79

Извлечения из книги, Штадена ¹² «О Москве Ивана Грозного»

"Опричные" — это были люди великого князя, земские же — весь остальной народ. Вот что делал великий князь. Он перебирал один за другим города и уезды и отписывал имения у тех, кто по смотренным, спискам не служил со своих вотчин его предкам на войне; эти имения раздавались опричным.

Князья и бояре, взятые в опричнину, распределялись по степеням не по богатству, а по породе. Они целовали [110] крест, что не будут заодно с земскими и дружбы водить, с ними не будут. Кроме того, опричные должны были носить черные кафтаны и шапки и у колчана, куда прятались стрелы, что-то вроде кисти или метлы, привязанной к палке. По этому узнавали опричников.

Великий князь из-за мятежа выехал из Москвы в Александрову слободу — в двух днях пути от Москвы; оцепил эту слободу воинской силой и приказал привести к себе из Москвы и других городов тех бояр, кого он потребует.

Великий князь приезжал из Александровой слободы в Москву и убил одного из первых бояр в земщине, а именно Ивана Петровича Челяднина...

После него наместником и воеводой был князь Андрей Курбский. Как только понял этот штуку с опричниной, пристроил он свою жену и детей, а сам отъехал к королю польскому Сигизмунду-Августу.

[Челяднин] был вызван в Москву; в Москве он был убит и брошен у речки Неглинной в навозную яму. А великий князь вместе с своими опричниками поехал и пожег по всей стране все вотчины, принадлежавшие упомянутому Ивану Петровичу. Села вместе с церквами и всем, что в них было, с иконами и церковными украшениями — были спалены. Женщин и девушек раздевали до нага и в таком виде заставляли ловить по полю кур...

Великое горе сотворили они по всей земле! И многие из них [т. е. опричников?] были тайно убиты.

У земских лопнуло терпение! Они начали совещаться, чтобы избрать великим князем князя Володимира Андреевича, на дочери которого был женат герцог Магнус; а великого князя с его опричниками убить и извести. Договор был уже подписан...

Первыми боярами и князьями в земщине были следующие: князь Володимир Андреевич, князь Иван Дмитриевич Бельский, Микита Романович, митрополит Филипп с его епископами — Казанским и Астраханским, Рязанским, Владимирским, Вологодским, Ростовским и Суздальским, Тверским, Полоцким, Новгородским, Нижегородским, Псковским и в Лифляндии Дерптским. Надо думать, что и в Ригу думали посадить епископа...

При великом князе в опричнине, говоря коротко, были: князь Афанасий Вяземский, Малюта Скуратов, Алексей Басманов и его сын Федор.

Великий князь ушел с большим нарядом; он не знал ничего об этом сговоре и шел к литовской границе [111] в Порхов. План его был таков: забрать Вильну в Литве а если нет, так Ригу в Лифляндии...

Князь Володимир Андреевич открыл великому князю договор и все, что замышляли и готовили земские. Тогда великий князь распустил слух, что он вовсе не хотел итти в Литву или под Ригу, а что он ездил "прохладиться" и осмотреть прародительскую вотчину.

На ямских вернулся он обратно в Александрову слободу и приказал переписать земских бояр, которых он хотел убить и истребить при первой же казни...

А великий князь продолжал: приказывал приводить к нему бояр одного за другим и убивал их так, как ему вздумается — одного так, другого иначе...

Митрополит Филипп не мог долее молчать в виду этого... И благодаря своим речам добрый митрополит попал в опалу и до самой смерти должен был сидеть в железных, очень тяжелых цепях...

Затем великий князь отправился из Александровой слободы вместе со всеми опричниками. Все города, большие дороги и монастыри от слободы до Лифляндии были заняты опричными заставами, как будто бы из-за чумы; так что один город или монастырь ничего не знал о другом.

Как только опричники подошли к яму или почтовому двору Черная, так принялись грабить. Где великий князь оставался на ночь, по утру там все поджигалось и спаливалось.

И если кто-нибудь из его собственных избранных людей, из князей, бояр или их слуг, приходил из Москвы на заставу и хотел [проникнуть] в лагерь, того приводили от заставы связанным и убивали тотчас же. Некоторых приволакивали к великому князю нагими и гоняли по снегу до смерти...

Затем великий князь пришел в Тверь и приказал грабить все — и церкви, и монастыри; пленных убивать, равно как и тех русских людей; которые породнились и сдружились с иноземцами.

То же было и в Торжке; здесь не было пощады ни одному монастырю, ни одной церкви...

Великий князь вернулся под Великий Новгород и расположился в 3 верстах пути от него... Он вошел в Великий Новгород, во двор к [архи]епископу и, отобрал у него все его [имущество]. Были сняты также самые большие колокола, а из церквей забрано все, что ему полюбилось...

Купцам он приказал торговать и от его людей — опричников брать [награбленное] лишь по доброй уплате. [112]

Каждый день он поднимался и переезжал в другой монастырь, где [снова] давал простор своему озорству. Он приказывал истязать и монахов, и многие из них были убиты. Таких монастырей внутри и вне города было до 300, и ни один из них не был пощажен. Потом начали грабить город...

Целых шесть недель без перерыва длились ужас и несчастье в этом городе!...

