Из истории государственного аппарата России в конце XVI – начале XVII в.

Реформы системы государственного аппарата, происходившие в первой половине XVI в. и завершившие процесс образования русского централизованного государства, подробно исследовались многими советскими учеными. В работах Л. В. Черепнина, И. И. Смирнова, Б. А. Романова, П. А. Садикова, А. А. Зимина, С. О. Шмидта, С. М. Каштанова, Н. Е. Носова, А. К. Леонтьева и других ученых были исследованы вопросы становления новых форм государственного управления как в центре, так и на местах. Однако в советской историографии по существу нет научных трудов, посвященных проблемам государственного строя России второй половины XVI столетия, имеющих большое значение особенно в плане изучения политических предпосылок крестьянской войны в России начала XVII в. ¹ Одна из причин этого – разбросанность и малочисленность сохранившихся источников и скудость их опубликования.

В работах названных советских историков основное внимание уделено новым органам власти ². Однако следы старого управления, характерного для периода XIV – XV вв.. отчетливо видны в административном и судебном строе Московского государства середины XVI – XVII вв. В. О. Ключевский писал: . . . «московская дворцовая администрация XVI и XVII вв. довольно крепко держалась обычаев и форм удельного управления, из которого она развилась» ³. Он, видимо, преувеличил степень зависимости дворцового аппарата XVI – XVII вв. от форм и методов управления более ранней эпохи. Но основная посылка его тезиса – причудливое соединение старого и нового в правительственном порядке московской Руси XVI – XVII вв.. – на наш взгляд, верна.

Сказанным и определяется принцип подбора документов для настоящей публикации. Хронологически все публикуемые документы укладываются в рамки второй половины XVI – начала XVII в.. большинство из них (№ 2 – 5) вскрывает архаические черты в административных порядках России этого времени.

Грамота № 1 (или память) представляет интерес прежде всего как одно из крайне немногочисленных свидетельств существовавшего в то время порядка и документального оформления политического сыска. Несколько слов о дате «памяти». Кн. И. Бахтиаров-Ростовский – это Иван Федорович Бахтиаров, впервые упоминаемый в разрядах под 1553 годом ⁴. Воеводой в Васильгороде он был в 1571 г. ⁵. До этого, по крайней мере в 1565 и 1566 гг.. он был одним из воевод в Чебоксарах ⁶. Поэтому нижней границей даты документа будет 1571 г. На грамоте есть плохо различимая помета: «диак Никита Щелепин». В это время известен дьяк Никита Юрьев Щелепин, действовавший (по данным С. Б. Веселовского) в 1569 – 1594 гг. В начале 1572 г. он был взят Иваном Грозным из Новгорода в Москву ⁷. Поскольку имя кн. И. Ф. Бахтиарова после 1571 г. в разрядах не встречается, то дата публикуемого документа будет около 1571 – 1572 гг. ⁸. [97]

«Память» отражает второй этап политического дела. Невозможно сказать, что послужило поводом для его начала: то ли донос на кн. И. Ф. Бахтиарова, то ли упоминание его имени в каком-либо ином деле. Как бы то ни было, решение о его аресте было принято. Для его выполнения и был направлен в Васильгород сын боярский А. М. Колупаев. В его задачу входили арест кн. Ивана Федоровича в Васильгороде или в любом ином месте, «где его ни наедет», перепись всего движимого имущества воеводы, подвергшегося опале, и препровождение арестованного в Москву, причем Колупаеву предписывалось «держать великое береженье», чтоб князь Иван з дороги не утек и дурна над собою никоторого не учинил». Последнее было весьма уместно – подданным Ивана Грозного было хорошо известно обращение «жестокосердного царя» с опальными. Весьма показателен тот пункт наказа, в котором излагались инструкции об имуществе кн. Бахтиарова, которое должно было храниться «за печатьми и за сторожи». Поражает тщательная регламентация и перечисление всевозможных его «животов и статков» – тут и «золотая и серебряная казна», и жемчуг, и различные «образы», не забыты также платье и «наряд конский» (т. е. конское снаряжение), лошади, даже посуда и утварь («оловянное, и меденое, и деревеное») не были забыты рачительным царем ⁹. Не случайно Иван IV в последние годы своей жизни раздавал монастырям не только крупные денежные суммы за опальных, но и «всяческую рухлядь».

