионисий и Келарь Аврамий Палицын всюду посылали по городам грамоты и старцев соборных с тем рассылали, а иногда и сам Аврамий в те места отправлялся, увещевая всех, дабы шли на избавление Москвы и всей России; и сии их граматы столько действовали, что многие города того послушали; и наконец собравшись Москву от Поляков очистили. В таковом Москвы избавлении первым, можно сказать, действующим был Аврамий Палицын...». ⁸⁸

Все сказанное много о Палицыне основано на актах и выписках, кои я привел в неискаженном виде, отнюдь не представляя произвольных выводов в виде исторической истины. Главу 34-ю я избрал как представлявшую наиболее удобности для поверки текста Палицына и последовавших за ним историков современными Актами. – Не раскаиваюсь в моем выборе, ибо сверх того, что я сказал в прежних «Замечаниях», имевших целию показать как у нас писалась и пишется История, Антикритик, возражениями своими относительно 34 главы Палицына, подал мне повод показать в настоящей статье что такое у нас историческая критика. Он начал свои возражения, давая заметить читателям искусство, с которым будто бы в моих «Замечаниях» всё направлено к своей цели. Я полагаю себя вправе, оканчивая [118] мой ответ, указать на то искусство, с которым, Антикритик в своих возражениях всё направляет, к своей цели.

Любопытно воззрение его на предметы, относящиеся к 34 главе Палицына, и направление, которое он усиливается дать им. Эти предметы можно означить так: 1) обвинение Казначея Лавры монаха Девочкина в измене, и пытка, которой он подвергся. 2) Обвинение против второго Воеводы Голохвастова. 3) Обвинение Королевы Марии Владимировны в измене и соучастии с монахом Девочкиным. 4) Тайна в сношениях между первым Воеводою Кн. Долгоруковым, монахом Гурием Шишкиным и Аврамием Палицыным.

Вскоре после начала осады, в Октябре 1608, монастырский слуга Осип Селевин передался к Полякам и перешел в лагерь Сапеги. ⁸⁹ Об этом упоминается в дневнике сего последнего под 7 (17) числом Октября. ⁹⁰ Несколько месяцев спустя, – когда, нам точно не известно, Соборный старец, Казначей Лавры, Иосиф Девочкин был обвинен монахом Гурием Шишкиным в измене и намерении сдать монастырь Полякам. В одном из писем К. Долгорукова к Палицыну, найденных в Швеции, Воевода пишет: «да писано к нам от Государя, а велено изменника старца Иосифа Девочкина пытати, и пытав в тюрьму посадити; и я его не пытал, потому что он добре болен ; а заговорщики его, изменники Гриша Брюшина да Молоковской мужик Худяк, те за приставы померли; а притчею толко и тот вор Иосиф умрет, и в Троецкой казне однолично на него всё возложат, а будет Троецкая казна вся разволочена». ⁹¹ Когда это [119] письмо, писано мы не знаем. Археографическая Комиссия напечатала его между письмом К. Долгорукова от 3-го и отпискою Шеина от 10-го Июля; но Антикритик, основываясь на словах: на просухе, полагает, что это письмо должно быть писано весною. – Можно с ним согласиться, если допустить, что в году бывает только одна просуха, после зимы, и что не может быть другой или других после продолжительного ненастья летом. – Как бы то ни было, но доселе видно: 1) что один монах был обвинителем, а другой монах обвиняемым. 2) Что во время написания письма Казначей не был еще пытан, и был так болен, что Воевода опасался, что притчею и он умрет. 3) Что мнимые или настоящие заговорщики его, два мужика, прежде пытки, за приставы померли, (следовательно показания Казначея с пытки, ложного или истинного, ни подтвердить, ни опровергнуть – было некому). – Антикритик делает из этого такой вывод: «и так изменники открыты; от Царя прислано повеление – подвергнуть обвиняемого пытке, чтобы обстоятельнее вызнать замыслы и сообщников. Но Долгорукий, за болезнию Иосифа, отложил сие до времени». ⁹²

Не станем рассуждать о том, вероятен ли донос, когда против одного обвиняемого и обвинитель один, вероятно ли, чтоб монах Казначей с двумя мужиками хотел сдать Полякам твердыню, имевшую до трех тысяч усердных защитников, вероятно ли признание, исторгнутое мучением пытки. Но возьмем в соображение важное обстоятельство, которого Антикритик очень слегка касается, именно то, что благочестивый Архимандрит Иоасаф и соборные старцы стояли за Казначея. – В безыменном доносе, после пытки, пишется [120] Царю: «да мы же, Государь, богомольцы твои Государевы, преже сего писали к тебе Государю на твоего Государева изменника, а на Олексеева советника, на Казначея Иосифа Девочкина, его воровское умышление: и за то на нас, богомолцов твоих, архимарит и соборные старцы положили ненависть, и морят нас всякими нужами, гладом и жажею». ⁹³ Долгоруков прежде пытки пишет Аврамию: «да и в старцах, Государь, есть, ведаю, в которых, великая ссора: «после Осифова дела, великую были смуту сделали и мир возмутили были; ино еще моему окаянству Бог терпит». ⁹⁴

Казначей был подвергнут пытке по приговору Князя Долгорукова, – прежде или после повеления Царского, достоверно не знаем, потому что в письме Долгорукова к Аврамию мы видели, что он по Царской воле Девочкина не пытал за болезнию ⁹⁵, а в безыменном доносе Царю, после уже пытки написано: «а преже, Государь, сего, как приговорил Князь Григорей Борисович пытать твоего Государева изменника» и пр. ⁹⁶ Долгоруков сам пишет к Аврамию: «а преже, господине, сего, как я поимал (взял) вора Иосифа Девочкина... и я прося у Бога милости, вышед, мужиков уговорил от мятежа, а Казначея пошел пытати». ⁹⁷

Пошедши к пытке в таком набожном расположении, Долгоруков не пощадил Казначея, который с пытки, а не прежде, к удивлению всех сказал на себя, что послал к Полякам слугу Селевина и за ним [121] четырех крестьян. Других обвинении не исторгли у него ни кнут и дыба ⁹⁸, ни насмешки предстоявших. Это нам сообщает Палицын: «нетерпелив же в крепких явлься Иосиф, вся потонку умышленная изъявив, странно же бе слышати треснутия думы Июдские. Не туне бо Оска Селевин отскочив, но и четырех невеглас поселян тамо же предпослав» и пр. ... «Ров же рыя незлобивым, и впадеся не в яму, но в бездну мук и поноса, не от человек токмо, но от Бога... и нехотя волею с плачущимися плакати, той неволею от ругающихся подсмеваем восплакася „неполезно». ⁹⁹

Устраняя баснословные нелепости в сказании Палицына, как напр. о рогатых червях , которые во един гас , малы яко муха ползя по плоти , возрастали с перст ’селовЪи, мы из него видим, что раны и увечья пытки обратились в жестокую цынготную болезнь^ от которой монах Иосиф Девочкин заживо сгнивши, унес с собою в землю вс якую возможность раскрыть по истинне ли обвиняли его в измене , или он был жертвою какой-то интриги. Должно припомнить, что слуга Селевин и четыре человека, вслед за ним отправившиеся безвозвратно к Полякам , так же как и два крестьянина до пытки Казначея за приставы умершие , не могли быть обличителями ни вины его, ни невинности.

Остается знать, доносил ли о всём этом Царю Василию Воевода К. Долгоруков. Антикритик говорит: «о последствиях пытки Иосифа, конечно, Долгорукий донес Государю. Но в чем состояло сие донесение, мы [122] не знаем». ¹⁰⁰ Мне кажется, что до 3-го Июля 1609 Долгоруков скрывал от Царя, историю пытки, и я основываю мое мнение на собственных его словах в письме к Палицыну от 3-го Июля 1609. ¹⁰¹ Рассказавши о приступе, бывшем 28-го Июня, он говорит о том, как за четыре дни до приступа , т.е. 24-го Июня, Голохвастов хотел будто бы отнять у него ключи. Потом словами: «а преже, господине, сего, как я поимал вора Иосифа Девочькина» начинается рассказ о том, что Голохвастов хотел не допустить К. Долгорукова пытать Казначея и потом, у пытки пришед, за дело ни за какое не принялся. За этим непосредственно следуют слова: «а преже сего, господине, о том о всём к тебе писано, и дважьды, и то тобя писмо не дошло, потому: тех гонцов воры поймали. А к Государю, о том посяместа не пишу, для того что, по грехом, осада продлилася, а я здеся бессемеен: и будет, по грехом по нашим, Аврамей Иванович, осада еще вдаль продлится, и тобе бы пожаловати, о том Государю известити, чтобы в монастыре святому месту которая шкота не учинилась. А про Алексея, в осаде ведают многие люди, что Алексей дела не делает, толко ссору чинит; а толко всё на его писати, ино и писмо не обдержит». Тщетно усиливается Антикритик отнести слова : а преже о том о всём к тебе писано... а к Государю о том посяместа не пишу... к одному лицу Голохвастова. – О намерении будто бы отнять ключи не мог К. Долгоруков с 24-го Июня по 3-е Июля писать к Палицыну уже в третий раз. Сношения их не могли во время осады быть так часты. Следовательно эти слова относятся только к истории [123] пытки Казначея, и неучастью в ней Голохвастова. Опять спрашиваю, если бы измена Казначея была справедлива и пытка по воле Царя, то каким образом К. Долгоруков мог до 3-го Июля не донести об этом Царю, особенно когда обвиняемый был при смерти, а заговорщики давно померли?

Поэтому я полагаю несправедливыми следующие выводы Антикритика относительно дела Казначея: «1) Долгорукого нельзя винить за то, что он пытал Девочкина: на это было повеление от Царя. Тарханная грамота в таких случаях не защита. 2) Против показаний Девочкина мы не можем ничего сказать, потому что не имеем более исторических сведений об этом деле». ¹⁰²

Относительно второго предмета, т.е. обвинения осадного Воеводы Голохвастова в участии с Девочкиным, нельзя не заметить особенных усилий и искусства, которые употребил Антикритик, чтоб выставить Голохвастова изменником. – В «Замечаниях» моих я привел некоторые биографические сведения о нём и доказательства того, что он не был изменником. Антикритик по-видимому не обратил внимания на оправдание; посмотрим, из чего составляется обвинение.

Палицын говорит о Казначее: «таканием услаждшися от Гурия и надежен на подручных, яко по забралом ходя высоко, радовашеся, и ждый в конец вещь злу произвести». ¹⁰³ В число подручных Казначея конечно нельзя поместить осадного Воеводу, и слово ждый в единственном числе не показывает, чтоб вместе с Казначеем и Воевода ждал в конец вещь [124] злу произвести. – В безыменном доносе сочинитель или сочинители говорят: «а как воры сперва пришли под монастырь, и на первой вылазке казначей отпустил к вору монастырьского детину Оську Селевина, с своими воровскими грамотами, что он монастырем промышляет, хочет сдати, а та Королева, с тем же детиною, свое воровские грамоты, что промышляет с казначеем за один». ¹⁰⁴ Здесь также ни слова об участии Голохвастова в измене Казначея и в намерении сего последнего сдать монастырь врагам. Нет причины думать, чтоб доноситель более пощадил второго Воеводу, нежели Королеву Марию, если бы имел хотя малейший повод возвести на него такое обвинение. Тем паче, что и в безыменном доносе и в письме К. Долгорукова к Палицыну, писанном в Июле, и по содержанию совершенно сходном с доносом, заключаются два обвинения против Голохвастова: одно в намерении отнять ключи у Долгорукова, другое в непринятии участия в пытке Казначея. Сверх того Князь Долгоруков в обоих письмах к Палицыну пишет: «а про Алексея в осаде, ведают многие люди, что Алексей дела не делает, только ссору чинит». В другом: „да пожалуй, Государь Аврамей Иванович, чтоб тебе Государю известити тайно, что здесь, в осаде, ссору делает великую Олексей Голохвастов». Где же во всём этом хотя малейший намек врагов Голохвастова на то, чтоб он участвовал в намерении изменить?

