ПОВЕСТИ А. М. КУРБСКОГО ОБ АВГУСТИНЕ ГИППОНСКОМ

Публикуемые ниже Повести об Августине Гиппонском содержатся в сборнике № 216 Чудовского собрания Государственного исторического музея. Описавший чудовское собрание П. И. Петров сообщает об этом сборнике: «Блаженного Августина книга о видении Христа и молитвы, 4°, 158 л., 17 в.» ¹.

Сборник монографичен. Он состоит из материалов, объединяемых личностью знаменитого западнохристианского теолога епископа г. Гиппона Августина (354-430).

В сборник входят: 1. «Житие святаго Августина...»; 2. Сочинения Августина: а) «О видении Христа...», б) «Поучения или молитвы»; 3. Две повести под названием «Сказания о явлениях святому Августину, епископу Иппонийскому ».

Сборнику № 216 посвящена небольшая, но очень важная заметка А. И. Соболевского в его труде «Переводная литература Московской Руси XIV-XVII веков». А. И. Соболевский приходит к следующему выводу: «Список Чудова монастыря № 216, к. XVII в., с ученой орфографией. Перевод сделан человеком, не только хорошо знающим латинский язык, но и по-своему образованным. Его церковно-славянский язык имеет много русизмов» ². По мнению А. И. Соболевского, переводчика жития Августина и сочинений его, вошедших в сборник № 216, следует искать среди окружения А. М. Курбского.

Но нас интересуют не переводы, а оригинальные русские сочинения, носящие в сборнике № 216 заглавие «Сказания о явлениях святому Августину, епископу Иппонийскому». Указания на оригинальность этих сочинений и на среду, в которой они обращались, содержатся в вводных строчках самих «Сказаний...»: «Неправедно возмних утаити и две повести чудные, явленные от бога святому Августину, ихъ же слышал есмь от многих православных словом сказаемы, паче же от преподобнаго Максима Философа, а написанных нигде же видех, и не вем, аще проведены ли будут в русском языце» (л. 155).

Максим Философ — это, конечно, Максим Грек. Именно так неоднократно называл его в своих сочинениях А. М. Курбский. Приведенный выше отрывок имел для А. И. Соболевского решающее значение в атрибуции «Сказаний...» А. М. Курбскому. Еще более доказательным мнение [446] А. И. Соболевского делает письмо литовского князя А. И. Полубенского, посвященное оставшимся в Юрьеве книгам Курбского. Перечисляя эти книги, Полубенский называет «Житие Августия Ипанискаго да и иные словеса, а переведено из Латынского языка» ³.

Не сборник ли, дошедший до нас в позднем списке Чудовского собрания, упоминает Полубенский?

Заинтересованный в получении посвященного Августину сборника, Полубенский обращается к своему адресату, некоему Якову Шабликину, с советом на тот случай, если сборник не будет найден в Юрьеве: «и ты бы велел списать у старца у Васьяна у Муромца в Печерском монастыре да и явление чюдес Августиновых, а писаны при конце» ⁴.

Сомнений нет, чудовская рукопись № 216 воспроизводит описанный Полубенским сборник Курбского.

Но, может быть, Курбский являлся лишь составителем и собственником сборника, известного нам по списку № 216 Чудовского собрания? Может быть, «Сказания...» принадлежат какому-нибудь другому представителю блестящей плеяды русских литераторов, группировавшихся вокруг Максима Грека?

Ни Василий Тучков, ни Федор Карпов, ни Вассиан Патрикеев, ни старец Артемий не засвидетельствовали в своих сочинениях сколько-нибудь заметного внимания Августину, хотя сочинения самого Максима Грека изобилуют ссылками на Августина ⁵ и Максиму Греку принадлежит специальный трактат «Словеса супротивна ко Иоанну Лодовику, толковнику книги св. Августина, епископа Иппонскаго» ⁶.

Что же касается Курбского, то он охотно ссылается на Августина в «Отвещании на вторую епистолию» ⁷, в послании к Кузьме Мамоничу ⁸, помещает Августина в ряд высочайших богословских авторитетов во втором послании Мамоничу ⁹, в послании Чапличу ¹⁰.

