Глава третья

ВТОРОЙ РАЗДЕЛ ПОЛЬШИ (1793 год) И РУССКАЯ ДИПЛОМАТИЯ

I

ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ РУССКО-АВСТРИЙСКОГО СОЮЗА 1781 ГОДА. ГРЕЧЕСКИЙ ПРОЕКТ

1

"После первого раздела история дала Польше пятнадцать лет отдыха, мира", - констатировал С. М. Соловьев ¹. Согласно Петербургским конвенциям 1772 года три державы, принявшие в нем участие, - Россия, Австрия и Пруссия - предоставили Польше формальные гарантии нерушимости ее границ. Кроме того, Россия в 1775 году гарантировала и ее государственно-политическое устройство. В Польше сохранялась избирательная форма правления при том понимании, что королем мог быть избран только природный поляк (Пяст). Законодательная власть оставалась у сейма, исполнительная - у учрежденного в 1775 году Постоянного совета, состоявшего из короля, 18 сенаторов и 18 сеймовых послов. Внутри Постоянного совета функционировали пять комиссий, выполнявших основные государственные функции, - от внешней политики до образования.

В соответствии с русско-польским договором 1775 года Россия сохраняла преимущественное влияние в Польше. В течение шестнадцати лет (1772 - 1788 гг.) российский посол в Варшаве О. М. Штакельберг пользовался влиянием, временами превосходившим власть короля. Вместе с тем формы деятельности российской дипломатии в Польше претерпели существенные изменения. Значительно более гибкая позиция была занята в вопросе защиты гражданских прав диссидентов. Некатолики не могли быть представлены ни в Сенате, ни в Постоянном совете; на местные сеймы они могли посылать не более трех послов. К 1780 году из Польши были выведены русские войска. В решении вопросов, связанных с обеспечением российских интересов, Штакельберг, как правило, действовал через короля, не пытаясь играть на противоречиях, сохранявшихся между ним и внутренней оппозицией, во главе которой стояли гетман коронный [178] Франтишек-Ксаверий Браницкий и князь Адам Казимир Чарторыйский, племянник лидеров могущественного клана Чарторыйских Августа и Михаила.

Штакельберг активно поддерживал деятельность Постоянного совета, пользуясь в этом помощью и покровительством Н. И. Панина, а после его кончины в 1783 году - А. А. Безбородко, кабинет-секретаря Императрицы, с 1786 года - члена Совета и докладчика по внешнеполитическим делам. Браницкий, главный оппонент короля и Постоянного совета, ориентировался на Г. А. Потемкина, с которым его связывали родственные узы.

Историки по-разному оценивают итоги и глубину реформ, осуществленных в Польше в период 1775 - 1787 годов. Прогресс в таких областях, как финансы, очевиден. К 1778 году доходы государства удвоились по сравнению с 1764 годом. Численность армии поддерживалась на уровне 18 тысяч человек. Развитие внутренней торговли способствовало росту городов, в частности, население Варшавы возросло за десять лет более чем втрое, достигнув к 1788 году 100 тысяч жителей. В то же время во внешнеторговой сфере под воздействием жесткой таможенной политики со стороны Пруссии и Австрии развивались неоднозначные тенденции.

С. М. Соловьев, подводя противоречивые итоги польских реформ периода между первым и вторым разделами, констатировал их поверхностность. Однако вряд ли можно согласится с выводом, который он из этого сделал: "Пораженное неизлечимой болезнью общественное тело способно было только к судорожному предсмертному движению" ². Скорее, напротив - благодаря прежде всего серьезным успехам в сфере образования важнейшим результатом реформ стал рост национального самосознания, по существу предопределивший характер дальнейшего развития событий в Польше. Комиссия Постоянного совета по вопросам образования (Эдукационная комиссия) после ликвидации папой Климентом XIV в 1773 году Ордена иезуитов и конфискации многочисленных школ и коллегиумов, учрежденных им в Польше, создала к концу 80-х годов на их основе национальную систему образования, признанную позже одной из лучших в Европе. Следствием этого стало широкое распространение в стране идей новейшей французской философии в сочетании, однако, с религиозной нетерпимостью, что в целом обусловило противоречивый характер польского национализма ³.