Как же объясняет всё это Антикритик? – Относя второе письмо Долгорукова Палицыну к концу Марта, т.е. к тому времени, когда оба Воеводы (от 29-го Марта) совокупно доносят Царю, без всякой жалобы старшего на второго, что «в монастыре, Марта по 29 [125] день, дал Бог здорово» он говорит: «в том же письме Долгорукий просит Аврамия известити Государя (тайно) что здесь в осаде ссору делает великую Алексей Голохвастов, – чтобы Государь пожаловал, по просухе, прислал сюда верных человек сто, и про него бы велел сыскати, и велел бы его пожаловати, к Москве взяти». Вот на это и объяснение Антикритика:

«Воевода Окольничий, не имея причин подыскиваться под простым дворянином, находит невозможным для себя и вредным для монастыря, – долее терпеть здесь Голохвастова; – просит: сделав разыскание, удалить его отселе и препроводить в Москву с конвоем» ¹⁰⁵

Что Кн. Долгоруков не имел причин подыскиваться под Голохвастова, это сказано без всяких исторических доказательств и без всякого основания, хотя сказано утвердительно, как бы тоном очевидца, нельзя сказать современника, потому что этот тон презрения не принадлежит XVII веку. Он времен позднейших, так же как и изобретение конвоя. Кн. Долгоруков был точно Окольничий, но сам Антикритик в той же статье на стр. 413 изъявлял догадку, что сан сей был унижен в нём, потому что дан ему Расстригою. Голохвастов в отношении к нему был не простым дворянином, каких по записи, приводимой Антикритиком на стр. 414, было более тридцати человек, но товарищем. Здесь заметить должно, что название дворянин, даже с строчной литерою д и прилагательным простой, которые придал ему Антикритик, не могло в XVII столетии (так же как не может в XIX) служить, ни прямо, ни косвенно, средством укоризны и унижения. Тогда оно означало чин , который [126] давался Государским указом, на лицо, а не потомственно, а ныне оно означает то сословие в Государстве, которое Венценосный сподвижник его, по праву ценитель его заслуг, из его же среды ведущий Царственный род Свой, в благочестивом излиянии чувств Своих после знаменитой войны, назвал «верною и крепкою оградою Престола, умом и душою народа». ¹⁰⁶ Посмотрим теперь возможность конвоя, с которым К. Долгоруков хотел будто бы препроводить товарища своего в Москву. Антикритик в тех же возражениях на стр. 417 говорил, что «во время осады прерваны были всякие сношения с Лаврою даже и для военных людей», и что в журнале Сапеги замечено, когда были захвачены и семь человек, пробиравшихся в монастырь. На это я заметил, что Казачий Голова Сухан Останков прошел в половине Февраля, потеряв из 86 человек, с ним бывших, только четверых. Обратимся к современному повествованию Палицына, чтоб составить себе более подробное об этом понятие. Вот как он это рассказывает: «и по малых днех посланнии от Царя Василия проидоша сквозь Литовские полки, прежереченный атаман Сухан с товарищи и с слугами Троицкими, покровен молитвами чудотворца, и ничимже вредими от противных, здрави во обитель чудотворца пришедше ¹⁰⁷, токмо четырех человек казаков его ухватиша. Лисовской же повеле их казнити против Троицкого Сергия монастыря. Воеводы же Князь Григорей да Алексей против тех четырех казаков повелеша вывести Литовских полоняников, и казнити на горе старой токарни над врагом 42 человека, а казаков против Лисовского табор у верхнева [127] пруда на взгорке 19 человек. Сего же ради Литва и казаки Лисовского хотеша убити и избави его от смерти Сапега. О сем же злии ратоборцы злейше наостряют оружие, и злейши тем разъяряющеся сердца, и нощь тем яко день бываше, и друг друга возбужаху, и стрежаху толико крепце, яко никакоже проползти сквозе их возможно, и боязнь их велика обдержаше о приходе Суханове, и стрежаху друг друга держащеся, дабы никакова вестника ни от града ни во града, не пропусти». ¹⁰⁸

Спрашиваем теперь: в этой жестокой мести Голохвастов вместе с Долгоруковым так ли поступил как преданный Полякам, которого через месяц после того хотели отправлять в Москву с конвоем? – И к чему бы послужил этот конвой, изо ста человек, сквозь десятки тысяч Поляков? К тому ли, чтоб дорогой не передался к Полякам, или не был ими отбит у конвойных Воевода, который при каждой вылазке имел удобный случай перейти к врагам? Что думать о мнимой партии Голохвастова в монастыре, когда ста человек довольно было, чтоб эта партия его не могла защитить? Очень понятно, что К. Долгоруков получив, после многих просьб о подкреплении, присланных с Останковым 86 человек, просил еще ста человек, но не для того, чтоб тотчас их отправить обратно в конвой. Поэтому не льзя ли в расстановке слов Долгорукова о присылке этих ста человек, также видеть манеру писца, как видит ее Антикритик в раболепных приветствиях Воеводы Окольничего монаху Палицыну? ¹⁰⁹ [128]

Другое обвинение против Голохвастова состоит в том, будто бы он 24-го Июня, за четыре дни до большего приступа, посылал монаха Ржевитина внушать слугам и крестьянам монастырским, что «нам от Князя Григорья, в осаде сидя, всем погинути, чтобы нам над Князем Григорьем чем промыслити, и ключи бы у него городовые отняти». ¹¹⁰ Это сказывал К. Долгорукову монастырский слуга. Голохвастов отрекся от возводимого на него, равно и монах Ржевитин перед дворяны. Но дьячок и монастырский слуга повторили донос К. Долгорукову. – Почему в деле такой важности как Государственная измена, дать более веры дьячку и слуге, нежели монаху и Воеводе, которому Царь вверил защиту Лавры? – Все эти заочные пересказы не такие ли действия, которые ныне как будто облагорожены полуфранцузским названием интриги, а прежде назывались русским словом сплетни? – Нам неизвестно никакого исторического доказательства, которое бы обвиняло Голохвастова; напротив мы видели, что в Дворянском списке 1616 года он показан в числе наличных Дворян Московских, которые служат в начальных людех. О Князе Долгоруком – Роще мы знаем из истории , что он был обратившийся изменник, что чрез два года после Троицкой осады , в 1612 году он, бывши воеводою в Вологде, писался ниже другого Воеводы Стольника, что он погубил город и заплатил жизнью за свою оплошность и нетрезвость. ¹¹¹ Палицын рассказывает, что он подосланного врагами трубача Мартьяша «яко родителя своего почиташе, и во единой храмине почиваше с ним, и ризами светлыми одеян бысть, и [129] не бе слышати о нём слова лукава, и мнози правдодеяния его ради стыдяхуся его; и всяко не добро творимое о промысле ратном извещаше Князю, и аки зело скорбя лицемерствоваше: и уже начат Князь и нощию посылати его досматривати стражбы и никогда же солга воеводе ни в чем». ¹¹² – Какое же из этого можно вывести заключение о том и другом Воеводе? – Антикритик, за неимением исторических доказательств против Голохвастова, обращается к тому роду условного силлогизма, называемому Дилеммою, о котором Хр. Баумейстер в своей Логике говорит: «Дилемма называется силлогизмом обоюдным или рогатым (cornutus), также силлогизмом крокодиловым (crocodilinus). Для чего так называется, причину смотри в Валхиевом лексиконе, стр. 516». ¹¹³ Антикритик рассуждает так: Голохвастов или опасался измены Долгорукого, или сам замышлял сдать монастырь, чтобы от продолжительности осады (сидя в осаде) тем не погибнуть. Первого не видно, остается предполагать последнее». Далее он толкует слова Долгорукова: «а к Государю о том посямест не пишу» следующие за рассказом о пытке, относящимися к Голохвастову: «об нём, по недостаточности улик и не доносит еще Долгорукий». ¹¹⁴

Антикритик продолжает: «не известно и то, как прекратились смуты между Долгоруким и Голохвастовым. Только Аврамий пишет, что обличителем Иосифа был Иеродиакон Гурий, что Казначей с пытки открыл своих сообщников, именно слугу Селевина, бежавшего к Сапеге еще в начале осады, и четырех [130] крестьян, в след за ним пересланных; что уже назначен был (кем?) день сдачи монастыря. Вместе «Аврамий пишет, что Голохвастов был потаковником лукавству Казначея». ¹¹⁵ Действительно вместе пишет, и в этом-то запуталась неграмотность одного из наших историков, который составил целую басню об измене Голохвастова; «сей хотя до сего довольно смелости и усердия показывал, но не было в нём сей твердости духа, основанного на нравственных правилах, которая бы могла и видимой опасности без колебания сопротивляться. Сей, видя великое число неприятельских войск и упрямое их стояние вокруг монастыря, отчаялся всякого спасения, а сим движением быв возбужден охотно ко призываемой измене согласился» и пр. ¹¹⁶

Окончательный результат на счет Голохвастова Аитикритик выводит следующий: «что Голохвастов участвовал в замысле Иосифа, это осталось нераскрытым. Казначей его не оговорил. Другого обыска или исследования, как хотелось Долгорукому, не было. Но «Аврамий по тем обстоятельствам, какие Долгорукий излагает во втором письме, справедливо мог назвать Голохвастова потаковником лукавству Иосифу».

В печатном и некоторых рукописных экземплярах стоит потаковником, в других покровителем, нигде нет соучастником. В описании Кошихина мы видим, что при пытке палачам дела было много, но за какое именно дело мог или должен был приняться Воевода, мы не знаем. Следовательно, по понятиям не только XIX, но и XVII века, не можем [131] утвердительно сказать что справедливо мог назвать потаковником, потому что «у пытки, пришед, за дело ни за какое не принялся». – Если же потому, что хотел не допустить Кн. Долгорукова пытать Казначея и говорил осадным крестьянам: «покажите де милость, не подайте Казначея Князю Григорью, а яз де и вас не подам; а подадите вы Казначея Князю Григорью, и нам де всем будет погинуть» то должно вспомнить, что вслед за этими словами в том же безыменном доносе от лица священников и братии Лавры пишется Царю: «да мы же, Государь, богомолцы твои Государевы, преже сего писали к тебе Государю на твоего Государева изменника, а на Олексеева советника, на казначея Иосифа Девочкина, его воровское умышление; и за то на нас, богомолцов твоих, архимарит и соборные старцы положили ненависть, и морят нас всякими нужами, гладом и жажею, с тех мест и посямест почали нас кормить овсяником, и пьем в трапезе и по кельям воду по вся дни» и пр. – Рассуждать об этом обвинении, как видно, не входило в план Антикритика. Он объясняет это обстоятельство весьма осторожно, впрочем совсем неудовлетворительно, следующими немногими словами: «поверять справедливость жалобы доносителей на обращение с ними властей нам нечем». – Подобные затруднения так не разрешаются. Должно, или отвергнуть справедливость всего доноса, или прямо признать, что и благочестивый Архимандрит Иоасаф и соборные старцы были также потаковники лукавству Казначея, но участие их в замысле Иосифа осталось не раскрытым.

В «Замечаниях» моих я старался доказать нелепость клеветы, которую мы находим в безыменном [132] доносе против вдовствующей Королевы Марии Владимировны. Антикритик возражает: «а что касается до обвинения Королевы в соучастии с Иосифом в измене: то, не принимая на себя решить вопрос об этом за недостатком данных, заметим только, что 1) Царица Александра, бывшая супруга Царевича Иоанна Иоанновича, получила жалованную грамоту от Самозванца 9-го Дек. 1608, 2) в Польской записке, напечатанной Г. Мухановым и без сомнения принадлежавшей к бумагам Сапеги, конечно не без намерения замечено в одном месте: „Васька, Ивана Батанина сын, что пошел в монастырь из села Датской Королевы Шарапова, в оном жил». В другом: «Василий Парский, Иван Харизея, слуги Датской Королевы, которые живут в Лозморое в Владимирском уезде». ¹¹⁷

Неизвестно, может ли грамота, данная Царице Александре, обвинить ее в измене, но конечно она не может служить доказательством против Королевы Марии. Что касается до Польской записки, то конечно она была писана Поляком; но чтобы принадлежала к бумагам Сапеги, этого не говорит и Г. Муханов, ее отыскавший. Впрочем, кем бы и с каким бы намерением она ни была писана, неужели можно, даже с величайшими натяжками, потому что какой-то Васька пошел в монастырь из Королевина села, что её слуги жили в каком то Лозморое, обременить память несчастной Королевы подозрением в гнусной измене и намерении сдать монастырь Полякам?

Если же при исторических розысканиях могут быть принимаемы вместо фактов догадки, то почему не допустить и следующую. Погребение в Троицкой [133] Лавре считалось почестью. Для этого Царь Василий Иванович торжественно перенес туда тела Годуновых. Для этого перевезен туда и прах Кн. Димитрия Тимофеевича Трубецкого, кончившего жизнь в Сибири. Королева Мария Владимировна, как мы видим из грамоты Бояр от 20-го Января 1612 ¹¹⁸, жила не у Троицы, а в Новодевичьем монастыре. Неужели бы смертные остатки её удостоились погребения в Лавре, если бы действительно она была не только уличена, но и подозреваема в намерении изменнически предать Св. обитель врагам?

Остается отвечать на вопрос Антикритика: «что же за тайна скрывается в судьбе Иосифа и в обвинениях против Голохвастова?» ¹¹⁹ Что тайна была – это мы видим из писем К. Долгорукова к Аврамию. Этого не отрицает и Антикритик когда говорит: «видно ссоры старцев и влияние Воеводы на подчиненных ему заставляли Долгорукова просить такой осторожности». ¹²⁰ Эго мы видим и из письма монаха Гурия Шишкина к Палицыну. – Но в чем состояла тайна – этого мы не знаем, и знать не будем, доколе оно не будет нам открыто новыми актами в роде тех, которые найдены в Швеции.

