ОБДОРСКИЙ ВОЗМУТИТЕЛЬ.

1844 или 1845 г.

I.

В 500-х верстах от исторического города Березова и в 1560-ти от Тобольска, прямо на север, находится селение Обдорск, лежащее под 66° с. ш. Жители Обдорска народ пришлый. Все население простирается до 200 человек. Это тобольские и березовские переселенцы: купцы, мещане и казаки. Занимаются звероловством, рыбной ловлею и мелкой торговлей. Обдорск — довольно красивое селение. Дома, большею частию, новые, построенные из соснового и кедрового леса. На высоком берегу стоит небольшая деревянная церковь. Вообще этот городок, как его называют даже в оффициальных бумагах — производит приятное впечатление, когда подъезжаешь к нему. Холм, на котором расположен Обдорск, представляет, довольно значительную по величине, продолговатую тундру, саж. 800 в окружности. Растительность самая скудная: тощий кустарник, мох и северная ягода: брусника, морошка и книжника — вот и все. Домов в Обдорске около 50 ¹. С одной стороны, с восточной, течет речка Полуй, а с другой Шайтанка. Большую часть лета тундра имеет вид острова. Величавая Обь протекает в виду городка, верстах в 5-ти от него. Не заселенной местности, на тундре, более 2/3. Как места застроенные переселенцами, так равно и не заселенные окрестности принадлежали прежде инородцам. Бывший генерал губернатор Гасфорт исходатайствовал, для жителей Обдорска, утверждение за ними всей земли. В благодарность начальнику края, жители Обдорска, по [378] убеждениям местного богача Чечурова, согласились воздвигнуть генералу памятник. В бытность мою здесь, памятник уже был готов. Он выложен из кирпича, футов в 20 вышиною. Надписи не было никакой; но потом я слышал, что тот же затейник Чечуров, сочинивши благодарственную надпись, отослал ее в Екатеринбург для вырезки, на мраморной доске, для памятника — и, когда привезена была доска, — то жители, с изумлением, увидели благодетеля своего Гасфорта, переименованного в Фосфорта. Это случилось, конечно, благодаря самоуверенности и малограмотности сочинителя.

В настоящее время в Обдорске содержится мисионерское училище от правительства; учеников считается 27, учениц 20. В конце 1850-х годов, там была школа при церкви, которая и держалась, благодаря усердию бывшего местного священника Попова.

В 70-ти верстах от Обдорска на запад красуется величественный Урал, куда с весны инородцы прогоняют своих оленей для пастьбы. Вид этих гор, в ясный день, восхитителен, особенно кто не видал лучших местностей. Разноцветные полосы, на боках гор, играющие от лучей солнца, представляют волшебное зрелище. Если смотреть с тундры на горы, то они кажутся не более как в 7 или 10 верстах от наблюдателя. Так велик оптический обман ².

