Приложение к Материалам по Смутному времени на Руси XVII в., собранным проф. В. Н. Александренко.

В предисловии к «Материалам по Смутному времени», напечатанном в сей книге «Старины и Новизны» (стр. 185–453), сказано, что собиратель их В. Н. Адександренко предполагал все иноязычные документы снабдить русским переводом, но болезнь и смерть (ум. 18 июля 1909 года) помешали ему выполнить это предположение (стр. 186). Непереведенными остались документы 1603 –1606 г., которым в черновом перечне В. Н. Александренко приданы названия – «Польские и латинские акты» и «Письма Самозванца», а также отрывок из Истории Антитринитариев Ф. С. Бока. Выше эти тексты напечатаны без перевода в V отделе «Материалов» на стр. 387–447 настоящей книги. По мысли Графа Сергия Димитриевича Шереметева некоторые из этих документов и отрывок из Истории Антитринитариев представляются далее в русском переводе, в следующем порядке:

1. Грамота Папы Павла V-го к Марине (ad Marianam), дочери Воеводы Сендомирского, помолвленной с Димитрием Князем Московитов, из Рима, декабрь 1605 года (лат. текст из Познанской Библиотеки Рачинских см. на стр. 447 сей книги).

2. Ответное послание Марины Папе Павлу V-му, из Промников при Кракове, от 7 января 1606 года (лат. текст из Ватиканского Архива см. на стр. 411–412).

3. Письмо иезуита Николая Чижовского ¹ неназванному члену [525] того же Ордена ², из Москвы, от 17 августа 1605 года (лат. текст из Ватиканского Архива см. на стр. 393–396).

4. Доношение иезуита Андрея Лавицкого (Lavicius) ³ Генералу Ордена Иисуса Клавдию Аквавиве ⁴, в Рим из Москвы, от 21 сентября 1605 года (лат. текст из Ватиканского Архива см. на стр. 397–402).

5. Письмо из Москвы Яна Вислоуха к брату своему Якубу Вислоуху, от 24 июля 1605 года (польск. текст из Познанской Библиотеви Рачинских см. на стр. 436–438).

6. Копия письма панов Стадницких из Москвы к Канцлеру Литовскому Льву Сапеге, от 8 июля 1606 г., со включением их записки о событиях в Москве, сопровождавших убиение Царя Димитрия (польск. текст из Познанской Библиотеки Рачинских см. на стр. 434–436).

7. Отрывок из Истории Антитринитариев Кенигсбергского профессора Ф. С. Бока, касающийся Матвея Твердохлеба (Twardochlebius, Twardochleb), русского монаха, близкого к Димитрию, воспитателя его в Польше ⁵ (лат. текст этого отрывка Истории Антитринитариев Бока по ее изданию 1776 г., Кенигсберг-Лейпциг, см. на стр. 387–389 настоящей книги).

Перечисленные латинские и польские тексты посильно поняты и переведены Секретарем Московской Комиссии по изданию «Старины и Новизны» с напечатанных в настоящей книге по спискам, которые были доставлены В. Н. Александренко. Эти списки, в общем достаточно точно исполненные, оказались не вполне свободными от опиибок, правда незначительных, которые, также как опечатки издания, переводчиком приняты во внимание и в переводе исправлены по смыслу и отчасти при помощи соответствующих исторических изданий и исследований. [526]

* * *

К стр. 447.

Библиотека Рачинских. Познань. Рк. № 27, стр. 141b.

Павел V Великий Первосвященник к Марине дочери Господина Воеводы Сандомирского, помолвленной с Димитрием Князем Московитов.

Любезнейшей во Христе дочери нашей, благородной жене приветствие и Апостольское благословение!

Мы, конечно, исполнились величайшей радости вследствие блистательнейшего твоего супружества с любезнейшим сыном нашим Димитрием Великим Князем Московитов, с чем тебя сердечно поздравляем. Ведь ты рождена отцем, мужем благородным и весьма заслуженным пред нашим исповеданием, воспитана в благочестивом и похвальном учении и ныне, по особому дарованию Божию, соединена браком с таким и столь великим Князем. Нам желательно видеть от Твоей Светлости все, чего должно ожидать от благородной женщины, воспламененной ренностью к Богу, памятующей Божественные благодеяния. Первым же и самым главным является то, чтобы ты со всяким старанием и тщательностью озаботилась вместе с любезнейшим сыном нашим Димитрием, великим и могущественным Князем, твоим мужем, чтобы как почитание Кафолического исповедания, так и учение Апостольской Святой Римской Церкви было принято народами, подчиненными Вашей власти, и, будучи принято – было бы твердо удержано и умножено. При совершении этого, вследствие соединения в тебе столь великих добродетелей, ты явишь себя угодной Богу Отцу, Который ничего от нас не требует, кроме жертвы хвалы и изъявления нашего сердца.

Итак ты, воздавая должную благодарность благороднейшему супругу своему, призвавшему тебя к соучастию в таком правлении, должна будешь стараться с Божественной помощью укреплять, престол власти. И о тебе, любезнейшая дочь, по справедливости будет сказано: блажен муж доброй жены, жена добрая – благая доля боящихся Бога и дана мужу на добрые дела. Мы же, чтобы тебе легче можно было этого достичь – будем всегда вспоминать тебя [527] в наших молитвах и непрестанно просить тебе у Бога помощи Его благодати, чтобы тебе вместе с твоим превосходнейшим супругом в мире и счастии дожить блаженно и радостно до самой глубокой старости и увидеть сынов сыновей твоих до четвертого колена и наконец достигнуть истинннх благ и вечной жизни. А теперь со всем сердечным расположением любовно передаем тебе наше Апостольское благословение. Дано в Риме у Святого Петра, за печатью Рыбаря, в первый год нашего первосвященства, III Декабрьских Нон 1605 года.

