ОБ АКТАХ ЮРИДИЧЕСКИХ, ИЗДАННЫХ АРХЕОГРАФИЧЕСКОЮ КОМИССИЕЮ

Высочайше учрежденная 24-го Декабря 1834 года Археографическая Коммиссия, не смотря на краткое время своей деятельности, уже успела издать следующие материалы нашей отечественной истории и древностей: 1] Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской Империи Археографическою экспедициею Императорской Академии Наук, в 4-х томах. 2] Акты Юридические, или собрание форм старинного делопроизводства, один том, в 4-ю долю листа, 1838 года. 3] Три выпуска великолепного Собрания Русских медалей. 4] Акты Исторические в 3-х томах, в 4-ю долю листа, 1841 года. 5] III и IV томы Полного [208] Собрания Русских летописей, изданное по Высочайшему повелению (Новгородские летописи) 1841 г. 6] Акты Исторические, относящиеся к России, извлеченные из иностранных архивов и библиотек Действ. Ст. Сов. А. И. Тургеневым, том I, заключающий в себе выписки из Ватиканского тайного архива и из других Римских библиотек и архивов, с 1075 по 1584 год; изд. 1841 года.

Не считаем нужным говорить здесь о важности сих изданий, драгоценных для каждого любителя отечественной старины и любопытных для всех людей просвещенных и образованных. На первый раз мы остановимся на одних Актах Юридических, заключающих в себе собрание форм старинного делопроизводства. На акты сии надобно смотреть не как на простые-образцы деловых бумаг, но как на документы, которыми в древности обеспечивались имения частных обществ, или лиц, охранялись их права и определялись обязанности. Это памятники судебного устройства и частного, волостного и сельского, управления, примененного к народному быту и основанного на обычаях. И так Юридические Акты, служа руководством при изучении Русской дипломатики, вместе с тем составляют ключ к познанию [209] гражданского порядка древней России, ее обрядов судопроизводства, правоведения, статистики и разных отраслей администрации и политики. Во многих из них заключаются богатые материалы Русского слова и в особенности древнего Восточно-Русского языка, не возделанного еще ни в грамматическом, ни в лексикографическом отношениях.

В предисловии к Актам Юридическим сказано, что в Европейских литературах найдется не много таких изданий, которые бы имели исключительною целию распространить знание форм старинного делопроизводства; а на языках Славянских поколений, сколько известно Коммиссии, подобных отдельных изданий доселе не существовало. Излишним считаем упоминать, что и Русское собрание столь драгоценных документов, извлеченных из множества государственных и частных книгохранилищ, не могло быть составлено и издано иначе, как под покровительством и при обширных средствах Правительства, отечески пекущегося о нашем образовании.

К Актам Юридическим приложены таблицы: А] библиотек и архивов, из которых заимствованы акты; В] годов, к которым они относятся, и В] наименований актов и нумеров, под которыми они напечатаны. [210]

В изданной книге помещены акты под следующими наименованиями и в следующем порядке: I. Правые грамоты, судные списки и делопроизводства. II. Докладные, челобитные, явки, приставные и зазывные грамоты, обыски и приговоры. III. Купчие, меновные, поступные, данные, вкладные, мытные, выкупные и отказные записи. IV. Отводные, разъезжие, отдельные, ввозные и межевые записи. V. Оброчные и льготные грамоты, порядные записи и платежные росписки. VI. Сотные и выписки из писцовых книг. VІІ. Заемные и закладные кабалы, рядные, раздельные и мировые записи. VIII. Выборы, поручные и крестоприводные записи. IX. Наказы, заповедные, береженные и посыльные грамоты, погонные, проезжие и доезжие памяти, отписки и росписи. X. Храмозданные, настольные, ставленые, благословенные и патрахильные грамоты. XI. Рядные, или сговорные, выводные, венечные и разводные записи, служилые кабалы и похоронные памяти. XII. Духовные грамоты и памяти.