К сожалению, документ до нас дошел, видимо, неполностью: отсутствует заключительная часть, где должны были быть указаны учреждение и лица, к которым препровождался кн. Бахтиаров. Последнее было бы важным для установления того, какие правительственные органы в то время ведали политическим сыском, был ли он централизован или же осуществлялся приказами, которые управляли определенной территорией или судили определенный разряд лиц. Думаем, что последнее предположение более вероятно. Дьяк Никита Щелепин не был ни разрядным, ни казенным дьяком в эти годы, в Новгороде – до отправки в Москву – он ведал «земской» стороной. Полагаем, что в Москве он был в приказе Казанского дворца, который и управлял территорией Казанского края ¹⁰.

Эта опала на кн. Ивана Федоровича окончилась для него сравнительно благополучно: умер он своей смертью в 1587 г. ¹¹. Но и в источниках имя кн. Бахтиарова с момента его ареста больше не появлялось. Однако царский гнев на кн. Ивана не привел, как во многих других случаях, к опале всей его семьи. Братья Ивана Федоровича – Василий и Михаил – продолжали до самой смерти Ивана Грозного служить в казанских пригородах (в Свияжске и Чебоксарах) ¹², изредка получая почетные назначения в Нижний Новгород ¹³.

Любопытна личность А. М. Колупаева, которому было поручено произвести арест М. Ф. Бахтиарова. Это был неродовитый сын боярский (его имени нет ни в Тысячной книге, ни в Дворовой тетради), выполнявший, однако, на протяжении 1550 – 1570 гг. ряд сравнительно ответственных поручений. Так, в 1554 г. он возглавлял посошных [98] людей из 6 городов, строивших засеки на Туле ¹⁴, в 1573 г. – посылался из Разбойного приказа для расследования дела об убийстве и грабеже в коломенской вотчине боярина Никиты Романовича Юрьева-Захарьина ¹⁵. Какой-то его родственник в конце XVI в. был помещиком в Одоевском уезде, а в 1598 г. служил «засечным приказчиком» на Одоевской засеке ¹⁶.

Большой интерес для истории губного самоуправления во второй половине XVI в. представляет жалованная грамота белозерскому губному целовальнику Ширяйке Чернцову ¹⁷. До настоящего времени не существовало прямых свидетельств – где и как судились лица, стоявшие во главе органов губного самоуправления. По служебным проступкам и преступлениям и губные старосты и губные целовальники подлежали ведению Разбойного приказа (или же его непосредственной предшественнице – Боярской комиссии по разбойным делам), как то зафиксировано уже в первых уставных губных грамотах и в более поздних губных наказах ¹⁸. Судебный статус губных старост – детей боярских до 1549 г.. видимо, определялся индивидуально в каждом отдельном случае – наличием или отсутствием иммунитетных несудимых грамот. С 1549 г. их положение уже определялось содержанием «волчих» иммунитетных грамот, рассылавшихся поуездно и закрепивших сословно-юридическую привилегированность местного дворянства. О характере же положения в этом отношении губных целовальников, выбиравшихся из числа верхушки посадского населения или черного и дворцового крестьянства, до сих пор ничего определенного сказать было нельзя ¹⁹. Наша грамота дает недвусмысленный ответ на этот вопрос.