Почти в то же время как мои «Замечания» были напечатаны в № № 6 и 7 Москвитянина 1842 года, вышло в свет Историческое Описание Святотроицкие Сергиевы Лавры, без имени Автора, но почерпнутое из тех же неистощимых источников, которыми пользовался Антикритик, поместивший в № 12 Москвитянина того ж года «Возражения» против моих «Замечаний». [134] Книга по объему не обширная, всего десять листов крупной печати, но по содержанию своему в высочайшей степени важная и любопытная. При первом взгляде на ссылки и источники видно, что с стороны Автора не было недостатка ни в труде, ни в знании при разработке несметно богатого рудника, бывшего в его распоряжении. Но, вместе с тем, видно, что он как будто хотел более возбудить любопытство, нежели удовлетворить оное. Книга его есть драгоценный самородок золота, который нс заключает в себе всего богатства рудника, но дает понятие о неизмеримой его огромности. Она доказывает, что много еще скрывается в Архивах и хранилищах знаменитой обители драгоценных исторических сведений, доселе бывших недоступными Гражданским и даже Церковным историкам. Приведем несколько примеров.

Давно известна плачевная участь Царевича Иоанна, сына Грозного. Но любопытно видеть в Истор. Описании Лавры, что в монастырской вкладной книге записано под 6 Января 7091 (1583) как Царь, бывши в Лавре «призвал к себе Келаря старца Евстафия, да старца Варсонофия Якимова, да тут же духовник его стоял близко Архимандрит Феодосий: только трое их, и учал Государь Царь рыдати и плакати и молити о том Келарю старцу Евстафию и старцу Варсонофию Якимову втайне, а Архимандрита Ионы тута не призвал, чтоб его сыну Государю Царевичу Ивану учинили в особь поминание.... И о том поминанье, о Царевиче Иване, плакал и рыдал и умолял Царь и Государь, шесть поклонов в землю положил со слезами и рыданием». ¹²¹ История [135] торжественно обвиняет Иоанна в сыноубийстве. Отрадно по чувству человечества видеть его смиренно кающимся грешником. Драгоценна черта, дополняющая очерк характера столь колоссального в Истории, как Грозный.

Более двухсот лет говорят и пишут о Тушинском воре и селе Тушине, бывшем его лагерем и столицею. Теперь Тушино довольно красивая деревня, ведомства Мин. Государственных Имуществ, на реке Всходне, в 12 верстах от Москвы по Воскресенской дороге. Об этом замечательном месте Автор Истор. Описания Лавры сообщает нам следующее: «в 1570 году супруга Князя Петра Телятевского, в иночестве София, отдала в Троицкий Сергиев монастырь, на поминовение отца своего Феодора Тушина, и брата, родовое село свое Тушино, и в нём монастырь Преображенский на Всходне. Сей монастырь своим началом по крайней мере современный Пр. Сергию, не долго находился под управлением его преемников, став жертвою смут отечественных во время самозванцев». ¹²² Этим объясняются слова боярского сына Андрея Палицына при распросе в Тотьме «а послал нас на Тотьму пан Иван Заруцкой от Спаса с Тушина». ¹²³ Теперь от Преображенского монастыря остается близ Тушина небольшая каменная церковь Спаса, древней архитектуры, к коей трапеза и колокольня пристроены в позднейшие времена.

Г. Муханов, в изданных им в 1834 году подлинных свидетельствах о взаимных отношениях России и Польши, говорит: «Лисовский лишился жизни не в Комаринской волости и не в 1618 году, как [136] пишет Г. Берх (Царств. Царя Мих. Феодор. Ч. 1, стр. 108); но гораздо ранее, а именно в 1614 году, под Стародубом, он умер мгновенно от удара паралича. Так единогласно показывают все Польские Историки; в 1618 же году начальствовал над сим полком, сохранившим навсегда первоначальное свое название, некто Чаплиньский». ¹²⁴ Странная ошибка Г. Берха, в которую впрочем он вовлечен был Голиковым! ¹²⁵ Тот и другой могли найти в VIII части Никоновской летописи довольно верное известие о смерти Лисовского, которая будто бы последовала в Макарицкой (Комарицкой) волости. ¹²⁶ Странно, что и Польские историки не знают время смерти злодея, которого шайки приобрели себе такую кровавую известность от северных пределов России до берегов Рейна. Автор Историч. Описания Лавры оказывает важную услугу историкам Русским и Польским, приводя подлинные слова доселе неизвестной Грамоты Царя Михаила Феодоровича в Троицкую Лавру от 16-го Октября 7125 (1616), в которой Царь уведомляет с полученных им из Стародуба и Брянска донесений Воевод, что по показаниям пленных Литовских людей «и как будет от Стародуба двадцать восемь верст и Лисовскому учинилась смерть вскоре, спал с коня, и издох при них Сентября в 25-й день, на Чудотворцеву Сергиеву память». ¹²⁷

Во время осады Архимандрит в Лавре был Иоасаф, переведенный из Пафнутиева Боровского монастыря, где он был Игумном в 1592 году, как видно из Царской грамоты, напечатанной в Истории Росс. [137] Иерархии. ¹²⁸ Лицо замечательное по благочестию своему, один из тех подвижников, которыми по справедливости хвалиться может Православная Церковь. «Архимандрит же Иоасаф, яко же исперва начат, тако же и до сего времени печашеся о бедных и о нищих, и бе око слепым, и нога хромым, аще и не своима рукама и ногама, но всех всячески упокоевая, и без слез не могий взирати на плачущые, и скорбя с воздыхающими, и всяк просяй что, тщима рукама не отхождаше от него: оставшии же иноцы видяще ратных насилование, отца же Иоасафа к бедным и нищим попечение, и якож прежде о том роптаху нань, такожде и в то время и потом, и в лице тому пришедше сваряху: боголюбивая же душа прощения просяше от всех, и тихими словесы наказуя о всём благодарити Бога, и рече: лутче нам умрети, нежели престати сирот миловати, и не оставит нас великий Сергий гладом истаяти. Зрите вси слышащий колик скор заступник уповающим нань великий отец наш Сергий. И убо сей Иоасаф прост сый ни пророк, ни знаменоносец, но уповав верою и не посрамися, яко вдова она питавшая Фезвитянина, послуша бо того гласа, и не оскудеша малые пригорщи, и довлеша в три лета и месяц 6. Воистину убо праведницы и по смерти живи суть, якоже и днесь пред очию всех содеяся». ¹²⁹ Так описывает Иоасафа Аврамий Палицын, в 53 главе своего Сказания. Вот как о нём говорится в Церковной Истории Иннокентия: «Архимандрит Иоасаф, будучи вождем в духовных подвигах, в сие время являлся вождем в сражении и в вылазках; и до 15.000 затворившихся в монастыре [138] (в том числе были жены и дети) «сохранил от глада и смерти. Победа монастыря над Поляками тем славнее, что все почти Российские города были разорены или взяты; что Боровский и Колязинский монастыри хотели подобную держать осаду, но были побеждены и опустошены, а монахи в самых храмах побиты». ¹³⁰ Это описание не сходствует с тем, что говорит о себе сам Иоасаф в отписке Царю, найденной в Швеции и напечатанной в Актах Исторических. «И мы Государь, богомольцы твои, – говорит он, – за тебя Государя Царя и Великого Князя Василья Ивановича всеа Русии и за твою Государеву Царицу и Великую Княгиню Марью и за благоверную Царевну и Великую Княжну Анну, Бога молим беспрестани, о вашем Царьском многолетном здравии и о одоленьи на врагов и твоих Царьских изменников, и о твоем Царьском воинстве и о всём православном христианстве Бога молим беспрестани, и молебны у Живоначальные Троицы и у великих Чюдотворцов Сергия и Никона, по вся дни, после заутрени, и перед обеднею, и после вечерни, поем, и по кельям Бога молим». ¹³¹ Благочестивый Настоятель не выставляет себя ни Комендантом, ни Корпусным Командиром. Он воин Христов, его щит вера, оружие молитва. В молитве проводит он время в храмах, где одно ядро неприятельское сквозь окно алтаря ударяется в образ Архангела Михаила, другое сквозь железные двери пробивает образ Св. Чудотворца Николая, в этих храмах, где груды смрадных трупов, заживо сгнивших, ожидают христианского погребения от изнемогших священников. Не роскошной трапезою подкрепляет он силы свои. «И смирити нам себя болши [139] того не ведаем как» пишет он Царю, оправдываясь против сделанных на него доносов «а едим, Государь, мы с братьею в трапезе, с Филипова заговениа, сухари с хлебом, а колачей на братью с Чюдотворцовой памяти не бывало». ¹³² – Из-перед меня из-перед архимарита возми перед собя, а свое перед меня поставь», говорит он в простоте сердца недовольным слугам монастырским. ¹³³ Не на пышном ложе ищет он сна и отдыха. Где труд и подвиг его там и покой. Там кратковременный покой его, между церковию и олтарем, откуда Господь сил воззовет его к вечному покою праведных. Там, во время усыпления от трудов и немощи, приемлет он свыше обещание спасения. ¹³⁴ Обещание исполняется, обитель после шестнадцатимесячного облежания спасена, и вскоре после того в Лавре Архимандритом уже не Иоасаф, а Дионисий. Куда же и как выбыл Иоасаф? Что сталось с благочестивым старцем? Об этом ни слова не говорят ни Аврамий Палицын в Сказании своем, ни Автор жизнеописания Дионисиева, другой Келарь, Симон Азарьин, хотя первый писал через десять, а второй через сорок лет после осады. Что говорит об Иоасафе История Гражданская или Церковная? – Она молчит и этим молчанием как бы прилагает к смиренному праведнику сказанное Царем-Пророком о гордом нечестивце: мимо идох и се не бе, взысках места его и не обретеся. – И время и образ кончины Иоасафа, как видно, были неизвестны и самому Преосвященному Митрополиту Платону, который в своей Краткой Церковной Истории говорит: «по блаженной [140] кончине Архимандрита Иоасафа, вечной памяти достойного, преемник ему был Архимандрит Дионисий» и пр. ¹³⁵ Наконец, почти через два с половиною века, Автор Историч. Описания Лавры открыл, что в одном Лаврском Синодике записано об Архимандрите Иоасафе; «убит в Пафнутьеве 7119 г.» Автор весьма справедливо замечает, что год означен не точно, ибо действительно Пафнутьев монастырь взят и разорен Сапегою не в 7119 (1611), а в 7118 (1610) году. ¹³⁶ Это подтверждается указываемыми Автором Истор. Опис. Лавры местами из дневника Сапеги и Никоновской Летописи. В первом под 5 (15) Июля 1610 сказано: «Нападение на монастырь Св. Пафнутия. Войска убито 4000. Гусарская конница, сошедши с коней, содействовала к овладению монастырем, который разорен до основания. Воевода Михаил Волконский убит. Из пятидесяти чернецов осталось не более десяти человек». ¹³⁷ По связи происшествий в Никоновской Летописи видно также, что взятие Пафнутиева монастыря последовало после Клушинской битвы и прежде свержения Царя Василия. ¹³⁸ [141]

Хвала, честь и благодарность Автору, открывшему и сделавшему известными время, место и образа, кончины Иоасафа. Исполнивши долг своих предшественников, он оказал важнейшую услугу истории гражданской и церковной и самой Лавре. Но, как не подивиться равнодушию, более двух столетий спокойно оставлявшему в неизвестности, каким образом кончил поприще свое тот, кто удостоился быть Настоятелем Лавры в столь знаменитую для неё эпоху? Вместе с тем, на памятнике, воздвигнутом в Лавре, в виде Египетского обелиска, вышиною около пяти сажен, с Латинской надписью D. О. М. и четырьмя Русскими видно имя Иоасафа и его преемника в числе имен четырех великих мужей, из коих первый Св. Сергий, а последний Аврамий Палицын. Почесть, разделяемая с ними и патриотом – плебеем Кузмою Мининым, но не сподвижником сего последнего, потомком Князей Стародубских, героем Пожарским! Нет его имени на памятнике, и к сожалению нет на его могиле камня ¹³⁹, снятого не далее как во второй половине прошедшего столетия, и употребленного на церковное крыльцо. [142]

К любопытнейшим известиям Истор. Описания Лавры принадлежит и то, что доныне сохранилась опись, сделанная в 1642 году, т. е. через 32 года после осады, Окольничим (Князем) Волконским и Дворянином Паниным с двумя Дьяками и осмью подьячими, которые в продолжение двух лет описывали всё церковное имущество, деньги, запасы съестные и воинские, монастырских людей и пр. как в Троицком монастыре, так и в подведомственных ему. ¹⁴⁰ К этой описи принадлежат два сборника вкладных грамот и других актов на владение вотчинами, числом до 2375 бумаг. Собрание, драгоценное для истории не только Лавры, но и России.

