|
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Грамоты и "Обидный список" полоцкого воеводы кн. А.И. Ногтева-Суздальского 1571 —1572 гг. Публикуемые шесть документов являются видимо составными частями единого комплекса материалов, отложившихся в канцелярии кн. М.Ю. Радзивилла Рыжего, занимавшего в начале 70-х годов XVI в. два ключевых поста среди сановников Великого княжества Литовского - воеводы виленского и канцлера, а позднее ставшего также и великим гетманом 1. Адресат определяется по тексту документа № 1, являющегося фрагментом грамоты полоцкого воеводы (которым тогда был А. И. Ногтев-Суздальский) с жалобой на витебского воеводу С. М. Паца 2; более высокой инстанцией мог быть в данном случае только канцлер, т.е. кн. Миколай Юрьевич Рыжий. Документ № 2, условно именуемый нами «Обидный список» 3, является явным приложением к первому; документы №3-6 - списки грамот кн. А.И. Ногтева-Суздальского воеводе С. М. Пацу 1572 г. 4 тематически близкие к № 1 и 2 - возможно были сняты для канцлера, затребовавшего в связи с этим конфликтом и другие документы по тому же вопросу из Витебска. Стоит обратить внимание, что согласно оборотным пометам 5 из 6 издаваемых нами документов (№ 1, 3-6) составляли один комплекс в Радзивилловском архиве как единицы № 13, 16, 17, 24 и 29 того же самого дела («Fasc[ikul] 4 Publicznych»). Причина появления этих внешнеполитических документов в частном магнатском архиве заключается в той роли, которую играли в XVI в. представители рода Радзивиллов; достаточно вспомнить, что четыре Радзивилла занимали только должность литовского канцлера, находясь во главе внешней политики Великого княжества Литовского в общей сложности [12] полвека 5. То, что в Радзивилловском архиве откладывались государственные документы XVI-XVII вв. не раз отмечалось в историографии 6. Подобным же образом откладывались документы (но уже Короны) и в родовом архиве Замойских, поскольку два представителя этой семьи - Ян и Томаш - в последней трети XVI и 1-й пол. XVII в. занимали подканцлерский и канцлерский посты в общей сложности около 40 лет 7. Все эти документы, как и публикуемый в данном сборнике «торопецкий столбец» (см. часть III данного издания) практически не привлекали внимания исследователей 8, однако несомнено их важное значение для исследования русско-польских взаимоотношений во второй половине XVI в. Фрагмент грамоты полоцкого воеводы кн. А. И. Ногтева-Суздальского литовскому канцлеру (№ 1) содержит перечисление пограничных конфликтов и «зачепок» - в основном разбойных нападений с литовской стороны на российских подданных, а также требование к литовской администрации принять меры; к нему был видимо приложен «Обидный список» - подробный реестр людских и материальных потерь, собранный от пострадавших (№ 2). Первый документ имеет вид типичной дипломатической грамоты XVI в., написан в лист (сохранились лишь 4 листа без начала и конца); второй - в виде делопроизводственного столбца XVI в. из 38 склеек (не расклеен). От «Обидного списка» сохранилась видимо вторая половина; последний лист имеет явный вид конца документа - фраза завершена, на остальной (около 50%) части листа текста нет, нет и следов подклейки следующего. Грамота сохранилась видимо куском середины; большая часть её текста (лл. 1-3, отчасти л. 4) совпадают по содержанию с лл. 15-32 «Обидного списка». Правда, это всего 6 случаев, тогда же как 10 случаев не совпадает (см. табл.), но это в основном более кратко описанные конфликты. [13] Порядок событий в двух документах
