ЗАПИСИ О РАСХОДЕ ЛЕКАРСТВЕННЫХ СРЕДСТВ 1581 — 1582 гг.

Записи о расходе лекарственных средств 1581-1582 гг. были использованы в свое время (не позднее XVIII в.) в качестве обложек для столбцов Разрядного приказа (РГАДА. Ф.210. Столбцы Приказного стола. № 154. ЛЛ. 204-206; № 176. Л. 115; № 283. Л. 252; № 547. ЛЛ. 73-75. В легендах к публикуемым документам указываются только номера столбцов, внутритекстовые ссылки на документы даются на их номера по публикации) ¹, что и спасло их, по всей видимости, от уничтожения вкупе с другими материалами общего с ними происхождения.

Сохранившийся комплекс состоит из восьми документов, четыре из которых (№№ 1-3, 7) известны историкам по крайней [104] мере с момента издания соответствующей описи фонда “Разрядный приказ” ² и неоднократно использовались в исследованиях, касающихся деятельности видного участника политических коллизий конца XVI - начала XVII в. — Богдана Яковлевича Бельского ³. Все остальные записи (№№ 4-6, 8) впервые вводятся в научный оборот в составе настоящей публикации.

Каждая из записей располагается на отдельном листе столбцовой формы, при этом три документа (№№ 1-3) последовательно соединены между собой посредством первоначальной склейки. Филигрань просматривается на четырех листах, однако только на одном из них (№ 7) она представлена в достаточно полном виде: “кувшин” одноручный с литерами “ID” на тулове, сходный с воспроизведенным у Н. П. Лихачева — № 4006 (1581 г.) ⁴. Фрагменты водяных знаков, имеющиеся на трех других листах (№№ 1,3,4), — во всех трех случаях — навершие “кувшина” с короной под розеткой, — идентификации не поддаются. Документы написаны двумя скорописными почерками второй половины XVI в. (первый из них прослеживается по №№ 1-3, 6, 8; второй — по №№ 4, 5, 7).

Время составления большинства публикуемых записей (№№ 3-8) точно определяется по зафиксированным в них датам отпуска лекарственных средств. Имеется, между тем, два исключения: в одной из записей (№ 1) дата отсутствует полностью из-за утраты соответствующей части текста, в другой (№ 2) указываются месяц и число, однако год составления опущен. Датировать означенные документы можно благодаря тому, что они до сих пор склеены в один блок (в последовательности, [105] соответствующей их номерам в публикации) с записью № 3 от 23 сентября 7090 (1581) г. Исходя из того, что запись № 2, датированная 19 сентября, предшествует в рассматриваемом блоке записи № 3, ее, очевидно, следует отнести к тому же 7090 (1581) г. Вместе с тем, отсутствие в дате записи № 2 порядкового номера года свидетельствует прежде всего о том, что эту общую часть даты содержал либо предваряющий данную запись в блоке, и написаный, судя по почерку, тем же писцом, дефектный ныне документ № 1, либо еще более ранний документ, составленный в пределах того же года. Отсюда следует, что документ № 1 был создан в том же 7090 г. что и запись № 2, т.е. не ранее сентября 1581 г. и, судя по положению в блоке, явно не позднее сентября 19-го.

* * *

Содержание публикуемых документов сводится к учету фармацевтических ингредиентов, выданных докторам по распоряжению оружничего Б. Я. Бельского для приготовления лекарственных средств. Несмотря на отсутствие в тексте записей прямых указаний на учреждение-составитель, определить ведомственную принадлежность данного комплекса очевидно можно было бы без особых затруднений, если бы не зависимость этой процедуры от решения вопроса о времени образования в России Аптекарского приказа. Так, если основание аптеки в России единогласно соотносят с деятельностью английского аптекаря Якоба (Джеймса Френшама), прибывшего сюда с доктором Робертом Якоби в 1581 г. ⁵, то взгляды историков на время образования Аптекарского приказа гораздо более противоречивы. Наряду с [106] тем, что целый ряд исследователей относит формирование приказа к периоду царствования Михаила Федоровича (1613-1645 гг.) ⁶, имеет место и другая точка зрения — о возникновении Аптекарского приказа в XVI в.., сторонники которой опираются, в конечном счете, на наблюдение Н. П. Лихачева, обратившего внимание на факт упоминания подьячего “Обтекарского приказу” в писцовой книге Вяземского уезда 1594-1595 гг. ⁷ Наконец, особо надо отметить мнение историков, использовавших в своих трудах записи о расходе лекарственных средств 1581 г., которые они рассматривают, исходя, по-видимому, из характера их содержания, в качестве материалов Аптекарского приказа ⁸, распространяя, таким образом, на дату составления записей период деятельности данного учреждения.

В связи с вышеизложенным следует заметить, что наличие сохранившихся с сентября 1581 г. записей о расходе лекарственных средств (№№ 1-3) безусловно меняет сложившееся представление о времени и обстоятельствах создания аптеки, поскольку сам факт составления документов подобного содержания до 25 ноября 1581 г. — даты приезда в Москву доктора Роберта Якоби и сопровождавших его специалистов ⁹ — неопровержимо свидетельствует о том, что начало аптеки в России было положено ранее появления здесь названного аптекаря. Вместе с тем, ведение такого рода делопроизводства едва ли может [107] само по себе служить доказательством функционирования Аптекарского приказа как самостоятельного учреждения в 1581-1582 гг., так как аптека в эти годы могла находиться в сфере компетенции одного из дворцовых приказов (например, Оружейной палаты), в структурном подразделении которого и оформлялась бы, в этом случае, соответствующая учетная документация. Таким образом, суждение о составлении публикуемых записей в Аптекарском приказе нуждается, очевидно, в дополнительном обосновании.