О числе вотчин, бывших за Лаврою до учреждения штатов, и денежных её пожертвованиях в разные времена, известно было и прежде. Историческое Описание указывает на драгоценные потери иного рода, последовавшие, как видно, после описи 1642. К таковым должно отнести: два служебника на харатье, свертки на деревце, Чудотворца Сергия, Евангелие в десть, на бумаге, Исаковское Молчальниково, Псалтырь в полдесть, на бумаге, письмо Исаака Молчальника (ученика Пр. Сергия), Книга в десть, на бумаге, Библея письмянная, толста, дачи Варлаама Митрополита. ¹⁴¹

Другие утраты важны в смысле историческом , как напр. осадного или всполошного колокола, который висел на церкви Сошествия Св. Духа ¹⁴², золотой цепи, приклад Ливонского похода Царя Иоанна Васильевича, находившейся при образе Живоначальной Троицы, да сто двадцать золотых на серебряной проволоке ¹⁴³, [143] плаща, присланного от Царя Василия Ивановича к образу Св. Троицы по освобождении Лавры, на котором с одной стороны было вычеканено «7118 г. Государь Царь и Великий Князь Василий Иоаннович всея Руссии», а с другой : «Святые Жнвоначальные Троицы, как Бог освободил монастырь из осады от Литовских людей, молитвою Чудотворца Сергия». ¹⁴⁴ Любопытным дополнением к этим известиям было бы то, когда и куда подобные драгоценности выбыли из Лавры. – Известно, напр., что Указом Императора Петра I-го, 1722 г. Апреля 24, велено было взять «из Троицкого монастыря, как не бывшего в Московское разоренье за Поляки, старые монеты, каменья хорошие, которые, по старинному обычаю, не огранивали и сим подобное, и прислать в Синод, где лично разобрать, что гораздо старое и куриозное». ¹⁴⁵

Отдавая справедливость новому Историческому Описанию знаменитой Лавры, я должен однако же представить и замечания на некоторые выводы Автора, относящиеся особенно к осаде и временам к ней близким. Автор-Историк высказывает некоторые факты тоном решительным, как бы не допускающим и возможности сомнения, а между тем не представляет никаких доказательств на то, что он собственным своим авторитетом вносит в Историю как дознанную истину. С другой стороны «Возражения» против моих «Замечаний» и Истор. Описание извлечены из одних источников; любопытно сличить их результаты.

Антикритик Москвитянина обратил в насмешку сказанное мною о монахах, ополчавшихся вместе с ратными людьми. ¹⁴⁶ В другом месте, он выразился [144] так: «мы не знаем, каким образом поступило в монастырь войско для защиты сто от Поляков. Не был ли это заброшенный случаем войны отрывок той рати, которая выслана была Царем против Сапеги и Лисовского и была ими разбита между селом Воздвиженским и Рахманцами 22-го Сент. 1608». ¹⁴⁷ Далее: «напрасно также подвергается сомнению заключение Г. Бутурлина о числе защитников Лавры, извлеченное из ежедневного в ней расхода хлеба, тем, что у осажденных воинов были свои запасы». ¹⁴⁸ А.Г. Бутурлин говорит: «таким образом набралось в обители до 3000 вооруженных защитников». ¹⁴⁹

Вот как Автор Истор. Описания Лавры излагает эти три предмета. «Обитель Троицкая имела тогда более 300 человек братии (Аврамий Палицын, стр. 132, говорит, что во время цынготной болезни преставилось 297 старых братий); в числе их были такие, которые в мире служили Отечеству, на поле брани, и в настоящих обстоятельствах могли быть полезными для обители своим мужеством и искусством. Сверх того для защиты монастыря были присланы Царем Василием Иоанновичем, два Воеводы с отрядом войска, Князь Григорий Борисович Долгорукий-Роща и Алексей Иванович Голохвастов. Скудное число воинов дополняли слуги монастырские и жители окрестных селений. Число всех защитников монастыря простиралось только до 2.500». ¹⁵⁰ При этом Автор ссылается на всем известное Сказание Палицына. Не лучше ли бы было привести подлинником указываемую [145] Антикритиком, доселе бывшую неизвестною, современную Запись «о сидевших в осаде», сохранившуюся в одной из рукописей Лаврской библиотеки под названием «Книга о чудесах Сретения Чудотворного Образа Пресвятые Богородицы». ¹⁵¹ Не излишне бы было подвергнуть рассмотрению сказанное, вероятно не без основания, покойным Преосв. Митрополитом Платоном ¹⁵², и повторяемое в Церковной Истории Иннокентия ¹⁵³, что осажденных, с женами их и детьми, было в Лавре до 15.000 человек, кои все и со скотом их содержались от монастыря. Конечно, из этого нельзя извлечь никаких данных о числе защитников Лавры, но между заслугами её Отечеству не последнею было бы то, что такое множество людей находило в стенах её, не только защиту и безопасность от врагов, но и пропитание. – Здесь еще должно заметить, что Автор напрасно полагает (стр. 31. прим. 2.) даточных людей, монастырскими крестьянами. Они были не из одних монастырских крестьян. Мы читаем у Палицына (изд. 2. стр. 144) «от датошных людей двема Галцким казаком».

На стр. 89-й Автор говорит: «Впрочем от малого числа защитников Троицкого монастыря нельзя было ожидать чего-либо решительного даже и в первые месяцы осады». – Осажденные защищались, и при Божией помощи защита их была успешна. Чего еще от них было ожидать? – Стр. 90. «Царь, стоя против Тушинского Самозванца, мог только писать, чтобы верные города сносились с Троицким монастырем, и уведомляли его о своих движениях. – Это не согласно [146] с Царскими Грамотами, напечатанными во II Томе Актов Исторических, и опровергается словами самого Автора на следующей странице: «на вылазках захвачены в плен, 24-го Февраля, пан Миркушевский, а 8-го Марта пан Маковский. От сего дознались, что Русские войска под предводительством Шереметева очистили от врагов всю понизовскую землю; что из Вологды идет помощь к обители; что Князь Михаил Шуйский ведет рать к Москве». ¹⁵⁴

На стр. 91. «Недостойные воины, забыв страх Божий, предавались невоздержанию и другим бесчиниям: пользуясь трапезою монастырскою, они требовали еще себе урочного хлеба для продажи, и ссорились с трезвенными иноками, которые сами довольствуясь на трапезе только хлебом и водою, отказывали в удовлетворении их прихотей. Напрасны были увещания Архимандрита Иоасафа. Стрельцы жаловались на него Царю, что не дает им продовольствия, и отказывались выходить на вылазки». – В невоздержании и других бесчиниях Палицын обвиняет не одних недостойных воинов, говоря: «и того ради отчаяние многим внимашеся, в ров убо глубок впадоша вси от простых чади, даже и до священствующих». ¹⁵⁵ Без сомнения было много трезвенных иноков , но были и такие, которые в безыменном доносе писали Царю: «на нас, богомольцов твоих, Архимарит и соборные старцы положили ненависть, и морят нас всякими нужами, гладом, и жажею и пр.» ¹⁵⁶ – Из № 240 Актов Исторических, на который ссылается Автор, видно, что Царю жаловались не одни стрельцы, но и монастырские слуги. – [147] Если подвергать справедливому укору недостойных воинов и стрельцов, то почему избавлять от него монастырских слуг?

Стр. 92. «Вкралось во Святую обитель еще и новое опаснейшее зло, измена: один из слуг монастырских, Селевин, еще в начале осады передавшийся Полякам, чрез четырех поселян, имевших вход в монастырь, внес в него язву измены».

Где видно, чтобы четыре невегласа поселяне, которых по Сказанию Палицына, будто бы предпослал слуга Селевин, имели вход в монастырь, так чтобы внести в него измену? – Что думать об осаждавших, осажденных и властях монастырских, если бы переметчики могли, отшедши к Полякам, опять иметь вход в монастырь?

Антикритик Москвитянина, опровергая сказанное мною в защиту Воеводы Голохвастова и Королевы Марии Владимировны, из коих первого никто из современников не обвинил в измене, а последнюю обвинял только сочинитель безыменного доноса Царю, выразился так: «против показаний Девочкина мы не можем ничего сказать, потому что не имеем более исторических сведений об этом деле. Что Голохвастов участвовал в замысле Иосифа, это осталось не раскрытым. Казначей его не оговорил». ¹⁵⁷..... А что касается до обвинения Королевы в соучастии с Иосифом в измене: то не принимая на себя решить вопрос об этом за недостатком данных, заметим только» и пр. ¹⁵⁸ [148]

Автор Историч. Описания Лавры, не обинуясь, и как бы не допуская возможности сомнения, вносит в Историю следующие слова: «Язва измены наконец заразила даже Казначея Иосифа, одного из Воевод – Голохвастова, и коснулась Королевы Марфы». ¹⁵⁹

Мертвии срама не имут. Более двухсот лет прошло с тех пор как осадный Воевода и несчастная Королева Мария отдали отчет Царям земным в своих действиях, а Царю Небесному в сокровеннейших помышлениях. Я представил выше доказательства того, что суд Царей Василия и Михаила их не обвинил. Если же Автор Истор. Опис. хотел обратить в положительное против них обвинение то, чего нельзя принять поводом даже к основательному подозрению, то необходимо должен был представить доказательства.

Источники, им указанные, те же, которые мы имели случай разбирать, т.е. донос Царю от имени старцев, письмо Долгорукова к Аврамию, и письмо Царевны Ксении, которая не говорит ни слова ни о Воеводе Голохвастове, ни о Королеве Марии. – Она пишет только : «у нас в осаде шатость и измена великая». – Кто уполномочил нас относить эти слова к тому или другому лицу по произволу нашему? Кто решил, в каком смысле мы должны принять самое слово измена, когда мы видим, что Бояре приговорили к ссылке Князя Голицына за измену, тогда как дело шло не о тайных сношениях с неприятелем, а о том, что он на свадьбе Царя не хотел сесть ниже других Бояр?

На той же стр. 93, говоря о приступе 28-го Июня, Автор выражается так: «иноки Афанасий Ощерин, Паисий Литвин, Гурий Шишкин приняли начальство [149] над горстию оставшихся защитников; Долгорукий с сыном занял опасные места на стене». – Здесь оборот слов такой, как будто в приступ 28-го Июня три поименованные монаха командовали всей защитою осажденных, а Кн. Долгоруков с сыном занимал при этом второстепенное место. – В доносе Царю от имени старцев, единственном акте, откуда эти сведения могли быть почерпнуты, говорится, что с Иваном Ходыревым на Красных воротах был старец Афанасий Ощерин, с Сухим Останковым на стене Паисий Литвинов, а с Сотником Николаем Волжинским на городу Гурий Шишкин; но чтобы эти три монаха начальствовали, над оставшимися многими или немногими защитниками Лавры, этого нет. Почему, выставляя подвиги монахов, умалчивать о воинах, при коих они находились?

Стр. 96. «Архимандрит Иоасаф, старец, теплыми молитвами и попечительностью содействовавший спасению обители, утомленный бедами и опасностями, вскоре после окончания осады удалился в Пафнутиев монастырь, из которого взят был в Настоятели Лавры». – Какие доказательства на то, чтоб удаление Иоасафа было произвольное, как можно заключить из слов Автора?

Стр. 99. «Василий Иоаннович взял из обители еще до осады 18.355 руб., во время осады у Келаря Аврамия Палицына 1.900 руб. и даже после осады, по совету Думных Дьяков своих Григория Елизарова и Василия Янова, обрал у иноков и у мирян, бывших в осаде, последние остатки их достояния, а потом и из казны монастырской разные драгоценные вещи».

Неизвестно, на каком основании Автора, назвал дьяков Елизарова и Янова думными. Если согласиться с [150] Антикритиком Москвитянина в том, что Аврамию следовало принять во внимание благовидные побуждения Царя ¹⁶⁰ изложенные в некоторых рукописных экземплярах Сказания Палицына, то должно признать, что и Автору Истор. Описания следовало по крайней мере упомянуть об этих благовидных побуждениях. Вместо того, ссылаясь на печатный текст Палицына, он его представляет в совершенно новом, произвольном виде, удерживая из него только обвинение против двух дьяков в злом совете, и против Царя в обобрании последних остатков достояния иноков и мирян, бывших в осаде, между тем как из казны монастырской он будто бы взял только разные драгоценные вещи, что видимым образом несогласно с словами Палицына. – Здесь невольно представляется вопрос: неужели подробная опись, произведенная в Лавре, не более как через тридцать лет после осады, не дает никакого нового света относительно важного обвинения, которое более двух веков обременяет память несчастного Царя Василия?

Стр. 100. «В посольстве, отправленном в Польшу просить на престол Польского Королевича Владислава, вместе с другими духовными и светскими находился Троицкий Келарь Аврамий Палицын. Заметив коварство Поляков, он скоро (в Дек. 1610 г.) возвратился в Россию, испросив себе отпуск у самого Короля. Филарет, Митрополит Ростовский, первенствовавший в совете свиты посольской, негодовал на сей поступок Аврамия, но должен был переменить свои мысли, когда лучше усмотрел намерения старца. Аврамий начал тем, что сделал приношение обители на случай своей смерти, потом продолжал подвизаться с ревнителями блага отечественного». [151]

Это обстоятельство в ином виде представляется у Голикова во II Томе Дополн. к Деян. Петра Великого. В столь важном случае Автору Истор. Описания надлежало сказать, на каком основании он приводит совершенно новое известие, что Филарет, негодовавший на Аврамия, должен был переменить свои мысли. – Завещание на случай смерти в пользу обители шестой доли выти в пустой вотчине, (по оценке на 30 р.), которую едва ли он имел право завещать кому-либо иному, если присоединить к нему и прочее завещанное на 70 р., не составляет со стороны Палицына такой важной, государственной заслуги, которая бы в глазах Митрополита Филарета, томившегося девять лет в Польском заточении, могла быть в равновесии с самовольным отъездом Аврамия.

