«ПОСЛАНИЕ ДВОРЯНИНА К ДВОРЯНИНУ»

Послание дворянина к дворянину» было найдено Н. К. Никольским в одном из рукописных сборников XVII в., в списке, и опубликовано им же в № 4 журнала «Библиографические записки» за 1892 г.

Однако в издании Н. К. Никольского текст «Послания» воспроизведен очень небрежно, с опечатками, пропусками и неверным прочтением ряда слов (например, вместо «фортону» (т. е. фортуну) — «ростоку», вместо «ратные» — «раньше», вместо «погребище» — «потребище» и т. д.).

Эти недостатки публикации Н. К. Никольского, а также малодоступный характер того издания, где было напечатано «Послание», оправдывают вторичное издание настоящего памятника, представляющего исключительную ценность как источник для истории восстания Болотникова.

Почти с уверенностью можно документально установить личность автора «Послания дворянина к дворянину». В Писцовой книге города Тулы и Тульского уезда 1587-1589 гг. сохранилось описание поместья Ивана Фуникова: «За Иваном за Васильевым сыном Фуникова старое его поместье полсельца Рожественого на речке на Серебренке; пашни паханые доброй земли 30 четьи да перелогу 57 четьи с осминой, и обоего 87 четьи с осминой в поле, а в дву по тому ж, сена 60 копен» (Писцовые книги XVI в., под ред. Н. В. Калачова, отд. II, СПб. 1887, стр. 1150). Вторая половина сельца Роженственого составляла поместье брата Ивана Фуникова, Кузьмы. Кроме поместий, братьям Фуниковым принадлежали в Туле «осадные дворы»: один общий двор внутри «города» и по двору «за городом», на посаде (там же, стр. 1082 и 1090). [541]

Можно думать, что в момент составления Писцовой книги Иван Фуников был еще молодым человеком. На это указывает то, что при описании осадных дворов братьев Фуниковых Писцовая книга упоминает об их отце (там же, стр. 1090). Очевидно, братья Фуниковы стали самостоятельными дворовладельцами лишь незадолго до составления Писцовой книги, после смерти их отца. Таким образом, Иван Васильев сын Фуников вполне мог быть современником восстания Болотникова, что и позволяет отождествить его с Иванцом Фуниковым — автором «Послания дворянина к дворянину» (тем более, что автор «Послания» сам говорит о том, что ему «не мало лет» и что он «сед»).

«Послание» написано вскоре после подавления восстания Болотникова, вероятнее всего — весной 1608 г. (автор говорит о себе: «Апреля по 23 день по-видимому в живых, а бедно убо и скорбно дни пребываю»).

Оценку «Послания» как памятника литературы см. у С. К. Шамбинаго (академическая «История русской литературы», т. II, ч. 2, 1948, стр. 41-42), которому принадлежит заслуга извлечения «Послания» из забвения.

«Послание» печатается нами по рукописи, точно воспроизводя текст списка. Места дефектные или сомнительные отмечены в примечаниях.