Воспользуемся для этой цели так называемой “Описью домашнему имуществу царя Ивана Васильевича...” (далее: ОДИ), подготовленной в 1584 г. на основании описей Казенного двора 1582/83-1584 гг. ¹⁰ В первом из сохранившихся разделов ОДИ имеется статья следующего содержания: “Третей травник в Оптекарской избе Ивановской Михайлова” ¹¹. Рассматривая этот текст, нельзя не обратить внимания на показания, свидетельствующие о том, что речь в статье идет не об аптеке, а об Аптекарском приказе. Одно из них более чем очевидно и заключается в употреблении слова “изба”, которое в XVI в. обозначало в соответствующем контексте не что иное как приказ ¹². Чтобы задействовать другое показание, необходимо первоначально выяснить, к какому из двух объектов статьи (“травнику” или “избе”) относится определение “Ивановской Михайлова”.

Так, согласно мнению А. А. Амосова, в данной статье указывается имя предыдущего владельца книги, которого, как полагает историк, предположительно можно отождествить с известным, приказным деятелем XVI в. Иваном Михайловичем Висковатым ¹³. Между тем, судя по конструкции фразы, точнее, но [108] такому фактору как степень близости определения к определяемому слову, “Ивановской Михайлова” в статье является не “травник”, а “изба”, что, как известно, отвечает практике XVI в. распознавать учреждения по именам главенствующих в них дьяков ¹⁴. Иными словами, рассматриваемая статья ОДИ фиксирует местонахождение одного из травников государевой казны в Аптекарской избе, значившейся на это время в ведении некоего Ивана Михайлова, который, в силу этого, и должен был нести ответственность за вверенное избе казенное имущество (чем, вероятнее всего, и обусловлено появление имени этого приказного в составе описной статьи). В дополнение к сказанному необходимо решить вопрос об идентификации названного лица, учитывая то обстоятельство, что при указанной трактовке отождествлять его с И. М. Висковатым, казненным в 1570 г. ¹⁵, едва ли представляется возможным.

При всем том, что в справочнике С. Б. Веселовского отсутствует статья о приказном XVI в. по имени Иван Михайлов (если не считать статьи об И.М. Висковатом) ¹⁶, данные о деятельности дьяка с таким именем в соответствующий период все же [109] прослеживаются по источникам и, в общем и целом, известны историкам. Так, в годовом разряде 7080 (1571/72) г. он записан в перечне оставленных на Москве дьяков ¹⁷. Приблизительно в конце марта 1572 г. Иван Михайлов был назначен к верстанию детей боярских и раздаче кормового жалованья наемным иноземцам в войске кн. М.И. Воротынского, расположенного по берегу Оки для отражения нападения крымских татар ¹⁸. Весной того же года он был включен в состав участников похода Ивана Грозного в Новгород ¹⁹, а зимой сопровождал царя во время пайдинской кампании ²⁰. На 28 мая 1573 г. Иван Михайлов числился дьяком Разбойного приказа ²¹, в котором 12 июня того же года была подготовлена за его приписью наказная память сыну боярскому, посланному в Коломенский уезд для расследования дела об убийстве и разбое в вотчине боярина Н.Р.Юрьева ²². Наконец, в 7085 (1576/77) г. дьяк Иван Михайлов вместе с окольничим Н.В.Борисовым-Бороздиным верстал владимирских детей боярских ²³.

Итак, наличие в Аптекарской избе дьяка, ведавшего, в частности, как делопроизводством (которое велось, судя по [110] настоящим записям, по крайней мере, с 1581 г.), так и соответствующим штатом приказных (который, если исходить из количества прослеживаемых по публикуемым документам почерков, еще в 1581-1582 гг. состоял, как минимум, из двух человек) показывает со всей очевидностью, что речь в статье ОДИ идет о самостоятельном приказном учреждении, иначе говоря, к 1584 г. — году составления ОДИ — Аптекарский приказ уже существовал. Между тем, первоисточник этой статьи ОДИ — одна из описей Казенного двора — несомненно относится к более раннему времени, и хотя дата составления ее отсутствует в ОДИ из-за утраты текста с соответствующим подзаголовком, тем не менее, судя по крайним датам всех остальных источников ОДИ, данную опись можно датировать ориентировочно 1582/83-1584 гг., на которые, таким образом, и будет приходиться хронологически первое упоминание Аптекарского приказа.

Несмотря на то, что предлагаемая датировка не совпадает с периодом ведения сохранившихся записей о расходе лекарственных средств, относительная сопредельность этих временных отрезков, а также имеющаяся возможность для сокращения разрыва между ними (в источнике говорится не о моменте образования приказа, а об уже действующем учреждении) свидетельствуют в пользу предположения о наличии Аптекарского приказа в 1581-1582 гг. и, соответственно, о принадлежности означенной документации к делопроизводству этого учреждения.

