|
К ЧТЕНИЮ ТАК НАЗЫВАЕМОЙ «ХАЗАРСКОЙ НАДПИСИ» В КИЕВСКОМ ПИСЬМЕ (Благодарю С.Г. Кляшторного за полезное обсуждение и уточнение текста данной заметки.) Загадочная квазируническая надпись в Киевском письме в прорисовке О. Прицака выглядит следующим образом (здесь и ниже, если нет специальных ссылок, цитируется первое русское издание книги [Голб, Прицак 1997: 28, 62—65, илл. 1]): *** Предложенное О. Прицаком чтение: 1 HW1 2 Q 3 W1 4 R1 5 W2 6 M предусматривает следующие палеографические допущения: 1) чтение знака 1 как лигатуры H (семитская буква по О. Прицаку) + W1 само по себе возможно только если: а) принять версию О. Прицака о том, что семитская H, встречающаяся в поздних <NB! — В.Н.> рукописях, выполненных тюркскими рунами, могла применяться и хазарами; б) допустить, что здесь мы имеем уникальный случай употребления семитской буквы Н в ее звуковом, а не цифровом значении (ср. у О. Прицака: «знак he был использован здесь <в рукописях, выполненных тюркскими рунами. — В.Н.> только в своем семитском числовом значении как цифра пять»); в) поверить в возможность существования лигатуры в надписи, выполненной древнетюркской руникой в принципе, и гибридной семитско-тюркской лигатуры HW1 в особенности — сам О. Прицак других примеров именно такой лигатуры не приводит (их и не существует), а его отсылка к существованию «лигатур» в тюркской рунике не слишком убедительна: были ли настоящими [222] лигатурами (т. е. знаками, полученными в результате слияния двух графем) так называемые «лигатуры» тюркского рунического письма (LD, RD и др. знаки для часто встречающихся звукосочетаний, которые упоминает О. Прицак) — проблема; во всяком случае, эти знаки принадлежат кодифицированному руническому алфавиту и их существование никак не создает оснований для возможности конструирования новых «нестандартных» лигатур (см. [Щербак 2001: 62—63]). Важно и то, что, во всяком случае, принятие чтения О. Прицака предполагает обязательное наличие звука *h- в написанном слове (см. ниже);2) чтение знака 4 может быть принято только, если принять версию о «зеркальном» написании R1 в данном случае, возможность чего сам О. Прицак не подтверждает никакими конкретными примерами — по всей вероятности потому, что таких примеров нет и быть не может: хотя некоторые знаки тюркского рунического письма действительно могли иметь «зеркальные» варианты, в отношении R1, это едва ли было возможно, так как в таком случае знак R1, практически совпадал бы со знаком W2; 3) что касается знаков 3 и 5, здесь важно, что во втором слоге (знак 3) гласный звук *-и- в тюркской рунике не обозначался или обозначался весьма редко [Щербак 2001: 56—57], а гласный в окончании прошедшего времени типа *-dim (знак 5) не обозначался практически никогда. Почему оба этих знака вдруг оказались выписаны в данной надписи — полная загадка, которую О. Прицак даже не обсуждает (замечу в скобках, что именно О. Прицаку принадлежит гипотеза о слоговом характере древнетюркского рунического письма, исходя из которой подобное выписывание гласных выглядит тем более бессмысленным!); 4) знак 5 очень мало похож на W2 — эта буква писалась обычно скорее как знак 4; 5) знак 6 не имеет аналогов среди известных вариаций рунической буквы М. На чем основано чтение О. Прицака в данном случае — совершенно непонятно. Таким образом, палеографически чтение, предложенное О. Прицаком, выглядит крайне слабо. При таком количестве натяжек и допущений можно прочитать данную надпись с помощью практически любого алфавита и на любом языке. Для наглядности приведу здесь варианты того, как искомое слово (*okurum ”(я) прочел”) должно было бы быть на самом деле написано с помощью древнетюркского рунического алфавита: *** [223]Насколько эти варианты напоминают надпись в Киевском письме — судите сами. Вытекающая из чтения О. Прицака реконструкция: *hoqurum ”(я) прочел” предусматривает: 1) начальный звук *h-, происхождение которого О. Прицак пытается весьма путано объяснить (само это объяснение с диковинным семантическим сопоставлением кит. fa ”система, модель, закон” и тю. *qut ”душа, жизненная сила; достоинство, счастье” нуждается в отдельном критическом обзоре), имея на деле в виду, видимо, отражение раннепратюркского (праалтайского?) *p- через h- как в монгольском и (по Г. Дерферу) в халаджском языках: алт. *p- > мо., халадж. *h- / в тюркских языках кроме халаджского ***. Возможность сохранения следа старого *p- > *h- в хазарском языке по «халаджскому» типу в принципе исключать нельзя, хотя никаких доказательств этого у нас нет (приводимое О. Прицаком венг. (1336 г.) hukar ”бык” < булг. *okur, если и существует на самом деле, скорее всего представляет собой hapax, где h- возможно имеет чисто книжное происхождение — ср. формы XII—XV вв. без какого-либо следа *h- в [EWU: 1080]). Дело, однако, в том, что для тю. *oqy- / *oqu- ”звать, рецитировать, читать” нет никаких оснований реконструировать древний *p- > *h-! 