В русской литературе середины XVI в. заметен сознательный и повышенный интерес к произведениям словесного творчества, стремление увековечить устный рассказ в произведении письменности. Таким примером является не одна литературная обработка Ермолаем-Еразмом Повести о Петре и Февронии. Повести об Августине Гиппонском — тоже литературная обработка рассказов, имевших широкое, по-видимому, распространение в изустной традиции («...две повести чудные... ихъ же слышал есмь от многих православных словом сказаемы...») (курсив мой.– А. К.).

Но, как это явствует из вводного к повестям текста, запись их сделана прежде всего со слов Максима Грека («...паче же от преподобнаго Максима Философа...»). Мы можем указать только на одного современника Максима Грека, который преданно записывал слышанное им от своего учителя. Это — А. М. Курбский. В Истории Флорентийского собора Курбский повествует о бывших на нем разногласиях, «яко слышах от преподобнаго Максима Философа» ¹¹. В предисловии к Новому Маргариту Курбский воспроизводит рассказ Максима Грека об истории перевода сочинений восточных отцов церкви, превращает этот рассказ в небольшую, но законченную повесть ¹². [447]

Примем во внимание и заметки в Хронографе 2-й редакции, например: «Максим Грек инок святой горы сказал...» и т. д. ¹³, поскольку А. И. Соболевский основательно объяснял происхождение этих заметок знакомством составителя Хронографа 1617 г. с сочинениями Курбского ¹⁴.

Среди учеников Максима Грека едва ли не самым большим почитателем и ценителем его трудов оказался Курбский.

Когда вчитываешься в «Историю о великом князе московском», во введение в книгу Иоанна Дамаскина ¹⁵, в предисловие к Новому Маргариту ¹⁶, в многочисленные и обширные схолии Курбского, сделанные им на полях его переводных сочинений ¹⁷, становится очевидным, что вопрос об идейных связях между творчеством Максима Грека и А. М. Курбского, касается ли это тем религиозно-философских или даже общественно-публицистических, еще ждет своего исследователя.

В частном случае, каким является атрибуция публикуемых ниже Повестей, большое значение имеет тот факт, что идейное содержание Повестей как раз лежит в русле взглядов, которые развивал Курбский, на религиозно-церковные вопросы своего времени.

Повести нацелены против тех же «лукавых учителей», о которых Курбский писал, что они «... незлобивых души прельщают, сопротив евангельскаго закона и святых седмоапостолиных правил ходяще, и но своему самочинию живуще, ризами точию украшающеся, а не делы, яко словеса глаголют: сами не входят, хотящим внити возбраняют, и царем и властелем угождающе ласкательными слухи» ¹⁸.

Публикуемые Повести имеют своим сюжетом легендарные случаи, якобы пережитые Августином и убедившие его в претенциозности, высокомерии и греховности иерархов, уповающих на книжную ученость, на религиозно-обрядовый буквализм и третирующих простых людей из народа и низшего духовенства, которые хотя и не искушены в канонике и богословии, однако праведны искренностью веры и справедливостью дел. Острой критике подвергается молитвенный ритуал, педантичное следование которому в понятиях церковников и составляет молитву. Для времени, когда были написаны Повести, критика церковной практики молитвословия была распространена; ей придавали, в частности, большое значение в кругах нестяжателей середины XVI в. ¹⁹.

Автор Повестей, проявив незаурядное умение заинтересовать читателя живостью и стремительностью изложения, красочностью и образностью рассказа, в то же время не удовлетворяется одним художественным осуществлением своего замысла. Темперамент публициста диктует ему завершающие строки его сочинения (относящиеся к обеим его повестям): «Зрим зде со опаством и внемлем себе со истязанием, где ныне зазирающие оглаголники и неповинных истязатели, малоискусных в писании иереев и диаконов осуждающии, а простоты жителства их не смотряюще; такожде и народов простых неискусству молитвам насмехающеся, а трудов их претяжких и потов многих ни во что же вменяюще. Пред милосердным же владыкою и содетелем всех не тако, но правость в человецех сердечную зрит, и опаснаго чистаго жителства хощет, и любви нелицемерная к себе и ко всем истязует» (л. 158). Это неповторимый в своей литературно-публицистической тональности голос Курбского. [448]

По совокупности источниковедческих наблюдений и рассуждений мы считаем Повести об Августине Гиппонском сочинением Курбского.

