О ЧАСТНЫХ АКТАХ В ДРЕВНЕЙ РУСИ

В 1937 г. вышел в свет сборник «Вспомогательные исторические дисциплины», в котором помещена статья С. Н. Валка «Начальная история древнерусского частного акта» ¹. Рассматривая дошедшие до нас акты ХII-XIII вв., С. Н. Валк приходит к очень печальным результатам. Из рассмотренных им документов 5 актов. (духовная и купчая Антония Римлянина, вкладная Варлаама Хутынского, духовная Лазаря, данная княгини Марины) признаны С. Н. Валком подложными. Подлинными частными, актами XIII в. он считает только духовную Климента и рядную Тешаты. «Первый из актов относится к Пскову, либо, как предполагал Напиерский, к Полоцку, второй — к Новгороду, т.е. к тем двум центрам, развитие которых в эти века шло несколько иным путем, чем развитие остальной феодальной Руси», — пишет С. Н. Валк. Для центральной России временем появления частного акта С. Н. Валк считает еще более поздний период — вторую половину XIV в. ². Таким, образом из числа наших исторических источников выпадают ценнейшие, документы, которыми пользовались и продолжают пользоваться многие исследователи. В особенности важное значение как исторический источник имела для историков вкладная Варлаама Хутынского. Ведь это единственный документ, рисующий вотчину знатного землевладельца конца XII — начала XIII в. Между тем, заключение С. Н. Валка о подложности вкладной Варлаама Хутынского нашло уже последователей. В самом Новгороде незадолго до войны вкладная Варлаама была убрана из витрин ризницы и одно время спрятана среди второстепенных исторических документов как поддельная грамота.

Нельзя сказать, чтобы вопрос о подложности некоторых древних русских грамот был поставлен впервые. Уже Н. П. Лихачев отрицал подлинность некоторых грамот, включенных в издание А. И. Юшкова «Акты XIII-XVII вв., представленные в Разрядный приказ». На подложность древнейшей грамоты Троицкого монастыря указывал Арсений. Вопрос о подлинности купчей и духовной Антония Римлянина был Поднят Е. Е. Голубинским. Н. П. Павлов-Сильванский убедительно доказывал подложность известной местнической грамоты XIV в. и т. д. Но, в отличие от других исследователей, С. Н. Валк произвел не только [226] дипломатический анализ заподозренных актов, но и выставил ряд общих положений о времени появления древнерусских частных актов, которые он для центральной России приурочивает к XIV в. Таким образом время появления частных актов на Руси, по мнению С. Н. Валка, относится к несравненно-более позднему времени, чем в какой-либо другой культурной стране Европы и Азии. Между тем, вопрос о подлинности тех частных актов, которые признаны С. Н. Валком подложными, не может считаться окончательно решенным. Так, вопрос о подлинности духовной Климента Новгородца разрешен С. Н. Валком положительно на том основании, что Сахаров, в собрании которого был найден этот документ, не мог подделать денежный счет XIII в. Но ведь духовную Климента мог подделать не Сахаров, а кто-либо другой, признает же автор подложность вкладной Варлаама Хутынского, хотя и относит время подлога к концу XIV — началу XV вв. Нелогичность аргументировки С. Н. Валка в данном случае бросается в глаза, а это заставляет с особенной осторожностью отнестись и к другим его построениям.

В данной статье я предполагаю рассмотреть вопрос о подлинности только четырех документов: вкладной Варлаама Хутынского, данной Марины, духовной и купчей Антония Римлянина, имея в виду, что рядная Тешаты и духовная Климента признаны подлинными самим С. Н. Валком, а духовная Лазаря требует особого исследования.

I. ВКЛАДНАЯ ВАРЛААМА

С. Н. Валк считает, что время появления этой грамоты надо отнести «скорее всего к концу XIV — началу XV века» (стр. 306). Возникновение вкладной Варлаама он связывает с существованием ряда «поддельных» предметов, приписываемых Варлааму. Так, ссылаясь на мнение Толстого и Кондакова, С. Н. Валк относит поручи Варлаама Хутынского к XIV в. и даже к более позднему времени: концу XIV началу XV вв. Уже одно это замечание вызывает недоумение, так как Толстой и Кондаков сравнивали шитье и рисунок поручей с молдовлахийскими облачениями XIV в., но относили их к более раннему времени, вернее всего к XIII в. Вот что эти исследователи пишут о поручах Варлаама: «Рисунок и все орнаменты носят византийский характер, тяжелого пошиба, в типе шитых облачений XII-XIII века, притом скорее последнего, чем первого» ³. Можно только удивляться, каким образом это точное указание исследователей могло быть переделано на конец XIV — начало XV вв. Нет никакого сомнения, что многие монастырские «реликвии» нередко бывали подложными. Таковы многочисленные вериги, кресты, ризы и прочие вещи основателей разных монастырей. Но это еще не дает права огульно признать подложными предметы, связанные с именем Варлаама Хутынского и других новгородских [227] игуменов. Поручи и епитрахиль Варлаама представляли значительную материальную ценность и могли сохраняться в ризнице монастыря с XIII в.

Элементы подлога С. Н. Валк находит и в известных печатях Варлаама Хутынского. Он рассматривает их как подделку под имя Варлаама, но смысла этой подделки так и не объясняет. С. Н. Валк ссылается на мнение крупнейшего знатока сфрагистики А. В. Орешникова, что «палеографические признаки подписи не допускают возможности видеть такую искусную подделку букв XIV или начала XV вв., к которому я бы отнес печать». Из этого замечания С. Н. Валк делает совершенно неожиданный вывод, что печати являются «прямою подделкою под имя Варлаама» (стр. 304). Но речь может итти вовсе не о подделке печати, весьма распространенной (известно 7 экземпляров) в XV в., а об ее культовом назначении. Русская сфрагистика изучена так слабо, что было бы поспешно делать выводы о значении того или иного памятника без детального исследования.