Великий князь отправился затем дальше во Псков и там начал действовать так же...

После того великий князь открыто опоил отравой князя Володимира Андреевича; а женщин велел раздеть до нага и позорно расстрелять стрельцам. Из его [т. е. Владимира Андреевича] бояр никто не был оставлен в живых...

.. великий князь "перебирал" уезды, а опричники отбирали от земских их вотчины,... отбирали они все, что в этих вотчинах находили, не оставляя ничего, если им что полюбится...

Русские решили сдать полякам Феллин, Тарваст и Мариенбург в Лифляндии. Об этом узнал великий князь и послал приказ — обезглавить по этим городам и замкам всех главных дьяков и приказных. Головы их были привезены в мешках на Москву, как доказательство [их казни]...

Когда великий князь со своими опричными грабил свою собственную землю, города и деревни, душил и побивал на смерть всех пленных и врагов — вот как это происходило. Было приставлено множество возчиков с лошадьми и санями — свозить в один монастырь, расположенный за городом, все добро, все сундуки и лари из Великого Новгорода. Здесь все сваливалось в кучу и охранялось, чтобы никто ничего не мог увести... Все это должно было быть разделено по справедливости, но этого не было. И когда я это увидел, я решил больше за великим князем не ездить...

Тут начал я брать к себе всякого рода слуг, особенно же тех, которые были наги и босы; одел их. Им это при шлось по вкусу. А дальше я начал свои собственные походы и повел своих людей назад внутрь страны по другой до роге. За это мои люди оставались верны мне. Всякий раз когда они забирали кого-нибудь в полон, то расспрашивали честью, где — по монастырям, церквам или подворьям можно было бы забрать денег и добра, и особенно добрых коней. Если же взятый в плен не хотел добром отвечать, то они пытали его пока он не признавался. Так добывали они мне деньги и добро... [113]

Борьба с земскими

Как-то однажды мы подошли в одном месте к церкви. Люди мои устремились во-внутрь и начали грабить, забирали иконы и тому подобные глупости. А было это неподалеку от двора одного из земских князей, и земских собралось там около 300 человек вооруженных. Эти 300 человек гнались за [какими-то] шестью всадниками. В то время только я один был в седле и, не зная [еще], — были ли те шесть человек земские или опричные, стал скликать моих людей из церкви, к лошадям. Но тут выяснилось подлинное положение дела: те шестеро были опричники, которых гнали земские. Они просили меня о помощи, и я пустился на земских.

Когда те увидели, что из церкви двинулось так много народа, они повернули обратно ко двору. Одного из них я тотчас уложил одним выстрелом наповал; [потом] прорвался через их толпу и проскочил в ворота. Из окон женской половины на нас посыпались каменья. Кликнув с собой моего слугу Тешату, я быстро взбежал вверх по лестнице с топором в руке.

Наверху меня встретила княгиня, хотевшая броситься мне в ноги. Но, испугавшись моего грозного вида, она бросилась назад в палаты. Я же всадил ей топор в спину, и она упала на порог. А я перешагнул через труп и познакомился с их девичьей...

Затем мы проехали всю ночь и подошли к большому незащищенному посаду. Здесь я не обижал никого. Я отдыхал.

Пробыв на покое два дня, я получил известие, что в одном месте земские побили отряд в 500 стрелков опричников.

Тогда я возвратился к себе в село Новое, а [все] добро отослал в Москву.

Когда я выехал с великим князем, у меня была одна лошадь, вернулся же я с 49-ью, из них 22 были запряжены в сани, полные всякого добра...

Здесь я убедился, что боярские холопы получили разрешение [уходить от своих господ] во время голода. Тогда к своим [прежним холопам] я прибавил еще нескольких.

Опричники обшарили всю страну, все города и деревни в земщине...

О крестьянах

На св. Юрия осеннего крестьяне имеют свободный выход. Они живут или за великим князем, или за митрополитом, [114] или [еще] за кем-нибудь. Если бы не это, то ни у одного крестьянина не осталась бы ни пфенига в кармане, ни лошади с коровой в стойле. Теперь некоторые крестьяне страны имеют много денег, но этим отнюдь не хвастаются. Крестьянин хочет ухорониться (встать под защиту), чтобы ему не чинили несправедливости.

Все крестьянские деревни разделены на сохи...

Все крестьяне страны имеют в Юрьев день осенний свободный выход. Они принадлежат тому, кому захотят. Кто не хотел добром переходить от земских под опричных, тех [эти последние] вывозили насильством и не по сроку. Вместе с тем увозились или сжигались [и крестьянские] дворы...

Сельские приказчики или фогты русских бояр считают всегда так, чтобы крестьяне иноземца несли всю тяжесть. Оттого поместье иноземца пустело в день св. Юрия.

Когда пустело поместье иноземца, великий князь до трех раз давал [ему] другое, в котором жили бы крестьяне. Теперь же с великим трудом, и то однажды, иноземец может получить населенное крестьянами поместье. Причина: в большей своей части страна запустела...

Г. Штаден. О Москве Ивана Грозного, 1925, стр. 86-95, 121-123 и 141-145. Немецкое издание. Heinrich von Staden, Aufzeichnungen den Moskauer Staat. Hamburg, 1930.