Судя по всему, порядок перечисления событий в обоих документах не был одинаков; может быть, не все пострадавшие успели к моменту его подачи официально предъявить денежные претензии, или если русский пограничный воевода, как например Б. Ю. Сабуров, устраивал «ответный» наезд. В грамоте описываются события с 28 февраля по 2 июля 1571 г. 9, с указанием на источники информации - в основном отписки пограничных воевод полоцких «пригородов» полоцкому воеводе. Часть информации дается без указания на источник; это преимущественно происшествия с жителями Полоцка - архиепископскими детьми боярскими и т.д. В «Обидном списке» же случаи не датированы, зато приводятся подробные реестры имущественных и людских потерь и их денежные эквиваленты; о самих же событиях лишь упоминается. «Обидные списки» - источники, хорошо известные в историографии. В посольских книгах по сношениям России с Польшей ( РГАДА, Ф. 79) сохранился ряд подобных документов, но несколько более позднего времени (с 1580-х гг) 10. В данном документе в основном идет речь о наездах на поселения и дорожных грабежах. Разбойные отряды состояли, видимо, из городовых казаков Витебска, Дрисы, Десны и прочих мелких служилых людей, вынужденно бездействовавших во время перемирия. Они были относительно многочисленны и хорошо организованы; возглавлялись своими начальниками периода военных действий. В противном случае трудно представить себе разгром русского отряда (обычно сопровождавшего обоз) из 20-50 вооруженных казаков или стрельцов. Например, стрелецкий отряд Д. Уварова потерял 11 человек убитых и 15 пищалей. Сильно страдало сельское население - его убивали, угоняли в плен, забирали скот и лошадей (иногда прямо с пашни), вымучивали пытками деньги. Иногда в плен забирали, видимо в расчёте на выкуп, богатых и знатных дворян (например, О. М. Клокачова, И. Ознобишина, кн. Василия Ростовского). Нападали даже на служилых и посошных людей, посланных на исправление дорог и мостов для проезда литовского посольства (см. № 6). С другой стороны, в части документов (грамоты кн. А.И. [16] Ногтева-Суздальского С. М. Пацу - № 3-6) содержатся интересные сведения о хлебной торговле в этом регионе: русский воевода требует, чтобы с купцов - царских подданных не брали пошлин и не чинили им препятствий согласно договору (в противном случае угрожает соответственными санкциями против витебских торговцев), что свидетельствует об интенсивных торговых отношениях во время относительно недавно заключенного перемирия (22 июня 1570 г.). Благодаря упоминанию пострадавших и информаторов уточняется личный состав администрации (светской и церковной) данного региона. Так, известны теперь воеводы следующих городов: Красный - Б. Ю. Сабуров 11, Кречет - А. Т. Чоглоков, Козяны - Л. А. Хрипунов 12, Копье - Р. Г. Плещеев 13, Невель - Б. И. Слизнев 14, Нещерда - Ф. В. Шереметев, И. Ф. Игнатьев 15, Ситна - С. Ф. Колычов 16, Сокол - кн. И.Д. Щепин-Ростовский 17, Туровля - кн. Ю. И. Лобанов-Ростовский 18. Ограбленный Постник Рябинин был в 1577 г. назначен воеводой в Туровлю 19. Согласно данным публикуемых источников, в состав Полоцкого архиерейского дома входили: архиепископ Антоний, протопоп Софийского собора Марк, протодьякон Влас, поддьяк Иван Олферьев, подвойский И.