7.2.1. Номенклатура посадских служб по управлению

В первой трети XVIII в. городское управление претерпело значительные изменения, явившиеся результатом целенаправленных усилий государственной власти по приспособлению его форм к претерпевавшей модернизацию государственной машине. Но посадское население, управление которым являлось главным объектом реформирования, не исчерпывало населения городов. На шляхетство (дворян), «служителей, у дел приставленных», священно- и церковнослужителей, иностранцев — лиц, которые, согласно 7 главе Регламента Главного магистрата, «между гражданами не числились» [5, т. 6, № 3708] — действие законов и учреждений, управлявших жизнью «городского гражданства», основы торгово-ремесленного населения городов, не распространялось или распространялось опосредованно. Тульские оружейники не подходят под перечисленные выше категории «жителей разных чинов, кроме посадских», не числившихся среди «граждан». Тем не менее, составляя независимую от посадских общину, казенные кузнецы, по логике указанного документа, к разряду граждан, на которых распространялось городское законодательство, также не принадлежали. При этом по численности они составляли весьма заметную (сравнимую с посадом ³⁶) часть городского населения. [63]

Хотя управлявшая ими особая канцелярия (позднее контора), имела небольшой штат, оружейный комплекс Тулы функционировал сравнительно успешно. Стабильность и эффективность его работы обеспечивалась дополнительными к канцелярии/конторе звеньями управления. Непосредственно в производстве оно осуществлялось силами группы временных работников из среды оружейников, определявшихся путем выбора.

Выборные службы тульских оружейников в целом укладываются в идущую от XVII в. простую схему, использованную А.А. Кизеветтером для описания посадских служб. Они делил их на две категории — казенные и гражданские, относя к первой службы при государственных учреждениях и сборах, взимаемых с лиц разных чинов, а ко второй — службы при посадском управлении и также при сборах, но в этом случае — с самой посадской общины [296, с. 170-171]. При таком подходе всех служивших по выбору казенных кузнецов по функциональному признаку допустимо разделить на две группы. Одна, выполняя казенные службы, занималась организацией и управлением казенным производством. Вторая исполняла службы, подобные тем, которые для посада (городского гражданства) называют «гражданскими». (Полагаем уместным сохранить для оружейников это название и мы, хотя в разряд «граждан», в понимании этого термина Регламентом Главного магистрата, они не входили.) Группа, исполнявшая эти службы, принимала участие в управлении слободой, ее населением, согласовывала между собой противоречивые личные интересы жителей, отстаивала единые для всех интересы корпоративные. В последнем случае слободские избранники работали преимущественно на слободу (а следовательно, на себя) — они составляли аппарат слободского самоуправления.

В разное время набор должностей, обеспечивавших реализацию перечисленных функций, был неодинаков. Иногда их исполнение объединялось в обязанностях одних и тех же лиц (лица), но чаще на персональном уровне функции были разведены.

Нижний уровень управления корпорацией казенных кузнецов и основной их производственной деятельностью по состоянию на начало XVIII в. позволяет представить наказ старосте Максиму Мосолову от 29 июля 1705 г. Очерченный в нем круг лиц, привлекавшихся к управлению слободой, невелик: староста и товарищи, определенные к нему «для помоществования и у приему» (мастера замочный, станочный и два ствольного дела) и для помощи просто (замочник и [64] промышленник плавильных кузниц). Упомянут также выделенный в распоряжение старосты солдат [65, с. 58, 59, 63, отд. «прибавл.» ³⁷].

Основная обязанность старосты — быть «на Туле в кузнецкой слободе для усмотрения в оружейных делах над оружейными мастерами» [65, с. 58]. Казенный интерес, конкретно — организационно-техническое обеспечение производства — главная забота старосты и его помощников, с ним связаны все их обязанности. На старосту, в частности, возлагается обязанность завести книгу «для записки тульских казенных кузнецов всех» ³⁸, организовать учет их отлучек и работы по найму: они должны отмечаться у старосты, с указанием предполагаемого времени отсутствия. Повинных в отлучке без регистрации староста должен наказывать на месте, допускающих рецидивы — отправлять для наказания в Москву [65, с. 59]. Жесткий контроль за движением населения слободы учиняется, очевидно, и для ограничения этого движения, закрепления работников на местах, и ради повышения общей «регулярности» данной ячейки государственного организма.

Учитывая, что обязанности этой группы выборных ограничивались, преимущественно, организацией и управлением производственной сферой, уместно заключить, что управление внутренней жизнью слободы осуществлялось другими лицами. Несколько упоминаний о них присутствует в том же наказе. Это некие «на братцком дворе десятники» [65, с. 64], функции которых, исключая обязанность читать кузнецам распоряжения властей, не разъяснены. Упомянут также подьячий для «остерегания» и «сбережения» оружейных мастеров, «пременно или без перемены» то ли живущий в Туле, то ли намеревающийся в нее прибыть [65, с. 62, 63]. Из его обязанностей названа одна: вместе со старостой он должен «между тульскими казенными кузнецами и оружейных дел мастерами во всяких прилучающихся прошениях и сварах чинить разсмотрение… со известным испытанием и свидетельством в правде, не ослабляя никому, кто чего достоин». Этот подьячий и староста составляли, т.о., инстанцию, получившую право рассматривать споры между оружейниками и выносить по ним решения. Какого рода дела были им подсудны, как их деятельность координировалась с другими инстанциями — не [65] оговорено, сказано лишь, что «чего… вершить будет невозможно, о том писать к Москве в Оружейную полату» [65, с. 62].

Начатая в Туле в 1712 г. модернизация ее оружейного комплекса усложнила его структуру, связи между элементами, управление ими, что затронуло организацию и содержание, в первую очередь, казенных служб. Управление коммунальным бытом слободы, по-прежнему, обеспечивали выборные. Некоторые функции этого рода даже в начале 1720-х гг. «по совместительству» исполняли лица, главным предметом заботы которых являлось «усмотрение в оружейных делах». Осенью 1720 г. семь человек во главе с Андреем Ареховым в два тура были избраны «для отправления в той нашей Оружейной слободе мирских наших собственных дел (sic. — И.Ю.) и между нами всякого щчету, и для выбору в надзиратели, в целовальники и в ыную службу к оружейным и протчим государевым делам» (ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Д. 10. Л. 15-об.). В 1722 г. к исполнению тех же обязанностей приступила новая семерка во главе с Н. Н. Демидовым (ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Д. 10. Л. 22-22-06.).

Проследить трансформацию группы выборных образца 1705 г. в эти, новые, семерки старост не включавшие, но как-то еще связанные с «мирскими собственными делами», надежно не удается. На каком-то этапе произошло, по-видимому, расслоение первоначально единой структуры, сопровождавшееся специализацией ветвей на производственных и гражданских вопросах. О произошедшей бифуркации свидетельствует сосуществование в начале 1720-х гг. семерок со слободскими старостами — заключаем это из сравнения дошедших до нас их имен с именами первых лиц семерок. Упоминаются также (в материалах 1717-1718 гг.) десятники и сборщики мирских денег (ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Д. 10. Л. 21, 21-об.].

Из выборных служб по организационно-техническому управлению производством в документах рубежа 1710-1720-х гг. упоминаются оружейных дел надзиратели ³⁹, ствольные, замочные, [66] риборные, станочные и ножевые приемные (ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Д. 10. Л. 3-9-об.), целовальники (при заводах), расходчики. Сходна картина на 1723 г. (ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Д. 12. Л. 49, 63, 69-70-об., 75 и др.), небольшие различия отмечаются только в специализации приемных. Судьба основной семерки применительно к 1723 г. неясна. В привлеченных источниках упоминается лишь о выборных кузнецах и называется их глава. Но косвенные данные позволяют предполагать, что звено управления, образованное избиравшейся слободой семеркой, действовавшей совместно со слободским старостой и оружейных дел надзирателем, продолжало существовать.

