|
Из истории ненецкого народа 30—40-х годов XIX в.(Движение Ваули Пиеттомина) Среди социальных движений малых северных народностей первой половины XIX в. на первом месте по интенсивности и значимости стоит движение 1830—1840 гг., связанное с именем его руководителя — Ваули Пиеттомина из ненецкого рода ненянг. Имя Ваули вошло в историю северных народностей и в памяти народных масс Севера дожило до наших дней, как имя руководителя ненецко-хантейской бедноты в борьбе против угнетателей и экоплоататоров туземных князьков, русских чиновников, ненецких и хантейских старшин, богатых оленеводов и русских торговцев и купцов. Дореволюционная литература о Ваули представляет собой ряд отдельных небольших заметок, авторы которых рассматривают движение Ваули с великодержавно-шовинистической точки зрения. Так, например, Н. Абрамов — яркий образчик провинциального доморощенного историка середины XIX в., в своем «Описании Березовского края» 1, характеризуя движение, называет Ваули «возмутителем народного спокойствия самоед» и расценивает выступление Ваули, как разбойничье. Пересказ событий 1839—1841 гг. занимает у Абрамова всего 2 странички и дает только хронологическую канву событий.Такая же чиновничье-великодержавная оценка движения Ваули дается в заметке «Самоедский праздник в Обдорске по случаю раздачи величайших наград» 2. В этой заметке содержится, главным образом, ряд фактических данных об отзвуках движения Ваули в 1856 г. Сам Ваули, его сподвижники 40-х годов и последователи 1856 г., рисуются просто грабителями, а успех и популярность Ваули «объясняется» страхом перед силой его шаманства.Несколько отошел от оценки движения Ваули, как разбойничьего, Барш в статье «Обдорский возмутитель» 3. Статья эта написана, как говорит сам Барш, по рассказам, так как дела о Ваули в архиве Тобольского губернского суда по его запросу не нашли. В статье этой перепутаны даже хронологические даты, анализа событий совершенно не дано. Автор все движение связывает с фигурой самого Ваули, о котором говорит, что «это была, действительно, весьма замечательная между дикарями личность».П. Славин в статье «Самоеды-грабители в Обдорском крае» 4 в основном повторяет данные Барша, а, кроме того, использует дело Тобольского губернского архива «О самоедах, производящих грабежи в Обдорском отделении» для краткого очерка отзвуков движения Пиеттомина в 1856 г.Такова основная, крайне бедная дореволюционная литература о Ваули. [152] Кроме того о нем и о движении, организатором которого он был, разбросан ряд мелких заметок во всех дореволюционных работах по истории западной Сибири: у Шашкова «Сибирские инородцы в XIX в.», у Житкова «Полуостров Я-мал» и в ряде других. В современной советской литературе нет ни одной работы, посвященной этому наиболее значительному движению ненецко-хантейской бедноты в первой половине XIX века. Даже в работе, вышедшей в 1937 г., «Очерк истории народов Северо-Западной Сибири» автор ее — Карцев, говоря об этом движении, принужден ограничиться использованием тех немногих статей, о которых упоминается выше. Н. Абрамов и Барш для своих статей использовали рассказы современников. Однако тексты сказаний и легенд о Ваули, существующие на севере и до настоящих дней, до революции не записывались. Несмотря на тщательные розыски, не найдены до сих пор архивные материалы о движении Ваули, которые должны были иметься в Тобольском архиве. Есть данные, что царские чиновники при одной из очередных варварских «чисток» архивных материалов уничтожили дела об этом движении 5.Поэтому большую научную ценность представляют публикуемые ниже материалы о движении Ваули, из недавно обнаруженного в Омском историческом архиве дела «Главного управления Западной Сибири», № 1960 за 1841 г. «О возмущении остяков Березовского края самоедом Ваули Пиеттоминым». Подходя к их оценке, нужно помнить, что это официальные материалы царских чиновников, что события освещаются ими односторонне и в общем и даже в деталях с точки зрения сибирской администрации николаевских времен. Однако, эти материалы дают для исследователя ряд новых данных как о самом Ваули, о его биографии, так и о движении, дают точную хронологическую канву событий и часто против воли составителей — царских чиновников проливают свет на отдельные факты этого наиболее значительного социального движения в Северо-Западной Сибири в первой половине XIX века. Крайняя бледность показаний самого Ваули не покажется странной тому, кто знаком с показаниями Пугачева и других вождей народных движений в прошлом. Они, естественно, избегали давать подробные объяснения, которые могли только еще более отяготить их положение перед царским судом. В свою очередь царских чиновников не интересовали ни мотивы, ни обстановка движений. Их допросы сводились к тому, чтобы выколотить из подследственного показания, непосредственно уличающие его в «противозаконных поступках». Поэтому показания Ваули мало вскрывают социальную суть движения, которое он возглавлял. Несомненно, однако, что социальная сущность движения Ваули гораздо сложнее, чем ее изображает буржуазная шовинистическая историография, которая сводила все дело к примитивному разбою. В тюрьме народов, какой была царская Россия, малые народности Севера были обречены на голод и вымирание. Начавшаяся с первых же дней завоевания Сибири хищническая эксплоатация северных народностей царской администрацией, купечеством, промышленниками разных сортов довела малые северные народности до полного обнищания. Правительство, опираясь на верхушку населения — на князьков и старшин, рассматривало широкие массы северных народностей только как объект для выколачивания ясака и других поборов. Вот характерные цифры. В 1763 г. в Березовском крае было 8003 ненцев и хантэ, подлежавших обложению. Они выплачивали ясак пушниной по оценке в 6 876 руб. 90 к. В 1829 г. по переписи ясачной комиссии 6 в Березовском [153] округе было подлежащих обложению 10 993 души (8 421 хантэ и 2 572 ненца). Население, подлежащее обложению, выросло, как видим, приблизительно на 25%. К 1829 г. ненцы и хантэ Березовского округа платили ясака на ту же сумму и 44-копеечного сбора по указам 1797 г. и 1806 г. 4 722 руб. 52 коп. и выполняли натуральных повинностей по оценке на 12 723 руб. Комиссия же установила подати в размере 20 212 руб. 35 к., не считая повинностей.Таким образом обложение увеличилось против 1763 г. почти на 300%. И это, несмотря на то, что общее экономическое положение северных народностей к 30-м годам XIX в. значительно ухудшилось. Тобольская казенная палата в 1828 г. заявляла, что «инородцы тогда (т. е. в 1763 г.) были гораздо зажиточнее нежели в нынешнее время». На самом деле сумма обложения была гораздо выше, чем ее показывают официальные цифры, так как оценка мехов, сдаваемых в ясак, была крайне низкой и, кроме того, приемщики мехов прибегали к целому ряду мошенничеств и в оценке, и в записях налагаемого ясака. К этому нужно прибавить поборы со стороны духовенства, прибегавшего к чисто провокационным приемам для выколачивания из порабощенных народностей всякого рода штрафов за нарушение церковных правил (несоблюдение постов и проч.). В годы плохого улова рыб и добычи зверя, особенно в начале XIX в., когда, в результате хищнических способов лова и сильных лесных пожаров, погибли лучшие звероловные места, обнищавшим ненецко-хантэйским массам приходилось для уплаты ясака обращаться за ссудой или к «своим» богачам или же к русским купцам и промышленникам. Ростовщичество процветало на Севере вплоть до 1917 года. В залог за взятую небольшую сумму ненцы и хантэ отдавали лучшие угодья. Колоссальные проценты нарастали на взятую сумму и на проценты, и в результате население запутывалось в долгах. Ядринцев в своей работе «Сибирь, как колония» приводит характерный факт, как местные жители в 1688 г. заложили угодья за 1 р. 50 к. и 135 лет до 1823 г. не могли их выкупить. Пользуясь покровительством властей, русские купцы и промышленники брали в долгосрочную аренду, по баснословно низким ценам, лучшие угодья и фактически становились настоящими хозяевами их. Практиковался и прямой открытый захват русскими промышленниками и купцами лучших угодий. Теряя лучшие земли, народности Севера одновременно подвергались усиленной торговой эксплоатации. Им продавались наиболее плохие, часто бракованные товары по баснословно высоким ценам. В этой грабительской торговле участвовало в качестве контрагентов и местное национальное кулачество, а также и духовенство. Обдираемые царскими чиновниками, купцами, попами и промышленниками, хантэ-ненецкие массы попадали в кабалу к своему национальному кулачеству, представители которого занимали все низшие административные посты и были посредниками между высшей русской администрацией и широкими массами. Массы дошли до крайнего обнищания в то время, как верхушки во главе с князьями быстро обогащались. Князья (Тайшин, Артанзиев и другие) были верными слугами царизма, от которого они получали всевозможные награды и подачки. Именно царизм помогал им властвовать и эксплоатировать широкие массы ненецкого и хантэйского народов. Нужно к этому добавить полное юридическое бесправие ненца, хантэ и манси в царской России. Царское правительство считалось только с верхушкой — князцами, богатыми оленеводами, старшинами. Бедняк ненец или хантэ в глазах самого мелкого чиновника был «собакой», «дикарем». Сибирская администрация от верху до низу была взяточниками, казнокрадами и насильниками. Из года в год повторялись голодовки, при которых бывали случаи людоедства, население косили болезни. Общеизвестен много раз обсуждавшийся вопрос о так называемом угасании северных народностей. Северные народности, ныне возрождающиеся под мудрым водительством партии Ленина — Сталина, в старой царской России обречены были на вымирание. [154] 30-е годы XIX в. были годами еще большего увеличения податных тягот, усиленного отбирания угодий, роста эксплоатации, невероятного двойного гнета — социального и национального, против которого и было направлено возглавленное Ваули Пиеттоминым движение. Всесторонняя оценка этого движения требует еще дальнейшего углубленного исследования. Многое в нем еще неясно: роль шаманства, взаимные отношения между хантэ и ненцами, отношение данного движения к предыдущим выступлениям ненцев в XVII—XVIII вв. и т. д. Публикуемые материалы при всей их неполноте и односторонности, однако свидетельствуют, что возглавляемое Ваули движение было народным движением, направленным именно против этого социального и национального гнета. В нем несомненно есть элементы классовой борьбы. Документы говорят как о Ваули, так и об участниках его отрядов, как о бедняках «не имеющих дневного пропитания». Один из наиболее близких Ваули сподвижников Менчеда Санин «ясаку от роду не платил по случаю бедноты». О широкой поддержке Ваули хантэ-ненецкой беднотой свидетельствует значительная численность его отрядов, достигавших до 400 человек. Ваули объединил эти обездоленные массы вокруг самых насущных требований (снижения ясака, снижения цен на товары), направленных против ига безграничной колониальной эксплоатации. Как указывает публикуемая «Краткая выписка», Ваули распустил слух, что он в Березовском крае понизит цены на все русские товары, даже на отпускаемый из казны хлеб, и что «инородцы будут платить подати вместо двух песцов одного... и посылал в Обдорск нарочного, чтобы до его туда прибытия инородцы не смели вносить ясака, а купцы