Михайлов; известны также имена 9 владычных детей боярских. Данные материалы позволяют также частично реконструировать состав военных сил Великого княжества Литовского на этом беспокойном участке границы, в том числе гарнизонов Витебска и Дрисы. Жалобы русской администрации отмечают активность продолжающейся на русско-литовском пограничье «малой войны» вопреки заключенному Иваном IV и Сигизмундом II Августом трехлетнему перемирию. Несмотря на относящиеся именно к спорному полоцкому участку границы предписания пограничным властям «не воевати ни зацепляти ничем» и «полоцких пригородов промеж описанных рубежей в тое з обу сторон до урочных [17] лет не вступатися» 20. Данные документы свидетельствуют одновременно о стремлении следовать букве договора, регулирующего порядок разрешения пограничных инцидентов: «А в те перемирные лета какова учинитца обида меж наших князей и людей в землях и в водех и в иных каких обидных делех, и наши князи и наместники и волостели украинные, сослався, обидным делом всяким управу вчинити на обе стороны» 21. Полоцкий воевода, очевидно, неудовлетворенный реакцией на свои демарши своего витебского коллеги, вынужден был видимо аппелировать в высшую инстанцию - к канцлеру, понимая, что тот вряд ли будет заинтересован в углублении конфликта с возможным привлечением назначеных монархами с обеих сторон комиссий 22. В свете указанных грамот за апрель-июнь 1572 г. становится ясно, что ратификация московского «перемирного» договора в мае 1571 г. осуществленная Сигизмундом II Августом в присутствии царских послов кн. Т. Ф. Мещерского с товарищи, особенно способствовала урегулированию положения на полоцком рубеже. К сожалению, в известных доселе бумагах С. М. Паца не имеется иных подобных документов 23. Материалы эти не дают основания предположить, что события выливались в значительные военные операции; набеги как правило носили характер разведывательный («да посылал с Улы ротмистр Рочковской для языков и добычи») и терроризирующий, дабы не допускать оседания царских подданных на спорных территориях, а так же грабительский, поскольку иным путем литовским военачальникам не удалось бы обеспечить своих не получающих регулярного жалования [18] подчиненных 24. Однако в иных случаях литовская администрация сурово наказывала за грабеж и выражала готовность к полному удовлетворению потерпевших с российской стороны, возможно, правда, в связи со скандальным фактом ограбления подчинённых высокого церковного иерарха 25. Правда, и в данном случае далее обещаний дело за целый год не продвинулось, о чем кн. А.И. Ногтев напоминал С. Пацу в своей грамоте от 30 апреля 1572 г. (см. № 3). Добавим, что сведения о ротмистрах Рачковском и Соколинском, находившихся на Уле и Вороноче, как и о М. Курче в Витебске, позволяют сделать вывод об определенной стабильности военно-административных кадров на витебско-полоцком пограничье. Рачковский оставался в этом районе ротмистром и в царствование Стефана Батория, Курч занимал пост войского витебского с 1570 по 1585 г., а с 1581 г. стал и старостой ульским 26. Соколинский же идентифицируется как кн. Павел Юрьевич Друцкий-Соколинский (ум. ок. 1575), с 1569 г. - [19] витебский подкоморий; служил на этом пограничье по крайней мере с 1561 г. 27 Особый интерес по нашему мнению представляют перечни имущества потерпевших - ценный источник для изучения материальной культуры различных социальных групп русского общества XVI в. Например, дворянин Иван Ознобишин был одет в суконную серую ферязь, камчатный кафтан, ехал в панцыре, на карем коне, с саблей и саадаком; двое его боевых холопов -один в лазоревой суконной однорядке и кафтане черленого английского сукна, на буром коне, другой - в зелёной новой ферязи и желтом кафтане на игренем (светло-рыжем) коне; оба были с саадаками и саблями, но