Стр. 103. «Из Нижнего Новгорода и окрестных городов действительно собрались уже силы к Ярославлю, подвигнутые Мининым, предводительствуемые Князем Пожарским. Архимандрит Дионисий и Келарь Аврамий, отвергнув предложение нового Самозванца Псковского, спешили соединить раздробленные силы верных сынов Отечества, побуждая Пожарского, как можно скорее, идти к Москве. Иноки одни за другими были посылаемы из обители в Ярославль, с убеждением и даже угрозами духовными: но Пожарский медлил. Наконец Келарь Аврамий (28-го Июля) сам отправился к медлительному Воеводе, и достиг своей цели. 14-го Августа Пожарский был уже в Лавре...

Пожарский медлительный Воевода! Стоит обратить внимание на такое обвинение, скажем мы словами Антикритика Москвитянина. ¹⁶¹ [152]

Называли Фабия cunctator, но не в том смысле, в каком здесь Русский Герой назван медлительным Воеводою, когда дело шло о спасении Отечества. На каком же основании Автор Истор. Описания Лавры решился наложить на доблестное чело спасителя России это позорное наименование? – На основании одного Сказания Палицына.

В 75 главе Аврамий сперва повествует о присяге, которую неволею принесли под Москвою войско и военачальники новому Самозванцу, Псковскому вору, которого грамоты в Лавре были отвергнуты. Кн. Трубецкой, узнав об этом, прислал в монастырь дворян Михайлу и Никиту Пушкиных ¹⁶², с просьбою, чтоб от обители писали в Ярославль к Кн. Пожарскому о немедленном шествии под Москву. Архимандрит и Келарь вскоре послали в Ярославль двух старцев Макария Куровского и Лариона Бровцына. «Князь же Дмитрей писание от обители в презрение положи, пребысть в Ярославле многое время». Дионисий и Аврамий опять послали к нему старцев Серапиона Воейкова и Афанасья Ощерина, «ово пишуще ему с молением, ово же и с запрещением»... «Князь же Дмитрей Михайлович старцов ко обители отпустив, сам же косно и медленно о шествии промышляше некоих ради междоусобных смутных словес: «в Ярославле же стояше, и войско учреждающе ¹⁶³; под Москвою же вси от глада изнемогающе»... «Видев же Троицкой келарь Аврамей действо диаволе, и между воевод вражду, и яко того ради православному [153] Христианству бывает конечная погибель, и советовавше со Архимандритом Дионисием, и с соборными старцы, и певше молебная, взем благословение от Архимандрита и от братии, пути емлется, пойде в Ярославль Июля в 28 день, и о сем моляся Богу, да труд пути его не бесплоден будет. И пришедшу ему во град Ярославль, видя мятежников и ласкателей и трапезолюбителей, а не Боголюбцов, и воздвижущих гнев велик и свар между воевод, и во всём воинстве: сия вся рассмотрев старец, и Князя Дмитрея, и Козму Минина, и всё воинство довольно поучив от Божественных писаний, и много молив их поспешити под царствующий град Москву, и к тому таковым мятежником не внимати. Князь же Дмитрей Михайловть и Козма Минин, и всё воинство послушавше моление старца, и послаша прежде себя к Москве воевод, брата своего Князя Дмитрея Петровича Пожарского-Лопату, да Михайла Дмитреевича Самсонова, а с ним дворян и детей боярских, и стрельцов и казаков, и всяких служивых людей множество»... ...Потом же и сам Князь Дмитрей Михайлович, и Козма Минин поидоша под царствующий град Москву... ...Егда прииде Князь Дмитрей Михайлович к Троицы в Сергиев монастырь с достальными людьми Августа в 14 день, и восхоте стояти во обители: а боярин и воевода Князь Дмитрей Тимофеевич Трубецкой пишет непрестанно из под Москвы в Троицкой Сергиев монастырь ко Архимандриту и келарю, и к соборным старцем, что казаки все из под Москвы для великие скудости хотят идти прочь: а к Литовским людем в Москву идет Гетман Хоткеевич на проход со многими людьми, и с запасы, и Князю Дмитрею Михайловичу к Москве поспешити, и Литовских бы людей в Москву с запасы не пропустити, и Архимандрит [154] Дионисей и келарь старец Аврамей много ,о сем моляху Князя Дмитрея, и всё войско: в них же бысть много разнствия и нестроение велико. Овии хотяху под Москву идти, инии же не хотяху, глаголюще: «Князя Дмитрея манят под Москву казаки, хотят его убити, как и Прокофья Ляпунова убиша. Келарь же много прещаше им, и Князю Дмитрею глаголаше: помни, Княже, Господне слово во Евангелии реченное: Не убойтеся от убивающих тело, души же не могущих коснутися, но аще что случится, и постраждеши, то мученик будеши Господеви. Многа же и ина глагола ему от Божественных писаний, яко умилитися ему, и оставив вся своя размышления, страх ни во что же вменив, но всё упование возложив на всесильного в Троицы славимого Бога, и на великих чудотворцев Сергия и Никона, и певше молебная, пойде из обители живоначальные Троицы со всеми людьми под царствующий град Москву...»

Нельзя, кажется, не согласиться в том, что этот рассказ может служить панегириком Палицыну, а не К. Пожарскому, который представляется во власти мятежников и трапезолюбителей, боящимся смерти, доколе поученный Келарем, страх ни во что вменил. – Основательной причины, почему он оставался в Ярославле, никакой не видно. И если принять этот рассказ за истину, то должно согласиться с следующими словами Истории Рос. Иерархии: «имена Сергиевских Архимандритов Иоасафа и Дионисия и Келаря Авраамия Палицына, возбудивших тогда всеобщий патриотизм в сынах России, должны иметь первое место пред именами Мининых и Пожарских, которых Россия без них тогда может быть и не видала бы». ¹⁶⁴ [155]

Но разве нет других об этом повествований, разве нет современных актов и грамот самого Пожарского? Или мы должны, презрев все другие известия, дать безусловную веру одному Палицыну, по дознанной непогрешительности его Сказания?

Так называемый Новый летописец, составляющий VIII часть Никоновской летописи, писанный современником, представляет нам весь поход К. Пожарского под Москву совсем в ином виде. Там мы узнаем, что в Марте 1611 при разорении Москвы Поляками «с ними бился у Веденского острожку и не пропустил их за каменной город прежереченной князь Дмитрей Михайлович Пожарской черес весь день, и многое время тое страны не дал жечь, и изнемогши от великих ран паде на землю, и взем ево повезоша из города вон к живоначальной Троице в Сергиев монастырь...» (стр. 158). Далее рассказывается, как во всех городах скорбели «а помочи нихто не можаше содеяти» (стр. 174) и в Нижнем Новгороде начали думать о подании помощи Москве. Первый Козма Минин вызвал всех на пожертвование имуществом «ино не пожелеть и дворы свои продавать и жены и дети закладывать и бити челом хто бы вступился за истинную православную веру, и был бы у нас началником. Нижегородцем же всем ево слово любо бысть, и здумаша послати бити челом к столнику ко князю Дмитрею Михайловичю.... в то время бывшу у себя в вотчине лежащу от ран, от нижнево 120 поприщ»....

По приезде Кн. Пожарского в Нижний, он нашел там недостаток в казне и писал о пособии в поморские и понизовые города. Между тем, к нему стали собираться ратные люди из всех городов, первые Коломничи, Рязанцы, потом из Украинских городов. [156] Посланный же от него в Казань с прошением помощи Иван Биркин ему изменил. Из Ярославля пришло известие, что Заруцкий прислал туда многих Козаков, и что туда же идет Просовецкий с войском, дабы, захвативши Ярославль и все поморские города, не дать соединиться Нижегородской рати с Ярославцами. По этому известию послан был наспех в Ярославль Князь Дмитрий Лопата-Пожарский с ратными людьми. (Стр. 178) «В Нижнем же князь Дмитрей и Кузма ис Казани ждаху ратных людей много время и не дождашася, и положиша упование на бога поидоша со всеми людми к Ерославлю». Они шли на Балахну, Юрьевец-Поволский и Решму, где получили от Кн. Трубецкого и Заруцкого уведомление о их присяге Псковскому вору и о новой присяге, чтобы быть всем за едино. Из Решмы, чрез Кинешму и Кострому Кн. Пожарский и Минин пришли в Ярославль. – (Стр. 180) «Ярославцы же их прияша с великою честию и принесоша дары многие; они же не взяша у них ничево, и быв в Ярославле и начата промышляти, како бы им идти под Московское государство на очищение; к ним же начаша из городов приезжати многие ратные люди и посадцкие люди привозити на помочь денежную казну, и хотяху идти под Москву вскоре. Поход же их замешкася, придеже в те поры многая рать Черкасы, и пришед сташа в Онтонове монастыре, а казаки стояху на Угличе, Василей Толстой прииде испод Москвы с казаками и ста в Пошехоне, и многие пакости делаша уездом, многих дворян побил, а от Новагорода же оберегахуся, что придоша Немцы п сташа на Тихвине. Князь Дмитрей же Михайлович и Кузма начаша думати со всею ратью и со властьми и с посадцкими людми, како бы земскому [157] делу было прибылнее, и здумаша в великий Новгород послати послов, а на Черкасы и на казаков послати рать».

Здесь мы видим причины пребывания Кн. Пожарского в Ярославле кроме трапезолюбия. Далее повествуется о послах в Новгород, о рассылке отрядов против Черкесов и Козаков, о присланных из-под Москвы от Заруцкого с поручением убить К. Пожарского двух козаках Обреске и Стеньке, из коих последний, намереваясь в тесноте ударить ножом в живот Князя, вместо его ранил козака по имени Романа, и быв взят народом, с пытки назвал всех своих товарищей, которые после пред всей ратью повинились. (Стр. 86) «и их отпустиша, князь Дмитрей же не дал убить их». – Должно заметить, что с стороны К. Пожарского и Минина видно особенное старание привлечь к себе любовь и доверенность, дело тем более разумное, что Пожарский был призван Нижегородцами принять начальство над ратью, которой не существовало, и что войско, приведенное им в Ярославль и под Москву, было большею частью собрано из охотников, добровольно к нему пристававших. Не это ли обхождение с воинами подало повод к упрекам в трапезолюбии? – Противным образом поступали, как видно, К. Трубецкой и Заруцкий. В той же летописи мы видим, что от них присланы были в Ярославль дворяне и козаки звать военачальников в Москву по случаю приближения Гетмана Хоткевича, (стр. 186) «Князь Дмитрей же Михайлович и Кузма даде им жалование земское довольное и отпусти их назад, а сами начата ,подыматися на скоре», и отправили наспех сперва Воеводу Дмитриева и Федора Левашова, потом Князя Дмитрия Петровича Лопату-Пожарского с повелением стать [158] первым у Петровских, а второму у Тверских ворот. – Ратные люди пришедшие под Москву к К. Трубецкому из Украинских городов, прислали от себя депутатов к Пожарскому и Минину. (Стр. 187) «Они же приидоша в Ярославль, и увидеша милость божию и строение ратным людем, и помянуша свое утеснение от казаков и плакаша много... князь Дмитрей же и все ратные люди видя их бедность такоже плакаша, и даша им жалованье денег и сукон, и отпустиша их вскоре, и приказаху к ратным людем, что идут наспех...» (Стр. 188) «Князь Дмитрей же Михайлович с товарыщи и со всею ратью прося у бога милости, и пев молебны у всемилостивого Спаса и у Ярославских чюдотворцов, и взя благословение у митрополита Ростовского Кирила и у всех властей, поиде из Ярославля на очищенье Московского государства, и отшед от Ярославля семь поприщ и ночеваша. Рать же приказа всю князь Ивану Ондреевичю Хованскому да Кузме Минину, и отпусти их прямо к Ростову, а в городы послал зборщиков, велел всех ратных достальных людей забивати в полки, а сам не с великими людми пошел в Суздаль помолитца ко всемилостивому спасу и чюдотворцу Еуфимию, и у родительских гробов проститца. Из Суздаля же пошол к Ростову и соиде всю рать в Ростове. Из городов же многие люди придоша в ростов, и из Ростова пришед посла на Бело езеро воеводу Григорья „Обрасцова с ратными людми, почая приходу Немецких людей... Придоша испод Москвы в Ростов ко князю Дмитрею Михайловичю атаманы и казаки ото всего войска Кручина Внуков с товарыщи, чтоб шли под Москву не мешкая. А приидоша не для того, придоша же для розведания, [159] нет ли какова умышления над ними, чаяху на себя по своему воровству какое умышление. Князь Дмитрей же и Кузма их пожаловали денгами и сукном, и отпустиша их опять под Москву, а сам поиде из Ростова, и прииде в Переславль. Князь Дмитрей же Михайлович Пожарской и Кузма да с ними вся рать поидоша ис Переславля к живоначальной Троице, и приидоша к Троице, власти же ево и воеводы встретиша се великою честию, и сташа у Троицы меж монастыря и слободы Клемяньтьевской, а к Москве же не пошол для того, чтобы укрепитися с казаками, чтобы друг на друга никакова бы зла не умышляли. Придоша же испод Москвы в троицкой монастырь дворяне и казаки, и возвестиша князю Дмитрею, что етман Хаткеев вскоре будет под Москву; князь Дмитрею же не до уговору бысть с казаками, и посла наскоро перед собою воеводу князь Василья Ивановича Туренина, и повел ему стати у Чертольских ворот, он же шед тако и сотвори. Сам же Князь Дмитрей и Кузма и все ратные люди, того же дни после отпуску Князь Василья Туренина пеша молебны у живоначальной Троицы и у преподобных чюдотворцов Сергия и Никона, и взяша благословению у архимарита Деонисия и у всее братьи, и поиде с монастыря». Далее рассказывается о провожании войска Архимандритом с собором и о внезапной перемене ветра, внушившей Боголюбивым воинам надежду в успехе. Этот рассказ совершенно согласен с тем, который мы читаем в печатном житии Св. Дионисия, как сообщенный автору оного самим Кн. Пожарским.

