ВЫПИСИ ИЗ СТАТЕЙНОГО СПИСКА “ПОЛЬСКИЕ ДЕЛА" ЗА 1592 — 1593 гг.

В Центральном государственном архиве древних актов (далее ЦГАДА) в фонде 79, хранится 22-я книга Статейного списка «Польские дела», содержащая материалы по дипломатическим сношениям России и Польши за время с 3 марта 1592 г. по 14 марта 1593 г. Рукопись в 4° и состоит из 228 листов, тщательно переписанных скорописью конца XVI в. Сохранность книги хорошая. В ней содержатся документы о приезде в Москву польского посланника Павла Волка и гонца Мартина Сушского. Кроме того, в рукописи находятся материалы русского посольства в Польшу посланника Афанасия Дмитриевича Резанова (лето 1592 г.). В ней также записаны известия о подготовке к приему весною 1593 г. польского посланника Богдана Хребтовича.

Нами публикуется только часть документов о посольстве в Москву Павла Волка и гонца Мартина Сушского, а также список «обидных дел», составленный Посольским приказом для предъявления польскому королю русским посланником Афанасием Резановым. В этих материалах отражены не только основные противоречия между Россией и Польшей, но и многие вопросы, относящиеся к международному и внутреннему положению этих стран во 2-й половине XVI в. Особое значение они имеют для [8] изучения специфики социально-экономического развития юго-западных пограничных уездов Русского государства во 2-й половине XVI в. Кроме того, издаваемые материалы содержат целый ряд ценных сведений о крупнейших политических событиях русской истории того времени (в частности, о смерти царевича Дмитрия), дают оценку направленности и эффективности внутренней политики правительства Бориса Годунова. Естественно, что оценка указанных явлений в нашем источнике строго официальна. Необходимо поэтому вскрыть реальное значение и содержание этих известий путем сопоставления с данными других источников. Обратимся к характеристике деятельности правительства Бориса Годунова и проблем социально-экономического развития юго-запада России, так как они предстают перед нами по данным публикуемых материалов.

Сведения о смерти царевича Дмитрия и других сопутствующих ей политических событиях находятся в наказе приставу Р. М. Дурову, посланному для встречи польских дипломатов. В нем ему были даны инструкции о том, какие вопросы задавать участникам посольства и как надо отвечать на злободневные вопросы о международном и внутреннем положении Русского государства, событиях 1591 г. ¹ в Угличе и Москве. Предложенное Посольским приказом содержание ответов не является полностью новым, подобный наказ был дан уже летом 1591 г. посланнику Д. И. Исленьеву, направленному к польскому королю Сигизмунду III с извещением о победе русских войск над крымскими татарами и заданием опровергнуть распространявшиеся заграницей неприятные Борису Годунову вести о его ответственности за трагическую смерть царевича Дмитрия Ивановича в Угличе и выступлении в Москве против Годуновых². О смерти царевича Дмитрия Ивановича, происшедшей 15 мая 1591 г., посланнику Д. И. Исленьеву предлагалось летом того же года, а Р. М. Дурову через год (весною 1592 г.) говорить кратко и глухо, умалять важность этих событий, имевших большое влияние на обострение борьбы за власть среди придворной знати и показавших возросшее недовольство народных масс крепостнической политикой [9] Бориса Годунова. Обстоятельства смерти царевича Дмитрия Ивановича скрывались, о них предписывалось говорить так, как будто он не был младшим сыном и возможным наследником царя Ивана IV, официально называя его «князем Дмитрием Углическим». Причина смерти царевича объяснялась волею бога — «судом божиим» и «черным недугом», которым он страдал «еще смлада». Заключительный вывод о драматических событиях, происшедших в Угличе, не выражал и тени горести и сожаления, был глухим: «всякий человек не бессмертен» ³. Той же тенденцией проникнуто содержание предлагаемого в наказе ответа о московских пожарах и выступлении народных масс против Годуновых. Эти выступления были неразрывно связаны с событиями, происшедшими в Угличе 15 мая 1591 г., и недовольством «мужиков», тяглого посадского и феодально-зависимого населения столицы политикой Бориса Годунова. На вопросы о этих событиях предлагалось отвечать сдержано. Р. М. Дуров должен был принизить их важность: «то дело рядовое», «...подуровали мужики и воры и Нагих Офонасия с братьею люди» ⁴. Преступники задержаны и наказаны, такие «воры» в каждом государстве имеются. Так же как и в инструкции Д. И. Исленьеву в 1591 г., Р. М. Дурову в 1592 г. предлагалось отрицать антигодуновскую направленность московских событий 1591 г., говорить о том, что эти слухи ложные, распространяются «напрасно» людьми, не заслуживающими доверия — «ворами и бездельниками». Посольский приказ предписывал своим дипломатам объяснять «любознательным» иностранцам знатность рода Годуновых и исключительные заслуги перед царем его шурина — боярина Бориса Федоровича Годунова, которому «вся земля от государя приказана», а заслуги перед ним так велики, каких ни у кого никогда «не бывало» ⁵. В перечне этих заслуг отмечалось строительство каменных крепостей в Москве и Астрахани, постройка многих новых городов. Это свидетельство не вызывает сомнения в его достоверности. В царствование Федора Ивановича правительство провело каменное строительство в старых городах и построило много новых городов на юго-восточной границе. Строительство продолжалось и в [10] первые годы царствования Бориса Годунова ⁶. Это укрепляло безопасность государства, способствовало дальнейшему расширению его границ. В округе новых городов создавались благоприятные условия для хозяйственной жизни местного и пришлого населения, усиливалась народная и правительственная колонизация в лесостепных просторах «дикого поля». Новые города способствовали использованию природных богатств этой местности, а старое местное, преимущественно промысловое население (бортники и земледельцы, охотники и рыболовы казаки) на основе складывающихся феодальных отношений, втягивалось в хозяйственную жизнь края и созданную в нем военно-административную систему.