* * *

При самом общем рассмотрении, извлекаемая из публикуемых источников информация тематически распадается на два основных слоя. С одной стороны, это комплекс уникальных сведений, касающихся истории медицины в России, с другой — данные о некоторых лицах, входивших в состав ближайшего окружения царя Ивана IV. Поскольку историко-медицинская часть содержания записей является, как в силу определенной специфики, так и ввиду значительности объема объектом специального исследования, в рамках настоящего введения к издаваемым документам представляется целесообразным ограничиться обзором просопографического характера (исключив при этом [111] из состава рассматриваемых лиц Б. Я. Бельского, сведения о деятельности которого достаточно полно отражены в целом ряде исследований последних десятилетий ²⁴).

Упоминаемого в записях 1581 г. “дохтора Ивана” (№№ 2-7) В.И.Корецкий отождествил с проживавшим в это время в России фламандским врачем, анабаптистом Иоганном Эйло-фом ²⁵. Судя по имеющимся данным, сфера его деятельности отнюдь не ограничивалась врачебной практикой. Совместно с сыном и зятем он осуществлял довольно-таки масштабные торговые операции: по сообщениям некоторых источников, в 1582 г. этой компании принадлежало два торговых судна, причем товары только одного из них, захваченного датскими пиратами, оценивались на сумму более чем в 25 тыс. рублей ²⁶. Кроме того известно, что в 1582 г. Эйлоф принимал участие в религиозном диспуте с католиками, состоявшемся в Москве по настоянию папского легата Антонио Поссевино ²⁷, в связи с чем особо следует остановиться на отношениях доктора с иезуитами.

По словам Поссевино, в процессе проведения диспута “некие англичане, целиком погрязшие в ереси, и голландский врач, анабаптист, наговорили государю много плохого о великом первосвященнике” ²⁸. Между тем, судя по некоторым другим фактам, взаимоотношения Эйлофа с иезуитами едва ли следует воспринимать как однозначно конфронтационные. Дело в том, что покинув вскоре после смерти Грозного Россию (между 18 марта и 14 августа 1584 г.), Эйлоф направился в Ливонию ²⁹, — где в [112] результате проводимого Баторием курса на контрреформацию заметно возросло к тому времени влияние иезуитов ³⁰, — а по прибытии туда, проинформировал орден в лице виленского епископа кардинала Г. Радзивилла о политических разногласиях, выявившихся в российских верхах с приходом к власти Федора Ивановича ³¹. Более того, еще в России Эйлоф осуществлял довольно-таки рискованные акции с целью урегулировать свои отношения с иезуитами. Как сообщает Поссевино в своем трактате “Московское посольство”, накануне религиозного диспута в Москве доктор-анабаптист “тайно” (курсив наш — Г.Ж.) уведомил Иезуитов, чтобы они “не подумали о нем дурно, если он из-за страха во время диспута скажет что-нибудь против католической религии” ³². При этом достоверность приведенного свидетельства в какой-то мере гарантирована официальным характером как самого трактата, малотиражное издание которого предназначалось только для членов Общества Иисуса ³³, так и соответствующего первоисточника, каковым является служебное донесение Поссевино генералу ордена иезуитов Клаудио Аквавиве от 28 апреля 1582 г. ³⁴

С другой стороны, как проявление заинтересованности иезуитов в безопасности Эйлофа можно рассматривать ту [113] противоречивость в отзывах о нем, которая наблюдается в различным по своему назначению сочинениях Поссевино. Так, если в вышеупомянутом труде отмечен случай тайного предупреждения иезуитов Эйлофом, — при этом доктор характеризуется как человек, возможно действовавший “под влиянием воспоминаний о забытой религии...” ³⁵, — то в создаваемых для более широкой читательской аудитории “Беседах о религии” (включенных в “Московию”, заключительная книга которой была завершена, по мнению Л. Н. Годовиковой, не позднее 30 марта 1583 г. ³⁶, т.е. еще до отъезда Эйлофа из России) об этом, напротив, умалчивается, а доктор-анабаптист безоговорочно ставится в один ряд с “еретиками” англичанами, дискредитировавшими Святой престол перед Иваном Грозным во время проведения религиозного диспута в Москве ³⁷. Таким образом, под покровом конфессиональных разногласий данная совокупность фактов позволяет обнаружить не только стремление Эйлофа к нормализации отношений с иезуитами, но и вполне определенные признаки его сотрудничества с последними.

Вместе с тем, сопоставление некоторых показаний из сочинений Поссевино свидетельствует о том, что собирая сведения в России сотрудники ватиканского посольства пользовались, в числе прочего, и нелегальным источником информации в лице осведомителя. За это говорит как упоминание у Поссевино некоего “знающего человека”, от которого иезуиты, оставленные на время ведения переговоров папского легата со Стефаном Баторием при царе и содержавшиеся фактически в полной изоляции ³⁸ получили явно конфиденциального характера [114] информацию о позиции Ивана Грозного по отношению к проживающим в России иностранцам ³⁹, так и наличие в трактатах Поссевино о России такого рода уникальных сведений как, например, рассказ об убийстве Иваном Грозным своего сына (см. об этом ниже). Учитывая характер взаимоотношений Эйлофа с иезуитами, а также имевшиеся у него возможности поддерживать связь с членами посольства Поссевино не только легально, посещая их в качестве врача ⁴⁰, но и посредством тайных сообщений, можно в итоге констатировать, что Эйлоф более, чем кто бы то ни было вписывается в контекст как признаков, так и условий деятельности осведомителя.