Перейдем, однако, к основным доказательствам подложности грамоты Варлаама. Этих доказательств в сущности два: 1) формат вкладной; 2) употребление восьмиконечного креста в начале грамоты, Рассмотрим первое доказательство. С. Н. Валк пишет; «При несомненной дороговизне пергамена неудивительно, что, за единичными исключениями, пергаменные акты, даже акты первостепенной государственной важности, не имеют полей; их обрез совпадает довольно точно с краями записанного текста, В противоположность этому, нижний неиспользованный край варлаамовой грамоты равен более четверти ее высоты; левое поле тоже достаточно широко, но оно, как увидим, заполнено» (стр. 305),

Что пергамен как писчий материал был очень дорог, — это известно, но дороговизна не мешала возникновению пергаменных рукописей из многих сотен листов, какой является, например, Новгородская Кормчая конца XIII в. (Синодальная № 132). Дороговизна не мешала и тому, чтобы целые листы пергамена в рукописях оставались чистыми (например, Чуковская Кормчая XIV в.) Чистые листы вовсе не редкость в пергаменных сборниках. Этим объясняется существование подложных рукописей, написанных в XIX в. на чистых листах, вырезанных из древних книг. Как бы ни был дорог пергамен, стоимость земли, подаренной Варлаамом Хутынскому монастырю, во много раз превосходила стоимость маленького куска пергамена, а небольшая полоска пергамена, оставшаяся незаписанной, не могла иметь практического применения. На оставшемся чистом поле вкладной поместилось бы не более 4 строк. Ясно, что первая «палеографическая» примета, выдвинутая С. Н. Валком, не имеет никакого значения, тем более, что древнейшие грамоты писались на кусках пергамена разного размера.

Другим доказательством подложности вкладной С. Н. Балх считает употребление восьмиконечного креста, поскольку И. А. Шляпкин [228] утверждал, что восьмиконечные кресты появились в Новгороде не раньше XIV в. Но сам же С. Н. Валк говорит, что замечание Шляпкииа нуждается в дополнительной проверке, так как на одной из фресок церкви Спаса в Нередице мы находим уже восьмиконечный крест, который имеется и на антиминсе 1149. г. И все же восьмиконечный крест на вкладной Варлаама окончательно заставляет С. Н. Валка отнести эту грамоту «скорее всего к концу XIV — началу XV вв.». Как мы видим, вывод совсем не вытекает из доказательств, тем более, что уже Шляпкин считал восьмиконечный крест на вкладной Варлаама переправленным из четвероконечного. Действительно, очертания креста на вкладной говорят в пользу того, что современный восьмиконечный крест был переправлен из четвероконечного, что ясно видно на подлиннике и хороших снимках документа. Вместе с тем употребление креста перед началом грамоты характерно для новгородского памятника ХII в. Такой же четвероконечный крест мы находим в начале грамоты Мстислава Юрьеву монастырю.

Казалось бы, С. Н. Валк должен был с особой тщательностью изучить другие, более бесспорные палеографические приметы, которые дает почерк вкладной. Ведь вкладная Варлаама Хутынского написана уставом, который не вызвал никаких сомнении в его принадлежности к концу XII в. у таких знатоков палеографии, как И. И. Срезневский ⁴, В. Н. Щепкин ⁵, Е. Ф. Карский ⁶. Вкладная Варлаама не была заподозрена в подложности и со стороны языка, Ф. И. Буслаев, А. И. Соболевский, в последнее время С. П. Обнорский ⁷ одинаково пользовались этой грамотой. При этих условиях детальное палеографическое исследование грамоты было обязательным, и совершенно непонятно заявление С. Н. Валка, что «для XIV века и даже для XV века существуют рукописи и акты с теми же начертаниями букв, что и в варлаамовой грамоте» (стр. 305). Это решительное заявление следовало бы подтвердить ссылкой на определенные акты, а не голословным утверждением.

В действительности письмо конца XIV — начала XV вв. резко отличается от почерка вкладной Варлаама, имея особые яркие и характерные признаки. Можно прямо сказать, что письмо конца XII — первой половины XIII вв. не может быть спутано с характерными почерками конца XIV — начала XV вв.

По словам В. Н. Щепкина, «русский XIV век завершает эволюцию XIII века; среди почерков остаются в употреблении по большей части только новообразования». Между тем, почерк, которым написана [229] вкладная Варлаама Хутынского, не противоречит ее датировке концом XII — началом XIII вв.

Интересные результаты дает сравнение палеографических показаний трех новгородских памятников: грамоты Мстислава Юрьеву монастырю около 1130 г., вкладной Варлаама Хутынского и духовной Климента Новгородца второй половины XIII в. В Мстиславовой грамоту буква «ж» имеет еще древнюю форму, во вкладной Варлаама «ж» отличается более неровной формой, верхушка «ж» явно укорачивается и нижняя половина удлиняется. По словам В. Н. Щепкина, в XIII в. устанавливаются новые и различные способы написания этой буквы ⁸. Любопытные изменения происходят с буквой «и». Первоначально она пишется наподобие современной буквы «н». Такое начертание, сохраняющееся в XI и XII вв., мы находим в Мстиславовой грамоте.

Во вкладной Варлаама перекладина в букве «и» порой начинает делаться в виде косой черточки слева направо, в духовной Климента перекладина в букве «и» явно поднимается выше середины и проводится в виде косой черточки. По наблюдениям В, Н. Щепкина в XIII в. «прибывают новые типы [и]: «и» с лежащей перекладиной вверху, «и» с косой перекладиной в середине и наконец «и» с косой перекладиной вверху» ⁹. Наши наблюдения над палеографией вкладной Варлаама подкрепила своими наблюдениями М. В. Щепкина, много лет работающая над рукописями Исторического музея.

В подлинности грамоты убеждает нас и ее орфография, типичная для конца XII — начала XIII вв. (въдале Варламе, рьль, Вълос и т. д.). Эта орфография находит аналогию в орфографии списков Смоленского договора 1229 г., в котором «е» нередко употребляется на месте «ь» и даже «ъ», что находит объяснение в известном факте падения глухих. Невозможно предполагать, чтобы в конце XIV — начале XV вв., новгородцы столь блестяще умели подделывать почерк и орфографию XII-XIII вв., что даже такие ученые, как И. И. Срезневский, не сумели бы отличить позднейшей руки, а разоблачение многочисленных подделок XIX в. показывает, что подлоги являются и в наше время делом нелегким.