В 80 — 90-х годах XVI в. Борисом Годуновым проведен ряд мер по «землестроенью» социально-экономического и оборонного характера в интересах служилых людей. Эта политика была рассчитана на то, чтобы привлечь их на свою сторону, укрепить международное и внутреннее положение Русского государства и расчистить себе дорогу к престолу. В рукописи эти заслуги Бориса Годунова отмечены таким образом: «Искони не бывало, что ни есть земель всего государства — все сохи в тарханы учинил, во льготе даней никаких не емлют ни посох ни к какому делу» ⁷.

Это сообщение о тарханах нет основания истолковывать как отмену всех податей и повинностей по новому сошному письму, составленному на основании валового описания 80-х — начала 90-х годов XVI в. Но нельзя отрицать и того, что это известие отражает большие перемены в податном обложении и в сборе посохи на городовое строительство и другие расходы. Буржуазные историки [11] выразили недоверие к этим данным о важнейших мероприятиях правительства. С. М. Соловьев считал, что им «мы не обязаны верить» ⁸, а С. Ф. Платонов заявил: «...их надо отвергнуть как ложь или истолковать» ⁹. В советской историографии им уделено мало внимания ¹⁰. Крепостническая сущность налоговой политики правительства Бориса Годунова в исторической литературе до настоящего времени изучена недостаточно.

20 июля 1584 г. Церковный собор вынес приговор об отмене тарханов, которые вызывали массовый выход крестьян с земель, принадлежавших служилым людям, в вотчины духовных феодалов потому, что они «никакой царской дани и земельных разметов не платили» ¹¹. Такое положение пагубно отражалось на служилом сословии потому, что «крестьяне живут за тарханы во льготе, и от того великая тощета воинским людям прииде» ¹². Однако эта мера, так же как и законодательство о «заповедных годах» и опыт его практического применения, оказалась недостаточной, чтобы удержать крестьян на месте жительства в интересах помещиков и феодального государства. Поэтому правительство решило пойти на предоставление некоторых льгот помещикам и тяглым крестьянам в раскладке податей и сборе посохи. Они должны были помочь писцам полнее учесть обрабатываемые и пригодные для пашни земли, выявить размеры тяглой податной земли, провести регистрацию крестьян и бобылей, владеющих дворами и пашнею, которая стала бы формальным основанием для их закрепощения. Таким образом, предоставляемые льготы преследовали крепостнические цели, отвечающие фискальным интересам правительства и обеспечению феодалов, главным образом служилых людей, работниками и плательщиками повинностей.