Можно высказать и соображения о времени их написания. Из письма Полубенского, называющего сборник, в котором находятся Повести, в числе книг, оставленных Курбским в Юрьеве, явствует, что Повести были написаны до бегства Курбского, т. е. до 1564 г.

Ссылка же Курбского в предисловии к Повестям на рассказы, слышанные от Максима Грека, указывает, что Повести были написаны после 1551 г., так как личное знакомство Курбского и его общение с Максимом Греком приходится на время пребывания последнего в Троицком монастыре.

Но вероятнее всего, Повести были написаны Курбским после смерти Максима Грека, последовавшей в 1556 г., т. е. между 1556 и 1564 гг. К этому предположению ведут но только логика (пока был жив Максим Грек, можно было надеяться, что сам он и превратит свои рассказы в литературное произведение), но и особенности сборника, в котором содержатся Повести. Дело в том, что Житие Августина, с которого сборник начинается, характерно своей противоеретической направленностью, что делало сборник особенно актуальным ввиду обнаруженной ереси Феодосия Косого.

Главный обличитель ереси Косого — Зиновий Отенский — выступил со своими основными сочинениями «Истины показание...» и «Послание многословное...» во второй половине 50-х годов XVI в. (1556-1558 гг.).

В этой связи обращает на себя внимание содержание упомянутого Жития Августина. В нем имеются главы: «О прении Фуртунатове Манентовы ереси», «О прении с донатистом», «О скитающихся донатистех по земли и развращающих веру», «...о прении со еретиком Крестином», «...о обращении единаго купца манихейские ереси именем Фирмос», «Како святый Августин и иных от манихеан обратил», «о препрении пелагиан».

Повести Курбского об Августине Гиппонском являются ценным памятником русской общественной мысли и литературы 50-х годов XVI в. Они послужат характеристике мировоззрения Курбского в московский период его жизни и его взаимоотношений с Максимом Греком.

ТЕКСТ

/л. 155/ [Сказание о явлениях святому Августину, епископу Ипонийскому].

Не праведно возмних утаити две повести чудные, явленные от бога святому Августину, ихъже слышал есмь от многих православных словом сказаемы, паче же от преподобнаго Максима Философа, а написанных их нигде же видех, и не вем, аще преведены ли будут в Руском языце.

Едина же сия.

Ходящу святому Августину близ края морскаго, и помышляющу ему во уме своем, да прилежно и со тщанием известит разум и мудрость во всех священных писаниях глубинами духа явленный, и, егда в мыслех сих вращающуся ему и к богу о сем умное моление простирающу, видев отроча при мори играющо, ископавшо на песце морстем ровик мал, и из моря непрестанно воду черпающо, и носящо во рвец, в песце сотворенный, и лиющо, и сия на мнозе творящо. Епископ же зрящи на него, и ему аки играющу зазре, и рече: что сие содеваеши и глумишися нелепотне? И отрок, [епископа наказующа аки отверг] отвеща ему: хощу от великаго /л. 155 об./ сего моря воду сию преносити во рвец сей; и скорейше паки от моря воду носяще, и во рвец непрестанно лияше. Епископ же аки с грозою паки порече ему: что, рече, невозможным вотще трудишися, и да престанеши [449] младенчески глумяся. Отрок же паки отвеща ему: како глаголеши, о епископе, яко не возможно ми от моря воды сея во рвец сей преносити? Ащо и велико ти море сие зрится, но малейшая часть есть от божиих тварей. А ты почто не стыдишися днесь помышляти всех бытств содетеля, глубины мудрости духа изведати? И абие невидим бысть. Епископ же о преславном сем ужасен быв, и разумев явлишагося ему отроча, яко ангел божий есть, и со благоговеинством и смирением спрятав мысль свою, и наслаждаяся откровенными ему от духа даровании, яко от божия ангела наставлен излишних не испытовати.