торговать». В то же время движение Ваули было направлено против местных социальных верхов. Когда, как проговаривается составлявший «Краткую выписку» чиновник, «увеличилось народное к нему доверие», Ваули стал делать нападения на богатых ненецких и хантэйских старшин, владельцев сотен оленей, отбирая у них оленей, муку и деля его среди бедняков. В течение всего 1840 г. власть над ненцами и хантэ была фактически не в руках князя Тайшина, ставленника царской власти, вымогателя и насильника 7, и богатых старшин, а в руках Ваули. Ваули смещал старшин и если бы не помощь царской администрации, то Тайшин был бы смещен. Ваули не ставил однако задачи уничтожения власти князя и старшин вообще. На место ненавистного князя Тайшина он намерен был поставить князя хантэ — Япту Мурзина — богатого оленевода, искавшего дружбы с Ваули с провокационной целью, чтобы заманить его в ловушку, организованную князем Тайшиным и царской администрацией. Легкой ликвидации движения Ваули содействовала и провокационная работа русского торговца Нечаевского. Схваченный с помощью провокации в Обдорске, Ваули был отправлен сначала в Березов, затем в Тобольск и предан военному суду, который приговорил его к ссылке в каторжные работы. Генерал-губернатор Западной Сибири утвердил приговор и предписал отправить Ваули для отбывания каторжных работ в Восточную Сибирь. Части участников движения удалось скрыться, и спустя много лет после поимки Ваули на Севере снова вспыхивает волнение, которое однако не приобрело широких размеров. В 1855 г. родственники ближайшего друга Ваули — Мейри Ходина, также сосланного в каторжные работы, — Иани Ходин, сподвижник Ваули, Тумбы, Няру, Оли, Хорумы и Нюмдэ Ходины вместе с другими ненцами и хантэ организовали отряд. Во главе отряда стал Иани. Отряд стал делать нападения на богатых оленеводов, на старшин. [155] Снова в тундре началось волнение. Ненецкий старшина Тэпкэ Ванюзе (Ванхозе) обратился за помощью к царской администрации в Обдорске 8. Призрак возвращения Ваули встревожил и местных старшин и царскую администрацию. Между властями от Петербурга сверху и до Березова снизу началась оживленная переписка о ликвидации волнения. Посылать в безлюдную, отдаленную тундру солдат или казаков было рискованно, поэтому разгромить отряд Иани было поручено князю Тайшину, а Тайшин перепоручил это дело Ванюзе, наиболее заинтересованному в усмирении подчиненной ему бедноты. С помощью старшин и наиболее богатых кулаков-оленеводов участники отряда Иани во главе с ним самим были схвачены. При поимке им повредили в суставах пальцы рук, чтобы лишить «силы шаманства». Затем арестованные были доставлены для допросов в Березовский земский суд. К сожалению, до настоящего времени не обнаружены архивные материалы, сообщающие об их дальнейшей судьбе. Очевидно их ждала, как и участников движения Ваули, каторга и поселение в Восточной Сибири. Царская администрация и кулацкая верхушка праздновали легкую победу. Однако ненецкая и хантейская беднота не верила, что Ваули погиб и ждала его возвращения. В 1883 г., через 40 с лишком лет после движения Ваули, в Обдорске распространились слухи, что на Обдорск идет Ваули или его потомок 9. Слухи эти вызвали настоящую панику среди обдорских торговцев. Память о Ваули дожила до наших дней, до дней возрождения к новой счастливой жизни всех народностей Советского Союза, когда «народы-парии, народы-рабы впервые в истории человечества поднялись до положения народов, действительно свободных и действительно равных, заражая своим примером угнетенные народы всего мира» (Сталин). Публикуемые материалы подготовлены к печати коллективом работников Омского Исторического Архива под редакцией К. Е. Розанчугова. К. Розанчугов. «Краткая выписка из дела комиссии, учрежденной в Березовском крае о возмущении инородцев Обдорского края» 12 генваря 1839 года Обдорской волости ясачной князь Иван Тайшин с самоедами и остяками, составя приговор о том, что самоеды сей же волости Ваули Пиеттомин и Магири Вайтин с их сообщниками более семи лет делают у них дневные грабежи, просили обдорского заседателя Соколова представить Пиеттомина и Вайтина к высшему правительству для поступления с ними по законам и удаления их на поселение. Пиеттомин и Вайтин сознались Соколову, что они человеками с десятью своих товарищей, быв вынуждены бедностью, единственно для собственного пропитания, точно обкрадывали и грабили самоедов и остяков, но никого не убивали. После этого сознания, без всякого производства следствия, Березовский окружной суд полагал: наказав Пиеттомина и Вайтина кнутом, сослать на год в каторжную работу и потом оставить их на поселении. А губернский суд, приняв в уважение, что во 1-х преступники при следствии чистосердечно сознались в воровстве и грабеже, во 2-х, делали они воровства и грабежи для того, чтоб им и другим бедным самоедам не лишиться жизни при неулове зверя и невозможности по дальнему расстоянию мест их жительств быть в Обдорском отделении [156] для взятия в долг муки, в 3-х, их роду свойственно незнание законов, преследующих воровства и грабежи и, наконец, в 4-х, поступки их были в продолжение 10 лет терпимы, и общество желает токмо удалить их от себя, — на основании 105, 114, 129 пун. 1 и 471 ст. 15 тома, определил: дав Пиеттомину и Вайтину, при полиции, по 20 ударов плетей, отдалить их, согласно с 64 статьею тома, в другое место по распоряжению губернского начальства. Приговор этот, утвержденный губернатором Талызиным, был препровожден губернским правлением в Березовский окружной суд, для надлежащего исполнения и с тем, чтоб о переселении преступников было донесено к сведению Тобольской казенной палаты. После чего Пиеттомин и Вайтин были при березовской градской полиции наказаны плетьми и, по распоряжению тамошнего окружного суда, отправлены к сургутскому отдельному заседателю Ширяеву, который 10 июня его уведомил, что те самоеды причислены им (Ширяевым) в Парчинскую волость, и ее старшине предписано наблюдать, чтобы они не отлучались в прежнее свое жительство, и что об этом причислении доведено до сведения и казенной палаты. А 19 сентября 1839 же года Ширяев донес Березовскому земскому суду, что Пиеттомин и Вайтин на 28 августа бежали с места своего причисления, обокрав разных людей, и что хотя он отыскивал тех преступников, но в Сургутском отделении их не оказалось. Когда же суду сделалось известно, что Пиеттомина и Вайтина видели плывшими в лодке к Обдорскому отделению, то суд 9 октября предписал тамошнему заседателю их поймать. Между тем Пиеттомин сначала скрывался в разных местах, занимаясь воровством, а потом, когда составил себе шайку, простиравшуюся, наконец, человек до 400 инородцев, стал покушаться и на значительные грабежи: распустил слухи, что он в Березовском краю понизит цены на все русские товары и даже на отпускаемый из казны хлеб и что инородцы будут платить подати вместо двух песцов одного, назвался царем всей низовой стороны и посылал в Обдорск нарочного сказать, чтоб до его туда прибытия инородцы не смели вносить ясака, а купцы торговать, и нарушение сего приказания, грозил строго с ним поступить. Этим Пиеттомин навел такой страх на обдорских жителей и остяков, что каждый из них боялся быть убитым или, по крайней мере, ограбленным. Генерал-губернатор по получении от начальника Тобольской губернии известия, как о возникших в Березовском крае беспорядках, так и о принятых к прекращению их мерах, немедленно предписал ему составить комиссию из советника губернского правления (начальником губернии назначен был в сию комиссию советник Соколов), адъютанта своего графа Толстого и чиновника особых поручений Тобольского общего губернского управления Казачинского, для необходимых на месте происшествия распоряжений и узнания причин беспорядков с тем, чтоб, по окончании ими следствия, находившийся уже под стражею Ваули Пиеттомин был предан военному суду; а г. военного министра, донеся его сиятельству о своих по сему случаю распоряжениях, известил, что впоследствии представит ему, со своим мнением, дело о Пиеттомине и не преминет взыскать с виновных, назначивших сему преступнику с его товарищем, после их наказания, близкое к их родине местопребывание. Г. военный министр на это отвечал, что государь император, по всеподданнейшему докладу генерал-губернаторского рапорта, о возникших в Березовском крае беспокойствиях между остяками и самоедами и о принятых к их усмирению мерах, высочайше одобряя все по [157] этому предмету распоряжения, изволил поручить генерал-губернатору войти в ближайшее рассмотрение, не подали ли повода к этим беспорядкам, кроме возмущений ссыльным Ваули, какие-либо притеснения, злоупотребления или наущения. Сообщая сию высочайшую волю, его сиятельство просил о последующем его уведомить, для доклада его величеству. Учрежденная в Березовском крае комиссия окончила свои там занятия и из представленного ею дела сказывается следующее: Пиеттомин с Вайтиным, по присылке их в Сургут, были причислены к Парчинской волости, но оставались до побега в самом Сургуте и нанимались в работу у тамошнего мещанина Силина. Потом, когда возымели желание возвратиться к своим семействам, обокрали хозяина и бежали. По возвращении на родину Пиеттомин сначала уверил народ, что начальство назначило его главным старшиною над всеми инородцами Обдорского отделения, обманывал их шаманством и воровал, а впоследствии, когда увеличилось народное к нему доверие и шайка его усилилась, он стал грабить, делить награбленное со своими соучастниками, объявил себя царем низовой стороны, сменил двух самоедских старшин: Содома Ненекина за то, что он, в 1839 году убил грудного младенца родственника его, Пиеттомина, Танута 10, женившегося на невесте Ненекина, за которую и часть калыма была уже заплачена, а Падиги за его бедность, равно хотел сменить и князя Тайшина, который, как выше упомянуто, просил об удалении Пиеттомина на поселение, запрещал внос в казну ясака, пришел в Обдорск с тем, чтоб цены на казенную муку и русские товары понизить, а на рухлядь возвысить, принудить князя Тайшина выдать из казенных магазинов муку, все, что можно найти у Тайшина и в Обдорске, по случаю начавшейся тогда ярмарки, ограбить, при малейшем тому сопротивлении действовать оружием и убить как князя Тайшина, так и заседателя с исправником. Хотя слухи о грабежах Пиеттомина, после побега его из Сургута, начали доходить до Обдорска еще весною 1840 года через инородцев, приезжавших туда по своим надобностям, но тамошний заседатель Соколов, преданный всегдашнему пьянству, не только не предпринимал никаких мер к прекращению тех грабежей, но когда из числа инородцев Япта Мурзин в марте того года с несколькими другими, жалуясь Соколову, что Пиеттомин ограбил у них оленей и всю годовую их пропорцию хлеба, просили дать им муки из магазина под ручательство, то Соколов, закричав на них, что это до него не касается, выгнал их от себя, и они принуждены были у одного мещанина брать муку в долг по дорогой цене. Равным образом Соколов прогнал от себя приезжавших к нему в декабре из ограбленных Пиеттоминым старшину Лабе Оленина и других человек 10, которые извещали его, Соколова, что Пиеттомин продолжает грабежи и следует с своей шайкой к Обдорску. Соколов сделал то же с Яптой Мурзиным, приезжавшим после того к нему через неделю с тем же известием. А потому как Япта, так и Лабе с прочими остались в Обдорске ожидать приезда исправника. [158] Исправник, прибыв туда 1 генваря и