однако погибли, не отстояв барина и его добро. Сам Ознобишин - которого тоже взяли, видимо как ценную добычу - оценивал потери в 42 рубля (видимо, со стоимостью холопов). Не столь ценна была добыча от стрельцов и казаков - лошади, оружие (ручницы), кафтаны; так с 4 убитых полоцких стрельцов сняты были кафтаны чёрного английского сукна - вероятно, униформа отряда. Не брезговали разбойники и посошными людьми - крестьянами, присылавшимися на обозные и строительные работы: забирали сермяги, лошадей, телеги. Много больше потерял дворянин П. Г. Рябинин - холопы везли ему прямо из поместья целый обоз. Один из слуг был убит, а грабителям досталось 30 рублей денег и чемодан с платьем - причем Рябинин видимо был щеголем: имел однорядку белого итальянского сукна с золотыми и серебряными вышивками по шёлковой аппликации, с алыми шёлковыми завязками и золотыми кистями, стёганый зелёный тафтяной терлик с вишневыми шелковыми кляпышами - пуговицами, тёмно-красный (червчатый) охабень с 15 серебряными пуговицами и др.; вышиты были у него даже «порты». Грабители взяли у него и припасы - 3 пуда коровьего масла, 9 голов сыра, 200 яиц, по 2 четверти овсяной и гречневой крупы, 4 четверти пшеничной муки, 1 четверть толокна, 12 ведер «горячего вина» (водки) - всего он потерял на 130 рублей. Легко по этим перечням представить себе гардероб и снаряжение служилого человека как среднего, так и сравнительно высокого ранга, с которым он ехал на службу. Люди воеводы гор. Кречета А. Т. Чоглокова вели ему 5 лошадей, два комплекта - панцыри с железными шапками, нарядную голубую однорядку с серебряными пуговицами, две теплых ферязи - на куньем и заячьем меху, два кафтана - бархатный и на беличьем меху, три вышитых рубашки и трое портов, постель с тремя подушками, «поваренную рухлядь» - по двое котлов и сковород, два [20] «става» (комплекта) блюд, оловянных и медных, серебряную чарку. Вместе с имуществом слуг всё оценивалось в 115 рублей. С богатого архиепископского дворянина Петра Бегичева сняли серебряный крест с жемчугами, шёлковый кушак с двумя ножами, золотую перевязочку, серую однорядку с белыми шёлковыми завязками (в дальнейшем, когда награбленное продавалось в Витебске, она приглянулась витебскому хорунжему, оставившему ее себе), зенденинный кафтан с коралловыми пуговицами в серебряной золоченой оправе, рубашку с ожерельем на 5 золотых пуговиц с жемчугами. Бегичев вёз вообще много одежды - 5 шапок, причём 2 горлатных, 4 охабня разных цветов, 5 кафтанов; среди его однорядок одна была «дымчата с-ыскрою лундыш», т.е. лондонского сукна. Потери торговых людей или перевозивших их товары лиц свидетельствуют, как и вышеупомянутые сведения о хлебной торговле, о характере торговых отношений. Часть товара возможно предназначали для войск: новоторжские торговцы везли, например, 100 бараньих шуб, 300 рукавиц, 30 ферезей на мерлушке, 12 кафтанов, 10 однорядок; но Ф. Калюхов с товарищи везли помимо 200 пар сапогов и рукавиц - 30 женских шелковых шапок, что свидетельствует о достаточно широкой торговле готовым платьем; основным же товаром были меха - так, вышеупомянутый Ф. Калюхов с товарищи потеряли 400 куниц, 120 бобров и 700 белок, П.Бегичев - 400 куниц и 1000 белок, новоторжцы - 5000 белок. Среди других товаров находились разные сукна, сермяга, холсты, сусальное золото для икон, мотки золотых и цветных шелковых нитей, юфть, мыло, цветные камни. Любопытно, что пострадавшие, потерявшие «ценные бумаги», так же предъявляют финансовые претензии в их стоимости - владычные дети боярские Г. Хворощин, С. Микифоров и Ю. Дичков везли в своих «путных сумках» кабалы и поручные записи на определенные суммы (а Г. Хворощин - и часть своего архива, например тарханную грамоту его родственника). Меньше встречается предметов культового характера; часть архиепископских вещей вёз П.