В челобитной 1587 г., поданной крестьянами дворцового села Красное Владимирского уезда, говорится, что [12] они просят дать им выпись из писцовой книги 1585 г., необходимую для производства раскладки посопного хлеба и других повинностей. Челобитчикам была дана царская грамота с кратким изложением указа, утвердившего новые правила начисления податей и повинностей по сошному письму с дворцовых волостей. Этим указом предлагалось выключить — «сложить» по сошному письму подати и повинности 2/3 пустоты, а оставшуюся 1/3 положить на «живущие выти» ¹³. Подобная льгота в еще большей мере распространялась и на владельческие, и на черные земли. В писцовой книге Новгорода Великого 1583 — 1584 гг. написано, что крестьяне Обонежской пятины Никольского погоста оброчной черной волости денежный оброк платят по новому письму с живущих 128 обеж — 113 рублей 15 алтын 5 денег. А с пустых 106 обеж учтено с них старого оброку — 105 рублей 3 алтына 5 денег, а платежа этих денег с «пуста» не написано¹⁴. Такой порядок раздельной записи живущего и пустого (причем оброк платился только с живущего) записан в этой писцовой книге и по другим черным волостям. В том же уезде за вдовою Анной, бывшей женою сына боярского Богдана Разводова, и его детьми записано в поместьи сельцо Филистово с деревнями и пустошами, в котором поместная и крестьянская живущая пашня написана раздельно. За помещиком 3 четверти, а за крестьянами — 17 четвертей. Всего — 20 четвертей в поле. Сошного платежа положено с этого поместья в живущем «сошка без трети» ¹⁵, т. е. 20 четвертей учтенной помещичьей и крестьянской пашни, которая в податном отношении на помещичью и крестьянскую не делилась. По писцовым книгам 101 г. (1592 — 1593 гг.) кроме исключения из податной («живущей») пашни наезжей пашни, перелога и пустоши, не включались в нее и угодья: бортные ухожеи, звериные и рыбные ловли, полученные служилыми людьми в поместья за четвертную пашню. Они давались им глазным образом из дворцовых земель с сохранением оброчных платежей неполностью и безоброчно ¹⁶. Эти льготы, предоставляемые служилым людям — помещикам, [13] находившимся на действительной службе, не были единственными. В конце 80-х, но не позднее 1590 г., был издан указ о обелении служилой поместной и вотчинной земли в соответствии с должностным окладом земельного жалования из дач, написанных в сошном письме, преимущественно в «живущей», окладной пашне. Эта льгота была для них особо важной, так как она преследовала цели создать наиболее благоприятные условия для развития барщинного хозяйства. Фактическая сторона льготы по обелению части служилой земли в поместьях и вотчинах хорошо показана Н. Рожковым ¹⁷ на основе изучения дозорной книги 1593 — 1594 гг. Бежецкой пятины Новгородского уезда, в которой даны размеры обеляемой пашни. Эти данные были заимствованы из платежной писцовой книги 1591 — 1592 гг. Следовательно, обеление земли произошло до составления дозорной книги 1593 — 1594 гг. Было ли это мероприятие общегосударственным или местного значения, этот вопрос еще окончательно не решен, но совершенно ясно, что оно было важной льготой служилым людям, заинтересованным в развитии барщинного хозяйства. Приведенные факты раскрывают содержание рассматриваемых нами известий о тарханах и льготе. В перечне льгот в публикуемом нами источнике упоминается о том, что городовое дело делается из «казны наймом» силами казенных плотников, которых по инициативе Бориса Годунова устроили «больше тысячи человек». Это известие о льготе в сборе посохи на строительные работы в городах и привлечение для этих целей казенных плотников подтверждается архивными материалами о строительстве городов Ельца в 1592 г. ¹⁸ и Воронежа в 1594 г. В челобитной, поданной царю от елецких казаков и стрельцов в 1592 г., говорится о том, что они с весны до начала июня работали с «посохою вряд». Вместе заготовляли и возили лес «городовой и башенный», город и башни рубили. Среди строителей, собранных в порядке посохи с уездов кроме тяглых крестьян и бобылей — конных и пеших, работали люди, нанятые «на Елец к городовому делу с земли и сох», которым платили по 10 — 12 рублей за установленный срок отбывания [14] этой повинности. В Ельце посоха досрочно самовольно оставила работу и разошлась по домам. Елецкие стрельцы и казаки в поданной царю челобитной жалуются на трудности строительства города и крепости своими силами без посохи и уплаты им жалованья.

