НОВЫЕ ДОКУМЕНТЫ О ПРЕБЫВАНИИ В РОССИИ ВАЛАШСКОГО ВОЕВОДЫ БОГДАНА АЛЕКСАНДРОВИЧА

Правитель Молдавии (Валахии) Богдан Александрович прожил недолгую жизнь, неполных 22 года, последние три из которых он провел в России. Нельзя назвать его особо примечательной личностью, но тем не менее изучение его биографии в период его пребывания в России может привести к результатам, интересным для изучения истории середины 1570-х гг.

Этот период был временем продолжения экспериментирования правительства Ивана IV в области внутренней политики после окончания периода опричнины (1564-1572 гг.). К 1575 г. царь идет на определенное восстановление этого института в форме ухода с царствования на удельное княжение. На свое место Иван Васильевич сажает крещеного татарского царевича Симеона Бекбулатовича, который на время – с октября 1575 г. по август 1576 г. – становится номинальным главой Московского государства ¹. И впоследствии в поведении Ивана IV сохранялись мотивы побега от власти: можно вспомнить и просьбу, обращенную к английской королеве, о предоставлении убежища в случае форсмажорных обстоятельств, попытку ухода в монастырь и принуждение бояр выбрать себе иного государя.

К той же эпохе относится и кратковременное существование вотчины-удела валашского (то есть молдавского) эмигранта Богдана Александровича. В марте 1568 г. после смерти воеводы Александра Лапушняну власть в Валахии перешла к его сыну Богдану. Впрочем, реально за тринадцатилетнего подростка правила его мать Роксанда, и только после ее смерти в ноябре 1570 г. Богдан начал «господствовать» сам. Как замечает молдавский летописец, Богдан был хорошо воспитанным юношей (прямодушным, милостивым, кротким, храбрым, «копием потресати научен и лук тяглити в тятивах стрелам вънушаем»), но вскоре к нему «прилепишася» некии лукавые человеки, чародеи, под влиянием которых он отринул от себя добрых советников и вместо них приблизил юных и буйных глумотворцев. Проводя время в развлечениях и не желая внимать увещаниям архиереев и благомыслящих, Богдан истощал казну и возбуждал недовольство в народе. Был недоволен Богданом и турецкий султан Селим, передавший в конце концов валашский престол более удобному для себя правителю – Иоанну. Услышав, что на него идет турецкий ставленник с войском, Богдан «остав(и)л мучителю [160] престол и волею самохотною отступ(и)л и удалися, бегая в туждих странах». Всего он правил в Валахии после смерти матери год и 4 месяца.

Сиятельный эмигрант направил свои стопы на запад, где в 1572–1574 гг. успел побывать в целом ряде столиц. Возможно, он пытался устроить свою судьбу, используя распространенную в то время идею антитурецкого крестового похода. Не добившись здесь ничего определенного, Богдан решился выехать ко двору самого влиятельного православного государя – к Ивану Васильевичу Грозному. Любопытно, что в Западной Европе были уже наслышаны о крутом нраве московского царя, что не смутило Богдана Александровича то ли по самонадеянности, то ли из-за отчаяния. 28 апреля 1574 г. датский король Фридерик II сообщил Ивану IV об отъезде в Великий Новгород валашского воеводы Богдана (утверждавшего даже, что он находится в родстве с царем). В ответной грамоте от 7 августа царь писал о прибытии Богдана, который был принят под покровительство и пожалован великим жалованием. Таким образом летом 1574 г. в Россию прибыл валашский воевода, звавшийся здесь Богданом Александровичем.

«Великое жалование», которое получил Богдан Александрович из рук Ивана IV представляло собой вотчину-удел, в котором валашский воевода имел право распоряжения как самостоятельный государь (с некоторыми ограничениями, как увидим). В состав удела входили Тарусский и Луховской уезды. Кроме Луха и Тарусы Богдан имел в России и более мелкие владения. В 1575/76 г. Ф. П. Молвянинов получил село с деревнями в Суздальском уезде «в вотчину со всеми угодьи против володимерские ево вотчины села Ставрова з деревнями, против пашни 250 чети да перелогу 283-х чети, против сена 225 копен, что у нево взято и отдано волоскому воеводе Богдану Александровичу» ². Итак, великое жалование Ивана IV заключалось не только в двух уездах, но и обширном (свыше 500 четвертей) поместье.

