ТОРЧИНСКИЙ МАНИФЕСТ

Документ, публикуемый в настоящем издании под условным названием “Торчинский манифест”, впервые был обнаружен в западноукраинском местечке Торчин (на Волыни) 14 июня 1767 г. В оригинале он не имел ни заглавия, ни подписи. Обстоятельства появления манифеста делают совершенно понятной его анонимность.

Резко выраженная антифеодальная и антишляхетская направленность этого документа, враждебное отношение к шляхетским традициям и предрассудкам говорят за то, что такой документ не мог быть написан шляхтичем. Он не мог быть написан и духовным лицом, так как автор манифеста, несмотря на свою религиозность, решительно враждебен духовенству как сословию. Вряд ли можно считать автора документа и выходцем из городских низов, так как манифест обходит молчанием все вопросы, связанные с городом. Остается предположить, что “Торчинский манифест” написан крестьянином. Однако многочисленные исторические ссылки в документе, отвечающие уровню развития исторической науки того времени, широкая осведомленность в вопросах политической жизни зарубежных государств, знание латинского языка — все это свидетельствует о почти исключенной в условиях крепостной польской деревни образованности автора “Манифеста”.

Мы не можем, таким образом, с полной уверенностью утверждать, что автором “Торчинского манифеста” был крестьянин. Но из какой бы среды ни вышел этот человек, он предстает перед нами как пламенный трибун, искренний выразитель стремлений польского крепостного крестьянства, до конца преданный его интересам.

Публикуемый документ был одновременно и последним предостережением господствующим классам, последней попыткой мирным путем добиться облегчения феодального бремени и призывом к крестьянству собирать силы для решительной борьбы за свое [80] освобождение Шляхта была встревожена появлением манифеста она понимала, что он, как предупреждал автор, написан не в шутку и не для ее развлечения. Об этом говорит обилие копий манифеста в рукописных шляхетских сборниках документов, об этом говорит и появление двух ответов на него, в которых защитники феодального строя грозили крестьянам кровавой расправой, рисовали страшную картину подавления крестьянского “бунта”, когда шляхта будет “одним рубить головы, других сажать на кол, вешать на виселицах, отдавать в рабство” Для устрашения крестьян ксендзам предлагалось читать с амвона эти ответы на крестьянский манифест.

Влияние “Торчинского манифеста” можно видеть в законоположении, принятом сеймом 1768 г. (еще до начала массового крестьянского движения на Украине). Это законоположение запрещало помещикам казнить крестьян и предусматривало привлечение нарушителей его к уголовной ответственности. Это было первое юридическое ограничение помещичьего произвола в Польше

Автор “Торчинского манифеста” чутко уловил назревание широкого крестьянского движения. Заключительная часть документа дает основание предполагать, что его автор выступал от лица какой-то крестьянской повстанческой организации Это предположение подкрепляет второй публикуемый нами документ — “Универсал к крестьянам”, содержание и стиль которого так близки к “Торчинскому манифесту”, что связь между ними несомненна “Универсал”, который появился годом позже “Торчинского манифеста”, уже прямо говорит о рассылке вожаков (przewodnikow) для организации восстающих крестьян.

“Торчинский манифест” появился за год до начала массового крестьянского восстания на Правобережной Украине. Несмотря на имеющиеся в нем элементы католической нетерпимости, манифест призывал к союзу польского и украинского крестьянства, был прямо адресован не только польскому, но и украинскому крестьянству и распространялся в украинском переводе Не исключено, что автор манифеста был непосредственно связан с подготовкой крестьянского восстания На Украине, что призывы к восстанию украинского и Польского крестьянства исходили из одного центра. Но даже независимо от того, существовала ли такая организационная связь или нет, “Торчинский манифест” является ярким и бесспорным свидетельством общности интересов польского и украинского крестьянства в борьбе против общего угнетателя — польской шляхты.

Ярко выраженная враждебность ко всему феодальному строю делает “Торчинский манифест” одним из выдающихся произведений [81] польской прогрессивной общественной мысли. Но, как и другие документы крестьянского антифеодального движения, “Торчинский манифест” ограничен и непоследователен в своей положительной программе. Он не выдвигает требования полной ликвидации феодального гнета и феодальных отношений и исходит из сохранения даже наиболее ненавистной для крестьянства их формы — барщины Он направлен лишь на устранение крайностей феодализма. Не ставя вопроса о ликвидации помещичьего землевладения, манифест выступает тем не менее против самих феодальных форм собственности, его требование превратить крестьянские наделы в наследственную собственность выражает по существу стремление к замене феодальной собственности собственностью буржуазной.