О участии посохи в строительстве Воронежа подробно рассказано казачьим головою Борисом Хрущевым в челобитной, поданной царю в 1594 г. В ней сообщалось о нерадивом отношении местного воеводы Ивана Кобякова к выполнению царского указа о городовом строительстве, который «посоху распустил до Велика дни, а твоего государства дела посохою не делал» ¹⁹. Это тяжело отразилось на положении казаков и стрельцов: «...они лес заготовляют и возят, город строят, а посоха лесу возила мало и город не строила», поэтому в Воронеже новое строительство города и крепости задержалось. Далее он сообщал о том, что присланные в Воронеж казенные плотники: из Пронска — 16 человек, Михайлова — 6 человек и Тулы — 2 человека в разгар работы разбежались по домам. В сентябре 1594 г. воеводам в эти города были посланы царские грамоты с предписанием сыскать беглецов, наказать и выслать их обратно в Воронеж. Одновременно предлагалось новому воронежскому воеводе кн. В. Г. Щетинину плотникам дать денежное и хлебное жалованье, чтобы они впредь не бегали ²⁰.

Необходимо отметить, что рассмотренные нами известия об уходе посохи из Ельца в 1592 г. и отпуска ее воеводой из Воронежа в 1594 г. в разгар строительных работ не вызывали посылки царских грамот о ее возврате на строительные работы.

Рассмотренные факты о податном обложении поместной земли, обеления части служилой земли, уходе со строительства городов посохи и казенных плотников подтверждают достоверность известий, сообщаемых публикуемой рукописью о том, что по инициативе Бориса Годунова для служилых людей были введены льготы в сборе податей и посохи, а строительство городов производилось с помощью прибора большого числа казенных плотников.

Итак, факты, рассмотренные нами о тарханах и льготе, противоречат высказанной С. Ф. Платоновым [15] догадке о том, что тарханы и льготы были «восстановлены там, где они существовали до отмены их соборами 1580 и 1584 гг» ²¹. Приведенное им известие из показания углического городского приказщика Русина Ракова о том, что накануне событий, происшедших в Угличе 15 мая 1591 г., имела место ссора у дяди царевича Дмитрия M. Нагого с дьяком приказной избы М. Битяговским, причиной которой был царский указ о сборе «посохи пятьдесят человек под город Гуляи» ²², не может служить убедительным доказательством. Ведь оно не имеет непосредственного отношения к посохе на городовое строительство, а является частным случаем сбора посохи на военные цели с владений, данных в удел царевичу Дмитрию. Явно выраженная тенденциозность показаний Русина Ракова вызывает предположение о том, что этот указ о посохе был дан преднамеренно, с целью вызвать конфликт накануне гибели царевича для того, чтобы замести следы причастности М. Битяговского к этому преступлению. Вторым источником, на котором строятся выводы автора, является известие о постройке Смоленского кремля в 1596 г., к которому (на заготовку свай) по указу царя Федора Ивановича привлекались наряду с людьми по вольному найму в порядке повинности и дворцовые крестьяне. Для этой цели предлагалось расписать 1002 выти, положив на каждую по 100 свай, которые крестьяне обязаны были «высечь» и привести в Смоленск зимним путем ²³. Этот источник, кроме несовпадения во времени его появления с рассматриваемыми нами известиями о тарханах и льготе имеет отношение к наряду посохи с дворцовых владений, а не служилых земель.

