Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

III.

Донесение 68 доктора Виллиса 69 о путешествии его в Россию (в 1599 г.).

Кредитивная грамота и инструкция для меня были переданы Франциску Черри 70 (для того, чтобы он снял столько копий, сколько считал нужным), каковые хранились у него до того времени, когда я приготовился в его доме к отъезду на судне в Гравзенд; после этого я не имел удобного случая прочесть их, хотя эти акты с копиями он должен был вручить мне.

Перед отъездом из Лондона Ф. Черри давал мне указания, как поступать в делах и как держать себя в Московском государств в отношении разных лиц, и в частности Джона Мерика, агента (английского), или же в отсутствие его заместителя, а по всем (прочим) делам, касающимся путешествия, вверял меня руководству Томаса Винингтона 71, как моего проводника.

Получив эти наставления, я прибыл в Россию в Ивангород 19 (насколько припоминаю) августа 1599 г. вместе с моим [294] проводником Томасом Вининггоном 72. Благодаря ему я нашел возможность послать к воеводе в крепость уведомление о своем прибытии с письмами от Королевы Английской к Государю. Лишь через 6 часов мне позволили войти в небольшой дом, и была уже ночь, когда я его занял вместе с приставом, (присланным) для наблюдения за мною. На ужин мне дали кусок холодного мяса, и я пробыл в этом доме 5 дней. На обед я получал только кусок старой вареной, а к ужину жареной говядины, а дом (мой) постоянно был полон пьяных русских. Получив разрешение и лошадей, оттуда (т. е. из Ивангорода) я выехал 4 сентября около 9 часов утра, сопровождаемый моим приставом в Ивангороде Иваном Даниловичем Сабуровым, и все мое путепиествие не стоило каких-либо расходов для Великого Князя, кроме прогонов для лошадей.

Подъехав к воротам столицы, пристав отвел мне длинное низкое помещение 73, а сам отправился к канцлеру вместе с письмами (к нему) от Ивангородского воеводы. Спустя 4 часа ко мне прибыл какой то голландец, состоящий на службе у Великого Князя, посланный канцлером (пос. дьяком) Василием Яковлевичем Щелкаловым 74, и так как он не понимал ни английского, ни латинского языка – мне пришлось объясняться с ним при помощи немых знаков. Тем временем, будучи голодным от продолжительного поста, усталым от непрерывного путешествия, я не мог получить ни еды, ни питья и даже какого-нибудь другого места для отдыха, ибо скамейка в дымной комнате была полна нищих и (усеяна) мухами. Наконец я получил хороший обед, который принесли мне английские купцы, едва получившие позволение от канцлера посетить меня. Под вечер [295] Иван Данилович (Сабуров) принес мне ответ от канцлера, что я все еще не могу вступить в столицу и эту ночь должен довольствоваться прежним помещением.

В ближайший день купцы в большом числе и с трудом получили у посольского дьяка согласие на то, чтобы я въехал в город и остановился в английском доме 75, так как по его словам (т. е. Щелкалова) во всем городе не было другого подходящего для меня дома, хотя этот город также велик, как Париж во Франции.

При моем сюда прибытии (что было 1-го сентября), я узнал, что Джон Мерик 76 еще не возвратился из своей поездки к [296] морскому побережью, вследствие чего я руководствовался указаниями Марка Брювстера, его заместителя, и без его совета и согласия ничего не предпринимал до возвращения Д. Мерика, советам которого и указаниям я следовал потом во всех делах все время 77, пока я оставался в этой стране.

Сентября 6 рано утром посольский дьяк прислал ко мне опять голландца, чтобы он провожал меня в (посольскую) палату (to the castle); затем прибыл Джон Эльмес 78 (Elmes) толмач, или переводчик английского языка. По его словам, дьяк выражал желание, согласно указу Государя, чтобы я подал письма Ее Величества. Тогда (английские) купцы меня спросили,представлю ли я их открытыми, как это сделал доктор Ридлей 79 и другие, или частным образом, т. е. передам их дьяку, или нет. На первый вопрос мой голландец пристав принес ответ от дьяка, что письма должны быть (представлены) не вскрытыми; на второй вопрос Брювстер дал мне совет уклоняться от исполнения требований дьяка, иначе это будет во вред и мне лично, и Компании. До этого времени я не читал и не видел копий писем Ее Величества и надеялся,что с ними познакомится Джон Мерик, прежде чем я отправлюсь в посольскую палату, но за его отсутствием я знал только то, что сообщил мне Фр. Черри. Затем в сопровождении пристава я поехал в посольскую палату и был представлен дьяку 80, который спросил меня, привез ли я письма Ее [297] Величества к Великому Князю и пр., и чтобы я их передал ему по приказанию Великого Князя. Письма я должным образом отдал (with such dutie, as was fitt), каковые дьяк принял, но при этом не снимая шапки и не вставая с места. Затем он спросил, не имею ли я что-нибудь прибавить к ним, и если да, то что именно. На это я отвечал, что, так как Государь писал к Ее Величеству, требуя удовлетворения относительно ее вмешательства (в распрю) между Сигизмундом королем Польским и герцогом Карлом Шведским 81 – мне велено было изложить дело, как оно было. Дьяк ответствовал, что Государь будет доволен, ибо намеревался немедленно отправить гонца к герцогу Карлу. Я тогда спросил, угодно ли будет принять (мое объяснение) на словах, или письменно, и получил ответ – «на письме». Я просил тогда на день отсрочить мне это представление. Тогда дьяк спросил меня, полагаюсь ли я только на свою память, или же имею какие-либо письменные инструкции. Я сказал на это, что у меня есть письменная инструкция, данная мне лишь для памяти, и что я мог бы ее представить в ближайший день в такой форме, чтобы ее возможно было удобнее всего перевести переводчику. Об этом дьяк не хотел и слышать, настаивая, что Царь не удовольствуется каким-либо промедлением, и что я должен немедленно его удовлетворить, если я хочу, чтобы ко мне сколько-нибудь благосклонно отнеслись в этой стране.

На этот раз меня отпустили, но я был вызван снова с требованием представить инструкции, касающиеся дел шведских, что я исполнил, но лишь только я встретился с дьяком, я заявил ему по этому поводу свой протест, указывая, что инструкция носила частный [298] характер и предназначалась мне для памяти по тем вопросам, по коим мне повелевалось представить донесения Ее Величеству; затем, как я думал, инструкция была так написана, что ее далеко не так легко было переводчику понять и еще менее верно перевести. Для лучшего пояснения я предлагал представить, если считали нужным, декларацию, каковую я и подал, когда несколько дней спустя был призван в посольскую палату. Здесь дьяк снова начал торжественно говорить о всех моих делах, спрашивая еще раз, не имею ли я прибавить к тому, что было сказано. Я отвечал, что не могу дать определенного ответа, пока мне не известно, как переводчик понял мои инструкции, и затем, что Ее Величество повелевала мне предложить здесь свои услуги в качестве врача при Государе, согласно его же просьбе, выраженной в последнем письме к Ее Величеству, присланном с Франц. Черри. С должной покорностью я исполнил (это желание), если Его Величеству угодно будет воспользоваться моей службой. Тогда дьяк спросил, нет ли у меня кроме королевиных письм свидетельства о моих способностях. Я рассмеялся и спросил его, понимает ли он то, что спрашивает? Об этом он толковал долго, пока я решительно заявил, что я не прибыл сюда искать жалованья, и что в состоянии жить вполне хорошо в моей родной стране и с тем достатком, какой Великие Князья обыкновенно отпускают своим врачам, и что я предложил свою службу по повелению Ее Величества, готовый ее исполнять со всем старанием и верностью, и если свидетельство писем Ее Величества было (т. е. признавалось) недостаточным – я сомневался, чтобы кто-либо во всем христианском мире мог его удовлетворить. Тогда дьяк, прося меня успокоиться, перешел к войнам против турок, спрашивая, почему бы в борьбе с турками Ее Величеству не образовать союза 82 с другими христианскими государями, имея Великого Князя главою и предводителем. Я отвечал, что у меня не было полномочий по этому вопросу, но что Великий Князь [299] мог бы поднять этот вопрос перед Ее Величеством через своего посла, и к тому же Ее Величество, как мне известно, монарх независимый от другого государя в деле государственного управления. Затем он пожелал говорить о Германии, почему Ее Величество не в дружественном союзе с германскими великими герцогами, на это ответствовал я так же, как и прежде. Когда перешел потом к вопросу о вере – он предложил мне много важных вопросов, и ближайшим образом (он спрашивал), откуда мы знаем, что наша вера истинная. Я сказал, что это вопрос странный для него же (дьяка), живущего в стране, где никакого другого языка не понимают кроме своего, тогда как мы понимаем все языки, на коих написано хоть что-либо из Свящ. Писания или по религии и проч. Засим дьяк снова завел речь о Швеции, говоря, что он не показал и не решился представить Государю моих инструкций, ибо они не согласовались с письмами Ее Величества, а скорее им противоречили. Я отвечал, что об этом заявлял при их передаче, на что дьяк ответил, что это все равно, раз Государь был уверен в том (о чем было также и писано), что Королева вспомогала и была в дружеских сношениях с Сигизмундом против Карла… Получив после этого мои инструкции, я был отпущен.

Вскоре после этого в Москву возвратился агент (английский) Джон Мерик, сопровождаемый Ричардом Барнесом 83. Я пожаловался Мерику на такое суровое обращение со мною вопреки обещаниям 84 г. Черри, и ближайшим образом по поводу инструкций, касавшихся Швеции. Он передал мое неудовольствие дьяку, и вследствие ежедневных его настояний Джону Эльмесу переводчику было велено вместе с Дж. Мериком и Ричардом Барнесом отправиться в мою квартиру (я теперь жил в небольшом нездоровом доме) для рассмотрения перевода 85, в котором они нашли много очень [300] грубых ошибок, по вопросам весьма существенным, и несмотря на все это ни заявление не было принято, ни удовлетворения (мне) не было дано.

Этого, надеюсь, достаточно, чтобы оправдать меня от какой бы то ни было неосторожности при исполнении моих обязанностей, кроме письма Дж. Мерика, на которое ссылаются. На что отвечаю тем, что Мерик сам просил, чтобы разрешить ему написать (через меня), иначе его письма могли бы быть перехвачены и послужить во вред и ему самому, и Компании…

Но взвешивая, что гораздо важнее, все обстоятельства (этого дела), мне кажется, что Великий Князь решил за долго до моего прибытия не принимать кого бы то ни было (onie sent) от Ее Величества 86. (Тому доказательства) во-первых, обращение со мною в Ивангороде, где я вступил на (русскую) землю, и затем при прибытии в Москву; в-третьих, посылка и приглашение меня в посольскую палату; в-четвертых, письма Ее Величества приняты неподобающим образом; в-пятых, неуместное обсуждение ванных государственных дел, не взирая на мою неподготовленность, неопытность, отсутствие полномочий, и к тому же они ждали посла от Ее Величества с ближайшим приходом судов.

Не трудно найти и причины происшедшего, если принять во внимание, какие у него (т. е. Великого Князя) намерения относительно Лифляндии и страны латышей 87.

Великий Князь приглашал всех соседних с Москвою 88 князей к себе есть и пить с обещанием своего благоволения. Многим он дал достаточную сумму денег с правом свободы въезда и выезда для торговых сношений по их желанию. Этими путями он имеет сведения об этих провинциях и, при слабом правительстве, надеется отвращать их умы от подчинения Польше. Для того же, чтобы привести эти области под свою власть, (Борис) считает необходимым ослабить силу Польше. Поэтому прежде всего он всеми средствами содействовал герцогу Карлу и разъединял эти две [301] державы, затем он искал сближения с Императором Германским, сватая свою дочь за какого-либо великого князя этого дома, имея надежду разделить королевство Польское 89 с прилежащими к нему областями между собою, Германским Императором и предполагаемым (будущим) супругом своей дочери. И затем, считая, что немцы недружественно расположены к английской здесь торговле, он удовольствуется тем, что постепенно будет отнимать свои привилегии (у англичан), и вряд ли может быть сомнение, что в конце концов он отберет решительно все их привилегии 90, как была к тому попытка во время моего здесь пребывания. Кроме того, перед моим сюда прибытием Великий Князь нашел себе в Германии 3 или 4 врачей, которые еще не прибыли, когда я уезжал из Москвы, по той причине, что они требовали значительной суммы денег (? для проезда), и большого ежегодного оклада жалованья сравнительно с тем, какое отпускается докторам. Полагают, что Великий Князь их всех удовлетворит 91 тем более, что некоторые из них обладают большим [302] искусством в некромантии и волшебствах. К этому можно бы прибавить, что во все время моего пребывания там – я не издержал ни одной полушки (чужой), но жил на свой собственный счет… а также (указать) на отпуск д-ра Ридлея, которому не уплатили жалованья за последний год, и удержали некоторые его книги, коими пользовался для себя лично еще во время моего пребывания итальянец Павел. 92 В силу этих мотивов и других, мне неизвестных, Джон Мерик, английский агент в России приводил Черри (во время его там пребывания) весьма существенные доводы, по которым не следовало (was not good) посылать (в Россию) какого бы то ни было врача и ни в каком случае не поддаваться на просьбу выражать свое согласие на словах или на письме. Все эти дела и обстоятельства привели меня к той мысли, что, если кто-либо будет прислан послом к Великому Князю от Ее Величества, последний воспользуется каким-нибудь ничтожным поводом, чтобы сделать удовольствие немцам, давая малое содержание послу Ее Величества, и затем, чтобы скорее от него отделаться, будет его презирать, если он будет не дворянин 93.

Тимофей Виллис. [303]

* * *

Миссия Афанасия Ивановича Власьева к Цесарскому двору (1599–1600 г.).

От князя Василия Васильевича Голицына в Оршу Оршанскому старосте Андрею Ивановичу Сапеге 94 (1599).

Божиею милостию Великого Государя, Царя и Великого Князя Бориса Федоровича всея Руси Самодержца, Владимирского, Новгородского, Московского, Царя Казанского, Царя Астраханского, Государя Псковского и Великого Князя Смоленского, Тверского, Югорского, Пермского, Вятского, Болгарского и иных, Государя и Великого Князя Новагорода Низовские земли, Черниговского, Рязанского, Ростовского, Ярославского, Белоозерского, Удорского, Обдорского и Кондинского и всея Сибирские земли и Северские страны Повелителя и Государя Иверские земли, Грузинских Царей и Кабардинское земли, Черкасских и Горских Князей и иных многих государств Государя и Обладателя, его Царского Величества от воеводы и наместника Смоленского от Князя Василя Василевича Голицына, в Оршу, старосте Оршанскому Ондрею Ивановичу Сопеге. Преже сего писал есми к тобе и неодинова, что Великий Государь наш Царь и Великий Князь Борис Федорович всея Руси Самодержец посылает государство свое обвестити к брату своему к Великому Государю к Рудольфу Цесарю Римскому посланника своего Офанасия Власьева, и ты бы ведаючи то прислал 95 к тому Великого Государя нашего Царя и Великого Князя Бориса Федоровича всея Руси Самодержца посланнику Афанасию Власьеву опасную грамоту и пристава-б на рубеж велел изготовити по прежнему обычаю. И ты писал к мне, что Великого Государя нашего Царя и Великого Князя Бориса Федоровича всея Руси Самодержца посланнику без Государя своего Жигимонта Короля ведома и опасной грамоты дати нельзя, а писал ты о том к паном радам (т. е. сенаторам) не мешкая, да и по ся места опасные грамоты на Государева посланника не [304] присылывал. И то где ведется в котором государстве, что в перемирные лета по перемирным грамотам посланником и гонцом не ходити; и то значно, что такими делы так мирное постановление нарушиваешь, что в нынешнее перемирное время по перемирным грамотам Великого Государя нашего Царя и Великого Князя Бориса Федоровича всея Руси Самодержца посланника через Государя своего Литовскую и Польскую землю к Цесарю не хочешь пропустити. И я ж тобе объявляю, что Великий Государь наш Царь и Великий Князь Борис Федорович всея Руси Самодержец и многих государств Государь и Обладатель посылает государство свое обвестити к брату своему к Великому Государю к Рудольфу Цесарю Римскому посланника своего Афанасия Власьева, и ты-б то ведаючи Великого Государя нашего Его Царского Величества на того посланника прислал опасную грамоту и пристава на рубеж прислал попрежнему обычаю и по перемирным грамотам, чтоб тому посланнику Государя вашего Польскою и Литовскою землею до границы до Цесарской идти к Рудольфу Цесарю добровольно без всякого задержания. Писан Великого Государя нашего Царя и Великого Князя Бориса Федоровича всея Руси Самодержца и многих государств Государя и Обладателя отчине в городе в Смоленске лета семьтысячного сто седьмого декабря в 24 день.

* * *

Responsum legati Mosci in negotio secreto matrimoniali. 96 [306]

Перевод Ответа Московского посла 97 по тайному делу (о заключении) брачного союза (между Эрцгерцогом Максимилианом и Царевной Ксенией), 1600 г.

1. По первому пункту был дан ответ (Власьевым), что светлейший Эрцгерцог пусть остается в католической вере вместе с своими слугами и священниками, которых привезет с собою. Наш светлейший Великий Государь изъявить ему на то свое согласие и Его Царское Величество никому не воспрещает следовать, кто какой хочет вере, а также и его слугам.

2. Если же Эрцгерцог пожелает ради своих домашних дел отъехать в Германию, то будет зависеть от его воли; что же знатнейшие магнаты сказали на словах, что если как-нибудь случайно умрет его брат, то чтобы ему можно было вместе с [307] женою возвратиться во владение брата своего, это невозможно; у светлейшего Великого Князя одна только дочь, наша Государыня, отпускать ее как-либо нельзя, а оставаться им у светлейшего Царя и Великого Князя и, оставаясь у Царского Величества, если бы он захотел повидаться с священным Цесарским Величеством, с матерью и братьями – светлейший Царь даст ему на некоторое время разрешение повидать светлейшего Императора и мать и снова вернуться к Царскому Величеству и оставаться вместе с светлейшей Княжной у Государя нашего Царя и владение свое будет иметь большое не таким способом как им владеют, это мне известно.

3. Чтобы я мог вам изложить, сколько бывает ежегодных доходов от того княжества Тверского и от вотчины Великого Государя, и сколько (в них) крепостей и городов, и вотчину ту, в случае смерти Княжны, не возьмут ли (обратно), и Царевич светлейший Государь если с горестью о том узнает, не возьмет ли обратно ту вотчину – об этих делах вам объявлено, что Великий Государь наш, Его Царское Величество хочет содержать его (Эрцгерцога) так, как своего сына, и оставаться ему у светлейшего Царя, и по своей Царской чести и ради достоинства Цесарского сделает он для них, как то подобает светлейшему Великому Государю, и пожалуют ему, как своему сыну, княжество вотчину, и многие крепости и города, казну и людей; и великое княжество Тверское – владение большое и во многом приносящее пользу, крепостей и городов много, и вотчины Великого Государя, который прежде того ими владел,– велики, подать дают большую, вывозят из той провинции более, чем на пятьсот тысяч, и меду хлебного великое множество; и сын светлейшего Государя нашего к этим делам не имеет никакого отношения и никогда не будут искать этой области; что даст родитель своему сыну, кто может отнять, дают обое светлейшие Государи, отец и сын вместе, а не отдельно, и это будет в вечное владение Максимилиана.

4. И что написано, должно быть сделано в скорости и о том, что ранее изложено, чтобы не открывали верховному Первосвятителю (Папе), Королю Испанскому и Королю Польскому, ибо это дело великое и тайное; Его Царское Величество послал меня своего думного дьяка к светлейшему Императору, имея большое к Его Светлости доверие, [308] как к себе самому, и он полагал, что эти дела будут скоро разрешены в это лето (т. е. в этом году); об этих делах я ранее высказал, что многие великие Государи ищут и очень желают с светлейшим Государем нашим быть в братской любви и в родстве, посылают даже (к нему) своих сыновей, многие из отдаленных стран остаются у Царского Величества, только Его Царское Величество желает, как я прежде сказал, с священным Цесарским Величеством быть в братской любви, в дружбе и в родстве. Таких важных дел, если всемогущему Господу не угодно будет их оставить, необходимо на некоторое время никому не открывать, ни верховному Первосвятителю (т. е. Папе), ни Королю Испанскому, и другим. Если это не будет соблюдено и в других странах такие тайны станут известными, чтобы от того не возникла неприязнь, и чтобы я не был тому причиною, и чтобы светлейший Император не гневался. Король же Польский нашему светлейшему Великому Государю много зла показал, и об этом вы знатнейшие магнаты (сами) прежде говорили, ему то о таких тайных делах не нужно сообщать 98.