Обращает на себя внимание выдвигаемое манифестом требование о предоставлении крестьянству политических прав в рамках феодальной государственности, например права посылать своих представителей в сейм. Как ни ограничено это требование в манифесте, но оно коренным образом отличает этот документ о г большинства крестьянских программ средневековья. [82]

ПРОЕКТ STATUS PLEBEI, НАЙДЕННЫЙ НА РЫНКЕ В ТОРЧИНЕ ПОСЛЕ ОКОНЧАНИЯ ТРОИЦКОЙ ЯРМАРКИ 1767 г.

Мы, граждане Короны, а именно староств, держав, солтыств и войтовств ¹, живущие в Речи Посполитой в весьма значительном числе, терпим не только от нашего войска, но более всего от самого крепостничества, в которое нас ввергли наши сограждане, живущие за счет труда наших рук. Особенно гнетет нас неискоренимая надменность тех, кто, поднявшись из нашего народа, захватным путем стал шляхетским сословием. Упомянутые наши сограждане, живущие в Речи Посполитой, дошли до того, что, забыв законы природы, которые не допускают, чтобы над равным себе, т. е. человеком, ставили какую-либо власть, кроме власти родителей, пренебрегли божьими законами, поступая с нами в христианском обществе, как с рабами. В то время как у язычников не только граждане, наши собратья по бедственному положению, но и те, кто именует себя шляхтой, семилетним трудом покупают для себя свободу ², мы из поколения в поколение терпеливо остаемся рабами, как если б были завоеванным народом, как если бы подавляющее большинство нас находилось под божьим проклятьем, а для того, чтоб нас одурманить, нам твердят, будто мы происходим от Хама ³. Но, опрашивается, почему из нашего рода происходили многочисленные и счастливо правившие в польском народе короли, как Кракус, коренной польский гражданин, а не выходец из Италии. А хотя бы даже он был из римлян, кем же был этот народ, как не чернью, как нас именуют по сей день. Второй король, избранный из простого народа, был [83] Пшемыслав, третий — Лешек, четвертый и пятый — Лешек, шестой — его сын Лешек, седьмой — Попель I. А затем началось правление Пяста, до того времени гражданина Крушвицы, сейчас принадлежащей его королевскому величеству; его преемниками были сын Земовит, внук Лешек, правнук Земомысл, Лешек ⁴, Болеслав Храбрый [...] ⁵ и другие; все эти монархи — кость от кости нашей. Избирая по своей охоте старших и достойнейших, давали им знаки, называемые теперь гербами, точно так же гербы давали духовным лицам, их сыновьям и братьям, несшим военную службу и ведавшим делами Речи Посполитой [...] ⁶. Мы перечисляем вам гербы, происхождение которых вам хорошо известно (хотя вы и считаете их древними, как мироздание), лишь для того, чтоб, обратившись к своим истокам, вы были более обходительны с той частью нации, которая трудится и которая особенно угнетена; ее подвергли гонениям ваши предки, выпрягая сначала волов из плугов, как это и теперь, в 1726 и 1764 гг., делается. Вам известно, каковы те первоначальные права и привилегии, которые дали вам короли. А когда кому-либо из вас дают управление в королевских имениях, то первой вашей целью и источником доходов являемся мы. Мы отбываем многообразные полевые барщины, земляные работы, подводную повинность, несем денежные оброки и дани скотом, медом — все это для вас; для нас же в награду — дыба, колодки, цепи, батоги, розги и другие орудия пытки; наш кровавый пот для вас panis bene merentium ⁷. Пойдем в имения, пожертвованные королями и шляхтой церкви, и здесь, где можно было ожидать милосердия и сострадания хотя бы к христианам, к их угнетенному состоянию и т.п., — и здесь угнетение все более усиливается. В частновладельческих же имениях нас угнетают жесточайшим образом, здесь крестьян не только мучают, обкрадывают, дарят, продают, сдают в аренду евреям ⁸, но и доводят до полнейшего разорения. Из могущественных и хорошо управляемых республик есть ли еще столь немилосердная, где бы большую часть граждан так бессовестно разоряли и доводили до отчаяния? Посмотрим на голландскую и швейцарскую республики. Там правим мы сами без князей, королей и сената, там для общего [84] совета собираются граждане от уездов, городов и деревень. В республиках Венеции, Лукке и Сан-Марино хотя и существует дворянство, занимающее первенствующее положение, но оно не имеет власти над жизнью и имуществом граждан. Так относитесь же должным образом к большинству своих сограждан и облегчите их положение. Не доводите в своем высокомерии нас до упадка и разорения, ибо слаба будет ваша опора, если мы станем требовать хотя бы того, что принадлежит нам по наследственному праву. Как может быть исправен крепостной, лишенный наследственного клочка земли? Потому и пустуют деревни, что мы становимся бродягами. Среди нас есть хорошие священники, есть люди образованные и опытные, которые предназначены для просвещения, но они не имеют надежды, не имеют материальных условий, хотя живут на своей собственной родине. Нам известна справедливая решимость далекарлийцев ⁹, которые, превратив королевскую власть в абсолютную, добились сами свободы, а дворянство покрыли позором. Датские движения дают нам пример того, как сословия были уравнены. Немало кровавых столкновений было и в Польше, последнее — во времена Хмельницкого, а затем в двух староствах Краковского воеводства ¹⁰. Сейчас мы просим вернуть нам часть нашей свободы, просим, ссылаясь лишь на то, что мы одни остались угнетенными в то время, когда между старшими разгорелись распри из-за чужой религии ¹¹. Рыцарское сословие, живущее за счет наших трудов, не думает о защите от войск, им же самим призванных ¹². Духовенство, получая с нас доходы, дерет за требы так, как если б мы только на него работали, не считаясь с тем, что мы должны кормить войска, отдавать все панам, забывая о самих себе. Евреи посылают к нам в дома судебных исполнителей и забирают последнее имущество. Но, видно, бог ласково глянул на свой до сих пор угнетенный народ, раз он дает нам смелость добиваться своих прав, хотя и не путем публичного выступления. Среди нас имеется не один Валерий Публиката ¹³, советы которых помогают нам распространять эту счастливую весть по ярмаркам и приходам. Бог поможет нам, ибо если так называемое шляхетское сословие отступалось от истинной римской веры ¹⁴, то мы [85] безоговорочно держались ее устава и будем держаться, заботясь о своей пашне. Мы не вступаем в диспуты, не осуждаем ближнего, не решаем вопросов войны и мира, не поддерживаем диссидентов ¹⁵ и их сторонников, за что же над нами так долго должна тяготеть эта кара? Мы признаем короля, чтим духовных и светских сенаторов, отдаем уважение рыцарскому сословию. Не считайте же беззаконием то, что те, кто трудится на вас, напоминают вам о человечности. А уж если они не выдержат, то без труда найдут трибунов, Брутов и [...] ¹⁶, которые со временем смогут достичь высшей власти.