Посмотрим теперь, как сам К. Пожарский говорил о причинах продолжительного пребывания его в Ярославле. Вот его слова в Грамоте в Путивль, напечатанной [160] в древней Рос. Вивлиоф. изд. 2, Ч. XV, стр. 180, и в Собрании Государ. Грам. и Договоров Ч. II. стр. 593. «...И в Нижнем Новегороде гости и посадские люди и выборный человек Косма Минин ревнуя пользе, не пощадя своего имения, учали ратных людей сподоблять денежным жалованьем и присылали по меня Князя Дмитрия из Нижнего многажды, чтоб мне ехати в Нижний для земского совета; и я, по их прошению, приехал к ним в Нижний, и учали ко мне в Нижний приезжати бояре, и воеводы, и стольники, и стряпчие, и дворяне большие, и дворяне и дети боярские, Вязмичи, Дорогобужане и Смоляне и иных разных городов... и собрався аз Князь Дмитрий со всеми ратными людьми, пришел в Ярославль, из Ярославля хотели со всеми людьми идти под Москву... Мы же видя злое начинание Ивана Заруцкого и атаманов и Козаков, под Москву не пошли, а послали по городом воевод с ратными людьми: в Володимер, в Суждаль, в Переславль, в Ростов, на Устюжну Железнопольскую, в Кашин, на Углич, в Тферь, ко Троице в Сергиев монастырь , в Касимов и в иные городы, а на гетмана Хоткевича и на Польских и на Лисовских людей и на Черкас послали стольников и воевод Князя Дмитрия Мамстрюковича Черкасского с товарищи, а с ними столников и стряпчих и дворян больших и дворян и детей боярских Смолнян и иных многих городов и стрельцов многих с огненным боем, да Казанского Государства Князей и мурз и Татар...»

Акты, напечатанные в Собр. Государ. Грам. и Дог. Ч. III. стр. 67 и в Томе II Актов собран. Археогр. Экспедициею, под № 210 , доказывают, что Кн. [161] Пожарский во время пребывания своего во Ярославле принимал Императорского Посланника Иосифа Грегориа, возвращавшегося из Персии, и входил с ним в переговоры по сделанному Грегорием предложению, чтоб Русские просили у Императора Рудольфа брата его Максимилиана себе в Цари. Там же принимал он посольство от Новогородцев, убеждавших его и других Воевод, с ним бывших, к принятию Государем Шведского Королевича Карла Филиппа. Слова посланных: «и чаем подлинно, что он пришел на Иван день в Выбор, или кончае на Петров день будет» ¹⁶⁵, показывают, что они были в Ярославле между 24 и 29 Июня.

Из этого мы видим: 1) что К. Пожарский, еще лечившийся от тяжких ран, прибыл по просьбе Нижегородцев для принятия начальства над войском, которого не было в собрании, и потому должен был заботиться о сборе и ратных людей и денег для устройства и содержания войска. 2) Не смотря на это важное затруднение он благовремению пришел в Ярославль, для предупреждения замыслов Заруцкого и Просовецкого, хотевших воспрепятствовать соединению Нижегородской рати с Ярославлем и поморскими городами 3) Во время пребывания в Ярославле, старанием К. Пожарского и Минина, щедростью их и хорошим обхождением с воинами войско их беспрестанно умножалось, но вместе с тем от него отделялись отряды, которые Военачальники должны были посылать в разные города, дабы держать в страхе Черкесов и Козаков, и обезопасить себя от Шведов. 4) Покушение козака Стеньки на жизнь К. Пожарского показывает, что опасность [162] для него была действительная, а не только существовала в трусливом воображении. 5) Поступки Кн. Пожарского в отношении Императорского Посланника и присланных от Новогородцев, желавших иметь Царем Шведского Принца, показывают, что он, будучи опытным и благодушным Военачальником, вместе действовал как мудрый Дипломат, искусно подавая и Немцам и Шведам темные надежды, которые удержали их от враждебных действий против России, и от вспомоществования её врагам. 6) Кн. Пожарский, постепенно посылая к Москве перед собою разные отряды, сам благовременно пришел туда 20-го Августа ¹⁶⁶, между тем как Гетман Хоткевич был еще в Вязёме ¹⁶⁷, откуда выступил 21-го Августа.

Все эти события, при которых поименованы действовавшие лица, и означены места, не могут быть вымышленные. От чего же у Палицына нет об них ни слова? От чего, с другой стороны, мы нигде не находим следов того, что поход Кн. Пожарского из Ярославля к Троице и от Троицы в Москву, решен был Аврамием Палицыным, который довольно поучив Кн. Пожарского, Минина и всё войско, превозмог и размышления их и ложный страх?

В Собрании Государ. Грамот и Договоров, в Актах собранных Археогр. Экспедициею и в Актах Исторических, мы находим несколько грамот Кн. Пожарского во время похода его из Нижнего в Москву. Из писанных им из Ярославля , самая ранняя от [163] 7 Апреля ¹⁶⁸, позднейшая от 4 Июля 1612. ¹⁶⁹ В Собр. Гос. Грам. и Дог. Часть II, на стр. 599, находим мы грамоту Кн. Пожарского к Казанскому Митрополиту Ефрему, прежде напечатанную в Древ. Рос. Вивлиоф. изд. 2, Ч. ХV. стр. 177. В конце её мы читаем: «писана на стану, на Шенуцком яму, лета 7120 (1612) Юлия в 29 день».

Какое же это место где стоял станом (лагерем), и откуда писал Кн. Пожарский 29 Июля, т.е. на другой день отъезда Палицына из Лавры?

По самым тщательным разысканиям в Ярославской Губернии Шенуцкого яма не отыскалось, а был Шепуцкий или Шепецкий ям.

Всякий, кто со вниманием читал Царскую окружную Грамоту 1619 Июля 3-го ¹⁷⁰, о возведении на Патриарший престол Филарета Никитича и о соборном постановлении касательно новой переписи городов по случаю бывшего разорения, постановлении, ознаменовавшем начало мудрого участия Филарета в государственном правлении, – всякий, кто знает, что такое писцовые книги, служившие основанием вотчинного владения в России до Генерального межевания, повеленного Императрицею Екатериною II, согласится в том, что не только ям, но и всякое место, бывшее жилым в 1612 году, не могло не быть означено в писцовых книгах.

По справке в Московском Вотчинном Архиве оказывается следующее :

В списке с Ростовских писцовых и межевых книг письма и меры Князь Андрея Звенигородского да [164] дьяка Михаила Бухарова 7137 (1629), 7138 (1630), 7139 (1631) годов, в Холмецком стану в поместьях написано:

„За Немчином за Ортемьем Ортемьевым сыном Мустом слобода, что был Шепецкой ям, без жеребья, на речке Шопше, пашни паханые пашут наездом наемщики, середние земли двадцать четвертей в поле а в дву по тому ж, сена по речке двадцать три копны».

В переписных книгах Ростовского ж уезда 7186 (1678) года, в Холмецком стану в поместьях написано:

«За Леонтьем Артемьевым сыном Отмостовым в селе Шепецком яму двор помещиков да крестьян (следуют имена)».

«За Павлом Кириковым сыном Бардаковым в селе Шепецком яму крестьян (следуют имена)».

«За Семеном Афанасьевым сыном Бардаковым в селе Шепецком яму крестьян (следуют имена)».

По планам Генерального межевания, 1777 года Июня 1-го и 21-го.

1 План, «на село Шопшу с пустошми владения Петра Иванова сына Шубина, Николая Осипова сына Моховикова, с вырезанною в одном месте церковною землею. В нём земли 723 десятины 1629 сажен».

«Село на речке Шопше на правой стороне, ручья Зловонного на левой стороне, от большой дороги лежащей из Ростова в Ярославль на обеих сторонах. В нём церковь Смоленские Пресвятые Богородицы и Господский дом деревянный. Церковная земля на левой стороне предписанного ручья земля сероглинистая, хлеб и трава средственные, лес дровяной, крестьяне на оброке». [165]

2 План, «на сельцо Шопшу и Гаврилово с пустошми Княгини Анны Ивановой дочери Засекиной, Ильи и Петра Алексеевых и Петра Григорьева детей Бардаковых, с вырезанными в двух местах церковными землями, в коих земли 422 десятины 1450 сажен.

Речка Шопша протекает, земля серая с песком, хлеб и трава средственные, лес дровяной, крестьяне на пашне».

Что же такое село и сельцо Шопша, что прежде было Шепуцкий или Шепецкий ям? Это станция, на большой дороге из Ярославля в Москву, по сю сторону Ярославля, в 29 верстах от города.

С достоверностью должно заключить, что Кн. Пожарский, сделав с войском в первый день переход в семь верст до ночлега, сделал потом другой переход в 19 верст, и стоял на стану (лагерем) 29 Июля, на Шепецком (или Шепуцком, а не Шенуцком) яму, откуда писана Грамота в Казань, откуда, вероятно, он отправился на богомолье в Суздаль, и потом настиг войско свое в Ростове.

Как же мог Аврамий Палицын, отправившись 28 Июля из Лавры, отстоящей от Ярославля на 180 верст, застать там, не только Кн. Дмитрия Михайловича Пожарского и Минина, но даже Князя Дмитрия Петровича Лопату-Пожарского и Воеводу Михаила Самсоновича Дмитриева, которого Палицын называет Михайлою Дмитриевичем Самсоновым, не упоминая о посылке товарища его Федора Левашова и потом Князя Василья Туренина? – Все эти отряды не могли, для удобства в кормах, следовать одни за другими, иначе как через несколько времени, так чтоб один отряд не находил на другой, на стану или дневке. [166]

После этого, можно ли дать несомненную, безусловную веру Сказанию Палицына, и справедливо ли, основываясь на нём, назвать Пожарского медлительным Воеводою?

На стр. 104 Историч. Описания Лавры, Автор говорит: «во время избрания Царя, Аврамий был посредником державших Совет Земский» и на стр. 146: «Здесь (в Богоявленском монастыре) между прочим Аврамий Палицын, после освобождения Москвы от Поляков, собирал голоса на избрание в Царя Михаила Феодоровича для сиротствующей земли Русской».

Есть ли доказательства в истине этих известий? Выше сего мы видели, что они противоречат Грамоте о избрании на престол Михаила Феодоровича, подписанной и Аврамием Палицыным.

Время и попечения человеков не могут всего сохранить. С другой стороны ни время, ни рука человеков не могут всего истребить. Прошло более двух веков после Троицкой Осады, и нашлись в Шведских Архивах драгоценные Акты, поясняющие её Историю, отыскались в самой Лавре запись «о сидевших в осаде» и известие о забытой кончине благочестивого Архимандрита Иоасафа. Пройдут еще годы, десятки лет, столетия, и явятся новые столь же важные открытия, явится, может быть и другой Карамзин, которого зоркий и беспристрастный глаз отличит плевелы от пшеницы, истину от неправды, и тогда Русские будут иметь историю Троицкой осады – историю Смутного времени.

Д.

Комментарии

1. Москвитянин, 1842, № 12, стр. 413.

2. В подлиннике уважен, вероятно опечатка.

3. Москвитянин, 1842, № 12.

4. Летоп о мят. изд. 2. стр. 136.

5. Сказ. Палиц. изд. 2. стр. 310, 313.

6. Акты Истор. Т. II. стр. 288.

7. Рус. Истор. Сборник. Т. II. стр. 375.

8. Прим. В деле Юрья Пильемова с Кн. Федором Лыковым находим следующие слова Пильемова: «по грехом нашим была на отца моего Государева великая опала. Отец мой был послан в Смоленеск в Городничие, скован в цепи и в железех; в том Бог волен да Государь,» и пр. См. Рус. Истор. Сборник. Т. II. стр. 211.

9. Акты собр. Археогр. Эксп. Т. II. стр. 266 (вм. 366).

10. Голик. Дополн. к Деян. Петра Великого. Т. II. стр. 301.

11. Прим. В отписки Царю Троицких властей, № 240, сказано: «а по ся места дано стрельцом по полтора рубли, а Ерославцом по три рубли, а Галичаном по три ж рубли, а слугам Троицком всем, на нужу, по рублю, а крестьяном осадным стенным по полтине человеку». См. Акты Истор. Т. II. стр. 282.

12. Москвитянин, 1842, № 12, стр. 415.

13. Котоших., о России, стр. 102.

14. Москвитянин, 1842, № 12, стр. 416.

15. Акты Истор. Т. II. _Стр. 210.

16. Там же стр. 212.

17. Сказ. Палиц. изд. 2 стр. 135, 156.

18. Там же стр. 169.

19. Котошихина о России, стр. 102.

20. Акты Истор. Т. IV, стр. 193.