Нельзя также не удивляться утверждению автора, что «с точки зрения дипломатической, вкладная написана по формуляру, сходному с тем, который характеризует новгородские позднейшие частные XV в.» (стр. 305), причем никаких примеров опять не приводится, В действительности дипломатический анализ вкладной также не противоречит признанию ее подлинным документом конца XII — нач. XIII вв. Вкладная Варлаама имеет прямое сходство с известными нам новгородскими памятниками XII-XIII вв. Таково прежде всего начало грамоты, где имя Варлаама поставлено в третьем лице. Подобное же начало читаем в рядной Василия Матвеева на земли Щенкурского погоста, [230] датируемой 1315-1322 гг.: «се били чолом староста Азика и Харагинец и Ровда» ¹⁰. Такое же начало находим в более раннем документе — рядной Тешаты, написанной, до 1299 г. («се порядися Тешата с Якымомь про складьство») ¹¹. Конец грамоты с заклятием («аще кто дияволем... и злыми человеки неважен цьго хочет отъяти» и т. д.) совершенно сходен с такими же заклятиями грамоты Мстислава около 1130 г., грамоты Всеволода Юрьеву монастырю на Мячино до 1137 г. и т. д. Совершенно иное наблюдается в новгородских данных и вкладных XV в., где подобные заклятия обычно отсутствуют ¹². Эта важная дипломатическая особенность грамот XII-XIII вв. осталась почему-то вне поля наблюдений С. Н. Валка. Ряд слов, употребляемых во вкладной Варлаама Хутынского, также говорит за ее древность. Таково слово «божница», употребляемое в значении церкви. Характерно, что в таком значении слово «божница» упоминается в новгородской летописи («испьсаша божницю Антонову»), а также в хождении архиепископа Антония в Царьград («въ бозницы святаго Самсона»). В новгородской Летописи XIV-XV вв. православные храмы обычно именуются церквами. Позднейший подделыватель конца XIV — начала XV вв., вероятно, поставил бы более употребительное в его время слово «церковь». Точно так же обозначение «гоголиных» ловищ, упоминаемых во вкладной, для позднейшего времени являлось анахронизмом, тогда как в XII в. ловля гоголей на Волхове еще являлась важным промыслом. Наконец, подделыватель конца XIV — начала XV вв. не назвал бы Варлаама просто «Варлам Михалев сын», а наверняка приписал бы ему прозвище «преподобного», как Варлаам именуется уже в житиях и летописи.

Но и помимо палеографических и дипломатических указаний, за подлинность вкладной Варлаама Хутынского говорит еще одно обстоятельство — само содержание грамоты. В известном нам виде вкладная Варлаама явилась бы для конца XIV — начала XV вв. совершенно беспредметной подделкой прежде всего потому, что она не обозначала границ Хутынской земли. Характерно, что в громадном большинстве новгородских вкладных и данных имеются указания на такие границы даже для XII в. Прекрасным примером являются грамоты Всеволода Мстиславича Юрьеву монастырю и Изяслава Мстиславича Пантелеймонову монастырю, в подлинности которых не сомневается и сам С. Н. Валк ¹³.

Построения С. Н. Валка, объясняющие причины предполагаемой подделки грамоты, мало обоснованы. Ссылаясь на Е. Е. Голубинского, автор относит начало почитания Варлаама к концу XIV — началу [231] XV в., когда это почитание послужило, по его словам, «мотивом не только к построению церкви имени Варлаама и к сочинению его жития, но и к поискам реликвий, которые частью были собраны среди вещей XIV-XV вв., как поручи, и, возможно, крест, частью же были тогда же фальсифицированы под XII век, как, несомненно, фальсифицированы были в то время печати и, вероятно, фальсифицирована грамота» (стр. 306).

К сожалению, С. Н. Валк не дал себе труда подробнее рассмотреть вопрос о жизни Варлаама Хутынского и его посмертном почитании, а рассмотрение этого вопроса может дать для историка довольно значительный и интересный материал. Древнейшее свидетельство о жизни Варлаама Хутынского находим в его житии, встречающемся уже в пергаменных рукописях. В. О. Ключевский относил это житие к концу XIII в. С. Н. Валк считает, что мнение Ключевского «теперь должно быть оставлено», так как А. И. Пономарев указал, что это житие впервые появляется только в прологах XV в. (стр. 303). Нельзя не подивиться этому заявлению почтенного ученого, который прекрасно знает, что время появления списка еще не решает вопроса о времени появления того или другого памятника, дошедшего в данном списке. Известно, что древнейший список начальной летописи относится ко второй половине XIV в., а краткой редакции «Русской правды» — даже к половине XV в., хотя никто не сомневается в подлинности этих памятников. Ведь и Ключевский аргументировал свое мнение не древностью «списка жития Варлаама, а его содержанием. Между тем, в древнем проложном житии Варлаама есть сведения, любопытные для исследователя древней русской письменности.

По словам жития, Варлаам получил некоторое образование, «и грамоту извыче, и книгы вся и пслъмская толкованиа извыче». Житие точно называет ближайших наставников Варлаама, который ушел «в пусто место», имея наставника «бога и отца Перфирья и брата его Феодора и иную братью». Постриг принял Варлаам «въне града в пусте месте от прозвутера мниха некоего». Во вновь построенном монастыре он воздвиг «клетку малу» и жил здесь, «древо посекая и нивы творя». Слова жития о возделывании нив и рубке леса, возможно, следует относить к обычным житийным шаблонам, но в конце XII в. монастырь был уже построен. По словам того же проложного жития, Варлаам «възградив церковь малу во имя Преображения святаго спаса и бысть монастырь честен и черньци быша мнози молитвою его». О построении этой церкви сохранилось указание в Новгородской древней летописи под 1192 г.: «постави церковь вънизу на Хутине Варлам цьрнець, а мирьскымь именем Алекса Михалевиць во имя Спаса Преображения; и святи ю владыка архепископ Гаврила на праздьник и нарече манастырь» ¹⁴. По словам проложного жития Варлаам [232] умер вскоре после того, как «приде ис Костянтиняграда сверьстникь его Аньтонии». В 4-й Новгородской и 1-й Софийской летописях 1193 г., показан годом смерти Варлаама, Рядом с этим стоит известие цозднейшего жития, что Варлаам умер, успев достроить церковь только до верха дверей. Но древнее житие связывает смерть Варлаама с приездом Антония из Царьграда, о чем так сообщается в Новгородской летописи под 1211 г.: «пришьл Добрына Ядрейковиць из Царяграда и привезе с собою гроб господень, а сам пострижеся на Хутине у святаго Спаса...» Более доверяя указанию жития и летописи, как свидетельствам древнейшим, приходится признать, что Варлаам умер около 1211 г., так как еще в 1207 г., по летописи, Прокша Малышевич постригся на Хутынн «при игумене Варламе» ¹⁵. Следовательно, вкладная Варлаама должна датироваться примерно 1211 г., а не 1192 г. как обычно.