Бегичев, в т.ч. иконы Богородицы и cв. Прасковии в серебряных окладах, два креста с жемчугом; Аф. Иванов лишился двух дорогих вещей - резных из южного дерева «синолой» креста в серебре и иконы - так же св. Прасковии в серебряном с финифтью золоченом окладе, и серебряного «на булатное дело» креста; Д. Чюлков вёз книгу «Правила св. отец» в полдесть. Все перечисленные так же - архиепископские дети боярские. Крестов в перечнях пограбленного больше не встречается - или тогда еще не распространился обычай носить нательные кресты из драгоценных металлов, или грабители щадили религиозные чувства своих жертв. [21] Ввод в научный оборот данного источника позволит, на наш взгляд, уточнить представления о быте русского человека XVI в.; материалы подобного рода весьма немногочисленны, причем либо относятся к дворцовому обиходу, либо к черному духовенству (монастырские описи), либо являются духовными грамотами. Поэтому ценность данного источника - в его «синхронности» событиям и показе среднего и мелкого служилого человека, подьячего, стрельца, казака, крестьянина 1571 г. в окружении его «вещного мира». Документы хранятся в Главном архиве древних актов в Варшаве (AGAD). № 1 - грамота [полоцкого воеводы кн. А.И. Ногтева-Суздальского к литовскому канцлеру М. Ю. Радзивиллу] 1571 г., б/н, б/к (AGAD, AR II, Suppl. № 39 (la) - представляет собой беловик на 4 листах-склейках (расклеен) стандартного формата «в лист», в виде обычных дипломатических грамот XVI в. Почерк один, скоропись XVI в., несколько округлая, чернила светло-коричневые. Каждая «статья» выделяется укрупнением и утолщением заглавной буквы «Д», так же выделены в тексте цифры (даты). Нумерация листов XX в., карандаш; справа вверху на полях штамп «AGAD. Warszawa»; на л. 1об. чернилами сигнатура XVIII в. архива кн. Радзивиллов: «N. 24 Fasc. 4 Publicznych». Сохранность хорошая, л.1 реставрирован двумя подклейками сзади. На л. 2 пятно капли красного воска (возможно от печати). На всех листах имеются прорези для запечатания свитка с помощью бумажной ленточки. Филигрань – «перчатка» (сходная с Лихачев, № 1671, 1553 г.; № 2715, 1560 г.). Приложение - копия начала XIX в. польскими буквами, но не полного текста и в неверном порядке (лл. 3, 4, 2). Документ № 2 – «Обидный список» 1571 г. (б/н) - AGAD, Zbiyr dokumentyw pergaminowych, №6367, л. 1-38 - столбец на 38 склейках, скреп нет, хранится в виде рулона в специальном футляре; беловик, почерк один, скоропись XVI в., чернила светлокоричневые. Каждая «статья» выделяется абзацами; на некоторых листах имеется правка отдельных букв или слогов (в основном по смытому). Нумерация листов XX в., карандаш; сохранность хорошая, лл. 1, 2 - ветхи, потрёпаны, явно играли роль обложки; на лл. 2, 22 - дырки, без утрат текста. На всех листах прорези для запечатания свитка; на лл. 14 об., 15-15 об. и др. пятна от желтоватой воско-мастичной печати, на л. 16 об. -чернильные пятна. На лл. 1 об. и 38 об. карандашный современный «№ 6367». Филигрань – «кувшинчик» (сходен с Брике, № 12758, 1585-1590 гг.; Лихачев, № 2887, ок. 1575 г.) Документы № 3-6 - копии русских грамот, снятые вероятно в канцелярии С. Паца или уже у канцлера. Почерк один, очень чёткий, [22] типичный для литовской великокняжеской