Документы 1731-1732 гг. свидетельствуют об изменениях в системе казенных служб. Из сохранившихся инструкций получаем исчерпывающее представление о функциях основных категорий этой группы выборных.

В лице расходчиков объединялись учетчик, кладовщик и кассир. В начале срока службы они получали остаток денежной казны, оружия, пороха и припасов и в течение года хранили их, регистрируя в специальных книгах поступление и расход (отсюда название). Раз в месяц сведения о движении денег и имущества подавались ими в Оружейную контору. Они же покупали припасы для конторы и нанимали транспорт для отправки оружия (ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Д. 18. Л. 2-4-об.). [67]

Надзиратель и приемные получали из Оружейной конторы денежную казну и распределяли ее по мастерам. Эта обязанность предполагала материальную ответственность: в случае, если пьяницы и «бездомовные» тратили деньги напрасно, недостача взыскивалась с выборных. У них хранились образцовые фузеи, пистолеты, замки, калибры и меры — с их помощью надзиратель и выборные осуществляли приемку оружия. Они же выполняли пороховую пробу стволов, обеспечивая соответствие ее условий стандарту. Инструкция содержит подробный перечень требований к стволам, замкам, приборам, штыкам, станкам, за выполнением которых должны были смотреть надзиратель и приемные. О количестве сделанного в Оружейную контору подавалась ежемесячная ведомость, после чего оружие сдавалось на хранение расходчикам. Надзиратель имел клеймо, которым клеймил ружье, «к службе годное и к стрельбе надежное». Надзиратель и приемные выступали экспертами при определении цены новых моделей оружия; им же поручалось изыскивать средства к снижению установленных цен (ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Д. 18. Л. 6-11-об ).

В обязанности служивших при заводе целовальников входила разнообразная работа по обеспечению его бесперебойного и эффективного функционирования. В сравнении с последующим временем завод в 1720-1730-х гг. представлял еще сравнительно несложный производственный организм; число технологических операций, перенесенных сюда из домашних мастерских, было невелико. В эти годы управление заводским хозяйством удавалось осуществлять в основном силами двух периодически сменяемых лиц из числа слободских кузнецов. При вступлении в должность целовальники принимали у предшественников оборудование, инструменты, припасы, потом в течение года приобретали нужные для работы материалы. Они принимали деньги от оружейников за обработку их деталей (стволов, штыков) на заводском оборудовании, и платили из этой суммы работавшим на станках обтирщикам и тотчикам, а также поддельщикам, следившим за состоянием инструмента. Расценивали и оплачивали работу заводских плотников также целовальники. Они же составляли отражавшие текущее состояние материальной и финансовой базы завода ежемесячные ведомости, подававшиеся в Оружейную контору. Целовальники следили за сбором остатков металла — «вывертков» (стружки) и «обтирков», о чем также должны были подавать ведомости. Всего они вели пять приходных и расходных шнурованных с печатью записных книг (ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Д. 18. Л. 12-14-об.).

Судя по всему, к началу 1730-х гг. функции производственная (казенная) и коммунальная (гражданская) на исполнительском уровне полностью разделились. Об этом свидетельствует, [68] с одной стороны, существование заверенного подписями выборного приговора особого старосты «к мирским делам» (или «делу») на 1731 г. (ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Д. 18. Л. 24), с другой — отсутствие в инструкциях выборным в казенные службы упоминаний о поручаемых им мирских делах.

В тексте выборного приговора упоминается одна из поручавшихся старосте обязанностей: сбор, с участием слободских сборщиков, с кузнецов средств «на всякия наши мирския необходимыя нужды» и запись последующего их расхода. Речь идет о самообложении на мирские нужды — источнике доходов и для посадских обществ русских городов (см., напр., [298, с. 116]), и для сообщества казенных ремесленников. Упомянутые слободские сборщики — еще одна обширная группа гражданских служб.

В материалах выборов на 1737 г. обращает внимание дальнейшее изменение номенклатуры казенных служб, в частности, рост их разновидностей и, как результат, увеличение числа старост: теперь их выбирают раздельно по мастерствам.

Реформа оружейного производства 1737 г. затронула и нижний этаж управления им. Геннин и Веер одним из условий, выполнение которых необходимо для вывода завода из «худого» состояния, считали обеспечение «в содержании мастеров доброго и основателного учреждения», т.е. совершенствование управления слободой и организацией производства (ГАТО. Ф. 178. Оп. 1. Д. 178. Л. 15). Как следствие, в новые заводские штаты были введены некоторые должности («надзиратели у приему», сторожа) (ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Д. 178. Л. 19-об., 19-а), соответствующие прежним выборным казенным службам.

Городские посады также издавна были обременены массой подобных служб, что вполне понятно: посадское население для абсолютистского государства являлось прежде всего источником удовлетворения его (государства) потребностей, одну из которых — обеспечение управляемости посадским обществом — оно удовлетворяло, комплектуя посадскими нижние звенья своего аппарата [298, с. 263]. Как результат, возникала ситуация, подобная ситуации с оружейниками: на аппарат самоуправления перебрасывались несвойственные ему задачи.

Структурные элементы системы выборных служб в Оружейной слободе (включая службы, связанные с самоуправлением) во многом совпадали с функционально подобными звеньями такой системы в посадах. Видов служб, возлагавшихся на казенных кузнецов, было меньше (некоторые полностью обеспечивались посадским населением), но по содержанию они в значительной степени совпадали: смотрители (надзиратели), целовальники, служители у приема и раздачи (приемные, расходчики) и т.д. Сходными с действовавшими на посаде, были и [69] механизмы их функционирования. Сходно реагировала эта система и на внешние влияния.

Это на разных уровнях просвечивающее сходство объясняется общностью фактора, который для обеих групп тульского населения в решающей степени определял характер и формы встраивания городской жизни в бытие государственного организма управления. Черты подобия в организационном оформлении системы выборных служб свидетельствуют, что влияние на них особенностей профессиональной деятельности населения было далеко не первостепенным. Основную роль играли интересы власти, реализуемые в рамках модели управления, последовательно базировавшейся на государственно-бюрократических началах.

7.2.3. Выборная технология

Две основные группы «выборных» (подразумевается, избираемых лиц) — у мирских дел (гражданские) и в системе управлении производством (казенные) — в первой трети XVIII в. избирались в слободе, по-видимому, сходным образом.

В наказе 1705 г. процедура определения в должность старосты «в оружейных делах» и лиц, ему помогавших, не раскрыта. Указано только время проведения выборов («генваря с 1 числа»), отмечен их регулярный («по прошествии года») и всеобщий характер («чинить всем казенныя слободы жителем, наченши от первых и до последних обще») [65, с. 63]). Вступали в должность избранные, по-видимому, только после утверждения.

В 1720 г. действовала двухступенчатая схема выборов. Сначала «ото всех мастерств и промысла» (9 номинаций) избирались 23 выборщика — по три от мастерства, исключая ствольных отдельщиков и чернодельцев (от них по два) и плавильных мастеров (один). На этом этапе в выборах участвовали оружейных дел надзиратель, слободской староста и рядовые оружейники — «всяких ремесл кузнецы» (ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Д. 10. Л. 8). Если число лиц, подписывавших приговоры, отражает количество голосовавших, то в выборах участвовала сравнительно небольшая часть слободы. Так, под приговором 1720 г. (ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Д. 1078. Л. 8-об.–10-об.) указаны имена 12,5% ее мужского населения. По-видимому, полнота охвата избирателей не требовалась — в обязательном порядке подписывались выборные должностные лица и имущественная верхушка слободы, прочие — избирательно.