Мы не рассказываем вам о наших бедах, ибо вы хорошо знаете, что вы все без исключения творите с нами. Наша смелость и отчаяние вам известны. Мы не будем требовать разносолов, мы привыкли спать на земле, нам знаком солнечный зной. Нашим оружием будет летом коса, а зимой топор, да и другое оружие мы найдем в ваших усадьбах, проникнуть в которые мы легко сумеем, ибо сами их охраняем, и нас для этого в деревнях достаточное число. Нам не нужно седел и мундиров, мы и так легко узнаем друг друга, ибо нашим кличем является “Горе!”, одеждой — нищета, напитком — слезы, а жизнь наша проходит в грязи и неизменных бедствиях.

Скажите теперь, где еще так безжалостно обходятся со своими кормильцами, как в Польше, когда люди общей веры, жители одной и той же страны — одни проживают в год миллионы, а другие не могут добиться своего собственного заработка и. должны оплачивать свои головы и головы своих детей ¹⁷, отбывать барщины, платить разорительные поборы со скота, огородов, садов, лугов, не имея свободы пользоваться лесами, водами, чуть ли не воздухом, то есть лишены даже тех прав, которые бег признал и за дикими зверями. Подумайте теперь над этим вы, сословия, правящие республикой, когда обсуждаете без нас налагаемые на нас подати, бесчеловечно обходясь с нами. Если настанет час, когда мы освободимся от вашей власти, откуда вы возьмете подати, налоги и пропитание? Кто будет вам обрабатывать землю, поправлять мельницы, кто, наконец, будет охраной для вас самих, ваших жен, детей и домов? [86]