2) сугубо булгарского (точнее даже чувашского) типа форму суффикса прошедшего времени *-dim с завершившимся переходом *-d- > -r- (*oqudim > *oqurum) после гласного, что, в принципе, также возможно, но опять-таки для хазарского языка никак не доказано. В работе О. Прицака, на которую он в данном случае ссылается, рассматриваются известные фиксации перехода *-d- > -r- в волжско-булгарских эпитафиях конца XIII—XIV вв. [Pritsak 1955: 87—88] (т. е. — формы другого языка и как минимум на 350—400 лет более поздние, чем Киевское письмо!), убежденность же его в том, что этот переход имел место уже в хазарском языке начала X в. базируется исключительно на одном слове в его версии дешифровки знаменитой надписи на чаше из клада в Надь-Сентмиклоше [Pritsak 1955: 86, 88]. Поскольку, однако, во-первых, дешифровка надь-сентмиклошской надписи О. Прицаком — отнюдь не единственная и ни в коем случае не самая надежная, во-вторых, речь, видимо, идет о надписи не на хазарском, а на аварском языке, принадлежность которого к тюркской группе и тем более особые отношения с хазарским никем и ничем не доказаны (см. обзор проблемы и наиболее удачное на сегодняшний день прочтение надь-сентмиклошской надписи как тунгусской в [Хелимский 2000: 267—277]), данный аргумент (объяснение одного неизвестного с помощью другого неизвестного) не может быть принят всерьез; 3) самое главное — сочетание заднеязычного корня с переднеязычной огласовкой аффикса, неизбежно вытекающее из предлагаемого прочтения надписи и абсолютно никак не объясненное О. Прицаком, его отсылка к работе А. Зайончковского, оставшейся для меня, к сожалению, недоступной, ничего [224] не меняет, так как речь безусловно идет о вещах к делу не относящихся: в реальном османском языке (письменные формы могли, возможно, представлять основу для недоразумений, однако не совсем понятно, как можно было средствами арабской графики передать именно звук -u-, а никакой иной) как и в других огузских языках гармония гласных по ряду и огубленности должна была быть представлена во всей полноте. Существование в каком-либо древнем (с неразрушенной позднейшими влияниями фонетической системой) тюркском языке формы с вокализмом, который О. Прицак предполагает для своего *hoqurum следует считать даже теоретически невозможным.Итак, с точки зрения лингвистической реконструкция «хазарского» слова из Киевского письма, предложенная О. Прицаком и прямо вытекающая из его прочтения рассматриваемой надписи, является абсолютно надуманной и невероятной. Немаловажен и общеисторический аспект проблемы: при наличии достаточно большого числа квазирунических раннесредневековых надписей из Восточной Европы до сих пор никому практически не удавалось не то что предложить приемлемых чтений хотя бы для какой-то их части (немногие удачные прочтения отдельных слов следует рассматривать как счастливые случайности), но и не удается составить сколько-нибудь системный тезаурус знаков, используемых в этих надписях и соотнести их со знаками орхоно-енисейской руники. Большинство попыток чтения этих надписей носит сугубо гадательный характер, и показательно, что их «читают» с равным успехом не только по-тюркски, но и, например, по-(древне)осетински [Турчанинов 1990]. На этом фоне энтузиазм О. Прицака, который ничтоже сумняшеся просто рассматривает знаки интересующей нас надписи как «тюркские руны орхонского типа», выглядит очень странно; по этому поводу можно лишь процитировать вывод А.М. Щербака: «справедливо утверждение, что орхоно-енисейский алфавит не может быть надежной опорой при чтении восточноевропейских рунических или рунообразных надписей» [Щербак 2001: 83]. Не случайно чтение надписи из Киевского письма О. Прицаком уже получило негативную оценку со стороны исследователя, специально (и небезуспешно) занимающегося исследованием квазирунических средневековых надписей Восточной Европы: «Предложенное им <О. Прицаком> прочтение (”HW 1QW 1R 1W 2M — я прочитал (это)”) получено при помощи ряда существенных натяжек и является произвольным. Ознакомление с опубликованной фотографией текста позволяет предложить следующую прорисовку надписи (рис. 18,6). *** [225]Ясно, что она не может быть отнесена к орхонской письменности, но и уверенно причислить ее к какому-либо из известных алфавитов ныне невозможно. Этому мешают специфические по облику первый, четвертый и пятый справа знаки. Сохранность надписи не способствует определению ее графики. Сказанное не снижает исторической значимости документа, свидетельствующего о бытовании в хазарских общинах рунической письменности» [Кызласов 1990: 65; 67]. Завершая этот краткий комментарий могу лишь присоединиться к выводу И. Бенцинга, хотя и сделанному по поводу другой работы О. Прицака, но абсолютно приемлемому и в нашем случае: «Man mag sich ueber die Zusammenstellung des Materials bei Pritsak freuen, aber die wirkliche Deutung mus auf einer anderen, festeren Basis aufgebaut werden» [Benzing 1993: 101]. В. В. Напольских Текст воспроизведен по изданию: Хазарско-еврейские документы X века. М. Мосты культуры. 2003 |
|