Спустя две недели после первого этапа выборов начинался второй. Теперь коллегия выборщиков «со всего общего своего совету» избирала «впредь с сего числа до предбудущего… году» 7 человек мастеровых людей с указанием «первого», т.е. [70] старшего, для отправления в слободе мирских собственных дел, «всякого щчету» между оружейниками и для выбора людей в надзиратели, целовальники и другую службу «к оружейным и протчим государевым делам» (ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Д. 10. Л. 15, 15-об.). Свои совещания члены семерки проводили, заседая в земской избе (палате) (ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Д. 10. Л. 20) ⁴⁰.

Уже в следующем году описанная процедура была упрощена за счет ликвидации первого этапа. Функции выборщиков были переданы семерке прежнего выбора: последние выбрали смену «с общего своего совету» (ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Д. 10. Л. 22).

К 1731 г. процедура претерпела дальнейшие изменения. Избирательный процесс был запущен доношением в Оружейную контору ее же канцеляристов, которые напомнили об окончании службы по выборным должностям. Контора составила официальный «план выбора» на очередной год. Следовало выбрать: а) в Оружейную контору — двух расходчиков к приходу и расходу денежной казны, ружья, пороха и путевых припасов; двух целовальников к приему из полков ржавого и ветхого ружья и отдачи его в починку; б) на заводы — четырех целовальников для сбора доходов от сверления и пиленья стволов, от точки штыков; лиц для производства ремонтно-строительных работ; покупки припасов для них. Два человека запрашивались под закупку материалов служившим в Туле иностранным мастерам. В аналогичном прежнему числе следовало избрать лиц «ко оружейному делу в надзиратели и в приемные» (ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Д. 18. Л. 27-об.). Как видим, в списке наряду с управленцами присутствовали снабженцы, контролеры, даже строительные рабочие.

Большая часть этой обширной номенклатуры должностей избиралась в Оружейной слободы земской избе группой выборных лиц (ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Д. 18. Л. 27, 27-об., 29, 35; ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Д. 21. Л. 5—6-об.), подобных упомянутой выше семерке ⁴¹. Избранных приводили к присяге в городском соборе (ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Д. 18. Л. 1, 1-об.).

В 1736 г. процесс переизбрания запустила другая инстанция — проектный список представили в Оружейную контору [71] офицеры, «обретавшиеся в Туле, у дела армейского ружья». В конторе его дополнили, утвердили и направили в земскую избу (ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Д. 28. Л. 1, 2).

Независимо от избирательной процедуры, результаты ее проведения фиксировал «выбор» — избирательный приговор, подтверждавший факт избрания, кратко перечислявший обязанности избранного и требования к нему («никому нашей братье кузнецам не наровить и не дружить» и проч.). С начала 1730-х гг. число лиц, прикладывавших к нему свои руки, уменьшилось — теперь его подписывали лишь несколько человек (см., напр., ГАТО. Ф. 18. Оп. 1. Д. 178. Л. 15). Исключением оставалась практика, применявшаяся при оформлении результатов избрания старост от «мастерств» (ствольного, замочного, приборного и т.д. ⁴²): документы сохранили многочисленные автографы, фиксирующие имена представителей данной специализации (ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Д. 18. Л. 37-38, 39-40-об.).

Службы по выбору самым существенным образом затрагивали интересы множества лиц, что иногда приводило к конфликтам. Отмечаются случаи отказа выборщиков (из числа лиц, участие которых было обязательным) подписать общий приговор. В таких случаях могло назначаться специальное разбирательство с персональным опросом отказников, как это имело место, например, осенью 1720 г., когда допросили 15 человек. Почти все они заявили, что подписывать документ не будут из-за произведенной в списке необъясненной им замены одной кандидатуры (ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Д. 10. Л. 11-12; док. № 40). Большинство в группе составляли промышленники, возглавлял ее бывший оружейный староста. Данный факт демонстрирует относительную независимость электорального поведения элитной группы населения слободы.

При сопоставлении приведенных сведений с данными для посада следует указать на неуместность привлечения в качестве сравнительного материала материалов по выборам в магистраты. Выбор в должности по местному самоуправлению и определение очередности в отбывании тяглецами казенных служб принадлежал компетенции мирского посадского схода. Вплоть до введения «Положения» 1782 г. значительную часть магистратских функций для населения Оружейной слободы [72] исполняла, по нашему мнению, Оружейная канцелярия/контора — орган, комплектовавшийся не на выборной основе. Более корректно сопоставление с выборами в иные структуры городского управления (самоуправления). О таком звене — нескольких старшинах из гильдий (объединявших всех граждан, кроме «подлых» людей) — говорится в 16-м пункте Инструкции городовым магистратам 1724 г. Эти старшины, в свою очередь, должны были избирать на срок из своего состава старосту и его товарища. Старосту и десятских предлагается избирать и «подлым» людям. Хотя процедурные аспекты их выбора в Инструкции на затронуты (что закономерно — это звено управления было немагистратским), можно отметить определенные структурные параллели в организации самоуправления «титульного» городского населения (посада) и такого достаточно своеобразного его звена, как тульские оружейники.

7.2.4. Требования к лицам, привлекавшимся к выборным службам, и их к ним отношение

Отбор кандидатов на выборные должности производился из людей «самых добрых, и знатных, и пожиточных, и в мастерстве заобыкновенных». Такой подход совпадал с принципами отбора на магистратские должности: по Регламенту Главного магистрата (гл. 6) президентов, бургомистров и ратманов избирали «из первостатейных добрых, пожиточных и умных людей». Единство подхода понятно: государство последовательно выделяло из населения ту его часть, которая могла нести имущественную ответственность за исполнявшуюся по выбору службу.

Высокие требования к кандидатам сужали их круг. Имущественный критерий доминировал, качественный (с точки зрения государства) исходный материал содержала прежде всего верхушка слободы. В 1721-1722 гг. в избранники попали представители принадлежавших к элите слободы родов Ареховых, Баташевых, Володимеровых, Демидовых, Мосоловых. Большинство названных являлись железного дела промышленниками, некоторые — мануфактуристами.

В отношении выборов для государства представляли интерес и оторвавшиеся от оружейного производства торговые промышленники. О том, как оно/ценило промышленников в качестве исполнителей казенных выборных служб, свидетельствует полемика, разгоревшаяся по поводу их выпуска в купечество в 1753 г. Оружейная канцелярия, представившая об их «неотрешении» из слободы, заявляла, что «из оных уволеных [73] промышлеников выбираютца и определяютца в службы к разбору между оружейниками и к протчим делам», а буде из оружейников выбирать (т. е., если впредь выбирать только из них. — И.Ю.), и от того де в деле ружья чинитца может остановка» (ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Д. 178. Л. 83-об.).

Исполнение выборных служб было обременительным, в связи с чем отмечаются попытки от них уклониться. Их число ограничивала трудность осуществления: в сокращении числа нетчиков было заинтересовано не только государство, но и население слободы (меньшая нагрузка приходилась на каждого). Попытки уклониться имели место чаще в тех случаях, когда некое лицо смещалось к «обочине» своей сословной группы, чем-то выделялось из нее — ощущая свою социальную маргинальность и обусловленные этим особые возможности, оно пыталось освободиться от связывавших пут.

Такая ситуация возникла, например, в конце 1720 г., когда попавший в состав семерки избранных металлозаводчик Иван Тимофеевич Баташев сразу дал понять, что работу в ней намерен саботировать (док. № 41). Несмотря на жалобы прочих избранников во главе с Андреем Ареховым, Баташев остался непреклонен: он, возмущались оружейники, с ними «на Оружейной двор не ходит, и ни о чем… не советует». Присутствующая на очередной их челобитной в Оружейную канцелярию резолюция («о пративности Баташева писать в Артерелию немедленно») свидетельствует об исчерпании возможностей повлиять на Баташева местными средствами ⁴³.