Самые древние из сих актов — две ввозные [послушные] грамоты, данные Великим Князем Василием Васильевичем отчинникам Протасовым; одна в 1425 году, по случаю пожалования им волости Лузы; другая в [211] 1426, по случаю пожалования им же городов Елатьмы и Кадома. Первая из них заключается в следующем:

«Се яз Князь Великий Василей Васильевич всеа Русии пожаловал есми Ивана Григорьевича Расла, прозвище Иватя Протасьева, и сына его Конона Ивановича, волостью Лузою, за их к нам выезд, в кормленья. И вы все, люди тое волости, чтите их и слушайте; а они вас ведают, и судити и ходити велят у вас тиуном своим; а доход имать по наказному списку. Писан на Москве, лета 6933 Августа в 22 день».

«А у подлинные грамоты позади пишет: Князь Великий Василей Васильевич всеа Русии».

Вторая ввозная, по форме, совершенно сходствует с первою и отличается от нее только содержанием.

Под N. 71 Собрания актов помещено 37 купчих; принадлежащих к древнейшим памятникам нашей дипломатики. Хотя время совершения их и не означено; но некоторые из них, по древности языка, по писчему материалу подлинников, хлопчато-бумажному, и по другим историческим соображениям, могут быть отнесены даже к XIV столетию. В числе купчих есть одна Преподобного Кирилла Белозерского, на деревню, купленную им [212] в дом Пречистой Богородицы, с землицами Прабудовым и Месяцевым, за которые он заплатил три рубли и сорок бел, да овцу пополнка. Год в купчей не выставлен, но она также принадлежит к древнейшим актам; ибо Преподобный Кирилл основал монастырь на Белеозере в 1397 году, а преставился 1427 года Июня 9-го.

Под N. 30 помещено очень любопытное судное дело 1680 года о табаке, коренье и травах. Шесть человек пьяных крестьян в г. Белозерске взяты приставом в приказную избу. Трое из них обвинены в том, что при них найдено несколько тертого и истертого табаку, табачный рожок, и у одного — на кресте два узелка с кореньем и травою. Остальные трое задержаны за то, что они отбивали первых у пристава. Сначала сделана была расправа с последними. Двое из них, по приказанию воеводы Ильи Дмитриевича Загрязского, «биты батоги за то, что они пьяные отбивали Иванова крестьянина Коротнева Якушка Феклистова, да и за то, что они приведены в приказной избе пьяные крычали безобразно, и чтоб им впредь неповадно было беспамятно напиватца, и крестьян отбивать, и в приказной избе бесчинно крычать». Третий крестьянин при допросе между прочим [213] показал: «как-де его Зинка с товарищи [пристав, иноземец новокрещенный] взяли, и с него-де пояс оборвали с мошнею; а денег-де в мошне было у него семнадцать алтын, и те-де деньги оборвали Зинка да Ивашко Спирин; да ониж-де взяли шесть сошников, да сковороду, да топор, да десять Фунтов укладу». Возвращены ли все эти вещи крестьянину, из дела не видно; по сам он, по приказанию воеводы, освобожден из приказной избы, с тем, чтобы впредь, если его спросят, явился в приказную избу немедленно, под опасением пени за ослушание.

Суд над тремя первыми начался досмотром кореньев и трав. Призванный для того досмотрщик, посадский человек, сказал: «коренишко-де именуетца девятины, от сердечные скорби держат; а травишко-де держат от гнетенншные скорби, а лихого-де в том корнишке и в травишке ничего нет».

После досмотра два крестьянина подсудимые были допрашиваны и пытаны под пыточною башнею, где дано им одному десять, другому пятнадцать ударов. Первый при расспросе показал, что он сам табаку не пьет и ни у кого не покупал его; а принесенный с ним в приказную избу разве положен ему пьяному. Второй отвечал: «которой-де [214] корешек-травишко взято у него в приказную избу, и то-де он держал от лихорадки; а лихих-де он никаких трав и коренья не знает, и никого-де таких он людей, которые травы и коренья держат, не знает же».