С 1-го января по 6-е в Обдорске бывает, так называемая, крещенская ярмарка, куда, кроме купцов тобольских и березовских, приезжает множество инородцев березовского округа: остяков и самоедов ³, а из Архангельской губернии являются зыряне, — эти, своего рода, евреи полярных стран, эксплуатирующие несчастных остяков и самоедов, наравне с цивилизаторами инородцев — россиянами. Привозят сюда, преимущественно: коровье масло, семгу, оленьи шкуры и множество пушных товаров: песцов, соболей, белок и лисиц, а также пух, перо, мамонтовую кость, моржовые клыки ⁴. Все это скупается у инородцев теми же березовскими и [379] обдорскими жителями-промышленниками и купцами; скупается весьма дешево, а более выменивается на различный товар: муку, сукно, табак, равные мелочи, а под сурдинкой — и на водку, продажа которой строжайше воспрещена в Обдорске. Все инородцы, без исключения, большие охотники до водки и стоит только разманить их этим волшебным напитком, — они готовы отдать за него все, что при их окажется. В бытность мою на службе в Березове, в конце 1850-х годов, я бывал свидетелем торговли, которую, блаженной памяти, откуп вел с инородцами. Так как далее Березова на север, торговли вином уже нет, а в Обдорске продажа водки — незаконная, производится в малом количестве и под опасением огромного штрафа и ответственности перед судом; то, в марте месяце, сотни инородцев, с дальних тундр, являются в Березов на своих быстроногих оленях, верст за 600 и более. Наложив на свои длинные нарты ⁵ звериные шкуры, они едут прямиком и почти безостановочно до самого Березова, никогда не теряя пути и узнавая его по звездам, которые ярко светят на ясном небе, в морозные ночи. На каждой нарте сидит один и не более двух инородцев, которые и управляют попеременно оленями. И вот нарт 10 и более являются, одновременно, в Березов и останавливаются у знакомого здания, в котором, к тому времени, сортируется водка, специально для продажи дикарям. Что это за напиток, можно представить себе уже потому, что и местным жителям, в откупное время, продавалась, иногда, какая-то отрава, в роде купоросного настоя, а с инородцами не церемонились и того более. Им отпускали вино процентов в 15, по нынешнему Траллесу, с примесями уже вовсе нецелебными. Надо заметить, что управляющие откупом в Березове дожидались золотого марта с нетерпением и надеждою на главный доход откупа в течении года. Не забывали управители и себя. Прибывших инородцев встречал переводчик, получающий хорошее жалованье от конторы, и вел в дом управляющего, отстоящий от главного кабака в нескольких саженях. Не говоря ни слова, остяки и [380] самоеды входили в теплые горницы гостеприимных хозяев и тотчас же, снявши верхнее платье — гусь ⁶, дикари усаживались на пол. Немедленно им подавалось по стакану водки и приносилась закуска, состоящая из цельных замороженных рыб: нелем, максунов и щекуров. Каждый инородец вынимал из ножен, прикрепленный к поясу, острый нож и с особенным искуством, — не доступным многим даже местным жителям березовского края, содрав кожу с рыбы, начинал строгать ее мелкими ломтями и с жадностью глотать. Съедалось непомерно много, после двухдневного голода и мороза. В заключение подавалось, в больших деревянных чашках, кислое молоко, которое инородцы также съедали ведрами... Водки более не давали, не из экономии, конечно, а находя это неблагоразумным, по различным соображениям. Поевши плотно, дикари предавались глубокому сну. Спустя несколько часов, они просыпались и тогда уже начиналось дело. Гостям снова подносили водки; но уже не в стаканах, а в рюмках; после первой, наливали вторую, а затем третью. Тогда дикари, вынув из одного рукава малиц свои руки и всунув их за пазуху, вынимали оттуда, через ворот малицы, различные звериные шкурки: песцовые, лисьи, дешевых бобров и, с поклоном, подносили хозяевам, преимущественно — хозяйке, в виде подарков. После этого, через переводчика, начиналась торговля. Единицею при торге, со стороны откупных, было ведро водки, а со стороны инородцев — лисица (известного сорта) или песец. Соболь, бобер и, в особенности, бурая лисица или голубой песец составляли стоимость нескольких обыкновенных песцов или лисиц. Торговались инородцы не крепко и товар их всегда доставался за бесценок, не говоря уже о достоинстве получаемой ими водки. Я был, однажды, свидетелем, как за 2 1/2 ведра сивушной отравы была приобретена бобровая женская ягушка ⁷, сшитая из десяти или двенадцати шкур. При таких громадных барышах, откуп, конечно, должен был делиться с властями: городничим, исправником, обдорским [381] заседателем и проч. Не место здесь рассказывать о некоторых случаях нашествия властей к воротам березовского управляющего, в самый разгар торговли. Я был свидетелем одного такого нашествия интересно-возмутительного и вместе с тем — комического. После недолгих переговоров с хозяином, за воротами, — почтенные блюстители закона, как милые знакомые, явились в дом пить чай и играть в карты. Кроме путного товара, самоеды привозят иногда, для покупки водки, и кредитные билеты. Откуда они являются, на самых отдаленных тундрах, таких, на которые, может быть, еще не ступала нога ни одного русского — этого объяснить не могу.

II.