ПОСЛАНИЕ ДВОРЯНИНА К ДВОРЯНИНУ

Благих подателю и премудрому наказателю, нашего убожества милосерде взыскателю и скуднаго моего жительства присносущу питателю, государю моему имярек и отцу имярек, жаданный видети очес твоих светло на собя, якож преж бе не сытый зримаго и многоприятнаго милосердия твоего Фуников Иванец, якож прежней рабец, греха же моего ради яко странный старец, вожделен до сладости малаго сего писанейца до твоего величества и благородия не простирает бо ся сицево // писанейцо за оскудение разума моего и за злу фортону серца моего, точию рех ти: буди, государь, храним десницею вышнаго параклита, а по милости, государь, своей аще изволишь о нашем убожестве слышати, и я милостию творца и зижителя всяческих (Здесь, по-видимому, пропуск слова «благ» или подобного ему) апреля по 23 день по-видимому в живых а бедно убо и скорбно дни пребываю, а милосердия твоего, государя своего, всегда не забываю. А мне, государь, тульские воры выломали на пытках руки и нарядили, что крюки, да вкинули в тюрму; и лавка, государь, была уска и взяла меня великая тоска, а послана рогожа и спать не [542] погоже //; седел 19 недель, а вон из тюрмы глядел. А мужики, что ляхи, дважды приводили к плахе, за старые шашни хотели скинуть з башни, а на пытках пытают, а правды не знают: правду де скажи, а ничего не солжи. А яз им божился и с ног свалился и на бок ложился: не много у меня ржи, нет во мне лжи, истинно глаголю, воистинну не лжу. И они того не знают болши того пытают, и учинили надо мною путем, мазали кожу двожды кожу кнутом (Так в рукописи). Да моим, государь, грехом недуг не прилюбил, баня дурна да и мовник глуп, высоко взмахнул // тяжело хлыснул, ослез (Так в рукописи. По-видимому, так автор «Послания» называет следы от битья кнутом (слезшую кожу!)) добре велик и по ся места болит: прикажи государь, чем лечить, а мне, государь, наипаче за тебя бога молить, что бог тебя крепит: дай господи и впредь так творить. Да видех, государь, твоего, государя моего имярек, рукописание, прослезихся и крепости разума твоего удивихся, а милосердия твоего у князя Ивана рыбою насладихся и богу моему за тобя, государя моего, помолихся; да от сна вставая и спать ложась, ей, ей, всегда тож сотворяю. А тем, государь, твое жалованье платить, что за тебя бога молить, да и всяк то говорит: добро де он так творит // Да писал бы, государь, не мало да за великой смутой разума не стало, приклоних бо главу свою до земля рех ти: здравствуй, государь мой, о христе. Аминь. Да, не мало, государь, лет, а разума нет, и не переписать своих бед; розван (Так в рукописи) что баран, разорен до конца, а сед, что овца. Не оставили ни волосца животца, и деревню сожгли до кола, рожь ратные пожали, а сами збежали. А ныне воистинну живем в погребище и кладем огнище, а на ногах воистинну остались одне голенища и отбились голенища (Так в рукописи). Зритель, государь, сердцам бог: не оставили шерстинки, ни лошадки, ни коровки, а в земли не сеяно // ни горстки; всего у меня было живота корова и та не здорова: видит бог, сломило рог. Да, бог сердца весть, нечего есть. Велел бог пожить и не о чем тужить. А я тебе, государю моему, преступя страх, из глубины возвах, имя господне призвах, много челом бью.

А о скорбех постигших нас не вем, что изрещи. Зрение нас устрашает, но, мню, и стихия нам зболезнует. Не единех бо нас постигоша злая, но и всю страну нашу. Земля, юже видел еси благу и населенну, узриша ея опустену и напоену кровми святых: пролияша бо ся крови подобно дождеви, и вместо // пшеница возрастоша нам терния. Узриши церковь божию сетующу и дряхлующу и яко вдову совлечену: красота бо ея отъята бысть иноплеменными, паче ж нашими воставшими на нас, богу тако изволшу. И узриши грады разорены и пожжены, вдовы и старии [543] сетующа и гладом таеми, середняя ж и невесты возхищени и обоимани руками чюжих, и младенцы раздробляемы, и самый той царствующий град, яко шипок красен зимою, противными нашими померзаем. Превосходит бо плач наш паче Вифлеомскаго плача: тамо бо токмо едини младенцы // убиваеми бываху и се число прииде, зде же старии и совершении умом и боголепныи образом и юннии леты и образом и всяк возраст не пощаден бысть. Превосходит воистину и Херсонскаго Устиниянова убиения: тамо бо токмо един град страдаше, зде ж не мала часть вселенныя в запустение положись.

Не прогневайся, что не все беды и разорения пишу: не бо ум мой постигнути или писанию предати возможет, да и тебе скорбь на скорбь не наложу. Твоя ж и моя вся взята быша без останка.

Рукописное отделение Государственной Публичной Библиотеки имени М. Е. Салтыкова-Щедрина, Собрание бывш. Софийской библиотеки, № 1480, л. 152-155 об.

Текст воспроизведен по изданию: Восстание Болотникова 1606-1607. М. Государственное издательство политической литературы. 1951