По выслушанин сего дела, воевода приказал обоим крестьянам «учинить наказанье: бить батоги за то, чтоб им впредь не повадно было допьяна беспамятно напиватца, а Игнашке Васильеву кореньев и трав носить». После наказания велено отдать их из приказной избы с распискою.

Третий подсудимый, у которого вместе с табаком найден табачный рожок, посажен был в губную [уголовную] избу, где пробыл он около месяца, не получая никакого решения. Наконец он подал на имя Царя челобитную, в которой просил освободить его из губной избы, чтобы, сидя в ней внапрасне многое время, голодною смертию не помереть и пашни не отбыть. В следствие этой челобитной, он был расспрашивает и пытан пятнадцатью ударами под пыточною башнею. С пытки он говорил тоже, что и прочие; а потому и наказание получил одинакое: вместо кнута бит батоги за то, чтоб ему впредь не повадно было беспамятно напиватца».

Замечательна данная Князя Дмитрия [215] Михайловича Пожарского Троицкому Сергиеву монастырю на село Берсенево. Она писана от имени Князя Дмитрия и детей его Петра и Ивана в 1633 году, на помин третьего его сына Князя Феодора Дмитриевича. Вкладу дано монастырю целая вотчина в Клинском уезде: село Берсенево с девятью деревнями, с восьмью пустошами, со всеми угодьями, лесами и лугами, «куда ходила соха и коса и топор, со всем, и с хлебом земляным и стоячим и молоченым». Данную писал человек Князя Дмитрия Иваш Горяинов. Подлинник писан скорописью на большом листе. На обороте собственноручная подпись: «К сей данной Боярин Князь Дмитрий Михайлович Пожарской, и в детей своих место Князь Петра и Князь Иваново, руку приложил».

Сотная [N. 229], выданная в 1574 году Муромским посадским людям писцами Михайлов Шишеловым и Богданом Григорьевым, представляет подробную статистическую таблицу Муромского посада того времени. В Муроме на посаде было три царских двора: один с развалившимися хоромами, в котором жили дворники; другой поледенной для царских подключников и поваров, когда они жили в Муроме для рыбной ловли; третий [216] зелейный, и против города во рву — царская вощечня, в которой выделывали воск торговые люди, окупая ее вместе с тамгою. В сотной подробно исчислены все торговые ряды, лавки, лавочные места, товарные полки и лубяники, с означением посадских людей, кому они принадлежали, и получаемого с них оброка. Кроме частных торговых рядов, был на посаде царский гостиный двор, с 17-ю лавками пустыми и с двумя избами, для приезжих людей. Далее исчислены все дворы, жилые и пустые, белые и черные тяглые, равно и дворовые места белые и черные тяглы.

«И всего в Муроме на посаде, по Михайлову и Богданову дозору и сыску, в живе черных тяглых дворов 111 дворов, да 107 дворов пустых, да пустых дворовых мест 520, и обоего живущих и пустых дворов и мест 738». А в другом месте сказано: «и всего в Муроме на посаде черных тяглых дворов, в живущем молодчих людей, 111 дворов. А по писцове сотне Дмитрия Андреевича Бутурлина с товарищи, 74 году (восмью годами прежде) написано: в живущем в Муроме на посаде 587 дворов, и убыло перед писцовою сотнею в Муроме на посаде черных тяглых дворов из жива в [217] пусто 476 дворов». Причина столь необыкновенной убыли не означена.

Из выборов дьячка и пономаря [NN. 286 и 287) видно различие сих церковнослужителей. Дьячок церковный в тоже время был и земским дьячком [уменьшительное название от слова дьяк], или, как сказано в подлиннике: «выбрали есми и излюбили себе к церквам Божиим в церковные и в земские дьячки Козму Автономова сына Попова. И ему Козме — нас мирских людей во всем слушать; и в писме у всякого Государева дела и у монастырского, у приказных людей и у нас мирских людей, такожде всегда быть готову; и писем никаких нарядных позаочью и без нашего мирского совету и ведома не писать; и жить во всем правдою, другу не дружить, а недругу не мстить». Дьячку, кроме церковного дохода, назначалась хлебная руга луковая, т. е. собираемая лукошками; а пономарю, имевшему обязанностию своею бережение церковных книг и колоколов, дано было право в дни воскресные, в Господские праздники и на Государские ангелы, держать на промен свечи, для своего прокормленья, и продавать их по Московской цене; а посторонних людей с променявши свечами не пущать к церкви Божией. [218]