узнав о намерениях Пиеттомина, убеждал инородцев не страшиться разбойника и стараться его поймать, но когда заметил, что инородцы, страшась мщения и колдовства Пиеттомина, не осмелятся отказать ему в покорности, то по недостаточному количеству в Обдорске казаков, пригласил к общей защите русских, приехавших на ярмарку, и жителей Обдорска, поручил князю Тайшину и его родственнику Япте Мурзину 11, видом покорности и готовности исполнять все требования, стараться заманить Пиеттомина в Обдорск, а постоянно живущего в Обдорске березовского мещанина Нечаевского убедил, будто бы для торговли, съездив в те места, в которых Пиеттомин находился с своей шайкой, разведать об ее вооружении, предположениях и главных сообщниках и с тем вместе упросить Пиеттомина приехать в Обдорск для того, чтобы там его схватить, так как у исправника не было никаких средств сделать это на месте пребывания разбойничьей шайки. Нечаевский, несмотря на свое одиночество, оставив все свои торговые дела, на собственных оленях, с незначительным числом товаров отправился в путь и в 150 верстах от Обдорска отыскал Пиеттомина человеками с двумя стами его сообщников, который принял его как старого своего знакомого. Нечаевский успел уверить Пиеттомина, что о нем в Обдорске давно забыли, и никто не думает его преследовать. Тогда Пиеттомин открыл ему свои замыслы на Обдорск. Нечаевский, соглашаясь с ним по всем, не показывал ни малейшего сомнения в его силе и власти, просил его приехать к нему в Обдорск, обещаясь его угостить, дать ему вина и даже подарить лучшую из оставшихся после отца вещь. По возвращении в Обдорск Нечаевский сообщил исправнику все виденное и слышанное у Пиеттомина. Пиеттомин въехал в Обдорск с 40 человеками самых отборных из толпы ему приверженных, прочим приказал понемного подъезжать, и часть оставил около хлебных магазинов, находящихся в версте от Обдорска. С 20 человеками вооруженными одними ножами вошел в юрту князя Тайшина; других 20 оставил при нартах, на которых под оленьими шкурами было оружие: луки со стрелами, шесты с копьями и несколько ружей. Этим 20 человекам Пиеттомин приказал быть на страже и, в случае нападения, стараться подать ему с товарищами оружие. В юрте князя Тайшина требовал себе от него и прочих дани и объявил князю смену. Между тем исправник вблизи той юрты, в неприметных местах расставив казаков и других приглашенных им к тому людей, сделал верные для поимки Пиеттомина и его сообщников распоряжения. Потом посылал два раза просить его к себе в гости и, когда тот к нему не пошел, сам к нему явился с тем же приглашением. Внезапное появление исправника изумило и привело в смущение Пиеттомина и его сообщников. Исправник, воспользовавшись их смущением, взял Пиеттомина за руку и повел к себе. Пиеттомин, видя, что он обманут, хотел было бежать, но, по данному исправником знаку, был схвачен. Тогда некоторые из его последователей намеревались его освободить, но не успели. Один из них бросился было с ножем на исправника, но урядник Шахов, в ту минуту подбежав к нему, ударил злодея обнаженною саблею по руке, вышиб у него нож и тем избавил исправника от явной опасности лишиться жизни. В то же время приготовленные [159] исправником люди одни отнимали у выбегавших из юрты князя ножи, другие выхватывали из нарт Пиеттоминой толпы оружие, ломали его и разгоняли оленей с нартами, а прочие, по указанию Нечаевского, ловили злоумышленников и, посредством этих благоразумных мер, поимка главного разбойника и рассеяние его шайки обошлись без смертоубийства, спокойствие в Обдорске восстановлено, и инородцы в благоговейном восторге сделали угоднику божию Николаю на 300 рублей разных приношений. Комиссия удостоверяет, что остяки и самоеды (в чем она убедилась после самых тщательных расспросов их по дороге, от Березова до Обдорска) совершенно довольны управлением земского начальства и, хотя в частности были принесены жалобы 12 на притеснения их заседателем Соколовым, на неудовлетворение законных их просьб и нанесение им безвинно побоев, но эти частные неудовольствия нисколько не были причиною временного успеха Пиеттомина, шайка которого была составлена большею частью из людей, не имеющих дневного пропитания, привлеченных к нему лестными обещаниями богатой добычи, шаманством и другими способами, чему доказательством может служить случившееся с самоедом Сой. Пиеттомин встретился с ним, когда шел к Обдорску и, зная, что Сой, как человек ловкий, может увлечь за собой несколько из своих собратий, предложил ему сначала с ласкою, а потом с настойчивостью присоединиться к нему, но когда он на то не согласился, Пиеттомин жестоко его избил, вышиб ему передние зубы, приказал его убить, и этот несчастный обязан своим спасением сообщникам самого Ваули. Начальник губернии, представляя генерал-губернатору дело о возмущении самоедов Обдорского отделения, доносит, что о поимке более виновных из них уже сделано распоряжение 13 и испрашивает разрешения, не преследуя остальных, ограничиться строжайшим за поведении их надзором, потому что: во 1-х, мирные инородцы просили не посылать к ним в кочевье вооруженных казаков, во 2-х найти всех участвовавших в грабежах Ваули невозможно по отдаленной, неизвестной и очень раздробительной на пространство нескольких тысяч верст кочевке их в тундрах и лесах, и в 3-х, эти люди обольщены Пиеттоминым и преступны менее по своей воле, чем потому что боялись ослушаться его, как сильного, наглого и, по их понятиям, святого человека. А прежде того Ладыжинский, доводя до сведения генерал-губернатора о поимке Ваули, представил список людям, содействовавшим исправнику в поимке этого начальника шайки с тем, что не прикажет ли он (генерал-губернатор) изъявить особенной от его имени благодарности как тем людям, так и Обдорской казачьей команде. Об исправнике же отозвался, что благоразумные, смелые и с некоторою опасностью жизни сопряженные его действия тем более достойны поощрения наградою, что этот чиновник опытностию своею полезный для того отдаленного края, просил уже его ради детей, требующих учения, перевесть его на другое место, но он убедил его, для пользы службы повременить. [Подпись]. [160] Краткая записка, составленная в Тобольском губернском суде из дела о беспорядках в Обдорском отделении, произведенных беглым инородцем Ваули Пиеттоминым с сообщникам 14 Обстоятельства дела этого следующие: В журнальной записке, постановленной 1841 года, березовский земский исправник Скорняков писал: по приезде его из Березова в Обдорск явился к нему инородческий обдорский князь Иван Тайшин со многими инородцами и старшинами; осведомясь от них о малом начатии инородцами положения ясака, спросил он князя, почему не полагается до сего времяни инородцами ясак, так как в прошедшие годы в сие время производился сбор его значительно? На что тот Тайшин объяснил, что низовые самоеды, хотя и следуют в Обдорск чумами своими не очень в дальнем расстоянии, и некоторые старшины их были даже в Обдорске, но удерживаются положением ясака по наказу самоедина Ваули Пиеттомина, который, присоединив к себе ватагу до полсотни или более человек и производя грабежи у инородцов, обещал быть в Обдорск, и что некоторые старшины опасаются полагать прежде его ясак, по угрозам его, отнятием у них после сего оленей. Сверх сего он Тайшин присовокупил, что он, ожидая прибытия его исправника в Обдорск, посылал своего ясашного остяка Япту Мурзина в необитаемую тундру звать его Ваулю Пиеттомина к себе в Обдорск, и он, кочуя чумами или шалашами, обещался быть непременно в Обдорск. Так как Ваули Пиеттомин, бывши судим и наказан за преступление по приговору судебного места плетьми с поселением в 1839 году в Сургутское отделение, откуда бежал, то, почитая обещание Пиеттомина быть в Обдорске невероподобным, как опытного по прежней поимке его за преступления, им сделанные, нужным почел тогда же собрать некоторых старшин в ясашную, понудить их к положению ясака в присутствии своем с уверением их, что Ваули Пиеттомин никакого вреда делать им не может, в каковой день и положено ими в ясак до 40 песцов. За сим сказал князю, дабы он еще послал тайно для узнания действий и намерений Пиеттомина в тундру; между тем и предположено было г. исправником без огласки послать в тундру к Ваули Пиеттомину опытного и надежного человека из русских под видом торговли, разведать случайно: будет ли он Ваули в Обдорск, просить его туда, осмотреть все имеемое при нем и его действия с узнанием сообщников, орудия при нем и всей ватаги, им приобретенной. Для выполнения всего этого исправник избрал находящегося в Обдорске березовского мещанина Николая Нечаевского, как известного по его благонадежности и усердию. К каковому разведыванию исправник нашел удобным употребить Нечаевского и потому более, что он знает по-самоедски лучше прочих, знаком Ваули Пиеттомину по прежним торговым связям с ним покойного отца Нечаевского. Без собрания же означенных сведений исправник не мог приступить ни к каким мерам для схвачения Пиеттомина, сколько по чрезвычайной отдаленности местонахождения его от Обдорска на таковом пространстве неизвестной тундры или степи, столько же и по малочисленности полицейских служителей, коих в Обдорске с вахтерами запасных магазейнов только семь человек, а потому и заключил земский исправник сделать подлежащее распоряжение и по возвращении Нечаевского донести г. начальнику губернии. Г. березовский земский исправник рапортом от 14 генваря № 12 донес г. исправляющему должность гражданского губернатора со [161] словесного объявления князя Тайшина, что низовые самоедцы, хотя следуют сюда не очень в дальнем расстоянии и некоторые старшины их были в Обдорске, но удерживаются от положения ясака по заказу бунтовщика Пиеттомина. Далее г. исправник объясняет в рапорте своем те же обстоятельства, какие видно в вышепрописанной журнальной его записке. За сим дано от него предписание уряднику Шахову с имеемыми там 4 казаками, княжцу Тайшину и обдорскому отдельному заседателю собрать опытных обитателей, отправиться туда, где он, Ваули, находится, взять его благоразумными мерами под стражу с посылкою в город Березов. По каковому действию желал следовать туда и сам он, но поездка туда князем Тайшиным и старшинами отвлечена неимением дорог, дальним расстоянием и переменных оленей, да и невозможностью поймать его по быстроте имеемых у него оленей и ограждением себя всегдашнею осторожностью. Между тем без огласки посылаемый к Пиеттомину о подробном о нем разведывании, возвратясь, объяснил, что означенный Пиеттомин имел у себя подобранную орду самоедцов, до 400 чел. простирающуюся и, будучи вооружены винтовками и стрелами, подъехал с ним ближе к Обдорску и остановился чумами в 25 верстах расстоянием, на тех местах, где проходят самоеды в Обдорск для положения ясака, с преграждением путей им. При сем же от него г. исправника с посланным был и князец Тайшин с 13 старшинами остятскими и самоедскими, которые равно и сам Тайшин, подходя к нему Пиеттомину, с уважением целовали у него руки, о чем сказывал ему и сам князец с тем, что он это делал из подобострастия, а ездил к нему по зову самого его, и он Пиеттомин требовал от него и всех старшин собрать и доставить, как можно более, к нему оленей обещался быть в Обдорске завтрешнего числа. Он г. исправник по долгу звания своего предпринимал меры к поимке того Пиеттомина с обдорскими обитателями, без настоящего орудия, сообщил березовскому управляющему казачьею командою, дабы