В рассматриваемом источнике большой интерес представляет данная Посольским приказом общая характеристика политики Бориса Годунова. Она ярко выражена в наказах, данных Д. И. Исленьеву в 1591 г., а затем Р. М. Дурову в 1592 г. Несмотря на их сходство в основном содержании, они имеют существенное различие, которое облегчает понять смысл высказывания о тарханах [16] и льготе. В наказе Д. И. Исленьеву 1591 г. говорится о том, что Борис Годунов ввел справедливый суд, которого раньше «николи не бывало», и дается ему такое пояснение: «...как в служилых людях, так и в торговых и черных, никто большой и сильный, ни какого человека, ни худого сиротинку не изобидит» ²⁴. В наказе 1592 г. Р. М. Дурову дается в основном такая же оценка этого суда, но без подробного объяснения его назначения. Он называется справедливым для всех, чтобы «никто никого не изобидил» ²⁵ и защитил интересы «сиротинки». Такое официальное толкование Посольским приказом внутренней политики правительства Бориса Годунова показывает, что она была крепостнической, проводилась в интересах основной массы служилых людей — мелких и средних помещиков и вотчинников, которые с получаемого земельного и денежного жалованья несли военную службу, составляя главную силу армии и выполняя важную роль в системе государственного управления. В интересах этого сословия и были введены рассмотренные льготы.

Крепостническая политика Бориса Годунова вызывалась стремлением преодолеть тяжелые последствия разорения страны 70 — 80-х годов XVI в. при помощи дальнейшего закрепощения крестьян, кабальных холопов, ограничения вольности гулящих людей и казаков.

Особый интерес для изучения социально-экономического развития юго-западной окраины России представляет список «обидных дел», составленный Посольским приказом для посланника Афанасия Резанова, отправленного летом 1592 г. в Польшу. Он начинается с перечня оружия, снаряжения и другого имущества, самоуправно захваченного в Лифляндии начальными и служилыми людьми короля Стефана Батория после заключения перемирия в 1582 г. ²⁶ Кроме этого, сообщаются многие факты о нарушении поляками и литовцами условий перемирия: захвате ими волостей и населенных пунктов во многих русских пограничных уездах. Некоторые наиболее крупные и характерные пограничные конфликты представляются в таком виде. [17]

В 1589 г. атаман Денис Селепский с черкасами Каневским, Переяславским и др. «приходил войною» в Брянский уезд. Они напали на дворцовые села и деревни, побили многих людей и взяли в плен «крестьянских жон и детей больше 200 человек», а имущества пограбили на 5 тыс. рублей ²⁷. В 1590 г. отряды того же атамана Дениса Селепского, Борана и Гусака подошли к «украйному» городу и крепости Воронежу. Обманным путем захватив город, они перебили и разогнали гарнизон, сожгли укрепления, пограбили и уничтожили в нем имущества и «наряда» на 40 тыс. рублей ²⁸. В Черниговском уезде, на р. Удое в волости Прилуцкое городище, литовские люди кн. Александра Вишневецкого начали строить свою слободу на «искони вечной» земле Черниговского уезда. Она более 50-ти лет тому назад, царем Иваном IV дана черниговским детям боярским Миките Лахареву и Ивану Шестовицкому, а ныне принадлежит их внукам. До раздачи земель этой волости в поместья детям боярским, на ее территории жили бортники, платившие медвяный оброк ²⁹. Эти известия позволяют отметить не только факт старого развития местного землевладения в данном районе, но и выяснить положение и занятия в нем населения с начала XVI в., после присоединения Черниговского уезда к Московскому государству. В источнике подробно рассказывается о том, что из Лубен люди кн. Вишневецкого приходили во многие волости Путивльского уезда, как они били и грабили станичников в поместьях детей боярских, а в ухожеях — бортников — севрюков ³⁰. Эти факты весьма многочисленны. Итоговые сведения о социально-экономическом положении убитых и ограбленных жителей Путивльского и Черниговского уездов выражены в нижеследующей таблице.

