...тысячу человек, половину гусар, а другую казацких рот шляхты, а другую тысячу человек оставили в острожке на речке на Поротве, от Ельны за тринадцать верст; а от острожка с Поротвы пошел к Ельне с третьею тысячею пан Черницкой сам, а в острожке де оставил для посилку товарища своего, пана Ловчинскаго, и, не доходя де Ельны за четыре версты, тут стали, а перед собою де послали на Ельну пятьдесят человек, а как де пришли под острожек, и тут де его, шляхтича Николая, взяли государевы люди. А вестей сказал: как де их гетман Казановский отпустил из Семлева, и того же дня в обед приехали из под Смоленска в Семлево государевы посланники, Григорий Горихвостов да подьячий Пятой Спиридонов, а с ними пришли в Семлево две роты, пан Елизар Елец, а с ним шляхты и казаков двести человек; а говорил де гетман Казановский, что посланников, Григорья Горихвостова и подьячаго Пятаго Спиридонова, отпустить в Вязьму тотчас, а отпустя де их в Вязьму, самим, гетману Казановскому и Госевскому и Балабану, со всеми людьми и с коши идти тотчас против государевых людей, а в Семлеве оставить три роты поляков да запорожских казаков, всего оставить две тысячи; а им де, пану Черницкому и Ловчицкому, приказал гетман Казановский идти до бояр и до государевых людей впрямь, чтоб им дойти до государевых людей и добиться языков; а будет де языков не добудут, и им бы де одноконечно самим видеться с государевыми ратными людьми, и с тем воротиться к гетману Казановскому назад тотчас, чтоб гетману со всеми людьми вместе идти на государевых людей. А людей де с Казановским и с Госевским двенадцать тысяч: три тысячи гусар, три тысячи шляхты с пятигорцами, четыре тысячи черкас, да пехоты тысяча сто человек. А про боярина про Михаила Борисовича Шеина сказал, что боярин Михаил Борисович Шеин с королем помирился февраля в 16 день в неделю, в самое масляное заговенье, а съезжались-де под Смоленском на Сковранкове горе целую неделю, а на съезде были от боярина от Михаила Борисовича Шеина: русский дворянин Сухотин, да два полковника, Александр Лесли да Шарль Люберт, а с королевской де стороны были гетмана Радивила брат пан Радивил кавалер, да пан Абрамович, а вершился де договор у них в неделю февраля в 16 день и присяга де меж ими была: от боярина от Михаила Борисовича присягал дворянин Сухотин да два полковника, Александр Лесли да Шарль Люберт, а договаривались на том, что боярина Михаила Борисовича Шеина с государевыми ратными людьми, с конными и с пешими, и с немцами отпустить к государю, а наряд, и зелье, и свинец и всякую государеву казну отдать королю, а по договору-де идти из-под Смоленска боярину Михаилу Борисовичу Шеину с товарищи с государевыми ратными людьми, с конными и с пешими, и с немцы, которые здоровы, а ружье им имать с собою, кто с чем служил, а зелья де велели им дать всякому человеку, конному и пешему, по двадцати зарядов, а больше того не имать, а идти де им к Москве мимо Дорогобужа и Вязьмы и Можайска, а в Дорогобуже и в Вязьму и в Можайск к бояром и воеводам, к князю Дмитрию Мамстрюковичу Черкасскому да ко князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому, не заходить, на том и присяга была. А которые де государевы ратные люди больные остались в таборех, и тех де отпустить за боярином, за Михаилом Борисовичем Шеиным с товарищи, тотчас, и лошадей под них дать, на чем отвезти. И того же де дня, в неделю, приезжали в таборы к боярину, к Михаилу Борисовичу Шеину с товарищи, Радивилов сын да воеводич русский Данилович и наряд де весь, и зелейную казну и всякое оружье переписывали, чтоб над нарядом и над зелейною казною порухи не учинили; а переписали де в