Означенное обстоятельство позволяет воспользоваться некоторыми из публикуемых здесь документов при рассмотрении проблемы происхождения одного из наиболее примечательных сообщений Поссевино по истории России — сообщения о произошедшей в Александровской слободе ссоре Ивана Грозного с царевичем, окончившейся, как известно, ранением и смертью Ивана Ивановича. Хотя это событие отразилось в целом ряде как отечественных, так и иностранных источников ⁴¹, Поссевино, по существу, оказывается единственным автором, который не ограничивается высказыванием предположения о политических предпосылках конфликта, а повествует, собственно, о самом [115] ходе столкновения, описывая при этом сложившуюся в определенном месте и при определенных обстоятельствах конкретную ситуацию, приведшую царя к сыноубийству ⁴². Отсутствие подобных сведений в других источниках показывает, что это описание, во-первых, свободно от каких-либо литературных заимствований и, во-вторых, основано отнюдь не на расхожих слухах того времени.

Как поясняет сам Поссевино, сообщение об инциденте поступило к нему от одного из оставленных им при царе переводчиков, находившегося в то время, как можно понять из текста, вместе с Иваном Грозным в Александровской слободе ⁴³. Наряду с этим, важно и другое указание Поссевино — указание на опосредованное отношение его сотрудника к получению данного сообщения: последний у него не выступает в роли очевидца, а причисляется к той категории людей, которые “разузнавали правду” о случившемся ⁴⁴, вследствие чего коммуникационная цепочка переводчик — Поссевино дополняется, по крайней мере, еще одним неназванным лицом, известившим переводчика папского посольства об инциденте.

Условия содержания оставленных при Грозном иезуитов, находившихся под постоянным наблюдением приставов и огражденных, в силу этого, от каких-либо несанкционированных контактов ⁴⁵ ; конфиденциальный характер сведений, подлежащих передаче; и, наконец, оценка Поссевино полученных им через переводчика данных как “наиболее достоверных” ⁴⁶ — все это, в целом, как будто сводит на нет вероятность использования сотрудником Поссевино случайного источника информации. Вместе с тем, в дополнение к сказанному об Эйлофе как об осведомителе иезуитов, на него, как на источник этой информации указывают косвенно еще два обстоятельства, проистекающие из фактора местонахождения доктора в день ссоры царя с сыном. [116]

Как известно, столкновение в Александровской слободе произошло 9 ноября 1581 г., а полторы недели спустя — 19 ноября, Иван Иванович скончался ⁴⁷. За этот период в нашем распоряжении имеются записи о расходе лекарственных средств от 9, 15 и 17 ноября 1581 г., в которых наряду с доктором Эйлофом упоминается Б. Я. Бельский, по приказу которого — а в одном случае, и для которого — готовились медикаменты в эти дни (№№ 4-6). Как удостоверяет документация Посольского приказа, 21 октября 1581 г. оружничий находился вместе с царем в Слободе, где в этот день принимал у гонца посланную к Ивану Грозному от Поссевино грамоту ⁴⁸. Однако учитывая отсутствие в источниках сведений о такого рода назначениях, которые бы требовали отлучки Бельского от государя ⁴⁹, можно с большой долей вероятности говорить о том, что “главный любимец” Ивана Грозного ⁵⁰ был в Слободе вплоть до отъезда царского двора в Москву (не ранее 19 ноября), из чего следует, что в этот период, во всяком случае 9, 15 и 17 ноября там находился и доктор Эйлоф.

Итак, местопребывание доктора совпадает в данном случае с тем местом, где переводчиком-иезуитом было получено известие о ссоре, кроме того, будучи в день инцидента в Слободе, Эйлоф скорее всего участвовал в лечении царевича, ввиду чего представленная им информация вполне могла рассматриваться иезуитами как достоверная. Таким образом, имеющаяся совокупность признаков позволяет предположить, что именно Эйлоф является тем лицом, сведения которого о гибели царевича Ивана Ивановича отражены в трактате Поссевино о России. [117]

В записи о расходе лекарственных средств от 13 февраля 1582 г. (№8) под именем “дохтора Романа” фигурирует еще один небезызвестный врач Ивана Грозного — англичанин Роберт Якоби, в России называвшийся Романом Елизарьевым ⁵¹. К Ивану Грозному он был направлен Елизаветой I и прибыл в Москву 25 ноября 1581 г. ⁵². Внимание к нему историков привлек тот факт, что по его рекомендации Иван IV, намеревавшийся породниться с королевским домом Англии, предпринял в 1582 г. попытку сватовства к племяннице Елизаветы I — Мэри Гастингс ⁵³. В мае 1584 г. доктор был отпущен обратно в Англию ⁵⁴.