Другая есть сия

Бывшу иногда святому Августину на Карфагенстем соборе преимеющим сопрестолником в западных епископех, преизобилия ради мудрости его, и мудрствующе вкупе единением духа с восточными святители, и по совершении догматов о правоверии священнаго сего собрания возвращающуся ему ко своей епископии, и плавающу ему морем, и принесен бысть корабль /л. 156/ по божию строению к некоему острову, пусту и ненаселену человеки. И егда близ его быв, утвердивши корабль якорьми нужны ради волн, сущии же от корабля изыдоша на остров прохлаждения ради, видевше на нем овощие различное. И егда разыдошася в внутренняя острова, и обретоша на нем человека некоего пустынника, нага суща и многолетна. И приведоша его к Августину. Августин же вопроси его, аки хотя ведати о нем известно, кто и каков родом, и откуду, и како прииде на пустое сие место, и о пребывании его, и о нуждах телесных от горения солнечнаго и от мраза в зимнее время, и о пищи. Он же извести ему, яко рожден быв во Африкийской земли от христианых родителей, от чреды же убогих и земледелателству прилежащих, от языка же Италийска; «и к страданию прилежах на селе с родителями моими, и во время господних праздник прихождах к церкви, и слышах во учении христове глаголема: аще кто не отречется всех своих, и не возмет креста своего, и во след мене не грядет, несть мне достоин ²⁰. Аз же сие слышах, и сего ради оставих родители и землю свою, и обретох мал кораблец, и преплых на остров сей, и пребываю в пустом сем месте многи уже лета, любве ради Христа моего, покрываемь и помогаемь благодатию его /л. 156 об./ от всех приключающихся скорбей и от нужд телесных; и не видех зде лица человечя во вся лета пришед от вселенныя, разве вас, и питаюся овощием острова сего». Августин же паки вопроси его: «егда во вселенней пребывал еси, навыче ли какое книжное учение, и кои молитвы зде к богу глаголеши?». Он же рече: «учению книжному ни мало причастен есмь, зане от родителей нудим бех ко сродному ми земледелателству, и во младости моей краткия молитвы навыкох, всем христианом обыкновенные, и сими молю всемилостиваго бога». Августин же повеле их изрещи все по ряду. Он же нача глаголати молитву, господним учеником преданную, еже есть «Отче наш», и иные краткие молитвы, отнюдь неискусно и несогласно, горняя долу поставляя, и иная же онако глаголаше. Августин же подивися любви его к богу, и терпению мужа, и неискуству, и учаше ему молитвы оны изъуст со благочинием, и яко же лепо. Он с радостию и усердием многим приемля учимая ему от епископа. И егда бысть ветр благополучен, епископ же поучив старца, и ризою своею наготу его одев, и плавая во своя си. Кораблю же шествие плавание погодно зело творящиеся. И по сем во вторый день корабленицы на верху седяще корабля, узревше издалеча, аки подобие человека, паче меры быстрейшим /л. 157/ шествием, аки птица скоропарящая, или стрела стреленная от лука пресилных мышцей, прямо стремлением к кораблю грядущи. Они же зряще сия и дивляхуся, мневше первее, яко зверя морскаго человекообразна, или приведение. Егда же близ корабля быв видимое, и постизая корабль нача вопити велегласно: «ждите, рече, господа ради, ждите мене грешнаго!» [450] Корабленницы же, слышавше глас человечь и ужасшеся о преславном сем видении, и текше внутрь корабля и возвестиша сие епископу. Епископ скрейше изыде со всеми сущими с ним в вышняя корабля, видети преславное, и узрев старца онаго к кораблю текуща, его же на острове молитвам учаше, на дарованной его ризе плавание оно дивне творяще: пол ея на море послав и седяше на ней, и пол ея держаше вместо паруса простерту. И егда к кораблю приплыв, и взыде на корабль. Епископ же Августин видев сие преславное видение, радости и ужаса исполнився и, воззрев на небо, рече: «благодарю ти, господи мой царю, прежде бо тя слышах по волнам морским пешя ходяща, ныне же вижю угодника твоего преестественным плаванием на великом сем мори плавающа, вместо ветра навклира ²¹ тебе Христе, и духа святаго наставника с собою имуща». И по сем /л. 157 об./ паде пред ногами старца, со всеми сущими его. Старец же, воздвизая его, от простоты и незлобия нрава, глаголаше ему: «восстани, о епископе, молю ти ся, забых молитвы оны, тобою изученные, и молю ти ся ныне, паки изучи ми их, яко же лепо». Епископ же Августин со страхом и рыданием слезным рече ему: «прости мя, преподобный и пречестный авва, яко много согреших к тебе, зазрех твоему неискуству, в пустыни сокровенному от вселенныя безценному сокровищу, емуже не бе достоин весь мир; несмь бо есмь достоин на святое лице твое зрети, нежели тя, ангела божия, учити». Старец же ко епископу глаголаше: «никако же престану моляся ти, ниже к собе возвращуся, дондеже молитвы благочинием изучиши». Августин же устыдеся святости старца, и послушанием ему преклонися паки учя его обычным молитвам. Старец же вытвердив молитвы, изыде из корабля, и сяде паки на ризу свою, возвратился в пустыню, плавая морем со скорейшим стремлением по первому обычаю. Епископ же отплыв ко своей епископии во Ипои град, аки обогащен и одарен от бога мздою, зрением преестественнаго чудодейства и видением плотнаго ангела, исповедал всем на ползу.