Показания древнего жития, как мы видим, подтверждаются новгородской летописью, и притом в ее древнейшем списке, написанном не позднее половины XIV в.. Следовательно, у нас имеются все основания думать, что житие было составлено вовсе не в конце XIV — начале XV вв., как думает С. Д, Валк, а гораздо ранее, возможно, при жизни Антония. Вместе с тем житие и летопись позволяют установить, до некоторой степени, тот круг общества, из которого вышел Варлаам. Сам он в миру звался Алекса Михалевиць и принадлежал, во всяком случае, к богатому роду. В летописи под 1176 г. упоминается Михаль Степановиць, поставивший церковь на Чудинцеве улице. О нем же как о посаднике говорится под 1180 и 1186 гг. О посаднике Михалке, а не Михале Степановиче сообщается и под 1203 и 1206 гг. Характерное отчество Варлаама «Михалевиць» сближает его с посадником Михалем Степановичем. В таком случае Варлаам был сыном виднейшего новгородского боярина — родоначальника целого рода посадников. Антоний, сверстник же Варлаама, впоследствии Новгородский владыка, в миру Добрыня Ядрейкович, был сыном воеводы Ядрея, ходившего В 1193 г. на Югру. В монастыре Варлаама постригся Прокша Малышевич, в иночестве Порфирий — тоже новгородец знатного рода. Все это цвет тогдашнего новгородского общества, и это обстоятельство в немалой мере способствовало славе и процветанию Хутынского монастыря. Эти знатные новгородцы были связаны между собою тесными узами. Прокша Малышевич постригся на Хутыни и умер в 1207 г. В 1211 г, сын его Вячеслав Прокшиничь создал каменную церковь 40 мучеников, Вячеслав также постригся на Хутыни в 1243 г. На Хутыни постригся Добрыня Ядрейкович, позже Новгородский архиепископ Антоний, снова вернувшийся в монастырь в 1228 г. «по своей воле». В 1223 г. на архиепископстве был введен чернец Арсений «с Хутына». К этой среде Знатных новгородцев принадлежал и Варлаам Хутынский. Поэтому нет [233] ничего удивительного в том, что после Варлаама остались некоторые дорогие предметы. Сохранился же, например, крест его друга архиепископа Антония. Тот же Антоний, по крайней мере, два раза был в Царьграде и оставил описание своего «хождения», в котором он не без удивления замечает о монастыре Иоанна Предтечи в Константинополе; «а сел не держат, но божиею благодатию и пощанием и молятвами Иоанна питаеми суть» ¹⁶. Замечание очень типичное для русского монаха, привыкшего питаться за счет сел. Следует ли удивляться тому, что в подобной среде могла возникнуть мысль о закреплении монастырских прав на землю особым письменным документом?

Таким образом палеографические, орфографические, дипломатические и исторические показания неопровержимо свидетельствуют о подлинности вкладной Варлаама Хутынского, составленной около 1211 г., и являющейся ценнейшим документом по истории земельных, отношений Руси XII-XIII вв.

II. КУПЧАЯ И ДУХОВНАЯ АНТОНИЯ

Вопрос о подлинности купчей и духовной Антония Римлянина, дошедших в поздней копии XVI в., является весьма трудным. Е. Е. Голубинский и В. О. Ключевский считали купчую грамоту поддельной, а духовную — древней, но подновленной. С. Н. Валк считает оба памятника поддельные и возникшими в конце XVI в. в связи с тяжбой посадских людей с властями Антониева монастыря. История возникновения этих подложных, по мнению С. Н. Валка, памятников можно представить, примерно, следующим образом: «Ко времени Макарьевских соборов 1547 и 1549 гг. не было почитания памяти Антония ни общего ни местного, и потому-то Антоний не попал в число святых. Несомненно, что это и послужило толчком к агиографической работе. Уже в 1550 г. «находят» в Новгороде тот камень, на котором Антоний «приплыл» сюда из Рима. Только с этого времени его начинают называть. Римлянином; в 1573 г. Ивану IV предъявляют духовную уже как «чудотворцеву» грамоту, чего в 1549 г., повидимому, сделать не могли, бы еще. Таким образом вслед за камнем чудотворца была обретена, его духовная и еще через несколько лет, составлено житие» (стр. 300).

Попробуем действительно рассмотреть, к какому времени относится появление купчей и духовной Антония Римлянина. В 1573 г. эти документы уже существовали, как показывает правая грамота 1573 г, на которую ссылается С. Н. Валк и которая вместе с другими документами напечатана в «Истории Российской иерархии».

В грамоте 1573 г. говорится, что игумен Мисаил с монахами «с духовной список Онтонья чудотворца клали, что деи была чудотворцова купля Онтоньева, пашенная земля и луг под монастырем, и ту де [234] землю и луг отняли ноугородцы при прежних диаках без моего царева и великого князя ведома насильством, а не ведомо почему припустили к пасьбе; а купил деи ту землю Онтоней чудотворец пречистые в доме (!) у Семена да у Прокша у Ивановых детей посадничь, а дал на той земле и на лугу сто рублев».

Посадские люди ссылались на свои правые грамоты, о которых имеются сведения в грамоте царя Федора Ивановича 1591 г., где указывается, что игумен Антониева монастыря Кирилл жаловался на то, что посадские люди завладели «старою их пашенною землею и лугом релью, что им тое землю купил у Смехна да у Прохна у Ивановских детей посаднича при себе в дом Онтоний чудотворец». Пятиконецкие старосты, представлявшие интересы людей Софийской и Торговой сторон, называли эту землю городовым пастбищем. Обе тяжущиеся стороны представили оправдательные документы: посадские люди положили «правые грамоты, что им дали судьи Григорий Волынской да Иван Соколов в 68 (т. е. 1560) году», ¹⁷ а монастырские власти — списки «с духовный, купчия, с ободныя грамоты Онтония чудотворца» и жалованную грамоту Ивана IV. Дело было решено в пользу монастыря. При этом в грамоте 1591 г. характеризовались документы тяжущихся: — «В списке е духовный грамоты Онтонья чудотворца написано: купил землю Онтоней чудотворец при себе в дом Рожеству Пречистые богородицы у посадников новгородских у Семена да у Прокофья у Ивановых детей посадничьих, и дал на той земле сто рублей новгородских, а обод той земли написан... И хто на сию землю наступит, и то управит божия мати, или хто сю духовную преступит и начнет творити насильство на месте сем, да будет проклят тремя сты святых отец и осмию на десять и буди ему со Иудою причастие». В числе же доводов, выдвинутых против доказательств посадских людей, фигурировал следующий мотив: «Да и потому новгородских посадских людей приговорили обинити, что правая у новогородских людей драна, верх у «ей отодран». Посадские люди говорили, что грамоты у крепости были, да утерялись в новгородский разгром, но и до разгрома в правой грамоте 1560 г. на ту землю и рель ничего не было написано, кроме обысков посадских людей ¹⁷.