Качественно новые аспекты общественно-политической ситуации в Польше, обозначившиеся накануне второй Русско-турецкой войны 1787 - 1791 годов, открыто проявились при ее начале. Если король Станислав Август при всех особенностях его характера и политической позиции достаточно реалистически смотрел на перспективы реализации назревших реформ, связывая их в первую очередь с наращиванием взаимодействия с Россией, то радикальная [179] часть оппозиции, вскоре расколовшаяся, расценила поляризацию сил в Европе в связи с началом Русско-турецкой войны как благоприятную для ослабления зависимости Польши от России.

Подобное развитие ситуации в Польше явилось совершенно неожиданным как для Екатерины II, так и для ее посла в Варшаве. В Архиве МИД России сохранился любопытный документ, озаглавленный "Историческое сочинение об отношениях России с Польшей от 1686 до 1791 года". Составленный накануне "революции 3 мая", он, конечно, не может претендовать на объективность. Однако даже простое перечисление мер, предпринятых в Петербурге и в Варшаве в период с 1775 по 1788 год, показывает, что, стремясь в эти годы утвердить свой "мягкий протекторат" над Польшей, Екатерина пыталась, опираясь на короля и близкие к нему магнатские круги, придать отношениям с Польшей стабильный и предсказуемый характер. Среди этих мер - помимо Акта 27 февраля 1775 года, содержавшего важные уступки в диссидентском вопросе, - распространение на поляков льготного таможенного режима, которым пользовались русские купцы в Рижском порту, продажа соли в пограничных с Россией областях Польши по внутрироссийским ценам, разрешение уроженцам так называемых "новоприобретенных областей" и "двойным подданным" пользоваться доходами со своих имений, проживая за границей. В силу гарантии территориальной целостности Польши в соответствии с союзным договором 1775 года Россия участвовала в демаркации новых границ Польши с Пруссией. После присоединения Крыма в 1785 году польским коммерсантам были предоставлены существенные преимущества в транзитной торговле через Херсон (в порядке компенсации высоких пошлин, установленных Пруссией в устье Вислы), 22 февраля 1785 года при посредничестве России была заключена таможенная конвенция между Пруссией и Данцигом, ограждавшая права его жителей, в том числе и поляков ⁴.

В целом можно констатировать, хотя и с понятными оговорками, что до начала Русско-турецкой войны 1787 - 1791 годов планы Екатерины в отношении Польши сводились к поддержанию там статус кво, отвечавшего ближайшим интересам России. Присоединение Правобережной Украины, оставшейся во владении Польши после первого раздела, вопреки спекуляциям европейских дипломатов ⁵, не являлось для Императрицы делом первоочередной важности. Характерно в этой связи, что Г. А. Потемкин, рассчитывая на то, что Польша станет союзником России и Австрии против Османской империи, даже допускал территориальные компенсации в ее пользу за счет Молдавии и Валахии (разумеется, при условии сохранения Польши в орбите российского влияния).

Вместе с тем введенные в научный оборот в последние годы документы российских архивов, в том числе личная переписка Екатерины II с Г. А. Потемкиным в 1769 - 1791 годах ⁶ и "проекты" [180] Потемкина по польским делам 1787 - 1791 годов ⁷, вносят, на наш взгляд, значительно большую ясность в вопрос о реальном вкладе Светлейшего князя в формирование политики России по отношению к Польше. А вклад этот был весьма значителен.

Президент Военной коллегии, генерал-фельдмаршал, член Государственного совета, шеф легкой и регулярной конницы, имевший в своем подчинении все казачьи войска, Потемкин, сосредоточив в своих руках к 1784 году, после присоединения Крыма, управление южными губерниями России, простиравшимися от устья Волги до Днепра, фактически выполнял роль наместника Императрицы на юге России и вследствие этого обладал значительной самостоятельностью при принятии тактических решений по польским делам. Стратегия же внешней политики России определялась самой Императрицей в условиях сложной, постоянно менявшейся расстановки сил и непрекращавшейся борьбы политических группировок в ее окружении. Потемкин, остававшийся в течение более чем 15 лет (с середины 70-х годов до начала 90-х) наиболее влиятельным и близким по духу Екатерине лицом в ее окружении, неизбежно превращался в этой ситуации в своеобразный "громоотвод", принимавший на себя нацеленный на императрицу критический потенциал сначала "партии Панина", затем проавстрийской группировки А. Р. Воронцова и П. В. Завадовского (так называемого "социетета").