21. Прим. В этой любопытной грамоте весьма замечательны приготовления для встречи Царя Алексея Михайловича, предписываемые Патриархом Никоном, который в это время принял уже титул великого Государя. «Да и к пустынником бы к кельям велеть дорогу прочистить, сажени в три, чтоб Государю мочно итти без нужды, да и о, том бы вам порадеть, чтоб пустынников поумножить, человек бы хотя до десятка.... Да вам же бы Иверского монастыря из братьи убрать двенадцать братов, пред Царем а перед нами орацию говорить краткую и богословную и похвалную, за его к вам Царское посещение, и нам великому государю орацию изготовить по тому ж; да убрать младенцов дванадесять же, или и множае, колко обрящется, и выучить також к Царскому и к нашему пришествию орацию говорить, краткую и богословную и похвалную; також изготовить бы вам орацию и к Царскому и нашему из Иверского монастыря отшествию, и убрать тех младенцов также хорошенько по обычаю, как у Епископов свещеносцы бывают, золотными или иными какими платны мочно, чтоб было велми дивно; и свеч бы вам, с чем Государя и нас встречать, велеть сделать со сто и болши, чтоб светлее того сделать, как вы нас великого государя встречали. А над отцем игуменом Иоилем убрать бы вам стройно порты златоглавыми. А серого жеребца велеть кормить гораздо и беречь, чтоб пригодился Государю подвесть, да и иных бы вам лошадей на конюшне велеть кормить и беречь, чтоб на конюшне было чего посмотреть. А с соседми б вам и с околными людми одноконечно жить бесспорно и безмятежно; а будет есть у вас с кем ссора, и вам бы с теми людми как-нибудь сделаться, чтоб при Государском пришествии ни от кого на вас челобитья не было, чтоб вам от Царского Величества на себя в том кручины и гневу не навесть и огласки б в том лихие не было, чтоб всяк род вас благословил, а не клял. А старца Мефодия с братом послать бы вам от Иверского монастыря подале, в которой монастырь пригоже, в Никольской или в Боровицкой, а у себя их в монастыре отнюдь не держать, да и иных смутных людей, которых-либо чаять, потому ж на то время из Иверского монастыря отослать дале, где пригоже. А однолично б вам к Государскому и нашему пришествию в Иверском монастыре, и в селех, и на дороге, устроить всё по нашему указу, как писано в сей нашей грамоте выше сего, чтоб у вас всё было чинно и стройно, и к чести Царского Величества пристойно. А что у вас по сему нашему указу в монастыре станет делаться, и вам бы о том писать к нам великому государю почасту, чтоб нам великому государю про всё было ведомо».... – Акты Истор. Т. IV. стр. 253; 254.

22. Акты Истор. Т. IV. стр. 341.

23. Акты Истор. Т. II. стр. 283.

24. Сказ. Палиц. изд. 2. стр. 93.

25. Там же стр. 97.

26. Сказан. Палиц. изд. 2. стр. 117.

27. Там же стр. 117.

28. Там же стр. 248.

29. Житие Преподобного Дионисия, стр. 38.

30. Акты Истор. Т. II. стр. 283.

31. Акты Истор. Т. II. стр. 284.

32. Сказ. Палиц. изд. 2. стр. 119.

33. Там же стр. 127.

34. См. Москвитянин, 1842 № 12. стр. 417.

35. Там же, стр. 417.

36. Прим. Дворянские роды Ощериных и Шишкиных существуют доныне. Не знаю, не прекратился ли род Девочкиных. В царствование Грозного упоминаются Семейка Никитин и Дементий Черемисинов Девочкины. (См. Собр. Гос. Грам. и Дог. Ч. I. стр. 497 и 568). В разрядных записках царствования Михаила Феодоровича в 7125 (1617) году встречается в понизовых городах на Терке и Козаков Голова Григорий Иван. Девочкин.

37. См. Истор. описание Святотроицкие Сергиевы Лавры. М. 1842. стр. 73.

38. Там же стр. 74.

39. Сказ. Палиц. изд. 2. стр. 69.

40. Ник. лет. Т. VIII. стр. 175.

41. Москвитянин, 1842, № 12. стр. 418.

42. См. Житие Препод. Дионисия, стр. 49.

43. См. Москвитянин, 1842, № 12, стр. 437.

44. Прим. Такого же рода ошибку сделал я в начале этой статьи (См. Москвитянин, 1844 № 6, стр. 321). Имея в виду то действие Расстриги, которое наиболее и как бы окончательно восстановило против него народ Русский, именно то, что он под пятницу, накануне праздника Св. Чуд. Николая, в Успенском Соборе, венчаясь с иноверною Мариною Мнишек, до окончания брачного венчания венчал ее на Царство Венцом Мономаха, я два раза употребил вместо венец слово престол, от чего фраза потеряла смысл свой.

45. См. Истор. Описание Лавры. М. 1842, стр. 103, прим. 9.

46. См. Акты собр. Археогр. Эксп. Т. 2, № 202.

47. См. Голик. Допол. к Деян. Петра Великого. Т. II. стр. 135–140.

48. Москвитянин, 1842, № 12, стр. 418.

49. Москвитянин, 1842, № 6, стр. 323.

50. Слова Антикритика, См. Москвитянин 1842, № 12, стр. 409.

51. См. Собр. Государ. Грам. и Дог. Ч. I. стр. 612–614.

52. Москвитянин, 1842, № 12, стр. 420.

53. См. Истор. опис. Троиц. Лавры. стр. 101.

54. Москвитянин, 1842, № 12, стр. 421.

55. Москвитянин, 1842. № 12. стр. 423.

56. См. житие Преподоб. Дионисия, М. 1824. стр. 40, 43.

57. Москвитянин, 1842. № 12, стр. 424.

58. Там же, стр. 423.

59. См Рукоп. Филарета изд. Мухан. М. 1837. стр. IV.

60. Там же стр. VI.

61. См. Востокова Опис. Рум. Муз. стр. 770, 772, 775, 783.

62. Прим. Я имею хронограф, писанный скорописью XVII столетия, сходный по содержанию с № 457 Рум. Музеума и с тем, на который ссылается Карамзин в примечаниях 397 Т. X. 138, 194 и 350 Т. XI его Истории. Составивший его был современник Годунова, Расстриги и Шуйского, как видно по некоторым его изречениям: «прииде к Москве Царица Инока Марфа Федоровна, боляре же Московского Государства сретоша её с честию и сам той Гришка Отрепьев с ним же и «потом видех того болярина (Кн. Вас. Шуйского) мужественное дерзновение... О люте быша нам 7114 (1606) году месяца Маия в 18, в день недельный, еже есть Христова воскресения, хотящу ему зломысленному волку суровому и немилостивому якоже Фоце мучителю и Констянтину мотылоименному и Улияну законопреступнику или яко Фараону на Израиля изострившу меч на ня (на нас) еже посекати и до остатка нас православных Христиан туне и неповинно кровь нашу проливати дабы нам той день, радостный день Христова Воскресения преложити в день плачевный» и пр. .... «Егда же лежащу трупу его (Расстриги) на позорищи, не точию человеком гнусно зрети нам и самая та земля возгнушася от неё же взят бысть. Мы же видяще сия и глаголюще кождо к себе о люте яко породихся» и пр. .... Из следующего изречения о смерти Годуновых видно, что летописец обращается, так же как Палицын, к товарищам или подчиненным: «се днесь зрите любимицы мои какова кончина творящим неправедная беззакония» и пр. – Язык неправильный и слог витиеватый как у Палицына. Заметно неблагорасположение к Годунову, хотя в одном месте писатель и восхваляет некоторые его качества, как напр. усердие к церкви, щедрость, желание искоренишь лихоимство и пр. – Воцарение Годунова (выше сего мною приведенное) описывается иначе, нежели у Палицына. Напротив везде видны любовь и уважение к Шуйскому. Целые главы взяты из книги Палицына, при чём заметить должно, что ни в хронографах Румян. Музеума, ни в моем ничего не заимствовано от главы 7 до 60 включительно, то есть из тех глав, в которых заключается описание осады и взятие Троицкой казны Царем Василием. – В некоторых главах есть вставки довольно важные по содержанию своему. Так напр. в главе 71 Сказания Палицына после слов: «церкви же и монастыри и всяку святыню оскверниша и попраша» вставлено изображение Патриарха Гермогена, весьма любопытное, поможет быть пристрастное и неблагонамеренное, которое я здесь помещаю, потому что не помню, чтобы когда-либо видел его в печати. «Первое лето царства Василия царя возведен бысть на престол Патриаршеский велицей церкви Гермоген иже бысть слонесен муж в Божественных же словесех присно упражняшеся и вся книги ветхого закона и новые благодати и уставы церковные и правила законные до конца звыче а нравом груб и к бывающим в запрещениях косен к разрешениям ко злым же и благим не быстро расмотрителен но ко льстивым паче и лукавым прилежа и слуховерствователен есть и от доброго нрава злыми совращен якоже и сей приложен бысть от неких мужей змиеобразных иже лесть сшивающи козньми соплетоша и любезное в ненависть приложиша еже о Василии царе злоречеством навадиша мятежницы словесы лестными он же им о всем верует и сего ради к царю Василию строптивно а не благолепотно беседоваше всегда понеже внутрь юду имый наветовальный огнь ненавистен и на супостатные коварства якоже лепобе никакоже отчелюбно совещевающеся с царем. Мятежницы же во время свое преже царский венец низложиша потом же и святительскую красоту зле поруганием обесчестите. Егда бо по Василии царе прията Москву супостатнии руце тогда убо он по народе пастыря не преборима показати себе хотя по уже времени и часу отшедшу како непостоянному стояти вознепщева во время лютые зимы кляпышу процветати хотя тогда убо аще и ярящуся ему на клятвопреступные мятежники и обличая християноборство их, но ят бысть немилосердыма рукама и аки птенца в клетце гладом умориша и тако ему скончавшуся».

В Главе 78 вставлено известие о возвращении Филарета Никитича из плена, в 79 изображение его, напечатанное Г. Востоковым из Степенной книги. (См. Вост. Опис. Рум. Муз. стр. 642.) В продолжении того же хронографа говорится о поставлении Патриарха Иоасафа. Далее: «лета ж 1642 году месяца... в..... поставлен бысть на великий престол Московского Государства в патриархи по жребию а не царским изволением Симонова монастыря Архимарит Иосиф Афонасьем Митрополитом великого Новограда и великих Лук».

63. См. Сказ. Палиц. изд. 2. стр. 292–299.

64. Восток. Опис. Рум. Муз. стр. 743.

65. Там же , стр. 386.

66. Там же, стр. 763. Прим. Гвидон де Колумна, родом из Мессины, был в Палестине, и по возвращении оттуда последовал за Королем Эдуардом I-м в Англию. Он написал в ХIII столетии Историю осады Трои, на Латинском языке, напечатанную в 1477 в Кёльне и в 1486 в Страсбурге. Италианские переводы напечатаны в Венеции 1481, во Флоренции 1610 и в Неаполе 1655. Кроме сего последнего, прочие очень редки.

67. Прим. Уверенность наша в совершенном невежестве наших предков такова, что мы с удивлением видим круг их знаний, сколь они ни были ограниченны и сбивчивы. Любопытно между прочим видеть, как Полифеизм и нелепая безнравственность Греческой Мифологии служили соблазном и затруднением Русским переводчикам. Вот образчики, представляемые Г. Востоковым: ... «сын Троилов, Приам велит жене своей Якаме предать смерти новорожденного сына, о коем пророчили ему злое. Но Царица Якама пощадив жизнь дитяти, велела повергнуть оное вдали от города, где пастырь овчий нашел и воспитал ребенка и назвал его Фариж Пастыревич. Фариж решит спор о золотом яблоке между тремя женами пророчицами и присуждает яблоко Венуши Госпоже. В награду за то, сия последняя открывает ему происхождение его и он возвращается ко двору Приама. Два диавола землении помогают Приаму строить город: «один по имени Тебушь (Phoebus?) другой Нептенабушь (Neptunus). Подобным образом и другие собственные имена искажены, так что их едва узнать можно. Напр. урекшишь лантешев сын (Ulixes Laertus) Аякш Саломоников или Соломоничев, а в другой раз Ея Теламонянин (Аякс или Эас Теламонов) и бяху пленили Гречестии витези рижеуша попа дщерь рижеуду. (Бризея жреца дщерь Бризеиду). Некоторые имена и вовсе изменены или заменены Словенскими. Диана названа Велешою, Ифигения Цветаною: некая жена имянем велеша волхвующи, ея же пророчицу нарицаху, иже обладаше волшебством морскими волнами у нее же убиши кошуту боляре Агамена Царя и сего ради разгневася и пусти морское волнение да погубит вся корабли Греческие.... и вопросиша Колкаша попа, он же поведа им: яко кошуты ради хощет вас потопити пророчица и глаголет яко аще не даст Агамен царь мне своея дщери Цветаны, не имам их пустити. Царь же Агамен оскорбися зело, и не хотя даст свою дщерь Цветану и устава бурю и приидоша под Трои». (Вост. Опис. Рум. Муз. стр. 743). В другом хронографе сказание «о сивиллах. первая сивилла персика та бы родом от персиц. и бяше от начала миру творения втретей тысящи лет. и той писал мирандула философ до воплощения господня за тысящу лет. и за семи лет его же писание перевел на греческий язык никанор поета греческий и пр. – Проречения Сивилл приводятся на Латинском языке, русскими буквами. Напр. сивилла персика между инеми пророчествы писала сице: екъце бестыа конъкулъкаберис. Сивилла Дельфика: екс сербо насцетру деус ипсум туум кокгносце доминум и пр. (Вос. опис. Рум. Муз. стр. 760). Не менее любопытны сведения по части Географии. Напр. «Козьмография сиречь всемирное описанье земель во единопребывание и назнаменованье степенем во округах небесных ........ сие описание земли и морю и странам и елицы в коих страна нравы и колик в коих страна езер и рек и что в коем государстве каких угодей из древних памятных книг выписано сице древними мудрыми списатели. Следует обозрение частей света: Еоуропа – Аизия–Африка – Америка. Об Азии сказано, что она разделена на пять частей, из коих первая под державою великого государя царя и великого князя Василия Ивановича всеа русии. (Вост. Опис. Рум. Муз. стр. 758–759).... О Фрянцузовых. Фрянцузов пришли в немецкую землю от страны сикамврийские и пр.... О махмете Волхве иеретице его же сраицыни пророка нарицаху.... Туркия или тракия или сарацения новой сей люд в те страны пришел ис татаского народу и пр. (Там же стр. 764–765). В другой козмографии между прочим сказано об Англии и Шотландии: войны ж у тех кралевств ни с кем не бывает что одни на островах живут....... человецы ж мудры и смышлены к лечбам дохтуроваты. (Там же стр. 567).