остроге у боярина, у Михаила Борисовича Шеина, государева наряду сто девятнадцать пушек болъших, и середних и всякаго наряду, да тысячу четыреста бочек зелья, и мушкетов выморных [581] солдат и всякие пушечные запасы, и из того де наряда отдали боярину Михаилу Борисовичу Шеину двенадцать пушек, ядро по четыре гривенки; и назавтрее де, в понедельник, боярин Михаил Борисович Шеин был в литовских таборех у гетмана Радивила на обеде и за обедом де у Радивила те двенадцать пушек боярин Михаил Борисович Шеин отдал гетману Радивилу, а гетман Радивил боярина Михаила Борисовича Шеина противу дарил. А пошел-де из-под Смоленска боярин Михаил Борисович Шеин с товарищи, заговев, на первой неделе в середу, февраля в 19 день, а провожать де послал король боярина Михаила Борисовича из-под Смоленска полковника Мочальскаго да ротмистра Магдалинскаго, а с ними гусар и казаков тысяч с пять, а сам де король, построясь немного, со всеми людьми пойдет из-под Смоленска за боярином, за Михаилом Борисовичем Шеиным, тотчас; а стоять-де королю меж Вязьмы и Можайска и дожидаться государевых послов с Москвы. А договорено де с боярином, с Михаилом Борисовичем Шеиным, что выслать с Москвы государевых послов на посольство меж Можайска и Вязьмы марта в 28 число, а посольству быть с того числа, как договорились с боярином, с Михаилом Борисовичем Шеиным, ныне под Смоленском, четыре месяца, а после того сроку будет на посольстве о миру договор не станется, быть опять войне, а в те де четыре месяца боярину Михаилу Борисовичу с ратными людьми против короля не стоять. Про то де про все, на чем у боярина, у Михаила Борисовича Шеина, договорено с королем под Смоленском, и про его отпуск, и про королевский поход писано от короля к гетману Казановскому и к Госевскому подлинно; а пошло-де из-под Смоленска с боярином, с Михаилом Борисовичем Шеиным с товарищи, немецких людей с полковники, с Александром Лесли да с Шарлом, с восьмьсот человек, а достальные де немцы, которые были в таборех, остались у короля. Да и про то де он слышал: как еще у боярина, у Михаила Борисовича Шеина, с королем договор не был, и окольничий-де, князь Семен Васильевич Прозоровский наряд хотел набить зельем гораздо и запалить, чтоб его зельем испортить, и зелейную казну также хотел зажечь, а сам с государевыми ратными людьми хотел идти в отход; и боярин де Михаил Борисович Шеин наряда портить и зелья жечь не дал и сам в отход не пошел и с королем мир учинил.

142-го года марта во 2 день, прислали к государю к Москве из Можайска бояре и воеводы, князь Дмитрий Мамстрюковичъ Черкасскій да князь Дмитрий Михайлович Пожарский, с тулянином, с Иваном Дьяковым, языка, поляка Николая Грабя, а взят в Можайском уезде. А на Москве поляк Николай Грабя в роспросе сказался шляхтич гетмана Казановского полку, был в Вяземском уезде в селе в Семлеве с гетманом Казановским да с Госевским; и тому ныне 5-й день, послал из Семлева гетман Казановский поручиков, пана Черницкаго да пана Ловчицкаго, а с ними их гусар и казаков 3000 человек к Можайску, чтоб языков добыть, и его-де за 10 верст от Можайска государевы люди взяли. Да поляк же сказал: на Федоровой неделе в середу присланы в Семлево от короля к Казановскому и к Госевскому листы, что боярин и воеводы, Михаил Борисович Шеин с товарищи, в тот же день в середу сдались на том, что королю их отпустить к Москве, а поимал у них наряд весь большой и малый и мушкеты, которые были в государевой казне, и пушечные всякие запасы, а велел де король оставить боярину и воеводам, Михаилу Борисовичу Шеину с товарищи, 12 пушек, по 4 фунта запал; и боярин-де Михаил Борисович Шеин был на банкете у гетмана