* * *

Письмо маркграфа Георга Фридриха Ансбахского к курфирсту Иоахиму Фридриху Бранденбургскому, из Аисбаха. 99

1-го марта 1600 г.

В виду того, что недавно Московское посольство проехало через нашу землю, как говорят, для решения некоторых дел с г. Гросс-мейстером 100 эрцгерцогом авсгрийским Максимилианом, и так как помянутое посольство, не смотря на близость нашей резиденции, на своем пути туда и обратно не заявило о себе у нас, мы вынуждены были согласиться (на такой проезд). Но, как мы узнали, у них о нашей стране Пруссии ведутся разные разговоры, посему мы вынуждены тайно распросить и собрать сведения (о нем) [309] на месте в г. Эгере, где помянутое посольство пребывает в течение уже нескольких недель. Какое мы от нашего уполномоченного всеподданнейшее донесение получили и какой ответ на письме отправили к находящемуся еще в г. Эгере уездному начальнику – Вашей милости в при сем приложенных копиях дружески сообщаем. Хотя мы собственно еще не знаем, отправится ли к Вашей милости это посольство, или нет, но как получим о том уведомление – не преминем Вас немедленно о том известить, однако по дружбе мы не сомневаемся, что Ваша милость не только извинит нам то, что мы не сделали в этом случае предложения посланнику, но обратится с таковым к его Государю. Великому Князю, чтобы показать свое благорасположение, и вместе с тем чтобы достигнуть его большого благоволения на будущее время в виду долгов русских, все еще лежащих на прусских землях, и по другим основаниям. Подобное предложение с своей стороны могло бы содействовать утверждению доверенных сношений (Correspondenz) и доброго соседства, к чему заметно и помянутый Великий Князь склонен. Этого мы оть Вашей милости по роду дел скрыть не можем.

* * *

Приложение I. Донесение советника и уездного начальника Рупрехта Линса фон-Дорндорфа к своему Государю маркграфу Георгу Фридриху Ансбахскому из Эгера.

(Копия).

18-го февраля 1600 г.

По милостивейшему Вашей Светлости приказанию через день мы сюда прибыли и расположились в разных гостиницах (Herbergen), чтобы меньше было подозрения. Со всем старанием, насколько нам это было возможно, мы узнали, чего домогалось Московское посольство у Его Императорского Величества и у эрцгерцога Максимилиана, а также заявляли ли они о долге, касающемся маркграфа Альбрехта, а также желали ли они предложить (ссуду) эрцгерцогу Максимилиану, и чего ради они так долго здесь остаются.

И прежде всего мы находим, что это посольство не вызвано никакой другой причиной кроме того, что предшественник нынешнего Государя и Его Величество находились в таких доверенных сношениях, каковые продолжать и он не менее склонен. [310]

При этом он также напоминает Его Величеству, чтобы он не заключал с Турецким Султаном никакого мира, что в таком случае он воспрепятствует татарам, чтобы никто из них более не прошел в Венгрию.

Он желает также помочь Его Величеству ежегодной субсидией на войну (jaehrlichen Kriegssteuer), настолько значительной, чтобы каждый мог убедиться, как (Великий Князь) заботится о поддержании Германской Империи и об устранении ей вреда. Императорские поверенные (Commissarii) те, которые здесь состоят при Московском посольстве, как то: Георг Небриц, Лука Паули, какой-то Меркер и Давид Розенбергер – полагают, что эта субсидия в год не будет менее пяти тонн золота 101 (werde unter fuenf Tonnen Cold jaehrlich nicht sein). Государь Великий Князь отправил также свое великое посольство к Персидскому Шаху, ему равным образом напоминает не допускать никакого мира с Султаном, он хочет также помочь ему деньгами, как и Императору, о чем не менее дал знать через свое посольство и христианам, живущим на границах Персии, как то: гурийцам, иверийцам и грузинам. Эти три христианские народа имеют постоянно своих посланников при Великом Князе, и они, как и Персидский Шах, объявили, что они нималейше не думают заключать с Турком мирный договор. Поэтому они желают повсюду послать посланников – к Римскому Императору, чтобы заключить с ним союз против турок. Будто бы такого посольства ожидают в Венеции.

Эти помянутые христиане обитают вокруг горы Арарата, на которой остановился Ноев ковчег; возле нее есть город, называемый жителями Самарканд (Samarcan), по имени Сима, сына Ноева, и Arca-ковчег. В минувшем 99 году они храбро выступили против турок и нанесли им большой урон, затем они не ожидали их (прибытия) в провинции Эриванской, куда они двинулись, но пошли навстречу (далее) и разбили. Его Величество решил немедленно после Пасхи отправить к Великому Князю Авраама фон Дона 102 (бывшего Императорским посланником несколько раз в [311] Москве), вместе с г. Иоанном Фридрихом Гофманом (с которым я, Дорндорф познакомился в Турции); к нему присоединится еще кто-либо, кто оттуда направится к Персидскому Шаху 103. Лука Паули, уроженец курфиршества Бранденбургского, приглашен участвовать в посольстве, и будет содействовать (его успеху).

Московский Князь, как только вступил в управление государством, отправил большое посольство к королю Польскому, чтобы известить его о своем избрании и при этом дать ему понять, что перемирие, как он находит, заключенное между ним и его предшественником оканчивается 15 августа 1601 г. 104, которое он намеревается соблюдать с верностью, и не прочь его продолжить. При этом он прислал ему еще часы и саблю, чтобы показать тем, что, когда часы останавливаются – мирное состояние приходит к концу, и если он не имеет расположения к миру – ему остается самое лучшее – война. Но как думает Лука Паули, если король Польский будет желать мира, ему в том не будет отказано от Великого Князя.

Этот Московский посланник был в Дрездене, у него была грамота к трем молодым князьям 105, но за отсутствием Правителя 106 ее не хотели принять, о чем он все еще ежедневно сожалеет. Подобная грамота есть у него и к Курфюрсту Бранденбургскому; обе они одного и того же содержания, а именно: Великий Князь напоминает, чтобы они вместе с Императором верно стояли заодно против Турка, к тому же склоняли и других [312] чинов государства, о чем он думает не менее того лично действовать перед Императором. С герцогом Карлом Шведским Великий Князь вступил в вечный союз. Великий Князь должен стоять на Лифляндской границе с силою многих тысяч (войска), Шведский канцлер Замойский с 30 тысячами предполагал двинуться в Трансильванию, но он все еще держится в... после того, как получил достоверное известие, что герцог Карл Шведсвий там стоит (sich befinde) с большою силою, и что уже отнял у Польского короля крепость Ревель, Нарву, Вейсинштейн, Гапсаль... Пернау и сильным войском осадил Юрьев. Эрцгерцог Максимилиан оказал в Мергентале Московскому посольству большие почести. Во время первого обеда он поднес ему ради здравия Его Величества Императора золотой кубок в 6000 дукатов, который был (прежде) подарен Немецкому Ордену; засим второй кубок золотой в 8000 дукатов за здравие Великого Князя, и третий позолоченый за здравие 11-летнего сына Великого Князя. Этот Князь очень умен, слуги его одеваются в немецкое платье, и между ними есть немцы, ибо он очень высокого мнения о немецком народе. За покойным Великим Князем была (замужем) сестра нынешнего Князя, который был тогда у него канцлером. Великого Князя хвалят за его высокий ум, благочестие, снисходительность; он дарует своему государству большие вольности, желая через то сблизить его с другими окрестными народами, он намеревается также учредить Академии (Academias aufzurichten).

Этот Московский посланник – канцлер 107 Великого Князя, он привез в подарок Императору, а также и Максимилиану соболей и куниц, но не в таком большом числе, как покойный Великий Князь, но по этой росписи… 108

Посланнику Максимилиан подарил два высоких позолоченых кубка, и также прекрасную позолоченую флягу, и этот дар ценится в 1000 гульденов.

О сватовстве с Максимилианом ничего не слышно, так как при этом присутствовали лишь Максимилиан, посланник и Лука Паули в качестве переводчика. [313]

Что же касается теперь третьего пункта – долга, который составляет обязательство Пруссии по отношению к Московскому государству, то, насколько нам известно, Василий, отец тирана Иоанна Васильевича в 1514 году дал взаймы 109 300000 гульденов герцогу-маркграфу Альбрехту Прусскому на 10 лет без процентов (а потом за умеренные проценты – hernach aber mit gebuehrlicher Verzinsung vorgelichen) для войны с королем Сигизмундом Польским, отцом короля Сигизмунда Августа; этот заем состоялся на certis conditionibus (известных условиях), которых мы не можем знать. Деньги эти тиран Иоанн Васильевич требовал в 1547 году от помянутого князя маркграфа Альбрехта, но ответа не последовало, с того времени так и осталось, и о долге никогда не вспоминают. Только в минувшем 99 году 110, когда в приказе в Москве стали разыскивать некоторые бумаги, касающиеся Императора Максимилиана I, нашли и эту долговую запись помянутого князя маркграфа, Альбрехта, но более о том не говорят. Об избрании нынешнего Великого Князя, о его посольстве к Императору и о других более важных происшествиях – это сообщил нам вышеупомянутый Лука Паули, который много знает о Московских делах; но когда же мы его стали просить, так как он происходит из Маркграфства (Бранденбургского), чтобы нам и об этих делах с особым доверием сообщил, как ему о том более известно, то он на это торжественно уверяет, что он ничего более не знает, в противном случае он не хотел бы это от нас скрывать. Никогда также не было речи, чтобы этот долг требовать или его уступить кому-либо; никогда он не слыхал, чтобы Пруссия хотела его оспаривать. Впрочем Московский переводчик сказал, будто бы Великий Князь хотел вручить своему посланнику долговую опись, что он дарит (этот долг), но так и осталось. Мы же этому не верим. Но когда мы его 111 попросили, чтобы он, если в будущем что-либо о том услышит, письменно сообщил Вашей Светлости [314] Княжеской или мне, Дорндорфу, как его доброму приятелю, и что Ваша Княжеская Светлость ему на деле покажет свою милость – он обещал это исполнить.

Только это и более мы не могли узнать и будем далее об этих делах разведывать для Вашей Княжеской Светлости. Московское посольство недовольно тем, что Его Величество так долго его задерживает, что уже давно пора им отправиться в обратный путь для того, чтобы Государь мог выступить в поход против татар и закрыть им проход в Венгрию, и что с этим походом Государь предполагает и сам лично отправиться. Посланник отправил уже двоих из своей свиты в Любек, чтобы заказать там суда (для отъезда), магистрам же предложил провожать их с военными судами.

Посланник все еще находится к сомнении, заехать ли ему предварительно к Курфирсту Бранденбургскому; мы также сомневались, послать ли к Курф. Милости всеподданнейшее донесение с нашим гонцом, и пока этого не сделали. Посланник имеет при себе императорского золотых дел мастера, который делает (для него) великолепную золотую корону, украшенную рубином и алмазами, нужно еще подождать некоторое время, чтобы узнать, для чего это. Перед своим отъездом посланник должен быть еще раз у Императора, чтобы его почтить должным образом, и ему сообщить резолюцию Курфирстов о сватовстве. Так как его резиденция только в 10 милях отсюда в Пильзене, я, Дорндорф, решил туда поехать, чтобы иметь возможность узнать еще что-нибудь, что я немедленно Вашей Светлости всеподданнейше сообщу. Так как Ваша Княжеская Светлость не желаете (nicht gern sehen), чтобы Московский посланник ехал в Берлин – благоволите мне о том поспешно сообщить; быть может через посредство Луки Паули, который у него в большой силе, так придется поставить дело, что такое путешествие будет отклонено. Пока я не получу дальнейшего приказания Вашей Светлости, я буду оставаться в Пильзене, и тогда буду разведывать у г. Перницио, Е. В. тайного секретаря. Из новых известий мы ничего не знаем кроме того, что Император до Пасхи остается в Пильзене, так как в Праге опять начали умирать. В Турции во многих местах большое возмущение, в особенности..... в [315] Азии 112, туда Султан послал наместником пашу, который овладел страной и подчинил ее. Вслед за тем Султан послал другого пашу, чтобы прогнать первого. Оба они, однако, соединились между собою, держать в своей власти всю страну, и другие народы к ним присоединяются. Султан хлопочет о мире перед Его Величеством.

* * *

Приложение II. Донесение советника и уездного начальника Рупрехта Линса фон-Дорндорфа к своему Государю маркграфу Георгу Фридриху Ансбахскому из Эгера.

(Копия).

25 февраля 1600 г.

Узнал в Пильзене, «что Московский посланник ничего не привез кроме хорошего, а именно, что Великий Князь не менее, как и его предшественник, желает поддерживать доверенные сношения с Императором (in vertraulicher Correspondenz begehrt zu sein), предлагает всякого рода помощь против Турка и удержать татар, чтобы они более не вторгались в Венгрию. И хотя помянутый посланник должен был быть отпущен Его Величеством только после Пасхи, однако думают, что по его настоянию он в течение 8 дней будет призван к Его Величеству, и затем последует его отправление.

Когда я вчера возвратился сюда из Пильзена – я спросил у Луки Паули, не вспоминал ли о Пруссии посланник в мое отсутствие. Тот заявил, что в течение несколышх недель он не мог у него получить аудиенции, так как он по случаю поста держит себя совершенно изолированно, только со своими, когда ожидает богослужения; его высоко ставят, так как он человек очень разумный. Только в воскресенье, 24 февраля, он призвал его к себе и целые полдня с ним беседовал, и во время этого продолжительного разговора он вспоминал о Курфиршеском и Бранденбургском долге. Эти князья, по его мнению, а в особенности князь Прусский (имея в виду Вашу Княжескую Светлость), редко искали [316] дружбы как его Государя, так и его предков, потому то следует вспомнить, насколько чистосердечно Великий Князь Василий Иоаннович помог маркграфу Альбрехту 113, герцогу Прусскому, значительной денежной суммой, о чем имеется несколько письменных актов, когда он вел войну с Сигизмундом, королем Польским. Между тем, если бы искали тесной дружбы с его Великим Князем, можно было бы видеть, как бы пришли к соглашению относительно этого долга, затем вслед сказал: «но этого они не делают!» На что Паули ответил, что Курф. Кн. Бранденбургский дом склонен к тому, чтобы охотно поддерживать сношения со всеми честолюбивыми князьями. Посланник сказал тогда: «достоин похвалы маркграф Ганс Кюстринский (von Cuestrin), он был очень умный князь, который поддерживал добрые сношения с Иоанном Васильевичем, и не умри он, он и с помянутым Великим Князем вступил бы в более тесное сближение» (in mehrer Vertraulichkeit kommen). На этом разговор окончился. Одно он связывал с этим, давая понять, что те князья, коих это касается, должны поступать с осторожностью, и искать его 114 дружбы, ибо он такой могущественный Князь... Поэтому его Великий Князь мог бы добро сделать и для других князей, в особенности соседних, так как они нуждаются в его помощи. Из этого краткого разговора посланника многое можно вывести. Это я препоручаю суждению Вашей Княжеской Светлости».

* * *

Донесение советника и уездного начальника Рупрехта Линса фон-Дорндорфа к своему Государю, маркграфу Георгу Фридриху Ансбахскому из Эгера.

(Копия).

9 марта 1600 г.

Дорндорф получил письмо Маркграфа от 1-го марта и согласно инструкции вступил в сношения с переводчиком Лукой Паули. [317]

«Эти люди так строго соблюдают посты, ведут такую замкнутую жизнь, так усердно посещают богослужение, что посланник часто в течение 8 дней не допускает к себе к нему приставленных императорских коммисаров, держит он себя с очень высоким достоинством, смешанным с какой-то грубой спесью, так что даже Лука Паули только вчера ему докладывал дела. Как посланник ему сказал, ему приятно, что Ваша Курф. Светлость относитесь так благосклонно, дружески, по-соседски к его Государю, который ответит на то (взаимно) дружески и со всем благорасположением, и об этом он подлинно донесет своему Государю. Но он ни с одним монархом не сносится ни письменно, ни устно, кроме того, что ему приказано от своего Государя на основании данной ему инструкции.– На этом ответе он остановился.

Что касается Берлина, посланник сам еще не знает, каким путем он поедет. По словам Паули, легко может статься, что он с г. Дона отправится через Польшу, если только король Польский разрешит проезд, и засим посланник настаивает, чтобы ему быть допущенным к Императору в Пильзене в течение первых 14 дней после Пасхи; там он также пробудет недели три для доклада различного рода дел Его Величеству. Тем временем его Великий Князь не преминет лично выступить в поход против Татарского Хана, и он уже приказал построить несколько острогов в двух днях пути от Крыма, главного местопребывания татар, и он думает подчинить их своей власти подобно тому, как Иоанн Василъевич в течение своего правления покорил царства Казанское и Астраханское, которые хотя веруют еще в свой Алкоран, но они – mancipia Великого Князя, и подчинены ему также, как и другие подданные. Его Государь сделает так, что наверное в этом году ни один татарин не вступит в Венгрию. Персидский Шах также в достаточной степени отвлечет Турецкого Султана в союзе с соседними христианскими народами, которые почти находятся на границе (в провинции Эриванской)...

Города Любек, Люнебург, Брунсвик и Ньюренберг подарили посланнику великолепные высокие позолоченные кубки; при этом не забывают и Луку Паули; он имеет большое влияние у Императора и Великого Князя. С тех пор, как нынешний Великий Князь [318] управляет, он иначе не вспоминает о Бранденбургском долге (как говоря то, что), если бы маркграф Ганс Кюстринский 115 был жив – вся Лифляндия принадлежала бы Германской Империи; ибо Великий Князь Иоанн Васильевич, а также король Датский Фридрих и король Шведский соглашались уступить ее, но чтобы маркграф Ганс заплатил из своей казны ему 3 тонны золотыми. Тогда у поляков (в 1570 году) было в Лифляндии не более, как только одна крепость. Но в то время, как с Императором Максимилианом переговоры были в полном ходу (in voller Tractation), Его Княжеская Милость (Ганс) скончался в 1571 г., и дело остановилось. Его Княжеская Милость должен был иметь наместника (Stadthalter), а Великий Князь быть протектором. По словам Луки Паули, посланник также здесь часто вспоминает о помянутом князе маркграфе Гансе. Он, посланник, человек очень хитрый, остроумный, очень рассудительный, ему 40 лет, и можно удивляться, что под таким мрачным небом, как Москва, существуют такие acuta ingenia (люди острого ума), как (там, где) нет никакого гнета. Его зовут Афанасий Иванович Власьев, он канцлер царств Казанского, Астраханского и Сибирского, и предполагают, когда он вернется, он будет генеральным канцлером 116. Он из дворян. Великий Князь имеет одного сына Царевича Феодора 11 лет, и единственную взрослую красавицу дочь. У Короля Польского очень дурные отношения с proceribus regni (магнатами страны); его укоряют они в том, что он не сдержал им того, что обещал, и потому у них руки развязаны для того, чтобы судить о том, что должно служить к поддержанию и сохранению короны. Императорский золотых дел мастер работает здесь в квартире посланника очень усердно над короною. Драгоценный камень, который к ней приделывают, и который посланник привез с собою из Москвы, оценивается в две тонны золотых. Этот мастер золотых дел, с давних лет и ныне – мой хороший друг, он должен был присягнуть Императору, что он об этом ни одному человеку ничего не откроет. Я знаю, что этому причина…». [319]

* * *

Письмо Курфюрста Иоахима Фридриха к Маркграфу Георгу Фридриху Ансбахскому из Кюстрина.

(Копия).

12 марта 1600 г.

(Курфюрст в ответ на письмо Маркграфа он 1-го марта благодарит его за сообщение известий о посольстве Русском, а также и сведений, касающихся интересов Бранденбургского Дома). Но пока мы до настоящего времени не получили (известия) об этом посольстве, что оно явится к нам. Если бы это случилось, то в том и другом случае мы Вашей Милости дружески уведомим. Если посольство не имеет специального предписания, то для нас было бы гораздо лучше (fast lieber), чтобы оно к нам не отзывалось, так как еще не известно, как там с Польшей finitis induciis (после заключения перемирия). Как бы то ни было, мы должны признаться, что для нас также немаловажны сношения с Москвой, дружба, то и другое в виду долгов (Пруссии); этого мы не должны скрывать в дружеском ответе от Вашей Милости.

* * *

Письмо Курф. Бранд. Посланника при Императоре Рудольфе тайн. сов. Иеронима Дискау к канцлеру Курф. Бранд. Иоанну фон-Лёбену, из Пильзена.