68. См. Истор. Опис. Троиц. Лавры. стр. 109.

69. См. Москвитянин, 1842, № 12, стр. 428.

70. Об этом повествуется в Никон. летописи (Ч. VIII. стр. 183) таким образом: «бысть в началникех в Ярославле и во всяких людех быти смута великая, прибегнути не х кому и рассудити их некому; они же советовав и послаша в троицкой монастырь к бывшему митрополиту Ростовскому Кирилу, молити ево, чтобы он был на прежнем своем престоле в Ростове. Он же не презри их челобитья, прииде в Ростов, а из Ростова прииде в Ярославль, и люди божия укрепляше, и которая ссора учинитца и началники во всём докладываху его».

71. Прим. В «возражениях» есть ссылка об этом явлении на № 202 Актов Археогр. Эксп. Т. II. где о нем совсем не упоминается.

72. Историч. Опис. Лавры, стр. 106.

73. Прим. Калика, Каличище, странствующий или юродствующий богомолец. Прохожий каличище встречается в древних Русских сказках. В Страннике Стефана Новогородца (осмотр Цареградских церквей и достопамятностей в половине XIV века): «туж есть в великом олтаре (церкви Св. Софии) колодясь от Святого Иердана явися, стражи бо царский выняша из кладязя пахирь и познаша калики руския, греци же не яша веры». См. Востокова Описание Румян. Муз. стр. 649.

74. См. Истор. Карам. Т. XI. прим. 60, стр. 23.

75. Выходы Государей Царей и Великих Князей Михаила Феодоровича, Алексия Михайловича, Феодора Алексиевича с 1632 по 1682 год. М. 1844.

76. Прим. Экземпляр К. М.А. Оболенского драгоценный и весьма редкий, как по тщательному письму и совершенной сохранности, так и по несомненным признакам современности. В конце находится список Игумнов и Архимандритов Троицкой Лавры, почти во всём сходный с напечатанным в Историческом Описании Лавры (М. 1842). Имена всех Настоятелей, с означением откуда который взят и сколько лет начальствовал, писаны обыкновенными чернилами; последнее имя Архимандрита Дионисия написано красными чернилами и сказано только «взят от Пречистой Богородицы из монастыря из Старицы града», но не означено сколько времени начальствовал, почему и должно несомненно полагать, что этот экземпляр писан еще ври жизни Дионисия и должен почитаться вернейшим.

77. Москвитянин, 1842. № 12, стр. 434.

78. Москвитянин, 1842. № 12. стр. 414.

79. Москвитянин, 1842. № 12, стр. 435.

80. См. выше стр. 89.

81. Сказ. Палиц. изд. 2. стр. 108.

82. Москвитянин, 1842 № 7, стр. 172.

83. Москвитянин, 1842 № 12 стр. 436.

84. Прим. Что писавший VIII часть летописи, известной нам под именем Никоновской, был свидетелем происшествий смутного времени, это доказывается некоторыми словами его. Напр. стр. 197: «как убо взяли Китаи (город) то сами видехом очима своима, что многие тчаны насолены быша человечины».

85. Москвитянин, 1842 № 12, стр. 436.

86. Москвитянин, 1842 № 12, стр. 441.

87. Прим. Напротив того мы видим в Актах Истор., что осажденные в Лавре просили у Царя присылки пороху, свинцу и стрел. Сам Палицын только в одном месте (гл. 73) упоминает о посылке в Москву пороху и зарядов по приходе Гетмана Хоткевича.

88. См. Крат. Церков. Рос. История, Митр. Платона. Изд. 2. Т. II. стр. 195, 197, 199.

89. См. Сказ. Палиц. изд. 2 стр. 92.

90. См. Сын Отеч. 1838. Т. I. Науки и Иск. стр. 35.

91. Акты Истор. Т. II. стр. 288.

92. Москвитянин, 1842. № 12, стр. 437.

93. Акты Истор. Т. II., стр. 286.

94. Акты Истор. Т. II., стр. 288.

95. Акты Истор. Т. II., стр. 288.

96. Акты Истор. Т. II., стр. 285.

97. Акты Истор. Т. II., стр. 287.

98. См. подробное описание пытки у Кошихина, стр. 91.

99. См. Палиц. изд. 2. стр. 135, 136.

100. См. Москвитянин, 1842. № 12, стр. 439.

101. Акты Историч. Т. II. стр. 286.

102. Москвитянин, 1842. № 12. стр. 440.

103. Сказ. Палиц. изд. 2. стр. 133.

104. Акты Истор. Т. II. стр. 286.

105. Москвитянин, 1842. № 12, стр. 437.

106. См. Манифест 30 Авг. 1814 года.

107. Останков пришел в Лавру 13-го Февраля 1606 – См. Акты Истор. Т. II. стр. 212.

108. См. Палиц. изд. 2. стр. 156.

109. См. Москвитянин, 1842, № 12, стр. 438, примечание.

110. Акты Истор. Т. II. стр. 287.

111. См. Голик. Дополн. к Деян. Петра Великого. Т. II. стр. 301.

112. См. Палиц. изд. 2. стр. 162.

113. См. Христ. Баумейстера Логика. М. 1787.

114. См. Москвитянин, 1842, № 12, стр. 439.

115. Москвитянин, 1842. № 12, стр. 439.

116. См. Ист. Кн. Щербат. Т. VII. кн. XV. стр. 329.

117. Москвитянин, 1842, № 12, стр. 444.

118. Собр. Гос. Грам. и Дог. Ч. II. стр. 585.

119. Москвитянин, 1842, № 12, стр. 440.

120. Москвитянин, 1842, № 12, стр. 438.

121. Истор. Опис. Лавры, стр. 76.

122. Истор. Опис. Лавры, стр. 149.

123. См. Акты собр. Археогр. Эксп. Т. II. стр. 186.

124. См. Подлин. свид. о взаим. отн. Рос. и Польши. М. 1834. стр. 1.

125. См. Голик. Дополн. к Деян. Петра Великого. Т. II. стр. 418.

126. См. Ник. Летопись, Ч. VIII стр. 225.

127. Истор. Опис. Лавры, стр. 97.

128. Ист Рос. Иер. Ч. III. стр. 434.

129. Сказ. Палиц. изд. 2. стр. 198.

130. Начертание Церков. Истории СПб. 1817, отд. 2, стр. 532.

131. Акты Истор. Т. II. стр. 283.

132. Акты Истор. Т. II. стр. 283.

133. Акты Истор. Т. II. стр. 283.

134. Сказ. Палиц. изд. 2. стр. 102 и 111.

135. Крат. Церк. Рос. Ист. Митр. Платона, изд. 2. Т II. стр. 199.

136. Прим. В Истории Росс. Иерархии (Ч. III. стр. 433) сказано: «по кончине сего Преподобного в 1606 году, во время второго в России самозванца Лжедимитрия, обитель сия была разорена и выжжена, после чего возобновлена паки от разных вкладчиков».

137. Сын Отеч. 1838. Т. I. Науки и Иск. стр. 53.

138. «Вор же приде под Пахнутьев монастырь, в Пахнутьеве ж монастыре сидеша в осаде многое люди, а воеводы быша князь Михаила Волконской да Яков Змеев да Офонасеи Челищев; Литовские ж люди к монастырю приступаху великими приступы, и неможаху ничево им сделати. Вложи враг в воевод мысль злую, в Якова Змеева, да в Офонасья Челищева; и начата умышляти, како бы им здати чюдотворцов дом, воевода ж князь Михайло Волконской в той думе с ними не был, и не ведал у них той злой думы. Внезапу ж те окаянныи повелеша отворити острожные вороша, Литовские ж люди и руские воры внидоша во врата, Князь Михайло ж Волконской видя свое неизможение побежа в церковь. Те же воеводы зваху ево на встречю, он же им отказа, умереть де мне у гробу у Пафнутья чюдотворца. Литва ж внидоша в монастырь, и начаша сещи, многие ж люди лобегоша в церковь; той же князь Михайло ста в дверех церковных и с ними бился много, и изнемог от великих ран и паде в церкви у крылоса левого. Литовские ж люди внидоша в церковь, и начата сещи и игумена и братью, и тово воеводу тут убиша, и побиша всяких людей в монастыре по числу 2010; вор же разорив монастырь поиде под Москву, и ста у Николы на Угреше. Последние ж люди, кои осталися в монастыре выкопаша две ямы и их погребоша; велие ж чюдо бог показал над теми убиенными, тово ж князь Михайлова кровь прыснула на левой крылос на камень, и многижда тое кровь скребляху и мыша, не можаху тое крови ни соскресть, ни смыти. На те ж на две ямы приходяше игумен и пел над ними понахиды; и якоже певцы начата пети вечную память, многие видаху что ис тех ям кровь выступаше на верьх». – См. Никон. лет. Ч VIII. стр. 136.

139. В Суздальском Спасо-Евфимиеве монастыре. – См. Малиновского Биогр. свед. о Кн. Д. М. Пожарском. М. 1817. стр. 103, Вост. Опис. Рум. Муз. стр. 585.

140. Истор. Опис. Лавры, стр. 110.

141. Там же, стр. 133, 134.

142. Там же, стр. 11.

143. Там же, стр. 18.

144. Истор. Опис. Лавры, стр. 96.

145. См. Троицкая-Сергиева Лавра. И. Снегирева. М. 1842. стр. 113.

146. Москвитянин, 1842, № 12, стр. 417.

147. Москвитянин, 1842, № 12, стр. 413.

148. Москвитянин, 1842, № 12, стр. 430.

149. См. Истор. смут. врем. Ч. II. Спб. 1841. стр. 159.

150. Истор. Опис. Лавры, стр. 81.

151. Москвитянин, 1842, № 12, стр. 414.

152. Крат. Церк. Рос. История Митр. Платона, изд. 2. Т. II. стр. 197.

153. Начерт. Церк. Истории. Спб. 1817. Отд. II. стр. 532.

154. Истор. Опис. Лавры. стр. 91.

155. Сказ. Палиц. изд. 2. стр. 145.

156. Акты Истор. Т. II, стр. 286.

157. Москвитянин, 1842, № 12, стр. 440.

158. Москвитянин, 1842, № 12, стр. 443.

159. Ист. Опис. Лавры, стр. 93.

160. Москвитянин, 1842, № 12, стр. 434.

161. Москвитянин, 1842, № 12, стр. 436.

162. Прим. Они приехали в Лавру Марта 28. См. Акты собр. Археогр. Эксп. Т. II. стр. 252 вм. 352.

163. Для занимающихся филологическими исследованиями Русского языка любопытно заметить, что здесь учреждающе не значит приводя в порядок, обучая службе, но угощая. На предыдущей странице Сказ. Палицына встречаются слова и трапезами учреждаше их.

164. Ист. Рос. Иер. Ч. II. Введ. стр. XXI.

165. Акты Археогр. Эксп. Т. II. стр. 269.

166. См. Грамоту Кн. Пожарского и Трубецкого в Яренск, Окт. 4-го, 1612. Акты собр. Археогр. Эксп. Т. II. стр. 272 вм. 372.

167. См. Никон. Лет. Ч. VIII. стр. 191. – Ныне село Кн. Голицыных, в 40 верстах от Москвы, по Можайской или большой Смоленской дороге.

168. Акты собр. Археогр. Эксп. Т. II. стр. 253 вм. 353.

169. Акты Истор. Т. II. стр. 403.

170. См. Акты собр. Археогр. Эксп. Т. III, № 143.

Текст воспроизведен по изданию: Ответ на рецензии и критику "Замечаний" об осаде Троицкой Лавры // Москвитянин, № 7. 1844