Неизвестно, какую службу нес со своей вотчины Богдан Александрович, но долго пользоваться ею ему не пришлось. 13 марта 1577 г., как указано во вкладной книге Троице-Сергиева монастыря, «прислал царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии по князе Богдане, воеводиче Волоском, 100 рублев, и написали его в вечный сенадик и в тетрати» ³. Следует думать, что умер Богдан незадолго до 13 марта 1577 г.; по крайней мере 30 июля 1576 г. он был еще определенно жив. По слухам, смерть его имела насильственный характер: будто бы за отступничество от православия Иван Грозный велел зашить его в мешок и бросить в воду ⁴. Достоверность этого проверить нечем, хотя настораживает тот факт, что Богдан был еще совсем молодым человеком, недостигнувшим и 22 лет. После его смерти остались довольно проблематичные права на валашский престол, которые, как заявляли русские дипломатические источники, он будто бы «дал» Ивану Грозному, и старые долги ⁵. [161]

Более всего нас интересует вопрос об объеме прав, которыми наделил самый властолюбивый русский царь своего нового слугу. О составе этого удела было известно из из двух грамот 1575 и 1577 г. Первая из них, от 28 марта 1575 г., была выдана самим Богданом Александровичем властям Серпуховского Владычного монастыря на вотчину в Тарусском уезде, села Искань и Волковичи. Документ подтверждал предыдущую грамоту Ивана IV 1559 г., а ее выдача в 1575 г. оправдывалась тем, что монастырская вотчина оказалась «в государеве Цареве и великого князя Ивана Васильевича всеа Русии жалованье, в моей вотчине в Торуском уезде» ⁶. К сожалению, текст грамоты дает не так уж и много для исследования суверенного статуса нового удела: это простое подтверждение предшествующей царской грамоты, даже без повторения ее текста.

Надо думать, много интереснее был другой документ – жалованная данная грамота Богдана Александровича Луховской Тихоновой пустыни, чьи владения располагались в другом конце страны, на территории Луховского уезда (между Костромой и Шуей). Однако этот текст вообще не сохранился – известно лишь упоминание в грамоте Ивана IV от 20 июля 1577 г., что «по нашей де грамоте (то есть по указной грамоте Ивана IV – К. Б., Т. С.) в прошлом восемьдесят четвертом году волоцкой воевода Богдан Александрович дал» властям монастыря тарханную грамоту ⁷. 84 год – это период с сентября 1575 г. по август 1576 г., когда, следственно, Лух был уже в уделе Богдана Александровича. Приблизительно в то же время (с октября 1575 г.) Иван Грозный и сам был «на уделе» и именовался князем московским.

Луховский уезд к середине 1570-х гг. имел уже долголетнюю удельную историю. Еще Иван III пожаловал Лухом в удел знатного литовского выходца князй Федора Ивановича Бельского. В роду Бельских Лух продержался до 1571 г., когда в огне московского пожара во время набега Девлет-Гирея погиб последний представитель этого рода князь Иван Дмитриевич. Выморочный удел попал в руки государства, в связи с чем уезд был описан летом 1571 г. писцами Дмитрием Горенкиным и подьячим Жуком Мартьяновым (см. ссылки на их письмо в публикуемых нами документах № 1 и 2). Уже через три года Луховской уезд снова попадает в другие руки. Хотя первое свидельство о принадлежности Луха к уделу Богдана Александровича относится к 1575/76 г., скорее всего он получил его еще летом-осенью 1574 г., то есть сразу после прибытия в Россию. На это намекает факт проведения в 7082 (1573/74) г. дозора уезда Истомой Выповским и подьячим Оленем Гавриловым ⁸. Составление дозорной книги (как и в 1571 г.) уместно связывать с передачей его из государственного ведомства в руки нового владельца. [162]

В нашей публикации представлены новые документы, характеризующие пребывание Богдана в России. Первые два документа относятся к истории луховской части его удела. Оба этих документа сохранились в столбцах Поместного приказа и были представлены в 1651 г. причтом церкви села Филисова в ответ на челобитье жильца Денисия Морышкина, обвинившего их во владении землей «без дач» ⁹. Грамота Богдана Александровича от 30 июля 1576 г. является жалованной данной грамотой игумену и попу Введенской церкви села Филисова, передающей им в вотчину пустую деревню Корцово на реке Корцовке. Ранее деревня имела довольно большую запашку (94 четверти в одном поле), но запустела во время эпидемии. Согласно грамоте, новые владельцы деревни получали льготу от участия в волостных платежах Филисовской волости дани, ямских денег, посошной службы и других податей, шедших в казну Богдана Александровича, до тех пор, пока деревня не «оживала», то есть пока в ней не появлялись крестьяне. К сожалению, не указано место выдачи грамоты.