он, в помощь и ограждение обитателей и в предупреждение могущих быть опасных последствий, прислал в Обдорск вооруженных казаков хотя до 25 человек. Г. березовский земский исправник при предложении от 14 генваря за № 13 препроводил бежавших с поселения самоедов: Ваули Пиеттомина, Хонзали Санина, Хонзали Палумина, заключающихся в грабежах у инородцев, в возмущении к отдаче ясака и прочего, предложил земскому суду отобрать от них на законном основании показании, отослать для содержания в острог, ибо они отняты от народа с орудием, подговоренного к грабежу и пришедших в Обдорск более 300 человек, с коими управы были значительны и теперь с ними происходит, из коих первый назвался царем, сменил уже князя и некоторых старшин, которые не смели и объявлять; о поимке же их донесено г. начальнику губернии. Еще г. исправник таковым же земскому суду от 15 генваря № 15 предложил, дабы не отнят был у караульных в Обдорске возмутитель тишины и спокойствия беглый самоедин Ваули Пиеттомин и два сообщника в грабеже самоедов же Хонзали Санин и Хонзали Палумин народом обольщенным шаманством того Ваули, он долгом своим почел отправить их тотчас, при удобном случае, в земский суд за караулом для крепчайшего содержания в остроге от 14 числа при предложении без отобрания показаний, а сего числа от таковых же двух Тюйпада Топкина и Лазерина, занимавшихся единственно грабительством, отобрав показания, препроводил их с оным в земский суд, предложил отослать и сих людей для содержания, если еще не отобраны от первых трех показания, содержать их порознь. [162] На заданные вопросы земским исправником нижеписанные люди ответствовали: Князь Иван Тайшин: в последних числах декабря месяца истекшего 1840 года, по случаю неявки в настоящее время к положению ясака старшин и самоедцов, посылал он, Тайшин, в необитаемую тундру или степь ясашного остяка Япту Мурзина, разведать о причине медленного их хода, который при обращении объявил, что низовые самоедцы удерживаются ходом от беглого самоедина Ваули Пиеттомина и приказанием им не класть ясака; присоединивши он, Ваули, к себе прежде бывшую у него ватагу и многих других самоедцов, разглашая, что они должны ясак платить только по одному песцу, а не по два, что с них взыскивают излишне, равно и за казенную муку платить деньги не должны, между тем он, Ваули, через приверженцев своих отгоняет у самоедцов, сколько ему угодно, оленей, показывая им шаманство или колдовство свое, и сам он, Ваули, с ватагой своей идет в Обдорск, чрез что некоторые старшины опасаются полагать прежде прибытия его в Обдорск ясак по угрозам его отнятием у них всех оленей. После сего того же Мурзина посылал он еще навстречу к нему Ваули узнать о его действиях. Ваули же, увидавшись с Мурзиным, заказывал с оным сказать князю, дабы он до приезду его ясак не принимал и торговцы, чтоб никто не торговали, и говорил, что, когда он придет, тогда прикажет как ясак принимать и у торговцев на муку и хлеб положить цену, в противном же случае, чтоб от него хорошего не ожидали, при том же Мурзин ему объявил, что он Ваули, будучи вооружен огненным и кинжальным орудием с присовокупленным народом до 400 человек, некоторые вооруженные следуют к Обдорску ближе, о чем он объявил тогда отдельному заседателю и земскому исправнику, но поймать его тогда никак было невозможно. За сим по приближении его, Ваули, к Обдорску, за 100 верст примерно, послал он Ваули за князем самоедина Салы Ялтына, звал к себе, на каковой зов он с некоторыми старшинами поехал к нему, доезжая до чума Япту Мурзина, примерно от Обдорска в 25 верстах, где находилось народу до 300 человек, съехавшихся с разных мест и дожидают туда приезда Ваули, и он только мог подъехать к оной толпе, куда и приехал Ваули со многочисленным народом и с мещанином Нечаевским, остановился у чума, потребовал его к себе, сам сидя на санках, и он Тайшин подъехал к нему, встал с санок и кланялся ему, но он начал его ругать всячески, почему он жаловался на него в грабеже и просил сослать его на поселение, и хотел его Тайшина за то бить оленьим рогом и пришедший в великий азарт, но, по убеждению мещанина Нечаевского, несколько он Ваули себя скротил: он Тайшин просил у него Ваули в том прощения, кланяясь ему, и целовал у него руку, и он при том сказал ему Тайшину, что он будет сменен им с княжества остяком Яптою Мурзиным за непослушание его к нему, Ваули; он Тайшин, повинуясь сему, обещался ему уступить свое княжество, с обещанием, что если требовано [что] им будет, все исполнено будет, но только по свидании с прочими старшинами, причем он звал его к себе в гости, где может решиться и в даче ему оленей или требуемой ему дани. Побывши же он Тайшин тут примерно часов пять, с позволения его поехал обратно с мещанином Нечаевским и старшиной Лявой Ендыревым. На другой же день он, Ваули, подъехав к Обдорску со многочисленным народом, остановился близь казенных магазинов, послал за ним; по приезде же со старшинами сначала обошелся с ним грубо и кричал ему, почему он прежде не встретил, и тут вторично ему назначал смену, говорил ему, если не уступит княжество свое, то хотел воротиться назад; но он уверял его в том, при том же обещал ему со [163] старшинами требуемых им оленей и просил его к себе в избу в гости, на что он и согласился. Подъезжая к его, Тайшина, избе, вошел в оную со своим народом и начал расспрашивать у него: кто какой старшина? сколько положил ясаку? Потом начал требовать у всех старшин оленей от 100 до 500 у каждого, также и песцов, а у него требовал муки до 300 пуд. И все ему обещали, что он требовал, при том приходили к нему русские и звали его к исправнику в гости, но он не пошел. Потом пришел заседатель, тоже звал его к исправнику, но он ему никакой чести не отдал, промолчал. Вслед за тем пришел и сам г. исправник, и он Ваули, оробевши, стал на ноги. Исправник же ему сначала говорил: почему он ослушается? Потом взял его за руку и повел из избы. Приверженцы его, Ваули, самоедцы кинулись его отнимать; тогда по команде от исправника началось казаками и жителями Обдорска с оными самоедами сражение; он же Тайшин, испугавшись того сражения, и чтоб ему чего не последовало от тех самоедцев, с некоторыми остятскими старшинами убежал и спрятался. И как кончилось оное сражение, он не видал. Во время же брожения его, Ваули Пиеттомина, было им ограблено в 1840 году и ему объявлено: у самоедов Лаба Аоки 140 оленей и две старинные доставшиеся от предков его кольчуги; у Халида Паседина — 102 оленя, у брата его Ханзюру Паседина — 220 оленей, у остяка Тыяды — 50 оленей, у Япты Мурзина — 15 оленей, у вайтважского остяка Езика Томачева — 50 оленей, у обдорского остяка Огама Юркина — три оленя, три пуда муки, семь сажен моржевого ремня, три упряжи ременные, табаку два и пороху два же фунта, а сколько было жалоб в 1839 году, равно и мелочных грабежей и в 1840 г. им Ваулей с товарищи чинимых, упомнить по неимению письмоводства не может. Ляу Ендырев Паин: действительно он ездил с князем Тайшиным к самоедину Ваули Пиеттомину, подъезжая они к юрте остяка Япту Мурзина, где находилось множество самоедов, съехавшихся с разных мест и дожидающихся тут приезду Ваули, где и они остановились, но в скором времени приехавши туда Ваули с мещанином Нечаевским и с большим количеством самоедов его ватаги, остановясь у чумы, потребовал к себе князя; подъехавши же к нему князь сошел с санок и сделал ему Ваули своим поклонением честь, но Ваули начал его ругать и называл собакой, за то, что он князь его отдал за грабежи под суд, держа в руках олений рог и хотел им бить князя, но мещанин Нечаевский до сего не допустил, уговорил и он послушал его, оставил свою горячность, и князь просил у него прощение и целовал у него руку, равно и он Паин и прочие с ними приехавшие кланялись ему и целовали у него руки, единственно из подобострастия. Между тем говорил он, Ваули, что он непременно за непослушание к нему его князя сменит остяком Яптой, и князь, повинуясь ему, обещал уступить ему свое княжество и обещался все его приказания и требования исполнять. Пробыв же они тут, примерно до пяти часов, с позволения его с князем и мещанином Нечаевский поехали обратно, а он на другой день непременно обещал быть в Обдорск. Березовский мещанин Николай Нечаевский: 8 числа генваря, по приказу исправника, приехал он тайно на оленях для узнания обстоятельств по предмету народного возмущения и разведывания о приверженцах возмутителя в походные самоедские чумы, состоящие примерно за 150 верст, к знакомому прежде еще покойному родителю его старшине Ваули Пиеттомину, под видом торговли с товаром, который принял его ласково, расспрашивал, что говорят про него и не ищут ли его, не жаловался ли начальству князь и старшины в грабеже им скота и прочего, кладут ли ясак инородцы или нет, причем сказывал, что он заказал князю, дабы без него ясак собираем не был и купцы или [164] торговцы в ярмарку в амбарах не торговали и что он подъедет к Обдорску, установит цены муке и прочим потребностям. Он же Нечаевскин уверял его, Ваулю, в забытии начальством об его поступках, просил к себе в гости по дружбе старой родителя, с обещанием подарков из оставшихся от родителя своего вещей и вина, если ему угодно будет, и он, обещаясь быть, потом поехал с ним Нечаевским и прочим народом его ватаги на 80 санках ближе к Обдорску и остановились у стоящих трех чумов остяка Япты Мурзина, расстоянием от Обдорска в 25 верстах. Тут застали князя, старшину Ляву Ендырева и множество народа самоедского и остятского, съехавшихся с разных мест, дожидающихся туда приезда Ваули. Ваули же, сидя на санках, потребовал к себе князя; по приближении оного, сей последний, сошедши с санок и подходя к Ваули, кланялся. Он же начал его ругать и называть собакой за то, что он просил на него прежде в грабеже оленей и сослали его за то на поселение; пришедши в азарт, хотел бить имеемым при нем оленьим рогом. Нечаевский же, дабы Ваули не убил князя, вынужденным нашелся его уговаривать от сих дерзких поступков, который горячность свою и оставил. Князь же испугавшись просил у него прощения, кланясь, и целовал у него руки. Между тем Ваули говорил Нечаевскому, что он непременно переменит князя остяком Яптою Мурзиным, по непослушанию его к нему. Князь же и старшина Лява, повинуясь и испросив у него прощение, обещали все то исполнить, что он потребует, только по свидании с прочими старшинами, причем князь звал его в гости к себе, где могут решиться и в даче ему требуемой дани от всех старшин. В каковом месте он Нечаевский, побывши до 5 часов, отправился на легких санках вместе с князем и старшиной Лявой Ендыревым в Обдорск; приверженцев же Ваули, участвовавших с ним в грабеже, он тут заметил: брат его Тогомпадо Топкин, он же Пиеттомин, Хазахи Санин, Саню Ванутин, Ханзала, Палумин и Лазарема, во всей его ватаге до 100 человек и ближе к Обдорску кочуют в чумах до 200 человек, подведомственных к нему, ожидающих его. По приезде же в Обдорск Нечаевский объявил его разведование и при поимке оных самоедцев, по известности ему, указывал, кого надобно поймать. Остяк Япта Мурзин пояснил согласно с ответом князя Ивана Тайшина. Самоедин Сали Ямин: бродяжа своим чумом, которым шедши он Ямин к положению ясака в Обдорск и, дошед до чумов [нашел] множество наставленных Ваули Пиеттомина, где был также остяк Япту Мурзин, и он со своим чумом близь оных чумов тоже остановился. Ваули начал посылать тогда помянутого Мурзина в Обдорск за князем, а