Публикуемые документы называют двух человек, пользовавшихся в это время услугами царских докторов и, соответственно, лекарствами аптеки. Согласно записи от 9 ноября 1581 г. одним из них был ловчий Иван Большой Михайлович Пушкин (№ 4). Как и его старший брат Евстафий Михайлович он начал карьеру в составе опричного двора ⁵⁵, а с 70-х гг., судя по назначениям, входил в ближайшее окружение Ивана IV. Так, приблизительно в 1573-1574 гг. он был пожалован в чин ловчего ⁵⁶. В царских походах в Ливонию 1577 и 1579 гг. И. М. Пушкин был головой “у ночных сторож” в стане у государя ⁵⁷, а осенью 1580 г. он принимал участие в церемонии свадьбы (в составе свадебного поезда) Ивана Грозного с Марией Нагой ⁵⁸, где, как замечает А.А. Зимин, присутствовали лишь наиболее [118] близкие к царю лица ⁵⁹. В росписи предполагавшегося весной 1581 г. похода царя в Новгород И. М. Пушкин записан в должности окольничего “перед государем” ⁶⁰.

В одном из списков разрядных книг Пространной редакции до нас дошел текст счетной памяти, поданой в 1605 г. троюродным братом Ивана Михайловича — Гаврилой Григорьевичем Пушкиным. В ней говорится, в частности, о том, что И. М. Пушкин “был государя царя и великаго князя Ивана Васильевича всеа Руси милостию в ловчих пожалован с путем...” ⁶¹. Последнее косвенно подтверждается публикуемой записью о расходе лекарственных средств, где отчество Пушкина написано с формантом “ич” (№ 4). Сам по себе чин ловчего такого права не давал ⁶², однако ловчий “с путем”, как замечает С.Б. Веселовский, являлся членом Боярской думы ⁶³ и, следовательно, должен был писаться с “вичем”.

Назначение в 1582 г. вторым послом в Варшаву (совместно с кн. Д.П. Елецким) для подтверждения Ям-Запольского перемирия ⁶⁴, стало одной из последних значительных служб И. М. Пушкина в царствование Ивана Грозного. В 1583 г. он был лишен чина ловчего ⁶⁵.

Что касается предоставленной И. М. Пушкину возможности [119] пользоваться царскими лекарствами, то, по всей видимости, данное обстоятельство следует рассматривать в контексте сообщения, свидетельствующего об особой близости Пушкиных к Бельским. Имеется в виду тот факт, что именно Евстафию Михайловичу Пушкину было поручено перевезти в Иосифо-Волоколамский монастырь тело погибшего в 1573 г. под Пайдой Малюты Скуратова Бельского и передать царский вклад на помин его души ⁶⁶. Напомним также в связи с этим, что когда в 1577 г. Б. Я. Бельский руководил осадой Володимерца (Вольмара), с нарядом к нему для подкрепления были посланы воеводами братья Е. М. и И. М. Пушкины ⁶⁷. Наконец, известно, что в 1605 г. Б. Я. Бельский вместе с другим Пушкиным — Гаврилой Григорьевичем возмущал с Лобного места столичное население на бунт против Годуновых ⁶⁸.

О том, что царской аптекой пользовались лица, отнюдь неслучайные для Б.Я.Бельского, свидетельствует и имя второго клиента Аптекарской избы — Ивана Яковлевича Бельского (№ 5). Судя по записи во вкладной книге Иосифо-Волоколамского монастыря, речь идет о родном брате Богдана Яковлевича: где-то в 7089-7090 (1580/81-1581/82) гг. последний сделал вклад на молебен как о своем “здравии” (200 руб.), так и своих ближайших родственников (по 100 руб.) — матери, сестры и братьев Матфея (по предположению С. П. Мордовиной и А. Л. Станиславского — это христианское имя Невежи Яковлевича Бельского ⁶⁹) и Ивана ⁷⁰.

Поскольку в документации, фиксирующей служебные назначения тех лет имя И. Я. Бельского отсутствует, можно предположить, что он был достаточно серьезно болен, о чем [120] свидетельствует и относительно ранняя (сравнительно с братьями) смерть Ивана Яковлевича: под 7097 (1588/89) г. во вкладной книге Иосифо- Волоколамского монастыря записан вклад Б. Я. Бельского “по брате своем Иване Яковлевиче на вечный поминок и на кормы сто рублев денег” ⁷¹.

Заключая обзор лиц, упоминаемых в записях о расходе лекарственных средств, нельзя не обратить внимания еще на одно обстоятельство: ни в одной из них не говорится о выдаче медикаментов царю или членам его семьи. Вполне вероятно, что это обстоятельство обусловлено не столько случайным подбором сохранившихся документов, сколько существовавшим запретом на упоминание членов царской фамилии в такого рода контексте (возможно, по соображениям секретности сведений, касающихся физического состояния как самого государя, так и его домашних). Отсюда можно предположить, что в ряде записей (см. например: №№ 2, 3, 6, 7, 8) имеется в виду выдача лекарственных средств не собственно для Б. Я. Бельского, а для доставки их через последнего царю и членам его семьи. Однако выяснение этого, и ряда других вопросов— предмет особого исследования.

Текст документов публикуется в соответствии с “Правилами издания исторических документов в СССР” 1990 г.