Основная причина столь демонстративного игнорирования решения общества состояла в том, что выборные службы отвлекали от собственных дел, а личный статус заводчика был уже достаточно высоким, чтобы этому сопротивляться. Но сам Баташев упирает на другое обстоятельство: то, что он «перед Андреем Ареховым тяглом больше, и мастерством старше». (Арехов был назначен в семерке первым, Баташев следовал после него, состоял в товарищах.) Получается, что Баташев отказывался от выборной работы еще и потому, что его амбиции оскорбляло уготованное положение в коллективе избранников. Факт аргументации, базирующийся на представлении, что положение в группе избранных должно определяться мастерством и капиталом, весьма интересен. Причем [74] такие аргументы воспринимались слушателями как вполне добротные — оппоненты критиковали их лишь в плане фактических искажений, а не постановочно (ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Д. 10. Л. 18-об.–19). Если они отражали действительную позицию Баташева, то его отношение к выборным службам (казенным), не было однозначно негативным. Образуя нижний этаж управления производством, эти службы налагали ответственность при отсутствии прямой личной заинтересованности. Но в перечень обязанностей, наряду с обеспечением производства, входили и функции, в исполнении которых члены семерки косвенно могли быть и заинтересованы. Это функции, связанные с управлением слободой как таковой: «всякий счет» между оружейниками, «разведение» их ссор и проч. (ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Д. 10. Л. 20) ⁴⁴.

Итак, особенностью системы самоуправления у тульских оружейников являлось не то, что государство, ощущая нехватку финансовых и людских ресурсов и стремясь сэкономить на содержании управленцев, передавало самоуправлению функции и обязанности, ему не свойственные — точно также оно управляло и посадом. Особенность в том, что системе самоуправления навязывались службы управления производством. В Тульской оружейной слободе одни и те же выборные лица управляли слободой и в качестве самостоятельного фрагмента городского социума и в качестве производственного организма (рассеянной мануфактуры). Описанная система длительное время действовала достаточно эффективно. Поскольку обходилась государству она при этом очень дешево, последнее длительное время старалось ее сохранить, модернизируя и улучшая, но не меняя в основе. В этом одна из основных причин столь длительной консервации оружейников в качестве особой сословной группы — консервации, в которой были одновременно заинтересовано и государство, и оружейники, для значительной части которых пребывание в слободе представляло известные льготы для занятий предпринимательской деятельностью.

Но постепенное техническое и технологическое перевооружение производства, требовавшее участия в управлении им все большего числа лиц, имевших специальную, в том числе [75] инженерную подготовку, делало неизбежным изменения и в организации производства, и во всех звеньях управления им.

Отражая эволюцию структуры оружейного общества, изменялась и система его самоуправления. Очередным «Положением» (1782 г.) было закреплено деление оружейников на цеха, для суда и расправы между ними была создана особая ратуша, а для попечения малолетних и требующих призрения — сиротский суд [5, т. 21, № 15442, п. 185-187].

В конце XVIII в. каждый из цехов, выделившихся из ствольного цеха, имел собственного старшину. По реформе этого разделения, предложенной П.П. Долгоруковым, в каждом из цехов ежегодно выбирался старшина, над всеми цехами один на три года голова и при нем «для общественных доходов и расходов» староста, а для наблюдения за казенными магазинами четыре поручика. В функции этих лиц входило управление по полицейским, хозяйственным и «до работ относящимся» делам (док. № 63). На практике оружейники были разбиты на цеха и артели, с выборными старостами и старшинами во главе. Судебные дела были переданы Оружейному цеховому разряду [22, с. 205, 206].

«Положение» 1823 г. сохранило оружейное самоуправление (цеховой разряд, словесный суд, выборных). Оно контролировалось командиром завода (его «полным хозяином по всем… частям») и заводским правлением. Командир утверждал, в частности, выборы цеховых старост и артельных старшин. По мнению Н. Ф. Трутневой, ликвидация относительной самостоятельности, которой ранее обладали общественные учреждения оружейников, «делало «самоуправление» фиктивным» [163, с. 22]. Мы уже отмечали, что передача самоуправлению функций управления производством имела место в первую очередь по причине дешевизны такого управления и неготовности государства создать собственную управляющую структуру. В первой половине XIX в. обойтись без последней было уже невозможно (см. ниже), она существовала, действовала, и роль самоуправления, естественно, снижалась. К прочим структурам заводского управления оно привязывалось как подчиненное, все менее значимое звено.

7.3. Появление профильных местных учреждений

Казенных кузнецов со стороны государства в XVII в. «ведали» различные московские учреждения: Приказы Стрелецкий и Ствольного дела, Оружейная палата. Ведение носило преимущественно дистанционный характер: документы, в основном, упоминают о поездках кузнецов в Москву. Московские [76] чиновники в слободе тульских казенных кузнецов бывали сравнительно редки, появляясь в ней в особых случаях: для урегулирование споров с прочим городским населением, межевания и проч. Все задачи управления до поры до времени исправно решались посредством самоуправления.

То, что с какого-то времени эта система перестала удовлетворять казну, объясняется тем, что она не справилась с расширением производства. Действовавшая удовлетворительно, пока заказы были невелики, она начала давать сбои при продолжавшем увеличиваться их объеме. Показателен провал, имевший место летом 1697 г., когда в Москву были доставлены фузеи, изготовленные по наряду на 7204 (1695/96) г. Результаты испытания выявили огромную цифру брака: из 450 фузей испытание выдержали только 337, «а достольные… все порвала и роздула; а по асмотру в целых стволах многое число нутры были ручными сверлы не сверлены, …а в прорваных стволах по асмотру явилось железа самое плохое и нутры были ручным сверлам не верны и не правлены». Больше того: оказалось, что невозможно даже оперативно установить виноватых: «А по скаске Во[ло]тьки Ботошева те рваные стволы по клеймам, которых кузнецов мастеров заварка, того он сказать не упомнит» (док. № 27).

Заметим, что отказавшийся назвать по клеймам виноватых Баташев — бывший (1696 г.) староста. Вообще, к старостам, возглавлявшим систему самоуправления слободы, в части обеспечения ими производственного процесса предъявляется все больше претензий. Вот фрагмент из царского указа близкого времени (марта 1698 г.). Здесь по поводу кузнецов, изготавливавших оружие для партикулярной продажи (что в то время было запрещено), сказано, что «от того их плутовства великого государя казенному оружейному делу от них чинитца остановка, и старосты, укрывая их воровство, о том на них» челом не бьют (док. № 28).

Как видим, в начальный период петровского царствования — приблизительно в середине 1690-х гг. — произошел качественный скачок. Система управления, опиравшаяся исключительно на структуры самоуправления, перестала справляться с требованиями, которые к ней предъявлялись. Преодолеть трудности попытались средствами, типичными для петровской эпохи: путем централизация производства, ужесточения контроля, углубления регламентации. Все конкретные шаги в направлении модернизации производства, предпринятые позднее, — именно в этом ключе.

В данном случае способом, позволявшим добиться результата наиболее быстро, представлялось дополнение самоуправления [77] уполномоченными казной лицами (комиссарами) или специальными присланными для этой цели чиновниками. Еще в июле 1698 г. для выполнения срочного заказа казна командирует в Тулу специального пристава (док. № 28). Сходный элемент присутствует в структуре управления, реконструируемой из текста наказа оружейному старосте 1705 г.: староста, шесть выборных помощников плюс чиновник из центра. Вскоре — в 1708-1720 гг. — здесь будут действовать полноценные комиссары с довольно широкими правами.