Все это написано не в шутку и не для развлечения вашего. Выбирайте сами, смягчите свое отношение к нам, как мы этого требуем; если же мы этого не добьемся, то у нас есть средства постоять за себя. Бог не сделал нас пугливыми в нашем угнетенном состоянии, в позорном крепостном иге, в котором мы живем. Мы могли бы найти союзников, в какую ни обратимся сторону. Но к чему? Когда мы в массе, мы ничего не страшимся. А вы? Куда вас ведет ваша завистливая злоба, соединенная с надменностью, как не к иноземным монархам! Уж поверьте, если они нас погубят, то положат конец и вашему господству. А мы предпочитаем погибнуть, чем рожать дорогих нашему сердцу детей для того, чтобы они служили гордыне ваших потомков и терпели безжалостное обращение, как это делается с нами, с правоверными и со всеми гражданами, которые творят нам благо. Осуществите же предоставление нам прав, ибо отчаяние является матерью упадка в нашей вольной республике.

Мы надеемся, что к этому нашему выступлению не отнесутся с пренебрежением. Мы обращаемся к вам, представители могучей, мудрой и проницательной нации: взвесьте свои интересы, оцените те блага, которые потеряете. Здесь дело не таково, как при истреблении евреев при Филиппе III Испанском или части кальвинистов при французском короле Людовике XIV, в государствах которых христиане остались свободны и послушны власти. Здесь вы имеете дело с простым народом, совместно с вами живущим и кормящим вас. Вам известно наше угнетение, узнайте же и те несчастья, которыми мы можем отплатить вам, если вы не выпустите нас из своих угнетательских рук, если будете призывать в страну чужие, иноверческие народы ¹⁸, если мы будем терпеть несправедливости от попов при оплате треб. Паны, поступающие беспощадно сами или через своих управителей, — это разбойники, доводящие нас до отчаяния. Наконец, евреи покупают нас как рабов, арендуя духовные и светские имения, заставляют нас нарушать праздники, Я при этом, если мы жалуемся, то их слова, — так как они вместе с вами живут нашим трудом и имеют к вам свободный доступ, — всегда признаются более [88] справедливыми, словно вы легкомысленны не только в своем собственном поведении, но и в вопросах религии.

Вспомните, кто кормил ваших отцов, — не кто иной, как общинники, которых вы именуете холопами. Откуда все, что вы имеете, как не от них, в ком надежда на богатство ваших детей, как не в нас и в наших сыновьях, которых вы, живя в разврате, часто понуждаете жениться на ваших наложницах. Подумайте о стране, которую вы можете разорить, подумайте о своей фамильной чести, которой вы так чванитесь. Будьте милосердны к своим женам и детям, которых вы погубите. Подумайте, говорим мы вам, попы, о святости алтарей, к которым вы приближаетесь для того, чтоб поживиться плодами наших трудов.

Мы не посылаем к вам полномочных послов, ибо им трудно было бы описать наш тягчайший гнет, да еще перед вами — нацией, ошалевшей от беспредельной гордыни, которая за противное слово обрекла бы на смерть тех, кто просит лишь о том, чтобы сделать несколько более сносной свою жизнь. Поэтому мы рассылаем наш акт без подписи на польском и греческом языках ¹⁹ и призываем к тому же граждан Польского королевства и Литовского великого княжества и принадлежащих им провинций: сноситесь с нами, объединяйтесь и стойте заодно, а когда придет время, сходитесь на места, которые будут назначены секретным советом, под наши знамена. Пусть наияснейший государь, пресветлый сенат, объединенный с рыцарским сословием ²⁰, не считают этих наших действий беззаконием и мятежом, так как мы обещаем защищать религию, нашу первейшую цель, и нашу национальную свободу. Если же кто этому не верит и почитает за шутки, считая нас, однако, отъявленными бунтовщиками, то он увидит, как может действовать огнем и мечом рука, которую они именуют хлопской. Мы просим пресветлые сословия ²¹, чтобы земли, которыми мы пользуемся, были переданы нам как наследственная собственность; чтобы в наше пользование была выделена часть лесов, где они есть; чтобы подводную повинность требовали с нас не более двух раз на расстояние не больше 12 миль ²²; чтоб сторожевая повинность ограничивалась только усадьбой; чтоб была определена плата [89] за требы; чтоб ни под каким видом мы не отдавались евреям; чтоб нам был разрешен свободный переход из имения в имение при условии оставления вместо себя хозяина с ведома помещика; чтоб были отменены помочи ²³; чтоб барщину мы во всей Короне отбывали летом и зимой по три дня в неделю, а с рабочего коня платили по 2 злотых ²⁴. Мы обещаем выставлять за свой счет по одному от каждой сотни в помощь против неприятелей веры и родины. Так как наше демократическое управление должно быть до конца справедливым, мы просим, чтобы в составе публичного совета было по крайней мере четыре наших защитника ²⁵.