Замечательно, что посадские люди не оспаривали подлинности купчей и духовной, хотя споры о подлинности документов вовсе не редкость в тяжебных делах XVI в. Спор шел не о праве владения землей, а касался обвода спорной межи. Поэтому обвод земли и был сделан в 1560 г. обыском посадских людей, а в 1591 г. этот же обвод производили заново при помощи представителей от посадских людей и попов, так как показания купчей Антония были очень неопределенны, что говорит само по себе, конечно, больше в пользу подлинности, чем подложности этого документа, так как подделыватели были бы заинтересованы в установлении постоянной межи. [235]

В тех же документах имеются указания на спорную землю. Так, грамота 1591 г. отметила, что «в том же ободе, что Антоней чудотворец в своей духовной грамоте обод земли написал, — живут изстари новгородские посадские черные тяглые люди, солодожники и кузнецы и котельники». Эти тяглые люди платили подати с новгородским посадом вместе, а поземом и судом тянули вместе с монастырем ¹⁸. Действительно, в Новгороде XVI в. существовал особый Антоновский конец.

В 1541 г. «бысть пожар в Онтоновском конци... выгорело 100 дворов да полмонастыря у Пречистой в Радоговицах по смой ручей» ¹⁹.

В 1549 г. «в Онтоновском конци и Молодожниках» («Молодожник» — по-олонецки молодой лес) снова произошел пожар. Упомянутый монастырь в Радоговицах стоял за внешним валом по береговой дороге в Антоново. Здесь же протекает река Витка, упоминаемая в грамотах 1573 и 1591 гг. и в купчей Антония Римлянина ²⁰. Таким образом подтверждаются слова грамоты 1591 г. о том, что на земле Антоньева монастыря сидели посадские люди. Следовательно, монастырь пользовался своими правами на землю задолго до предполагаемой С. Н. Валком даты возникновения купчей Антония Римлянина. Купчая вовсе не внезапно появилась в 1573 г., а существовала раньше.

Теперь обратимся к вопросу об отношении купчей и духовной к житию Антония Римлянина. Прежде всего возникает вопрос, когда было, написано житие. Известно, что Е. Е. Голубинский приписывал составление этого жития монаху Нифонту, написавшему в 1598 г. похвальное слово Антонию и принимавшему деятельное участие в открытии мощей Антония в 1597 г. К этому мнению безоговорочно, без дополнительной проверки, присоединяется С. Н. Валк. Но вопрос вовсе не решается так просто, как думают названные ученые. Житие помещается в рукописях обычно вместе с похвальным словом и сказанием о преложении мощей и о чудесах Антония. Эти составные части одного целого возникли явно в разное время. Так, некоторые описания чудес относятся к первой половине XVI в. Заметна и разница между стилем жития и сказания Нифонта. Поэтому надо думать, как это высказывалось уже в литературе, что житие возникло ранее сказания об открытии мощей и было только переделано Нифонтом. Следы переделки заметны в том, что в житии об игумене Андрее говорится в третьем лице, а в надписании житие приписывается его авторству. В рукописях житие обычно помещается вместе со сказанием об обретении мощей Антония, написанном в 1597 г. и очень любопытном по своему панегирическому тону в отношении Бориса Годунова. В одном из лучших списков жития и сказания, помещенном в Чудовских Минеях 1600 г. (Собрание Исторического музея, январская книга) находим ссылку на автора житий: [236] «Списано тоя же обители учеником священноиноком Андреем, иже бысть отець его духовный» (л. 755). Ту же ссылку находим в другом списке конца XVI в. (Чудовское собрание, № 21/323). Андрей, упомянутый в летописи под 1147 г., конечно, не мог быть автором жития, носящего все черты позднейшего сочинительства. Но автор жития имел под руками не только легенды, но и текст купчей и духовной. Так, в житии сказано; «Имения же преподобный ни от кого же не восприят, ни от князь ни от епископа». В духовной читаем: «Не приях ни имения ото князя, ни от епископа». Ниже в житии говорится: «Аще лучится избрати игумена, но избирати от братии, иже хто на месте сем трьпит» (л. 772). В духовной: «А кого изберут братья и от братьи ниже хто в месте сем терпит». Далее, в житии Антоний говорит: «О братия моя, егда седох на месте сем, купил есмь село сие и землю и на реци сей рыбную ловитву... и аще хто начнет обидити вас или наступати на сию землю, ино им судит мати божия». В купчей: «А кто на сю землю наступит, то управит мати божия». Во всех приведенных случаях в житии встречаемся с более новым текстом, чем в купчей и духовной. Taким образом с несомненностью выясняется, что житие пользовалось купчей и духовной Антония Римлянина как источниками. Следовательно, эти документы уже существовали ко времени возникновения жития. Не житие вызвало появление купчей и духовной, а наоборот.

По своему характеру житие Антония напоминает известную повесть о белом клобуке и написано было: «римляном на угрозу и проклятие», а своим сказочным характером перекликается с такими памятниками конца XV — начала XVI вв., как сказание о князьях владимирских, повесть о граде Вавилоне и т. д. В этих условиях принимает особый смысл указание на Андрея как автора жития, так как известен Андрей, игумен Антонова монастыря в 1499 г. ²¹ Нифонт мог уже не знать, о каком Андрее шла речь, и сделал автора жития современником Антония. Действительно, некоторые черты жития говорят, что автор его, кроме купчей и духовной Антония, пользовался некоторыми другими источниками. Так, в житии указывается, что Антоний приплыл в Новгород при епископе Никите и князе Мстиславе Владимировиче. Эта дата совпадает с записью в Летописце новгородским церквам божиим под 1106 г.: «Приплыл в Великий Новград из Рима преподобный отец наш Онтоний, жил 40 лет» ²². Между тем, житие сообщает, что Антоний жил «до игуменства лет 14, в игуменстве же бысть лет 16 и всех лет поживе во обители 30». По ранее же приведенному счету, он должен был со времени пришествия прожить 40 лет. Такая путаница легко объясняется тем, что Нифонт сделал поправки к житию на основании летописи, из которой он выписал сведения об Антонии, так как Антоний по 1-й Новгородской летописи умер в 1147 г., а впервые упоминается в 1117 г. [237]

Поправки, внесенные в житие, создали полную хронологическую путаницу, ибо источники жития связывали прибытие Антония с епископом Никитой, а в 1117 г. был уже не Никита, а Иван. Но в источниках жития была другая, и притом точная, дата прибытия Антония в Новгород; цитируем ее по похвальному слову: «Бысть же в лето шесть тысящное шестьсот четвертое на десять, месяца сентября в пятый день на память святаго пророка Захария, отца Предотечева, во дни княжения благовернаго и христолюбиваго во православии всеа вселенныа на концах восиявшему, наипаче же во царех присветлейшему и преславному государю великому князю тогда Святополку Изяславичю, внуку премудраго великаго князя Ярослава киевскому и всея Русин, в Великом же Новеграде бе у них тогда князь Мстислав Владимеричь Монамахов сын, внук Всеволодов; правящу же тогда кормила церковная святейшему господину епископу Никите чудотворцу» ²³. При всем хитросплетении словес автора похвального слова перед нами выясняется точная дата прибытия Антония — 5 сентября 6614, т.е. 1105 г., когда в Киеве действительно княжил Святополк, в Новгороде — Мстислав, а новгородским епископом был Никита.