Как следует из названной грамоты, губной целовальник Ширяйка Чернцов не подлежал подсудности местных властей, а судился Разбойным приказом (у «бояр, которым приказаны татины и разбойные дела»). Любопытно, что статус Ширяйки распространялся на его семью – жену и детей, но только живущих с ним вместе. Сам формуляр несудимого раздела грамоты традиционен и достаточно архаичен. Но главное в данном случае – это архаичный принцип пожалования Чернцову, подобно практике иммунитетной политики в XV – первой половине XVI в.. общие принципы которой каждый раз реализовывались в личном пожаловании тому или иному феодалу. Трудно предполагать, что Ширяйка представлял какое-то особое исключение из всех бывших тогда на Руси губных целовальников. Наоборот, архаичность некоторых выражений грамоты, ее стандартность свидетельствуют об уже давно выработанном формуляре пожалований подобного рода. Иначе остается необъясненным упоминание в акте наместников, о существовании которых на Белоозере в 1570 – 1580-х гг. нет никаких документальных свидетельств. Формуляр подобных грамот был выработан скорее всего в 40 – 50-х гг. XVI в.. когда в местном управлении сосуществовали старые и новые органы власти ²⁰, причем образцом для них, вероятно, послужили несудимые грамоты для рядовых детей боярских. Если признать сказанное верным, то тогда из него следуют два вывода. Во-первых, нормы пожалования Ш. Чернцову были характерными и для других губных целовальников. И, во-вторых, этот общий для всех губных [99] целовальников статус определялся каждый раз особой личной грамотой, и, надо думать, только на время исполнения служебных функций. Личный характер пожалования и свидетельствует о наличии архаичных черт в новых органах власти.

Последние три документа посвящены передаче посада Гороховца «в путь» кравчему М. М. Салтыкову ²¹. «Путное» управление – часть дворцового ведомства, было широко распространено в XIII – XV вв. и достаточно детально изучено исследователями, как правило, по более поздним источникам ²². Однако в XVI – XVII вв. термин «путь» в системе дворцового управления и чинов приобрел уже во многом иное значение.

Надо сказать, что сам факт отдачи Гороховца «в путь» кравчим «с путем» уже был известен и по опубликованным источникам, и в литературе. Так, в реестре пожалований Сигизмунда III упоминается грамота кн. А. Ф. Масальскому о пожаловании его а кравчие «с путем» с передачей ему Гороховца ²³. В. О. Ключевский заметил, что «кравчим с путем обыкновенно давалась во владение дворцовая волость Гороховец» ²⁴. Последнее, как видим, неточно: отдавалась не волость (их в Гороховецком уезде в XVII в. насчитывалось по крайней мере три, причем около 1620 года две из них пошли в поместную раздачу ²⁵), а посад Гороховца. Ю. В. Готье указал, что в XVII в. Гороховец отдавался в частное владение – в 1646 г. боярину С. Л. Стрешневу (это ошибка – в 1646 – 1647 гг. С. Л. Стрешнев был еще кравчим «с путем» ²⁶) и в 1678 – кравчему кн. В. Ф. Одоевскому ²⁷. Наконец, С. Б. Веселовскому было известно об отдаче Гороховца М. М. Салтыкову ²⁸. Однако конкретный характер пожалования «в путь» Гороховца кравчим «с путем» оставался до сих пор неясным. Публикуемые акты весьма выразительно показывают значение этого пожалования.

«Люди» М. М. Салтыкова получили право сбора различных таможенных пошлин – тамги, мыта, перевоза. Кроме того, в распоряжение кравчего поступали кабацкие доходы, оброчные платежи «со всяких угодий», в том числе доходы с мельниц и рыбных ловель. Наконец, суд на посаде осуществлял тиун Салтыкова, а судебные пошлины, вполне понятно, шли в пользу тиуна и его господина. Таким образом, отдача Гороховца «в путь» кравчим «с путем» означала прежде всего передачу в их руки права сбора различных доходов. Судебные функции над посадскими людьми осуществлялись кравчими именно потому, что это было связано с получением денежных доходов в виде судебных пошлин.