Данные таблицы ярко свидетельствуют о начале закрепощения дворцовых крестьян — бортников помещиками. Среди убитых дворцовые бортники составляли — 81,4%, дворцовые бортники, промышляющие в ухожеях, розданных помещикам — 14,2%. Кроме них 1 — помещик и его зависимые бортники — крестьяне и холопы [18] составляли — 4,2%- Упоминание о казаках - работниках в хозяйстве дворцовых бортников свидетельствует о наличии в их среде имущественного неравенства. Поместные ухожеи с крепостными бортниками были единичны. С промысла в поместных ухожеях бортники — волощане платили помещикам 62,5% старого «медвяного» оброка, а государству — 37,5% меду и денежную пошлину по указу ³¹. Они не регистрировались за помещиками в крепостных документах (отдельных книгах и ввозных грамотах).

Убито и разорено бортников в Путивльском и Черниговском уездах

В источнике также сообщаются многие факты о переходе литовскими людьми границы, совершенных ими грабежах и насилии в других пограничных уездах [19] Русского государства: Смоленском, Луцком, Невельском, Себежском, Псковском и др. ³²

Итак, краткое рассмотрение публикуемых документов показывает, что они сообщают много новых ценных сведений, необходимых для изучения положения населения в юго-западных пограничных уездах Русского государства, внутренней политики правительства, которую современники называли «землестроеньем» Бориса Годунова, а также русско-польских отношений в конце XVI в.

Польские феодалы в 80-х и начале 90-х годов XVI в. в связи с приближением окончания срока действия перемирия 1582 г., заключенного между Россией и Польшей, энергично создавали отряды так называемых «воровских черкас» и посылали их в юго-западные пограничные уезды России на реки Северный Донец, Оскол и др. ³³ Некоторые из этих феодалов, известные по материалам публикуемой рукописи 1592 г., принимают активное участие в польской интервенции в начале XVII в. на территории Северских уездов Русского государства ³⁴.

Польско-литовские феодалы поощряли частые набеги разных «разбойников» и на территорию Пусторжеского, Смоленского и других уездов, в том числе Мухорты, Кузнеца и др., которые грабили поместья и убивали помещиков. Известия о грабежах, совершенных «разбойниками» в пограничных уездах отразили недовольство крестьян крепостным гнетом, так как их участие в «разбойных» налетах нередко было одной из самых острых форм классовой борьбы. В 1589 г. из-за рубежа приходили беглые крестьяне помещика Салтана Дубровского Василько да Годар Шевяевы. Они забрали в поместьи Дмитрия Ладыженского двух лошадей и 100 локтей полотна — всего на 12 рублей и скрылись ³⁵. В 1590 г. приходили в деревню помещика Салтана Дубровского изменники — беглецы: Дмитрий, Савка, Годорко с товарищами и увели с собою деловых людей и их жен 16 человек, забрали у него лошадей и имущества на 60 рублей ³⁶. В том же году «приходили разбоем Мухорт [20] с товарыщи». С ним был староста «с Яса» — Гридка Хотков. Они взяли из усадьбы помещика и увели с собой жену и детей беглого крестьянина Трехи Сенева ³⁷. Эти факты убедительно показывают, что классовая борьба против крепостников проявлялась в разных и острых формах.

В перечне обидных дел приводится много известий, которые расширяют наши представления о размерах и характере русской торговли в Литве и Польше в конце XVI в. Русские купцы из Москвы, Новгорода, Пскова, Смоленска, Вязьмы и других городов ездили торговать в литовские и польские города водным путем по Чудскому озеру, а сухим путем по Смоленской и Витебской дорогам. Они торговали в городах и на ярмарках в Орше, Витебске, Могилеве, Минске, Любеке, Познани, Риге и др. Среди товаров важное место занимали меха. Отдельные купцы совершали сделки на поставку больших партий белки и соболя на суммы от 137 до 1500 руб. В большом количестве продавали хмель. Покупали они сукно, шелк, квасцы и другие товары. Перечень наименований товаров в источнике не очень велик. В известиях исковых челобитных о причиненных убытках русским купцам литовцами и поляками отмечается, что среди них были мелкие и крупные торговцы, так как размеры их убытков выражаются от 30 до 2000 рублей. Они жаловались царю Федору Ивановичу также и на высокие торговые пошлины и другие притеснения ³⁸.