* * *

К стр. 411–412.

Ватиканский Архив. Отдел Боргезе, II. 499.

Святейший и Блаженнейший Отец, Господин Милостивейший.

По лобзании блаженных стоп Вашего Святейшества и изъявлении глубочайшей преданности.

Ясное свидетельство отеческой любви и расположения ко мне Нашего Святейшества заключается в том, что Ваше Святейшество в приятнейших Ваших письмах поздравляет меня с сочетанием в жизни и во власти с Светлейшим Государем Господином Димитрием Великим Князем Московии, Господином достойнейшим уважения, волею Благого и Великого Бога нареченным моим супругом, а также высказываете надежду, что это обстоятельство послужить к великому благу Церкви Божией. Из этого одно я отношу к особому расположению и милости ко мне Вашего Святейшества, а другое приписываю составившемуся обо мне мнению.

Между тем, конечно, я смотрю на себя, как на рожденную в таком месте и от таких родителей, истинное благочестие которых никогда не было превзойдено чьим-либо иным, и полагаю, что Божественные дары в большом изобилии излиты на меня из преизобильных источников неизмеримой благости. Я не могу не посвятить всего моего духа, души и мысли, насколько достанете моих слабых сил, распространению Христова Евангелия и не быть полезной в одном этом преимущественно деле заодно с моим Светлейшим супругом там, куда водительством и помощью [528] святых Ангелов приведет меня невредимой к нему Бог. Для достижения же и исполнения такого прекрасного дела я, хотя и годна и достаточно благоразумна, однако твердо держусь наставлений преподобнейшего Господина Епископа Региенского, нунция Вашего Святейшества в Королевстве Польском и обещала ему усердно заботиться обо всем, ясно изложенном и подписанном, что относится до приведения в лоно Святой Матери Церкви. Всего больше однако Ваше Святейшество придаете рвения и надежды для исполнения сего благого подвига, когда в содействие благочестивому рвению милостиво удостоиваете вознести за меня свои святые молитвы. В этом отношении всякий раз, как Вашему Святейшеству заблагорассудится поручить мне что-либо, не следовало бы по многим причинам обходить Светлейшего и преподобнейшего Господина Бернарда Святой Римской Церкви Кардинала Епископа Краковского моего любезнейшего дяди ⁶, на верный совет которого и дологолетнюю опытность в важных делах мне приличествует опираться, если бы Ваше Святейшество пожелало воспользоваться его трудом. В заключение смиренно поручаю и вверяю себя, все мои намерения и стремления любви и милости Вашего Святейшества. Дано в Пром никах при Кракове в седьмой день Января месяца 1606 года.

На обороте: ……и Блаженнейшиму во Христе Отцу……Павлу Пятому Великому Первосвященнику Господину Милостивейшему.

* * *

К стр. 393–396.

Ватиканский Архив. Отдел Боргезе, II. 499.

Преподобный во Христе Отец.

Мир во Христе.