Однако факт передачи посада Гороховца с его доходами М. М. Салтыкову вовсе не означал отдачу Гороховца под его полное управление. Документ № 3 ясно указывает на это: Ф. П. Секирин должен был город Гороховец «с его доходы» отказать людям М. М. Салтыкова, а «наши всякие дела, и городовые, и острожные ключи, и «наряд» передать «городским посадским старостам и целовальникам», «росписався с ними во всем». Таким образом, административные и военные функции не принадлежали кравчему или его представителям, а исполнялись приказными лицами (воеводами и осадными головами), присылаемыми из Москвы.

В связи с этим показателен и состав документации, оформлявшей пожалование Гороховца «в путь» кравчему М. М. Салтыкову. Это, с одной стороны, жалованная грамота последнему на «путь» в Гороховце (док. № 5), а с другой – две указные грамоты, реализовывавшие постановления этого пожалования и доводившие их до сведения местного населения, его выборных органов и местных назначаемых приказных лиц (док. № 3 – 4). Доходы с посадских людей Гороховца были, видимо, немалые. В 1623 г. [100] на посаде числилось 195 тяглых дворов (в них было 230 человек) и 34 безоброчных двора (в них было 34 бобыля) ²⁹.

Когда возникла практика передачи Гороховца «в путь» кравчим «с путем»? Издаваемые акты не дают возможности точно ответить на поставленный вопрос, хотя и указывают, что эта практика восходит ко второй половине XVI в. По распоряжению царя Гороховец передавался М. М. Салтыкову «со всеми доходы. . . как было за прежними крайними за князем Дмитрием Ивановичем Шуйским да за Александром Никитичем Романовым». Д. И. Шуйский был кравчим приблизительно с конца 1580 – начала 1581 г. и до конца 1586 г. ³⁰, когда его сменил А. Н. Романов, остававшийся кравчим до 3 сентября 1598 г.. то есть до момента пожалования его в бояре ³¹. В опубликованной разрядной книге 1475 – 1598 гг. ни кн. Д. И. Шуйский, ни А. Н. Романов не названы «кравчими с путем», так же, как нет упоминания об этом и в списке дворцовых чинов, опубликованном А. А. Зиминым ³². Однако, как видим, и тот и другой были именно кравчими «с путем», коль скоро им передавался Гороховец. После А. Н. Романова кравчим был И. И. Годунов (до 1 окт. 1602, когда его пожаловали в окольничие). В разрядной книге он значится как «кравчий с путем» ³³. Следовательно, в 1598 – 1602 гг. Гороховец находился в его распоряжении. Отдавался ли Гороховец «в путь» кравчим 70-х гг. – сказать трудно. Можно только отметить, что в 60-е гг. XVI в. Гороховец с уездом находился в уделе кн. М. Т. Черкасского, который никогда не был кравчим ³⁴. За неимением источников нельзя ответить и на вопрос, передавался ли кравчим «в путь» Гороховец (или иной какой город) в I половине XVI в. Думаем, однако, что практика отдачи Гороховца «в путь» кравчим древнее последней четверти XVI в. и восходит, видимо, к началу этого столетия ³⁵. Поэтому-то и легче было Ивану IV передать в удел кн. М. Т. Черкасскому именно Гороховец.

Добавим, что кравчие – сравнительно новый чин в придворной иерархии России. Возник он не ранее начала XVI в. Первым кравчим в списке, изданном А. А. Зиминым, указан Иван Юрьевич Сабуров, брат первой жены Василия III. В XIV – XV вв. кравчие ни при дворе московского великого князя, ни при дворах других великих княжений (Тверского, Рязанского) – неизвестны. Если верна наша мысль о том, что практика передачи «в путь» кравчему «с путем» тех или иных территорий относится уже к первой половине XVI в.. то тогда естественен следующий вывод: образование новых чинов и ведомств в дворцовом аппарате начала XVI в. сопровождалось распространением на них обычаев и форм традиционного для XIV – XV вв. «путного» управления. В [101] дальнейшем эволюция «пути» кравчего заключалась, по-видимому, в сокращении его административных функций в отношении подведомственного ему населения, но с сохранением права сбора с него разнообразных доходов.