Сам Потемкин, как отмечает О. И. Елисеева, считал, что "постоянным принципом русской политики в Центральной Европе должно быть поддержание равновесия сил между двумя германскими государствами и создание препятствий для усиления одного из них" ⁸. В разработанной им и нашедшей поддержку у Екатерины "новой восточной политике" Польше отводилась роль естественного и активного союзника России в ее стремлении закрепиться на берегах Черного моря.

Необходимость урегулирования множества практических вопросов, возникавших в отношениях жителей Новороссии с пограничными польскими областями, обусловила активные контакты Потемкина с целым рядом польских деятелей, принадлежавших преимущественно к оппозиции. Его тесные связи с Враницким, Ржевусским, С. -Щ. Потоцким, Валевским и другими дали основания говорить о наличии так называемой "потемкинской партии" в Польше, с помощью которой он якобы пытался реализовать собственные амбициозные планы. Распространению в придворных кругах Петербурга и в дипкорпусе подобных слухов способствовало и то, что со второй половины 70-х годов он начал активно скупать польские земли, в основном на Правобережной Украине ⁹. Уже в 1775 году Потемкин получил так называемый "индигинат" (причисление к шляхте) в Речи Посполитой, а через десять лет, по данным польских историков, владел не менее чем 70 тысячами душ в Польше (для [181] сравнения - в России у Потемкина было 6 тысяч крепостных крестьян). Эти данные скорее всего преуменьшены, поскольку в одном поместье Смила, купленном Потемкиным, числилось 112 тысяч мужских душ. И тем не менее, всего этого, на наш взгляд, недостаточно для того, чтобы поддержать укоренившееся среди части польских и европейских историков мнение о намерениях Потемкина сделаться при благоприятном стечении обстоятельств королем Польши.

Опубликованное О. И. Елисеевой письмо Потемкина Безбородко, написанное на волне достигших Петербурга в августе 1790 года слухов о том, что Потемкин собирается свергнуть короля и сам претендует на польский престол, ставит, как представляется, окончательную точку в этой истории. "Неужели я в подозрении и у вас?- недоумевает Потемкин. - Простительно слабому королю думать, что я хочу его места. По мне - черт тамо будь. И как не грех, если думают, что в других могу быть интересах, кроме государственных" ¹⁰.

Вместе с тем, и осенью 1779 года ¹¹, и позднее, в конце 80-х годов, после того как польское правительство запретило русским войскам использовать пограничную крепость Каменец-Подольский в военных действиях против турок, он неоднократно высказывался в пользу нового раздела, рассматривая его как средство нейтрализации противодействия Пруссии и Австрии политике России на черноморско-балканском направлении. В этом контексте, на наш взгляд, вполне можно допустить, что, приобретая обширные земли на Правобережной Украине, он исходил из убежденности в том, что их присоединение к Российской империи фактически предопределено. Это, кстати, во многом объясняет и мотивы его настойчивого лоббирования в пользу возобновления союзных отношений с Пруссией и достижения договоренности с Берлином по польским делам, которое являлось одним из лейтмотивов его переписки с Екатериной II до 1791 года.

Политика Пруссии в отношении Польши формировалась с конца 70-х годов под возраставшим влиянием первого министра прусского правительства Э. Ф. Герцберга. Уже в 1778 году он сформулировал свой, ставший знаменитым впоследствии план, имевший целью, как он открыто заявлял, "исправить ошибки", допущенные Фридрихом II во время первого раздела Польши. План этот в его первоначальной редакции состоял в передаче Австрии, в обмен на возврат Польше Галиции, части Баварии. Благодарная республика должна была за это отдать Пруссии Данциг, Торн и некоторые районы Великой Польши ¹².

После смерти Фридриха II в 1786 году и перехода прусского трона к его племяннику Фридриху-Вильгельму II Герцберг счел ситуацию благоприятной для развития и уточнения своего плана. Его новая редакция включала следующие идеи: 1) Порта должна была уступить Австрии Валахию и Молдавию, а России - Бессарабию и [182] Очаков (при условии отказа России от Крыма); в обмен на это Пруссия и ее союзники были готовы гарантировать Турции ее владения к югу от Дуная; 2) Австрия возвращала Галицию Польше; 3) в знак признательности Польше надлежало передать Пруссии Данциг, Торн и палатинаты Познань и Калиш ¹³.