Изменения, затронувшие управление оружейным комплексом Тулы и отражающие характерные для эпохи тенденции бюрократизации управления, этим не исчерпываются. Для управления оружейниками появляется специальное учреждение, сформировавшееся на основе структуры, обслуживавшей (ведшей делопроизводство) назначавшихся в слободу комиссаров. Первоначально (с 1713 г.) им фактически являлась находившаяся на Оружейном дворе приказная изба, не позднее 1716 г. ее функции перешли к Оружейной канцелярии. В 1723 г. последняя была преобразована в контору. Эта структура имела сравнительно малочисленный штат. Так, в 1723 г. в ней служили, не считая нижних чинов, поручик, прапорщик, каптенармус и капрал (ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Д. 12. Л. 71-об.).

По инструкции, данной в 1731 г. из Канцелярии Главной артиллерии и фортификации бывшему тогда «при оружейном правлении» капитану М.А. Половинкину, велено было слободских мастеровых и всяких чинов людей судом и расправой ведать в Тульской оружейной конторе. За рамки распоряжения выносились только «криминальные» дела (ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Д. 178. Л. 67-об.). Эта практика была изменена в 1738 г., когда оружейников для розыска и суда по «челобитчиковым делам» стали передавать в Тульскую провинциальную канцелярию (ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Д. 178. Л. 68).

В ходе реформы 1737 г. были сохранены Оружейная канцелярия и контора (первая в Сестрорецке, вторая в Туле) [5, т. 10, № 7380]. Хотя первую возглавлял президент или директор, а вторую только советник, для тульской конторы был утвержден больший штат: введены технические специалисты, лица, составлявшие нижний этаж управления производством (см. выше), а также значительно больше солдат для несения караульной службы и посылок. Штат включал цейхвартера или комиссара, механика у строения, секретаря или бухгалтера, канцеляриста, подканцеляриста, копиистов (четырех), цейхдинеров (четырех), учеников механики (двух), надзирателей у приема и надсмотра ружья (трех), столяра и мехового [78] мастера, колесников (четырех), плотников (десять). Нужды конторы обслуживали 50 солдат для караулов и посылок.

В 1747 г. в связи с ожидавшимся приездом в Тулу на длительный период очередного главы Оружейной канцелярии (бригадира В. Ф. Пестрикова) по его просьбе решено было временно изменить статус учреждений в Туле и Сестрорецке: первое сделать канцелярией, второе — конторой. Тульская канцелярия, однако, сохранила этот статус на долгие годы.

В 1749 г. очередной раз меняется учреждение, в котором производится суд по делам оружейников: им становится остававшаяся в Туле Оружейная канцелярия. Здесь с этого времени тульские оружейники ведались и по полицейским делам [ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Д. 178. Л. 171).

Издание Учреждений для управления губерний (1775), явившихся нормативной базой кардинальной реформы местных органов управления и суда, создание Тульского наместничества и губернии (1777), повлекшее формирование органов нового типа непосредственно в Туле, потребовали решения вопроса о «вписывании» в нее системы управления заводом и оружейниками. Указом Сената в 1777 г. было принято решение оставить распоряжение их работой Оружейной канцелярии, до нового решения вопроса передав ведение связанных с ними судебных и полицейских дел Тульской нижней расправе и городничему [5, т. 20, № 14662]. Это положение сохранялось до 1782 г.

Перед ликвидацией присутствие Оружейной канцелярии состояло из пяти человек. В подчиненных ей правлениях служили: вальдмейстер (управлял казенными засеками), два механика, инспекторский помощник, цейхвахтер и капитан Оружейной роты [22, с. 198].

Очередные реформы оружейного дела, предпринятые на основании нового «Положения о Тульском оружейном заводе» (1782) затронули и сферу управления им. Оружейная канцелярия была ликвидирована, завод передан в ведение Казенной палаты Тульского наместничества. В конце 1796 г. управление палаты было отменено, завод передан в ведение Военной коллегии. Созданный вскоре Оружейный цеховой разряд состоял под ведением Сената и тогда же учрежденного Оружейного правления [22, с. 205]. Была создана собственная полиция под ведением заводского полицмейстера.

На протяжении XIX в. независимый (не связанный с самоуправлением) управленческий аппарат завода укреплялся. По «Положению» 1823 г. командир завода обладал правами, позволявшими ему полностью контролировать все звенья управления, включая самоуправление оружейников [163, с. 21]. [79]

В феврале 1864 г. при передаче завода в арендно-коммерческое содержание, заводское правление было упразднено. Для отношений с арендатором при заводе было учреждено временное хозяйственное отделение [31, с. 62].

8. Расселение

Изучение формирования сословия тульских оружейников тесно связано с вопросом локализации ранних их поселений. Обращение к различным аспектам их исторического бытия в позднейшее время также обращает внимание исследователя на особенности их расселения.

Самые ранние сведения о тульских оружейниках носят легендарный характер. В. Ф. Зуев, посетивший Тулу в 1781 г., в своих записках сообщает о предании, согласно которому первая кузнецкая слобода располагалась в районе устья реки Тулицы, на месте, которое, по словам путешественника, «очень помнят и даже и поныне, просто говоря, называют его городищем». «Сие, — полагает Зуев, — сходствует с историческим преданием о построении города Тулы и переименовании его по… речке в 1509 году». Жившие здесь кузнецы из открытой поблизости железной руды выплавляли в горнах железо и ковали из него различные изделия. Эти горны, разъясняет Зуев, подчеркивая кустарный характер производства, находились «каждой в своем доме» [ 1 в, с. 92, 95].

Согласно тульским преданиям, отмеченным тем же Зуевым, прежде чем переселиться к устью Тулицы, здешние жители «обитали… слободою» над речкой Тулицей версты за 2-3 от ее устья, в районе впадения в нее речки Комаренки, «по которой и слобода сия или начальной город назывался Комаренским». Любопытно, что А. О. Корнилович в статье 1823 г., посвященной «успехам промышленности» в России в эпоху царя Алексея Михайловича, известие о древнейшей в Туле кузнецкой слободе отнес именно к этому — в устье Комаренки — поселению [101, с. 253]. Сведения о ней он заимствует из Зуева или источника, на него опирающегося — тем более странна локализация первой кузнецкой слободы выше по Тулице, никаких намеков на возможность которой текст Зуева не дает.

Местоположение, первоначальная принадлежность земель, на которых селились группы кузнецов, позднее образовавшие Тульскую оружейную слободу, сословное окружение этих кузнецов — все это на сегодняшний день остается на уровне более или менее убедительно аргументированных гипотез. Вопрос совместного или отдельного от других сословий [80] проживания оружейников не сходил с повестки дня столетиями. Еще в XVII в. он не раз оказывался предметом серьезных споров между ними и посадом. Основательно запутанный еще тогда, сегодня он требует еще больших усилий для своего решения. Тем более, что со временем расселение оружейников изменялось.

Цитируемая поздним источником грамота 7103 г. (1594/95) говорит об их территориальном отмежевании от посада. Но после 1595 г. в Туле, по-видимому, было несколько различающихся своим статусом групп кузнецов. Сведения о них отрывочны и допускают различную интерпретацию. Местоположение слободы оброчных кузнецов (если такая существовала) сколько-нибудь уверенно установить не удается. Какая-то территория, именуемая источниками казенной слободой, находилась «за Упою рекою» в начале 1620-х гг. Ее жители, казенные кузнецы, платили оброк (док. № 5). Судя по всему, это тот самый район, который позднее, в XVIII-XIX вв., назывался Оружейной слободой или, в номенклатуре городских частей — Оружейной стороной.

Вопроса расселения оружейников в той или иной степени касались многие исследователи. Среди досоветских авторов в той или иной степени его рассматривали И. Х. Гамель [65], И. Ф. Афремов [22], С. А. Зыбин [88], Г. М. Белоцерковский [47]. Позднее его затрагивали В. Н. Кашин [97] и Е.И. Заозерская [85]. В исследовании, посвященном классовой борьбе оружейников, определенное внимание ему уделил В. Н. Ашурков [42]. Специальную статью посвятила Н. Ф. Трутнева [156].

