№ 36. 18 октября. Из свидетельства в смоленской комиссии монаха раковского доминиканского монастыря Л. Булгака о рейде М. Огинского в Минскую губернию.

1-е. Он, Булгак, 31 мая выехав из Ракова к подпоручику Ростовского полку Андрею Греденкову в Воложино, был у господина Галимского, с которым, по просьбе оного поручика, опять возвратился в Воложин. Но при самом туда приезде нашли польскую команду, которая его и Галимского посадили в погреб, а потом представили к Огинскому, приказав ему ехать за собою. Галимский потаенно уехал домой, а он, Булгак, не находя к тому удобности, следовал с бунтовщиками до корчмы Сивицы, откуда Огинским и его секретарем Дедеркою отправлен в Ивенец для разведания - есть ли там российские войска. Доверенность сию сделал ему Огинской яко давно знакомому по владению его Раковым. А он принял ее как по сей же причине, так и потому, что ожидал получить за сие обещанную лошадь. Приехав в Ивенец, говорил встречавшимся и находившимся на ярмонке, что в Воложинке польские войски забрали российские и что утром Огинской с войском будет и в Ивенце, советуя тамошним жидам, чтоб ради собственной безопасности дали Огинскому больше денег, и делая сие самим собою без поручения от Огинского или от иных, ибо Огинский приказал только уведомить его на утрие о прибытии в Ивенец одного ксенза Каминского, который извещен им Булгаком.

В Ивенце, получа от знакомого жида Схали лошадь с извозчиком, отправился [52] к тамошнему помещику, своему приятелю, Ратынскому и с дороги отправил оного жидовского извощика к Огинскому с словесным уведомлением, что в Ивенце российских команд нет. Приехав к Ратомскому в Пережиры, уведомив и его о том же, о чём ивенецких жителей, но он ответствовал, что и знать о том не хочет, желая наслаждаться покоем. С чем Булгак и возвратился от него в Ивенец, застав тут Огинского, которого тамошние жители встречали с хлебом и солью. Кто и что с Огинским говорил - того не слыхал, а только видел к нему приехавших из Пережир упомянутого своего знакомца Игнатия Ратынского, брата его Антония, минского конюшего и кавалера Игнатия Ратынского, майора Эстко, Тадеуша Жебровского, шурина его Антония Ковзана и другого Жебровского, которые на ярмонку приехали или к Огинскому - того он не знает. И тут Огинский заставлял ксенза Каминского читать бумаги, но когда сей отозвался, что долгу на то не имеет и что за то может получить наказание от российских войск, яко учинивший присягу, то Огинской, не говоря никаких грубостей, пред всеми в доме Каминского находившимися сам читал оные бумаги под названиями: первая «Отзыв польского народа к российским солдатам», печатной за подписанием Костюшки, другое, универсал его, Огинского, о всеобщем восстании, и сей последний приказал своему адъютанту Грабовскому прибить к костельной двери, а первый, печатный, отдал Каминскому, да сверх того неизвестно какой сверток вручил Эстке. Секретарь же его, Дедерко, шесть таковых же свертков вынес к находившимся на дворе, но кому роздал он, Булгак, не знает.

2-е. Огинский, находясь в Ивенце, разговаривал большею частию с конюшим Ратынским, объявляя оному между прочим, что, приехав в Ивенец, забрал в российским обозе более нежели на триста или четыреста тысяч злотых. Наконец, подошед к Эстке, вынув из ножен саблю его говоря, что она хороша на истребление русских. А Эстко, улыбаясь, отвечал, что оная уже стара. Отдав же Эстке саблю обратно, обращался с ним очень ласково, предлагая всем вообще, чтоб для составленных к спасению Отечества войск давали деньги или что кто имеет. Причем оный Огинский уверял, что россиян страшится уже не для чего, имея в одной Вильне более 36000 польского войска, достаточно вооруженного и весьма храброго. После приказывал ему, Булгаку, чтоб он, возвратясь в Раков, сжег оный, находящийся в нем замок, и о том дал к своим официалистам и раковским мещанам письменной приказ, который им, Булгаком, брошен в доме ксенза Каминского.

С последователями своими, выступив из Ивенца, Огинский, которому Ратынские, Жебровские, Эстко и прочие, а с ними и народ, откланиваясь желали щастливых успехов, заходил в Камень к тамошним владельцам Юдицким, был угощаем ужином и обедом, взяв от него в 300 червонцев коня, но в подарок или принужденно, он, Булгак, о том неизвестен как [53] и о предприятиях его, Огинского. При выезде из Каменца видел жидов, везших одного еврея мертвого, о котором они ему сказывали, что повешен во время прохода войск польских по доносу мальчика, что он был российским шпионом...

... А слышал только от польских офицеров, поддавшихся России хоронжего Войневича и товарища Пилецкого, что они не таясь переговаривали в кампаниях: «ежели бы была удобность перейти в Польшу, то и те войски туда же бы перешли»...

РГАДА, ф. 7, оп. 2. д. 2869, ч. 1, л. 98 - 100.