Грамоты публикуются в соответствии с правилами издания документов XVI – XVII вв. Пунктуация наша, восстанавливаемый по смыслу текст заключен в квадратные скобки.

Публикацию подготовил В. Д. Назаров.

Около 1571 – 1572 г. – Память А. М. Колупаеву об аресте и препровождении в Москву кн. Бахтиарова-Ростовского

Память Андрею Михайлову сы[ну Колупаеву]. Царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии велел ему ехати в Васильгород, а приехав в Васильгород взяти ему воеводу князя Ивана Бахтеярова Ростовского и велети ему ехати с собою вместе. И того беречи накрепко, чтоб князь Иван з дороги не утек и дурна над собою никоторого не учинил, и береженье к нему держати великое по сей наказной памяти. А будет князя Ивана в Васильгороде не застанут, и где его скажут, и ему и там ехати за князем Иваном. Да где его наедут или на дороге встретит, и ему, князя Ивана взяв потому ж, велети ехати с собою вместе наспех. А живот князя Иванов, казну, золотое, и жемчюжное, и серебряное, и деньги, и золотые, и образы золотые с мощми, и образы окладные и неокладные, и платье, и всякая его рухлядь, и седла, и наряд конской, и оловяное, и меденое, и деревеное, и лошади, и всякий живот переписати на список подлинно, порознь и запечатати, и приказати беречи в Василегороде городовому приказщику Несвитаю Василеву, и сторожей велети учинити. А лошадей приказати кормити и беречи потому ж приказщику городовому и посадцким людем до государева указу. Да тот переписной список привезти ему к Москве с собою ж вместе. А будет Ондрей Колупаев князя Ивана в котором городе встретит – и Ондрею тот князь Иванов живот за своею печатью в том городе приказати беречи приказным людем, хто в том городе приказные люди, и целовальником. А кому князь Иванов, живот в котором городе прикажет – и Ондрею имена тем людем переписати ж, а тот живот велети поставити в крепком месте для береженья, и от огня б где было потому ж стояти безстрашно князь Иванову животу.

На обороте по склейкам: диак Никита Щелепин (фамилия дьяка проставлена на лицевой стороне текста).

ЦГАДА, ф. 135, приложение, рубр. 3, № 29, л. л. 1 – 3.
Подлинник или современный список.

№ 2

1580 г. 21 августа. – Жалованная несудимая, проезжая и заповедная грамота Ивана IV белозерскому губному целовальнику Ширяйке Иванову сыну Чернцову и членам его семьи

Се яз, царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии, пожалова[л] есми Ширяйка [И]ванова сына Черньцова, велел ему быти на Белеозере на посаде и в Белозерском [уе]з[де] у т[атины]х [и у ра]з[бойны]х дел в г[у]бных целовальниках. (И на]ши намесницы, и волостели, и их тиуны того губного целовальника, и его жены, н его дете[й], которые дети с [ним] живут, а не в розделе, не судет ни в чем, опричь душегубства, татьбы и розбоя с поличным. И наши неделыцики, и их племянники, ездоки, на того губного целовальника, и на его жену, и на де[т]ей сроков не наметывают. А которай недельщик или е[во] [племян]ник ездок на того губного целовальника, и на его жену, и на детей срок накинет – и яз им по тем сроком к Москве к ответу ездити не велел. А хто на них по тем сроком возьмет безсудн[у]ю, и та бе[з]судная [не] в [бе]зсудную. А кому будет на том губном целовальнике, и на его жене, и на детех чего искать – ина их сужю яз, царь и великий князь, или мое бояре, которым приказаны татины и разбойные дела. Та[к] же есми пожаловал того губного целовальника Ширяйка Иванова – наши ратные воеводы, князи и дети боярския, и посланники, и пушкари во дворе у него не ставятца и кормов своих и коньских у него не емлют. А лучи[т]ча тому губному целовальнику Ширяйку Иванову ехати к Москве или в ыные городы, в станы и в волости для татиных и розбойных дел, а без товару – и гонцы наши по дорогом, и ямщики по ямом подвод и проводников не емлют, и наши мытчики, и по реком перевозщики мыта и перевозу не емлют жа, по сей нашей грамоте. Писан на Москве, лета 7088-го, августа 21 день.