Сделанная нами попытка обобщить некоторые факты, сообщаемые источником, не ставит своей целью решить затронутые ими вопросы в кратком вступлении к публикации. Важность поставленных ими проблем требует специальных исследований. Сделанные наблюдения по отдельным важным проблемам внутренней политики правительства Бориса Годунова ставят своей задачей наметить основное направление для последующего анализа этого вопроса в целом.

Комментарии

1 ЦГАДА, ф. 79, кн. 22, лл. 28 — 29.

2 Там же, кн. 21, лл. 203 — 207.

3 ЦГАДА, ф. 79, кн. 22, л. 29.

4 Там же, лл. 28 — 29.

5 Там же, лл. 28 — 29.

6 Построены каменные крепости: в Москве — Белый город, кремли в Астрахани и Смоленске. На южной окраине построены города: Ливны, Воронеж, Елец, Кромы, Курск, Белгород, Оскол и др. В Поволжье: Санчурск, Саратов, Царицын и др. На р. Урал — Яицкий городок. К. А. Неволин. Полное собрание сочинений, т. 6. СПб., 1859, стр. 41 — 94; А. А. Новосельский. Борьба русского народа с татарами в 1-й половине XVII в. М., 1948, стр. 44; Новый летописец, составленный, в царствование Михаила Федоровича, изд. по списку Оболенского, М., 1853, стр. 40; Симбирский сборник, Разрядные книги, т. I. M., 1845, стр. 89, 106, 129, 137 и др.; Археографический ежегодник за 1962 год. М., Изд-во АН СССР, 1963, стр. 451; ЦГАДА, ф.l209 Поместного приказа, Отказные книги гор. Белгорода № 15820, лл. 128 — 131

7 ЦГАДА, ф. 79, кн. 22, л. 28.

8 С. М. Соловьев. История России с древних времен, кн. II, т. VI — X, 2-е изд. СПб., б. г., стр. 637.

9 С. Ф. Платонов. Очерки по истории смуты в Московском государстве XVI — XVII вв. СПб., 1899, стр. 539.

10 Очерки по истории СССР. Период феодализма. Конец XV в. — начало XVII в. М., Изд-во АН СССР, 1955, стр. 476 — 477.

11 Собрание Государственных Грамот и Договоров (далее СГГД), ч. I, № 202. М., 1813, стр. 592 — 598.

12 Там же.

13 С. Веселовский. Акты писцового дела (далее: АПД), т. I. M., 1913, № 1, стр. 1 — 6.

14 ЦГАДА, ф. 1209, кн. 963, лл. 1271 — 1322, 1443 — 1522 и др.

15 Там же, лл. 1268 — 1271.

16 ЦГАДА, ф. 1209, Поместного приказа, кн. 367.

17 См. Н. Рожков. Сельское хозяйство в Московском государстве XVI в. М., 1899, стр. 264 — 267.

18 ЦГАДА, ф. 141. Приказные дела старых лет, оп. 1, 1593 г., Д. 1, лл. 18 — 20, 23 — 25.

19 ЦГАДА, ф. 141, оп. 1. 1594 г., д. 1, л. 7.

20 Там же, лл. 12 — 15.

21 С. Ф. Платонов. Очерки по истории смуты в Московском государстве XVI — XVII вв. СПб., 1899, стр. 593.

22 СГГД, т. II. СПб., 1810, стр. 22.

23 Акты археографической экспедиции (далее: ААЭ), т. 1.СПб., 1836, № 365.

24 ЦГАДА, ф. 79, кн. 21, лл. 203 — 204.

25 Там же, л. 29.

26 ЦГАДА, ф. 79, кн. 22, л. 125.

27 ЦГАДА, ф. 79, кн. 22, л. 128.

28 Там же, л. 129.

29 Там же, лл. 68, 133.

30 Там же, л. 129.

31 ЦГАДА, ф. 1209, кн. 367.

32 ЦГАДА, ф. 79, кн. 22, лл. 139 — 142.

33 Там же, л. 142.

34 Там же, л. 144.

35 Там же, л. 158.

36 Там же, л. 152.

37 ЦГАДА, ф. 79, кн. 22, л. 152.

38 Там же, лл. 145 — 148, 161 — 168.