В 1844 или 1845 г. ⁸, на Обдорскую ярмарку собралось очень много торговцев. Чиновный люд: исправник, местный заседатель, кой-кто из тобольских чиновников также был на лицо. Был, кажется, тут же приезжий жандармский офицер. Торговля шла бойко. Русские торгаши потирали, от удовольствия, руки, скупив весьма выгодно пушнину. Добродушный исправник Скорняков был чрезвычайно доволен удачным сбором ясака. Инородцы, пребывающие на своих нартах и ночующие под красивым полярным небом, просветленным 35—40 град. морозами — также находились в блаженном состоянии, лакомясь, ежедневно, волшебным напитком и куском сырого оленьего мяса или вкусной рыбы. Наслаждались они и набиванием рта нюхательным табаком, действие которого напоминало им, несколько, одуряющее свойство водки. Все шло хорошо! Было несколько неприятных случаев; но это не в счет; без них не обойтись: замерзло на своих нартах несколько сильно опьяневших инородцев, в том числе молодая женщина с ребенком, плотно прижавшимся к открытой груди кормилицы ⁹. Было несколько драк; одного торгаша пообокрали, другого поймали с продажной влагой, напоминавшей, по запаху, низкодобротную водку — все уладилось!

Вдруг весь Обдорск был поражен страшным [382] известием. Верстах в 30 или 40 от города появился, с многочисленной ватагой, известный уже правительству грабитель Вауль Пиеттомин. Кто-то был в ставе разбойника и видел его лично. «Нарт множество, в каждой по три по четыре оленя; пики как лес стоят, собирается Вауль сюда, скоро приедет»! Всполошились власти. Безмятежный исправник, «капитан Митька», как его называли инородцы — совсем растерялся. Военного отряда в Обдорске нет и не полагается. Во время ярмарки бывает тут несколько казаков, приезжающих с чиновниками и исполняющих обязанности полицейских служителей. Придумали послать в Березов нарочного, с требованием присылки местной казачьей команды, в числе 50 или более человек. Так и сделали: нарочный прилетел в Березов быстро. Березовцы всполошились не менее Обдорцев. «Возьмет Обдорск, придет и сюда, все отнимет, в конец раззорит нас... Ведь за ним все самоеды пойдут, если захочет». Однако войско, в числе нескольких десятков казаков, с временными, ржавыми ружьями, отправилось против неприятеля. Предводителем был послан пятидесятник А. М. Буторин ¹⁰. Между прочим в Обдорске нашелся спаситель, покончивший все дело просто и без больших хлопот. Это был местный житель, довольно зажиточный мещанин, Нечаевский, старый друг Вауля, — человек чрезвычайно смышленый, находчивый и решительный. Он-то и явился к властям с неожиданным для них предложением: «Я поеду в стан Вауля и привезу его живого сюда. Чем меня наградят за это»? Ему наобещали всякие милости. «Медаль дадут»? — Дадут, дадут, уж мы похлопочем, только спаси ради Бога! — Нечаевский отправился. Весь Обдорск провожал его с напутствованиями и с надеждой на спасение....

Кто же был этот страшный человек — Вауль? Это была, действительно, весьма замечательная, между дикарями, личность, уже давно знакомая всему краю и властям. В начале 1840-х годов, в березовской тюрьме, находящейся при полиции и неогороженной даже тыном, можно было видеть арестанта-самоеда, лет под 40, среднего роста, крепко сложенного, с красивым и энергичным лицом и весьма умными глазами. Это был Вауль. Он судился за грабежи... Живя на отдаленных тундрах, этот человек набрал себе шайку послушных земляков и с ней разъезжал [383] по соседям, отнимая у богатых оленей и раздавая их неимущим, не забывая, конечно, брать и для себя львиную часть. К убийствам он никогда не прибегал, да и не было надобности. Робкие и крайне не воинственные сооттичи не сопротивлялись ему. Но что всего замечательнее — Вауль проповедывал везде и всем необходимость отделиться от русских, не платит им ясак и отобрать у них все занятые ими земли... Молодца поймали и привезли в Березов. Там он судился, был наказан и сослан в Енисейскую губернию. Оттуда, вскоре, он съумел найти дорогу в свои родные тундры и вот теперь, собравши довольно значительные силы, шол в Обдорск с тем, чтобы взять его, отобрать сданный уже ясак и раздать его обратно, а самому сделаться полновластным господином, уничтожив ненавистного ему князя Таймина... Все это, как я уже сказал, привело местные власти и жителей Обдорска в трепет, хотя, говоря откровенно, бояться-то уж, через чур, было и неосновательно. Что мог сделать этот, небывалый еще между дикарями, смельчак, имея даже сотни людей под рукой? Все их оружие заключалось в стрелах и коротких ножах, если исключить пики, которые употребляют лишь для управления оленями и, в редких случаях, для охоты за мелким зверем... Три, четыре залпа из ружей, хотя и ржавых, было бы достаточно, чтоб разогнать трусливое стадо дикарей... Но такова сила всего, что застает в расплох! В это время у страха делаются, по пословице, глава велики...