Особенного внимания заслуживает крестоприводная запись 1613 года, о службе Царю Михаилу Феодоровичу. Она состоит из нескольких пунктов. К сожалению, недостает начала 1-го пункта, в котором произносится клятва в верности лично Царю. По важности этого акта, мы выписываем его весь от слова до слова.

…

… «И во всем ему Государю добра хотети, безо всякие хитрости, в правду, по сему крестному целованию.

«Также мне [имя-рек], будучи на Белеозере и в иных городех Московского Государства, где мне случитца быти в коем городе, Государя Царя и Великого Князя Михаила Феодоровича всея Русии бояр и воевод и дьяков и приказных людей, во всяких указех Государя Царя и Великого Князя Михаила Феодоровича всеа Русии и его Царских детей, которых ему Государю вперед Бог даст, слушати, и по его царскому указу во всем им быти повинным, по сему крестному целованию.

«Также мне [имя-рек] на Государя своего Царя и Великого Князя Михаила Феодоровича всеа Русии и на Государыню Царицу Великую Княгиню и на их царьских детей дурна [219] никакого, порчи, зелья и всякого злого коренья не заводить, и тем злым делом не промышляти, и о том о всем злом деле ни с кем не думати и не умышляти. А от кого уведаю, или услышу про такое злое дело; и мне его никак не покрыти, того злого человека поимати и привести на Москве, или в городех, к Государевым Царевым и Великого. Князя Михаила Феодоровича всеа Русии бояром и к ближним людем и к воеводам и к приказным людем; а с тем злым человеком не роспуститца, и ни на кого по не дружбе не затеяти; а по дружбе ни по ком не покрыти, сказати в правду, по сему крестному целованью.

«Целую сей святый животворящый крест Господепь яз [имя-рек] на том на всем, что в сей записе пишет: служити мне и прямити и во всем добра хотети Государю своему Царю и Великому Князю Михайлу Феодоровичу всеа Русии, и его царским детем, которых ему Государю вперед Бог даст, безо всякие хитрости, по сему крестному целованью».

Семь отписок, т. е. писем, помещенных под 366 и следующими нумерами, могут служить образчиком письменного слога ХVІІ-го столетия. Из отписки стряпчего Ивана Суровуева [220] Вологодскому Архиепископу Симону, 1673 года, Марта, видно, что архиереям вменялось в обязанность присылать в Москву, к Светлому Христову Воскресенью, иконы и золотые для поднесения царской фамилии. Вот что пишет Суровцев: «В нынешнем, Государь, во 181 году Марта в 28 день присылал ко мне «Государя Патриарха дьяк Иван Калитин и говорил мне: давно ли и по какому случаю икон и золотых от вас от Архиепископа не присылаютца на Светлое Христово Воскресение? И я ему, Государь, Ивану дьяку сказал: только не прислано было по два годы, для хлебной скудости. И он Иван мне рабу твоему сказал: ныне-де какая скудость? «И всего убытка рублев на шестдесят мало болши, а и все — де его Великого Государя. И ныне-де о том присылано с Верху Государю Патриарху; и Патриарх Государь в том-де его Архиепископа не похвалил, назвал упрямым человеком; а он-де в то время прилучился тут же быть. И после, Государь, он Иван мне сказал: то Архиепископ Государь не лутчи себе делает, хуже» и проч.