Последняя, кратко рассмотрев характер расселения оружейников в период с 1595 по 1838 г., пришла к заключению, что «в Туле не было территориально замкнутой казенной слободы оружейных мастеров». Она полагала, что эту слободу «нельзя считать неким территориальным целым. Принадлежность к оружейной слободе можно рассматривать скорей как определение правового положения людей, привлеченных к обязательной работе на казну, не связанного с непременным условием проживания» [164, с. 59].

Отдавая должное качеству авторской аргументации, приведшей к такому выводу, хотелось бы, однако, ее уточнить. Слобода, как некое, обладающее границами место с особым населением, несомненно существовала — но существовала как некий инвариант, к которому в большей или меньшей степени тяготело реальное положение дел. Территориально отделенная слобода соответствовала тому положению, к которому «тянуло» оружейников правительство, и о котором время от времени вспоминали они сами при подборе аргументов в [81] спорах с посадом. По-видимому, никогда не существовавшая в действительности, моносословная по населению внутригородская территория в этом смысле была ничуть не меньшей реальностью, чем феномен с тем же названием, представлявший собой профессионально консолидированную сословную группу, «размазанную» по пространству города. Отмежеванная слобода являлась феноменом, хотя и виртуальным, но глубоко пропитавшим сознание всех, кто участвовал в многолетних спорах, связанных с принадлежностью земель, на которых жили кузнецы и их соседи посадские. И существование ее учитывалось наравне с реальностями физическими.

Кроме того, отождествляемая с конкретной территорией слобода кузнецов не являлась чисто идеальной сущностью. Длительно существовали и широко употреблялись топонимы Казенная и Оружейная слобода. В публикуемых документах Казенную слободу впервые встречаем в грамоте 1622 г., в которой указано и ее местоположение: «отведена де им на Туле за рекою Упою» (док. № 5). В грамоте 1640 г. находим слободы, названные казенной и самопальной, причем, судя по контексту, речь явно идет об одном объекте (док. № 7). Данные топонимы присутствуют и в именованиях церквей. Таким образом, горожане вполне отчетливо представляли, что кузнецкая слобода — не только совокупность ремесленников, но и некой фрагмент городской топографии, причем фрагмент с совершенно конкретными пространственными координатами.

Политика казны в отношении расселения тульских оружейников на протяжении длительного времени последовательно ориентировалась на модель отмежеванной слободы. В сохранившихся документах фиксируем, как правило, однотипную реакцию на время от времени воспроизводившуюся ситуацию: казна не без удивления узнает, что несмотря на многочисленные указания, многие оружейники по-прежнему живут на градской стороне (на посаде), а посадские за рекой в Оружейной слободе, и дает более мягкие или жесткие указания эту ситуацию исправить. Самой радикальной попыткой вмешаться в ситуацию, по-видимому, являлось межевание казенной Кузнецкой слободы, произведенное подполковником Зотом Назимовым и подьячим Максимом Даниловым в 1695 г. ⁴⁵ Несколько курьезный характер носит попытка воздействовать на оружейников, живущих вне слободы, посредством [82] сноса (под предлогом «отвращения от пожарных случаев гласности») принадлежавших им бань: по мысли в 1764 г. предложившего эту комбинацию генерал-фельдцейхмейстера Вильбоа, бытовые неудобства должны заставить их, наконец, переселиться на предписанное властями место (ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Д. 178. Л. 178-178-об.).

Неизменность позиции казны требует объяснения, которое находим, в частности, в исходящем из Военной коллегии документе 1799 г.: добиваться того, «чтобы оружейники жили на отведенных им землях в так называемых оружейных слободах», необходимо потому, что это обеспечивает «в управлении их удобность в присмотре за ними», а это — одно из условий «наилучшего успеха в прочном деле оружия» (цит. по [164, с. 58]). В условиях рассеянной мануфактуры, каковой, несмотря на все направленные на централизацию реформы, в той или иной мере продолжало оставаться тульское оружейное производство, такая позиция вполне понятна. Только в конце 1830-х гг. ограничения на расселение оружейников были сняты.

Своеобразие феномена Оружейной слободы Тулы (нечеткая его территориальная фиксированность) не снимает вопроса об истории и «движущих силах» расселения тульских оружейников.

Хронологически наиболее ранний период, для которого на основании документов тульского госархива можно составить представление об этом вопросе — первая треть XVIII в. Планировка Кузнецкой слободы в этот период заметно отличалась от ныне существующей, сформировавшейся в процессе реализации генерального плана Тулы 1779 г. Первоначально главными ее улицами были две, продолжением которых являлись дороги на Алексин (Никольский, современный Оружейный, переулок) и на Москву (Демидовская, она же Никольская ⁴⁶, улица). На перекрестке этих улиц-дорог в XVII в. стояли деревянные Никольская и Христорождественская церкви.

Населявшие слободу казенные кузнецы, гончары, ямщики и посадские люди составляли четыре церковных прихода. По приходам велся первичный фискальный, в том числе, ревизский учет (см. образец сказки 1-й ревизии — док. № 44).

Естественными границами слободы являлись правый берег р. Упы и обширный Демидов пруд — искусственный накопительный резервуар Тульского завода Демидовых, устроенный [83] на р. Тулице. К востоку от пруда, выше по Упе, находилось с. Чулково. Рядом с Оружейной слободой располагались слободы Ямская и Гончарная, но границы между ними носили достаточно условный характер ⁴⁷.

Планировка Оружейной слободы, как и всего города, первоначально была нерегулярной. На рубеже 1730-1740-х гг., при А. В. Веере, планируется ее перепланировка с введением прямоугольной сетки кварталов (фрагмент плана — [203, с. 30]). Возможно, это был первый опыт такого рода в Туле.

Указ 1739 г. расширил территорию, принадлежавшую Оружейной слободе за счет стрелецких и ямских земель [164, с. 57]. В начале 1760-х гг. под поселение оружейников были отписаны земли с. Чулково. Это пригородное село (называвшееся также Рождествиным по находившейся в ней ц. Рождества Христова) начало «втягиваться» в город с того времени, как после пуска в середине 1690-х гг. Н. Д. Демидовым своего доменного завода на р. Тулице здесь стали селиться его заводские мастера. После строительства казенных Оружейных заводов на Упе бок о бок с ними расселяются и оружейники. Чулковское кладбище с построенной на нем церковью св. Димитрия Солунского, возникшее за городской чертой после закрытия кладбищ при приходских церквах, со временем становится главным кладбищем оружейников. Здесь были похоронены многие их выдающиеся представители, в частности, командир завода ген. Е. Е. Штаден [22, с. 235].

На участке между кладбищем и ближайшими кварталами городской застройки были поселены купленные у Д.Л. Нарышкина для нужд Тульского оружейного завода 350 крепостных крестьян, прежде работавших на его металлургических заводах на р. Скниге [22, с. 209]. Этот городской район некоторое время назывался «Нарышкиной слободой».

Хотя задуманная Веером перепланировка Оружейной слободы осуществлена не была, этот район одним из первых в Туле начинает перестраиваться на регулярной основе по утвержденному для него в 1779 г. генеральному плану. Этому косвенно способствовал крупный пожар, в том году уничтоживший значительную часть застройки зареченских слобод и нанесший значительный урон материальному благосостоянию многих семей проживавших в них оружейников. [84]

Ориентированное на следование традициям «Положение» 1823 г. сохранило и постаралось усилить территориальную обособленность оружейников. Эта отразилось, в частности, на избранной схеме расселения: «в подтверждение неоднократных постановлений», оружейникам разрешалось иметь дома только в оружейных слободах по правую сторону р. Упы, закладывать и продавать их жители этих слобод могли только оружейникам. Оружейникам на Градской стороне, разночинцам на Оружейной запрещалось отводить места под новое строительство и позволять ремонтировать ветхие постройки. Вообще любая продажа оружейником дома должна была осуществляться с уведомлением цехового разряда [5, т. 38, № 29472, п. 163].