На обор. вверху: царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии.

Архив ЛОИИ, собр. Н. П. Лихачева, карт. № 33, № 16.
Ветхий подлинник, с красной восковой печатью. [102]

1614 г.. апреля 4. – Указная грамота царя Михаила Федоровича на Гороховец Ф. П. Секерину об отдаче Гороховца «в путь» кравчему Мих. Мих. Салтыкову

От царя и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии в Гороховец Федору Петровичю Секерину. Пожаловали есмя крайчего нашего Михаила Михайловича Салтыкова городом Гороховцом в путь с тамгою, и с кабаком, *и с мыты, и с перевозы, и с мельницами, и рыбными ловлями* (Текст вписан над строкой), и со всеми крайчего пути доходы, как было за прежними крайчими *за князем Дмитреем Ивановичем Шуйским да за Олександром Никитичем Романовым* (Текст вписан над строкой). И как к тебе ся наша грамота придет, и ты город Гороховец с тамгою, и с кабаком, и со всеми крайчего пути доходы отказал крайчего нашего Михаила Михайловича Салтыкова людем, кого он с сею нашею грамотою пришлет. А наши всякие дела, и городовые, и острожные ключи, и наряд отказал городским посадцким старостам и целовальником, и в том во всем с ними росписався (Далее в тексте зачеркнуто: «а расписався»), – ехал к нам к Москве, и явился в Ноугородцкой чети диаком нашим.

Писана на Москве, лета 7122-го апреля в 4 день.

На обор. листа помета: В Гороховец Федору Петровичю Секерину.

ЦГАДА, ф. ПДСЛ, оп. 1, 1614 г.. № 8, л. 22.
Черновик подлинника.

1614 г.. апреля 4. – Указная грамота царя Михаила Федоровича на Гороховец посадским старостам и целовальникам об отдаче Гороховца «в путь» кравчему Мих. Мих. Салтыкову

От царя и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии в Гороховец посадцким старостам и целовальником, и всем посадцким людем. Пожаловали есмя крайчего нашего Михаила Михайловича Салтыкова городом Гороховцом в путь со всеми крайчего пути доходы, и с тамгою, с кабаком, *и с мыты, и с перевозы, и с мельницами и с рыбными ловлями и со всякими угодьи* (Текст вписан над строкой), как было за прежними крайчими, *за князем Дмитреем Ивановичем Шуйским, да за Олександром Никитичем Романовым* (Текст вписан над строкой). И как к вам ся наша грамота придет, а крайчей наш Михайло Михайлович Салтыков *с сею нашею грамотою* (Текст вписан над строкой) людей своих в Гороховец пришлет (Далее в тексте зачеркнуто «С сею нашею грамотою»), и вы б крайчего нашего Михаила Михайловича тех его людей слушели и крайчего *нашего* (Текст вписан над строкой) всякие доходы платили, как было за прежними крайчими.

Писана на Москве, лета 7122-го, апреля в 4 день.

На обор.. вверху помета: Царь и великий князь Михаил Федорович всеа Русии.

ЦГАДА, ф. ПДСЛ, оп. 1, 1614 г.. № 8, л. 23.
Черновик подлинника.