12 мая 1600 г.

(Сообицает о том, что в среду поздно Московское посольство прибыло в Пильзен). Когда я согласно намекам г. Канцлера осведомился, кто такой Лука Перленберг, оказывается, что это не Московский переводчик, а прикомандированный императорский придворный чиновник, которого имя Лука Паули фон-Перлеберг. И так как Пейльвиц во время проезда Московского посольства через Верхний Пфальц сообщал ему хорошие сведения – мы пригласили его вчерашний день к нам. При этом я подошел к нему издалека и узнал, что он уроженец пограничной области (города) Перлеберга 117, недавно был в Берлине, отыскивал г. гофмаршала, но не мог быть у него. Мне он сообщил, что он одиннадцать раз [320] был в Москве, и на этот раз двенадцатый должен будет поехать туда с посланником, и что когда-то маркграф Ганс Кюстринский, славной памяти, посылал и его отца в Москву к Великому Князю. На это я заметил, что, так как он императорский служитель, я его только буду ожидать, где будут держать свой путь Москвитяне. Потом я от него и других узнал, что они отсюда поедут на Лейтмериц 118, там пересядут на суда и по Эльбе спустятся к Гамбургу, оттуда (проедут) сухим путем до Любека, а далее думают плыть по Балтийскому морю до Московской Нарвы. В какой день они двинутся отсюда, еще не известно, они хотят только того, чтобы их более 8 дней задерживали. Если бы Государь сам пожелал говорить с помянутым Лукой Паули, или г. гофмаршал, или с самим посланником – по моему мнению, это могло бы случиться в Тангермюнде, Гавельберге, или в (других) подходящих местах, может быть и конвой нужен, как это было в Пфальце. Но нужно, чтобы Государь приказал поставить пост в Виттенберге, чтобы, если они туда приедут, наблюдали днем и ночью, и их не упустили бы на Эльбе.

* * *

Миссия Джона Мерика в Россию и Швецию.

Письмо Ф. Черри и Д. Мерика к ст.-секретарю сэру Роберту Сесилю.

Достопочтенный!

Вспомнив о наших нижайших обязанностях, по возвращении от Вашей чести с отпуском грамоты Ее Величества, мы приступили к рассмотрению Государевой к Ее Величеству грамоты, в коей нашли, с каким доверием он полагается на Ее Величества заботливость о достойном браке для его сына и дочери, что с такой уверенностю обещал ему именем Ее Величества ее посол. Засим, сопоставляя по сему пункту ответ Ее Величества на (Царскую) грамоту – мы находили его не соответствующим с обещанием посла о том, что Ее Величество, по-видимому, заботится о браке обоих детей Государя, а предлагает дочь гр. Дербийского, неравную по [321] летам его сыну, и не делает кроме того никаких других предложений. Если бы Ее Величеству угодно было предложить Его Высочеству нескольких других, хотя бы из своих свойственников, это отвечало бы делу, доставило некоторое удовлетворение ему или по крайней мере устранило бы в значительной степени возможное неудовольствие. Для удобства В. ч. и для того, чтобы легко ориентироваться, мы имеем на бумаге, при сем приложенной, пункты Государевой грамоты 119, откуда можно видеть, как он ждет 120 исполнения предложений, сделанных ему Ее Величества именем. Каковое наше мнение об ущербе, который может произойти через ответ, не соответствующий в каком-либо отношении желаниям (Государя), мы покорно осгавляем на Ваше благоусмотрение. Если же Вашей достопочтенности не угодно сделать Ее Величеству дальнейшее по сему предмету представление или, если Вам угодно, чтобы один из нас о том вошел с предложением – мы будем ожидать Вашей чести ответа и указаний, и засим с низким почтением отправимся (в путь). Лондон, 25 сентября 1601,

Вашей достопочтенности покорно пребывая

Френсис Черри,
Джон Мерик

Адресовано: Достопочтенному сэру Роберту Сесилю 121, рыцарю, Ее Величества главному секретарю 122. [322]

* * *

Инструкция г-ну Мерику, отправляющемуся к Московскому Государю (the Emperor of Muscovy).

Так как Ее Величеству угодно было избрать вас для отправления к Московскому Государю, дабы доставить ему удовлетворение по тем делам, о коих он писал к Ее Величеству через сэра Ричарда Ли, и так как она полагала подходящим не только дать ему ближайший ответ, но предоставить вам изложить (ему) некоторые обстоятельства на словах, мы сочли необходимым изложить некоторые такие наставления, которым вы должны следовать в этой миссии.

Во-первых, вы должны, как только можно скорее, отправиться к Царскому двору, которому позаботитесь представить Ее Величества грамоту со всем должным приветствием, напоминая ему, насколько Ее Величество любезно принимает благосклонный прием сэра Ричарда Ли; после этого, прежде чем развивать что-нибудь далее, выжидайте его ответа, и когда он сам заговорит о том предмете своих желаний, чтобы соединить (брачным союзом) своих детей с кем-либо из дома или родных Ее Величества, вы должны изложить основания, приведенные Ее Величеством в своей грамоте, и как-нибудь оговариваясь в своем ответе, так как вы не приносите ему более (или менее) подходящего удовлетворения, и затем, если он будет возражать – прибавьте следующее. Ее Величество так сильно желает показать наглядно ему, в какой степени она почитает его дружбу, что она избегает называть ему лиц, не близких ей по королевской крови, хотя есть различные другие знатные фамилии, даже родственные ей по матери, о которых она до сих пор уклонялась говорить или писать. Дабы ознакомиться с особенностями этих линий, происходящих от благородного дома ее королевы матери – вы можете показать ему (Государю) родословную, вам ныне переданную, как доказательство того, что это не такое дело, над которым Ее Величество не думала бы серьезно, если бы она могла (только) сказать, как предупредить некоторые затруднения, которые она предусматривает. Так, прежде всего это здесь трудное дело отыскать подходящих лиц по летам, затем нелегко убедить родителей расстаться с своими детьми, чтобы выдать их [323] жить в стране столь отдаленной, хотя, впрочем, Ее Величество знает, что это великая и могущественная монархия; наконец, эти лица не имеют такого приданого, какого, быть может, Государь будет ожидать. (Таким образом вы, следуя вашему благоусмотрению,представите верное изложение заботливости Ее Величества о том, чтобы удовлетворить выраженные им во всей переписке надежды, и ее же желание и твердое намерение, чтобы все обстоятельства могли содействовать установлению прочного союза между двумя коронами). 123

(Наконец, по всем другим делам, касающимся состояния Ее Величества здоровья, образа действий в Ирландии и внутреннего спокойствия, вы достаточно осведомлены, и потому нет нужды писать по сему какие-либо указани). 124 [324]

* * *

Подробное донесение 125 о приеме и моих, Джона Мерика, действиях по прибытии 126 в Москву, куда я был отправлен от Ее Светлейшего Величества с ее, Государыни, грамотой и миссией к Государю Русскому (A Particular Declaration of the Enterteignment and usage of me John Merick after my arrival at Mosco being sent from the Queenes most Excellent Maj, with Her princely letters and mesage unto the Emperor 127 of Russia etc. 1603).

9 февраля 1601 (1602 128) года я прибыл к Москве поздно ночью и потому не мог надлежащим образом известить о моем приезде до следующего утра, с наступлением которого я послал сказать о моем прибытии агенту г-ну Барнесу с тем, чтобы он сообщил о том его достопочтенности канцлеру (посольскому дьяку) Афанасию Ивановичу (Власьеву 129) и узнал желание его, где в [325] городе мне остановиться. Дьяк о моем приезде немедленно донес Государю, который был тогда в монастыре 130 в двух милях от столицы вместе с сестрой своей прежней Государыней; и по приказанию Его Величества послал он пристава (a gentleman) провожать меня в английский дом (согласно моему желанию) в 10 день того же месяца (т. е. февраля). На следующий день утром помянутый посольский дьяк 131 прислал за мной, чтобы я прибыл к нему, и когда я явился – он спросил меня (по приказанию Его Величества) о цели моего приезда. Я отвечал на то ему, что прислан с грамотою и миссией от Светлейинаго Величества Королевы Елизаветы к могущественному Государю всей России и пр. Борису Федоровичу. Тогда он меня спросил, касается ли моя миссия тех секретных дел, о коих вел переговоры, когда был здесь, посол Ее Величества сэр Ричард Ли 132. [326]

На это я отвечал, что на самом деле прибыл главным образом по этим делам 133. Тогда он спросил, какой их исход в Англии (how they took effect in England), и как относилась к ним Ее Величество. В ответ я сказал, что Ее Величество писала о том, ближайшим образом, в своей грамоте и кое-что поручила еще мне передать также и на словах 134 (referred some things to my verball relation), и если будет угодно Государю – я представлю грамоту (с изложением) моей миссии Его Высочеству. Этим моим ответом дьяк вполне удовлетворился, и тем временем я откланялся и уехал.

На другой день утром помянутый посольский дьяк сам прибыл ко мне в английский дом и выразил желание, чтобы я приготовился к вечеру явиться к Государю (к какому времени его достопочтенность приедет за мною). В час назначенный его достопочтенность приехал к мне, взял меня с собою в свои сани, и сопровождал меня, пока я предстал перед Его Величеством. Его Величество восседал в частной, а не государственной палате, поставив ноги на скамейку, обитую соболями.

Поклонившись установленным образом, я поднес Государю грамоту Ее Величества с надлежащим приветствием и передал ее в собственные Его Величества руки. После этого Его Величество дал мне поцеловать свою Государеву руку и весьма подробно распрашивал о добром здоровьи Ее Величества, его дорогой и любезной сестры и предлагал много других подобных вопросов, изъявляя свою Государеву любовь и прежнее расположение к Ее Величеству. Я отвечал на все Его Величества вопросы и заявил, что Ее Величество вполне любезно приняла тот почетный прием (какой оказан был) ее послу сэру Ричарду Ли, что подало поводного Величеству спросить, поручали ли мне в Англии переводить ту секретную грамоту, которая была прислана с помянутым послом. Я сказал на это, что названное дело всецело было поручено Фран. Черри и мне, и что это также побудило Ее Величество и для настоящего [327] дела почтить меня своим выбором и воспользоваться моей службой в таких важных делах (ранее мне известных), а не вверять их тайну кому-либо другому, и Ее Величество выражала свое желание в своей грамоте, чтобы это дело держать в тайне (to keapt secret), каковой (мой) ответ очень понравился Его Величеству. Далее Государь спрашивал, что же именно содержит грамота Ее Величества по вышесказанному секретному делу (business).

Я отвечал согласно моим инструкциям, что Ее Величество, имея в виду, что различными князьями (Европы) и в частности австрийского дома делаются предложеиия (Борису) для заключения с кем-либо из них брака – пожелала также подыскать кого-либо во всех отношениях достойного для предложения Его Высочеству, ибо через заключение подобного брака установляется не только родственный союз между государями и теснейшее духовное единение между сторонами, но кроме того Ее Величество (если то не изменится) была бы опечалена тем, что дитя, столь дорогое Ее Величеству, было бы отдано дому (роду) менее к ней приязненному, а вместе с тем возникала бы опасность, что в значительной степени благорасположение Его Величества (которое Ее Величество хотела бы сохранить) перешло бы в эту сторону (т. е. к австрийскому дому). Поэтому Ее Величество повелела своему послу выставить перед Его Высочеством эти сильные мотивы повседневно возростающего благорасположения королевы к Его Величеству. Ее Величество убеждена, что был бы подходящий брак (convenient mariage) между его сыном и одной из дочерей и наследниц родственного ей графа Дербийского 135; он королевской крови и владеет более обширными 136 имениями, чем какой-либо другой подданный в стране; но ныне Ее Величество узнала (после расспросов), что Царевичу 137, его сыну, не более 13 лет от роду, что он на 5 лет моложе леди по возрасту. [328]

Затем Ее Величество так озабочена и так сильно желает показать ему, насколько она почитает его дружбу, что она запретила Мерику называть ему (т. е. Борису) кого-либо, кто не был бы близок к ней по кровному родству, хотя есть разные знатные фамилии даже родственные Ее Величеству по матери 138, о которых она (однако) запретила говорить или писать. Но для того чтобы Его Величество мог судить б достоинствах этих линий, происходящих от благородного дома королевы ее матери, Ее Величество повелела мне показать Его Высочеству родословную (королевского дома), каковую я представил Его Величеству, показывая (по его желанию) порядок, как родственный линии разветвлялись, чем, по выяснении, Его Величество остался доволен. Затем, он пожелал, чтобы я взял на себя труд вместе с его достопочтенностью посольским дьяком перевести на русский язык письмо (королевы) и родословную, говоря, что он не доверял своим собственным переводчикам. Засим Государь воспользовался случаем и заговорил о докторе Христофоре, венгерце, который прибыл сюда вместе с сэром Ричардом Ли 139, и сказал, что он очень за него обязан Ее Величеству; он выразил желание, чтобы я не позабыл засвидетельствовать Ее Величеству его большую благодарность за доктора, ибо он вылечил его от опасной болезни (he had cured him of a dangerous sickness), и названный доктор признает только Ее Величество своей государыней, и не кого-либо другого. При сем Его Величество упомянул о папе, что несколько раз, как он слышал, готовил ей смерть 140 злыми, дьявольскими средствами, (действуя) не как христианин, а как какой-то кровожадный неверный. Я заверил его, что все это было совершенно верно, и подтвердил тоже, приведя на память много [329] подробностей, вследствие чего Его Высочество пришел в негодование, назвал папу собакой (being moved with indignation, called the pope dogge); он хотел бы, чтобы его страна не была так удалена, чтобы он сам мог явиться мстителем этому чудовищу и низкому ханже, и прибавил, что, будь он поближе – он за волосы его головы стащил бы его с места, мстя за такую достойную Государыню.

Также Его Величество признавал себя очень обязанным перед Ее Величеством за высокодостойный (princely) прием и благородное обращение с его последним послом в Англии 141 и он считал себя обязанным со всей своей благосклонностью при случае отвечать взаимностью. После обоюдных комплиментов я был отпущен с приказанием дворецкому о даче мне ежедневного содержания (кормов) очень значительного и на счет Его Величества.

В 23-й день февраля я был приглашен к посольскому дьяку по поводу перевода писем Государыни, и когда мы вместе обсуждали наше настоящее поручение (business), его достопочтенность дьяк достал из своего стола бумагу и, прочтя ее мне, стал рассуждать со мною о графах Гертфордском 142 и Гентингтонском 143, и спросил меня, почему Ее Величество не предложила кого-либо из их сыновей в виду вышепомянутого сватовства. Я сказал его достопочтенности, что я не сомневался в том, что Ее Величество с добрым намерением обсудила это дело и что, (если) она запретила называть их имена, то вследствие каких-либо мотивов (causes), все лучше ей (одной) известных. [330]

3 марта возвратились послы Государя 144 те, которые были отправлены в Данию.

13 числа того же месяца прибыли от датского короля два молодых джентельмена 145 для заключения брачного союза между (королевичем) младшим братом короля Дании и дочерью Государя, они привезли с собою портрет помянутого брата короля. Все время их пребывания принимали их по-царски, и было установлено полное согласие относительно заключения брака, и после этого они (послы) были отпущены 10 апреля.

20 апреля я обратился к его достопочтенности посольскому дьяку с ходатайством о моем отправлении отсюда, чего я никак не мог добиться и должен был оставаться до 23 июня по секретным мотивам (for secret reasons), которые потом выяснятся.

4 июня прибыл ко мне некто Генрих Цикерлей (Cickerley), один из переводчиков, он был послан в Данию вместе Прусскими послами и исполнял обязанности переводчика при посланниках короля датского, присланных к Государю по поводу брака. Этот переводчик тайно мне сообщил, что брачный союз между царевной и королевичем несомненно (дело) решенное 146, и что королевича со дня на день ждут в Нарве, куда послано для его содержания много провизии. Он передал также, будто бы король датский сообщил послам русским, что королева английская умерла (о чем они по прибытии в Москву донесли Государю). Король датский объявил о том из-за политических соображений, чтобы не [331] встретилось ему препятствий в переговорах относительно предположенного брака. Помянутый переводчик сообщил мне далее, что двор датский хорошо был осведомлен о моем сюда приезде, а равно также и о цели моей миссии, и даже более того он сообщил мне, что послы датские настоятельнейшим образом 147 просили Государя, чтобы меня не отпускали отсюда до тех пор, пока они не получат известий о прибытии к границам России брата короля, по-видимому опасаясь, что, если Ее Величество узнает о предположенном браке – она ему помешает, что и было причиной моего здесь замедления.

20 июня пришло известие к Государю о том, что брат короля (датского) высадился в Ивангороде, в городе находящемся во владениях Его Величества и (лежащем) против Нарвы, вследствие чего был отдан приказ посольскому дьяку и другим боярам встретить и провожать по пути помянутого брата короля.

22 июня я был допущен к аудиенции у Его Величества; Государь принимал на частной аудиенции в присутствии только его достопочтенности дворецкого и посольского дьяка, который сюда меня сопровождал, Государь прежде всего спросил меня, не получил ли я каких-либо последних известий из Англии и как было здоровье Ее Величества. Я сказал Его Величеству, что получил недавно письма из Англии, на основании которых я был уверен, что Ее Величество была совершенно здорова, а относительно новостей я сообщил Государю о последних Ее Величества победах, одержанных в Ирландии над изменником Тайроне 148, чему Государь очень обрадовался. [332]

В то же время Государь, вспомнив о грамоте Ее Величества, сказал мне, что он приказал изготовить и написать свой ответ на нее, и прибавил, что он хорошо ознакомился с ее содержанием и рассуждал о его (Мерика) миссии, при чем он явно постиг то высокое почтение, с которым Ее Высочество относилась к Его Величеству, что выражалось в том, что она не хотела предлагать ему кого-либо из своих далеких кровных родственников, раз условия (брака) могли оказаться неподходящими.

Засим Его Величество, приподнимаясь со своего царского места, передал мне, стоя, из своих собственных рук свою к Ее Величеству грамоту 149, выражая свое желание, чтобы я передал ее превосходнейшей и добродетельной королеве Елизавете, его дорогой и любительной сестре со всеми искренними и сердечными пожеланиями от Его Величества и царевича, и чтобы я засвидетельствовал королеве, что он считает себя более обязанным Ее Величеству, чем какому-либо другому государю на свете; он желает, что (все), что только может доставить каким-либо образом удовольствие Ее Величеству – пусть она свободно попросит (об этом), как в своей собственной стране, и при этом изъявляет, что он искренне желает долгого продолжения взаимного союза и дружбы между Ее Величеством и Его Высочеством, каковые он будет поддерживать ненарушимо до конца.

Далее он желал, чтобы я донес Ее Величеству, что Государь ради Ее Величества будет почитать ее купцов выше всех других наций, торгующих в его владениях, и свою милость, которую он им до сих пор выказывал, Его Высочество обещает потом увеличить разными способами ради Ее Величества.

Затем Его Величество представил мне 4 юношей, благородных детей 150, вполне достойных, для того, чтобы я взял их с [333] собою в Англию 151, говоря при этом, что он избрал нашу страну из особого своего расположения к Ее Величеству и того высокого мнения, какое он имеет о нашем народе; и что я должен довести о том до сведения Ее Величества и просить у нее от его имени, дабы королева соблаговолила дать позволение, чтобы (юноши) могли получать образование 152, но чтоб их не принуждали оставить свою веру 153. Таким образом он вверял их моему нопечению, чтобы я взял на себя заботу о их воспитании.

Затем Его Величество после многих милостивых знаков своего расположения ко мне отдал приказ, чтобы на следующий день я был снабжен всем необходимым для моего путешествия и [334] весьма милостиво отпустил меня, трижды простившись (thrice farewell).

24 июня я выехал из Москвы, сопровождаемый приставом 154, которого назначил Его Величество для того, чтобы проводить меня до морского берега; я был снабжен всем необходимым (для пути) и (мне дали) 27 почтовых лошадей на счет Его Величества.

* * *

Грамота Бориса Годунова к Елизавете Английской 1603 г. 155 (апр.). 155а [336]

Копия ст. грамоты Государя Московского к покойной 156 Королеве Елизавете.

Милосердия ради милости Бога нашего, в них же посети нас восток свыше во еже направити ноги наши на путь мирен, сего убо Бога нашего в Троице славимого милостию 157, от Великого Государя Царя и Великого Князя Бориса Федоровича всей России Самодержца… …сестре нашей дорогой и любителной поздравление справедливой, высокой, достойной Государыне Елизавете Божиею милостию Королеве Английской, Французской, Ирландской и многих других земель.