канцелярии; текст скопирован очень грамотно, с некоторыми белорусизмами («господар» вместо «государь», иногда «а» вместо «я»). Нумерация XX в., листы стандартного «книжного» формата (29 х 20 см). Филиграни: № 3 и 4 - щит с гербом (похоже «Тeра Podkowa»; № 5 – «кабан» (сходен с Лихачев, № 3339 -1576 г.); № 6 - гербовый щит с лилией (герб «Gozdawa» ?), сходный не обнаружен. На всех листах штамп «AGAD. Warszawa». Тексты публикуются по современным правилам с сохранением отдельных специфических особенностей правописания писца (написание предлога «сь» перед словом, начинающимся с гласной напр. «сь епанчой», частое употребление «о» вместо «а». Подготовили к печати И. Граля, Ю.М. Эскин Комментарии 1 См. Urzednicy centralni i dostojnicy Wielkiego Ksiestwa Litewskiego XIV-XVIII w. Spisy. Oprac. H. Lulewicz, A. Rachuba, Kornik 1994, nr 134, 217; Lulewicz H. Radziwill Mikolaj zw. Rudym //PSB. T. 30. 1987. Z. 125. S. 321.2 AGAD, Archiwum Radziwillow, Dzial II (далее - AR II), Suppl. № 39 (la). 3 AGAD, Zbior dokument6w pergaminowych, № 6367 (в Коллекцию пергаменных документов столбец попал видимо случайно, ввиду своего необычного для польского делопроизводства внешнего вида - свитка). 4 AGAD, AR II, № 76, 77, 79. 5 Urzednicy, № 212, 213, 216, 217. 6 Jakubowski J. Archiwum pansrwowe W. X. Litewskiego i jego losy // Archeion. T. 9, 1931. S. 4-7; Grimsted P.K., Sulkowska-Kurasiowa I. The "Lithuanian Metrica" in Moscow and Warsaw: Reconstructing the Archives of Grand Duchy of Lithuania. Including an Annotated Edition of the Inventory compiled by Stanislaw Ptaszycki. Cambridge Mass. 1984; Mikulski W. Dokumenty z Archiwum Wielkiego Ksiestwa Litewskiego w Archiwum Warszawskim Radziwillow // Miscellanea historico-archivistica. T. VII. Warszawa l977.S. 78-83. 7 Urzednicy centralni i nadworni Polski XIV-XVIII w. Spisy. Pod red. A. Gajsiorowskiego. Kornik 1992, № 213,221,644,658; Zielinska T. Zbiory archiwaIne ordynatow Zamoyskich jako skarbnica dokumentow partstwowosbi polskiej // Miscellanea historico-archivistica. T. IV. Warszawa 1994. S. 174-175. 8 Обзор материалов см. Grala H. Zrodla ... S. 137-139. 9 Документ датируется по передвижным церковным датам и великому индиктиону при Пасхе 15 апреля (Grala H. Zrodla ... S. 138. Выражаем благодарность Н.Ф. Демидовой за консультацию при датировке). Полоцкий архиепископ Антоний занимал кафедру с лета 1568 (?) до мая 1572 г., когда стал московским митрополитом (Строев П.М. Списки иерархов и настоятелей монастырей Российской империи. СПб. 1877. С. 6, 497). 10 Шеламанова М. Б. Состав документов Посольского приказа и их значение для исторической географии России XVI в. (По материалам фонда Сношения России с Польшей ЦГАДА) // АЕ за 1964 г. М. 1965. С. 48-50. 11 В 1570 г. там ещё Ф. Д. Аксаков, в 1571 - Г. Г. Колычев, А. Т. Чоглоков, в 1574 - А. Б. Чоглоков (Разрядная книга 1475-1598 гг. М. 1966. С. 241, 245, 257). 12 Был там же и в 1570 г. (Указ. соч.; город указан неверно - «Кольян» - С. 241). 13 В 1570 г. там кн. М. Лыков и В. А. Квашнин, в 1571/1572 г. - Квашнин и М. Б. Чоглоков, в 1574 - кн. И. С. Туренин (Указ. соч. С. 241, 245, 257). 14 В 1570 г. - М. Чихачов, в 1574/1575 - М. И. Вельяминов (Указ. соч. С. 241, 269). 15 В 1574 г. - 3. Опалев (Указ. соч. С. 257) 16 Был там же в 1570 г.; М.И. Вельяминов - с 1574 г. (Указ. соч. С. 241, 269). 17 Был там же с 1570 по 1576/1577 г . (Указ. соч. С. 243, 257, 272). 18 Был там же с 1570 г.; в 1571/1572 г. сменён И. С. Лобановым-Ростовским (Указ. соч. С. 241, 245). 