Мурзин послал за оным его, Ямина, по которого он на легких оленях съездил в полторы суток. На другой же день по приближении Ваули с несколькими чумами ближе к Обдорску, остановился примерно от Обдорска в 23 верстах, посылал его Ямина в Обдорск по причине знания русского разговора разведывать и выслушивать у русских, что о нем Ваули говорят в Обдорске, но он Ямин был в нескольких домах с прочими самоедцами и ничего об нем не слыхал, и с тем возвратился к нему обратно. За сим Ваули пригласил Ямина ехать с собою в Обдорск, взявши с собою многое количество народа [и] на легких санках отправились в Обдорск. Подъехавши к Обдорску, он, Ваули, приказал остановиться близь казенных магазинов, послал его за князем, который вскоре и приехал. Поставя своих оленей, подошел к Ваули с учтивостью, долгое время имели разговор, потом поехали в Обдорск к избе князя; по прибытии же в избу был Ваули с некоторыми самоедцами угощаем от князя мерзлой сырой осетриной. В то ж время приходили посланные от исправника и просили [165] его, Ваули, в гости, но он не пошел, а занялся требованием себе у старшин и богатых самоедов оленного скота, песцов и муки и спрашивал, сколько какой старшина положил ясаку? За сим прибыл заседатель обдорский, кланялся ему и звал в гости к исправнику, но он тоже итти отказывался. Вслед за тем пришел и сам исправник, испугал его зовом своим к себе, взяв за руку, вывел из юрты; по выходе из юрты он рванулся к санкам или оленям, спрашивал, где олени? В то же время казаки загремели саблями, а другие русские взялись за него и понесли. Когда же великое множество приверженцев самоедцев к Ваули кинулись к отнятию, тогда началась по команде драка, и он со многим утащен к исправнику, где и связан; он же Ямин драки не делал и приверженцем к Ваули не был. Старшина Хайда Пиеттомин, бывший старшиной, после того выбран был Ваули Пиеттомин, — кочуя с своим чумом в разных местах только не близь Ваули, назад тому дней 10 присоединился он к ватаге Ваули своим чумом, шел к Обдорску с ним, уговаривая его итти в Обдорск к положению ясака. И шедши с тем до Обдорска, примерно верст с двести, никаких он тогда грабежей при нем не делал, а по приближении их к Обдорску приехал к Ваули березовский мещанин Николай Нечаевский, обходясь с ним дружески, и звал его к себе в гости. И он, Ваули, ему обещался приехать. После того, еще ближе подошедши к Обдорску, послал он, Ваули, самоедина за князем, который и приезжал к нему с подобострастием, кланялся ему и целовал у него руки и уважая его за мудрость шаманства, а по величайшей толпе у него народа он сказывался, что произвели его великим человеком, [он] приказывал князю не собирать до его ясак, пока не придет он в Обдорск, с чем князь и воротился. На другой же день со многим количеством народа Ваули поехал в Обдорск, остановился близь хлебных магазейнов. И по его зову приехал тут князь, и он, Ваули, на него кричал с огорчением, почему он ранее его не встретил, и назначил ему смену, определил на место его быть князем остяка Япту Мурзина, а если он не уступит княжеское свое звание другому, то хотел воротиться назад, и князь, уступая свое звание, между тем со старшинами обещал ему оленей, согласился он, Ваули, ехать в юрту князя, где требовал у старшин по 300 и по 500 оленей и песцов о тем, чтоб привели сами к нему, где он будет находиться, а у князя требовал муки, которые и обещали. Когда же пришел в юрту заседатель звать его к исправнику в гости, то он, Ваули, не отдавал ему чести никакой, промолчал сидя, а вслед за сим прибыл с русскими исправник, и он соскочил с робостью с места своего и, по выводе его исправником из юрты, началась по противности его итти к исправнику, равно и приступу приверженных к Ваули самоедцев, драка и посажен он Хайда под караул и дрался ли, то по случаю данной чем-то по голове ему раны, не помнит, грабежей с Ваули не делал и приверженцем ему не был. Самоедин Ервы-Лый, ватаги старшины Язсвая, у коего и ныне находится самоедин Слев: по приближении его к Обдорску остановился он чумом, откуда на легких санках поехал в Обдорск. По въезде в оный остановился у избы князя и, сидевши на санках, смотрел на находящуюся тут толпу самоедцев ватаги Ваулиной, в то время по выходе Ваули сделалась драка и сражение, по случаю отнимания самоедцами Ваули у русских, и при поимке русскими самоедцев был схвачен и он ответчик, связан и отведен под караул; драки же он никакой не производил, и кто дрался с русскими, он не заприметил, ножик имел на поясу, который вынут кем, или самим потерян, не знает. [166] Самоедин Сирта Ломбаинда: низовой стороны старшины бывшего Ензеру и потом находился у Ваули, приехавши в Обдорск из своего чума для покупки себе хлеба и подъехав к юрте князя, сидевши на санках, смотрел на находящуюся тут толпу самоедцев Ваулиной ватаги; потом вошедши в юрту князя, но вдруг взбунтовались все самоедцы отнятием Ваули от русских, и при поимке русскими самоедцев был и он Ломбаинда схвачен и отведен под стражу, драки же он никакой не производил, и кто дрался из самоедцев не заметил. Самоедин Готта Выньпад: шедши с матерью и братом своим в Обдорск для положения ясака, остановился своим чумом вблизи чумов ватаги Ваулиной, куда приехавши к ним Ваули на легких санках, приостановясь, увидя его Выньпада, говорил, почему он не явился к нему, и кулаком ударил по зубам, сшиб тем зубы из места, почему он чувствует и впоследствии в них боль, и звал Ваули его к себе в ватагу, он на сие не согласился. И приехавши в Обдорск для положения ясака, но по случаю нахождения старшины своего у князя в избе, едва только успел он войти в избу к князю, вдруг случилось сражение чрез отнятие самоедцами у русских Ваули, но он нимало не дравшись, тоже был взят под стражу, с Ваулей он никакого сообщения не имел. Прибывшие с претензиями своими на самоедина Ваули Пиеттомина в грабеже им с сообщниками оленей и прочего, показали: Старшина Каменной стороны Месали Низя: прошлого 1839 и 1840 г. приезжал к оленному своему стаду самоедин Хонзали Санин с пятью человеками, отгонил от его стада 400 оленей к себе, о чем он Низя объявил тогда князю. Самоедский старшина Селипта Пуйков: прошлого 1840 года, весной самоедин Хонзали Санин с 8 человеками приезжал к стаду его, отогнал насильно 80 оленей, о чем он тогда объявил князю, но найти его после того не могли. Старшина Каменной стороны Халида Посадин: прошлого 1840 года приезжал самоедин Ваули Пиеттомин со своей ватагой до 50 человек к нему к чуму, и приказал своей ватаге отогнать у него из стада к себе 102 оленя и у брата его Ханзюры Паседина 220 оленей, которых, отогнавши, угнали невозвратно, о чем он объявлял князю. Самоедин Ханзюра Паседин показал согласно с братом своим Пасединым. Самоедский старшина Каменной стороны роду Ванутты Майха Хыкин: в прошлом 1840 году весной, приехавши к нему самоедин Хонзали Санин, с братом и тремя самоедцами ватаги Ваулиной, ограбил у него ящик с бумагами, принадлежащими старшине, и обратно не возвращал. Самоедский старшина роду Ванюты Мензеда Музин: в 1839 и 1840 годах в зимнее время, приезжавши к нему к чуму самоедцы Ваули Пиеттомин и Хонзали Санин, отогнали у него насильно из стада 100 оленей, о чем он объявлял тогда князю. Ясашный остяк Ендыревых юрт Огам Юркин: действительно в 1840 году в феврале месяце был он со своим скотом и чумом для промысла зверя в тундре: приехавши к нему в чуму самоедин Салю Лазарема с тремя своими сыновьями и пятью самоедцами, поймали у него из стада 3 оленя, вынули из нарты 3 пуда муки, 7 сажень ремня, 3 упряжи оленьи, 2 фунта табаку и 2 ф. пороху, всего примерно на 50 руб.; хотя он и усиливался в недаче онаго, но они увезли насильно, о чем он объявлял князю. Ясашный остяк Вайтважских юрт Езек Томачев: прошлого 1840 г. весной он был в тундре с своим чумом и скотом для промыслу; приезжавши к нему к чуму Ваули Пиеттомин с братом своим и [167] несколькими людьми его ватаги, отогнали у него из стада 30 оленей и угнали к себе, после того дней с пять прислали к нему 10 человек самоедцев его же Ваули ватаги и насильно тоже отогнали 20 оленей; хотя он и не отдавал, но они угнали и говорили ему, что по приказанию Ваули они приезжали, о чем он тогда же объявлял князю. Нижеписанные люди в присутствии Березовского земского суда спрашиваны и показали: Самоедин Ваули Пиеттомин: назад тому 2 года был предан [суду] за грабеж у инородцев оленного скота и по решению наказан плетьми, сослан в Сургутское отделение по волости Парчинской на поселение, находился на месте причисления месяца два, проживал перво у русского, занимался неводьбою из одного пропитания, побег сделал с товарищем своим с места поселения по невежеству, боявшись, чтоб их не отослали далее, при побеге украл съестных припасов, лодку, лук со стрелами, нож и топор у неизвестного ему русского, прибыл к своему семейству. В пути же смертоубийства и насилия не чинил. По прибытии его на место, присоединились к нему, как прежде бывшему старшине, многие самоедцы, и впоследствии времени приверженцы его усилились, и он начал производить грабежи, называя себя большим старшиною. В положении ясака делал преграду посредством остяка Япты Мурзина, который просил Ваули о производстве в князья. За сим Пиеттомин в прочих частях показал согласно князю Тайшину, присовокупил, что главным сообщником его был брат Тогомпада, а прочие были под его распоряжением и властию, а частию брата его Тогомпады, Хазума Паулин; захвачен со стороны приезжавшей к нему положить ясак. Самоедин Менчеда (а не Хонзала) Санин: ясаку от роду своего не платил по случаю бедности, бродяжа по низовым местам для пропитания себя с семейством, чинил кражи оленей из стад неизвестных ему людей. К самоедину Ваули Пиеттомину присоединился назад тому другой год на тундре, тогда, как он пришел из Сургута, сказав, что с поселения отпущен; более он пристал к нему Ваули потому, что он обещался за его класть ясак, и что он сделал покражу 60 оленей у старшины Манли; находясь у Ваули, делал он с прочими приверженцами грабеж у разных людей, которых он не знает, [число] ограбленного количества оленей простиралось до 200, другого ничего не грабили, смертоубийства не производили. Запрещал ли Ваули класть ясак, не знает. Слышал от него, что он князя сменил, а о смене старшин не слышал; орудия он, кроме оленнаго шеста с витнею или копьем и ножа, не имел, а у прочих находилось. Князь был у Ваули со старшинами, кланялись и целовали руки и у князя просил муки и оленей, который при сем и был сменен. Приверженцев Ваули было до 150 человек, впоследствии приверженцев к нему более увеличилось по причине, что он большой старшина и уважаем чрез опасность по ворожбе его, и все приказания его были выполняемы. С каким намерением Ваули приехал к Обдорску он не знает, где с прочими, при защищении Ваули, был схвачен. Самоедин Хазаули Палумин: был при Вауле со своим чумом, в грабеже с ним не участвовал, по приказанию его с прочими приверженцами подъехал к Обдорску, но, в каком количестве их было, не знает. Хотел ли он, Ваули, класть ясак и какое он имел намерение по прибытии к Обдорску, он не знает, где с прочими был схвачен. Тогомпада Пиеттомин: Ваули по прибытии к нему застал у него 20 прежних своих оленей, с которым воровали и отгоняли вместе, но у кого не знает, многое количество оленей для прокормления семейства и ватаги 100 человек; остается до ста оленей при трех его женах, оставшихся в чуму нераздельно. Прочие же обстоятельства показаний [168] его