Вместе с тем устойчивый комплекс неприятия Екатериной прусской политики, открыто проявившийся после смерти Фридриха II в 1786 году, был связан не только с ее глубокой личной антипатией к Фридриху-Вильгельму II, которого она не без основания подозревала в тайных сношениях с ее сыном князем Павлом Петровичем, но имел более глубокие корни. Трудно не согласиться с С. М. Соловьевым, связывавшим русско-прусский антагонизм конца 80-х - начала 90-х годов с политикой Фридриха в эпоху первого раздела, сделавшей Екатерину "орудием для достижения чужих целей, целей государя, которого она считала своим верным союзником. Видеть, как этот верный союзник не только заставил ее служить своим интересам, но и прямо шел против ее интересов в вопросе о Молдавии и Валахии", было "оскорбительно для самолюбия Екатерины". В итоге "союз между Россией и Пруссией, по-видимому, скреплявшийся окончательно польскими отношениями, в сущности, был подорван" ¹⁴.

Внесения существенных корректив во внешнеполитический курс России требовала и ситуация второй половины 70-х годов, характеризовавшаяся непрекращавшимися попытками Османской империи подвергнуть ревизии ряд положений Кючук-Кайнарджийского договора, в первую очередь касающихся независимости Крыма. Обеспечение свободы торгового мореплавания на Черном море, включая предусмотренный Кючук-Кайнарджийским договором проход торговых судов через проливы Босфор и Дарданеллы, выдвинулось на главное место среди задач русской внешней политики. Это предопределило и смену союза с Пруссией, существовавшего в первую половину царствования Екатерины II, тесными стратегическими отношениями с Австрией на базе совместной заинтересованности в разрешении восточного вопроса.

2

Решающая роль, которую сыграла российская дипломатия в ходе Тешенского конгресса (1779 г.), прекратившего "картофельную войну" между Австрией и Пруссией, создала предпосылки для первого личного свидания Иосифа II с Екатериной II в Могилеве весной 1780 года. Процесс русско-австрийского сближения, стимулировавшийся интенсивной перепиской двух монархов, означал замену панинского "северного аккорда" новой "венской системой". Смена внешнеполитической ориентации сопровождалась ослаблением [183] позиций Н. И. Панина и возрастанием влияния Г. А. Потемкина и А. А. Безбородко.

Инициатива заключения союза исходила от австрийской стороны. 9 (20) января 1781 года австрийский посол в Петербурге Л. Кобенцель под "величайшим секретом" предложил И. А. Остерману начать соответствующие контакты ¹⁵. После трудных пятимесячных переговоров австро-русский союзный договор, в подготовке которого ведущую роль сыграл А. А. Безбородко ¹⁶, был заключен в форме обмена Иосифом и Екатериной личными письмами от 21 и 24 мая 1781 года. Его необычная форма объяснялась, с одной стороны, неприятием Австрией практики альтерната, а с другой - стремлением Иосифа II обеспечить секретность достигнутых договоренностей и, возможно, оставить за собой некоторую свободу рук, учитывая расхождения по восточным делам, сохранявшиеся между австрийским императором и его канцлером. В основе достигнутых договоренностей лежало согласие России гарантировать территориальную целостность Австрии в соответствии с Прагматической санкцией Карла VI (1713 г.), закрепившей за Габсбургами их наследственные владения в разных частях Центральной Европы и в Италии. Со своей стороны, австрийский император отдельным письмом признавал за себя и своих наследников территориальные приобретения России в соответствии с Кючук-Кайнарджийским договором и обязывался в случае объявления Портой войны России действовать против турок в союзе с ней ¹⁷. Кроме того, в секретной сепаратной статье, оформленной вторым письмом от того же числа, Иосиф выразил готовность "открыто принять сторону" России в случае, если "в продолжение предполагаемой войны против Оттоманской Порты" Россия "подвергнется враждебному нападению со стороны какой-либо иной державы" ¹⁸. В отношении Польши австрийский император, отметив "одинаковую важность этого государства в силу общих границ как для России, так и для Австрии", взял на себя обязательство "гарантировать как сохранение ее конституции в том виде, в каком она была установлена на сейме 1773 года, так равно и неприкосновенность ее настоящих владений согласно с договором, заключенным между Польшей и нами в том же 1773 году" ¹⁹.

