БЫТОВЫЕ ЧЕРТЫ XVII ВЕКА

Поп Свинобой.

В 1622-1623 гг. в московских приказах (Холопья суда, Володимерском судном и др.) производилось "судное дело" Леонтия Стенановича Плещеева с Федором Константиновичем Дементьевым о беглых крепостных людях (Моск. Архив Мин-ва Юстиции: Разрядного приказа Поместного стола столбец № 1, дл. 1-498.)). Дело возникло из-за "девки" Дементьева Каптелинки Глебовой, в которую, по его словам, "вклепался" Плещеев и для обладания ею составил на нее "воровскую запись". Запись писал московский "площадной подьячий" Мишка Андреев, "стакався с вором старцом Свинобоем" (л. 77). В челобитной царю Дементьев пишет: "а тот, государь, ведомой вор Свинобой приложил руку к той записи воровски, а назвался той девки отцом духовным, а в те, государь, годы с нево и скуфья снята, а служил воровством, и про тово, государь, ведомово вора старца Свинобоя прислана память от отца твоего... патриарха Филарета... об ево воровстве, в Холопей приказ..." (л. 100).

Эта "память", действительно, сообщает очень любопытные сведения о деятельности о. Свинобоя в смутное время, именно: "августа в 31 день, с патриарша двора в памяти, за приписью [676] дьяка Микифора Шипулина, написано: в прошлом-де во 125 г. по указу великого государя, святейшего патриарха Филарета Никитича московского и всеа Русии, про тово старца Селиверста, что был в мире Степан, прозвище Свинобой — сыскивано, что он до Московского разоренья был от святейшего Ермогена, патриарха московского и всеа Русии в запрещенье и скуфья с него снета была, а после московского разоренья объявился он опять в скуфье. И в сыску про того попа московские соборные протопопы, и ключари, и попы, и дьяконы, и иные сторонние люди сказали, что до московского разоренья скуфья с того попа была снята и тот-де поп ходил обрит, и с панами ездил в загоны на грабеж, в саадаке, и вместе с литовскими людьми на грабеже в загоне с русскими людьми бился, и ево, попа Степана, на бою ранили. А после того объявился он опять в скуфье собою. И в прошлом в 128 г. ноября в 10 день, великий государь, святейший Филарет, патриарх московский и всеа Русии с того попа Степана за то его воровство, что он после патриарха Ермогенова запрещенья ходил без скуфьи и побрит и воровал, с Литвою ездил на грабеж и русских людей грабил и побивал, велел с него скуфью снять и вперед ему попом быть не велел, и таких воров в сылках в свидетелех не ставить" (лл. 1-2).

Л. Плещеев доказывал, что Каптелинка. не крепостная девка Дементьева, а дочь вологодского пушкаря Глеба Яковлева. В то-же время Плещеев старался защитить и Свинобоя (как рукоприкладчика на "записи" о Каптелинке), утверждая, что "поп Степан, что ныне в чернцах Селиверст, на Вологде был в попех со 122 г. по128 г. и с святою водою к государю, к Москве, ежегод приезжал, и воеводы и дьяки, которые на Вологде были в те годы, ево знали и к тому храму, где он служивал, прихаживали. А в те годы, будучи в попех, был отец духовной многим людем и у многих-де крепостей рука того попа есть, а лжива по ся места не бывала. И та-де ево беглая раба (Каптелинка), с отцом з Глебком и с матерью и [677] з братом была у него (попа) на духу в тех-же годех, да тот-же поп..,. крестил многих младенцев и свадьбы многие венчал" (лл. 133-134).

Источники, к сожалению, не объясняют, откуда взялось у этого попа такое оригинальное и не свойственное духовному чину прозвище.

XI.

Рядная запись 1617 г.

Список с рядной слово в слово.