Вот наконец спустя год получили мы от Божией благости то, чего мы желали, чего мы молили у Бессмертного Бога. Светлейший [529] Димитрий после многих и разнообранных случайностей, когда по Божиему изволению, думаю я, были устранены его главные враги, а именно Борис Годунов и его жена и сын, когда замки, города и области, принадлежащие ему по наследственному праву, частию были взяты, частию сдались, не только благополучно вступил в Москву, столицу всего Московского государства, но даже поставленный на царство по отеческому обычаю, помазанный Патриархом и владыками со многим молением и обрядами и украшенный роскошным венцом своих предков – царствует, торжествует, владеет всей Московией, что, думаю я, подробнее опишет Вашему преподобию Отец Андрей ⁷. Мы между тем в молчании ожидаем Господина согласно с предписанием, данным нам Вашим преподобием, но питаем большую надежду на многие и великие блага. Когда мы через некое лицо стремились узнать намерение Светлейшего Императора относительно нас, он дал ответ, что надо ждать до тех пор, когда он остальное лучше упорядочить и утвердить. И через иное лицо и раз и другой мы просили его, говорили, что мы весьма озабочены, как бы нам за это время не впасть в уныние, что следует прежде всего успокоить и даже совершенно уничтожить представление о нас, коим Борис возбуждал своих против нас и убеждал своих, что католики приходят к Светлейшему для разрушения храмов русских, для изменения вероисповедания, для совершенного уничтожения Греческого и введения Латинского, что нас двоих он привел в Москву ради совершения сего дела. Но, по милости Всемогущего Бога, в течение целых этих 7 недель, когда мы уже находились в Москве среди польского войска, самым ходом вещей, а также мудрыми совещаниями Светлейшего с Московскими вельможами, он мало-помалу исторг из их умов это злейшее представление. Вот главная причина нашего молчания, которому мы мужественно и охотно подчиняемся со многим терпением и присутствием духа. Однако между тем не станем пребывать в бездействии и не станем молчать вместе с нашими поляками, как с теми, с которыми мы вместе пришли, так и с теми, которых мы в большом числе нашли здесь в Московии. В обширной [530] Туле, где живут обычно послы, и по праздникам даже с большей торжественностью мы отправляем требы и всенощные в собрании самих солдат, исповедуем кающихся, совершаем святую евхаристию, посещаем больных, помогаем умирающим, хороним умерших и исполняем прочие дела, свойственные нашему Ордену, на большое удивление Московитов и назидание им, так что тех, которых они прежде считали языкниками, теперь Божиею милостию они не только признают христианами, но даже открыто признаются и очень многие утверждают, что наша вера лучше и строже, чем их вера. Многие посещают наши богослужения и собрания особенно в воскресные дни, все внимательно слушают, разглядывают украшения, пением и музыкальным инструментом, который поляки называют Царским и употребляют по праздничным и воскресным дням, удивительно восхищаются, если же видят какие-нибудь изображения, написанные по их обычаю, то не только относятся к ним с большим благоговением, но благодаря им убеждаются, что мы христиане и что они не отличаются в вере. О какая грубость и невежество, преподобный Отец мой, не только в простом народе, но и даже в тех, которые именуют себя наставниками и пастырями народа: молитву Господню из народа никто почти не знает, а также из бояр очень немногие и редкие, а остальные начала веры даже никто и не старается узнавать: только многочисленные и продолжительные поклоны и дома, и на улицах и осенение себя крестным знамением почти бесконечное и всеобщее почитание изображений – таков наихристианнейший из Московитов, которые в остальном – язычники, хотя лишь себя одних считают и именуют христианами. О, если бы Всемилостивейший Господь сжалился наконец над этим народом и открыл бы источники Своего милосердия, мы бы уловили в сеть Господню в Московии обильное число рыб, и мы бы показали товарищам, чтобы они пришли и помогли, и надеемся, что вскоре произойдет нечто доброе. Ибо Светлейший, как мы знаем из разных источников по разным обстоятельствам, мало-помалу осведомляет своих о наших делах и привлекает их к обучению детей и к свободным наукам. И находятся даже многие из вельмож, которые желают, чтобы их дети обучались добрым наукам и нравам. Кроме того, как я раньше писал Вашему преподобию, [531] он обещал своим врачам, когда они его приветствовали, что в скором времени у них будет много ученых мужей, с которыми им придется иметь общение, и говорил, что он соорудит Академию, чтобы и Москва изобиловала учеными мужами. Затем, несколько дней тому назад один близкий к нему поляк сообщил нам, что Светлейший совсем готов основать коллегию. Он же дважды посылан был к нам Светлейшим возвестить нам, что готовится посольство в Рим и он хочет отправить одного из нас вместе с своим послом с некими важными поручениями, которых он не пожелал доверить даже этому близкому к нему человеку. Думаю, что он не поручит нам светских дел, ибо раньше он узнал от нас, что мы вызваны не для того, чтобы вмешиваться в светские дела. Итак он предполагает послать Отца Андрея ⁸, если мы не будем возражать, который при случае завернет с дороги к Вашему преподобию ранее и лично сообщит многое из того, чего нельзя без опасения доверить письму. Я просил раньше вместе с преподобнейшим Отцем нашим в двух, или, думаю, в трех письмах у Вашего преподобия некоего Отца с известиями (в Москве мы не можем иметь письма Вашего преподобия; последнее я получил 15 Апреля из Брансберга и на это письмо я уже раньше ответил), и теперь усиленно прошу Moscum (?) Коадьютора ⁹ Конрада, чтобы они были помощью и утешением в отсутствие Отца Андрея. Но желательно, чтобы, во избежание многих затруднений и опасностей, они присоединились не к кому-либо, но или к послам Светлейшего Императора, которые направляются отсюда к Светлейшему Королю Польскому, или гораздо лучше и безопаснее – к посланцам Вельможного Господина Воеводы Сендомирского, которые ходят взад и вперед по Московии, или наконец – к самому Господину великому Воеводе или к его сыну. Ведь я не сомневаюсь, что сюда вскоре прибудут или он один или оба они, ибо дело о браке идет серьезно, так что уже предъявляются через послов подарки и дары. Об остальном усерднейше прошу у Вашего преподобия, чтобы Московская миссия была препоручена также в [532] это время, даже более, чем раньше, по области, дабы согрешения людей, здесь весьма тяжкие, не лишили бы нас надежды на великие блага и не навлекли бы скорее Божие возмездие, чем снискали бы милосердие. О, сколько тысяч душ теснимы здесь тяжким игом Сатаны и жалостно погибают! Да смилуется над нами Господь и да просветит нас! Между тем препоручаю себя святому священнослужению и молитвам Вашего преподобия. В Москве, 17 августа, в лето Господне 1605.

Вашего Преподобия

раб во Христе

Николай Чижовский.

* * *

К стр. 397–402.

Архив Ватиканский. Отдел Боргезе, II. 499.

Высокопреподобный во Христе Отец. Мир во Христе.

Отправившись наконец 28 месяца августа лета Христова 1604 из Сарасланской ¹⁰ коллегии к Московии с Светлейшим Князем Димитрием, мы испытали немало бедствий в Московии. После добровольного подчинения всех Московитов Светлейшему, мы прибыли в Москву, главный город всего государства, и благополучно вошли в нее с Светлейшим в последний день июня следующего года в день памяти Св. Павла, в каковое время к нам могли относиться слова Христа во Евангелии: Вот Я посылаю вас, как овец среди волков. Благословен Господь: вопреки всякому ожиданию, в то самое время, когда дела Светлейшего сильно пошатнулись и почти совсем расстроились, разумею его экспедицию за принадлежащей ему по происхождению царской властью – Он, по Своей неизреченной благости, увенчал его предприятие и ниспослал ему счастливейший исход, а самого Светлейшего Димитрия, к великой радости всех, водворил здесь на прадедовском его седалище, словно корабль в какой-либо гавани после стольких крушений. Мы простояли 4 месяца в Путивле, что в Северской земле, сильно [533] опечаленные тем, что войско наше постыдно было разбито 170 тысячным воинством Московитов. Вместе со Светлейшим и с войском мы беспрерывно возвращаемся к надежде на лучшее и в полной безнаденности препоручаем себя Божией Матери, избираем Ее вождем оставшегося пути и по субботам в честь Ее отправляем вместе с войском богослужение, чтобы Она исходатайствовала нам помощь.