Настало время подняться нам из рабского состояния, которого не терпят наши собратья в наследственных монархиях и даже оттоманских владениях. А если какая-либо деревня или поселение уклонятся от этих действий, то они первые познают нашу суровость, подобно тому как и милость ощущают скорее всего ближние. Будьте же милосердны к нам, ибо если мы не почувствуем облегчения, то вам придется ощутить, на что способны мы, угнетенные, — в чем подписывается крестьянство Короны, объединившееся за веру и свободу. [90]

Комментарии

Документ обнаружен в западноукраинском местечке Торчин 14 июня 1767 г. Распространялся в рукописных копиях на польском и украинском языках. Впервые опубликован И. Шпитковским в 102 томе “Записок паукового товариства м. Шевченка” (Львiв 1911). Название документа даётся в соответствии с рукописью Осc. 436/III (Львовская библиотека АН УССР). В данном контексте plebs — это. низшее сословие, крестьянство. Таким образом, документ назван: “Проект положения крестьянства”, что лучше отражает его содержание, чем название, данное ему в некоторых иных копиях, — “Проект крестьянской конфедерации”.

Перевод текста “Проекта status plebei” выполнен по публикации И. Шпитковского. При переводе устранены ошибки данной публикации, отмеченные польским исследователем А. Гилевичем в статье “Przygotowania do rewolucji chlopskiej w Polsce w latach 1767—1769” (“Roczniki dziejow spolecznych i gospodarczych”, t. I, Lwow 1931).

1. Мы, граждане Короны, а именно старосте, держав, солтыств и войтовств. — Корона — официальное наименование одной из двух составных частей Речи Посполитой (Корона и Литва). В состав Короны (Польского королевства) входили собственно польские земли и захваченные Речью Посполитой украинские земли. В состав Литвы (Великого княжества Литовского) помимо литовских земель входили белорусские и отчасти латышские земли. Староствами в Речи Посполитой назывались государственные земли, которые передавались в пожизненное управление феодалам-старостам. Держава — имение, сданное в аренду. Солтыс — в средние века основатель (локатор) деревни. Создавая по договорённости с феодалом поселение, солтыс в дальнейшем становился наследственным главой крестьянской общины и пользовался рядом льгот и привилегий. Солты-сами бывали, как правило, зажиточные крестьяне или мелкие шляхтичи. По мере развития феодальных отношений, в особенности же со времени перехода феодалов в XV—XVI вв. от оброчных форм, эксплуатации крестьянства к барщинным, солтысы стали рассматриваться феодалами как нежелательная помеха, земли солтысов экспроприировались или скупались феодалами, присоединявшими их к фольварку (барской запашке). Вместо упразднённых солтысов феодалы назначали в деревнях из числа крестьян войтов, выполнявших те же функции, что и солтысы, но лишённых их льгот и привилегий. Говоря о староствах, державах, солтыствах и войтовствах, автор “Проекта” подчёркивает, что его слова относятся не к отдельным категориям крестьянского населения, а к крестьянству в целом.

2. У язычников... и те, кто именует себя шляхтой, семилетним трудом покупают для себя свободу. — Имеется в виду выкуп польских военнопленных-рабов в Турции.

3. Нам твердят, будто мы происходим от Хама. — Речь идёт о широко распространённой в феодальном обществе и пользовавшейся чрезвычайной популярностью среди польской шляхты “теории” происхождения крепостного крестьянства от Хама, потомки которого “пo божьему повелению” должны находиться под властью потомков Яфета — дворян.

4. Перечисляются легендарные и полулегендарные правители Великой Польши. Легенды о Краке (Кракусе) и великопольских князьях отражают период складывания классового общества и выделения знати из среды свободных общинников.

5. Далее идёт перечисление польских королей и князей XI—XIII вв. до Лешка Чёрного включительно.

6. Опущен длинный список гербов польской шляхты.