|л. 158| Оле неизреченныя ти, Христе, силы и предивных действ твоих к человеческому окаянному роду! За малое произволение и труды преудивленными славами прославляеши рабов твоих, служащих тебе.

Зрим зде со опаством и внемлем себе со истязанием, где ныне зазирающии оглаголники и неповинных истязатели, малоискусных в писанин иереев диаконов осуждающии, а простоты жителства их не смотряюще; такожде и народов простых неискуству молитвам насмехающеся, а трудов их претяжких и потов многих ни во что же вменяюще. Пред милосердным же владыкою и содетелем всех не тако, но правость в человецех сердечную зрит, и опаснаго чистаго жителства хощет, и любви нелицемерныя к себе и ко всем истязует. Недостатки же неискуства нашего, аще глаголемы бывают по неведению, и простотою разума, не токмо милосердием их наполняет, но премножайше и радуется о них, яко же отец чадолюбивый о немотующих маловозрастных его младенцах, веселится и промышляет владыка наш по естественному /л. 158 об./ сродству добродетелех, дондеже вси достигнем в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова. Аминь.

ГИМ. Чудовское собрание, сб. М 216, лл. 155-158 об.

Комментарии

1. П. Н. Петров. Книгохранилище Чудова монастыря. «Памятники древней письменности», вып. IV, 1879, стр. 164.

2. А. И. Соболевский. Переводная литература Московской Руси XIV-XVII веков. СПб., 1903, стр. 196.

3. Русская историческая библиотека (далее — РИБ), т. 31. СПб., 1915, стб. 496.

4. Там же.

5. Сочинения преподобного Максима Грека, ч. I. Казань, 1859, стр. 344, 346, 419, 420, 434.

6. Там же, ч. III. Казань, 1862, стр. 205-226.

7. РИБ, т. 31, стб. 156.

8. РИБ, т. 31, стб. 423.

9. Там же, стб. 432.

10. Там же, стб. 440.

11. Там же, стб. 475.

12. Жизнь князя Андрея Михайловича Курбского в Литве и на Волыни, т. II. Киев, 1849, стр. 308-310.

13. А. Попов. Обзор хронографов русской редакции, стр. 82.

14. Сборник в честь Ю. А. Кулаковского. Киев, 1911, стр. 16-17.

15. «Библиографические записки», 1858, № 12, стр. 358-366.

16. Жизнь князя Андрея Михайловича Курбского в Литве и на Волыни, т. II, стр. 303-312.

17. А. С. Архангельский. Творения отцов церкви в древнерусской письменности, IV. Казань, 1890.

18. «Библиографические записки», 1868, № 12, стр. 363.

19. См. Н. А. Казакова. Вассиан Патрикеев и его сочинения. М.-Л., 1960, стр. 327 и 328.

20. Марк, VIII, 34; Лука, IX, 23.

21. nauklhroV — кормчий.

Текст воспроизведен по изданию: Повести А. М. Курбского об Августине Гиппонском // Археографический ежегодник за 1962 г. М. 1963