Что же случилось? В Путивль к отчаявшемуся, но точному описателю (этих событий) прилетает радостный и быстрый посланец с известием, что Бориса Годунова, который обманным и тиранническим образом правил народом, в одну из суббот апоплексический удар быстро сразил в конец. За этим следует другое столь же верное известие: все многочисленное войско Бориса, которое тогда осаждало крепость Кромы в Северской земле, отчасти под влиянием известия о смерти Бориса, отчасти побужденное к сдаче благодаря какому-то маневру со стороны поляков, добровольно сдалось и изъявило согласие идти к Светлейшему Князю. Приходит и третье столь же верное и точное известие о том, что жена Бориса Годунова также в субботу внезапно скончалась вместе с своим сыном, так как ей и ее сыну была поднесена отрава. Наконец. Последний вестник принес известие о том, что весь народ Московский, составив заговор против приверженцев Бориса, в некую субботу, как было тщательно замечено, разрушил их жилища, кое-что разграбил, сделал нападение на самый царский лагерь, откуда изменники пытались было защищаться, и победил приверженцев Бориса. При этом наши поляки, взятые в плен во время боя под Новгородом Северским и заключенные в оковы Борисом, избавились от темничных оков и даже оказали содействие народу (в его борьбе) против изменников. Такова была, вопреки всякой надежде, милость Божией десницы и Богоматери неожиданная. Поэтому Светлейший в радостном настроении 25 мая 1605 года немедленно выступил с войсками из Путивля по направлению к Москве; на всем пути Светлейшего встречали многочисленные люди; они поздравляют его, покоряются ему, просят его, чтобы он скорее шел вперед, единогласно говорят, что Димитрий – сын Иоаннов, закатившееся солнце, которое желательно видеть восшедшим и, когда [534] воссияет, будет видимо всеми. Мы так спешили, что, когда вследствие лихорадки, а также от усталости и пыли, мы прияуждены были сделать остановку в средине похода, мы остановились в некоем городе Орле по указанию Светлейшего, который выдав нам милостыню, заботливо поручил нас начальнику города; здесь мы отдыхали три дня; несмотря на такое общее ликование, хотя и следовало бы дать более времени для отдыха, однако мы в нетерпении последовали за Светлейшим и настигли его в Туле, городе весьма обширном, который отстоит от Москвы в 30 миллиариях. Сам Светлейший, прибыв туда с войском, с такой скоростию собирал свои силы. Когда же все силы были собраны, мы направились к столице Московского государства, Москве и вошли в нее с великим триумфом в последний день июня того же года. Впереди ехала польская кавалерия, сверкая оружием; за ней следовали в большом количестве московские sclopetarii, среди которых литаврщики, Rhedos ¹¹ и много коней, причем последние были повсюду роскошно украшены золотыми ожерельями и драгоценными камнями; далее следовала в большом количестве Московская конница, позади ее – множество священников со своими епископами, владыками и патриархом, но не с тем, что был при Борисе (этот вероломец был наказан ссылкой), а с прежним, назначенным Светлейшим, который, как он сам говорит, был родом из Греции ¹². Передние священники несли два четыреугольные знамени, которые были высоко подняты; на этих знаменах было изображение Богоматери. Остальные священники несли также разные священные предметы, или Евангелия, или писанные на деревянных досках изображения Богоматери и [535] Св. Николая, при чем две больших размеров иконы, которые несли перед патриархом, с изображением Пресв. Богородицы и Св. Николая, были более заметны вследствие золотых украшений и драгоценных камней. Наконец, сенаторы поддерживая под руки Светлейшего Государя нашего Димитрия, украшенного золотом и драгоценными камнями, подвели его к главнейшиму храму Пресв. Богородицы, который был расположен в самом Кремле, причем в это время происходила столь сильная игра на литаврах (?), что я, присутствуя здесь в качестве зрителя, едва не оглох. Здесь было воздано Господу Богу благодарственное моление; такие же моления были повторены у двух соседних храмов Св. Иоанна и Св. Михаила, после чего Светлейший, радуясь, восшел на прародительский престол; при этом он избегал чертогов Годунова, боясь чародейства, он озаботился совершенно их уничтожить. Мы вместе с войском в ближайший день посетили храм Пречистой Девы Марии во время обедни и торжественно воздали Господу благодарения при звуках труб, литавров и пения солдат. На это великое торжество поджидали мать Светлейшего, которую Борис заключил в какой-то монастырь или вернее отправил в ссылку, вдали от города. Сын из храма послал за нею; она вызывается из ссылки, приходит к столице в 28 день Июля месяца и с великой честью вводится сыном. О сколько было лобзаний при первой встрече, сколько объятий и слез,– этих свидетелей душевного волнения. При первом свидании обоим представилось, что они как будто вновь вызваны из царства мертвых к жизни. Коронован был Светлейший в присутствии матери в последний день Июля, на празднование пр. о. нашего Игнатия, память которого он хорошо знал, что для него было как бы предзнаменованием. Он был коронован короною, венцом и золотым шаром, над которым был замечательный крест, и миропомазан был своим патриархом на возвышении, нарочито для того устроенном. Вместе с большим числом воинов мы присутствовали в храме Пресв. Марии при великом короновании, ибо сам Светлейший желал, чтобы мы были при этом. Но я с трудом мог видеть сию церемонию вследствие стоящих вокруг епископов и бояр, которые все были украшены золотыми одеждами, и чуть ли не драгоценными камнями. В начале, как я знаю, Светлейший [536] с возвышения в продолжительной речи говорил о своем роде, причем у всех слушателей вызвал слезы. За этой речыо последовало коронование. По окончании его, Светлейший был введен во дворед и, увенчанный короною, был возведен своими на отеческий престол. После сего он призывает к себе нас и воинов. Сначала каждый из нас благоговейно целовал руку Светлейшаго; когда же после этого водворилась всеобщая тишина, Отец мой Николай ¹³ в польской речи от имени польских солдат так приветствовал Светлейшаго, что весь Сенат Московский дивился самому оратору и восхищался изяществом, с каким он произносил речь. Светлейшему пришлось истолковать для своих только отдельные слова. Вскоре после краткой ответной речи, нас пригласили на пиршество, где мы довольно радушно были приняты. Во время этого пира Светлейший чрез одного из своих приближенных Поляка, которому он доверял, говорил с нами о многом и великом, исполненном великой и большой надежды. Да хранит его Господь на многие годы на благо Церкви Божией и нашего Общества! (Он говорил нам, что) он любить нас, так что, в особенности благодаря этому, он весьма часто печалится, что при таком начале, когда еще не все покойно, и когда еще многое подвержено опасностям, он, благодаря своим, всего менее может свидетельствовать о своей любви к нам и беседовать с нами о школьной академии и об основании храмов, как он раньше предполагал. Но он уверен, что, если мы скоро не будем в благоприятных условиях, мы будем молчать, чтобы прежде времени нам не очутиться в тяжелом положении и чтобы ожидания наши не подверглись опасностям. Господь для утверждения славы Своего святого имени пошлет нам удобный миг, когда мы всего менее ожидаем, тот блаженный и желанный час, когда на конец намерения Светлейшего увенчаются полнейшим успехом. По временам он посылал нам сказать, чтобы мы не огорчались тем обстоятельством, что он не приглашает нас к себе, что мы являемся для него предметом величайшей заботы, обещал нам это, утверждал и клялся Богом при первой возможности исполнить и для некоторых важных дел (полагаем, что и эти дела не чужды [537] нашего Общества) воспользоваться трудом одного из нас в деле посольства в Рим к Святейшему Господину нашему.