Комментарии

1. Написанные на оборотах этих документов почерком XVIII в. номера и заголовки (см. легенды к №№ 1, 4, 5, 7, 8) полностью соответствуют номерам и заголовкам к столбцам Приказного стола Разрядного приказа, представленным в архивной описи 1751 г. (ср.: РГАДА. Ф. 210. Оп. 20. № 229. ЛЛ. 27, ЗЗоб., З6об., 40об. ). При этом очевидно, что номера и заголовки должны были писаться на внешних листах свернутых столбцов, и то обстоятельство, что в разных столбцах этими внешними листами оказались документы одного происхождения, никоим образом не связанные по содержанию с другими материалами столбцов, свидетельствует о преднамеренном использовании их в качестве обложек.

2. Описание документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве Министерства юстиции. М., 1908. Кн. 15. С. 311, 417.

3. Мордовина С. П., Станиславский А. Л. Состав особого двора Ивана IV в период “великого княжения” Симеона Бекбулатовича // АЕ за 1976 год. М., 1977. С. 163; Корецкий В. И. Смерть Грозного царя // Вопросы истории. 1979. № 9. С. 96; Он же. История русского летописания второй половины XVI - начала XVII в. М., 1986. С. 55-56; Зимин А. А. В канун грозных потрясений. М., 1986. С. 267; Флоря Б. Н. Из следственного дела Богдана Бельского // АЕ за 1985 год. М., 1986. С. 304.

4. Лихачев Н. П. Палеографическое значение бумажных водяных знаков. СПб., 1899. Ч. 1-3.

5. Рихтер В. История медицины в России. М., 1814. Ч. 1. С. 300-303; Цветаев Д. Медики в Московской России и первый русский доктор. Варшава, 1896. С. 12; Новомбергский Н. Очерки по истории аптечного дела в допетровской Руси. СПб., 1902. С. 5; Соколовский М. Характер и значение деятельности Аптекарского приказа // Вестник археологии и истории, издаваемый Санкт-Петербургским археологическим институтом. СПб., 1904. Вып. 16, С. 77; Лохтева Г. Н. Материалы Аптекарского приказа — важный источник по истории медицины в России XVII в. // Естественно-научные знания в Древней Руси. М., 1980. С. 155.

6. Успенский Г. Опыт повествования о древностях русских. Харьков, 1818. Ч. 2. С. 540; Рихтер В. Указ. соч. М., 1820. Ч. 2., С. 6-7; Берх В. Царствование царя Михаила Федоровича и взгляд на междуцарствие. СПб., 1832. Ч. 1. С. 120; Неволин К. А. Образование управления в России от Иоанна Грозного до Петра Великого // Неволин К. А. Полное собрание сочинений. СПб., 1859. Т. 6. С. 168; Соколовский М. Указ. соч. С. 88; Устюгов Н. В. Эволюция приказного строя Русского государства в XVII в. // Абсолютизм в России ( XVII-XVIII вв. ). М.. 1964. С. 146; Лохтева Г. Н. Указ. соч. С. 141.

7. Лихачев Н. Л. Разрядные дьяки XVI в. СПб., 1888. С. 70; Новомбергский Н. Врачебное строение в допетровской Руси. Томск, 1907. С. 78; Зимин А. А. О сложении приказной системы на Руси // Доклады и сообщения Института истории. М., 1954. Вып. 3. С. 176; Павлов А. П. Приказы и приказная бюрократия /1584-1605 гг. /// ИЗ. М., 1988. Т. 116. С. 188.

8. См. прим. № 3.

9. Сб. РИО. СПб., 1883. Т. 38. С. 1.

10. Опись домашнему имуществу царя Ивана Васильевича, по спискам и книгам 90 и 91 годов/Временник МОИДР. М.,1850. Кн. 7. Смесь. С. 1-46. См. об этом документе: Жаринов Г. В. О происхождении так называемой “ Описи домашнему имуществу царя Ивана Васильевича... ” // АРИ. М., 1992. Вып. 2. С. 179-184.

11. Опись домашнему имуществу ... С. 6.

12. Словарь русского языка XI-XVII вв. М., 1979. Вып. 6. С. 93-94; Шмидт С. О. Российское государство в середине XVI столетия. М., 1984. С. 65-66, 68.

13. Амосов А. Л. Примечания и дополнения // Библиотека Ивана Грозного. Л, 1982. С. 73, 84.

14. Шмидт С. О. Указ. соч. С. 66.

15. Скрынников Р. Г. Царство террора. СПб., 1992. С. 402-403.

16. Одноименный дьяк XVI в. хотя и выделен в отдельную статью у С. Б. Веселовского, однако собранные о нем сведения относятся явно к И. М. Висковатому, что, впрочем, и отмечено издателями справочника отсылкой к имени последнего (Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV-XVII вв. М., 1975. С. 339). Укажем в связи с этим, лишь на некоторые факты. Так, С. Б. Веселовский, ссылаясь на опубликованный П. Н. Милюковым текст разрядной книги, упоминает об участии Ивана Михайлова в походах 1550, 1553 и 1555 гг. (Веселовский С. Б. Дьяки... С. 339). Между тем, в разрядах этих походов Иван Михайлов записан после дьяков И. Е. Цыплятева и И. Г. Выродкова (Милюков П. Н. Древнейшая разрядная книга официальной редакции. М., 1901. С. 145, 161, 173), а как раз в этой последовательности в росписях близких по времени походов 7057 (1548/49), 7064 (1555/56), 7065 (1556/57) и 7067 (1558/59) гг. писалось имя И. М. Висковатого (Разрядная книга 1475-1598 гг. М., 1966. С. 122, 157, 163, 182). Это касается и данных СБ. Веселовского об участии дьяка Ивана Михайлова в работе Земского собора 1566 г. (Веселовский С. Б. Дьяки... С. 339), которые, как известно, также относятся к И. М. Висковатому (Скрынников Р. Г. Указ. соч. С. 268-269).