Стоит обратить внимание на то, что в данном документе Богдан Александрович внешне выступает как независимый правитель. Луховской уезд именуется им просто «моей вотчиной», без упоминания того факта, что эта вотчина – жалование царя Ивана Васильевича, как было в тарусской грамоте 1575 г.; характерны так же ссылки на «мою, волошского воеводы, дань» и на «моих писцов». Между тем характер обоих до сих пор известных грамот Богдана Александровича как будто говорит о его крайней зависимости от царской администрации. Тарусская грамота 1575 г. была простым подтверждением царской жалованной грамоты и имела ссылку на пожалованный статус вотчины. Грамота Тихоновой пустыни была выдана по грамоте Ивана IV, упоминание которой, конечно, было в тексте несохранившейся грамоты Богдана. Ничего подобного нет в публикуемой нами грамоте причту Введенской церкви. Чем вызван такой «самостоятельный» формуляр грамоты Богдана Александровича от 30 июля 1576 г.? Возможно, это связано с тем, что она была выдана в период пребываний Ивана IV в уделе, когда формальным главой государства был великий князь Симеон Бекбулатович. Может быть, в этом случае ссылка на царя Ивана или великого князя Симеона не была необходимой. Впрочем, было бы правильнее считать, что наша грамота уточняет рамки самостоятельности распоряжений Богдана Александровича в своей вотчине. В первую очередь это касается финансовой стороны его суверенитета. Жалованная грамота Тихоновой пустыни была «тарханной», то есть дававшей прежде всего податные освобождения монастырской вотчине, что неизбежно сокращало приход денег в казну. Судя по тому, что утверждение этого акта требовало санкции Ивана IV, эта казна была царской. Публикуемая нами грамота Богдана Александровича на пустую деревню никакого податного освобождения не предоставляла и, соответственно, с финансовой точки зрения не нуждалась даже в формальном утверждении царских приказных людей. После ликвидации удела этот документ из жалованной грамоты превратился в простую «крепость» подобно обычным данным грамотам рядовых христолюбцев, дававших свои земли в монастыри.

Третий публикуемый нами документ относится к истории «наследства» Богдана Александровича на русской земле – его долгам ¹⁰. Согласно [163] документу, некий западный кредитор Богдана около 1582 г. явился к Ивану IV в Старицу с требованием оплатить долг бывшего царского слуги. Его претензии, однако, не были удолетворены, и уже при новом царе Федоре Ивановиче заимодавец снова стал требовать свой долг, действуя при этом через некоего князя Александра (Полубенского?). Сохранившийся отрывок документа не позволяет точно определить его тип, но, судя по тексту, грамота была составлена не от имени царя Федора, а от царских служилых людей. Поскольку это составленный в Москве черновой отпуск, то надо видеть в нем отрывок грамоты от лица членов боярской думы, адресованный зарубежным (литовским?) корреспондентам.

Комментарии

1. Баранов К. В. Когда закончилось правление Симеона Бекбулатовича // РД. М., 1998. Вып. 3. С. 156-158.

2. РГАДА. Ф. 1209. Столбцы по Суздалю, № 3/27496. Л. 6. На это свидетельство наше внимание обратил А. В. Антонов.

3. Вкладная книга Троице-Сергиева монастыря. М., 1977. С. 137.

4. Сырку П. Из истории сношений русских с румынами // Известия отделения русского языка и словестности императорской Академии наук. СПб., 1896. Т. I. Кн. 3. С. 520, 521.

5. Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными. СПб., 1851. Т. 1. Стб. 752.

6. Рождественский В. А. Историческое описание Серпуховского Владычнего общежительного девичьего монастыря. М., 1866. С. 125, 126.

7. Илинский П. Луховская Тихонова пустынь Костромской губернии. Кострома, 1898. Приложение. С. 1; Леонид, арх. Историческое описание ставропигиального Воскресенского Новый Иерусалим именуемого монастыря. М., 1876. С. 719, 720. По грамоте Богдана монастырю досталось село Сокольское с деревнями Поддубное, Губино и Селово (см. РГАДА. Ф. 1209. Оп. 1. Кн. 247. Л. 84); Тихомиров М. Н. Краткие заметки о летописных произведениях в рукописных собраниях Москвы. М., 1962. С. 135.

8. РГАДА. Ф. 1209. Столбцы по Мурому, № 902/36888. Л. 5. Выпись из дозорной книги была скреплена дьяком Иваном Ефановым.

9. РГАДА. Ф. 1209. Столбцы по Мурому, № 244/36129. Л. 1-199.

10. Воскобойникова Н. П. Описание древнейших документов архивов московских приказов XVI – нач. XVII вв. М., 1994. С. 102.

Текст воспроизведен по изданию: Новые документы о пребывании в России валашского воеводы Богдана Александровича // Русский дипломатарий, Вып. 4. М. Археографический центр. 1998