Нечаевский явился в стан Вауля к вечеру и сейчас же увиделся с своим старинным приятелем.

— Здорово друг, сказал посланник.

«Здравствуй, зачем приехал?»

— Будем говорить много; дело важное. Пойдем дальше от твоих. — В Обдорске узнали, что ты пришол. Чиновники испугались, бежали в Березов. Никто не знает, что я к тебе поехал. Нарочно, друг, прибежал к тебе сказать, что я вместе с тобой, за одно.

«Ой, Николка ¹¹, не верю. Ты худое что-то задумал. Погоди, позову шамана; пускай он скажет, что у тебя на уме».

— Зови, друг, зови. Мы с тобой ведь много лет знакомы. Видел ты от меня худо? Когда тебя искали русские, разве я тебя выдал им? А я ведь знал, где ты... Вот и теперь пришол помочь тебе. Поедем в Обдорск вместе; там все нас испугаются [384] и отдадут нам весь ясак и все вино, а вина много, много. Ты мне за это будешь всегда другом... Напишем потом бумагу русскому царю; скажем ему, что чиновники вас обижают, берут много ясака, а царь не велит это делать. Он тебя посадит князем и отдаст все земли. Кто живет в Обдорске, ты того оставь, друг. Они тебе будут платить ясак. Чиновников всех прогоним, будем сами большие бояры.. А если ты силой захочешь отнимать город у царя, он рассердится и не сделает тебя князем...

Много еще толковал, в этом роде, обдорский дипломат. Вауль призадумался.

«Надо спросить моих, сказал он. Как они скажут...» ¹²

Было приглашено на совет человек десять самых приближенных Ваулю. Совещались без шума; но советники бунтовщика крепко настаивали не доверяться русскому, хоть и другу, и делать по своему.

Перед утром призвали шамана, одного из самых славных между этими полярными жрецами. Началась ворожба; закололи молодого оленя, содрали с него шкуру, которую и очистили самым безукоризненным образом, так что на ней не осталось ни малейшего следа крови. Затем шкуру прикрепили к длинному шесту, который другим концом воткнули в снег. Шаман взял лук и стрелу, отошол шагов на 30 от цели и, произнося непонятные, даже для своих родичей, слова, сильно натянул тетиву, и стрела полетела, насквозь пробив шкуру. Когда ее сняли с шеста, — все присутствующие, с невольным волнением, стали разглядывать отверстие, сделанное стрелой.

— Кровь, кровь! Не ходи, обманут! вскричал шаман. — Действительно, около того места, где пролетела стрела, на шкуре оказалась свежая кровь...

Смутился Нечаевский; но не упал духом. Он снова начал убеждать Вауля ехать с ним вместе и уверял, что кровь явилась к добру и надо радоваться этому; что если Вауль его не послушает, то все потеряет и кто нибудь выдаст его русским чиновникам. Если же друга послушает, то они сделают дело без драки; все будут живы и всем будет хорошо.