Между тем все мы занимаемся нашими солдатами, ежедневно отправляемся к месту их стоянки для совершения обеден, ходим туда и назад по улице, чтобы всем было известно, что мы имеем дело с поляками, приобщаем Дарами здоровых и больных, хороним усопших, со всем усердием удерживаем воинов от дурных поступков и излишеств. Мало того, мы оказываем помощь полякам, живущим в городе, которых здесь и в окружности было около трех тысяч. Эти поляки, плененные еще при Короле Стефане, были приведены в Москву и служили в солдатах; есть и такие поляки, которые несколько времени тому назад принимали участие в Ливонской войне. Они просят нас не покидать их, посылают к Светлейшему прошения, чтобы он не отсылал нас, и они повсюду признаются нам, что многие из них не исповедовались 20–30 лет. Но большое число их или под страхом наказания от Москвитян, или вследствие недостачи припасов были крещены вторично московскими попами. Теперь они оплакивают свое несчастие, но радуются, что у них есть пастыри, которые пасут их по слову Божию и по здравому учению; они не знали, как при таких несчастиях исцелиться Божией милостью. Но не будем впадать в уныние, что мы несчастны и унижены и нам непредставляется ничего другого в этих местах: ведь нам предстоит в будущем великое благо.

Но о сем довольно; не буду более обременять этим моим писанием Ваше Отеческое преподобие. Наконец, оба мы смиренно просим, чтобы Ваше преподобие не отказалось молиться за Светлейшего Господина Димитрия и в своих священнослужениях не забывало как его, так и нас, недостойнейших сынов Ваших, вспоминало обо всей Московии и благоволило поручить ее всем товарищам, об этом усерднейше просим. Несомненно, в этих столь обширных краях будет совершена великая и преизобильная жатва Христова, если только Милосердный Господь воззрит на нас очами Своей благости и прострет в это время десницу Свою погрязшим в глубочайшей нечистоте весьма многих пороков, нам же недостойнейшим подаст благодать Духа Своего и [538] такое рвение, чтобы мы не ранее перестали трудиться и обливаться потом за этот столь несчастный и почти погибший народ, пока сама смерть не положит конца работе. Дано в Москве столице, 21 Сентября 1605 года.

Вашего Отеческого Высокопреподобия

недостойнейший сын

Андрей Лавицкий ¹⁴.

На обороте: Высокопреподобному Отцу во Христе, Клавдию Аквавиве Генералу Ордена Иисуса. Рим.

* * *

К стр. 436–438.

Библиотека Рачинских. Познань. Рк 34, стр. 154 –155.

Известия из Москвы от Яна Вислоуха, писанные к его родному брату пану Якубу Вислоуху.