Се яз, Богдан Ондреев, сын Мусин, да яз, Павел Федоров, сын Клементьев, зговорили есма за Федора Костентиновича Дементьева — я, Богдан сестру свою двоюродную, а я, Павел теткою своею (sic, т. е. тетку свою) вдовою Домною Ивановою дочерью, Офонасьевскою женою Царевского, и благословляем, я, Богдан сестру свою, а я, Павел тетку свою Домну, Божиим милосердьем 6 образов окладных, да приданого даем за нею платья: опашень полушарлат, пугвицы серебряные позолочены, да летник желт, камка куфтерь, да шубку накладную червчату, сукно багрец, да летник тафта двоеличная, да телогрея тафта аланаку ни...., нашивка золотная, да телогрею киндячную червчату, на белках, да ожерелье жемчужное с пугвицы, да серьги яхонты са... золотые, да 2 шапки шитых — одна но червчатой земле, а другая по зеленой земле, да 2 чарки серебряных, да 2 ковша серебряные, да постель з головьем, да одеяло лисье, да дом московской на Покровке, со всем дворовым строеньем, а людей с нею моего Павлова да... отца моего Федора Семеновича [678] Клементьева и моих старинных, искони вечных — вдова Лукерьина Прокофьева дочь, да Манька Кирилова дочь, а тое Маньку тетка моя Домна выдала замуж за Сеньку Васильева сына Корчагина, при прежнем муже своем при Офанасье Царевском. А на то послуси: Иван Федоров да Кузьма Самойлов. А рядную писал Тиханко Михайлов, сын Олферов, лета 7125 году.

А назади рядной пишет: к сей рядной записи Богдан Мусин руку приложил; к сей рядной записи Павел Федоров, сын Клементьев, руку приложил; послух Иванко руку приложил; послух Куземка руку приложил». (Разрядного приказа Поместного стола столбец № 1, л. 263).

XII.

Ревнитель «церковного благочиния»

1653 г.

Царю государю... бьет челом богомолец твой государев Симион, архиепископ сибирский и тобольский: в прошлом, государь, во 161 году, в Сибири в Красной слободе (Тюменского уезда) московской прикащик, Прокопей Протопопов священника бил до полусмерти ослопы за церковное единогласное пение: велит петь по своему угодию во многие голосы, и налогу тому священнику большую чинит, и жену ево бил до полусмерти. И в том, государь, месте, в Красной слободе, прилучилось быть мне, богомольцу твоему: по городем ездил для ради церковного благочиния досматривать, и я ему, Прокопью, про то говорил, что про што священника бил и безщиновал? И он, Прокопей, и ко мне обезстыдился — отказывал мне всякими невежливыми словесами: «где-де вам — ханжам! ныне не старая время! и не у тебя-де я под судом»! И мне, богомольцу твоему, с таким озорником и пьяницею и бесстрашником жить не возможно. Милосердый государь-царь!.... пожалуй меня, богомольца своего, вели, государь, того Прокопья переменить и мне на такого [679] безстрашника дать свою государеву царскую оборонь, чтоб, государь, впредь церквам Божиим в божественном пении от таковых безстрашников и священником налоги и бою не было, и о том вели, государь, мне дать свою государеву грамоту. Царь-Государь! смилуйся, пожалуй!

Приговор: «162 году, ноября в 15 день, послать государева грамота в Сибирь в Тобольск, к стольнику и воеводам и к дияком ко кн. Василью Хилкову с товарищи, а велеть того прикащика Прокофья Протопопова из Ницынской слободы (Красная Ницынская сл.) взять и отослать ко архиепискупу за его невежество, что он архиепископа обесчестил, (выдать) головою, и к архиепискупу о том государева грамота послатиж не замотчав, с сибирскими, с тобольскими служилыми людьми, а прикащик на ево Прокофьево место приказал боярин князь Алексей Никитичь Трубецкой (т. е. «начальный человек» Сибирского приказа) отпустить Микиту Иванова сына Мерлиева». (Сибир. приказа столбец № 342).

XIII.

Ерофей Павлов Хабаров

1654 г.

В бумагах архива министерства юстиции имеется чело- битная знаменитого амурского деятеля ХVІІ века Ерофея Хабарова, именно его челобитная царю, которую в июле 1654 года енисейский воевода Афанасий Пашков прислал в Москву. В этой любопытной челобитной "новой Даурской земли приказной человек", Ер. Хабаров, излагает свою "жалобу" на стольника Дм. Ив. Зиновьева, присланного в 1653 г. в Даурию "с государевым жалованьем з золотыми" даурским служилым людям, а также для досмотра Даурской земли и смены Хабарова с "приказа". Хабаров отказался подчиниться [680] Зиновьеву, потому что тот не представил обычной в этих случаях "государевой грамоты о росписке" с Хабаровым (т. е. о сдаче "приказа"). Хабаров жаловался, что когда он потребовал у Зиновьева этой грамоты, то Зиновьев его, бил и за бороду драл..." Проживши у Хабарова 4 недели, Зиновьев поехал в Москву, отобравши у Хабарова и его товарищей многие "животы..." Вообще Зиновьев чинил Хабарову "всякое насильство и пакость и побои" и проч. Хабаров просит за его службу, что он "кровь своюза гебя, государя, проливал и раны терпел" и "4 земли привел^а под государеву руку: Даурскую, Дючюрскую, Нацкую и Гиляцкую, просит вернугь ему отобранные Зиновьевым "животы" и "ясырь" (рабов) — 2 "женок" и 2 "робят..."