Радивила и теми пушками подарил гетмана Радивила, а Радивилъ против того подарил боярина Михаила Борисовича, а чем дарил, того не ведает. А государевых ратных людей, которые с Михаилом Шеиным, отпустил король по московской дороге на Дорогобуж и на Вязьму, и ружья у них и платья не отнимали; а с Михаилом де Шеиным государевых всяких людей и с купцами 12000 человек, да в таборех осталось государевыхъ людей, которые больны сказываются, тысяч с десять, и тех-де людей, как обмогутся, всех велели отпустить совсем. А Михаилу де Шеину со всеми государевыми ратными людьми в Можаеск к бояром не заходить, а идти прямо к Москве, на том присягано; а послал король провожать Шеина польскиъ и литовских людей с 5000 человек и чает Шеина, что он вчера, марта в 1 день, пришел в Семлево. А как де боярин Михаил с ратными людьми шел из табора с знамены, и король в те поры со всеми ратными людьми, вышед из табора, стоял на Богдановой околице. А окольничий-де князь Семен Прозоровский боярину Михаилу Борисовичу говорил [582] чтоб им идти со всеми ратными людьми в отход, и большой наряд испортить, разорвать, а королю б не присягать и наряда не давать, и боярин де его не послушал, королю присягал и наряд де сдал; а писано де про то от короля в листу к Казановскому. Да он же, Николай, слышал, что боярин Михаил Шеин мирился с королем на том, что ему и ратным людем, которые были с ним под Смоленском, не биться с королем 4 месяца, а в те поры ссылаться о мире послами, а съезду посольскому быть меж Вязьмы и Можайска, а королю со всеми ратными людьми стоять тут же. Посланник Григорий Горихвостов был у короля под Смоленском и идет к Москве, и, тому ныне пятый день, был в Семлеве, а отпущены те посланники о мире, чтоб помириться, а о чем мириться, про то он не ведает. Полковники немецкие и с ними немецких людей идут с Михаилом Шеиным, сказывают их человек 800, а достальные немецкие люди остались под Смоленском у короля, а иные у гетмана Радивила. А гетман Казановский и Госевский из Семлева со всеми людьми хотели идти в четверг, февраля в 27 день, мимо Вязьмы, а стать хотели по сю сторону Вязьмы и Можайска, и обозников послали при нем, а велели мест осматривать, где им стать; а идут Казановский и Госевский на бой против государевых людей, которые с боярами в Можайске, а людей с Казановским и с Госевским: гусар 3000, казаков 3000, пятигорцев с древками 500, черкас 4000 человек, пехоты 1000 чел., всего 12000 чел.; а как стояли Казановский и Госевский в Семлеве, и у них в обозе литовских людей умерло с 3000 человек. Да слышал он, что будут к королю на посилок князь Островский, князь Вишневецкий, князь Жеславский, а с ними де будут польские и литовские люди, а сколько с ними будет людей, того не ведает, а будут к королю на весне.

И 142 года марта в 3 день приехали к государю к Москве посланники Григорий Горихвостов да подьячий Пятый Спиридонов и в роспросе сказывали: ведают они подлинно, что гетман Казановский и Госевский из Семлева на вяземскую дорогу посылали ныне литовских людей только 300 человек, и по сю сторону Вязьмы те литовские люди с ними встретились: бегут назад в Семлево, да и в Семлеве-де с Казановским и с Госевским люди небольшие. И марта в 4 день государь, царь и великий князь Михаил Федорович всеа русии указал; литвина Николая Грабя пытать, чтоб про то ведать, сколько в Семлеве с Казановским и с Госевским польских и литовских людей и черкас, и сколько из Семлева литовских людей приходило на вяземскую дорогу и на Ельну и к острожку, где стоят государевы люди; а к пытке указал государь ехать окольничему Василью Гавриловичу Коробьину да дьяку Григорью Ларионову.