Только когда сама Оружейная слобода стала в известной степени анахронизмом, когда теряли значение и относительную независимость структуры ее самоуправления, когда все очевидней становилась необходимость в Туле коренной модернизации (не только технической!) ее оружейного производства, правительство смирилось со сложившимся расселением основных групп городского населения Тулы и разрешило (1838) иметь дома: оружейникам — и на Городской стороне (на правом берегу Упы), городским обывателям — и на стороне Оружейной [164, с. 59].

9. Ликвидация сословной обособленности

Подготовка крестьянской реформы и не менее радикальных реформ в других сферах жизни общества и государства поставило на повестку дня вопрос о давно назревшем освобождении от обязательного труда и тульских оружейников.

Еще в 1856 г. Военно-учетный комитет высказался в пользу проекта радикального изменения сословного статуса оружейников, полагая целесообразным обратить их в мещан, потребность же завода в рабочей силе удовлетворять путем найма наиболее квалифицированных и добросовестных. В том же ключе еще до манифеста от 19 февраля 1861 г. высказался и военный министр генерал Д.А. Милютин, полагавший необходимым наряду с техническим перевооружением производства переход завода на наем рабочей силы [95, с. 66].

После освобождения крестьянства естественными представлялись аналогичные шаги по отношению к другим сословиям и группам населения, свобода которых была существенно ограничена государством. Для Тулы это были прежде всего оружейники. Но реформы должны были затронуть и завод как таковой. Его решено было передать в арендное управление. Выявились два претендента на роль арендатора: выступавшие от имени оружейного общества состоятельные предприниматели [85из числа оружейников и командир завода генерал-майор К.К. Стандершельд. В Главном артиллерийском управлении первый вариант энтузиазма не вызвал — оно считало, что оружейники не имеют возможностей для предстоящей радикальной реорганизации производства [31, с. 56].

23 апреля 1862 г. Военным министерством была создана комиссия для разработки правил «устройства быта тульских оружейников». 22 августа того же года она приступила к работе. Уже 11 сентября проект устройства был составлен. Он предусматривал увольнение от обязательной службы, предоставление уволенным прав «свободных городских обывателей» и ряд льгот, постоянных и временных. Кроме того, были предусмотрены меры, делавшие для оружейников предпочтительным поступление на работу не к частным фабрикантам, а на Оружейный завод: его работники должны были освобождаться от рекрутской повинности, некоторых налогов и сборов. Для них сохранялся и ряд привилегий, принадлежавших прежде казенным оружейникам: продажа железа и провианта по казенной цене, пенсионное обеспечение по возрасту и др. Поступившие на завод работники должны были образовать особое оружейное товарищество, для управления которым предполагалось создать заводской попечительский орган. Как видим, проект создавался на основе представления о необходимости в новых условиях сохранить наиболее важные из атрибутов сословного быта оружейников, представлявшиеся его авторам жизнеспособными.

Но данный проект был критически воспринят практически всеми заинтересованными в исходе дела лицами. Тульский губернатор, в частности, считал, что он составлен с чрезмерными «увлечениями в пользу арендатора». В Военном министерстве проект отправили на доработку. Новый его вариант был готов к началу следующего года [31, с. 57]. В нем особо оговаривалась необходимость «разрушить замкнутость сословия оружейников». Они причислялись к городскому обществу на правах мещан, получали право образовать особое ремесленное объединение (цех), освобождались на 10 лет от податей и рекрутской повинности.

То, каким образом будет проведена предстоящая реформа, весьма беспокоило оружейников. Не без участия стремившихся попасть в арендаторы своих же представителей они все более настраивались против Стандершельда [31, с. 58].

13 мая 1863 г. оружейники подали на него жалобу Александру II (док. № 100). Проведенное министерством расследование (в ходе которого были поданы десятки жалоб от цехов) подтвердило справедливость многих обвинений (док. [86 № 101, 102). Неопределенность положения и протестные настроения летом 1863 г. достигли такого напряжения, что это отразилась даже на ходе производства [31, с. 59].

27 апреля 1863 г. Александр II утвердил условия договора, на которых завод сдавался в аренду генералу Стандершельду на 5 лет, считая с 1 января 1863 г. Арендатор становился полноправным, независимым от правительства руководителем работ, которые после освобождения оружейников должны были производиться вольным наймом [31, с. 60].

В августе 1863 г. командир завода объявил, что вступает в арендно-коммерческое управление (с 14 сентября). Во время инспекторского смотра, устроенного в связи с ожидавшимся посещением Тулы Александром II, оружейники заявили, что всем обществом собираются просить царя отдать завод не Стандершельду, а им самим (док. № 103). Во время визита действительно было подано прошение, в котором отмечалось, что Стандершельд «принуждает к подписке на вольную работу» [31, с. 61].

Сложная обстановка, в которой оказались завод и оружейники (в протестах которых были и основательные обвинения, и разумные предложения, но подчас просвечивала простая привычка к сложившимся формам организации производства), породила, по справедливому замечанию Ашуркова, «ненормальное положение»: условия аренды (включавшие дату ее начала) были утверждены, арендатор объявил о переходе на аренду и вольный найм, а оружейникам об освобождении от обязательного труда объявлено все еще не было.

Публичное объявление о том, что фактически уже произошло, было сделано уже в следующем, 1864 г. 28 февраля было упразднено прежнее заводское правление [31, с. 62]. 14 апреля утверждено (царем) мнение Государственного Совета об устройстве быта оружейников Тульского казенного завода — документ, 17 пунктов которого определяли положение лиц, входивших в терявшую самостоятельность сословную группу.

Оружейники, уравненные в правах с мещанами, перечислялись из военного ведомства в городские обыватели г. Тулы. Они получали все права, «присвоенные городскому состоянию» и принуждались исполнять все связанные с принадлежностью к нему обязанности (п. 1, 2). Оружейники, исполнявшие на заводе «письменные занятия», получали право поступить на гражданскую службу канцелярскими служителями. Особые права и преимущества сохранялись за инженерно-техническим, педагогическим и медицинским персоналом завода из числа оружейников (п. 3-6). Лица, имевшие определенный стаж работы на заводе, и просто пожилого возраста [87] пожизненно освобождались лично от казенных и земских податей, а также рекрутской повинности (п. 7). Прочие оружейники освобождались от податей на 6 лет, от рекрутской повинности на 10, с выгодной для малолетних оружейников корректировкой начала отсчета этого времени (п. 8, 9). Заводское начальство перечисляло городу денежную ссуду, выдававшуюся оружейникам на постройку домов после пожара 1834 г., и позднее частично ими возвращенную; недоимки с оружейников по этой ссуде списывались (п. 10). Все недвижимое имущество, принадлежавшее оружейникам, оставалось за ними. Дополнительно тем из них, у кого дома находились на казенной земле, эта земля безвозмездно передавалась (п. 12). Оружейникам, не имевшим домов, разрешалось выдавать денежное вспоможение из средств Военного министерства (п. 13). Оружейникам (с семейством), которых арендатор не желал принимать на работу по вольному найму, отпускался провиант: на первые два месяца бесплатно, на последующие 10 — по казенной цене (п. 14). Общественное имущество оружейников (денежные капиталы, дома, строения, больница, богадельня, сиротский дом, школа) передавались в общественную собственность уволенных оружейников (п. 15). То же — земли, находившиеся в их общественном пользовании (п. 16). Для принятия общественного имущества и заведования им оружейники избирали из своей среды уполномоченных. Им разрешалось образовать особое товарищество, составление правил для которого могли готовить те же уполномоченные (п. 17).