Три года спустя после сей отписки поднесены от Вологодского Софийского собора [как видно из росписи под N. 375] следующие иконы: Царю и царскому семейству 15 [221] образов Успения Пресвятыя Богородицы; Патриарху Иоакиму, боярину дворецкому и оружничему Хитрово, боярину Милославскому, околничему Ивану Хитрово и Патриаршему боярину Савелову — по одному образу Успения Пресвятыя Богородицы; а боярину Ромодановскому, казначею Камынину, окольничему Александру Хитрово, дьякам Калитину и Симоновскому, монастырского приказу дьякам Яковлеву и Лобкову, Филипу Артемьеву [без означения звания] и духовнику Никите Васильевичу — по одному образу Умиления Пресвятые Богородицы.

Роспись расходов слуги Прилуцкого монастыря, 1685 года [N. 376], при хождении его по делам в Московских приказах, дает очень достаточное понятие о значении слова волокиты, так часто встречающегося в старинных деловых бумагах, и о смысле известной поговорки старых приказных: «всякое даяние благо». Вот что издержано в Стрелецком приказе:

«Дьяку Ивану Максимову: несено ему денгами десят рублев; емуж несен пирог, цена три алтына; емуж голова сахару, четырнадцать алтын; людям его два алтына; емуж несена семьга, цена тринадцать алтын; емуж поднесен гребень резной, цена тринадцать, алтын две денги; извощику дал четыре [222] денги; емуж полпуда свечь маковых, цена шестнадцать алтын четыре денги; от челобитные от писма, совершения дела, дал четыре денги; емуж несено два ведра рыжиков, цена шестнадцать алтын четыре денги.

«Старому подъячему Ефиму Зотову: несено ему денгами двадцать восемь рублев; емуж пирог, два алтына две деньги; людям его «четыре денги; емуж ведро рыжиков, цена восмь алтын две денги».

«Молодому подъячему Семену Забурцову: дано ему денгами три рубли; да емуж с дьячим племянником Данилом Волковым в погребе выпоено церковного вина на семь алтын».

Далее в росписи следуют расходы по приказам: Печатному и Большие Казны. В числе подарков дьякам и подъячим показаны также пироги, семга, маковые свечи, рыжики, коврижки, гусь и колач.

Встарину был еще обычай разносить подарки в почесть, в большие Господские праздники; доказательством тому служит роспись подарков Прилуцкого монастыря Вологодским архиерейским причту и служителям, в день Рождества Христова, 1691 года [N. 377]. Подарки эти состояли в наличных деньгах. Самые высокие казначею [223] монаху, приказному, дьяку, какой-то вдове Домне Григорьевне и сыну ее с женою по 8 алтын 2 деньги; протопопу с братией 16 алтын 4 деньги; одному дьяку 6 алтын 4 деньги; нескольким подъячим по 5 алтын; прочим подъячим, также житнику, ключнику, ризничему, чашнику, архиепископскому келейнику старцу, двум подьяконам, двум иеромонахам и двум иеродиаконам по 3 алтына 2 деньги; казначейскому келейнику 10 денег; гвоздарю и двум сторожам, приказному и воротному по 6 денег; людям вдовы Домны Григорьевны и дьяка Быкова по 4 деньги, и человеку подъячаго Воробьева 2 деньги; а всего 143 алтына 64 деньги.

Из рядных самая древняя — 1542 года, на приданое Княгнпи Соломониды Пронской, при вступлении ее в брак с Князем Хованским. Приданое заключалось в нескольких образах, серебряных и низанных жемчугом, в 35-ти деревнях, да десять голов людей служних и деловых; да пятдесят рублев денег, за платье и за саженье и за манисто, за серги и за запястье».