Ваше Величество, наша любезная сестра, прислала к нам вашу Государеву грамоту, выражая свою сестры нашей любовь и расположение к нам, каковую (грамоту) мы внимательно [337] рассмотрели, прочли и принимаем ее с особой любезностью, и, касаясь существа вашей Государевой грамоты, это доставляет нам необыкновенное удовлетворение.

Мы усматриваем в ней Вашего Величества любовь и расположение к нам и нашим детям и заботливую склонность к установлению брачного союза между ними и вашей собственной родственной вам линией. Грамотою Вашего Высочества вы известили нас, что среди других вы избрали молодую 11 лет девицу, благородного происхождения по отцу и матери, красивую, одаренную необыкновенными качествами природы, которую вы нам предлагаете, дабы с вашей стороны все обстоятельства сложились к тому, чтобы если угодно Богу склонить сердца молодой пары для взаимной любви, и что таково ваше Государево желание, чтобы насколько возможно более и более скрепить так связи взаимной дружбы, чтобы никакое действие соперничества других не могло ее ослабить, или запятнать.

Каковой леди и других портреты, с них снятые, Ваше Величество, за дальностью расстояния, предполагала прислать и представить нам через вполне достойного и доверенного дворянина, который бы свободно и ближайшим образом пришел к соглашению с нами по всем необходимым делам в миссии такой важности,– желая при том, чтобы мы приостановили дальнейший ход переговоров по тому же делу, пока мы не услышим, что скажет по этому делу ваш посол, которого вы предполагаете отправить. Между тем Ваше Величество (в грамоте) к нам об этой достойной леди ничего не пишете, кто она такая, происходит ли она от королевской Вашего Высочества крови по вашему отцу, или матери, или от какого-либо другого эрцгерцога, или князя.

В виду сего мы Великий Государь и Великий Князь всея России Борис Федорович, признавая себя очень обязанным вам, нашей любительной сестре, за любезное и свободное предложение – полагаем, что Вашему Величеству не может не быть известным, что обо всем том нас просили и ранее того вели сношения разные другие великие государи, которые посылали к нам (своих послов) с настойчивым желанием брачного союза с нашими детьми.

И во внимание нашего к Вашему Величеству благорасположения [338] мы скорее и охотнее склоняемся к вашему предложению, чем к предложению какого бы то ни было другого великого государя.

В виду этого наше желание (таково), чтобы вы, наша любезная сестра, прежде, чем отправлять посла своего, известили нас, в каком родстве эта леди (предложенная Вашим Величеством для брачного союза, состоит с Вашим Величеством, или иначе от какого князя, или эрцгерцога она происходит, и по получении о том уведомления мы приступим к решению по сему делу. А пока мы приостановим дальнейшие наши действия по сему делу в ожидании от Вашего Величества скорого и совершенного удовлетворенья. Писана 158 в Государевом дворце в г. Москве от сотворения мира 7111 г. месяца апреля.

* * *

Письмо Р. Барнеса к статс-секретарю Ее Величества Роберту Сесилю. 159

Засвидетельствовав Вашей достопочтенности должное почтение и проч… Вашей чести может быть угодно знать, что, насколько позволяло мне время и здоровье Государя – я исполнил ваше приказание передать Ее Величества грамоту Государю, который за нездоровьем приказал принять ее боярину посольскому дьяку Афанасию Ивановичу Власьеву, причем я произнес обычные здесь в этих случаях приветствия. Грамота немедленно была переведена, и на другой день после длинного изложения мне о том, как Его Величество любезно принял грамоту Ее Высочества – посольский дьяк спросил меня, посвящен ли я в это дело, изложенное в грамоте. Согласно вашим указаниям я отвечал, что мне ничего не было поручено, как только передать грамоту, и этим он в данный момент удовольствовался, но потом три раза повторил мне тот же вопрос, и [339] Государь также (по его словам) в частной беседе с английским доктором 160 обращал свое особое внимание на любезную грамоту, присланную от дорогой его сестры, Ее Величества королевы, и спрашивал его 161, знал ли он содержание грамоты, на что тот отвечал, что нет. Государь же заметил, что, по его мнению, я был посвящен в эти дела, но (никому) их не открывал.

Наконец, так как Афанасий Иванович все-таки настаивал, чтобы я открыл то, что мне известно – я ему сказал, что дело это такой тайны, что Ее Величество никому о том не сообщала кроме вас, Ее Величества тайного советника, и его, у которого был перевод с Государевой грамоты. На это (Власьев) заметил, что это дело, действительно, великой тайны (it was indeed a matter of great secrecy), и что Его Величество совершенно никого в стране не посвящал в это дело, кроме его одного 162 (His Majesty had acquainted none in the lande therewithall but himself only), но принимая во внимание, что Ее Величество поручала (уже) Мерику перевод такой грамоты, отсюда посланной, и может случиться, что Ее Величеству угодно будет и ему поручить подобное дело – это была воля Его Величества, чтобы я был осведомлен о том (брачном) союзе, который он желал заключить с Ее Высочеством, и что, как приезд Мерика прошлой зимой, так и эта грамота лишь содействовали тому, чего желал Его Величество – сочетать браком своего сына, благородного и достойного царевича с дочерью короля, или князя (duke), а не какого-либо обыкновенного дворянина.

На это я отвечал, что, как ему не безъизвестно, у Ее Величества нет ни братьев, ни сестер, но есть родные того же дома, как и Ее Величество, и они далеко превосходят по своему влиянию [340] и доходам германских князей, хотя они не имеют этого титула. Засим (Власьев) показал мне ту родословную, что привез сюда Мерик, и просил меня написать их имена по-русски и их титулы, какие там показаны, и, когда это мною было исполнено, он спросил, кого бы, по моему мнению, Ее Величество избрала? Я отвечал: «без сомнения наиболее знатного». Он очень желал (знать) некоторые другие подробности, которых я, как несведущий в этих делах, не мог ему изложить. Передавая же мне грамоту Ее Высочества, он выразил желание, чтобы я перечитал хроники и из них выбрал еще родословные; я извинялся, что у меня не было хроники, а он сказал, что какая-то (летопись) была в аптеке (there was one in the opteake), которую он пришлет к мне, но я не буду в ней отыскивать каких-либо других имен (т. е. фамилий), пока не буду знать волю Ее Величества по сему предмету. Они очень хотят заключить брачный союз, но не желают дочери кого-либо стоящего ниже князя. Брак дочери Государя с братом Датского короля (если бы он был жив) должен был быть 163 торжественно совершен на (праздниках) минувшего Рождества Христова. Он поставил бы видный крест (crosse) над положением здесь английской нации, ибо, как я узнал от 2 переводчиков, которые стояли к нему очень близко, он клялся несколько раз разрушить здесь английскую торговлю (had divers times sworne the subversion of the inglishe comp. trade hether). Вместо него намереваются вызвать сюда герцога Голштинского, двоюродного брата короля Датского, и для этой цели послы уже отправлены. Это пока все, что могу в настоящее время донести Вашей чести.

Ваш покорнейший слуга
Ричард Барнс. 164

На обороте: Достопочтенному сэру Роберту Сесилю, рыцарю, Ее Величества статс-секретарю.

* * *

IV. Итальянские письма. 165

1. [342]

Светлейший Государь, 166

(omissis)

В Польше вновь собрался Общий Сейм Королевства в городе Варшаве. Главные вопросы, поставленные в нем на обсуждение для принятия решений, которые будут признаны целесообразными, суть следующие. Вопрос об отправке посольства к Туркам для устранения недовольства, которое было вызвано ущербом, нанесенным им казаками на их собственной территории, и обещания и впредь поддерживать дружбу и заключенный с ними ранее союз. Вопрос о посылке войска против герцога Карла Шведского, который с каждым днем действует все успешнее и продолжает оставаться в государстве к ущербу короля Польского. Вопрос об улажении притязаний на Пруссию герцога Бранденбургского, оспариваемых у него поляками в виду того, что со смертью герцога Аншпахского, последнего представителя этой династии, его притязания должны прекратиться.

Наконец, вопрос о заверении Московского Царя в том, что Димитрий, сын покойного Великого Князя Василия(?), 167 продолжающей беспокоить его захватом государства, не получит от них поддержки, хотя этот юноша и направился из Польши с порядочным числом людей по направлению к Московии, где, в надежде, что сумеет поладить с людьми этой страны, намерен выступить со своими притязаниями, не смотря на то, что нынешний Великий Князь относится к нему с презрением и явно не желает с ним считаться...

(omissis)

Из Праги 10 Января 1604.

Вашей Светлости посол кавалер Франческо Соранцо 168.

(Государственный Архив в Венеции.– Германия – Депеши [Сенату]. Связка 34).

2. [344]

Светлейший Государь,

(omissis)

Штирийские войска двинулись одновременно и не объявляя своего намерения, с целью произвести внезапное нападение,– как говорят, на крепость Канизу (Canisa), в надежде, что оно им удастся. Дай Бог, конечно, чтобы им посчастливилось, хотя, в виду того, что эта крепость хорошо укреплена, а местность эта ненадежная для подобных попыток в такое время года, особенно вследствие обилия вокруг рев и болот,– совершенно ясно, что надежда на это слишком слаба, если не будет исключительной милости Божьей. Между тем не видно, чтобы они могли иметь в виду какой-либо другой пункт. Димитрий Московский, претендент на престол государства против нынешнего Великого Князя, как я уже доносил почтительнейше Вашему Превосходительству в других письмах, вошел в страну, овладел несколькими сильными крепостями и с сопровождающим его отрядом, который, кажется, по мере возрастания его успехов, все увеличивается, надеется повести дело удачно, хотя в действительности Царь мало с ним считается и еще менее его боится.

(omissis)

Из Праги 7 Февраля 1604.

Вашей Светлости Франческо Соранцо кавалер посланник.

(Государственный Архив в Венеции – Германия – Депеши [Сенату]. Связка 34).

3. [345]

Cветлейший Государь,

(omissis)

Димитрий Московский, который вошел, в страну, сделав некоторые успехи, дал повод Московскому Царю, осведомлённому о том, что с ним находится большой отряд Поляков, послать в Сейм с заявлением протеста против допущения с их стороны поддержки этого его врага. Иными словами, он уже наполовину объявил войну, заявив, что перед лицом всего мира он не повинен в том (ужасном) кровопролитии, которое будет совершено Христианами, если загорится этот пожар, потому что он будет вынужден силой к защите своего государства и своих интересов. В Польше же стараются его успокоить и дать ему удовлетворение, запретив Полякам пускаться впредь в это предприятие.

(omissis)

Из Праги 21 Марта 1605.

Вашей Светлости посол кавалер Франческо Соранцо.

(Государственный Архив в Венеции – Германин – Депеши [Сенату]. Связка 35.)

4. [346]

Светлейший Государь,

(omissis)

В Московии замечается усиленное снаряжение людей и оружия: по имеющимся сведениям, Великий Князь выставил, в общем, более 50 тысяч конницы, чтобы противодействовать довольно значительным успехам Димитрия, претендента на престол этого государства. В Польше насторожились и, по причине близости волнения, а также недовольства Государя тем, что в сообществе с его врагом в страну вошло множество поляков, – опасаются, как бы не получить с этой стороны какого-нибудь важного ущерба... Благодарю.

Из Праги 18 апреля 1605.

Вашей Светлости посол кавалер Франческо Соранцо.

(Государственный Архив в Венеции.– Германия – Депеши [Сенату]. Связка 35).

5. [347]

Светлейший Государь,

(omissis)

Вышеупомянутый Димитрий Московский действует очень успешно в стране, хотя, по правде сказать, он ещё не встретил никакого противодействия со стороны военных сил Великого Князя. Последний с большим войском стоял на месте в намерении идти ему навстречу и задержать его, продолжая, между тем, жаловаться на Поляков и быть всё более недовольным ими за то, что из них составился отряд, сопровождающий этого юношу.

(omissis)

Из Праги 30 Мая 1605.

Вашей Светлости посол кавалер Франческо Соранцо.

(Государственный Архив в Венеции. Германия – Денеши [Сенату]. Связка 35).

6. [348]

Светлейтий Государь,

(omissis)

Из Польши сообщается за достоверное о смерти Московского Царя и я сам видел письма папского нунция, который пишет об этом с уверенностью, равно как и о том, что Димитрий, выступивший с притязаниями на престол этого государства, не встретив почти никакой помехи, повёл дело с большим успехом, так как был призван по желанию всей страны, и 25 числа прошедшего месяца направился для коронования Великим Князем в Москву, столицу этой области. Покойный Царь был Христианином, хотя и Греческой обрядности: этот же еще неизвестно, кем объявится, хотя и говорят, что проявляет симиатии, в пользу Христиан. Он будет заодно с Поляками, ибо при их посредстве, главным образом, осведомлен о положении дел в государстве, и пишут, будто возьмет в супруги дочь польского Князя Острожского. Курфирсты велели довести до сведения Императора о созыве их сейма, пригласив на него Его Величество.

(omissis)

Из Праги 11 июля 1605.

Вашей Светлости посол кавалер Франческо Соранцо.

(Государственный Архив в Венеции – Германия – Депеши [Сенату]. Связка 35).

7. [349]

Светлейший Государь,

(omissis)

Пришло подтверждение смерти Московского Царя, внезапно последовавшей от сильнейшего истечения крови, которая хлынула у него одновременно изо рта, из глаз, ушей, носа, и по всем другим путям и в одно мгновение повалила его на землю. Вместе с тем подтверждаются счастливые успехи нового Великого Князя Димитрия. Призванный по желанию всей страны, он уже мирно завладел ею и 25 июня стал на расстоянии 36 миль от Москвы, а оттуда продолжал путь для коронования. Судьба удивительно ему благоприятствовала: после умершего Великого Князя, носившего имя Борис Годум (Годунов), остался единственный сын, который мог претендовать на наследование престола, но собственная его мать, видя, как успешно идут дела этого Димитрия, и боясь, чтобы сын не попал в его руки, сама его отравила; уличенная в преступлении, она была заключена в темницу с единственной [350] оставшейся у нее дочерью и там отравила себя и свою дочь, но этой последней скоро была оказана помощь врачами и ее возвратили к жизни; мать же умерла. Новый Царь обнаруживает склонность к католической религии, хотя открыто об этом еще не заявил, покровительствует монахам и оказывает большое уважение иезуитам, обещая им церкви, школы и всякие другие блага. Он еще юноша 26 лет, приятной наружности и прекрасного телосложения, не скрывает своей любви к Польской нации и того, что очень многим ей обязан, так как благодаря ей, главным образом, осведомлен о положении дел в государстве, и говорят, что возьмет в супруги дочь Сандомирского Воеводы, тоже поляка, который более всех покровительствовал и помогал ему.

(omissis)

Из Праги 1 августа 1605.

Вашей Светлости посол кавалер Франческо Соранцо.

(Государственный Архив в Венеции – Германия – Депеши [Сенату]. Связка 35).

8. [351]

Светлейший Государь,

(omissis)

Польский Король послал Воеводу Мышковского 169 (Miscoclii) маршала королевства, в качестве своего посла, к Императору, и он с большой свитой направляется к здешнему двору, чтобы покончить с переговорами относительно брака их Короля с одной из Австрийских Принцесс, владетельницей Граца – сестрой Королевы Испанской и первой супруги того же Польского Короля. На это он получил уже с прошлого года диспензацию от папы Климента, как я тогда же почтительнейше доносил Вашей Светлости. Этот посол, которого здесь решено принять с большим почетом, несколько запоздает прибытием. Из Москвы же новым Великим Князем отправлен в Польшу посол с поручением сообщить о благополучном вступлении его во владение государством и о желании его быть в доброй дружбе с этой нацией, равно и со всеми христианскими государями.

(omissis)

Из Праги 8 августа 1605.

Вашей Светлости посол кавалер Франческо Соранцо.

9. [352]

Светлейший Государь,

(omissis)

Новый Великий Князь Московский все более явно выказывает свое намерение и, надеются, объявит себя католиком, как только положит прочное основание своей власти в этом государстве. Он уже говорил об этом одному Польскому Епископу, так как является главой и правителем Церкви, и этот Нунций сообщил мне, что еще до своего отъезда из Польши он искренно поклялся этому Нунцию возвратиться в лоно католицизма. В то же время он сулить не только Полякам, но также и Императору, неизменную дружбу и письменные сношения, обещает дать полную свободу всякого рода торговле и свободный пропуск всем, кого Императора, пожелает послать в Персию. Не лишено вероятия даже, что в один прекрасный день он получит возможность двинуться против Турок 170, что было бы наилучшим поводом, в случае если бы он решился на это скоро, какой только мог бы явиться, чтобы спугнуть мысли о мире.

(omissis)

Из Праги 22 августа 1605.

Вашей Оветлости посол кавалер Франческо Соранцо.

(Государственный Архив в Вепеции – Германия – Депеши [Сенату]. Связка 35).

10. [353]

Светлейниий Государь,

(omissis)

Великий Маршал Польши находится все еще здесь вместе с Епископом Луцким 171 (di Lucioria), прибывшим вместо своего коллеги по посольству: они имели аудиенцию у Его Величества и отправляются в путь, кажется, завтра. Они выговорили приданое своей новой Королеве в размере 100.000 талеров, какое было назначено и ее сестре, Королеве Испанской. [354]

(omissis)

Отсюда они поспешно поедут в Грац, чтобы потом, как можно скорее, отправиться в Краков, так как день торжества бракосочетания назначен на 6 ноября; Бог весть, однако, поспеют ли они вовремя.

(omissis)

В числе высочайших особ, приглашенных на это бракосочетание, будет также представитель Московского Царя.

(omissis)

Из Праги 3 октября 1605.

Вашей Светлости посол кавалер Франческо Соранцо.

(Государственный Архив в Венеции – Германия – Депеши [Сенату]. Связка 35).

11. [355]

Светлейший Государь,

(omissis)

Королева Польши еще не въехала в Краков, хотя имела дли этого достаточно времени. Король пригласил на это торжество многих Высочайших Особ и в числе прочих Короля Английского, Эрцгерцога Альберта и Духовных Курфистов, прося каждого в отдельности прибыть лично. Но так как до сих пор не являются ни они сами, ни их послы, то мне думается, что Королева могла отсрочить свой въезд, задержавшись более, чем нужно, в пути, именно для того, чтобы дать им время попасть туда. Московский же посол, въехавший с большой торжественностью, во время публичной аудиенции у Короля, в присутствии всего Сената, просил в супруги своему Государю дочь Сандомирского Воеводы, который оказал ему такую помощь при завладении государством: она охотно была ему уступлена и формальный обряд бракосочетания совершит сам посол.

(omissis)

Из Праги 12 Декабря 1605.

Вашей Светлости посол кавалер Франческо Соранцо.

(Государственный Архив в Венеции – Германия – Депеши [Сенату]. Связка 35).

12. [356]

Светлейший Государь,

(omissis)

Польская Королева въехала, наконец, в Краков десятого числа текущего месяца; но перед тем была встречена за городом Королем, приказавшим растянуть, великолепные палатки, в одной из которых поместился Король, в другой Королева, а в третью сошлись для встречи. При первом появлении Королевы были совершены положенные церемонии венчания, после чего вошли с большой торжественностью и пышностью в Город, население которого значительно возросло также по случаю бракосочетания Московского Царя с дочерью Сандомирского Воеводы, торжественно совершенного в этот же самый день, при посредстве посла.

Все новобрачные ужинали за одним столом, вместе с ними также и приглашенный по этому случаю посол Московского Царя, который, от имени своего Государя, поднес Королю и Королеве драгоценности и меха большой стоимости.

(omissis)

     

Из Праги 26 Декабря 1605.

 
     

Вашей Светлости посол кавалер

        Франческо Соранцо.

(Государственный Архив в Венеции.– Германия – Депеши [Сенату]. Связка 35).

13. [357]

Отослан обратно Канцлер, который был прислан Королем Польши для переговоров о прибытии Маршала этого королевства с целью скрепления договора о браке Короля с одной из Австрийских Принцесс.– Эрцгерцогиней Констанцией, последней дочерью Эрцгерцога Карла и сестрой Королевы Испании, родившейся в 88-м году и, по слухам, отличающейся удивительными качествами души и тела. В Граце остается еще другая сестра – невеста, предпоследняя, кроме двух, что уже замуж не выйдут, и если-бы новый Московский Царь не решил так, как говорят, жениться на дочери Поляка, Сандомирского Воеводы, помогшего ему воцариться, – за него охотно бы выдали эту другую дочь для вящшего закрепления симпатии, которую он питает к Императору, и нескрываемой им преданности католической вере.