В воскресенье 17 мая 1864 г. об увольнении тульских оружейников от обязательных работ и передаче их в городское ведомство по поручению военного министра им было публично объявлено инспектором оружейных заводов в Туле генерал-лейтенантом Игнатьевым. Оружейникам было прочтено высочайше утвержденное 14 апреля 1864 г. мнение Государственного Совета, сообщено о дарованной милости, обнародованной в указе Правительствующего Сената от 6 мая (док. № 104).

Итак, оружейное сословие навсегда прекратило свое существование. Его верхушка пополнила ряды тульского купечества, остальные — мещанства, внутри которого сразу возросла доля пролетариата.

Ход и итоги реформы, ликвидировавшей тульских оружейников в качестве особой сословной группы городского населения, оценивались в литературе по-разному. Отметим здесь только любопытный факт, демонстрирующий то, как эти события воспринимались полвека спустя самими оружейниками. [88]

После того, как с немалыми хлопотами приближавшийся к празднованию своего 200-летия Тульский оружейный завод довел до завершения работу по созданию статуи Петра Великого, после подведения финансовых итогов этой акции (работы осуществлялись исключительно на собранные добровольными пожертвованиями средства), возник вопрос о расходовании денежного остатка. Приводим текст журнала заседания Комитета по сооружению памятника императору Петру Великому от 25 мая 1912 г.:

«Комитет, разсмотрев отчет, признал, что все расходы произведены правильно.

Относительно остатка от собранной суммы на постановку памятника постановил:

«Оставшуюся сумму в размере 2512 руб. 79 коп. назначить на устройство памятника императору Александру II, в память освобождения оружейников в 1864 г. от обязательнаго труда».

Вместе с другими добровольными пожертвованиями эта сумма позволит поставить к указанному сроку памятник царю-Освободителю.

Председатель Собрания по постановке памятника императору Александру II, гвардии полковник Зыбин.

М. Суцоплатов. Д. Смирнов» ⁴⁸. (ГАТО. Ф. 187. Оп. 2. Д. 133. Т. 3. Л. 428).

Выборные от мастерских — потомки мастеров, освобожденных при Александре II — считали это событие (освобождение) сравнимым по значимости с основанием завода — самой важной датой в их общей истории.

Комментарии

36. Так, в первой половине 1720-х гг. в Оружейной слободе числилось 2309 лиц мужского пола, тогда как на посаде — только 1507 (данные 1724 (ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Д. 182. Л. 11-об.) и 1720 [11, с. 170] гг. соответственно).

37. Далее в этом разделе, исключая ссылку в следующем примечании, номера страниц в ссылках на работу И. Х. Гамеля соответствуют нумерации отдела «Прибавления».

38. Гамель, говоря о событиях 1712 г., упоминает еще об одной книге, которая велась в слободе — для записи мирских расходов [65, с. 44].

39. Приводим некоторые установленные нами имена оружейных дел надзирателей. Лица, отмеченные звездочкой, внесены в список предположительно: они названы просто «надзирателями», без добавления «оружейных дел».

Леонтьев Иван Иванов (1715) [154, с. 125]

Каптельцов Алексей (1718) (ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Д. 9. Л. 1-об., 4, 8, 8-об. и др.)

Салищев Агап (1719) (ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Д. 10. Л. 7)

Арехов Федор Зотов с. (1720) (Ф. 187. Оп. 1. Д. 10. Л. 5, 8, 8-об., 15 и др.)

Горбунов Ларион (1723, янв.) (Ф. 187. Оп. 1. Д. 12. Л. 14-об., 15, 16)

Мосолов Терентий Исаев с. (1723, апрель-август) (Ф. 187. Оп. 1. Д. 12. Л. 52, 56-об., 76-об., 121-об. и др.)

Салищев Иван (1726) (док. № 37)

Пушкин Иван (1727) (Ф. 187. Оп. 1. Д. 18. Л. 9-об.)

Попов (1730) (Ф. 187. Оп. 1. Д. 18. Л. 7-об., 9)

Пушкин Никита (1731) (Ф. 187. Оп. 1. Д. 18. Л. 6, 11-об., 37; Там же. Д. 19. Л. 1, 49; Там же. Д. 33. Л. 3-об.)

Леонтьев Михайла (1733) (Ф. 187. Оп. 1. Д. 21. Л. 27)

Филипов Максим (1735) (Ф. 187. Оп. 1. Д. 19. Л. 50, 125)

Костентинов Иван (1737) (Ф. 187. Оп. 1. Д. 25. Л. 5)

Куприн Софрон (1740, июль, ноябрь) (Ф. 187. Оп. 1. Д. 29. Л. 192, 203-об., 252)

Логочев (вариант — Логачев) Федот (1740, окт.). Именуется то «оружейного мастерства надзирателем» (Ф. 187. Оп. 1. Д. 19. Л. 273), то «замочного мастерства надзирателем» (Ф. 187. Оп. 1. Д. 29. Л. 272)

Понарьин Яков (1741) (Ф. 187. Оп. 1. Д. 31. Л. 32, ЗЗ-об.).

С начала 1740-х гг. в документах все чаще попадаются старосты по мастерствам. Например, в 1741 г. встречаем «замочного мастерства надзирателя» (варианты: «замочный надзиратель», просто «надзиратель») Дорофея Неуструева (Ф. 187. Оп. 1. Д. 31. Л. 6, 8, 52, 72, 72-об“ 73, 74). В 1746 г. — замочного и станочного мастерства надзиратели Павел Денисов и Матвей Люков (Ф. 187. Оп. 1. Д. 53. Л. 12, 13, 140). Последних иногда по старинке еще именуют «оружейных дел надзирателями» (Ф. 187. Оп. 1. Д. 53. Л. 15).

40. Вероятно то же, что упоминаемая в документах середины 1730-х гг. «Оружейная земская контора», она же «Оружейная земская изба», в которую по исковым делам бьют челом выборным судьям (или «судным») из казенных кузнецов (Ф. 187. Оп. 1. Д. 15. Л. 1-об., 2-об., 28-об.).

41. Под выбором января 1731 г. подписей выборных во главе с Федором Мосоловым именно семь (ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Д. 18. Л. 30).

42. В связи с обширностью списков таких старост привести их в настоящем издании не представляется возможным. В качестве примера указываем старост на 1735 г.: ствольного мастерства Дмитрий Минаев, замочного Данила Пузаков, приборного Захар Стрельников, штыкового Иван Сизов, станочного Семен Лялин (Ф. 187. Оп. 1. Д. 19. Л. 125).

43. Сведений о том, чем завершился этот демарш, нет. По-видимому, свой срок на выборной должности Баташев все-таки отбыл: семерка, в которую он входил, в документах о ее замене на следующий год перечислена в полном составе, включая Баташева, стоящего в списке по-прежнему на втором месте (ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Д. 10. Л. 22-об.).

44. В связи с этим «разведением» вспомним, в качестве параллели, представителей посада, настойчиво добивавшихся сословного суда. И снова достаточно своеобразное управление оружейников, каким оно выглядит благодаря акценту на производственную функцию, приобретает черты сходства с общегородским управлением.

45. Соответствующая межевая опись опубликована Н. Е. Бранденбургом в составе документального приложения в его монографии, посвященной истории Приказа артиллерии [59, с. 531-533].

46. Название Никольская нынешняя Демидовская улица имеет, например, на плане 1809 г. (ТОКМ. ЕИК. № 2685).

47. Косвенным образом об этом свидетельствует тот факт, что ц. Рождества Христова (Николо-Зарецкая) именуется в XVIII в. с прибавлением вполне равноправных уточняющих ярлыков: что в Казенной слободе и что в Ямской слободе [191, с. 15].

48. Следуют еще 10 подписей.