17. ДРВ. М., 1790. Ч. 13. С. 431; Разрядная книга 1475-1598 гг. С. 246; Разрядная книга 1559-1605 гг. М., 1974. С. 83; Разрядная книга 1475-1605 гг. М.. 1982. Т. 2. Ч. 2. С. 306.

18. Буганов В. И. Документы о сражении при Молодях в 1572 г. // Исторический архив. 1959. № 4. С. 172-173. О датировке наказа кн. М. И. Воротынскому, где говорится об этом назначении см.: Скрынников Р. Г. Указ. соч. С. 458.

19. ДРВ. Ч. 13. С. 425; Разрядная книга 1475-1598 гг. С. 243; Разрядная книга 1559-1605 гг. С. 79; Разрядная книга 1475-1605 гг. Т. 2. Ч. 2. С. 302.

20. ДРВ. Ч. 13. С. 436; Разрядная книга 1475-1598 гг. С. 248; Разрядная книга 1475-1605 гг. Т. 2. Ч. 2. С. 320.

21. Акты, относящиеся до юридического быта древней России. СПб., 1864. Т. 2. Стб. 669.

22. Там же. Стб. 670. Описание документа см.: Государственное древлехранилище хартий и рукописей. М., 1971. С. 117. № 248.

23. Лихачев Н. П. Разрядные дьяки XVI в. Приложение. С. 68. Отметим, попутно, что эти данные противоречат выводу исследователей о казни окольничего Н. В. Борисова-Бороздина в 1575 г. (Зимин А. А. Состав Боярской думы в XV-XVI веках // АЕ за 1957 год. М., 1958. С. 77; Он же. В канун... С. 29; Скрынников Р. Г. Указ. соч. С. 497 ).

24. Кобрин В. Б. Состав Опричного двора Ивана Грозного // АЕ за 1959 год. М., 1960. С. 25; Мордовина С. П., Станиславский А. Л. Указ. соч. С. 163-164; Корецкий В. И. Смерть Грозного... С. 93-103; Флоря Б. Н. Указ. соч. С. 304; Корецкий В. И., Лукичев М. Л., Станиславский АЛ. Документы о национально-освободительной борьбе в России в 1612-1613 гг. // Источниковедение отечественной истории. М., 1989. С. 241-243.

25. Корецкий ВЛ. Смерть Грозного... С. 96; Он же. История русского летописания... С. 55-56.

26. Корецкий В. И. История русского летописания... С. 56.

27. Поссевино А. Исторические сочинения о России XVI в. М.. 1983. С. 202.

28. Там же С. 80.

29. Д. Горсей упоминает доктора Эйлофа в эпизоде, рассказывающем о смерти Ивана Грозного, произошедшей, как известно, 18 марта 1584 г. (Горсей Д. Записки о России. XVI - начало XVII в. М.,1990. С. 86; см. об этом также: Корецкий В. И. История русского летописания... С. 60). Вместе с тем, в донесении кардинала А. Болоньетти от 24 (14) августа 1584 г. говорится о проживании Эйлофа на тот момент уже в Ливонии (Акты исторические, относящиеся к России, извлеченные из иностранных архивов и библиотек д. ст. сов. А. И. Тургеневым. СПб., 1842. Т. 2. С. 7).

30. См. об этом: Поссевино А. Указ. соч. С. 221-224.

31. Акты исторические, относящиеся к России... Т. 2. С. 7.

32. Поcсевино А. Указ. соч. С. 202.

33. Pierling P. Ргеfасе // Possevini А. Missio Moscovitica. Parisiis, 1882. Р. VIII; Успенский Ф. Сношения Рима с Москвой // ЖМНП. 1884. Октябрь. С. 318; Годовикова Л. Н. Комментарии // Поссевино А. Указ. соч. С. 252.

34. Pierling P. Preface. Р. IХ-Х; Успенский Ф. Указ. соч. С. 318; Годовикова Л. Н. Указ. соч. С. 252. Ср. соответствующий текст в названном донесении: Дополнения к актам историческим, относящимся к России. СПб., 1848. С. 398.

35. Поссевино А. Указ. соч. С. 202.

36. Годовикова Л. Н. Указ. соч. С. 232.

37. Поссевино А. Указ. соч. С. 80.