1614 г.. апреля 4. – Жалованная грамота царя Михаила Федоровича кравчему М. М. Салтыкову с передачей ему «в путь» Гороховца

Божиею милостью мы, великий государь царь и великий князь Михайло Федоровичь всеа Руси *самодержец* (Текст вписан над строкой). Пожаловали есми крайчего нашего Михаила Михайловича Салтыкова городом Гороховцом в путь с тамгою и с кабаком, и с перевозы, и с рыбными ловлями и с мельницами, и со всякими угодьи, как было за прежними крайчими, *за князем Дмитреем Ивановичем Шуйским, да за Олександром Никитичем Романовым* (Текст вписан над строкой). И крайчему *нашему* (В тексте две последние буквы написаны по исправленному). Михаилу Михайловичю (Последняя буква написана по исправленному. Далее в тексте зачеркнуто: «людей его Салтыкову») в Гороховце на посаде тамгу, и кабак, и мыт, и перевозы, и со всяких угодей оброки, и всякие крайчего пути доходы велеть збирати на себя, *как было за прежними крайчими, за князем Дмитреем да Олександром* (Текст вписан над строкой). И судит гороховлян посадцких людей и *все ведает* (Текст вписан над строкой), и судные пошлины збирает крайчего нашего Михаила Михайловича тиун по доходному списку, как сбирали на прежних крайчих.

Дана ся наша царьская жалованная грамота на Москве за нашею красною печатью, лета 7122-го, апреля 4 день.

ЦГАДА, ф. ПДСЛ, оп. 1, 1614 г.. № 8, л. 24

Комментарии

1. Только в книге П. А. Садикова «Очерки по истории опричнины» (М. – Л.. 1950) есть разделы, посвященные послеопричной истории приказа Большого Прихода и приказов-четей.

2. Это уже отмечал и Б. Н. Флоря (см. его статью «О некоторых источниках по истории местного управления в России XVI в. », «Археографический ежегодник за 1962 г. ». М.. 1963, стр. 92).

3. В. О. Ключевский. Боярская дума древней Руси. Пг.. 1919, стр. 106.

4. Разрядная книга 1475 – 1598 гг. М.. 1966, стр. 142 (далее: Разр. кн.)

5. Разр. кн.. стр. 241.

6. Там же, стр. 213, 214; Р. Г. Скрынников. Начало опричнины. Л.. 1966, стр. 295, прим. 5.

7. С. Б. Веселовский. Исследования по истории опричнины. М.. 1963, стр. 473; П. А. Садиков. Указ. соч.. стр. 376, прим. 1.

8. В 1575 г. в Васильгороде был уже другой воевода – кн. А. П. Ромодановский (см. Разр. кн.. стр. 256).

9. Этот пункт «памяти» дает косвенное основание для отрицания вывода Р. Г. Скрынникова о том, что у лиц, направленных в 7073 г. «на житье» в Казанский край (к числу их относился и кн. И. Ф. Бахтиаров с двумя братьями) конфисковывалось все движимое (наряду с недвижимым) имущество (см. Р. Г. Скрынников. Указ. соч.. стр. 285). Трудно допустить, чтобы кн. Иван успел за 6 – 7 лет жизни на окраине государства вновь обрести значительную движимую собственность, тем более, что размеры поместий поселенцев были очень невелики. Добавим к тому же, что дворы в Казани сосланные покупали за свои деньги (см. там же, стр. 280, прим. 2).

10. Косвенным подтверждением этому служит следующее обстоятельство – в Новгороде Щелепина сменил дьяк Ив. Д. Собакин, который в 1575 г. был уже в Москве, и именно в приказе Казанского дворца (см. П. А. Садиков. Указ. соч.. стр. 376, прим. I).

11. С. Б. Веселовский. Указ. соч, стр. 434.

12. Разр. кн.. стр. 256, 271, 273, 291, 300, 340.

13. М. Ф. Бахтиаров был воеводой в Нижнем Новгороде в 1578 – 1579 гг. (см. Разр. кн.. стр. 291, 300).

14. ЦГАДА, ф. 135, приложение, рубр. 3, № 24.

15. Исторический архив, т. III. М. -Л.. 1940, стр. 267 – 270, № 60, 61.

16. А. Юшков. Акты XIII – XVII вв.. представленные в Разрядный приказ представителями служилых фамилий после отмены местничества. М.. 1898, стр. 242 – 243, № 230; Разр. кн.. стр. 526.