Подпись читается так: "к сей челобитной Ерофийко Хобаров руку приложил". (Іbid. столбец № 344).

XIV.

Отголоски в Сибири московских смут

1649 г.

В 1650 г. в Тобольске производилось "розыскное дело" о "непристойных речах" сургутских служилых людей. Последние утверждали на розыске, что сургутский воевода Смирной Демской говорил им в съезжей избе такие речи: "грехом учинился на Москве пожар большой, и в Белом городе за Неглинною многие дворы выгорели. Да в теж-де поры заворовали черные люди и стрельцы убили до смерти человек: окольничево Петра Траханиотова, да Левонтья Плещеева, да думного дьяка НазараЧистого, и многие домы пограбили!.." От того-же Демского некоторые служилые люди слышали (другие отвергали это), что во время этой "шатости", кроме вышеупомянутых лиц, "черные люди" и стрельцы "многих бояр, и окольничих, и дворян, и гостей, и жен их побили, а иных лошадьми раздергивали и младенцев накопья встыкали, а вперед чаят на Москве и [681] по городам и больши того дурна будет"... Во время бунта будто-бы было разграблено на Москве народом "больши 70 дворов"...

Из Сургута вести о московском бунте дошли в Нарымский острог. Тамошний воевода Афанасий Нарбеков говорил на "розыске", что когда услышал от приехавших в Нарым сургутских казаков те "воровские вести", то не решился отдать их "за пристава", так как "в то время была в Нарыме во всяких людех от тех воровских вестей шатость большая и воровской завод, и он-де боялся от них смертново убойства. А в Томском-де и до таких вестей была шатость". Об этой "шатости" писал и томский воевода кн. Осин Щербатой. Нарбеков прибавляет: "а в иных сибирских городех такие-ж воровские вести былиж"...

Позже Нарбеков подал "челобитную", в которой жаловался, что нарымские казаки, наслушавшись воровских речей, приходили к нему в съезжую избу "с шумом и с невежеством, и говорили с грозами такие непристойные речи, чтобы я, холоп твой, велел им с ясачными людьми торговать преж твоего государева ясочного збору" и проч. Когда назначен был "сыск" по этому делу в Нарыме, служилые люди опять приходили к воеводе "скопом и заговором, и грозили смертным убойством, для того, чтоб мне, холопу твоему, на них к тебе, государю, не писать. А нарымские, государь, ясачные люди меня, холопа твоего, не послушали и твоего государева ясаку не платили по их (служилых людей) воровскому наученью. (Іbid. столбец № 365).

"Розыскное дело" о непослушании Нарбекову нарымских служилых и ясачных людей производилось в том-же 1650 г. Из него видно, что служилые люди, между прочим, говорили Нарбекову: "не старая-де пора вам воровать и над нами наругатца! И на Москве-де которые над их братьею наругались — и они сами, и жены их, и дети от их братьи побиты до смерти, и домы их розграблены... И всем де вам тож будет"!.... (Ibid., столбец 370). [682]

XV.

Вольный справщик церковных книг

1649 г.

Красноярский воевода Михаил Дурново в 1649 г. прислал в Сибирский приказ "отписку", в которой сообщает: "в нынешнем. государь, во 157 году, объявился внове еретик — сын боярской Елизарей Розинков: чернил псалтырь, печать московскую, в Давидовых псалмах и в песнех пророческих, во многих статьях, и приписывал"... Донес о том воеводе Преображенской церкви белой поп Дмитрий Климантов. "Псалтырь" Розинкова отправили в Москву.

В приложенных к отписке "распросных речах" читаем, что воевода, между прочим, спрашивал Розинкова: "с кем ты умышлял и сидел и думал — псалтырь чернил и приписывал?..' Розинков отвечал: "ни с кем я, Елизарей, не думывал и не сиживал.... Псалтырь была в речах не исполнена и я... исполнял — чернил и приписывал, а расколу во псалтыри никакова не сделал..." "Приписывал" Розинков в московской псалтыри "с литовские псалтыри"... (Іbid. столбец № 377).

Сообщ. Н. Н. Оглоблин.