И того же дня окольничий Василий Гаврилович Коробьин да дьяк Григорий Ларионов литвина Николая Грабя у пытки роспрашивали и пытать велели; и поляк Николай Грабя у пытки говорил, что гетман Казановский и Госевский из Семлева посылали на вяземскую дорогу и на Ельну с гетманским поручиком с Чернецким, выбрав из всех рот, 3000 человек лучших людей для языков, чтоб про бояр и воевод ведать подлинно: пошли ль бояре и воеводы к Вязьме и многие ли с ними люди? А как поляка Николая велели пытать, и он сказал, что в той посылке с гетманским поручиком с Чернецким было только 300 человек, а послали их Казановский и Госевский на вяземскую дорогу для того, что на второй неделе великаго поста, во вторник, февраля в 25 день, привели поляки, которые были за Угрою, трех мужиков, и те мужики сказали Казановскому и Госевскому, что из Можайска бояре и воеводы рушились, а идут к Вязьме. А отпускаючи, Казановский и Госевский им приказали: только из них кого возьмут государевы люди, и они бы сказывали, что их, литовских людей, послано из Семлева 3000 человек; а как их Казановский и Госевский для языков отпустили, и они полякам и литовским людям и черкасам сказали: будет бояре и воеводы из Можайска к Вязьме пошли, и они, Казановский и Госевский, пойдут на бояр и воевод тотчас. А как Чернецкий из Семлева пришел с ними на вяземскую дорогу и оставил с гетманским товарищем, с Колынским, по ту сторону Царева-Займища в деревне 100 человек, а другую же 100 человек оставил с Ловчинским, прошед Царево - Займище 6 миль, в готовом острожке, а в том де острожке наперед сего бывал кабак, а сам Чернецкий, а с ним 50 человек, стояли не доходя до Ельны за 2 версты; а их, пятьдесят человек, отобрався, приходили на Ельну к острожку, где стоят государевы люди, и его в том месте взяли, а Чернецкий им не помогал, чает он, Николай, того, что Чернецкий, послыша шум, побежал [583] наперед. А по сю сторону Вязьмы от Казановскаго и от Госевскаго острожков и в них людей нет нигде; а с Казановским и с Госевским в Семлеве поляков и литвы конных 40 знамен, а под знамены: у Казановскаго— 200 человек, у Госевскаго—200 человек, с Ферлеем—200 человек, с Балабаном—125 человек, с Казановским—150 человек, а у ротмистров по 50 и по 60 человек под знаменем; а сколько с которым ротмистром порознь, того не упомнит; а всех с Казановским и с Госевским поляков и литвы конных с 5000 человек, да казаков запорожских с 3000 человек, да пеших гайдуков с 100 человек, всего с Казановским и Госевским всяких людей с 8000 человек, и в них многие больны, и в людских и в конских кормех в Семлеве скудость большая, в селех и в деревнях животина вся выбита, и хлеб и сено потравлены. И литовские де люди и черкасы хлеб по выпросу уездных людей сыскивают по ямам, и тем хлебом кормят лошадей, а про себя литовские люди и черкасы хлеб пекут по деревням в том же хлебе, который сыщут по ямам. И на первой недели ныне великаго поста, приходили поляки и литва и черкасы в Семлеве к гетману Казановскому и к Госевскому не по один день, и говорили, что им в Семлеве от голода стоять не уметь, чтоб Казановскому и Госевскому из Семлева перейти в жилыя места; и Казановский и Госевский им сказали, что они однолично из Семлева пойдут к Можайску на бояр и воевод вскоре. Да поляк же Николай Грабя сказал: слышал он в Семлеве, что провожают боярина Михаила Борисовича Шеина с товарищи полковники Мочальский да Магдалинский, а сколько с ними людей, того не ведает, а указано-де им быть с Казановским и с Госевским. Да он же слышал в Семлеве, что из-под Смоленска королю идти вскоре к Дорогобужу и к Вязьме со всеми людьми, а сколько с королем конных и пеших людей будет, того подлинно не ведает; а как он, Николай, был под Смоленском, и в ту пору говорили под Смоленском поляки, что с королем и с гетманы под Смоленском польских и литовских людей всех и с пахолки 30000 человек, да запорожских черкас 25000 человек, а ныне говорят, что столь людей нет, черкас-де только осталось 15000 человек, потому что многие разбежались, а иные побиты и померли. Да поляк же Николай сказал, что с свеяны перемирныя лета доходят, остается до сроку только пол-два года; а как-де перемирныя лета выйдут, и король де и сенаторы хотят с свеяны биться, чтоб им у свеян города свои взять. Да он же сказал: как он был под Смоленском, и слышал в войске от товарищей своих, что бискупы и сенаторы говорили королю, чтоб с московским государством мир учинить на веки и войны б николи не всчинать, а стоять бы всем крестьяном на турскаго да на крымскаго; и король-де воли с них не снимает, а на чем хотят с московским государством помириться, того он, Николай, не ведает, а с турским-де ныне литовский король в мире, а на колько лет перемирье учинено, того он не ведает. И пытан поляк Николай говорил тоже. И марта в 5 день государь, слушав, указал: поляка Николая сослать в Казанские городы, в которой пригоже, и того поляка отослать в Казанский приказ и его велеть сослать.