сходны с ответами мещанина Нечаевского и князя Тайшина. При сем Тогомпада объяснил, что стрелы и лук, найденные в его санках, имелись у него с самой осени, оленной шест с острым копьем имел для зверей, у юрты же князя при поимке защищался ножем; кроме висевшего на поясу и вынутого русскими, имел внизу под малицей на случай потери одного, более же ничего не знает, убийств, кроме битья, не делал. Салю Лазарем: по родству жены своей с Ваули Пиеттоминым присоединился к его ватаге, воровали и грабили оленей у разных инородцев, потом вознамерились приблизиться к Обдорску для набрания у проезжающих ясака и оленей, присоединения к себе вместе с ними и людей, количество коих он не знает. В это время князь со старшинами и множество самоедцев прибыли к Ваули, и с подобострастием обещали дать ему оленей в скором времени. Но хотел ли взять Ваули из магазейнов казенной муки до 500 пуд, он не слыхал; отнимал Ваули от взяния под стражу и защищался от русских, по приказанию его Ваули, имеемой при себе нож потерял при драке; что же касается до переговоров каких-либо с князем и сражения, то об этом более знает сын, находившийся телохранителем, а ему ничего неизвестно. В отобранной сказке 19 числа генваря 1841 года самоедские Низовой и Каменный сторон старшины и прочие самоедцы и остяки объяснили, что в отобранных от них показаниях обличают самоедцев Ваули Пиеттомина, Хонзали Санина, Тогомпаду Топкина, Салю Лазеруми и Ханзали Палумина в чинимых ими грабежах и отогнании у них оленей, но не имеют посторонних о том свидетелей, ибо они всегда бродяжили по тундре с чумами со своим скотом, на разных местах, каждый со своим семейством порознь, а в подкрепление их показаний сим утверждают, что всегда они вышеозначенных самоедцев видели в грабеже, в чем они ссылаются и на посторонних инородцев, которые сие и подтвердили. Повальным обыском старшины Неба Яуров с товарищами поведение Ваули Пиеттомина, Хонзали Санина, Тогомпаду Топкина, Салю Лазерума каждый порознь, по приводе к жертве, не одобряет, так как они всегда занимались грабежами и воровствами, у которых и находили неоднократно оленьи шкуры своих пятен с украденных своих оленей, что подтвердил и князь Тайшин, просят тех бунтовщиков из ссылки к ним не обращать, как вредных и неблагонадежных людей, а Хазама Паулина, если благоугодно будет начальству обратить, примут в свое общество. Березовский 3 гильдии купец Андрей Трофимов пояснил: но случаю возмущения инородцев Пиеттоминым, по деланным им грабежам с присовокупленной к себе ватагой, г. земским исправником, квартировавшим в его доме, князцем со старшинами остятскими и самоедскими составлен был совет, при котором он Трофимов был толмачем. По всем убеждениям инородцы не соглашались поймать Пиеттомина, опасаясь, по суеверию своему, его шаманства и колдовства, я решили во всем ему повиноваться. Но как известно сделалось через мещанина Нечаевского, что Ваули приближается к Обдорску с вооруженною шайкою, состоящею почти из 300 человек, решился он, Трофимов, секретно, с согласия исправника, по малости в Обдорске казаков и по неимению надлежащего вооружения, присогласить русских, приехавших на ярмарку, и жителей Обдорска, также отставных казаков и уволенных в отпуск начальством, которые и были по возможности вооружены. По прибытии Ваули в Обдорск и по выходе его с исправником из занимаемой им избы, он был схвачен и обезоружен, приверженцы же Ваули кинулись для отнятия его, в это время началось с обеих сторон [169] сражение, а он, Ваули, по повелению исправника, унесен на руках в квартиру, куда также приведены и другие бунтовщики, из коих двое главных и сам Ваули в то ж время были отправлены в город с конвоем. А на третий день на том месте, где происходило сражение, отслужен господу богу благодарственный молебен, и все самоедские старшины жертвовали святому Николаю чудотворцу, особенно ими почитаемому, звериными шкурами на триста рублей ассигнациями. Действовали в прекращении бунта следующие: березовский купецкий сын Константин Нижегородцев и купец Степан Плеханов; мещане: Дмитрий Шапошников, Николай Нечаевский, Дмитрий Булыгин, Михайло Панаев, Николай и Илья Сергеевы, тобольский мещанин Алексей Мамеев, отставной коллежский регистратор Николай Никитин и сам он Трофимов со своими рабочими 10 человеками. Февраля 4 дня 1841 года, в присутствии Березовского окружного суда, самоедцы: Менчеда Санин, Хонзали Палумин, Тогомпада Топкин, Саля Лазарумин подтвердительными опросами утвердили свои показания без перемены. На данные комиссиею 20 февраля вопросы нижеследующие самоедцы ответствовали: Ваули Пиеттомин, что в грабеже участвовал брат его Тогомпада, а главными сообщниками были ватаги старшины Хандея Ненокана двоюродного брата его, сам он и самоедцы Полума, дядя его Моттий Таск, Аный Таргмдера, Хыму Пенки, прочих же товарищей имен не припомню. Самоедец Тогомпада Топкин: что Ваули Пиеттомин не родной брат ему, но двоюродный, участвовал с ним в 1839 г. в грабежах, и по ссылке Ваули в Сургутский край, он пропитывал его семейство, не зная о настоящем его местонахождении, там же вместе с Ваули был сослан и товарищ его Мыгри Ходин. По прибытии, Ваули сказывал ему, что он бежал из Сургута, а не возвращен правительством, товарищ же его Мыгри отстал от него близь Обдорска, который впоследствии присоединился к ним с 10 человеками. Соединясь с ними, продолжали грабить успешно, чему способствовала ему хитрость брата, который, будучи за два года до переселения своего старшиною, имел много приверженных себе, привлекши на свою сторону еще человек до 40, и они грабили успешно, но у кого именно, не упомнить. В одном месте отбили они у остяка Хаби две кольчуги, которые находятся у брата его Ваули. Кроме назначения грабить, он никаких намерений не знал. Главные сообщники шайки их были: Мыгри Ходин, Сани Ванютин, сын его Менчеда Санин и двоюродный брат Ваули Ханди и Полума Ненянгины, других же не упомнит. Орудия их составляло у всех вообще лук со стрелами, шест с копьем, коим погоняют оленей, а у некоторых имелись ружья для звериной охоты, порох и пули, но оружие это не употреблялось в действие; и по многолюдству их шайки они успевали в грабежах без всякого сопротивления. Во все продолжение времени Ваули называл себя в народе великим старшиною этой страны и повелителем, но называл ли себя царем, он не слыхал. О производимых же ими кражах и грабежах знали все старшины тех улусов, через кои они проходили, но не имели в оных с ними участия, если же они и не доводили о действиях их до сведения начальству, то потому, что удерживались страхом, боясь мщения от Ваули. Главный же старшина обдорский князь Тайшин, как он слышал, знал от них о их действиях с самого начала, то есть с зимы 1839 года. Старшин, смененных братом его, знает только двух Седоми Ненянгина и Пидаги Ненянгина, на место первого определил Оды Ненянгин и на место другого родственника Подаги, имя его не припомнит, Садома сменил Ваули за то, что убил грудного ребенка у родственника Ваули [170] самоедина Топуры Ненянгина, но новопроизведенные старшины в грабежах их не участвовали. Ваули действительно посылал в Обдорск два раза самоедов, в первый Хонзали Палумина, а во второй Недоми Адерова, для узнания, что там делается и для вызова к себе князя Тайшина. Далее обстоятельства показания Тогомпады Топкина согласны с ответами князя Тайшина с присовокуплением, что он не знает, кто намеревался освободить Ваули и кто бросился на исправника с ножем, также, где находится Мыгри Ходин и прочие их сообщники, но не знает, а полагает, что он с оставшей незначительной шайкой откочевал далеко в низовые места к Туруханской стороне на реку Таз. Менчеда Лазероду, по прозванию Санин, в 1839 году в сообществе самоедцев Ваули Пиеттомина и Мыгри Ходина он не находился, да у него самого было ими ограблено несколько оленей и звериных шкур, и о намерении побегу Ваули и Мыгри из Сургута он не знал, и Ваули по прибытии в свой аул объявил, что он возвращен царем и сделан большим старшиною и, соединясь с братом своим Тогомпадою и самоедом Мыгри, производили грабеж, наконец, и он по убеждению присоединился к ним с братом Подором, дядьми Солымом и Моямом и общество по времени увеличилось до 200 человек. Главной же причиной соединению с Ваули была та, что был прежде их старшиною, и из страха к его ворожбе и шаманству. Во время нападения самоедов случались и драки и из числа оных однажды едва были спасены от убийства Ваули два человека: 1 — старшина Лабы во время защищения грабежа своей собственности и 2 — самоедин Пура Соп, за несогласие его для вступления в шайку Ваули. Подобно сему он слышал, что старшина Садоми сделал два преступления, первое у самоедина Надыра Тоназарчаева зарезал грудного младенца из мщения, что мать этого дитяти не вышла за него в замужество, второе от побоев его жена остяка Хочь Морика выкинула ребенка, за препятствование к отдаче чего-то требуемого им. Других же случаев смертоубийства он не знает и не слыхал. Вооружение их состояло из стрел, ружей, ножей и шестов, с приделанными к нижним концам копьями. Сначала, как сказано выше, Ваули называл себя большим старшиною, но по причине успехов в грабеже и сильного влияния его на умы инородцев, говорил, что он повелитель Обдорской страны, не подчинен земскому начальству и что князь Тайшин со всеми старшинами состоит под его властью и наконец назвался царем той страны, что слышали и многие из его шайки, даже и посланный от князя Тайшина остяк Япта Мурзин, а о прочих его намерениях не знает. Прочие показания его сходны с таковыми остяка Тогомпада Топкина, с добавлением, что самоедин Хонзали Палумин в грабежах с ними не участвовал, был нечаянно встречен их шайкою на кочевне с своим чумом и был посылаем Ваули в Обдорск к мещанину Нечаевскому, для приглашения его по торговым делам; но как он Палумин впоследствии времени был схвачен вместе с ними не знает. Сани Ванютин, по старости лет и нездоровью, он никакого участия в кражах и грабежах о Ваули не имел, и потому самому лично удостоверить о действиях его с шайкою, по небытию при оной, не может, а по наслышке им от сыновей своих, находившихся при Ваули, он показал те обстоятельства, какие видны из вышеотобранных ответов. При сем он Ванютин присовокупил, что видел Ваули уже в то время, как он приближался к Обдорску, близ чумов Япти Мурзина, где князь Тайшин целовал у него руки и обещал заплатить требуемую дань, и во время пути к Обдорску Ваули объявил, что он намерен ограбить казенные магазины с мукой и все, что найдет там по случаю ярмарки, у князя же хотел отбить весь скот и, в случае сопротивления, лишить его жизни. По прибытии в Обдорск он остановился у князя, куда [171] прибыл и Ваули, на зов же его заседателем к исправнику он не согласился, и сей последний по прибытии в юрту вывел из оной Ваули за руку, прочие же сообщники его обробев, обратились в бегство, он же Ванютин по старости лет не мог за ними следовать, скрылся вблизь находящемся сене, где он схвачен и отведен к исправнику. Где же находятся сообщники Ваули он не знает. Хонзали Палумин причины к оправданию своему относительно неучаствования в грабежах с Ваули он выводит те самые, какие видны в показании Менчеды Лазероду. При том дополнил, что в 25 верстах от Обдорска видел он князя Тайшина, но какие были причины его приезда туда и какой имели разговор с Ваулей, не знает, слышал только, что сей последний ругал князя и хотел бить оленьим рогом, но был от сего удержан мещанином Нечаевским, и князь просил у него в чем то прощения и целовал руки. Палумин о задержании Пиеттомина пояснил, как и прочие ответчики, наконец и сам с другими был схвачен и отведен к исправнику. Обдорский отдельный заседатель на предписании следственной комиссии от 14 февраля 1841 года донес о исполнении указа Березовского земского суда от 9-го октября 1839 г. за № 1188, о розыскании самоедцов Ваули Пиеттомина и Мадари Ходина, о поимке их даны были казакам приказы, но, по случаю нахождения их в отдаленных местах и со многим количеством сообщников с ним, поймать было невозможно. Следственная комиссия журналами, состоявшимися 1 и 2 числа марта, постановила: по невниманию заседателем Соколовым к законным требованиям комиссии и за оказанное к ней явное неуважение не относиться более к нему ни за какими требованиями. 