7. Panis bene merentium — Хлеб хорошо послуживших. [Лат.] — Так именовала польская шляхта получаемые ею от королей староства, доходные должности и другие синекуры.

8. В частновладельческих же имениях... крестьян... сдают в аренду евреям. — Как в “Торчинском манифесте”, так и в произведениях Ст. Сташица и других мыслителей XVIII в. словом “евреи” часто обозначается торгово-ростовщическая верхушка еврейских общин в Польше, которая была угнетателем не только еврейских ремесленников и бедноты, но и польского крестьянства.

9. Нам известна справедливая решимость далекарлийцев. — Далекарлия — область Швеции; далекарлийцы упомянуты здесь как представители всего шведского крестьянства, оказавшего поддержку королевской власти в борьбе за установление абсолютизма.

10. Автор имеет в виду восстание крестьян Чорштынокого и Новотаргского старосте под руководством Костки Наперского в 1651 г.

11. Между старшими разгорелись распри из-за чужой религии.— Речь идёт о бурно обсуждавшемся в 1766—1767 гг. так называемом диссидентском вопросе, т. е. вопросе об уравнении в правах христиан-некатоликов с католиками в Речи Посполитой. Вопрос этот был поставлен перед польским сеймом Россией, выступившей в защиту православного населения Речи Посполитой, терпевшего тяжелый национально-религиозный гнёт. Автор “Проекта”, поляк и католик, рассматривает постановку диссидентского вопроса как решительное улучшение положения украинского и белорусского крестьянства и считает, что шляхта обязана одновременно с этим улучшить и положение польского крестьянства. Автор “Проекта” подразумевав под этим улучшением ограничение феодального гнёта. Следует имет в виду, что предлагавшаяся царским правительством реформа по диссидентскому вопросу не затрагивала социальных вопросов и не предусматривала облегчения феодального гнёта, давившего как украинское и белорусское, так и польское крестьянство.

12. Рыцарское сословие... не думает о защите от войск, им же самим призванных. — Речь идёт о царских войсках, находившихся на территории Польши.

13. Среди нас имеется не один Валерий Публиката. — Имеется в виду, вероятно, Валерий Попликола (т. е. друг народа), один из организаторов свержения власти царей и установления республики в древнем Риме (VI—V вв. до н. э.).

14. Шляхетское сословие отступалось от истинной римской веры. — Подразумевается реформация, охватившая в Польше лишь часть шляхты и почти не затронувшая крестьянство.

15. См. примечание 11.

16 Они... без труда найдут трибунов, Брутов и [...]. — Народные трибуны в древнем Риме — представители интересов плебейства. Юний Брут—один из организаторов свержения власти царей в Риме. Второе имя, указанное автором и пропущенное в настоящем издании, в разных копиях читается по-разному (Saryusz, Sycyniusz). По предположению комментатора А. Гилевича, здесь был назван Лициний, римский народный трибун V в. до н. э.

17. Другие... должны оплачивать свои головы и головы своих детей,— т. е. вносить налог, так называемое “поголовное”.

18. Призывать в страну чужие, иноверческие народы,— т. е. призывать иностранные войска.

19. Мы рассылаем наш акт... на польском и греческом языках. — Греческий язык, — т. е. язык исповедующих греческую (т. е. православную) веру. Речь идёт, таким образом, о копии публикуемого документа на языке православного населения Речи Посполитой, вероятнее всего (если учесть, что районом распространения “Проекта” была Волынь) на украинском, К сожалению, ни один экземпляр украинского текста этого документа до сих пор не найден.

20, 21. Т. е. сейм

22. Миля — около 7,5 км.

23. Помочи (daremszczyzny) — полевые работы сверх барщины по требованию помещика, особенно в страдную пору.

24. Чтоб... с рабочего коня платили по 2 злотых. — А. Гилевич считает, что этот пункт манифеста следует понимать как определение нормы денежной ренты, которой крестьянин мог бы по своему желанию заменять барщину. Однако один из реакционных “ответов” на “Торчинский манифест” рассматривает этот пункт как определение нормы оброка со скота, выплачиваемого сверх барщины.

25. Чтобы в составе публичного совета было... четыре наших защитника. — Этот пункт манифеста неясен, вероятнее всего, он представляет собою пожелание крестьянского представительства в сейме. 

Текст воспроизведен по изданию: Избранные произведения прогрессивных польских мыслителей. Том 1. М. Госполитиздат. 1956