Стали еще ворожить. После долгих диких завываний, непонятных слов, шаман начал делать порывистые движения руками, ногами и головой. Чем дальше, тем страшнее и быстрее стали [385] эти движения; наконец шаман выхватил, из за пояса, свой нож и, со всего размаха, начал тыкать им себя в грудь и живот ¹³.

Лицо его сделалось страшно, — на сжатых губах показались клубы пены, глава налились кровью и он, с страшным криком, упал на снег. Из распростертой руки шамана выпал нож; — он был в крови. Минут через пять колдун очнулся. Он был совершенно невредим; на теле, конечно, не оказалось ни одной раны. Ворожба предвещала беду. Снова начали уговаривать Вауля не слушать русского.

— Слушай, друг, и вы все слушайте, начал Нечаевский. Что я могу вам сделать худого? Ты, Вауль, возьми с собой всех сколько у тебя есть людей, и пусть у самого города они остановятся. В город мы пойдем вместе; веди с собой хоть 10, хоть 20 человек. Я от вас никуда не уйду и, если увидите, что я вас хочу обмануть, убейте меня; я в ваших руках. Чиновников нет, казаков нет, жители вас не тронут. Чего вам бояться?

Вы знаете нашего Бога Николу? ¹⁴ Вот что я скажу друг: если я тебя обману, пусть Никола убьет меня! Еще чего хочешь? Хочешь, поклянусь вашими клятвами...

Снова стали совещаться. Решили на том, чтобы ехать всем, но Нечаевский уговорил, все таки, остановиться верстах в 5 от Обдорска, выбрав место, которое бы скрывало от жителей становище. Еще не совсем стемнело, когда ватага расположилась вблизи города. Выбрав человек 18 самых надежных самоедов, Вауль отправился в приготовленную ему, другом Нечаевским, западню... Чиноначалие было на стороже. Лишь только заметили вдали толпу, сейчас же приняли меры. Наличные казаки, многие из жителей и преданные князю Таймину остяки — спрятались вблизи инородческой управы и в самом ее здании. Вауль со свитой и другом-предателем, в совершенной тишине, взошли на холм и приблизились к управе.

— Пойдем вперед, друг, шепнул Нечаевский Ваулю.

Дверь здания отворилась — друзья вошли. В ту же минуту крепкие руки обхватили легковерного агитатора; дверь заперли на крюк. Сильно напрягая мускулы, Вауль сбросил было с себя несколько человек; но, вслед затем снова навалилась на него целая масса людей, которым помог и друг Нечаевский. [386]

— «Предатель, чорт! вскричал отчаянным голосом Вауль. Пропади ты, убей тебя русский бог Никола... Чортов сын, проклятый, проклятый!..»

Крепко скрутили руки и ноги Вауля и бросили его в угол каморки.

Между тем, на улице происходила отчаянная борьба между друзьями Вауля и казаками, с участием жителей Обдорска. На помощь подоспели и бывшие, до сих пор, в управе. Безмолвно, но отчаянно защищалась свита Вауля, не обращая внимания на удары, по чему попало, поленьями и палками. Всех страшнее и всех несокрушимее был самый преданный Ваулю человек — Содома. С непомерной силой, спокойно перенося сыпавшиеся на него удары, он разбрасывал около себя всех, кто попадался ему под руку. Тогда урядник Шахов, подойдя к атлету сзади, со всего размаха ударил его палашом сабли по обнаженной голове. Не вынес Содома этого страшного удара и, со стоном, как сноп, повалился на снег, окрасив его алой кровью.

Немедля послан был нарочный, на встречу казачьего отряда, чтобы воротить его назад. Так и не удалось березовским воинам отличиться в деле. Шайка Вауля, узнав о погибели своего предводителя, разбежалась; ее не преследовали, как совершенно безопасную. Некоторые рассказывают, что в стан Вауля было послано несколько человек, которые, пробравшись незаметно к бунтовщикам, обрезали постромки у нарт, вследствие чего олени, почуяв свободу, убежали и когда самоеды бросились ловить этих животных — нарты и все добро на них было забрано и доставлено в Обдорск. Не знаю, до какой степени это вероятно, а тем более возможно. Перерезать незаметно, для глаз хозяев, веревки у сотен нарт — штука мудреная!