3 марта о внушении заседателю Соколову, что мнение его на счет действий комиссии неосновательно. И 4 марта об отзыве заседателя Соколова, касательно представления ему ответов в комиссию на данные вопросы. На заданные комиссией вопросы нижеписанные люди ответствовали: Мещанин Николай Нечаевский: самоедец Ваули Пиеттомин по торговым делам был знаком покойному отцу, а потому Нечаевский знал его и слышал, что Ваули из ссылки бежал и производил грабежи, а в 1840 году, бывши по торговым делам за 300 верст от Обдорска, он встретился с Ваули и сообщниками его, в это время им у него Нечаевского товару было отобрано на 90 руб., а у инородцев до 50 оленей, по возвращении он донес об этом заседателю Соколову. За сим сделалось известно во время ярмарки, что Ваули с усилившейся и вооруженною шайкою направляет путь к Обдорску, но какие были приняты меры по таковым слухам заседателем Соколовым ему неизвестно, жители же Обдорска и приехавшие торговцы на случай нападения по возможности вооружились, а, вскоре прибыв туда, березовский земский исправник, сделал нужные распоряжения, потом пригласил его Нечаевского съездить к Ваули, узнать его намерения, число людей и вооружение и пригласить к себе в Обдорск, где будет удобнее его захватить. В это время прибыл от Ваули для приглашения Нечаевского самоедец Хонзали Палумин, о чем он известил г. исправника, отправился в место назначение. Подробности пребывания мещанина Нечаевского у Ваули Пиеттомина известны из прежде отобранного его показания. Наконец по совещании со своими старшинами и по убеждению Нечаевского отправились к Обдорску с тем, чтоб князь со старшинами встретил его по приезде к оному. Во время пути Тайшин открыл все опасения свои в отношении к Ваули и обещался выполнить его требования, хотя и говорил Нечаевский, что Ваули по приезде в Обдорск будет задержан, но сим не убедился и даже советовал и ему не [172] доносить о том, что видел и слышал. По приезде в Обдорск Нечаевский объявил г. исправнику об всем выполненном. В 14 число генваря в 10 часов утра появился близь Обдорска Ваули с передовою частию своей шайки, а за ним тянулось множество нарт с инородцами, числом до 200 человек, и часа чрез два или три соединился с ними князь Тайшин и пробыл не менее двух часов. Ваули по прибытии в Обдорск остановился у юрты князя, с некоторыми из своих вошел в оную, а другие остались у нарт, а остальная шайка остановилась у хлебных магазинов. Что же происходило в юрте князя, ему неизвестно, но по входе в оную г. исправника Ваули был схвачен, и в то время Нечаевский показал участников Ваули, которые были с ним в юрте Мурзина, кто же его старался освободить и кто замахивался на исправника с ножом, он, Нечаевский, в толпе заметить не мог. Иерей обдорской Петропавловской церкви Александр Попов, — идя с квартиры своей в дом дьячка Карпова, видел он, что Пиеттомин остановился с шайкою своею у юрты князя, но число сообщников его не знает, также были ли они вооружены. Потом прибыл в юрту князь и сам исправник, а некоторые из казаков и жителей начали отбирать от самоедцов шесты с копьями. По выведении исправником Ваули из юрты, хотя приверженцы его бросились к отнятию, но в том были удержаны казаками и жителями, а он, Ваули, с товарищами утащен в квартиру исправника. Заседатель же Соколов в действии этом не принимал никакого участия и был, кажется, нетрезв. Многие из инородцев остались довольными начальством и жителями за избавление от нападения Ваули, и пожертвовали церкви звериными и оленьими шкурами до 300 рублей ассигнациями. Урядник Филипп Федоров Шахов: о грабежах Ваули Пиеттомина начали доходить до Обдорска весною 1840 года слухи через инородцев, приезжающих для своей надобности, о чем знали князь Тайшин и заседатель Соколов, хотя сему последнему и жаловались за грабеж на Ваули остяк Япта Мурзин, старшина Лабе Оленин и прочие, но не получили от него никакого удовлетворения, и он даже не принял никаких мер к безопасности и к поимке Ваули, а почему они ожидали приезда г. исправника, который прибыл в Обдорск 1-го генваря и узнал от упомянутых людей о намерениях Ваули, распорядился, чтоб Тайшин через родственника своего Япту Мурзина старался заманить Ваули в Обдорск, дабы иметь возможность его поймать, также употребил к этому мещанина Нечаевского, который успел в этом, обратясь в Обдорск через два дня вместе с князем Тайшиным, т. е. 13 генваря. Это известно ему, Шахову, потому, что он в продолжении этого времени находился при г. исправнике. Ваули на другой [день] с шайкою прибыл в Обдорск и остановился у магазинов, и один из этой шайки ездил за князем, который при приезде к ним пробыл около трех часов. Перед вечером уже большая часть шайки поехала в Обдорск, за нартой Ваули ехал князь, у юрты которого все остановились. С Ваули сняли верхнюю одежду, и Мурзин, взяв его под руку, ввел в юрту, у нарт же осталось несколько человек. А по распоряжению исправника вблизи были расставлены караульные, которые по условленному знаку готовы были к поимке Ваули с сообщниками. При сем заметил Шахов, что в нартах приехавших инородцев были луки со стрелами, в некоторых винтовки и при каждой шесты с копьями, а у самого Ваули лежали в юртах винтовки и меч. Г. исправник посылал сперва звать к себе Ваули казака Канаулина, потом мещанина Андреева, вместе с заседателем Соколовым, который был в нетрезвом виде, наконец и сам пошел в юрту, с ним вошел и Шахов с другими казаками. Исправник, взяв Ваули за руку, сказал: «Здорово Ваули пойдем ко мне в гости!» Внезапный приход исправника привел в [173] робость Ваули, и он вышел из юрты без сопротивления. Испугавшиеся иногородцы, кинувшись вдруг из юрты, затруднили для себя выход, а между тем подоспели торговцы и казаки, обезоружили их я, по указанию Нечаевского, некоторых из них схватили. Шахов же выскочил в окно и увидел, что Ваули, вырвавшись из рук исправника, бросился к своим нартам, но был схвачен и унесен в квартиру исправника, равно и другие из его сообщников, схваченные в ту же минуту. Один из числа намеревавшихся отнять Ваули бросился с ножем на исправника, но Шахов в это время ударом обнаженной своей сабли вышиб нож из руки того неизвестного, и он успел скрыться. Прочие же сообщники Ваули скрылись, ибо по малочисленности народа не было средств к поимке. Заседатель же Соколов, будучи пьян, не оказал никакого при этом случае содействия, стоя за юртою князя, кричал непонятные речи. Но имели ли участие в преступных замыслах Ваули князь Тайшин и другие старшины ему неизвестно. По взятии Ваули незаметно было между инородцами никакого на русских ожесточения и злобы, но только они страшились силы его шайки, колдовства его и мщения, в случае вторичного побега, но, когда узнали, что он увезен в Березов и лишен средств к побегу, тогда всеобщая радость заступила место их спасения, в ознаменовании коей пожертвовали они добровно церкви на 300 р. ассигнациями и разными звериными шкурами. Единственная причина привлечения к Ваули была надежда на богатую добычу, которая по словам шла в общий раздел, а другие инородцы присоединились к нему, боясь мщения и колдовства его, но никогда не слышны были ропоты на начальство, хотя в частности и наносимы были им притеснения заседателем Соколовым, но это не содействовало к соединению их с Пиеттоминым. Причины такого обращения заседателя Соколова не только с инородцами и с жителями Обдорска есть всегдашнее пьянство, от которого приходит иногда в сумасшествие, и до приезду комиссии за три дня был пьян и в оном положении, из вытребованных по предварительному предписанию комиссии из чумов князя Тайшина и прочих старшин, он, Соколов, остяка Япту Мурзина бил жестоко, без всякой вины и хотел надеть на его колодки, произнося при этом, что он будьто грабитель вместе с Ваулей, несмотря на то, что Мурзина оправдывал князь Тайшин. Урядник Иван Ослопов, казаки Андрей Какоулин, Николай Старков, Игнатий Москантин, купецкий сын Михайло Чечуров, мещане Сергеев, Гуличин, Мамеев в ответах своих против ответа урядника Шахова показали согласно. Князь Иван Тайшин слышал от инородцев ему подведомственных, что Ваули привлек на свою сторону людей бедных, не имеющих никакого пропитания, чрез угрозы, обманы и вымышленное колдовство. Ваули при свидании с Тайшиным и при народе говорил, что он могущественнее самого царя, о смене же старшин Седома и Падиги он узнал тогда, когда был в чумах у остяка Япты Мурзина, но воспрепятствовать в том Вауле, по причине усилившейся его шайки, было невозможно, и по краткости времени не успел донести местному начальству, о всех жалобах старшин на грабежи Ваули объявил заседателю Соколову; но он не делал никакого удовлетворения, не утаил от Соколова и то, что его Тайшина намерен был Ваули сграбить, но в этом намерении не успел. Он прежде не имел никаких сведений о намерении Ваули его сменить. Япту Мурзина посылал он к Ваули два раза, будучи совершенно уверен в преданности его к правительству, звать в Обдорск, где удобнее его можно будет схватить. Ваули в оба раза отвечал, что он в Обдорск будет только тогда, когда Япта будет князем. Во время встречи Тайшиным Ваули близь Обдорска, последний первого начал ругать и хотел ударить оленьим рогом, но [174] от этого удержан мещанином Нечаевским, за то, что выдал его в 1839 г. в руки правительства; ему Тайшину невозможно было тогда противоречить, и чтобы успеть в своем намерения заманить его в Обдорск, принужден был унизиться до того, что целовал у него руку, соглашаясь заплатить ему дань, и даже соглашался уступить место свое Мурзину, и он следствие своей поездки сообщил подробно г. исправнику, а Нечаевскому не открыл потому, чтоб он не проговорился и чрез то не расстроил его плана. На другой день подошел Ваули к Обдорску и к нему по зову явился Тайшин, уверив в своей преданности и в исполнении всех его требований, убедил Ваули въехать в Обдорск и получил на это согласие. По приезде Ваули остановился у юрты князя, с него снята была верхняя одежда и он под руки введен был в оную, где и делал раскладку дани на всех старшин, начиная с князя, но приход заседателя отвлек его от этого занятия, которому он не сделал должного уважения, даже не встал со своего места и не согласился на зов его итти к г. исправнику. Но при входе сего последнего Ваули смутился, с покорностью встал со своего места и беспрепятственно последовал за ним из юрты: Тайшин же по тесноте не мог выбраться из юрты, а потому не знает, что делалось на улице, сообщники же его должны быть на реке Енисея. Япта Мурзин в ответах своих говорил согласно с Тайшиным, присовокупив, что он Мурзин никогда не имел намерения быть на месте