Так похвальное слово внезапно обнаруживает перед нами какой-то письменный и притом достоверный источник, которым оно пользовалось. Из этого источника и попала цифра 40 лет монашества Антония в некоторые летописи. Не менее интересно и другое обстоятельство. Похвальное слово написано было на основании жития, так как начинается словами: «Сего преподобнаго отца житие ясно сказахом».

Между тем, в похвальном Слове говорится, что мощи Никиты были обретены через 450 лет и три месяца после его смерти, которая произошла — в 1108 г. Сложение (1108+430) дает 1558 г., время начала Ливонской войны, что объясняет нам выражение похвального слова: «Воинство ж его во всех языцех супостатах укрепи, агарьяньский язык и германьский род покори под нозе его» ²⁴. Значит, житие существовало уже до 1558 г. Не является доказательством позднего происхождения жития и то обстоятельство, что Антоний не был канонизирован в 1547 и 1549 гг., так как на этих соборах не были канонизированы и другие святые, даже Иосиф Волоцкий, хотя существовало по крайней мере два жития Иосифа.

Есть указание, что празднование памяти Антония происходило уже в 1533 г. Именно, в отрывке новгородской летописи под 1533 г. сообщается следующее: «Того же лета, месяца августа в 2 день, основана бысть церковь камена Сретение Господа нашего Исуса Христа во Антониеве монастыре, ту же престол и преподобнаго отца Антония, трапеза камена, при игумене Геронтии». Еще яснее говорится об освящении этих церквей в 1537 г.: «В лето 7045 (1536) сентября в 8 день, на [238] честный праздник Рожества святей Богородицы, освящена бысть церковь каменая в Онтонове монастыре, в трапезе Сретение Господа Бога и Спаса нашего Исуса Христа, того же дни преподобнаго Антония, то го же служба, единаго дни оба храма священы» ²⁵. Известно, что дутого Антония (египетского) всегда именовали Антонием Великим, С этим согласуется сведение о том, что в монастыре в XIX в. было еще цело евангелие с припискою: «Лета 7045 (1537) евангелие сие дал в дом рождества пречистой и к преподобному отцу Антонию» ²⁶. С большим вероятием можно думать, что ко времени празднования существовало и житие. А так как купчая и духовная были источниками жития, то, следовательно, эти документы существовали уже в первой половине XVI. в., задолго до 1573 г., предполагаемой даты их «подделки».

Что автор жития мог пользоваться древними источниками, видно из его пояснения к непонятному термину «готфин», которого он считает гречином. В более раннее время в Новгороде жители острова Готланда были постоянными гостями и имели свой готский двор. Таким же древним воспоминанием являлось прозвище Антония «Римлянин». Со свойственной ему категоричностью Голубинский отверг мнение о западноевропейском происхождении Антония: «Монахи монастыря современные Нифонту (и во главе их он сам) заключили по сим вещам [т. е. реликвиям, оставшимся после Антония. — М. Т.], что он был иностранец западного латинского языка». Но слово «римлянин» применялось не к одному Антонию и в XII-XIII вв. имело определенный смысл. Так, в житии Александра Невского, которое, по общему мнению, является памятником XIII в., ярл Биргер назван королем «части Римския от полунощный страны» ²⁷. «Часть Римская» — это часть Священной Римской империи (в широком смысле слова все католические земли), о существовании которой было известно в Новгороде и к которой могли причислять и Швецию. Римлянин — латынянин, — это прозвище не было выдумано монахами, а наоборот, дало толчок к созданию легенды о приплытии Антония из Рима. Недаром же и лиможские, эмали, хранившиеся в монастыре, относятся к XII в., а фрески Антоньева монастыря, в отличие от других новгородских росписей, особенно близки к западным (указание члена-корресп. Академии Наук СССР В. Н. Лазарева).

Житие Антония возникло не в конце XVI в., а значительно раньше в начале этого столетия. Это мнение не опровергается отсутствием жития Антония в Макарьевских Четьях-Минеях. Теперь ясно, что Четьи-Минеи включили далеко не все жития, известные в то время. Достаточно сказать, что древнее житие Ефросина Псковского, написанное в XV в., не попало в Четьи-Минеи, как и некоторые другие памятники. [239]

Обратимся теперь к личности автора купчей и духовной. Для биографии Антония у нас есть памятник краткий, но зато вернейший — 1-я Новгородская летопись.

В летописи Антоний появляется впервые под 1117 г.: «Игумен Антон заложи церковь камяну святыя Богородиця монастырь». В 1119 г. церковь эта была построена, в 1125 г. «испьсаша божницю Антонову», а в 1127 г. «обложи трьпезницю камену Антон игумен Новгороде». В 1147 г. сообщается уже о смерти Антония ²⁸. Другие летописи добавляют еще одну дату: в 1131 г. архиепископ Нифонт поставил Антония игуменом ²⁹. История монастыря, при всей ее краткости, позволяет все же говорить об его основателе, Антоний, по словам духовной, каково бы ни было ее происхождение, «не приял имения ото князя, ни от епископа», следовательно, строил монастырь на свои средства. Тем более следует удивляться великолепию монастырских строений и предполагать, что в лице Антония мы встречаемся с монахом из богатого рода. Вероятно, он вышел из новгородских бояр, связанных с иноземной торговлей, откуда возникло предание об его римском происхождении. Большое значение Антониева монастыря уже в XII в. доказывается тем, что монастырь упомянут в известной грамоте Всеволода церкви Ивана Предтечи на Опоках, наряду с Юрьевым монастырем: «а на третей день пети игумену святей богородици из Онтонова монастыря, взять ему полгривне серебра». Как видим, личность Антония привлекала к себе достаточно внимания еще в XII в., за несколько столетий до предполагаемой подделки реликвий, связанных с его именем.

Обратимся теперь к непосредственному изучению купчей и духовной Антония Римлянина.