Лета 7142 марта в 6 день, по государеву.... указу, память дьяком Федору Панову да Ивану Переносову. В нынешнем, в 142 году, марта во 2 день, писали к государю.. . из Можайска бояре и воеводы, князь Дмитрий Мамстрюкович Черкасский да князь Дмитрий Михайлович Пожарский, да дьяки: Никифор Шипулин да Василий Волков, и прислали языка поляка Николая Грабя, а взят тот язык на вяземской дороге на Ельне; и государь... указал того поляка, Николая Грабя, сослать в низовые городы, в Казанские пригороды; и поляк Николай Грабя послан к вам в приказ Казанскаго дворца. И по государеву... указу дьяком, Федору Панову да Ивану Переносову, велеть поляка Николая Грабя сослать, послать в Казань, в который город пригоже, и велеть держать его в тюрьме с великим береженьем, а большой нужды бы ему не было, а на корм велеть ему в дорогу дать и в городе давать по алтыну на день из тамошних доходов, а в Розряде дан ему корм марта по 7-е число.

От царя и великаго князя Михаила Федоровича всеа русии бояром нашим и воеводам, князю Дмитрию Мамстрюковичу Черкаскому да князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому, да дьяком нашим: Никифору Шипулину да Василью Волкову. Писали есте к нам, что февраля в 29 день приходили на Ельну к острожку польские и литовские люди, и нашим ратным людем с ними был бой, и на том бою польских и литовских людей побили, а в языцех взяли поляка Николая Грабя; а в роспросе вам [584] Николай Грабя сказал, что февраля в 26 день гетман Казановский из села Семлева, выбрав их изо всех рот, лучших людей 3000 человек и послал их с паном Чернецким, да с паном Ловчицким для языков и проведать про ваш поход и про наших ратных людей, да и с гетманом с Казановским тот язык, Николай Грабя, сказал многих людей, а будут вскоре под Можайск. А марта в 3 день приехали к нам к Москве из-под Смоленска посланники, Григорий Горихвостов да подьячий Пятой Спиридонов, и сказывали бояром нашим, что гетман Казановский и Госевский из Семлева посылали на вяземскую дорогу польских и литовских людей всего 300 человек, а не 3000, и те литовские люди встретилися с ними по сю сторону Вязьмы, бегут назад в Семлево; да и с Казановским и с Госевским в Семлеве небольшие люди. А поляк Николай Грабя, в роспросе и с пытки, говорил бояром, что Казановский и Госевский посылали их с поручиком Чернецким для языков 300 человек, а с Казановским и Госевским в Семлеве люди небольшие и из них многие больны. М как к вам ся наша грамота придет, и вы б, прося у Бога милости, над польскими и над литовскими людьми нашим и земским делом промышляли по нашему наказу и смотря по тамошнему делу, сколько милосердый Бог помощи подаст... да и головам, которых в посылки учнете посылать, приказывали бы накрепко: которых у них на боях языков возмут, и они б тех языков велели про людей и про всякое умышленье роспрашивать и пытать накрепко, да по тем их роспросным и пыточным речам над польскими и над литовскими людьми нашим делом промышляли, чтоб им над ними поиск учинить, а себя б и людей уберечь, да что у вас про литовских людей вестей будет, и вы бы о том тотчас к нам отписали, чтоб нам было ведомо. Писан на Москве.

(Москов. ст. столб № 101, лл. 4—31, 76—77, 40—43).