Закованного в тяжелые цепи Вауля отвезли в Березов и там судили. Он был приговорен к наказанию кнутом и к ссылке в каторжные работы. Пойманные соучастники Вауля также были наказаны.

Нечаевский получил, за усмирение бунта, медаль на шею, которую он, впрочем, поносил недолго. Вскоре он умер.

Исправник, при донесении губернатору, не забыл выказать себя энергичным деятелем в подавлении восстания, за что также удостоен награды.

Так окончились широкие затеи дикаря. Каким путем явились в голове его идеи, не сообразные с унылой, чисто животной жизнию самоедов, с их первобытными понятиями о правах человека и о его нравственных потребностях?.. Ответа дать не можем!..

Захар Александрович Барш.

Комментарии

1. Я был там в 1857 году. — Авт.

2. В статье моей «Берега Оби и ее обитатели», напечатанной в Тобольских губернских ведомостях 1858 г. № 2, я довольно подробно описал березовский край; в этой статье, восхитившись невиданным еще мною зрелищем гор — распространился и о них.

3. В это время бывает здесь сбор ясака, а потому в Обдорск съезжаются не только местные березовские власти, но часто приезжают и высшие из Тобольска или Омска.

4. Приблизительно на 150-180 тысяч. — Авт.

5. Длинные и очень низкие сани, с широкими полозьями, никогда неокованными. Правят оленями длинным шестом, которым указывают направление этим прелестным и полезнейшим животным. Возжей нет, кроме одной. Шест, с одной стороны, с железным наконечником, в роде копья; другой конец тупой. Этот шест (саж. 1 1/2 и более длины) служит иногда и оружием, при встрече инородцем мелкого зверя: лисицы, песца, куницы и соболя. Тогда он скачет за зверем и бросает в него свое копье, редко делая промах. — Авт.

6. Одежда из старого оленя, шерстью вверх, с треухом на голове. Кроме этого каждый инородец, отправляясь в дальний путь, надевал малицу и парку. Малица — одежда в роде длинной рубахи, шерстью вниз, сделанная из неплюев или молодых оленей. Парка надевается на голое тело и делается из только что родившихся оленьих детенышей. Она также шьется шерстью вверх, с треухом. На ногах надевается двойная обувь, также из оленьих шкур и лап (так называемая «кеньги»). В этом костюме остяк или самоедин не доступен для самого сильного мороза.

7. Та же малица, но с полами и шерстью вверх. — Авт.

8. Все написанное нами о Вауле мы излагаем по рассказам. Я обращался с просьбою достать мне подлинное дело Вауля, которое должно бы было храниться в архиве Тобольского губернского суда; но, по справкам, дела этого не нашлось. Весьма вероятно, что в подробностях моего рассказа могут быть неточности. Будем весьма благодарны, если кто, ближе знакомый с этим интересным делом, исправит наши неточности и пополнит пробелы статьи. — З. Б.

9. Факты замерзания пьяных инородцев, во время сна — очень часты.

10. Ныне, кажется, эссаул в отставке; человек, наживший, различного рода торговлей, огромное, для того края, богатство. — Авт.

11. Имя Нечаевского.

12. У остяков и самоедов, как вообще у всех дикарей, язык беден в высшей степени. Для отвлеченных понятий слов почти нет, а потому и выражение мыслей не полное и крайне затруднительное для инородца.

13. Что шаманы проделывают такие штуки — это совершенная правда. Сам я свидетелем этих фокусов не был; но очень многие из жителей Березовского края рассказывали, как очевидцы, что фокусы шаманов изумительны и необъяснимы. Исступление шаманов во время ворожбы напоминает экстаз хлыстов, когда на них накатит. (Печерский «На горах»).

14. Самоеды чрезвычайно чтут Св. Николая Чудотворца и называют его русский бог Никола. (Статья моя в «Тобольских Губернских Ведомостях» 1858 года № 2). — З. Б.

Текст воспроизведен по изданию: Обдорский возмутитель. 1844 или 1845 г. // Русская старина, № 10. 1881