Милостью Всемогущего Господа Бога, мы благополучно приехали в Москву. Тронулись мы из Путивля в четверг перед Троицыным днем по старому стилю. Его Милость чувствовал себя хорошо; итак мы, по благодати Божией, не обманулись в надежде, ибо скоро прибыли под Кромы, где было 10 тыяяч Московского войска. Когда мы были в пяти милях от них, отправили нас пять рот Польских, с которыми шел и сам пан Гетман войска Его Милости Царя пан Двожицкий. Также мы имели тысячу Московских казаков, 500 Запорожских. Тут мы приблизились на полторы мили к войску Годунова. Тотчас пан Гетман написал письмо жителям Кром, которые были в осаде, чтобы крепко оборонялись, обещая, что к ним он придет на помощь с 60 тысячами поляков. Пан Гетман нарочно послал гонца к войску Годунова, чтобы его поймали и, поймавши, прочли бы письмо. Прознав о столь большом нашем войске, Годуновские стали тревожиться. На другой день по посылке гонца мы направились к передовому Московскому войску, где было полторы тысячи Годуновских; с ними мы потешились, но они немедленно показали тыл. Немного их ушло. [539] Преследуя их до лагеря, мы видели его своими глазами. Когда они в тревоге прибежали к своему лагерю, то усилили там тревогу, говоря, что это большое Литовское войско. Тотчас в лагере произошло замешательство, одни, особенно обязанные Годунову, (тянули) к Москве, другие же начали присягать Его Милости Царю, а в особенности Басманов полковник войска Годунова, который, тотчас выступив с своим полком, пред Царем Его Милостью учинил присягу, а также и другие, на него глядя. Видя эту смуту между ними, Кромяне тотчас сделали вылазку из города, напали на артиллерию, отбили несколько десятков осадных пушек и тотчас среди своих стали хватать изменников, именно Ивана Годунова, который начальствовал над этим войском. Между тем просили пана Гетмана, чтобы он направился с войском к Кромам, обещая вернейшее известие о Годунове и о рассеянии его войска. Так же, при содействии Ивана Голицына, отправилось к Его Милости Царю несколько сот людей, которые перед паном Гетманом приняли присягу. И так, по милости Божией, множество людей Годуновских подчинились Царю. Оттуда немедленно мы тронулись в путь к Орлу, жители которого вышли, признав себя подданными Его Милости Царя. Так, по Божией милости, из каждой крепости вы бегали один перед другим, кроме одной Москвы, столицы, где находился сын Годунова, коронованный по смерти отца своего. Сам же Годунов отравился, и все граждане присягнули сыну Годунова, признав его Царем. Будучи под Орлом, Царь Его Милость отправил письмо в Москву к Шуйскому и Мстиславскому, чтобы они более ему не противились, а также и к гражданам. Когда письмо Царя Его Милости пришло к вельможам Годуновским, они замедлили с ответом, но граждане воскликнули: «мы с радостью ждем Царя Димитрия Ивановича», и, собравшись, сначала схватили всех Годуновых, а затем и самого сына Годунова, заключив в оковы мать его и дочь ее. Спустя несколько дней, его и мать сами удавили, только панна Ксения осталась на привете. И так мы прямо шли к Москве, куда и прибыли на русский Петров день, и до сих пор находимся в Московской столице. Здесь в Москве проявилась измена Царю, ибо ІШуйские начали смущать граждан, говоря, что это не истинный Царь, но Польский [540] Королевич, он-де хочет нашу веру уничтожить, а установить Люторскую. Они также злоумышляли против безопасности нашей, желая погубить всех нас. Для этого они подговорили десять тысяч детей боярских, которые должны были поджечь нас на постоялых дворах и совершенно уничтожить. Но Господь Бог скоро разрушил их намерение. Получив об этом сведение, наши известили Его Милость Царя. Он приказал их казнить, а потом даровал им жизнь, и их послали в Сибирь на заточение. Относительно отъезда наших жолнеров не знаю, как скоро он состоится. Не доверяя Москве, он все более задерживаешь их, говоря, как я слышал, что, когда они вполне будут вознаграждены, им тотчас захочется домой, а они ему очень нужны. Жолнеры надеются на скорую отправку после коронации, или после свадьбы, но придется продлить службу, ибо он серьезно намерен взять за себя Ее Милость панну дочь Сендомирского Воеводы и после коронации послать за ней. Это письмо – из самой Москвы, столичнато города, 24 июля 1605 года.

* * *

К стр. 434–436.

Библиотека Рачинских. Познань. Рк 34, стр. 164 –165.

Копия письма панов Стадницких из Москвы к пану Канцлеру Литовскому Льву Сапеге.

Ясновельможный милостивый пан Канцлер Литовский, пан и покровитель наш милостивый.

Как произошло несчастное развитие дел в этом государстве, Ваша Милость постарается уразуметь из той записки, которую мы посылаем Вашей Милости нашему милостивому пану, а более из доношения других, возвратившихся лиц. Поэтому, не распространяясь, уведомляем только Вашу Милость нашего милостивого пана, что мы тут задержаны нынешним Царем, а зачем, знать не можем, и трудно сказать, что он с нами будет делать далее. Итак, смиренно просим Вашу Милость нашего милостивого пана, чтобы Вы изволили оказать нам милость, именно вошли бы с своим ходатайством пред Его Королевской Милостью нашим Государем, чтобы мы скоро отсюда были освобождены. Правильно бы Его Королевская Милость поступил, еели бы не разрешил Его Милости пану [541] Воеводе выезда из Королевства, а равно и тем, кого он с собою замешал в это дело. И нам бы не хотелось впутываться, так как мы сначала не выражали ему согласия на войну и на помощь в других делах, а потом, с разрешения Его Королевской Милости, позволили себя увести, не взявши ни от Его Милости пана Воеводы, ни от Царя и Царицы ни одной монеты, против чего не может возразить никто и даже сам пан Воевода,– мы собрались только на свой счет, за что и лишились свободы. Сугубо просим Вашу Милость нашего милостивого пана, чтобы Вы не пренебрегали держать в памяти наше дело и, по милости своей, привести его быстро к благополучному концу, чтобы мы долго не терпели этого угнетения. Пока мы живы, будем обязаны Вашей Милости нашему милостивому пану по каждому повелению возмещать нашими услугами испытанную милость, которой сугубо предаем себя. Писано из Москвы, 8 июля 1606 года.

Вашей Милости нашего милостивого пана искренние друзья и слуги Мартин Стадницкий, Андрей Петр Стадницкий. Собственноручно.