17. Грамота упомянута С. М. Каштановым во второй части его «Хронологического перечня иммунитетных грамот XVI в. » (см. «Археографический ежегодник за 1960 г. ». М.. 1962, стр. 193, № 1085).

18. Памятники русского права, в. IV. М.. 1956, стр. 178,185 (далее: ПРП).

19. По некоторым служебным преступлениям в 50-е гг. губные целовальники судились и наказывались губными старостами. – ПРП, в. IV, стр. 363.

20. На то, что формуляр подобных грамот был выработан, возможно, в 40-е гг.. указывает и наименование центрального ведомства по разбойным делам – «бояре, которым приказаны татины и разбойные дела». Это показательно для самых ранних губных уставных грамот. С середины 50-х гг. в подобных случаях говорилось параллельно о «губной избе», «разбойной избе» и т. д.

21. На эти грамоты наше внимание любезно обратил Г. Н. Анпилогов.

22. В. О. Ключевский. Указ. соч.. стр. 98 – 107.

23. Собрание государственных грамот и договоров, ч. II. М. 1819, стр. 480 – 481; Акты, относящиеся к истории западной России, т. IV. СПб.. 1851, стр. 393.

24. В. О. Ключевский. Указ. соч.. стр. 534.

25. Ю. В. Готье. Замосковный край в XVII в. М.. б/г, стр. 322.

26. С. К. Богоявленский. Приказные судьи XVII в. М. -Л.. 1946, стр. 156.

27. Ю. В. Готье. Указ. соч.. стр. 559 – 560.

28. С. Б. Веселовский. Сошное письмо, т. II. М.. 1916, стр. 203. Публикуемые акты не были использованы С. Б. Веселовским в напечатанных его работах.

29. С. Б. Веселовский. Указ. соч.. стр. 278, 648.

30. По списку дворцовых чинов кн. Д. И. Шуйский сменил на посту кравчего Б. Ф. Годунова (см. А. А. Зимин. О составе дворцовых учреждений Русского государства конца XV и XVI в. «Исторические записки», т. 63. М.. 1958, стр. 204). Б. Ф. Годунов впервые упомянут как боярин в сентябре 1580 г. (см. А. А. Зимин. Состав Боярской думы в XV – XVI вв. «Археографический ежегодник за 1957 г. ». М.. 1958, стр. 78). Д. И. Шуйский упомянут в разрядах в качестве кравчего в феврале и осенью 1585 г. (см. Разр. кн.. стр. 360, 364).

31. А. Н. Романов впервые как кравчий упомянут в разряде в декабре 1586 г, (см. Разр. кн.. стр. 379). Кравчим он называется также в 1589 г. и весной 1598 г, (см. там же, стр. 413, 521). С 3/IX. 1598 г. – боярин (РО ГПБ. Эрмитажное собр.. № 390, л. 894).

32. Разр. кн.. стр. 360, 364, 379, 413, 521; А. А. Зимин. Состав дворцовых учреждений Русского государства, стр. 204.

33. Синбирский сборник. М.. 1844, стр. 151.

34. В. Д. Назаров. Из истории аграрной политики царизма в XVI в. «Советские архивы», 1968, № 3, стр. 109 – 110, 110 – 111. М. Т. Черкасский владел Гороховцом до мая 1571 г.. когда он или был казнен Иваном IV, или погиб.

35. То, что список дворцовых чинов, опубликованный А. А. Зиминым, не указывает для первой половины XVI в. кравчих «с путем», не может служить доказательством противоположной мысли. В нем вообще за XVI – XVII вв. единственным кравчим «с путем» показан кн. В. Ф. Одоевский, хотя, как видим, ими были и кн. Д. И. Шуйский, А. Н. Романов, И. И. Годунов, М. М. Салтыков и С. Л. Стрешнев.

Текст воспроизведен по изданию: Из истории государственного аппарата России в конце XVI – начале XVII в. // Советские архивы, № 2. 1969