В конце Юридических Актов помещены духовные. Между ними особенно примечательна духовная Вятского и Пермского Архиепископа Ионы, 1699 г. Октября 8. Преосвященный Иона [224] скончался в 1700 году, Октября 8-го ¹; следовательно эта духовная писана им ровно за год до своей кончины. К ней можно применить изречение святого писания: душа его изыде слово его. Это есть излияние души, полной благочестия, надежды на благость Отца Небесного и искренней любви к ближним. Благочестивый пастырь, отходя в путь вечности к Господу Богу, оставляет всем ближним и пастве своей мир, благословение и прощение, и сам молит всех об оставлении озлоблений его к ним, и требует святых их молитв, в пособие спасения грешной души своей. По языку и красноречию, духовная Архиепископа Ионы сходствует с беседами современного ему витии — Димитрия Тупталы, Святителя и Чудотворца Ростовского. «Аз многогрешный, говорит Иона, не уподобихся им [святым] во всем житии моем: во глубокой забвения яме закопанну имех память смерти; изжих вся дни живота моего в небрежении, лености; маммоне паче работах, неже Господеви; спах во унынии присном, а не бдех на стражи моем, тем же сном глубоким, яко едва даде ми ся уже в кончине века моего, солнцу моему пришедшу на запад, свои очеса ума моего от сна того [225] оттряснути и узрети, яко уже течение мое в совершении, и стах близ дверей вечности. В море житейстем плавах доныне: се приближаюся к пристанищу иного века. Торжище доспевает к разрешению: аз же не купих елеа во светильник мой, во сретение Жениха Небеснаго. К тому узрех и ужаснухся зело, наипаче яко время к исправлению сокращается и отвсюду бедне стискает; частые болезни зелие постизают мя, смерть косою люте прещает, Судия нелицемерный изречения готовит, яма гробная на плоте, ад же ненасыщенный на грешную мою душу, еже поглотити ю, свирепо грозятся. Во всех же сих, Божиею подкрепляем десницею, не падох в ров отчаяния; но надежною, по милосердию его, утвердихся: стах бо во уповании незыблем; чаях от Бога спасающего мя, не по моим согрешениям осуждение, но по его бесконечному и непобедимому милосердию отрады спасение».

Подлинные Юридические Акты писаны, смотря по времени, на хлопчатобумажных листах, на пергамене и на лоскутках, или столбцем на нескольких склеенных листках обыкновенной бумаги. При многих из них сохранились приложенные к ним вислые печати, свинцовые, оловянные и восковые, [226] желтого, черного и красного цвета, с разными изображениями. В этих изображениях заключается основа Русской геральдики. К сожалению, большая часть из них стерлась. Из уцелевших, самые древние — на свинцовых печатях Новгородских XIV и XV века. На лицевой стороне их почти всегда изображался крест может быть — в честь Честного креста Господня, называемого Чудным, стоящего в часовне, на левом берегу Волхова, подле самого Волховского моста. Хотя из надписи на подножии сего креста видно, что он поставлен на мосту в 7056 лето от сотворения мира, т. е. в 1548 году от Р. X.; однако, судя по некоторым местам Новгородских летописей, он должен быть гораздо древнее. Полагают даже, что Чудный крест есть тот самый, который еще Великим Князем Владимиром Ярославичем водружен был на месте, предназначенном им для построения храма Святой Софии ². Крест на печати иногда был восьмиконечный, окруженный точками; а с другой стороны означалось надписью: кому принадлежит печать, напр. печать Минина Ивановича, пецат Дементея Кананов.... [227] и проч. Сохранилось несколько печатей оловянных XIV и XV века, с изображением на одной стороне лика Знамения Божия Матери, а на другой — животворящего креста. Есть печать с изображением креста и птицы с распущенными крыльями. На некоторых с лицевой стороны изображены: дракон с распростертыми крыльями, оленья голова, птица, петух; окруженный точками, зверь в кружке, лев, две человеческие фигуры нагие, бычачья голова. На печати стремянного конюха Петра Никифорова, служившего при Царе Алексее Михайловиче: человек, держащий лошадь вставшую на дыбы; на печати игумена Вяжицкого монастыря Феодосия: в продолговатом четвероугольнике ножницы. На печатях Патриархов, Митрополитов и Архиепископов изображаемы были: с одной стороны Богоматерь с Предвечным Младенцем, седящая на престоле; а на другой благословящая рука, с надписью: «Божиею милостию смиренный» и проч. Иногда: с одной стороны Святая Троица, а с другой благословящая рука, с надписью вокруг; иногда — одна только благословящая рука на лицевой стороне и надпись. Одна духовная, 1482 года, оканчивается следующими словами: «а запечатали есмя хресцем, телником Поповым Ивановым». В конце [228] этой духовной, на загибе края, приложена желтовосковая печать, на которой приметен образный крест, носимый на шее. К данной боярина Шереметева Кириллову монастырю на дворовое место в Москве, 1559 года, приложена небольшая Черновосковая печать, с изображением охотника с собакою.

