№ 78. 12 августа. Письмо М. Огинского к А. Хлевинскому с изложением своих действий под Динабургом.

Генерал-обыватель. Со времени принятия команды в Завилейском и Брасласком поветах рапортую каждые 3 или 4 дня вышестоящему начальству, хотя понимаю, что это должно быть сообщено тебе, генерал, от генерала Вельгорского, ибо полагаю, что ты в целом информирован о моих оборотах. Едва для [144] отпору врагу в Вилькомирский повет мощной колонной вошел мой обоз с обозом Морикони, как тут же распустился слух, что Москва всю свою силу стягивает к Дусятам. Тогда в том составе ускорил я свой марш так, что стал в Дусятах в тот же день, когда противник там свой обоз разместил. При нашем приближении москали немного отступили. Для принуждения их к быстрой ретираде и для обсервации, как мне быть, взял я поутру 300 кавалерии Завилейского, Браславского и Вилькомирского поветов и отдалился от Дусят на 3 мили ближе к Езерам, где их за три дня прежде разогнали. В Езерах получил я сообщение, что москали отправились на Динабург, нагрузившись сильно награбленным, особенно тремя тысячами голов скота. Хотел я тот их вояж отбить и вероятно б успешно, если б не вина одного офицера, который своим регулярным неподчинением приказу меня самого подверг опастности и лишил возможности выполнить этот проект. Узнав позже, что москаль быстрым маршем движется от Динабурга к Друе, а часть его нацелена на Видзы, я обратился к генералу Морикони с расчетом, чтобы он укрепил границу Браславского повета, а сам двинулся прямо на Динабург, выслав к реке Двине патруль на ту дорогу, которой москали пошли, для близкой слежки за ними, а вместе с тем приказал бы сжечь Кривой мост, которым вероятнее всего москали проходили через Курляндию.

Разместив свой обоз за полмили от Динабурга, добрался я сам при 50 всадниках до Слободки, которая Двиною от Динабурга отдалена. Мое неожиданное появление наделало чрезвычайного страху: ударили в колокола, но в меня не стреляли, ибо не было кем. Несколько солдат инвалидов, с трудом собранные на батарею, целую четверть часа готовились к стрельбе из пушек, чего явно не хотели, и, наконец, выстрелили два раза по нас без всякого успеха, когда я назад вольным шагом возвращался. С первым выстрелом велел я кавалерии остановится. Её так смутило то, что не ретируемся, что даже перестали реагировать на другие залпы. Я же более потешался с того, что поветовая кавалерия, не привычная к пушечным залпам, так освоилася с огнем, что никто в ней с места не тронулся, кроме того, что одна пуля упала в 20 шагах от меня. Вернувшись в обоз, я выслал офицера Бунака с трубачем к коменданту города Динабурга с требованием сдаться. Я имел на такой шаг большое право и отвагу, ибо видел, что московской силы на [145] той стороне нет и так как надеялся, что посланная вплавь через Двину команда зайдет Динабургу в тыл и предоставит мне хотя бы на короткое время на ту сторону реки поромы или лодки для захвата города.

Проект этот хотя и выглядел неосуществимым, но едва не осуществился из-за неосторжности и потери нескольких солдат. Вскоре прибыли офицер с трубачем. Когда тот офицер отдавал мою экспедицию коменданту, то в месте распространилась большая паника. Комендант города долго не знал, что делать, тем временем прозвучало несколько залпов, ударили в бубны и колокола, а вся милиция, или 78 человек пехоты, двинулись к батарее. Не понимая вместе с мещанами, что означают эти выстрелы, комендант сказал моему офицеру: "Прошу, скажи своему генералу, что не отвечу, ибо сам видишь, в какой твердыне я нахожусь. Не понимаю, почему меня атакует, когда я получаю предложение о капитуляции. Разве что позже отвечу". С таким ответом вернулся мой офицер, встретив по пути моих солдат, посланных в патруль, которые через Двину стреляли в казаков и город без нужды атковали, не зная о моих расчетах.

Когда этот план не удался, ибо не принес иной пользы, кроме той, что наделал на москалей большой страх, я счел за пристойную вещь то, что не располагаю внушительной мощью для убеждения мещан, в чём согласился с Морикони, и с тем концом прибыл к Искольде за три мили от Динабурга и в полмили от Двины в Курляндии. Здесь намерен я дожидаться Морикони, который, заняв браславскую границу ближе к Видзам, прибудет сюда для оглашения вместе со мной акта восстания. Без всякого желания и надежды выполнить намерение относительно Динабурга и вхождения в Инфлянты, выслал я подполковника Зеньковича с 50 конниками, а следом и Городенского с 10 всадниками, с поручением каждому из них идти к Двине разными дорогами и переплыть ее. Однако от Зеньковича до сих пор нет вестей. Городенский же успешно переправился на лодках. Надеюсь, что он без результата не возвратится, а хотя бы акт восстания разглашу и разошлю в копии свой отзыв.

Имею рапорт от местного обывателя, который был ночью в Динабурге и слышал там, что во время вчерашней атаки комендант собрал военный совет, после чего выслал одного курьера в Полоцк, а другого в Друю, обороняясь тем временем до [146] последнего, а в случае чего намереваясь сжечь безжалостно город и Экимань, стены которого осажены большой толпой и батареей. Вся сила их в 100 инвалидах. Вчера они немедля вывезли кассу, велели посечь паром и все лодки, а обыватели все ушли и все вещи в лес вывезли. Когда курляндчики с таким принуждением принимают обиды военных, то буду им платить за фураж наличными деньгами, чтобы они не могли чем таковые выполнять.

Вчера пять обывателей из посполитого рушения Завилейского повета добровольно пустились вплавь через Двину и патрулировали берегом, за что достойную получили награду. Ожидаю, что москали значительную силу обратили к Двине, ибо за Двиной войск нет. Как же отважный поляк доведен до отчаяния, если не боится быть возле быстрой реки, которую москали вынуждены сильно крепить и которую считают неприступной границей. Тем временем возвратился из Инфлянт Городненский, который разослал к обывателям два моих отзыва и привел русского майора с депешами Репнина в Санктпетербург.

РГВИА, ф. ВУА, д. 2726, ч. 9, л. 3-4. Перевод с польского автора. Белорусский перевод опубликован: Анiшчанка Я. Дынабургскi рэйд // Беларуская мiнуушчына. 1997 № 1. с. 48-49.