38. В “Московии” Поссевино следующим образом описывает условия содержания оставленных им при царском дворе иезуитов: “Однако им не было дано никакой возможности выходить, если не считать одного — двух раз. По приезде из Старицы в Москву их поместили в довольно тесной комнате. Они вынуждены были пользоваться одним и тем же местом как алтарем, где должны были молиться, как столом, где должны были писать и читать, и как местом, где должны были спать. У дверей постоянно находилась охрана, трое бояр и столько же простых людей” (Поссевино А. Указ. соч. С. 53-54). В “Московском посольстве” он дополняет описание: “И во время пребывания там наших [иезуитов]   обычным было то, что они не имели возможности шага ступить из дома даже, чтобы напоить лошадь, но сами московиты приносили воду, которую пили кони, сами приводили ремесленников, в услугах которых возникала надобность, сами ночью зажигали огонь в сосуде с водой и запирали на задвижки дверь спальни” (Поссевино А. Указ. соч. С. 205).

39. “... Пожаловавшись, что князь не сдержал обещания, [иезуиты — Г. Ж. ]  получили ответ от знающего человека: князь одно обещает иностранцам, другое приказывает приставам, на словах он говорит одно, другое держит на сердце, и были многие, которым он давал гарантию свободного въезда и выезда и которые просили дозволения вернуться к себе, но тотчас поплатились за это жизнью” (Поссевино А. Указ. соч. С. 54)

40. О посещении Эйлофом иезуитов для оказания им медицинской помощи см.: Поссевино А. Указ. соч. С. 198.

41. Обзор версий о гибели царевича Ивана Ивановича см.: Зимин А. А. В канун... С. 90-94.

42. Поссевино А. Указ. соч. С. 50.

43. Там же.

44. Там же.

45. См. прим. № 38.

46. Поссевино А. Указ. соч. С. 50.

47. Лихачев Н. П. Дело о приезде Антония Поссевина // АЗАК. СПб., 1903. Вып. 11. Отд. 1, С. 188-191.

48. Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными. СПб., 1871. Т. 10. Стб. 248.

49. О служебных назначениях Б. Я. Бельского в этот период см.: Мордовина С. П., Станиславский А. Л. Указ. соч. С. 163-164.

50. Так называет Б. Я. Бельского Д. Горсей (Горсей Д. Указ. соч. С. 101, 108). О более или менее постоянном присутствии Б. Я. Бельского при особе Грозного может свидетельствовать и то обстоятельство, что он, по словам Горсея, был “единственный, кому царь доверял узнавать и доносить ему ... во рожбу или предсказания... ” (Горсей Д. Указ. соч. С. 85).

51. Зимин А. А. В канун... С. 95.

52. Сб. РИО. Т. 38. С. 1-2.

53. См. об этом: Зимин А. А. В канун... С. 95-97.

54. Сб. РИО. Т. 38. С. 138.

55. Кобрин В. Б. Указ. соч. С. 68-69.

56. Веселовский С. Б. Род и предки А. С. Пушкина в истории. М., 1990. С. 126; Зимин А. А. О составе дворцовых учреждений Русского государства конца XV и XVI вв. // ИЗ. М.,1958. Т. 63. С. 200.

57. Ливонский поход царя Иоанна Васильевича Грозного в 1577 и 1578 годах // Военный журнал. 1852. № 1. С. 138; № 2. С. 90-91; Разрядная книга 1475-1598 гг. С. 276; Разрядная книга 1475-1605. М., 1984. Т. 3. Ч. 1. С. 83-84.

58. Разрядная книга 1475-1605. Т. 3. Ч. 1. С. 174.

59. Зимин А. А. В канун... С. 86.

60. Разрядная книга 1475-1605. Т. 3, Ч. 1, С. 182; Разрядная книга 1550-1636 гг. М., 1975. Т. 1. С. 334.

61. Белокуров С. А. Разрядные записи за Смутное время. (7113-7121 гг. ) М., 1907. С. 39.

62. В боярском списке 1577 г. И. М. Пушкин записан в чине ловчего как “Иван Михайлов сын... ” (Боярские списки последней четверти XVI- начала XVII вв. и роспись русского войска 1604 г. М., 1979. Ч. 1. С. 85). Также без “вича” записано отчество ловчего и в боярском списке 1588-1589 гг. (Боярские списки... Ч. 1. С. 106).

63. Веселовский С. Б. Род и предки... С. 126.

64. Там же.

65. Там же. Это произошло не ранее 14 мая 1583 г., поскольку в росписи от этого числа И. М. Пушкин записан еще ловчим (Разрядная книга 1475-1605 . М., 1987. Т. 3. Ч. 2. С. 22. В документе он назван Андреем, что, очевидно, является опиской, поскольку в XVI в. среди Пушкиных лица с таким именем и отчеством не значилось — см.: Веселовский С. Б. Род и предки... С. 204-209).

66. Кобрин В. Б. Указ. соч. С. 69.

67. Ливонский поход... // Военный журнал. 1853. № 5. С. 108; Разрядная книга 1475-1605. Т. 3 Ч. 1 С. 6.

68. Веселовский С. Б. Род и предки... С. 144-145; Корецкий В. И. История русского летописания... С. 252.

69. Мордовина С. П., Станиславский А. Л. Указ. соч. С. 164.

70. РГАДА. Ф. 181. № 141. Л. 78. Запись об этом вкладе не датирована, однако в книге она помещена между записями 7089(1580/81) и 7090 (1581/82) гг.

71. Там же. Л. 80.

Текст воспроизведен по изданию: Записи о расходе лекарственных средств 1581-1582 гг. // Архив русской истории, Вып. 4. 1994