Считаем не лишним упомянуть здесь о печатях, встречаемых при других древних актах, помещенных в Истории Российской иерархии. Примечательнейшие из них: при грамоте Архиепископа Ростовского Ефрема, 1436 года, с одной стороны: Знамение Пресвятые Богородицы с распростертыми дланями, а на лоне ее Спаситель благословляющий; с другой — надпись: «Милостию Божиею смиренный Архиепископ» и проч. На печати Удельного Князя Бохтюгского, от Заозерских Князей, изображен крылатый дракон. На печати Великой Княгини Марии Ярославовны, супруги Великого Князя Василия Васильевича Темного, изображена охота: внизу сокол, сидящий над убитою птицею; под облаками цапля и к ней подлетающий кречет, а за ними с правой стороны вставшая на дыбы лающая собака; по краям вокруг надпись: «Печать Великия Княгини Марии».

Царь Иван Васильевич оканчивает одну [229] свою грамоту Кириллову Белозерскому монастырю следующими словами: «А сю есмя грамоту печатал своим перстнем. На обыкновенной же Царской печати, со времени В. К. Иоанна Васильевича, всегда изображался с одной стороны государственный герб: двуглавый орел, а с другой — герб Московский: св. Георгий на коне. Печать царства Казанского была с изображением зиланта, или дракона.

В 259 примечании к IX тому Истории Государства Российского помещены следующие две выписки из летописей:

«Год 1564. Велел Царь сделати печать в вотчину в Вифлянскую, во град Юрьев; а на печати клейно орел двоеглавный; а у орла у правые ноги герб, печать магистра Ливонского; а у левые ноги герб, печать Юрьевского Бискупа; около же печати подпись Царского Величества боярина и наместника Вифлянские земли печать; и тою печатью велел грамоты перемирные с Свейским Королем печатати и грамоты в иные государства».

«Год 1565. Сент. в 1. Государь велел сделать печать нову в В. Новгород, наместникам печатати перемирные грамоты с Свойским Королем; а на ней клейно место, а на месте посох, а у места в сторону [230] медведь, а с другую сторону рысь; а под местом рыба; а около печати подпись: Царьского Величества боярина и наместника печать». Соображая разносторонние сведения, заключающиеся в собрании Юридических Актов, мы вполне убеждаемся, что эта книга должна быть учебною не для одних любителей отечественной истории и древностей, и не для одних деловых людей, желающих основательно знать старинное Русское правоведение и управление, но и для всех исследователей и любителей языка и для всех вообще литераторов, не исключая и поэтов. Последним достаточно напомнить, что сам глава нынешних романистов и сказочников, знаменитый Валтер Скотт, не иным чем достиг повсеместной известности, как только предварительным, тщательным изучением памятников отечественной письменности и древностей. Смеем думать, что многие из Актов Юридических, по занимательности их содержания, самым светским людям, ищущим в чтении одного развлечения, могут принести более удовольствия, нежели чтение большей части нынешних романов и повестей, с фантастическим содержанием, с неестественными характерами и с небывалыми обрядами и

А. Глаголев.

Комментарии

1. См. Истор. Рос. иерархии часть I, стр. 190.

2. См. описание сего креста в Материалах для Статистики Российской Империи, изданных, с Высочайшего соизволения, при Статистическом Отделении Совета Министерства Внутренних Дел, 1841 г., стр. 42-43.

Текст воспроизведен по изданию: Об актах юридических, изданных Археографическою Комиссиею // Журнал министерства внутренних дел, № 8. 1841