Из Праги 29 Августа 1605.

Вен. Гос. Ар., Германия, 1605, св. № 35, стр. 185.

14.

Смерть Замойского. [358]

Из Праги 27 Июня 1605.

Подтверждается смерть Великого Канцлера Польши – событие, которое в массе других несчастных обстоятельств, пожалуй, благоприятно для этого государства и для Австрийского дома, ибо, по самому своему положению, он был вынужден быть здесь вечно, можно сказать, их явным врагом и в большинстве случаев, особенно же в деле избрания на королевство Эрцгерцога Максимилиана, принес им так много вреда.

Связка 132, ibid.

15. [359]

Светлейший Государь,

(omissis)

Поляки, по своему обыкновению, не склонны по просьбе других навязать себе эту заботу, но Король послал одного из своих вельмож дать обо всем этом отчет Императору, утверждая, что, если война продолжится, со стороны Московского Царя выступят весьма значительные подкрепления. Однако всего этого недостаточно, да и не могло бы быть достаточно для того, чтобы отклонить их от намерения и желания поддерживать мир: они не знают, да и не хотят заботы придумать способ вести войну в надлежащих формах 172, ибо не заметно никаких приготовлений, которые бы делались или предполагались.

(omissis)

В тот момент, когда я написал это, пришел навестить меня тот самый вельможа, посланный Королем Польским, который, кроме дела Московского Царя, сообщил мне, что представил вчера Императору письма от Короля, своего Государя, посланные большой скоростью: в них тот уведомляет его, что Боскай (il Boscai), дабы покончить с затруднениями, которые остаются и ежедневно вновь возникают в заключении их взаимного соглашения, предлагает поручить все самому Королю, если Император на это согласен.

(omissis)

Из Праги 13 февраля 1606.

Вашей Светлости посол кавалер

Франческо Соранцо.

(Государственный Архив в Венеции.– Германия – Депеши [Сенату]. Связка 35). [360]

16.

Светлейший Государь,

(omissis)

Московский Царь, имевший наилучшие намерения, начинает получать и заботы 173, потому что его подданные, живущие по греческому обряду и с неудовольствием замечающие его склонность к обряду римской церкви, начинают роптать и волновать страну, а его собственные прелаты, по-видимому, не желают признать брака, заключенного с Полькой, дочерью Сандомирского Воеводы. Все это вызывает большую тревогу, несмотря на всеобщее желание мира.

(omissis)

Из Праги 10 июля 1606.

Вашей Светлости посол кавалер

Франческо Соранцо.

(Государственный Архив в Венеции.– Германия – Депеши [Сенату]. Связка 36). [361]

17.

Светлейший Государь,

(omissis)

Пришло новое известие, будто Московский Царь убит некиим Шуйским, главным лицом в стране, который с большим отрядом вошел в Москву и, умертвив Царя, завладел государством. Однако новыми письмами, только что прибывшими, этот факт не подтверждается и остается, таким образом, под сомнением, ибо у нас нет уверенности ни в том, что он жив, ни в том, что он умер. Благодарю.

Из Праги 24 июля 1606.

Вашей Светлости посол кавалер

Франческо Соранцо.

(Государственный Архив в Венеции.– Германия – Депеши [Сенату]. Связка 36).

18. [362]

Светлейший Государь,

(omissis)

Как я уже сообщал Вашей Светлости в других письмах, продолжает оставаться неизвестным, жив ли Московский Царь, ибо до сих пор не получено новых известий, ни подтверждающих, ни отрицающих это. Однако растет подозрение, подлинно ли полученное подложное письмо, по видимости написанное Воеводой Сандомирским жене – в Польшу, в котором он сообщает ей, что все обстоит в полном благополучии и что будто он нанес решительное поражение Шведам, шедшим поработить Польшу. Так как это последнее оказалось совершенно ложным, то возцикают сомнения и касательно остального, да и не было ли здесь умысла подбросить это письмо с целью усыпить кое-какие предосторожности, которые могли бы быть приняты Поляками на той границе. Впрочем, скоро это разъяснится.

(omissis)

Из Праги последнее число июля 1606.

Вашей Светлости посол кавалер

Франческо Соранцо.

(Государственный Архив в Венеции. Германия – Депеши [Сенату]. Связка 36). [363]

19.

Светлейший Государь,

(omissis)

О Московском Царе нельзя иметь верных сведений, ибо проходы на той границе закрыты – а это дурной признак,– оттуда же присланы столь разноречивые донесения, соответственно интересам корреспондентов, что не знаешь, чему верить. Сюда проникло известие, передаваемое за достоверное, что Король Датский, возвращаясь в свою землю из Англии, куда он ездил повидать своего зятя – Короля и сестру –Королеву,– утонул в море с несколькими кораблями из числа 30-ти, которые отплыли в его флотилии; но достовенность этого сообщения сгоит под сомнением, пока не явится вящшего подтверждения.

Из Праги 7 Августа 1606.

Вашей Светлости посол кавалер

Франческо Соранцо.

(Государственный Архив в Венеции. Германия – Депеши [Сенату]. Связка 36). [364]

20.

Светлейший Государь, (omissis)

О Московских делах все еще ничего достоверного не известно. Хотя и получены некоторые сведения о том, что тамошний Царь жив и здравствует, тем не менее, пока от него самого не придут письма в Польшу, куда он имеет обыкновение довольно часто писать,– некоторые опасения на этот счет не могут рассеяться. Происшествие, о котором было возвещено подлинными письмами из Дании, будто Король утонул,– не подтвердилось, ибо после выяснилось из них, что то были другие корабли, несчастливо погибшие в тех морях.

(omissis)

Из Праги 14 Августа 1606.

Вашей Светлости посол кавалер

Франческо Соранцо.

(Государственный Архив в Венеции.– Гермавия – Делеши [Сенату]. Связка 36). [366]

21.

Светлейший Государь,

Наконец пришли письма из Польши, от восьмого числа, к сожалению, подтверждающие смерть Московского Царя, что все это время было под сомнением. Дело в том, что этот несчастный Государь, побуждаемый опрометчивым советом Иезуитов, позволил убедить себя в самом начале своего царствования ввести обрядности Римской Церкви, стремясь вместе с тем к немедленному уничтожение обряда Греческого, который среди тамошнего народа пользуется величайшим уважением. Пренебрегши далее Кафедральным Собором в Москве, столице Области, он с необыкновенной торжественностью обвенчался в Римской Церкви с полькой, дочерью Сандомирского Воеводы. По этой причине народ стал волноваться, и, когда некто Шуйский, лицо там очень влиятельное, подошел к городу с большим отрядом людей,– однажды утром в комнату Великого Князя Димитрия вошел старик-крестьянин, его любимец, с которым он имел обыкновение советоваться о своих делах, и ударил его кинжалом в живот. Когда же царь, с целью защиты, схватился за палаш, висевший у него на боку, старик повторил удар и убил его. На шум вбежала стража и, найдя Государя [367] мертвым, зверски умертвила старика. Как только послышался голос,Шуйский вошел в город и при общем сочувствии народа захватил власть в государстве. Тотчас же были зверски убиты многие Поляки, пришедшие туда вместе с невестой Царя: так как они квартировали в домах по одиночке, то были умерщвлены отдельно каждый своим хозяином. К счастью, по приказанию нового Царя, большой отряд людей поспешил на защиту Польского посла и спас его, а жена покойного, говорят, была помещена в один из монастырей. Новый Царь отправил своих послов, которые, достигнув границ Польши, остановились, пока было послано к Королю осведомиться,– желает ли он, чтобы они шли далее для закрепления дружбы их нового Государя с Его Величеством и с Королевством, или же, в виду неурядиц, которые в нем все еще происходят и которыми Король сильно занять, они хочет, чтобы они остановились. Вот какое известие доставлено на текущей неделе об этом происшествии, принятом, конечно, всеми с горьким чувством, ибо этот Димитрий показал себя очень хорошим Государем, расположенным к Римско-Католической Религии и горевшим желанием послужить Христианству, но, по совету Иезуитов, поторопившимся осуществить это свое намерение более, чем должно. Новому Государю, вступившему на царство, можно сказать чудесным образом, не подобало с первых же шагов быть столь решительным в делах религии, да еще в отношении народа, столь суеверного: можно было бы надеяться преодолеть это и достигнуть того же, но мало-помалу, с осторожностью и терпением, путем тех же увещаний и советов. Невольно вспоминается при этом случае, как несчастливо погиб Король Португальский в Африке,– разница лишь в способе действий, с каким вмешиваются Иезуиты, настаивая на столь решительных действиях 174.

(omissis)

Из Праги 21 Августа 1606.

Вашей Светлости посол кавалер

Франческо Соранцо.

(Государственный Архив в Венеции. Германия – Депеши [Сенату]. Связка 36). [368]

* * *

Письма С. Мышковского к герцогу Мантуи.

1.

Отдел. E. VII. № 3.

1604. 6 Января.

Краков.

Светлейший Государь мой и проч.

Хотя я уверен, что со стороны Рагуджии Ваше Светлейшее Высочество можете иметь свежие и верные новости, тем не менее, для подтверждения, хочу сообщить Вам о том, что мы имеем известие, доставленное сюда с поспешностью Воеводой Иеремией, о смерти Великого Турка, которому наследовал его шестнадцатилетний сын; в виду такого возраста последнего, были вынуждены призвать Каирского Пашу, чтобы он присутствовал при возведении его на престол, для благополучного исхода дела. Сообщают также, будто в Московии убит Великий Князь. Бояре (Senatori) разведали о том, что третий сын покойного Ивана Васильевича, Димитрий, еще жив, почему он и должен был по праву наследовать своему брату Феодору, [370] который скончался, не имея Потомства от Великой Княгини из Дожа Годуновых (Otonowa), также Москвитянки. Эта последняя, видя, что Великий Князь Феодор не имеет детей, стала возвышать своих родственников, награждая их высшими должностями, в числе которых одному из ее братьев была дана должность Начальника Конюшни (di Stalla) – высший боярский (senatorio) чин в этом государстве. Получив с этими должностями большую власть, они убедили Феодора сменить некоторых воспитателей при упомянутом Димитрии, который на вид имел года четыре. Но при этой смене, произведенной внезапно, один из этих воспитателей заподозрел тут замысел убить этого истинного наследника и, зорко (bene) охраняя мальчика, он приказал подложить в его постель другого, такого же возраста. В результате злодеи удушили подмененного, воображаемого Димитрия, при чем воспитатель проделал это в такой тайне, что другого мальчика не могли открыть в течение нескольких лет. Когда же тот стал достаточно взрослым, он послал его в Волынь, к Князю Сиславии, заверяя его, что это – Димитрий, третий сын и наследник. Князь, с своей стороны, объявил во всеобщее сведение, что наследник Феодора, Великого Князя Московского,– жив, вследствие чего бояре Московские послали опознать его; по явным признакам его признали истинным Димитрием, и тогда трое из них решили отправиться в комнату к тому, кто царствовал несправедливо. Когда же на свои основательные речи они не получили ничего, кроме резких ответов, они обнажили оружие и убили его. После этого заговора, удавшегося безо всякого другого беспорядка, послали звать Димитрия, который находится в этом Королевстве и полагает, что пойдет в Княжество наверняка, хотя родственники Царицы владеют хорошо защищенными крепостями, почему и не верится, чтобы из этого могла возникнуть большая смута, в виду многочисленности людей, расположенных в пользу Димитрия. Существуешь мнение, что он прибудет сначала сюда, к Его Величеству, если только его не остановит опасение раздражить этим некоторую часть Московского населения, враждебна») к этой нации. В случае, если это последует, я дам знать об этом Вашему Светлейшему Высочеству. Пользуясь этим незначительным поводом, я хотел засвидетельствовать Вам почтение и умолять [371] Вас доставить мне иногда удовольствие – возможностью услужить Вам и выразить свое уважение, если бы Вы мне то приказали.

Из Кракова, 6 Января 1604.

Вашего Светлейшего Высочества

Всепреданнейший слуга

Подписано: Сигизмунд Маркиз ди Мирова.

(На обороте):

Светлейшему Государю моему Господину Герцогу Мантуи и Монферрата.

2. [372]

Отдел Е. VII № 3.

1605. 16 Июля.

Краков.

Светлейший Государь мой и проч.

Я уже уведомил однажды Ваше Высочество об успехах Царя Димитрия в деле законного восстановления его на престоле Великого Княжества Московского и лишения власти узурпатора. В настоящий момент дела его приняли столь счастливый оборот, что узурпатор отправился на тот свет от какой-то болезни, вызвавшей у него сильнейшее кровотечение из головных отверстий; никакого же другого препятствия для этого юноши более не осталось, ибо о жене покойного и его единственном сыне вчера получено новое, самое последнее известие, что эта женщина отравила и себя и сына. Таким образом, этот Государь воцарился теперь беспрепятственно и утверждается в государстве самым прочнейшим образом. Это – новость большой важности, почему я и хотел довести о ней до сведения Вашего Светлейшего Высочества и при этом случае засвидетельствовать Вам свое почтение.

Из Кракова 16 Июля 1605.

Вашего Светлейшего Высочества

Всепреданнейший слуга

Подписано: Сигизмунд Маркиз ди Мирова.

(На обороте):

Светлейшему Государю моему Господину Герцогу Мантуи и Монферрата. [377]

* * *

Письмо Поссевина к герцогу Тосканскому.

Светлейший Государь во Христе Милосерднейшем. 175

В делах, принадлежащих славе Господней, я чувствую, что меня всегда ободряет надежда прибегнуть к Вашему Высочеству, как к милосерднейшему Государю, коего покровительство и милость я испытал уже в течение многих лет: и во время моих поездок на Север, и в эти последние годы в наш их Французских делах все мы чувствовали и чувствуем себя вечно Вам обязанными. Вот причина, почему со всяческим уважением, с тех пор, как здесь, в Венеции, я усердно занимаюсь моим книгопечатанием (которое, даст Бог, закончится этим летом), я почтительнейше сообщал Вам то различные вести, присылавшиеся мне из Англии, Франции, Московии и других местностей, то некоторые мысли касательно распространения Веры Христовой. Сделать то же теперь, настоящим моим письмом, я должен тем более, чем более Божественный Промысел и благодать дают мне возможность иметь дело с Вашим Высочеством, а не с кем-либо другим. Господу Богу нашему было угодно, согласно Его предначертаниям, чтобы Князь Димитрий, последний сын Великого Князя Московского (к которому я ездил дважды), попал в Краков, к Светлейшему Королю Польши. Здесь, спасенный чудом от рук Тиранна, готовившего ему, вместо царствования, смерть, он был наставлен в католической вере, открылся нашим, получил при [378] миропомазании Святое Евангелие от Папского Нунция в Польше и собственноручно написал (письмо) Его Святейшеству, блаженной памяти, Клименту VIII, предлагая ему повиновение и обещание обратить свое Царство в католическую веру, если он мог получить его. Потом он отправился к границам Литвы, где собирались некоторые силы, предоставленные ему Светлейшим Королем Польским, в сопровождении других лиц, особенно же двух наших добрых Отцов монахов, и его начали признавать в Московии законным наследником тех обширных областей. Ему сдались, поэтому, некоторые крепости, и, в течение года встречая различные препятствия, в конце концов, с 7-го марта он повел дела весьма успешно, при чем выказал героический дух, несвойственный юноше, имеющему немногим более двадцати лет от роду. Но как обычно выжидают исхода войн, дабы иметь возможность или уведомить о них кого следует с большей уверенностию, или составить себе о них понятие, из которого могло бы получиться нечто более обоснованное, то и я не сообщал об этом так часто Вашему Высочеству, пока не дошли до меня различные письма из Московии и Кракова; теперь же посылаю Вашему Высочеству одно из них, написанное мне тем самым Отцом из наших, находящимся при упомянутом Димитрии Московском. Так как он просит меня от имени последнего прислать Библию на Славянском языке, то я смиреннейше, как только могу, умоляю Ваше Высочество содействовать открытию столь великих дверей на Север и Восток – не только поручив мне достать эту книгу из Рима или из какого-либо другого места, но подумав и о том, нельзя ли эту громадную страну снабдить и другими подобными книгами.

Если Вам покажется дерзостью с моей стороны предлагать это Вашему Высочеству среди стольких других забот, то я всенижайше умоляю Вас приписать это рвению, каким проникнуты эти души, а также надежде на Ваше великодушие и опыт, с которыми – видит свет – Вы столь заботитесь о распространении славы Божией и столь удаются Вам предприятия, благодаря которым Вы сбиваете спесь с Турка. Помимо этого, так как уже несколько лет как мною учреждена в Риме типография для книг Арабского языка, а теперь воля Господа Бога нашего – устроить в [379] Риме такую же и для книг Греческого языка,– не представит затруднений, воспользовавшись этими Московскими событиями, приложить силы и к созданию типографии для языка Русского, чтобы принести пользу этой громадной стране, имеющей в том столь великую нужду. При этом пользуюсь случаем сказать Вашему Высочеству, что, находясь уже 40 лет близь Пиренейских гор и Бискайи, я открыл что Кальвинисты, дабы развратить страны Беарна и проникнуть в Испанию, устроили типографию для этого языка, труднейшего по написанию. Ясно, сколь многое сделано в Европе для развращения ее путем распространения всяких книг на разных языках: а этому почти ничем нельзя противодействовать, кроме как указанным средством. Мне хорошо известно, что во время, священной памяти, Григория XIII было напечатано несколько книг на Сербском языке, а также на Греческом – «Флорентийский Собор», который я отвез Великому Князю Московии. Но так как там не нашлось никого, кто бы разумел Греческий язык, а Русская печать имеет шрифт отличный от Сербского,– то я должен был приказать напечатать несколько сотен катехизисов Русским шрифтом – в Вильне, в Литве; однако наборщики были схизматики – и потому допустили в тексте кое-какие ошибки. Вот почему я не нашел ничего более удобного, как велеть перевести на этот язык и шрифт некоторые сочинения, которые в печатном виде передал Великому Князю. Не знаю, существуют ли они еще теперь, ибо вскоре последовани войны между законным Царем и захватившим власть обманом, что недавно скончался. Об этом я пишу сейчас нашим в Московию.

Я оставил также после себя основанной Семинарию для Русских в Вильне и другую маленькую – в Дерпте, но, так как в Риме преемники Григория XIII не понимали важности этого дела, а в Литве не могли сообразить, что таким необычайным способом Божественный Промысел хотел открыть двери в Московию, как то очевидно теперь, то высылка денег, ассигнованных на обучение воспитанников, была прекращена или отложена на более долгий срок, чем было должно; а между тем теперь они могли бы уже приносить плоды на этой великой Ниве (собств.– «винограднике»: Vigna). Однако теперь, когда великое милосердие Божие послало нам Его [380] Святейшество Павла V, душа коего достаточно известна Вашему Высочеству, и когда Ваше Высочество еще живы (да будет так и на долгое, долгое время, во славу Божию), мне кажется, у меня осталась бы какая-то тяжесть на совести, если бы в сем преклонном моем возрасте я не оставил, по крайней мере, написанным то, что могло бы помочь настоящему делу, ибо, хорошо направленное, с небольшими издержками оно легко может двинуться далее быстрым ходом. Итак, все возлагаю я на Вашу мудрость, и так как Вы можете быть уверены, что Отцом Генералом нашим было сообщено Его Святейшеству все, что написали ему наши из Московии, то, надеюсь,– Вы сами рассудите, нужно ли для большего действия представить его благоусмотрению какое-либо из этих дел, как исходящее от Вас. Сознавая мое ничтожество, я не осмелился писать Ему, хотя в бытность его Кардиналом в эти последние три года я имел всяческие доказательства его благосклонности в его собственных письмах и всяческие проявления его великого сердца в делах пропаганды Святой Веры.

Возвращаясь к Библии на Славянском языке, я доискивался, не был ли когда-нибудь напечатан хоть один экземпляр, но ничего решительно не нашел. Отыскал же я Молитвенник, послания и Евангелия и какой-то маленький Катехизис на Далматском языке, которые, может быть, пошлю на этой неделе тому Государю, как уже послал книгу об успехах Христианнейшего Короля в делах Католической Религии и в деле создания новых Коллегий, дабы Московский Царь, в душу коего Господь Бог наш вложил такие намерения, запечатлел в своем сердце подобные же способы для их выполнения. То, что я послал также Его Христианнейшему Величеству, с описанием успехов и намерений Царя Московского, в которых Франция увидела содействие Божественного Промысла в странах, столь отдаленных,– внушает надежду вести дальше полное восстановление Божественного служения. Теперь да будет мне позволено милостью Вашего Высочества пояснить Вам некоторые мои мысли, ибо знание обстоятельств много помогает в решении таких предприятий.