В этом письме записка:

Мы приехали в город Москву в пятницу 12 мая. Каков был прием, о том ничего не пишу. Блаженной памяти (Димитрий) не выезжал, но ждал в Монастыре в нижнем замке у своей матери. Там сошла с коней Царская невеста только с своими женщинами и с паном Воеводой. Мы пошли на постоялые дворы, бывшие в ранных местах, и расположились очень далеко один от другого. К Царской невесте нас не допустили. В субботу мы приветствовали (ныне) почившего, с великой церемонией восседавшего на царском престоле. Его Милость пан брат Мартин злополучно держал речь, приветствуя от всех; в воскресенье чествовал нас. Так тянулись церемонии до четверга, и правилось посольство Его Милостью паном Малгоским. В четверть короновали молодую Царицу, утвердили брак. Так шли дела несколько дней. Скажу кратко, в субботу 27 мая очень рано Царя убили, как и кто,– сказать трудно, тело вынесли, ударили в набат, а мы тотчас стали спасаться. Чернь, увидев тело убитаго Царя, бросилась на наших. Не пишу о числе убитых. Пан Самуил Бал не [542] оборонялся, но сдался и был убит. Все истерзали. В другом месте убит старый пан Петр Домарацкий, а там пан Стрыевский, сын пана Засавского ¹⁵, ксенз Помаский с братом, пан Коморовский с Зывца сдался и его убили, было избито большое число челяди и все разграблено; заставши Пана Хорунжего Пшемыского Тарла неодетым и с женою, несколько раз собирались его убить; жена упала на него и так защищала, ее избили. Ударили на нас. Мы были вдвоем с паном Мартином на одном дворе и квартире; мы оборонялись, но милости Божией, никого из нас не убили, а тех несколько полегло, затем в конце концов с двух сторон поставили пушки. Но Господь Бог умилосердился. Прибежали два боярина, стали удерживать, и мы с радостью успокоились. Тогда нас известили, что сам Царь погиб. Тогда стали искать князя Вишневецкого. Несколько часов стреляли из пушек, все у него забрали; он храбро оборонялся, наконец прибежали те же бояре и в одной избе защитили его. Пана посла Воеводу Сендомирского не трогали, также и пана Старосту Санацкого, но у пана Воеводы конюшую челядь избили и коней забрали, музыкантов избили. Затем приехал к нам Князь Димитрий Шуйскш брат нынешнего Царя, заверяя нас в безопасности; затем к вечеру приехал сам Князь, которого тогда избрали Князем; он нас утешал и с плачем обнимал, обещая нам и безопасность и свободный отъезд, затем поставил около нас сто стрельцов, и те нас стерегут, не хотят никуда пустить нас с постоялаго двора, никого из знатных к нам не пускают и сами не едут, нас несчастных и наших коней прячут. Итак, не бывши на войне, мы сделались пленниками, так что до сего времени не знаем, что с нами будет. Мы просили, чтобы нас пустили к пану послу, не хотят. И так где кто в живых оказался, там его держат, никуда не выпуская. Других знатных много побито, о чем распространяться я не хочу. Теперь уже челядь высылают, а жолнеров уже выслали, дай Бог, чтобы невредимо и прямо к границе; других много побито; об этом, однако, ничего (не пишу). [543]

* * *

К стр. 387–389.

Матвей Твердохлеб известен очень немногим. Где была его родина, не знаю – как и все почти. Его следует отличать от Иакова Твердохлеба, имя которого значится в Дневнике Шмальца стр. 1175 под буквою Т. Об этом Иакове Шмальц здесь рассказывает, что в 1602 году он возбудил против себя учеников Люблинской Коллегии тем, что удержал в своем доме некоего мальчика, хотя и с его согласия, но, однако, бежавшего из их школы, который был намерен удалиться вместе с ним в Подолию. Чтобы его извлечь, сбежалось несколько сот учащихся; они уже намеревались вторгнуться в дом Валентина Шмальца и его разрушить, если бы не прибежал Иезуит и не прогнал их. О Матвее Твердохлебе упоминает Михаил Гиттихий в письме к Крокеру от 27 января 1613 года и в письме к неизвестному следующими словами: «сокрушаюсь, что и ты и любезнейший брат наш Твердохлеб не переменили фамилий». Был он сначала во главе Социнианской общины в Люблине, а в 1615 году перемещен в Киселин, где он и главенствовал в продолжение 30 лет вплоть до своей кончины. Михаил Гиттихий в письме к неизвестному (время написания не показано) говорит следующее: «когда на Синоде в Ракове (состоялся в 1615 году, в каковый год Твердохлеб был перемещен из Люблина в Киселин) зашла речь о том, что отец Твердохлеб должен быть перемещен из Люблина в Киселин, и было много хлопотавших о том, чтобы его оставить в Люблине вследствие слишком частых его болезней, не желая, как полагаем, потерять жизнь брата, столь заслуженного перед Церковью,– муж чистейший, похвалы коему никогда не могут быть достаточными, когда ему был предложен Церковью выбор и было приказано высказать мнение, отвечал: «И в Люблине Господь может пресечь мою жизнь среди плохих врачей и всевозможных лекарств, если я буду заботиться о ничтожной жизни больше, чем о Его славе, и в Киселине даже при наивысшей скудости врачества Он также может продлить мою жизнь –и непременно продлит, если я буду исполнять свой долг – и пусть изыскивают пути Его промысла. Но как бы то ни было, пусть будет менее продолжительна моя жизнь в Киселине, куда меня [544] призывает Божественный промысл. Все таки я исполню свой долг. Ибо я не понимаю служения Господу иначе, как до смерти; убежденному в исполненном долге все равно, придет ли она раньше, или позднее». Автор Истории Социнианизма, написанной по-французски, повествует на стр. 115, что уже умерший, обвиненный в Арианстве, при печальной судьбе той общины в Польше, был обесславлен судьями, хотя в деяниях нет никакого следа этого. Письменным деяния свидетельствуют, что средства Твердохлеба были совсем не скудны, напротив – богаты и обильны: эти деяния повествуют, что ежегодно на каждом из Синодов он приносил в дар на потренности общины по 100 флоринов. Любенецкий (кн. III, гл. 13) называет его мужем редкого благочестия, умеренным и в пище и в одежде, щедрым к бедным и относить его к числу ревностных деятелей Люблинской общины. Между самими Социнианами существует сокровенное повествование, что того известнейшего Лжедимитрия, который под измышленным именем Князя Димитрия, ранее убиенного, лишил Императора России Бориса и трона, и жизни и умертвил все его семейство, Матвей Твердохлеб и воспитал в Польше и был у него даже ближайшим советником. Затем, по занятии Лжедимитрием Российского престола, Твердохлеб посетил его, совершивши путешествие в Московию, и был им принять и торжественно и милостиво. По свидетельству Шмальца (Дневник, стр. 1180), вместе с Твердохлебом 7 ноября 1605 года предприняли путешествие в Московию к Димитрию И. И. Мошковский, Николай Ростек и Любчовский. Между тем Твердохлеб после короткого пребывания, когда дела Лжедимитрия пошли плохо, возвратился из Московии в Польшу, по случаю предстоящего собрания Синода в Польше, и таким образом избежал смертельной опасности: вскоре после этого 8 мая 1606 г. мнимый Димитрий был лишен и величия и жизни во время самого брачного торжества. Матвей имел сына, по имени Георгия, которого в 1640 г., представивши Киселинскому Синоду, отец обрек на служение Общине и отправил его в Данциг для обучения немецкому языку. Возвратившись оттуда в 1645 году, он получил от Синода поручение соединиться с Луклавицким для дальнейшего совершенствования в богословской науке. [545]