Купчая Антония Римлянина обычно заподозревается в подложности на том основании, что денежный счет ее ведется на рубли, тогда, как древний счет шел не на рубли, а на гривны. Однако такая поправка древнего текста вовсе не редкость в наших источниках. При переписке купчей денежный счет в ней был подновлен и переведен на рубли, из ста гривен (в духовной — «на селе есмь дал гривен сто») получилось сто рублей. На ряду с этим в купчей имеются черты, указывающие на древность первоначального текста. Таково начало купчей: «се труд, госпоже моя, пречистая богородица». Слово «труд» в значении работы, труда, деятельности, старания, заботы, встречается в древних памятниках ³⁰. Так, в поучении Мономаха читаем: «А се вы поведаю, дети моя, труд свой». В вводном поучении к Мерилу Праведному, в списке XIV в., которое, повидимому, восходит уже к XII в., читаем: «Се труд мой пред тобою». [240]

В той же купчей находим слово «обвод той земли», или обод, которое в других грамотах заменяется словом «завод». В данной Изяслава Мстиславича новгородскому Пантелеймонову монастырю читаем: «а завод той земли», т.е. совершенно ту же формулу, что в купчей Антония. Добавим здесь же, что сама купчая является в сущности не купчей, а вкладной («се труд, госпоже моя, пречистая богородица»), в которую внесен другой документ, собственно купчая, со слов «купил есми». В купчей говорится, что Антоний купил землю у Смехна да Прохна у Ивановых детей у посадничих. Термин «дети посадничи» появляется сравнительно поздно, примерно в XIV в., но ранее этот термин мог просто обозначать родство. Под новгородской формой имен Смехна и Прохна, т.е. Семена и Прокопия, могут скрываться действительные лица XII в. ³¹. Нелишне отметить, что заклятие в конце грамоты («а кто на сю землю наступит, а то управит мати божия») является типичным для XII-XIII вв. Устав церкви Ивана на Опоках заклинает именами Ивана и Захарии (в храме был его придел), данная Мстислава Юрьеву монастырю — св. Георгием, данные Всеволода тому же монастырю — также св. Георгием, данная Изяслава Паителеймонову монастырю — св. Пантелеймоном. Стоит только проглядеть новгородские купчие XIV-XV вв., чтобы увидеть в них отсутствие подобных заклятий ³². Что касается купчих XVI в., к которому С. Н. Валк относит подделку документа, то они еще более отличны от примитивной формы документов XII в. Здесь мы опять подходим к вопросу, каким образом предполагаемый «составщик» XVI в. мог так ловко подделать купчую, что сохранил некоторые особенности документов XII века, — вопрос, на который и не пытается ответить С. Н. Валк.

Что касается духовной Антония, то она еще меньше может быть заподозрена в подложности, так как в ней даже денежный счёт ведется на гривны. Этот документ, впрочем, представляет гораздо больший интерес для историка, чем обычно думают. Мы знаем уже, что духовная совершенно правильно называет имя епископа Никиты, при котором Антоний начал строить монастырь. Для подлинности грамоты характерно титулование Никиты просто епископом, а не архиепископом, что, вероятно, сделал бы позднейший подделыватель, знавший, кроме того, о канонизации Никиты, о чем в духовной нет и намека, тогда как житие Антония уже называет Никиту чудотворцем.

Отдельные выражения духовной также не противоречат ее древности. В ней говорится, например, о сиротах и смысле холопов или зависимых людей («и братии и сиротом и зде крестьяном досажая»). В поучении новгородского архиепископа Илии читаем: «а сиротам не мозите великой опитемьи давати; пишеть бо в заловедех: сущим под игом работным на полы даяти заповеди». Чрезвычайно интересно употребление [241] в духовной слова «свобода» — «и даю в свободу и поручаю место се на игуменство». Уже церковный устав Владимира в числе церковных имений называет «свободы» («и по свободам, где въ суть христиане») в одинаковом смысле слова с духовной Антония. Характерно, что слово «свобода» по словарю И. И. Срезневского показано лишь для XI-XIII в. и не заходит далее 1333 г. Наоборот, «слобода» упомянута впервые под 1237 г., да и то в позднем академическом списке Суздальской летописи; это слово господствует в XIV-XV вв., на место старого термина «свобода». Здесь предполагаемый подделыватель XVI в. опять обнаруживает непостижимое знание терминов XII столетия, а не более позднего времени. Характерно, что и слово «терпеть» («хто в месте сем терпит») типично для ранних памятников XI-XII вв., как это видно из подборки в материалах И. И. Срезневского.

Итак, текст духовной ничего не дает в пользу признания ее подложным документом и, наоборот, полон архаизмами. Таковым является и заклятие 318-ю святыми отцами (Никейского собора). Наконец, и слово «причастье» в смысле соотношения, связи, характерно также для ранних памятников XI-XII вв. ³³.

Резюмируем все сказанное: I) Житие Антония Римлянина было составлено не в конце XVI в., а значительно раньше (в конце XV или начале XVI вв.) на основании легенд и письменных источников; 2) в числе этих источников были купчая и духовная Антония; 3) оба эти памятника были составлены в XII в. и являются подлинными, а не подложными.

III. ДАННАЯ ЧЕРНИЦЫ МАРИНЫ

С. Н. Валк считает подложной и данную «рабы божией Марины черницы» суздальскому Васильевскому монастырю, так как особенности этой грамоты внушают некоторые сомнения в ее подлинности. Грамота сохранилась только в списках XVI в., причем на обороте ее показано «рукоприкладство духовного села Романовского попа Семена». С. Н. Валку эта грамота известна по копиям XVI в. из собрания Головина и Румянцевского сборника. Однако существовала третья копия, хранившаяся в библиотеке Васильевского женского монастыря в Суздале. Копия написана «красивым старинным скорописном почерком с титлами и без знаков препинания, на столбце» и засвидетельствована подписью архимандритом Феодосием ³⁴.

Основное доказательство, которое приводит С. Н. Валк к мысли о подложности данной, заключается в несоответствии ее содержания с датой. В списках грамота датирована 6761 (или 6760), т.е. 1253 г., в грамоте же упомянут князь Дмитрий Константинович Суздальский. [242] С. Н. Валк считает, что в грамоте идет речь о суздальском великом князе Дмитрии Константиновиче, умершем в 1383 г. и названном в монашестве не Дионисием, как указывает грамота, а Федором. Таким образом, не помогает и попытка считать дату грамоты (6761 — 1253. г.) испорченной (из 1353 г.). Следует отметить, что и другие историки считают дату грамоты испорченной, но относят ее к XIV в., впрочем не сомневаясь в ее подлинности. Так, в учебнике истории СССР для вузов эта грамота отнесена к 1353 г. ³⁵. Кроме того, по мнению С. Н. Валка, «дипломатические признаки грамоты, наличие датировки и рукоприкладств, относят грамоту ко времени не ранее конца XV века» (стр. 307). Нельзя отрицать, что доводы для признания грамоты Марины подлогам относительно убедительны, но эти доводы тотчас же начинают рушиться, если мы откажемся от необходимости связать имя Дмитрия Константиновича с XIV в. Уже в упомянутой статье «Спутника по древнему Владимиру» князем Дмитрием Константиновичем нашей данной признается углицкий князь, умерший в 1249 г.