Когда впервые я был послан в Московию для заключения мира (который последовал и с тех пор никогда не нарушался) [381] с Польским Королевством, я явился к этой Светлейшей Республике по приказу Григория XIII сообщить о своей миссии, и тогда Светлейший Дож Понте в полном составе Совета сказал мне: «Идите туда, Отец, и займитесь заключением мира между Польшей и Московией, дабы эти два государства имели возможность нанести удар Турку, иными словами – победить его. Когда-же, по заключении мира с Послами, возвратившись, я привез его в Рим,– Его Светлость сам подтвердил мне перед своим Советом поручение от Его Святейшества, чтобы, проезжая через Венецию, я сообщил этой Светлейшей Республике о том, как по милости Божией это воспоследовало. Одновременно Его Святейшество Григорий XIII поручил мне также агитировать в пользу союза против Турка. Но так как Император, с которым я об этом беседовал, был по многим соображениям далек от этого, а Король Стефан открыл мне на этот счет свои собственные мысли; Светлейшая же Республика имела точно также свои соображения, скорее противоположные, вследствие затруднений в наступивших неблагоприятных обстоятельствах,– я, хотя и вел разговор об этом, повинуясь Его Святейшеству, тем не менее почел тогда более удобным дать понять, что Его Святейшеству были известны имевшиеся препятствия к этому,– чем желать вызвать то, что в то время было почти невозможно: поступил я так для того, чтобы у этих Государей осталось такое представление о Его Святейшестве, какое должно у них быть, то есть, что ему не были безъизвестны препятствия, но что если, быть может, наступит время, когда они уменьшатся,– эти Государи не откажутся помочь 176 отвратить от Христианского мира грозящую ему погибель. Но теперь, когда сверх всякого человеческого помышления, Бог сделал так, что мир между Польшей и Московией продлится, вероятно, надолго и когда последовало также бракосочетание Царя с какой-то Принцессой –либо католичкой, либо, если и Русской, то такой, которую легко обратить в католицизм,– Ваше Высочество предвидите, какие могут последовать причины для того, чтобы Венгерские дела не шли впредь там плачевно, как до сих пор, и чтобы столь великие государства, каковы [382] Польша и Московия, вступили в союз с Императором для поддержания того, что, иначе, кажется подвергает сильнейтней опасности Италию и Германию. В самом деле: Король Польский и по родству и по личной склонности связан с Его Величеством Императором; Московского же Царя может считать как бы сыном Короля Польского, как потому, что он склонился к принятию Католической Религии при посредстве наших священников в Кракове, так и потому, что тот помог ему получить отцовское Царство, которого он – законный наследник. При таком положении вещей, быть может, оказалась моментом величайшей важности внезапная смерть от апоплексического удара Великого Канцлера, ибо пали те препоны, которые ставил он обыкновенно Германцам, исчезла поддержка, которую он оказывал мятежным Трансильванцам и Венграм, и та подмога, что, как я убедился неоднократно, он оказывал конфедерации еретиков против Короля Польского,– не говоря уже о других его делах, большой важности, и в Московии и в Ливонии, которых я был свидетелем,– а замедление в распространении Католической Веры............»

Из Венеции, Июля 10 дня 1605.

(Снаружи): Светлейшему Государю моему Господину во Христе Милосерднейшем Великому Герцогу Тосканскому.

Вашего Светлейшего Высочества вечный и смиреннейший Раб во Христе

Антоний Поссевин. [384]

* * *

[Извлечения из писем Г. Poдриго Алидози, чрезвычайного посла Герцога Тосканского в Польше]. 177

Из письма от 4 декабря 1605 г., из Кракова:

«…Мне сказал затем упомянутый Аудитор (Монсиньора Нунция),– человек в высокой степени симпатичный,– что племянник Монсиньора Нунция может быть приблизительно через два месяца обратно из Московии, куда он отправился по повелению Его Святейшества для поздравления Димитрия с восшествием на престол, что он дал ему инструкцию по приказанию Монсиньора Нунция и надеется, что, если излишняя поспешность не напортит, этот Царь Димитрий будет добрым католиком……»

Id. От 9 декабря 1605:

«…Монсиньор Нунций рассказал мне, как он отправил с Папской грамотой графа Александра Рангони, своего [385] племянника, к Великому Князю Московскому для поздравления его с восшествием на престол; но что этот его племянник остановился на Литовской границе и послал вперед, к Великому Князю, одного человека – справиться, угодно ли ему, что бы он шел дальше, к Его Высочеству, в качестве посланного от Его Святейшества, или же в качестве его личного слуги, дабы не возбуждать народ, столь враждебный Папе, против Его Высочества. Он сообщил мне также, что хотя этот племянник его с некоторого времени ходит одетым священником, однако теперь, для большей безопасности, отправился в этом посольстве одетым в светское; что Его Высокородие не имеет еще нового известия о том, прошел ли этот племянник его Литву, и боится, что Московские люди принудят Великого Князя замедлить задуманным им отправлением послов к Его Святейшеству, ибо они, действительно, не могут слышать имени Папистов, и что сам Царь, хотя и благополучно здравствует, однако же, будучи новым в государстве, кажется, не смеет более, чем многого, даже не беседует больше с двумя Иезуитами, которых привел отсюда, и не слушает мессы, ибо это запрещают ему его первосвященники, хотя упомянутым Иезуитам разрешают служить обедню для нескольких находящихся там Поляков. Когда Димитрий был здесь, в Кракове, он был тайно миропомазан Монсиньором Нунцием, с которым подружился в действительности гораздо более,чем по виду – вследствие весьма важных соображений, в частности потому, что, как говорит мне Монсиньор Нунций, он считает себя главнейшим виновником воцарения Димитрия 178. Когда я затем объявил сему Монсиньору Нунцию о желании Вашего Высочества услуг со стороны его подчиненных в деле Московской торговли, то он сказал мне, даже просил меня – написать Вашему Высочеству, что он, наравне со всяким другим, готов служить Вашему Высочеству, равно как и его подчиненные при Московском Царе, и что поэтому Вы можете писать мне о том, что нужно, а я уж столкуюсь c ииим об этом в Праге. В то же время он дал мне копию письма, написанного одним из двух Московских Иезуитов к их Монастырскому [386] Начальнику сюда, в Краков, которое отсылаю Вашему Высочеству вместе с копией письма Димитрия к Его Величеству Королю Польскому и ходатайств его посла, который не мог получить ни от Его Величества, ни от сената Царского титула, иначе говоря – Цезарского, как того желал, ибо, хотя посол в своих доказательствах ссылается на то, что указанный титул, по привилегии, был пожалован Великому Князю Московскому Императором Максимилианом, отцом Карла Пятого, однако Король и Сенат отвечают на это так: не говоря уже о том, что Император не мог пожаловать ему этого титула без согласия Курфирстов, они очень удивлены еще тем, что Димитрий приводит эти доводы, ибо, жалуя ему этот титул, Максимилиан сделал это под условием, что Московский Царь заключит с ним союз и будет действовать против Литвы, тогда как Император – против Польши, таким образом, чтобы Московский Царь мог добиться Княжества Литовского, а Император – Королевства Польского,– и что поэтому лучше не бередить старую рану.

Когда вчера вечером я беседовал о ранных вещах с Великим Маршалом Литвы, очень преданным Вашему Высочеству, и с Воеводой Троцким (Trocchi), братом генерала Его Величества в Ливонии, а также с другими видными кавалерами, весьма расположенными к Итальянцам и в особенности к Вашему Высочеству, и случайно завел разговор о Московском Царе,– то они мне сказали, что нельзя было полагаться на примирившихся врагов, что они никогда не верили в продолжительность мира между Поляками и Московитянами, и что Димитрий в письменных сношениях с Его Величеством воздавал ему все принадлежащее ему титулы, за исключением Герцога Ливонии 179............»

Id. от 12 декабря 1605:

«…и по поводу письма Димитрия к Вашему Высочеству, я ответил ему, что сообщу об этом Вашему Высочеству и что из Праги отвечу Его Превосходительству в Московию, как только представится возможность……» [387]

* * *

V.

Matthias Twardochlebius

[Отсюда (387) и до 448 – нет перевода] [448]

* * *

Из дневника 180 Валентина Шмальца. 181

Родился я в 1572 г. 12 марта в Готе, главнейшем городе Тюрингенской области, от отца Николая Шмальца и матери Екатерины Рейхин; отец пользовался большим влиянием у граждан и сената благодаря своему знанию законов и честности во всех общественных делах. [451]

Скончался отец, когда я был отроком трех лет, женат он был дважды: от первого брака имел сыновей Валентина и Иоанна, дочерей Елизавету и Екатерину, а от второго, в который вступил в глубокой старости (около 82 или 84 лет) у матери моей была одна дочь Осанна и два сына – я, Валентин, и Иоанн.

В юношеских летах я посещал родную школу до 17 лет, в которой многие меня особенно любили и среди учащихся, коих в школе было почти до 500, я превосходил других своим природным умом, памятью, таково же было в особенности мнение знаменитейшего Иоанна Динкелия, наиболее уважаемого моего покровителя. Он часто имел обыкновение говорить обо мне, юноше: «из тебя выйдет второй Лютер».

Оставил 182 я родной город летом 1589 г. и вместе с соотечественником моим Валентином Броткорном (направился) в Лейпциг, пробыв там недолго, осенью 1589 г. ушел в Виттенберг, в 1590 г. возвратился на родину.

В 1592 году прибыл в Шмигль... через Д. Войдовского сделался учителем и оставался в этой должности до 1598 г. 183

В 1594 г. вступил в брак с девицей Агнесой Блеховской, отец ее Войтовский из Мазовии, но имению своему Блехову так и назывался.

У жены моей было три сестры, одна из них вышла замуж [452] за Николая Герлюторского, (жившего) недалеко от города Яворова в России 184.

……………………………………………………………………………………

……………………………………………………………………………………

От постоянных иезуитских козней Господь своим удивительным промыслом всегда сохранял меня невредимым.

Король 185 отправился в Швецию, потерпев поражение от герцога Карла Зюдерманландского, во время перемирия сел на корабль и прибыл в Данциг. Это одна из проделок иезуитов 186.

В 1601 г. в Ракове был собор из известных служителей, существует описание его постановлений, мною составленное. На соборе были: Ф. Социн, Г. Москровский, П. Статорий, К. Острород, А. С. и К. Любинецкие……и я; заседал три полных недели. Война началась в Ливонии, (куда) отправился король.

1602 г. В этом году постигла Пруссию ужаснейшая чума, в Данциге погибло 18000 (людей), в остальной Пруссии 50000.

1604 г. марта 17 скончался светоч теологов нашего века, один из ближайших друзей, блестящий и достопочтенный Фауст Социн 187, 65 лет от роду, и погребен там же в Луцлавицах.

В этом году стал известным сын Великого Князя Московского Иоанна Васильевича, Димитрий 188, (до того) семь леть скрывавшийся Прусских монастырях.

1605. Апреля 25 начали составлять катехизис – я, Статорий, Мошковский и Фолькелий. [453]

3 июня скончался Ян Замойский канцлер королевства.

30 погребен в Замостье.

7 ноября отправились в путь в Москву (с посольством) к Димитрию И. Мошковский, Твердохлеб, Ростек и Любчевский (?).

24 ноября посол Димитрия праздновал обручение в Кракове с дочерью воеводы Сендомирского Мариной Мнишек.

11 декабря прибыла в Краков Констанция, новая королева, родная сестра покойной.

1606 г. 19 февраля пришли к соглашению об исправлении Нового Завета на Польском языке Мошковский, Лициний (?) и я, и эту работу с Божией милостью через несколько недель счастливо окончили.

30 апреля происходил собор в Ракове 189.

1608 год. Скончался воевода Брацлавский палатин Киевский (Константин) князь Острожский 190.

Подтверждается слух о том, что Димитрий Московский жив и снова добивается власти 191.

* * *

1598 года 7 Января, в 1 ч. утра, не стало Царя Феодора Ивановича. Наотрез отказалась тогда Царица Ирина от престола. Наступило междуцарствие... К этому времени относится нижеследующий документ, посланный в Москву из Вены от правительства Императора Рудольфа:

«Так как говорят, что Великий Князь Федор Иванович скончался, то надлежит принять в соображение некоторые предположения, а именно: во-первых, не провозгласил ли себя Борис с согласием или без согласия бояр Государем и Великим Князем? Или не продолжается ли еще междуцарствие, не предстоят ли выборы и в чьих руках находится правление?

Или, не имеет ли незаконный брат Великого Князя, отрок приблизительно 12 лет, по имени Дмитрий Иоаннович, сторонников и не провозглашен ли, или не избран ли он в Великие Князья?

В 4-х, не существуют ли по поводу того или другого решения вопроса (по тому или по другому пути) раздоры и крамолы, также не намерены ли соседние или другие иностранцы и Государи вмешаться? В случае если Борис получил Великое Княжество и уже утвердился, то надлежит обратиться с этим делом и ходатайством к нему и обходиться с ним в кредитивной грамоте, в ходатайстве и везде, как с Великим Князем.

Точно также, если правление передано Дмитрию и Борис ему покровительствует.

Но так как, может быть, еще продолжается междуцарствие и предстоят еще выборы, то необходима также кредитивная грамота к всем боярским чинам и кроме того особая грамота к Борису.

В случае же крамол, раздоров и смуты, а Его Императорское Величество желает продолжения посольства, то надлежит соблюдать осторожность, сдержанность и, дабы получить отовсюду надежную охрану, необходимо приложить все старания, чтобы установить согласие и добиться единодушного выбора, направляя по возможности выбор, согласно желаниям Его Императорского Величества, также стараться, насколько это возможно, уничтожить все происки других Государей, которые пожелали бы вмешаться в дела Московского Государства, если это вмешательство нам не выгодно, и для этой цели также потребуются кредитивные грамоты.

Повод. Его Императорское Величество приказал навестить Королеву свою тетку и выразить свое соболезнование Королю Польскому по поводу кончины Государя отца его». 192

Тою же рукою переписчика добавлено: Wahrscheinlich v. Daniel Printz Buchen.

В Москве находился в то время Цезарский гонец, Lucas Paoli. Цезарю Рудольфу докладывает его тайный совет. «Ein anderer unbekanter Grosfuerst mit allen drei Combinationen ist zu rechnen».

Г. C. Ш.

Михайловское.
14 июля 1910 г.

Комментарии

68. Doctor Willies his Relation of his Jorney to Russia, рук. в Брит. Музей; Cotton. Nero XI f. 400 и след.

69. В Арх. Лонд. Корол. кол. врачей (Royal Col. of Physicians) о нем сохранилось мало сведений, упоминается только, что он держал, экз. в 1586 г., но неудачно; учился в Оксфорде и там получил степень (doctor bullatus) благодаря покровительству В. Корделля и благоволению к нему Королевы Елизаветы. Изв. нек. его сочинения по алхимии см. Dict. of Nat. Biogr. LXII, 26. О пребывании в России – у Рихтера, Ист. мед. в России ч. I (Москва 1814), стр. 366 и след.; Сб. И. Рус. Ист. Общ. т. XXXVIII, 268–9; 271–274; 275; 289; 312–330.

70. Ф. Черри несколько раз исполнял диплом, поручения англ. правительства в Москву (в 1587, 1592, 1598 гг.). Кажется, первый из англичан проник сухим путем за Урал, в Сибирь. В грамоте, данной ему в дек. 1598 г. Б. Годунов обещал жаловать английских врачей, приезжающих в Россию (Сб. т. XXXVIII, 265). Дочь Черри была замужем за упоминаемыми, ниже Д. Мериком. Этими данными объясняется, почему его указания были важны для Виллиса.

71. Сопровождал Черри в его последнем путешествии в Россию и вернулся с ним вместе в Англию через Новгород и Псков.

72. Ср. в Сб. И. Р. Ист. Общ. т. XXXVIII, 268– 9: «августа 21 дня … приехали, государь, с Ругодивские стороны на Иванегородскую сторону два немчина, а сказались аглинские земли; а едут деи, государь, они к тебе к государю, к Москве... И мы, государь, тех аглинских немец: дохтора Тимофея Ульса да Томаса Ондреева (т. е. Винингтона) отпустили к тебе, к государю, с сыном боярским с Иваном Долгово-Сабуровым, августа в 24 день ... и корм, государь, немцом доктору Тимофею Ульсу да Томасу Ондрееву до Великого Новагорода дали». На обороте: «107 сентября в 4 день». Это показывает, что Виллис действительно выехал 4 сентября, а не 24 августа, как предполагалось его отпустить.

73. Shed – сарай.

74. Щелкалов Василий – дьяк, печатник; о сношениях его с англичанами в Сб. И. Р. Ист. Общ. XXXVIII, стр. 82–83; 250, 265 и след.

75. Этот дом находился на так называемом старом английском дворе на Варварке в Китай-городе близь церкви св. Максима и дома Никиты Романовича Юрьева-Захарьина. Как писал Мерику Маржерет (из Гамбурга 29 янв. 1612), дом этот сгорел при пожаре Китай-города от русских зажигательных ядер. Впоследствии (в 1628 г.) англичане приобрели новый двор, более обширный (в Белом городе, за Ильинскими воротами), где известный доктор Дий выстроил большой каменный дом (дл. 60 шир. 32 саж.), проданный потом агенту Семену Дигби; а старый двор со всеми строениями и садом достался окольничему Ив. Андр. Милославскому.

76. Джон Мерик (John Meyrick) – первый постоянный дипломатический представитель Англии в России, отличавшийся к тому же выдающимися способностями (a man of superior abilities). Мерик прибыл в Россию еще молодым человеком (около 1584 г.) и сначала служил при английской фактории в Ярославле, а потом в Москве; в мае 1592 г. королевой Елизаветой назначен английским агентом в Москве на место Христофора Гольмеса (Holmes); посылал важные донесения о политических делах в 1596–7 гг.; писал от 14 марта 1598 г. уведомление англ. правительству о кончине Федора Иоанновича и об избрании на царство Бориса Годунова. Летом 1600 года сопровождал посольство Микулина в Лондон; в авг. 1602 г. снова отбыл в Англию вместе с порученными ему 4 русскими юношами и представил англ. правительству ниже приводимую записку о своем пребывании в России. Мерик оставался англ. агентом и в течение Смутного времени; в 1606 г. отправлен В. И. Шуйским (с грам. 4 июня) в Англию, откуда прислан посланником с поздравлением Шуйского по поводу избрания его царем на рос. престол; и в том же характере прибыл в Россию в 1613 г. с верит. грам., адрес, к боярам (3 мая). Когда же англ. правительство получило через рус. послов (окт. 27, ноября 11 – 1613 г.) нотификацию о восшествии на престол Михаила Федоровича – Мерик был аккредитован в качестве посла, получил дворянское достоинство (knight) и принял деятельное участие в примирении России с Швецией, а в Англию вернулся в ноябре 1617 г., где был весьма милостиво (very gracionsly) принята королем. Снова был назначен послом (в 1620 г.) и сопровождать в Англию посольство Погожева (июнь 1621 г.), шесть лет спустя окончательно поселился в Лондоне и был правителем (Governour) Москов. торговой Компании (Muscovia Company), умер в 1638 г. Мерик хорошо знал Россию, русский язык, любил собирать историч. памятники (нек. рукописи подарены им Бодлейян. библ.). Моск. правительство высоко ценило его влияние на полит. и торговые сношения обоих государств, но не упускало из виду, что у него на первом плане интересы своей страны, и потому иногда он действует двусмысленно, с удивительной находчивостью приспособляется к различным положениям и лицам, отстаивая привилегированное положение англичан в России и их торговый выгоды (Ср. его зап. в Лонд. Арх. Гос. Сов. Pr. C. K. № 2 f. 25; 28 марта 1618 г. и др.). О нем у Стриттера (Verh, zw. Rus. u. England) 539–540; 541–543; 565–566, Гамель в Зап. И. Ак. Н. XV, стр. 227 и сл. Gentl. Mag. 1824 (т. 94, ч. 2) стр. 226 и сл.; 493 и сл. Diсt. of Nat. Biogr. XXXVII, 319–320.

77. Мерик обыкновенно руководил сношениями англ. с рус. правительством, и рус. послов – с английским.

78. Это тот Эльмес или Эльмстон, сын которого впоследствии учился медицине в Кембриджском университете, получив стипендию в 50 ф. ст. от Моск. Компании.