князя, хотя и желал этого Ваули. Однажды он точно согласился на принятие этого титла, единственно для того, чтобы привлечь Ваули в Обдорск, Ваули не называл себя царем, а только великим старшиной, не знает, кого именно он посылал к князю и зачем, но полагает, что с намерением устращать его и взять дань, о смене же старшин услышал он только в то время, когда Ваули был близь его чумов, но кто именно был сменен и за что, не знает. Старшины Ляу Ендырев, Небыр Тобольчин, показали согласно князю Тайшину. Березовский окружной суд по рассмотрению этого дела мнение полагает: 1) из числа самоедцов Меньчеду Санина, Тогомпаду Топкина, добровольно сознавшихся в грабеже у разных инородцев на немалозначительную сумму оленей, а также и в намерении ограбить князя Тайшина и казенные запасные магазейны с мукою, хотя бы следовало на основании 120, 121, 123, 726, 727, 1030 и 1031 ст. 15 т., Зак. Угол. подвергнуть телесному наказанию кнутом и ссылке в каторжную работу, но как ими сие преступление учинено до издания всемилостивейшего манифеста, состоявшегося в 16 апреля сего 1841 года, то, применяясь к 11 пункту оного, избавя от такового телесного наказания, сослать в каторжную работу, по назначению приказа о ссыльных; 2) Сану Лазарина (он же Ванютин) и Хозали Палумина, первого из них, как при начальном вопросе земского начальника Скорнякова сознавшегося в соучастии с Ваулею Пиеттоминым по предмету чинимого воровства и грабежа, а также защищения себя во время случившейся в избе князя Тайшина драки, имевшимся при нем ножиком, и передопросе, сделанном следственною комиссиею, учинившего во всем том запирательства, освободив от назначенного законом телесного наказания, в силу того же всемилостивейшего манифеста III пункта сослать в Иркутскую губернию на поселение. 3) а последнего, то есть Палумина, не сознавшегося в воровстве и грабеже с Ваули, но оговоренного Топкиным в этому соучастии и достаточно не изобличенного по силе 109 и 1155 ст. ст. 15 тома Зак. Угол. оставить в сильном подозрении, и как он Палумин по сознанию его, что он от сообщников Ваули и от самого его пользовался, вероятно, заведомо ограбленными оленями, то его Палужина сослать далее в Сибирь на поселение, 4) О тех, какие [175] значатся в реестре следственной комиссии инородцы и именно: Мы-Яры, Той-Ходин, Пильту Туиби с прочими товарищами, всего 22 человеками, заключающимися также с Ваули Пиеттоминым по предмету грабежа, но не известно куда сокрывшиеся, ограничиться строгим местным за ними наблюдением, что и возложить на земский суд, с тем, чтобы оный в поимке их употребил самые скорые и деятельные меры, так как они все поименованы тому суду в реестре, приложенном при подписании комиссии от 25 февраля с/г. 5) Поступок инородца Садома Ненянгина в убийстве грудного младенца у самоедина Топуры Ненянгина ж впредь до поимки его из бегов оставить без положения. 6) Князю Тайшину, старшинам Обдорского отделения за несвоевременное объявление по начальству о чинимых Пиеттоминым грабительствах, в начале появления в тот край по побеге с места причисления, куда сослан он был за прежние преступления, но тогда, уже когда грабежи еще более начали увеличиваться и покушения на жизнь самого Тайшина, признав по 1 и 4 пунктам 13 ст. 15 тома Зак. Угол. выдержать всех старшин в Обдорском отделении под караулом, а князю Тайшину строго подтвердить, чтоб на предбудущее время сколь можно старался быть по службе деятельнее. 7) Инородцам же, у коих ограблены Ваулей олени, возвратить через земский суд и всех тех оленей, какие только опознаны будут ими у жен грабителей, в остальном же иске по 484 ст. того же 15 тома хозяевам таковых покраденных оленей отказать. 8) Прочим же инородцам того отделения в деле заключающимся, как то: Соли Яившину, Ервалы Сирта, Ламболиду, Горша Вырпаду и прочих, прикосновенных к оному делу, на основании 107 и 108 ст. 15 т., оставить свободными. 9) Что же касается до бывшего обдорского заседателя Соколова, оказавшего при отобрании от него следственною комиссиею нужных по делу сему ответов упорство и прочие противозаконные действия, а равно оказанные при произведениях начального следствия земского исправника Скорнякова к прекращению грабежа и поимке преступников, то об этом предать в благорассмотрение высшего начальства Губернский суд по рассмотрению обстоятельств настоящего дела, представленного при рапорте Березовского окружного суда от 24 июля за № 64 решительным определением, состоявшимся 9-го сентября настоящего года, заключил: по обстоятельствам этого дела учинить следующее: первое, самоеда Тогомпада Топкина Пиеттоммина за ограбление разных инородцев на немалозначительную сумму оленей и за намерение в числе прочих подобных себе, бывших под управлением инородца Ваули Пиеттомина шайки вооруженных, ограбить князя Тайшина и казенные запасные магазейны с мукою, хотя бы и следовало подвергнуть определенному законом публичному наказанию кнутом, но благостию всемилостивейшего манифеста, состоявшегося в 16 день апреля 1841 г. 11 ст. избавя от наказания, сослать в отдаленную Сибирь в каторжную работу, по распоряжению Тобольского приказа о ссыльных, такового ж Менчеда Самина, он же Сенин, тоже бы следовало за это самое преступление подвергнуть тому же наказанию, но за смертию его оставить без положения. Второе, Саниала Ямо Лазаридо, он же Ванютин, Ханзали и Хазауми (а не Хатауми) Палумина первого, как при первоначальном вопросе земским исправником Скарняковым, сознавшегося в том грабеже и воровстве и также в защищении себя и прочих во время случившейся в избе князя Тайшина драки, а при передопросе, сделанном следственною комиссиею, учинившего во всем том запирательство, но по следствию некоторыми в том показании и обстоятельствами обличаемого, не давая веры отрицательству, на основании 109 ст. 15 т. Зак. Угол. оставить в сильнейшем подозрении, сослать в переселение от [176] сообщества со скрывшимися участниками, в отдаленную Сибирь на поселение по распоряжению приказа о ссыльных, который о всех преступниках от сего суда уведомить, а последнего Палумина, хотя не сознавшегося в грабеже и воровстве и никем из соучастников Пиеттомина не оговоренного, но признавшегося, что он получил от сообщников Ваули Пиеттомина и самого его оленей, якобы по бедности своей, как человека подозрительного и в самом участии, удалить от сообщества в другие места, по усмотрению начальства на основании 585 пункта и 64 ст. 15 т. Зак. Угол. Третье, о значущихся в реестре следственной комиссии инородцев Мы-Яры, Той-Ходине, Бильте-Тукбе, всего 22 человеках, заключающихся также с Ваули Пиеттомином по грабежу, суждение их впредь до поимки оставить, равно и поступки инородца Садоми Ненянгина в убийство грудного младенца и самоедина Топура Ненятина же, тоже до поимки и его. Четвертое, князю Тайшину и старшинам Обдорского отделения, за убийство грудного младенца у самоедина Топура Ненянгина ж, тоже несвоевременное объявление по начальству о чинимых Пиеттоминым грабежах в начале появления его в край тот, по побеге с места своего поселения, куда он был сослан за подобное прежде сего преступление, хотя бы и следовало наложить соразмерно невниманию и беспечности их по законам строгое взыскание, но за силою последовавшего всемилостивейшего манифеста 16 апреля 1841 г. от того избавить, подтвердив, чтоб они на будущее время сколь можно старались по службе быть деятельными, под опасением за противное неизбежного строго по законам наказания. Пятое, инородцам, у коих ограблены Пиеттоминым олени, по дознании о действительной их хозяевам принадлежности, возвратить с распиской под делом, через Березовский земский суд, в остальном же иске по силе 684 ст. 15 т. Зак. Угол. отказать, а прочих инородцев, прикосновенных к сему делу одними спросами оставить без положения. Шестое, об оказанном отдельным заседателем Соколовым при отобрании у него следственною комиссиею нужных к этому делу ответов упорстве и прочих противозаконных действиях, даже пьянстве, которое удостоверяется некоторыми спрошенными разными лицами, что видно в особенности из постановления комиссии (стр. 182, 188, 192, 280), из собственных его даже Соколова от 3 и 4 марта № 172 и 183 (лист 194) рапортов, независимо от этого дела, передать, причастность его на постановление Тобольского губернского правления, соображаясь силою всемилостивейшего манифеста, состоявшегося 16 апреля с. г. IV ст. Седьмое, употребленные по этому делу прогонные деньги адъютантом графом Толстым 17 р. 85 к. серебром по силе того же всемилостивейшего манифеста ст. 6 из недоимки исключить, о чем уведомить через Тобольское губернское правление Тобольскую казенную палату. Затем мнение Окружного суда, не утвержденное в некоторых частях, на основании 1103 ст. отменить, составив строгое замечание членам Окружного суда, что мнение оного, особенно заключение, изложено не только с ошибками, но и довольно в некоторых частях бесмысленно, это и все должно Губернским судом буквально прописываться в его решении и восходить в этом виде в высшую ревизию, подтвердить особенно секретарю наблюдать за исправностью, и о поступке Ваули Пиеттомина, за преданием его военному суду, оставить здесь без положения; о заковании же в кандалы самоеда Тогопаду Топкина Пиеттомина, основании 83 ст. 14 т. предписать смотрителю Тобольского тюремного замка. [Подписи]. Комментарии 1. «Тобольские губернские ведомости», 1858 г., отделение II-е, часть неофициальная, книга № 21. 2. «Тобольские губернские ведомости», 1858 г., № 9. 3. «Русская старина», 1881 г., октябрь, стр. 377—386. 4. «Ежегодник Тобольского музея», выпуск XIX. 5. «Тобольский архив», Тобольск, 1937 г., стр. 26. 6. Омский исторический архив, ф. № 3, д. № 851. 7. См. о нем заметку Т. Попова, «Остятские князья», «Русская старина», 1890 г., ноябрь, стр. 457—460. 8. Славин, «Самоеды-грабители в Обдорском крае», «Ежегодник Тобольского музея», вып. XIX, 1909. — «Самоедский праздник в Обдорске», «Тобольские губернские ведомости», № 9, 1 марта 1858 г. 9. «Тобольский Архив», Тобольск, 1936 г., стр. 26. 10. Об этом преступлении Содомы Ненекина, равно и о том, что, в пределах соседственного с Обдорским отделением Туруханского округа, ведомства старшины обитающих там самоедов Тирангула Моргина, у самоеда Хочь-Морика Содома жестоко избил жену Ерой и топтал ее ногами, за препятствование отдаче чего-то им требуемого, от каковых побоев она тогда же выкинула мертвого младенца. Следственною Комиссиею доведено до сведения начальника губернии, для надлежащего с его стороны в сем случае распоряжения. (Прим. подлинника). 11. Япте Мурзину Ваули еще до того несколько раз предлагал место князя Тайшина. Но он на то не согласился. И уже по приказанию исправника, чтобы удобнее обмануть Ваули, изъявил притворное на то согласие, сверх того по делу видно, что Мурзин спас одного самоедина, которого Ваули велел своей шайке убить. (Прим. подлинника). 12. Эти жалобы приняты Казачинским к общему его донесению по особо порученному ему обревизованию Березовского округа. Соколов удален уже от должности и об его поступках велено произвести следствие. (Прим. подлинника). 13. Князь Тайшин обещает стараться доставить в руки правительства скрывшихся сообщников Ваули с тем, чтоб они были удалены из прежних мест их жительств (лл. 35—46). (Прим. подлинника). 14. Заголовок подлинника. Текст воспроизведен по изданию: Из истории ненецкого народа 30—40-х годов XIX в. (Движение Ваули Пиеттомина) // Красный архив, № 1 (92). 1939 |
|