№ 55. 11 мая. Из рапорта князя П. Цицианова Н. Репнину о своих действиях под Гродно

... по первому слуху, доведшему до меня от поляков о несчастном жребии, коему подпали наши войски в Варшаве, не дожидаясь повеления [73] вышней команды, выступил под Гродей, в лагерь выбрав местоположение такое, чтоб держать город в страхе, считая притом, что тыл моего лагеря закрыт виленским корпусом и ковенским деташментом. И ту же минуту послал к господину генералу майору и кавалеру Арсеньеву о Варшаве, известие, уведомляя его о моем выступлении в лагерь и спрашивая, не нужно ли нам соединиться. Но курьер мой проехать уже не мог и привез слух о подобном несчастии, в Вильне случившемся. Тогда, не видя иного средства к спасению войск, в Литве расположенных, как соединение всех малых деташментов, рассеянных и отделенных от бывшей гродненской части, а именно, в Ковно, в Новогродке и Слониме, разослал я курьеров, переряжая их и посылая ордера запрятанными в сапоги, поелику уже в шести милях от Гродни в Соколке собралось до шести полков, кои удобно могли отрезать слонимской деташмент, а в Шавле собравшиеся войски могли легко то же сделать с ковенским, прикрыл их соединение своими войсками и выслал в Меречь к остаткам виленского резервного корпуса, спасенного храбрым, расторопным и мужественным капитаном артиллерии Тучковым, и соединившимся с ним потом Нарвского полка премьер-майором Раутенштерном сильное прикрытие для изготовления ему перевоза через реку и для снабжения его провиантом и фуражем, которого они не имели, так как и палаток.

Наконец, 21 апреля, день для России знаменитый, в час отправления молебного служения на горе остаток виленского резервного корпуса вступил ко мне в лагерь, а ковенский деташмент при совершенной безопасности в один переход от меня имел ночлежный лагерь. По собрании всех сих войск, снабдя виленские войски всем нужным, построя им 100 палаток из фламского полотна, находящегося в амуниции, везомой в Сибирский гренадерский полк и остановленной мною в Гродно.

По небеспечности, правда, обложил я город и взял контрибуцию (о чем шлю ведомость) в наказание, потому что все письма и все печатные известия описывали злое намерение и сего города против наших войск. Оконча сие, пошел я со всеми войсками к новой российской границе на Новогродок. Во время сего похода знаменитого ничего не произошло. Были две стычки у казаков и в одной убили у нас казака и ранили одного, да отхватили двух фурьеров, а в другой нашими убито 4 да 3 захвачено в плен.

Дошед до Мира и расположась там лагерем, ожидал повелений его высокопревосходительства, господина генерала майора и кавалера Тимофея Ивановича Тутолмина, коего распоряжениями велено мне следовать по ордеру его высокопревосходительства, господина генерал-аншефа и разных орденов кавалера Осипа Андреевича барона Игельстрома. Между тем, лишась сообщения с сим последним и не имея к кому [74] отнестись, счел я необходимое отправить все репорты, здесь приложенные, прямо в государственную военную коллегию.

Потом, следуя наставлению его высокопревосходительства Тимофея Ивановича Тутолмина, основанному на повелении вашего сиятельства, потянулся было я чрез Николаев к Ольшаны, чтоб схватится руками с войсками бригадира Бениксена. Авангард мой уже в Николаеве занимается строением моста чрез Немен и, построя его, поставит твердую ногу на правом берегу реки, посунув его и разъезды вправо до Бакши, чтоб овладеть мостом чрез Березину и тем с деташментом подполковника Сакена иметь сообщение, а влево до Липнишек, где, говорят, есть несколько польской конницы. Теперь же по слухам, дошедшим до Несвижа, что Беляк прибыл в Слоним с войсками, остановился я здесь до вернейшего познания о том, так как и о намерениях его впасть в границу. Продовольствие войск со стороны провианта и фуража до сих пор было от земли образом контрибуции и безобидное, но теперь, час от часа делаясь труднее, приводит меня в отчаяние.

АВПРИ, ф. 79, оп. 6, д. 1837, л. 179 - 185 об.