79. Марк Ридлей (1560–1624) – один из способнейших врачей, бывших в России, прибыл в 1594 отп. в 1598 г.; по возвращении на родину занимался с успехом изучением свойств магнита и напечатал об этом свои исследования (в 1613 и в 1617 г.). Nat. Biog. XLVIII, 285–286.

80. По рус. актам Виллис представлялся В. Яков. Щелкалову 23 сентября.

81. Недоразумеиия Виллиса с дьяком Щелкаловым объясняются след. обстоятельствами. Как писал уже Годунов в своей грамоте (дек. 1598 г.) к королеве Елизавете, к нему дошел слух, будто бы она помогает Польскому королю Сигизмунду II в борьбе его с Карлом Зюдерманландским. Затем Виллис привез с собою письмо кор. Елизаветы (июня 24, 1599), представленное в пос. пал. сентября 9, в коем было сказано: «что есть меж Жигимонта короля Полского и арцы Карлуса, его дяди… мы приказали дохтуру Вилису о том о всем известити вашему величеству». Между тем на предложенные вопросы Виллис не дал русскому правительству объяснений, чем навлек на себя его неудовольствие, и Виллису было приказано оставить Россию. Вместо же ответа на письмо королевы в след. 1600 г. отправлено было в Англию посольство во главе с Григ. Иванов. Микулиным. Этому посольству в числе других дел поручено было объясниться и по поводу высылки Виллиса из России.

82. Эта мысль занимала Бориса с начала его царствования; так в грамоте к Елизавете (дек. 1598 г.) было сказано: «а тебе-б, сестре нашей любителной, вперед з бесерменскими государи не соединятися и ничем не вспомогати… а радети и промышляти о том, чтоб всем великим государем крестянским меж себя быти в любви, и в соединенье, и в ссылке, и в крепкой дружбе, и стояти-б на бусурман за один, чтоб крестьянская рука высила, а бусурманская рука низила». Сб. И. Р. Ист. Общ. т. ХХХVIII, 263.

83. Рич. Барнес, или Барн получ. жалов. грамоту на своб. торговлю от Федора Ивановича; в 1600 г. назначен был англ. агентом на место Мерика в рус. акт. 1603 г. упоминается под именем «аглинского гостя Рыцера» (Сб. т. ХХХVIII, 441).

84. См. грамоту Бориса 1598 г. (дек.): «а которые дохторы похотят быти при наших очех… и мы пожалуем их своим царским жалованьем, смотря по их службе, как будет пригож».

85. Дж. Мерику и в Англии присылали рус. грамоты для перевода, см. Dom. Jam v. 173 f. 87: The Muscovy letters are sent to Sir John Merrick to be translated, oct. 24, 1624.

86. Подобного решения у Бориса, конечно, не было; но Виллис угадывал, или слышал, что Борис начинал относиться к англичанам с некоторым недоверием.

87. В оригинале Letto (? страна латышей).

88. About Muscovie – около, близко Москов. государства, т. е. недалеко от его границ.

89. Hopeinge to divide the kingdom of Poland, with the adjoininge provinces between himselfe, the Germaine Emperour and his daughters hoped hus band. Заслуживает внимания это указание Виллиса на мысли Бориса Годунова о разделе Польши. Еще ранее (в окт. 1591 г.) служ. Скумина говорил Ислентьеву, рус. Послу в Литве: «кор. Жигимонта не любят обема землями… а как де королева умрет… обе земли – Польская и Литовская – будут, под Государевою рукою» (Ст. и Нов. кн. 5, стр. 243).

90. Это замечание – также большой важности для последующего хода событий и для выяснения сближения англичан с Лжедимитрием I. Изучение актов, относящихся к посольству Т. Смита в Россию, также подтвердит предположения Виллиса.

91. Вероятно, здесь намек на письмо из Любека в Москву от доктора Васмера купцу Захарии Мейеру (в конце 1599 г.). Последний рекомендовал Борису Годунову Васмера, как искуснейшего медика. В след. 1600 г. Борис отправил в Германию Р. Бекмана с тем, чтобы призвать в Россию искусных и опытных докторов, и по приглашению Бекмана вскоре прибыли в Россию Фидлер (1601), Шредерь и Васмер (1603); англ. же врачей долго после Виллиса не было в России. Впрочем, в 1602 г. прибыл в Россию аптекарь Френшам (он был уже прежде в России) и привез с собою драгоценный запас лекарств. Почти до самой Смуты находился в России англ. доктор Рихтингер, но он не был англичанин по рождению, и его не посылало в Россию англ. правительство, связи его с Годуновым чисто сдучайного характера, а дальнейшее пребывание несколько загадочно. При Лжедимитрии I врачом состоял Себастиан Петриций, вывезенный им из Польши. Первым англ. врачом и присланным в Россию в XVII в. был Артур Дий, леиб-медик Иакова I; этот ученый и выдающийся доктор прибыл в Россию в 1621 г. и отпущен, щедро награжденный, в 1634 г. (Свед. об англ. врачах в России в англ. делах Москов. Арх. Мин. Ин. Д. и в анналах архива Лондонской Royal College of Physicians).

92. Итальянский врач, уроженец города Милана; из пис. Генриха IV (хран. в Моск. Арх. Мин. Ин. Д.; и у Рамбо, Rec. des Instr. Russie v. I) 7 апр. 1595 г. видно, что доктор Павел уже в то время был глубокий старик и хотел после долгой службы в России вернуться в Париж, чтобы там повидать своих родных и друзей (pour у revoir ses parens et amys, qui sont en Notre Cour et Nous ont supplie tres humblement d'interceder pour luy vers Vous); но, судя по словам Виллиса, он не уехал во Францию и упом. в рус. акт. еще в 1601 г. (см. рус. текст письма анг. Посла Рыцеря Лея в Сб. И. Р. Ист. Общ. XXXVIII, 403). Вацлав Диаментовский в св. Дневнике (изд. Гирибергом Polska а Moskwa, Lwow 1901, str. 11) чудесное спасение Димитрия приписывает какому-то итал. доктору, каковым мог быть только д. Павел (Byl przy Carowicu, т. е. Димитрии Угличском, tamze doktor, nijaki Wloch… on Wloch wzial go potajemnie i uszedl z nim az ku Lodowatemu morzu i tam go chowal az do swej smerci (?)).

93. Доводы Виллиса не были оставлены без внимания, и вместе с возвращавшимся в Россию Микулиным прислана была по поводу его миссии оправдательная грамота, подписанная Елизаветой в Гриниче XVI мая 1601 г. (англ. текст у Рихтера, Ист. мед. ч. I, 428–429; рус. в Сб. И. Р. Ист. Общ. т. XXXVIII, стр. 312 –313).

94. Оригинал, грамоты писан на русском латинскими буквами, поэтому в изложении грамоты удержаны особенности языка. Грамота хранится в Библ. Орд. гр. Замойских в Варшаве (Rp. Bibl. Ord. Zamoyskiej, Moskwa i Ros. Imp. № 1792 f. 37).

95. В оригинале pryslati ?, и ниже вместо велел – wieleci ?.

96. Извлечено из рус. д. Венского арх. (K. u. K. Haus-, Hof-, u. Staats-Archiv) Rus. fasc. 2b, 1600.

97. Ср. Бантыш-Каменский, Обз. вн. сн., ч. I, стр. 16: июия 28, 1599 г. царь Борис Феод. Годунов решился возвестить Цесарю и брату его, австр. Эрцг. Максимилиану, о своем на рос. престол избрании. В чине посланника был отправлен любимец его, Посольского Приказа думный дьяк Аф. Ив. Власьев, с коим поехали иноземцы Крамер и Меер, приказ. служители – Курбатов и Ст. Данилов и переводчик Яков Заборовский. Власьев, отправившись через Вологду, Архангельск и Гамбург, не прежде как 7 окт. явился к Цесарю, а 26 мая 1600 г. был им отпущен из Пильзена (по ст. списку Власьева в Пам. дипл. снош. II, 731 – он «стоял в Бильзине 9 недель», а по воспом. чеха Ш. Плахаго – 15 нед., прив. у Францева Рус. пос. в Чехии, стр. 6). Из Пильзена рус. посольство после щедрого приема (на содержание их отн. ежен. 500 тал.) через Любек и Ревель возвратилось в Москву 29 июля 1600 г. с отв. и поздрав. Царю и Царевичу грамотами, от Максимилиана (29 дек. 1599) и Рудольфа II (23 мая 1600 г.).

98. Англ. Правительство, по-видимому, было осведомлено о сношениях Годунова с Австрией и Данией (у Мерика были преданные ему лица в Посольском Приказе среди переводчиков), для противодействия которым Мерик и послан был в Россию с особыми поручениями.

99. Берлинский Тайн. Гос. Apx. (Koenigl. Geheimes Staatsarchiv), Rep. XI, Russland. 2 В. Это письмо сохранилось в оригинале, приложения – в копиях.

100. Немецкого Ордена.

101. Гол. счет, тонна золота = 100 тыс. золотых.

102. Мая 20 1601 г. Приехал в Москву посланник Mux. Шель. Он подал от Цесаря грамоту (28 дек. 1600 г.) просительную о пропуске через Россию Цесар. посланника в Персию для побуждения Шаха к войне с Турцией, при этом он дал знать, что посланные от Цесаря в Россию послы фон Дона с товарищами не были через Польшу пропущены. И. Бантыш-Каменский, Обзор внеш. снош. России ч. I, стр. 16.

103. Об этом писал Рудольф Борису в грам. 7 авг. 1602 г. (о проезде к Персид. Шаху Стефана Какуса). Существует и описание посольства (Георга Тектандера) в разных изданиях (Iter persicum, 1608, 1610; 1889 – R. Wolkan'а и 1908 г. проф. Варш. Унив. Б. А. Францева; рус, перевод А. И. Станкевича 1896 г.).

104. Перемирие было установлено на 15 лет, считая с 15 авг. 1587 г. (в селе Каменке близь Варшавы), и подтв. 10 янв. 1591г. После конференции послов пол. с боярами; так. обр. срок его оканчивался 15 авг. 1602 т. Бантыш-Каменский, Переписка между Р. и Польшею по 1700 г. ч. II, 27.

105. Это были несовершеннолетние Христиан II и его братья, Христиану было 16, Георгу 13 и младшему 12 лет. О них – в Пам. дипл. сн. II, 607.

106. Этим «Правителем» (Administrator) был тогда Фридрих Вильгельм Веймар, живший в Торгау.

107. Т. е. дьяк.

108. Роспись не сохранилась, но о них упом. стат. сииск. в Пам. дипл. сн. т. II, стр. 3.

109. Прусских дел этого года в рус. арх. не сохранилось; некоторые указания имеются под 1518 г. Бантыш-Каменский, Обзор внеш. снош. ч. IV, стр. 2. Василий Иоаннович заключил с Альбрехтом I, 10 марта 1517 г., союз и договор общими силами стоять противу Польского короля.

110. Т. е. в 1599 г.

111. Луку Паули.

112. In Carmania – вероятно, разумеется южная часть Малой Азии.

113. Об Альбрехте маркгр. Брандснбургском-Ансбахском (р. в 1490 т., ум. 20 марта 1568 г.) см. Allg. Deut. Biogr. І, 293–310.

114. Т. е. Бориса Годунова.

115. Это Johann von Brandenburg Kuestrin, род. 3 авг. 1513 ум. 13 янв. 1571 г., пользовавшийся большим нравственным авторитетом в Германии. О нем All. D. Biogr. XIV, 156–165.

116. Т. е. будет дьяком, управляющим Посольским Приказом.

117. Прежде это был главный город Пригницкой марки (Vormark Prignitz), ныне уездный город недалеко от Потсдама.

118. Небольшой город в северной Богемии, живописно расположенный на берегу Эльбы.

119. Ни этих пунктов, ни грамоты не сохранилось.

120. По ответной грамоте Елизаветы, подпис. 17 сентября 1601 года (напечатана у Тургенева, Акты ист. т. II, 406–407, ориг. в Брит. музее), видно, что Борис ждал «скорого ответа» (speedy answer), т. е. скорого решения этого дела, а не медлительных, уклончивых переговоров, которые могли выдать тайну дела и помешать его успеху.

121. Сесиль Р. (1563–1612) граф (с 1605 г.) Солисбюри, сын Вильяма лорда Берлея (1520–1598), учился в Кембриджском университете, отличался редким в политических делах практическим умом, с 1596 по 1608 г. был кор. статс-секретарем и заведывал внешними сношениями; в 1607 г. начал постройку дворца в Гатфильде, оконченного после его смерти, в коем и поныне (Hatfield House, Hatfield, Herts.) хранится богатейший архив гр. Солисбюри, к сожалению еще не вполне разобранный.

122. Письмо на англ. яз. хранится в Лонд. Гос. Арх. (Р. Вес. Off.) St. p. Russia, В. № I.

123. Оба последние параграфы, взятые в скобки, вычеркнуты в оригинале рукою ст.-секр. Сесиля, причем исключение первого параграфа (от сл. «таким образом» до «коронами») показывает, что Англия, на самом деле, не стремилась к сближению с Россией.

124. Дальнейшая часть инструкции касается поездки Мерика в Швецию. Мерику поручалось, в знак особаго благоволения королевы к герцогу Карлу и в ответ на письмо его от 17 мая 1601 г. к Елизавете, заехать к нему в Швецию и поздравить его с добрым успехом во всех делах (congratulate his good success in all his actions). Карл просил разрешения королевы Елизаветы набрать отряд в 500 чел. в Англии, на что королева давала свое разрешение, хотя не могла не обратить внимания герцога на то, что и без того множество ее подданных (до 30 тыс.) находятся в отсутствии, состоя на службе в Ирландии, Нидерландах. Затем королева жаловалась герцогу через Мерика, что ей приходится не только отражать те коварные и несправедливые войны, которые ведет с нею Испанский король, даже и в этом году пославший свою армию в Ирландию, но еще защищать находящиеся в союзе с Англией Соедин. пров. Нидерландов от того ужасного рабства, в которое намерен привести их Филипп II при помощи своих сильных войск. Но Мерик должен был изложить ближайшим образом, как мало удаются этому королю его замыслы против Англии, и что пока Господь благословил ее, королеву, успехом против всех его начинаний, как на суше, так и на море. Наконец, если герцог Карл утвердился уже на троне, в качестве короля, о чем королева еще не получала никакой нотификации – Мерик должен осведомить об этом кого-либо из важнейших королевских советников, прибавляя, что Ее Величеству ничего не известно и что в протнвном случае она называла бы его в своей грамоте королем, а не герцогом.

125. На донесении стоит 1603 г., что означает, что это донесение составлено и подано в 1603 г. (т. е. в начале этого года). Рук. дон. в Брит. Муз. Br. М. Cott. Nero В, VIII f. 38.

126. Мерик отбыл из Россин вместе с посольством Микулина, но с последним не вернулся обратно, а совершил продолжительное путешествие через Европу, побывал в Швеции, посетил города Любек, Данциг, Ревель и др., очевидно выясняя себе, не явятся ли ганзейские города опасными соперниками англичан в торговых сношениях с Россией.

127. Не без умысла английские грамоты именуют Бориса «Императором».

128. В оригинале стоит 1601 г., а нужно читать 1602, и вот почему. Как известно, новый стиль введен был в употребление в Англии лишь с сентября 3/13, 1752 г., а до того времени летосчисление было по старому стилю и самый год считался двояко: так называемый исторический год начинался, как и ныне, 1 января и оканчивался 31 декабря, год же гражданский (иначе юрид. церковный) начинался с 25 марта, поэтому 9 февр. этого года соответсгвует 9 февр. 1602 (истор. года). Для большей точности современники, а равно также и в XVIII в., употребляли две даты (срав. ниже для примера письмо Мерика о Лжедимитрии). По вопросу о летосчислснин см. Bond, Handy Book for Ver. Dates (ed. 1866, 1875); W. Selby, Date Book London 1887.

129. В виду того, что некоторые сравнивают впечатление, какое производили на современников в Польше Власьев и Самозванец (Waliszewaki, Cr. rev. 114: on verra quelle figure de rustre у montrera un Athanase Vlassiev), тогда как Самозванец «trahit la noblesse de sa naissance» по выражению Рангони – поэтому для большего контраста обеих личностей (хотя бы по внешности) желательно было бы собрать и отзывы о Власьеве современников. Видевший Власьева в Праге (в 1595 г.) Марк Быджовский в сочин. хран. в Библ. Пражского Унив. называет его «высокий и сухой мужчина, молодой и крепкий». Горсей, говоря о том же посольстве, называет его «мудрый статс-секретарь» и прибавляет, что его посольство пользовалось большим успехом. По поводу посольства 1599–1600 бывшие при Микулине в Лондоне австрийцы с большою похвалою отзывались о Власьеве, считая его очень умным дипломатом. Масса характеризует Власьева как умного, очень знающего и очень красноречивого человека (Hist. d. g. II, 70), и утверждает, что он вел какие-то сношения с Л. Сапегой, до сих пор не выясненные. Известна его роль в заочном бракосочетании с Мариной Мнишек (подр. у Пирлинга); при В. Шуйском впал в опалу и был сослан (Hirschberg, Polska а Moskwa, I,wow 1901, 75: Jul. 8, 1606 skoro po smierci Dymitrowei zaslano w opale na Sybir; днев. Диаментовского).

130. Очевидно, в Новодевичем монастыре, в коем царица Ирина приняла иночество под именем Александры.

131. Мерик, как и Вилис, называют посольского дьяка – канцлером (chancellor) вероятно потому, что он управлял Посол. Приказом (А. Власьев после В. Щелкалова) и потому напоминал им англ. concellarii, управл. корол. курией.

132. Вероятно, это был Генрих Ричард Ли (р. 1530, ум. в 1610 г.), один из крупных землевладельцев, Бекингамского графства; он пользовался расположением королевы Елизаветы, пожаловавшей ему рыцарское достоинство 23 апр. 1597 г. Ли прибыл к Архангельску июля 28, 1600 г. и остановился в доме Антверпенского купца Iohan'a De la val Belborod'a, в Москву прибыл 29 окт. и подал царю Борису верит. о себе грамоту (на англ. яз. от 30 мая 1600 г.). Сущность его миссии сводилась к след. пунктам: 1) ему поручалось рассеять неблагоприятный для англ. правительства слухи, касавшиеся отношений Англии к другим монархам (other Princes); 2) благодарить Годунова за недавно пожалованную англичанам грамоту за большой его печатью (under your Н. great seal); 3) в интересах торгов, сношений и новых открытий просить у царя разрешения на свободный путь в Персию через русские владения; 4) поднять вопрос о сватовстве царской дочери (обратить внимание, что именно относящихся к этому делу строк в грамоте не достает!) и, наконец, в 5) просить об отпуске в Англию агента Джона Мерика, на место коего королевой был определен Ричард Барнес. На оригинале кред. грам. в Пос. Приказе была сделана надпись: «108 году грамота, что писала к царю Борису аглинская Елисавет королевна с послом своим Рычерем Леем, чтоб ему во всем верил».

133. Дж. Мерику поручалось гл. обр. противодействовать сближению России с Австрией и Данией и заключению брачного с ними союза.

134. В те времена подобные норучения (даже для важнейших дел) были в обычае вследствие отсутствия безопасности путей сообщений, и так как письма могли попасть в руки врагов.

135. Разумеется здесь Ferdinando Stanley (1554–1594), у которого были дочери Анна, Франциска и Елизавета, из коих первая впоследствии вышла замуж за Грея, бар. Чандоса, вторая за гр. Бриджуотера и последняя за лорда Гентингтонского. Nat. Biogr. LIV, 67–68.

136. Основателем рода Стенлеев и их богатств был Джон Стенлей (1350–1414 г.); поместья Ф. Стенлея перешли к его брату Джемсу Стенлей после многолетнего процесса с племянницами.

137. Царевич Феодор Борисович род. в 1589, сконч. в 1605 г.

138. Елизавета была дочерью Анны Болейн (обезгл. 19 мая 1536 г.), отцем которой был Фома Болейн (1477–1533) гр. Вильтшайрекий и Ормондский.

139. Имеется в виду доктор Рихтингер, состоявший у Ли на службе, о нем см. Сб. И. Р. Ист. Общ. т. ХХХVIІІ, стр. 387, 389, 403–419.

140. Вероятно, Борис имеел в виду заговоры Ridolfi, л особенно Бабингтона (Babington); в заговоре последнего принимал участие католический священник Джон Баллард, побывавший в Риме (сент.– окт. 1584 г.) и будто бы действовавший за согласием папы Григория ХIIІ. Балларда выдал шиион и агент Вальсингама – Джифорд; 4 авг. 1585 г. он был схвачен и 20 сент. 1586 г. казнен. О нем см. Dict. of Nat. Biogr. II, 85. Frond, Hist. of England XII, 126–136; 170–174.