Углицкий князь Дмитрий Константинович в наших летописях зовется также Владимиром. Мы можем именами этого Дмитрия Константиновича и его жены Марины объяснить происхождение нашей данной.

В известии о смерти Дмитрия Константиновича в 1249 г. говорится, что он умер «в Володимери декабря 27» ³⁶. Таким образом устанавливается непосредственная связь этого князя, с Владимиром и соседним с ним Суздалем. Жену этого Дмитрия (Владимира) Константиновича звали Евдокией ³⁷, но она могла носить и второе, иноческое имя Марины, кстати распространенное в XIII в. в Суздальской Руси.

Но можно сделать и другую гипотезу, еще более удовлетворительно объясняющую происхождение данной Васильевского монастыря. Известна княгиня Марина, которая, по нашим летописям, умерла в 1279 или 1280 г. ³⁸. Она была женой убитого в 1238 г. князя Всеволода Константиновича Ярославского. Против этого можно сделать возражение, что грамота знает не Всеволода, но Дмитрия Константиновича. однако обычай носить двойные имена общеизвестен. В роде Суздальских князей вторым именем Всеволода обычно было Дмитрий. Таков был Всеволод-Дмитрий Большое Гнездо, Всеволод-Дмитрий Юрьевич (ум. в 1237 г.). Тогда мы находим обоих искомых лиц: князя Всеволода-Дмитрия Константиновича и его жену Марину. Во всяком случае, поиски княгини Марины и ее мужа Дмитрия Константиновича не могут быть бесполезными. Грамота упоминает не вымышленных, а действительных лиц, и уже это указывает, что к ней надо отнестись осторожнее, чем это делает С. Н. Валк. Придумать же в XVI в. имена Дмитрия Константиновича и его жены Марины, как это полагает [243] С. Н. Валк, так, чтобы эти имена совпали с подлинными деятелями XIII в., во всяком случае, было трудно ³⁹.

IV. НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ЗНАЧЕНИИ СЛОВА «РЯД».

Одним из решительных доказательств в пользу позднего появления русских частных актов является отсутствие, по мнению С. Н. Валка, документальных указаний на письменную запись частных актов, так как слово «ряд» в «Русской правде», как думает названный автор, обозначает только словесное действие. Конечно, статьи «Русской правды» не дают возможности сказать, имеем ли мы в «ряде» письменный документ или просто словесную сделку, но у нас есть способ узнать, что обозначал ряд в древней Руси: для этого следует посмотреть словоупотребление этого термина в древних источниках. «Ряд» принадлежит к числу слов, имеющих много значений; строй или ряд, строка, пространство между строками, боевой порядок, торговый ряд, порядок, черед, очередь, степень и чин, разряд, управление, благоустройство, устав, правило, распоряжение, завещание, дело, договор, уговор и условие, работа, назначение и пр. ⁴⁰. Из этого длинного списка, выделяются те термины, которые относятся определенно не к словесным действиям, а к письменным документам. Так, духовные грамоты московских князей XIV в. знают слово «ряд» в значении письменного документа. Иван Калита пишет в своей духовной: «Даю ряд сыном своим и княгини своей». Такое же значение этому слову придает гораздо более ранний документ — проект договора Смоленска с немцами первой половины XIII в.: «А ряд мой с немьци таков» ⁴¹. Еще раньше то же значение этого слова находим в летописи по отношению к договору Олега с греками: «Посла Олег мужи свои построити мира и положити ряды межи Грекы и Русью». Конечно, можно заявить, что термин «ряд» употребляется в значении письменного документа только в публичных актах, но и это в корне неверно. В известной «рядной» Тешаты читаем: «а кто сий ряд переступить, Якым ли, Тешата ли, тот дасть 100 гривен серебра» ⁴². В том же значении письменного договора термин «ряд» употребляют другие документы ⁴³.

В свете подобного значения слова «ряд» по новому представляются и некоторые статьи «Русской правды». «А второе холопьство, — читаем мы в ней, — поиметь робу без ряду, поиметь ли с рядомь, то како ся будеть рядил, на том же стоить; а се третьее холопьство: тивуньство без ряду или привяжеть ключь к собе без ряду; с рядом ли, то како [244] ся будеть рядил; на том же стоить» ⁴⁴. Если Тешата и Якым могли рядиться о складстве, нет ничего невероятного, что «ряд» о холопстве в «Русской правде» представлял собой письменную запись. В статье о малых детях дается предписание передать их на руки родственников «с добытком и с домом», «а товар дати перед людьми», в конце же добавляется: «аче же и отчим прииметь дети с задницею, то тако же есть ряд». Так как возвращение детям имущества мыслится после их совершеннолетия, т. е. спустя много лет, то слово «ряд» в данном случае лучше всего подходит к письменному документу.

Что «Русская правда» знала уже письменные записи, доказывается тем, что в числе расходов («накладов») включены были пошлины в пользу писца: «писцою 10 кун, перекладнаго 5 кун, на мех две ногате».

Подведем некоторые итоги нашему исследованию. Русские уже в XII в. производили запись частных актов. Драгоценным свидетельством этого являются вкладная Варлаама, дошедшая в подлиннике, купчая и духовная Антония, сохранившиеся в поздних и поновленных по языку копиях. Древняя Русь была не бесписьменной страной и знала «публичные и частные акты уже в XII в., а, вероятно, и ранее — в XI столетии, что вполне совпадает с нашими представлениями о высоте русской культуры в киевское время.

39. Недавно нами найден еще один список данной Марины (в архиве Исторического музея). По почерку он относится к XV веку. Цифра 700 (Ф — пси) в дате написана так, что напоминает 900 (ц). Не является ли настоящей датой 6961 (1453 год); тогда Марину надо искать в XV веке.

40. См. И. И. Срезневский. Материалы, т. III, стр. 231-235.

41. Русско-ливонские акты, стр. 451.

42. Там же, стр. 15.

43. И. Срезневски н. Материалы, т. III, стр. 235.

44. «Правда русская», под ред. Б. Д. Грекова, изд. АН СССР, стр. 452.

Текст воспроизведен по изданию: О частных актах в древней Руси // Исторические записки, Том 17. 1945

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

<<-Вернуться назад

О ЧАСТНЫХ АКТАХ В ДРЕВНЕЙ РУСИ

Комментарии