19 Указ. соч. С. 289. 20 Сб. РИО. Т. 71. С. 731. 21 Там же. С. 733. 22 Там же. С. 733. Практика обращения российской стороны непосредственно к литовскому канцлеру, как к главе правительства соседней державы, находит подтверждение в более позднем документе из собрания Архива Радзивиллов - послании псково-печерского игумена Иоакима канцлеру Льву Сапеге от 18 мая 1599 г. (AGAD, AR II, Suppl., временный № 16(1). Причиной, побудившей игумена обратиться непосредственно к канцлеру, было игнорирование дерптским каштеляном М. Леньком его жалоб на бесчинства солдат в монастырских вотчинах. Как и полоцкий воевода, Иоаким жаловался на отсутствие ответных шагов польского чиновника, несмотря на соблюдаемую его российским партнером процедуру, подтвержденную грамотой псковского наместника к дерптскому каштеляну: «и мы ныне послали к тобе монастырского слугу Рогача Иванова с нашим печерским листом о управе, да с ним же послан лист от государя нашего его царского величества боярина и воеводы и наместника псковского князя Ондрея Ивановича Голицына к каштеляну пану Матфею Леньку о управе» (там же). См. Grala H. Zrodla... S. 139-140. 23 Ср. AGAD, AR V, № 11123 24 Постоянные трудности с оплатой подчиненных у пограничных старост и комендантов гарнизонов описываются в частности в корреспонденции оршанского старосты Филона Кмиты Чернобыльского (см. Zrodla do dziej6w polskich, wyd. M. Malinowski, A. Przezdziecki. T. II. Wilno 1844. S. 245-246, 248, 253, 256, 265-266, 282-283, 290-291). Характерно, что даже постоянно упоминаемый в данных документах воевода Пац имел те же проблемы; постоянное содержание войск из собственных средств нанесло серьёзный ущерб его имениям (см. PSB. Т. 24. S. 746-747). С огромными трудностями по выплате жалования пограничным гарнизонам приходилось сталкиваться литовской казне также и в начале правления Стефана Батория (1576-1577) см. Новодворский В. Борьба за Ливонию между Москвой и Речью Посполитой (1570-1582) Спб.,1904. С. 14, 36-37. Лучшая часть добычи доставалась, конечно, начальству, о чем свидетельствует случай с витебским хорунжим и его крестьянином Иванкой (документ № 1, л. 3). Анонимный чиновник этот - вероятно Федор Михайлович Данилевич (Храповицкий), упомянутый как хорунжий витебский с 13 декабря 1562 г. (см. Chrapowicki J. A. Diariusz. Czesc pierwsza. 1656-1664. Орr. Т. Wasilewski. Warszawa 1978. S. 13-14), передавший эту должность сыну Ивану ок. 1580 г. (РГАДА. Ф. 389. Оп. I. Кн. 66. Л. 85-86); выражаем сердечную благодарность X. Люлевичу за эти предоставленные сведения. 25 Упоминаемые в связи с этим делом чиновники - это Мартин Данилович Курч (Курчев) - войский витебский (Urzednicy centralni i dostojnicy Wielkiego Ksiestwa Litewskiego.... S. 96), и Иван Бобоед - городской чиновник витебского воеводы, который уже в марте 1572 г. был витебским наместником (благодарим за эту информацию А. Рахубу). 26 Рачковский был ротмистром на Уле в 1578-1579 гг., см. Kotarski H. Wojsko polsko- litewskie podczas wojny inflanckiej. Cz. 2 // Studia i materiafy do historii wojskowosci. T. XVII. 1971. Cz. 1. С 69, 84, 117. О Курче см. PSB. Т. XVI. S. 228; Urzednicy centralni i dostojnicy Wielkiego Ksiestwa Litewskiego... S. 96, 218. 27 Wolff J. Kniaziowie litewsko-ruscy od konca XIV wieku. Warszawa 1895. S. 467; данный представитель этого рода более соответствует приведенным в публикуемых документах сведениям, чем служившие в тех же районах его родственники кн. Семен и Михаил (ср. Kotarski. Op. cit. S. 83-84, 97, 116-117; Wolff. Op. cit. S. 480). |
|