141. О посольстве Григория Ивановича Никулина – Сб. И. Р. Ист. Общ. XXXVIII, 278, 315–363; и Чарыкова Пос. дв. Гр. Микулина в Англию (Др. и Нов. Россия 1876).

142. Лорд Сеймур гр. Гертфордский (1539–1621) овдовел 14 мая 1598 г. и в дек. 1600 г. вступил в третий брак; его старший сын Эдвард жен. 1 июня 1609 г. на Анне Саквиль. Елизавета вообще не склонна была поддерживать честолюбивые стремления этих влиятельных лордов.

143. Гастингс Фрэнсис гр. Гентингтонский (ум. в 1610), женат был на дочери Ральфа Лангфорда – Магдалине, он был сыном втор. гр. Гентингтонского (1514–1561); его дочь, сестру Фрэнсиса – Марию Гастингс сватали (в мае 1583 г.) за Иоанна Грозного, и в Англии Марию называли после этого «царицей Московской»; она умерла, не вышедши замуж. Быть может, указанные обстоятельства и события 1562 г. (когда во время тяжкой болезни королевы протест. лорды хотели выдвинуть претендентом на трон Генриха Гастингса) продиктовали Елизавете твердое решение не называть этих фамилий Годунову, как подходящих для брака.

144. Н. Н. Бантыш-Каменский, Обзор внешн. снош. России, Москва 1894, ч. I стр. 213: 1601 г. апр. 27 вторичное в Данию послано посольство, которое составляли дворянин Иван Стефанович Ржевский и дьяк Посник Дмитриев. Сверх извещения о воцарении Бориса Годунова, предписано им учинить договор о сроке съезда в Колу взаимных судей для размежевания спорных тамошних мест. Они возвратились из Копенгагена 4 марта 1602 года.

145. Ibid. стр. 214: марта 14 приехали датские посланники Нилс Крих и Клаус Пишлихт с теми же о Ланландии предложениями (?). Марта 25 были они представлены царю Борису, а 14 апр. из Москвы отправились с тем же отказом (?). Рус. акты правления Бориса не договаривают, или совершено умалчивают о конфид. снош. Бориса с Австрией Англией, Данией и др. государствами.

146. Secretly informed me, that the match between the Emperors daughter and the kings of Denmarkes brother was undoubtedly concluded on. Здесь разумеется, вероятно, так назыв. крестоцеловальная запись, т. е. условия брака между герц. Гансом и цар. Ксенией, установ. 20 дек. 1601 г. Чтения И. Общ. Ист. и Древ. 1893, т. I стр. 155.

147. Ср. (ibid. стр. 156) инстр. короля датского Христиана ІV дат. послам в Россию Нильсу Крагу, К. Пасселиху: «просить его (т. е. Годунова) о том, чтобы с английским посольством, едущим к царю ходатайствовать о привилегиях и договариваться о других «больших делах», ничего окончательно заключаемо не было впредь до прибытия датских больших послов. Вследствие продолжит. пребывания Мерика на континенте (по Стриттеру 10 нед.), задача его миссии сводилась к тому, чтобы не допускать сближения России не только с Австрией, но и с Данией. Обстоятельства дальнейшие Мерику благоприятствовали, и накануне Смуты Годунов очутился изолированным.

148. Известный ирландский вождь католиков Гуго Онейль, третий барон Дунганонский, второй гр. Тайроне (1540–1616), получил гр. достоинство в 1585 г., неоднократно поднимал знамя восстания; правительство вступало даже с ним в переговоры, в 1599 г. гр. Орнонд заставил его заключить перемирие, но только в 1603 г. он подчинился Маунтджою, затем удалился в Рим и поддерживал сношения с папой Павлом V. Др. подр. о нем в Dict. of Nat. Biogr. XLII стр. 188–196.

149. He смотря на все комплименты и желание поддерживать с Англией дружественные сношения, Борис Годунов в этой грамоте (ориг. в Оксфорде в Ашмол. м.) не дал разрешения англичанам на свободный торг в Персию через его владения.

150. Это были боярские дети: Микифорко Олферьев сын Григорьев, Софонко Михайлов сын Кожухов, Казаринко Давыдов и Федька Костомаров. О прибытии их в Англию пис. John Chamberlain, to Dudley Carleton (4 Nov. 1602): we have here four youthes come from Muscovie to learn our language and latin and are to be dispersed to divers schooles as Winchester, Eaton, Cambridge and Oxford. Pub. Rec. Of. st. p. v. 285 f. 48.

151. По хронике Бера (у Устрялова в Сказаниях соврем. о Димитрии Самозв. I, 12–13) Борис отправил за границу 18 молодых людей, из коих в Англию было послано 4, в Любек 5 (кн. Н. В. Голицын, Научно-образ. снош. России с Западом, Москва 1898, стр. 5), 3 к двору Шведского короля Карла IX (Соч. и пер. Мес. февр., 1761 стр. 120, н у Рихтера Ист. мед. I, 355), остальные очевидно были отправлены во Францию, хотя в фран. архивах до сих пор не найдено о них никаких указаний.

152. Русские послы неоднократно требовали их возвращения (Алексей Ив. Зюзин и дьяк Алексей Витовтов в окт.– ноябр. 1613; Ив. Грязев в 1615–1616; Степ. Волынский и Марк Поздеев в 1617, и наконец Исаак Погожев в 1622 г.), хотя бы даже силою, но анг. правительство отвечало, что насильственное их возвращение в Россию «противоречило бы истинам религии, исповедуемой его величеством, а равно законам Божиим и международным».

153. Опасения Годунова оправдались: один из этих юношей (Алферьев) перешел в агликан. веру, был священннком «в попы стал» и, как полагают (Walker, Sufferings of the Clergy), пострадал от пуритан (в 1643). Когда Ис. Погожев был в Англии – «8 февр. 1622 приезжал к Исаку Семеновичу на двор королевской дворенин кн. Иван Мерик, а с собою приводить Микифорка Григорьева (т. е. Алферьева)», и Исак кн. Ивану говорил, чтоб он Микифорко оставил, и князь Иван велел «Микифорку остатца не надолго, и Микифорко остался, и Исак Микифорку говорил, чтоб он веры своей крестьянские не забыл и поехал бы царскому величеству к Москве, и государскую милость ему сказывать, чтоб не боялся ничего, и всякими мерами ему разговаривал (т. е. убеждал), и Микифорка Исаку отказал, ехать в Московское государство не хочет, потому что он верует их веру евангелинскую, а нашие крестьянские веры веровать не хочет, и пошол, а образом не кланеетца» (из наш. арх. выпис. об эт. юнош. рук. стр. 178, 183); о судьбе остальных послу в грам. от имени короля заявили след.: «из тех детей боярских ныне в Англии один М. Олферьев, а другой был в Ерлянской земле (т. е. Ирландии), только про него давно не слышет, а достальные два померли в восточных Индеях», а в России «Микифорко сказывает, не дадут ему веры той держати, которую он ныне верует» (ibid. стр. 146).

154. «Велели для провожанья послати сына боярского Парфена Кашинцова; лета 7110 июня в 22 день»... Мерик отъехал в Англию 30 июля, а в Архангельск прибыл июля 11 дня. Сб. И. Р. Ист. Общ. т. ХХХVІII стр. 431. В ориг. англ. рук. стоит 24 июля, но это очевидно описка вместо 24 июня.

155. В ответ на вышпредставленные предложения Мерика относительно дочери гр. Дербийского Борис Годунов послал грамоту (ориг. в Ашмолеевом муз. в Оксфорде), в коей писал: «похваляем вашу к себе сердечную любовь, что вы о нашем Царском здоровье радеете и о наших Царских детех... А нынешнее великое и доброе дело межь нас Валиких Государей не сталось, потому что детем нашим Великому Государю Царевичу Князю Федору Борисовичю всеа Русии и дщери нашей Великой Государыне Царевне и Великой Княжне Ксение Борисовне всеа Русии не против лет». На этом переговоры и переписка, по-видимому, не кончились, и Елизавета (в конце 1602 или в начале 1603 г., когда еще Мерик был в Англии) предложила другую англичанку, предполагая кроме того послать в Россию особое посольство; грамота Бориса и отвечает на эти последния предложения. Дальнейшая же переписка прекратилась вследствие смерти королевы Елизаветы, последовавшей 24 марта 1603 года.

155а. Грамота эта была известна еще Карамзину (Ист. Г. Р. стр. 76, т. XII и прим. 104). Английская копия хранится в Британском музее. Cotton. Nero XI, f. 392.

156. Известие о смерти кор. Елизаветы пришло в Москву довольно поздно, а именно об этом сообщил москов. правительству англ. агент Ричард Барне в своем письме из Холмогор к дьяку Афанасию Ивановичу Власьеву от 18 июня 1603 г. Барне прибавлял при этом, что он сам получил о том уведомление с англ. судами, пришедшими к Архангельску 14 июня, и что англичане ждут вскоре возвращения из Англии Д. Мерика (Рук. Стриттера стр. 542).

157. Обычное начало многих грамот не только при Борисе Годунове, но и позднее при Михаиле Феодоровиче.

158. Современный русский текст здесь букв. по англ. перев. был такой: «писана Государствия нашего дворе града Москвы лета от созданья миру 7111 месяца апреля».

159. Лонд. Гос. Арх. Publ. Rec. Off. St. p. Foreign, Russia B. I. На оборотной стороне письма сделана пометка: «из Москвы 1603 г».; письмо, вероятно, было послано из Москвы весной 1603 г. Барнес оставался в Москве еще год и весной 1604 г. (в письме от 14 апр., хран. в Моск. Арх. М. И. Д.) просил Бориса об отпуске его в отечество, в Англию, вместе с братом своим.

160. Имеется в виду доктор Христиан Рыхтингер.

161. Т. е. доктора.

162. Эти слова Власьева достойны внимания во многих отношениях. Во-первых, из них можно видеть, что переговоры о сватовстве велись Годуновым тайно, что подтверждается и изучением сношений с Австрией (1600 г.; 1604-5 г.) и Данией. Затем, во-вторых, по этого рода делам в Моск. Арх. отсутствуют грамоты, стат. списки, брачные записи и др., словно как будто бы одна какая-то сведущая рука изъяла эти акты из обращения, уничтожала даже отдельные места (в грам.; стат. сиис.), сюда относящиеся, и подозрение невольно падает на Власьева, особенно в виду той роли, какую он играл при Лжедимитрии. Можно было бы привести и другие соображения по этому поводу.

163. Приписано на полях карандашом: скончался в Москве 29 октября 1602 года. По словам Массы, в Дании предполагали, что его отравили, хотя Масса этому не верил.

164. Письмо сохранилось в оригинале и все от начала до конца написано рукою Барнеса.

165. Русский перевод итальянских писем, благодаря любезному содействию Графа Сергия Димитриевича Шереметева, сделан приват-доцентом С.-Петербургского Университета А. М. Евлаховым.

166. Дирекция Государственного Архива. Венеция № 100/55, Венения 7 Февраля 1908: «Дожами в 1604–1606 гг. были Марино Гримани, занимавший этот пост от апреля 1595 по 25 декабря 1605 г., и Леонардо Дона – от января 1606 по 16 июля 1612 года»........

167. Вероятно пропуск: Васильевича, т. е. Иоанна Грозного.

168. Франческо Соранцо, сын венецианского прокуратора Джиованни Соранцо, родился в Венеции 3 янв. 1557 г., с 1582 и по 1597 занимал разные административные должности (в Collegio dei Savj, был капитаном Беллунской провинции и города Вичензы), в середине 1597 года был аккредитован и с 12 января 1598 года состоял послом Венеции при Филиппе II Испанском, сменивши в Мадриде своего предшественника Авг. Нани. Соранцо после смерти Филиппа II (13 сент. 1598) оставался недолго при его преемнике Филиппе III, для приветствия которого с восшествием на престол и выражения соболезнования по поводу смерти отца Венеция отправила особое чрезвычайное посольство (Francesco Molin и Giovanni Dolfin в июле 1599); в середине 1602 г. Соранцо сменил Контарини, и 11 октября Соранцо возвратился в Венецию. Искренно и с достоинством поддерживал сношения Венеции на своем новом посту в Вене в качестве посла республики при Императоре Рудольфе II (1603, 20 сент.– до 1607 г.), и старался восстановить дружественные сношения Венеции с Римом, куда и предположено было наконец отправить его также послом к папе Павлу V, но 5 марта 1607 г. он скончался и похоронен в церкви св. Юстина в Венеции. За сообщение указанных сведений, депеш и др. данных приношу искреннюю благодарность уважаемому Директору Архива г. Малоголе (С. Malagola). Некоторые ценные дополнения к документам хранятся в Венском Гос. Арх. в итальянских делах (ориг.).

169. Станис. Мышковский вел. маршал был отправлен в Грац совершить обручение и привезти Констанцию в Краков. Пясецкий, Хроника стр. 226.

170. К этой мысли С. неоднократно возвращается в своих депешах, так в деп. от 13 февр. 1605 г. и 9 янв. 1605–1606 года он снова повторяет о намерении Димитрия (выраженном через посла в Кракове) поддержать Императора в войне с Турцией, двинуть против нее большие силы (grau numero di gente) и воспрепятствовать татарам вторгнуться и нанести ущерб Императору (Деп. в Вен. Гос. Арх. 1605–1606 г., f. 342).

171. Сигиз. Мышковский прибыл 26 сентября в Прагу вместе с недавно назнач. епископом Луцким (ad Episcopatum Luceoriensem evectum) Мартыном Шышковским; в нач. окт. они были уже в Граце, где и совершено было обручение, в Краков Констанция торжественно прибыла 4 дек. 1605 г. Piasecii Chron. 228. Ср. также деп. Соранцо в Вен. Арх. от 28 ноября 1605 г. (f. 274).

172. Собств. «в пределах должного», т. е. по-настоящему, как следует.

173. Собственно: «иметь другое, что делать».

174. Собст. «сильных решениях».

175. Госуд. Флорентинский Арх., отд. Медичи, св. 954 л. 22 и сл. Копия этого и след. писем сообщена директором архива Д. Кателяччи (D. Catellacci), за что свидетельствуем ему свою благодарность. Итал. текст письма Поссевина к Герцогу Тосканскому Фердинанду I был напечатан с какой-то копии у Чиампи, Esame critico con documenti inediti della storia di Demetrio per Sebastiano Ciampi, Firenze 1827, p. 49–55.

176. В тексте, очевидно, описка: «ne (ne?) vorrebbono..... non concorre…», т. е., при двойном отрицании: «не захотят не помочь…».

177. Флорент. Госуд. Архив отд. Медичи св. № 4362.

178. Слова: «что считает……Димитрия» – написаны шифром.

179. Слова «полагаться……Герцога Ливонии» – шифрованы.

180. Дневник напечатан у Цельтнера (Gust. Georgii Zeltneri) в его Historia Crypto-Socinismi Altorfinae quondam Academiae infesti Arcana ex docum. maximam partem Msstis ita adornata ut cum historiae illorum hominum illustrandae tum doginatibus in utiiversum refellendis inservire possit. Accesserunt praeter alia Valentini Smalcii Diarium Vitae ex autographo. Lipsiae MDCCXXIX p. 1158–1218. Дневник важен не только в том отношении, что он бросает некоторый свет на историю учении антитринитариев в Польше, но дает указания, до сих пор почти неизвестные, о личности Димитрия I.

181. Один из наиболее блестящих проповедников учения антитринитариев в Польше, биограф. данные (p. 1572, ум. в 1622 г.) сам сообщает в своем Дневнике. Наиболее обстоятельные сведения о его жизни и трудах дает Кенигсб. Проф. Бок, Historia Antitrinitariorum maxime Socinianismi et Socianorum t. I. p. 2, p. 836–888, Кенигсберг–Лейпциг 1776, и уже тогда (т. е. в конце XVIII века) сочинения Шмальца считались редкими (Bock p. 843: omnia Val. Smalcii scripta inter rariora sunt numeranda). На основании своего главного догмата о единстве Божием антитринитарии называли себя сами унитарии, в народе же их именовали арианами. Для изучения вопроса см. Historia Reformationis Polonicae auth. Stanis. Lubienecio, Freistadii 1685, Szezesny Morawski, Arjane Polscy, Lwow 1906; Проф. Любовича. Ист. реформации в Польше, кальвинисты и антитринитарии, Варшава 1883; Люблинские вольнодумцы XVI в., Варшава 1902. Op. Левицкий, Социнианство в Польше и Юго-западной Руси. Киев. Стар. 1882, т. II, стр. 25–57; 193–224; 401–432 (краткое хорошее излож. вопроса); Linberger St. Die Unitarier in Ungarn und Siebenbuergen, Sembrzycki Die poln. Reformirten und Unitarier in Preussen (Allpr. Mon. 1893; В. XXX s. 27–42); Przeglad Histor. 1907, t. IV, № 2 (str. 170–180: Aryanie polscy i Dymitr Samozwaniec, статья П. М. Экземпляр редкой книги Цельтнера сохранился в Библиотеке Варшавского Университета.

182. Во время теологических дебатов стали замечать у Шмальца склонность к еретическим воззрениям и говорить, что это будет какой-то новый еретик (me fore aliquem novum hereticum). Это была одна из причин, почему Шмальц ушел в Лейпциг, здесь, как и в Виттенберге, он посещал университет, и познакомился с некоторыми поляками, по приглашению которых, вероятно, и прибыл в Польшу в 1592 г. Польша в то время принадлежала к числу стран, пользовавшихся значительной свободой вероисповедания.

183. Письма Ф. Социна называют его начальником школы в Шмигле (Dom. Val. Smalcio Smiglensis Scholae Rectori, 14 Febr. 1595). С 1598 г. По 1605 г. Шмальц был проповедником в Люблине, а с 1605 и до смерти в Ракове, в этом центре тогдашней деятельности антитринитариев. Из дневника Шмальца привод. только некоторые данные лишь для ближайшей характеристики его содержания, известий политического характера в нем вообще мало.

184. Не следует упускать, что унитарии, или антитринитарии вступали в браки только с членами своей секты. В России последователи антитринитариев причислялись к еретикам жидовствующих.

185. Сигизмунд III.

186. Т. е. поход внушен был иезуитами.

187. См. его портрет и место погребения у Моравского Arjane Polscy, we Lwowie 1906, стр. 80, 128 и др.

188. Нос tamen tacere non possumus, Smalcium, nostrum primum hune pro genuino Demetrio, favore erga socerum, patronum Socinianorum, inductuin, habuisse videri, reliquos autem inter impostores et ipsum connumerasse (т. е. что Шмальц первого Димитрия в отличие от последующих не считал самозванцем, и что Шмальц завязал связи и вступил в общение с ним вследствие благорасположения его к тестю Шмальца (т. е. Блеховскому), покровителю социниан.

189. Раков был одним из важнейших центров проповеднической деятельности ариан, и его называли арианскими Афинами; здесь происходил 30 апреля собор (эти соборы у ариан назывались синодами), на который поспешил прибыть из Москвы М. Твердохлеб.

190. У антитринитариев существовало убеждение (см. прим. к дн. Шмальца), что Гойские и Острожский в душе им сочувствовали, но открыто того не высказывали. И действительно есть основания думать, что таковыми в семье кн. Острожского были его дочери: Елизавета, вышедшая замуж за известного Кишку, покровителя социниан в Литве, и Анна, скрывавшая пребывание Димитрия у ариан. Если бы Димитрий не попал случайно (вероятно, во время поездки или сношений с казаками) к Вишневецкому, он вступил бы в брак с арианкой (таков был обычай у них), и этим объясняется, почему Димитрий впоследствии полякам, прибывшим в Москву на свадьбу, бранил Папу и Помасско, который первый подал ему идею вступить в брак с Мариной Мнишек и благодаря его безвыходному матерьяльному положению перетянул его к иезуитам, которые, ухватившись за него, не выпускали его из рук и были постоянными соглядатаями его действий. Тогда-то в Самборе связям с семьей Острожского был положен конец.

191. [Здесь оканчивается неполный русский пересказ латинского отрывка Дневника Шмальца. Части дневника за 1609 год профессор В. И. Александренко в своем пересказе по-русски не доставил для печати.]

192. Перевод с немецкого: Um 1599. Liegt im Archiv unter Russica de anno 1601. (Сообщ. Г. Ф. Штендман из докум. Венского Архива).


Текст воспроизведен по изданию: Материалы по Смутному времени на Руси XVII в., собранные проф. В. Н. Александренко // Старина и новизна, Книга 14. 1911

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.