Сочинения (М. Твердохлеба):

«Путник Московский» в рукописи. Мы не сомневаемся, что он существовал некогда и даже, может быть, до сих пор где-нибудь таится, хотя наше старание разыскать его до сих пор было тщетно. Мы прочли, что на Раковском Синоде 1630 года Матвею Твердохлебу постановлением было поручено написать историю путешествия своего в Московию к Царю Димитрию и вручить ее Синоду для внесения ее в библиотеку общины на вечную о себе память.

Комментарии

1. Nicolaus Czyrzowski одно лицо с тем, которое названо у Де-Ту (De-Thou, Thuanus) – Nic. Ckerrakovius и Cnermocovius и переведено у Н. Устрялова – «Николай Сераковский» и «Николай Кнермоковский»; см. Сказания современников о Димитрии Самозванце, ч. I, Сиб. 1859, стр. 332, 340.

2. Каспару Савицкому в Краков? ср. здесь стр. 397. См. К. Харламповича «Западнорусские православные школы XVI и нач. XVII в»., Казань 1898, указатель личных имен: «Савицнин Каспар, профессор вилен. академии, духовник Марины Мнишек..., писавший, между прочим, под псевдонимом Цихоцкого».

3. «Лавицкий» – по переводу Карамзина и Пирлинга. Де-Ту называет его Lovitzius, a H. Устрялов переводит – «Лович»; см. Сказания современников о Димитрии Самозванце, I, 332.

4. Отец иезуитской педагогики. Харлампович о. с., стр. 79.

5. См. здесь стр. 190, 191, 453.

6. Разумеется Кардинал Бернард Мацеиовский, двоюродный брат Юрия Мнишка.

7. Разумеется Andreas Lavicius.

8. См. 420 примеч. Карамзина в ІVт. Примеч. к И. Г. Р., 1853, стр. 116–117.

9. Coadjutor spiritualis – духовный помощник, одна из степеней окончивших испытания священников Ордена исуса.

10. Вместо Saraslanien. надо, вероятно, читать Jaroslavien., т. е. вместо Сарасланской – Ярославской (в Галиции); см. П. Пирлинга Из Смитного временн, Спб. 1902, стр. 112, 123, 124, 128.

11. У Де-Ту соответствующее место читается так: «Ему (т. е. Димитрию) предшествовали польские всадники, вооруженные, по их обычаю, копьями, с трубами и литаврами; за ними следовали несколько сот стрельцов, среди которых шесть коней везли Димитриеву колесницу» (Н. Устрялов, Сказания современников о Димитрии Самозванце, ч. І, 1859, стр. 336). Вероятно, вместо sclopetarii следует читать scopetarii, т. е. стрельцы (см. лат. scopus – цель для стрельбы, итальянск. scopettiero – стрелец). Что Rhedos обозначало колесницу, см. лат. rheda – по Квинтилиану слово галльское – римская 4-колесная повозка; ср. Дюканжа Appendix ad Glossarium mediae et infimae Latinitatis: Reda. Lex 5. Cod. Theod. de Curiosis: «Per singulas redas, id est quas quadrigas et (vel) Hagella appellant».

12. Игнатий, некогда Епископ Эриссо и Святой Горы. См. Г. С. Ш. «Ближняя Дума царя Феодора Ивановича», Москва 1910.

13. Чижовский.

14. Лавицкий (Карамзин, Пирлинг), Лович (Устрялов).

15. Zasawskiego; следует, по-видимому, читать Zabawskiego (см. Дневник Марины, Н. Устрялова Сказания, ч. II, 1859 г., стр. 165).

Текст воспроизведен по изданию: Приложение к материалам по Смутному времени на Руси XVII в., собранные проф. В. Н. Александренко // Старина и новизна, Книга 14. 1911