Калужские воеводы, князь Петр Борятинской да Иван Ковелин, в отписке, полученной в Розряде 20-го апреля, доносили: «по твоему государеву указу велено с Колужскаго, с Воротынскаго уезда с поместных и с вотчинных и со всяких земель с живущия пашни с чети взяти по человеку с пищалью и со всякими бои и велеть тем людем быть с собою в Колуге, и учинить у них голов и росписать их по городу и по острогу. И мы, по твоему государеву указу, посылали в Колужский уезд для даточных людей, и колужские уездные люди в Колугу в осаду не едут, не слушают; а в Воротынском уезде стоят ныне многие люди казаки. Да мы же посылали в городе колужанина Гаврила Раевскаго, а велели ему с дворянских и детей боярских с дворов взяти даточных людей, с двора по человеку; и тех дворян и детей боярских жены их ему, Гаврилу, отказали, даточных людей не дали, а сказали, что люди их и крестьяне с мужьями их на твоей государеве службе в Боровску. Да апреля в 16 д. привели в съезжую избу боярина Ивана Никитича [615] Романова, колужския его вотчины села Спасскаго, крестьяне лазутчиков, черкашенина Степана Семенова сына, Белогородскаго повета, да перемышлянина посадскаго человека Савку Мелентьева, а в роспросе они сказали: послали де их с товарищи пять человек, перешедши Угру реку, гетман литовской, пан Василий Пронской, да черкасской поручик, пан Андрей Семенов, третьяго дня, а пришедши было им в Колугу прошаться на двор, а спрошався на двор, зажигать в Колуге город и дворы, а с вестью де они послали к гетманом дву человек, что они пришли в Колугу. А с гетманы де литовских людей и черкас, конных и пеших, две тысячи, а переехало де за Угру реку при них половина литовских людей и черкас, а другая половина хотят перевозиться, и идти всем под Колугу в ночи, а чаят де они, что в Колуге людей мало. И того же дня тот черкашенин и мужик Савка с пытки говорили, что их послали зажигать, а сами де хотели тотчас идти под Колугу, да с ними же де который пришел в Колугу пятый человек, русский мужик, и тот де пошел боярина Ивана Никитича Романова в колужскую вотчину в слободу для зажиганья. А в Колуге ратных людей мало, в приход литовских людей сидеть не с кем; а которым детем боярским велено с нами на твоей государеве службе в Колуге розных городов: новосильцев, белевцев, мценян, орлян, одоевцев, сто человек конных, пеших сто же человек, и те дети боярские, объявясь у нас, после смотру с твоей государевы службы из Колуги сбежали по домом, а твоего государева жалованья им не дано. А что в Колуге же ратных людей, дворян и детей боярских розных городов, которым велено быть с воеводою, со князем Федором Волконским, и тех ратных людей немного; а иные, взяв твое государево жалованье, из Колуги розбежались по домом, а с нами ратных людей нет ни одного человека. А стрельцов в Колуге мало, многие стрельцы побежали в казаки, а осадить Колуги не кем; а по роспросным речем с пытки черкашенина, лазутчика Степана Белогородскаго, что литовские люди будут под Колугу иъ села Щелканова апреля в 17 д., и мы ныне сидим в осаде, и которое над городом дурно учинится, и нам в том от тебя, государя, в опале не быть».

Помета: «Пытать лазутчиков накрепко, к кому приходили и их кто не приговаривал ли, и о всем пытать накрепко; лазутчиков и зажигальщиков повесить, и самому жить с великим береженьем».

(Москов. ст. столб. № 101, лл. 392—394).