Несмотря на абсолютную конфиденциальность достигнутых договоренностей, антитурецкая подоплека русско-австрийского союза не составляла секрета для ведущих политиков Европы. Слухи о завоевательных планах России и Австрии в отношении Турции получили такое широкое распространение в Европе, что за день до подписания договора, 20 мая, австрийский император предложил Екатерине заявить публично, что "договор, по поводу которого уже постарались с таким коварством и недоброжелательством поднять тревогу в целой Европе, не состоялся" ²⁰. Екатерина, разумеется, отвергла как это, так и последующие аналогичные предложения [184] Иосифа, заверив его, что в Петербурге доступ к их переписке имеет только она сама.

Однако утечка информации продолжалась. Греческий проект поднял на ноги дипломатов Европы еще задолго до того, как был сформулирован. В частности, Фридрих II в письме своему посланнику в Петербурге графу Герцу от 2 апреля 1782 года, ссылаясь на информацию, полученную из Венеции, писал: "Продолжают поступать довольно противоречивые новости о том, что оба императорских двора уже согласовали между собой раздел завоеваний, которые они намереваются сделать. Говорят, что не только Белград, но и часть Фракии, Молдавии и Валахии должны отойти венскому двору. Я, однако, с трудом верю, чтобы императрица так плохо позаботилась о собственных интересах и была готова отдать большинство обломков Турецкой империи австрийцам, за исключением Константинополя и Андрианополя... Франция, которая также что-то прознала об этом проекте двух императорских дворов, бьет тревогу в Турции, и в случае, если этот проект будет исполняться, она, кажется, решила противиться ему всеми своими силами. Думаю, однако, что с этим проектом случится то же, что и с большинством других, сформулированных Императрицей, - его оставят на бумаге, не слишком обременяя себя его исполнением" ²¹.

Оценивая широкую и неблагоприятную для России и Австрии реакцию в Европе на заключение союза между ними, нельзя не признать, что ее формированию способствовала давно обсуждавшаяся, в частности, в переписке Екатерины с Вольтером, а затем на страницах европейских газет тема изгнания турок из Европы. Известно, что и сам Панин, так активно выступавший против русско-австрийского союза, в 1769 - 1771 годах ²² предлагал австрийскому послу Лобковичу заняться совместным разделом Турции, а не Польши ²³.

Инициатором перевода общих договоренностей, достигнутых Россией и Австрией в мае 1781 года, в практическую плоскость выступила Екатерина. В связи с начавшимся весной 1782 года в Крыму восстанием против ставленника России хана Шагин-Гирея она предложила Иосифу договориться о "вознаграждении" Австрии и России на случай становившейся возможной войны с Турцией.

В письме австрийскому императору от 10 сентября 1782 года Екатерина предложила ввиду препятствий, которые чинила Порта проходу русских судов через Босфор и Дарданеллы, подстрекательств жителей Крыма к восстанию заключить "секретную конвенцию о вероятных приобретениях, которых мы должны домогаться у нарушителя мира". В качестве основы такой конвенции Екатерина видела договоренность о создании между Российской, Австрийской и Турецкой империями буферного государства в составе Молдавии, Валахии и Бессарабии, которое она назвала античным именем Дакия. Существенно, что при этом было подчеркнуто, что Россия не [185] претендует на это буферное государство и стремится лишь присоединить крепость Очаков на Днестровском лимане и полосу земли между реками Буг и Днестр (иными словами, речь фактически шла о тех приобретениях, которые Россия получила по Ясскому миру, завершившему Русско-турецкую войну 1788 - 1791 гг.). В то же время в случае благоприятного развития войны с Турцией Екатерина выражала надежду, что Иосиф II "не откажется помочь... в восстановлении древнегреческой монархии на развалинах павшего варварского правления, ныне здесь господствующего, при взятии мною на себя обязательства поддерживать независимость этой восстановленной монархии от моей". На престол Греческой империи должен был взойти внук Екатерины великий князь Константин при условии, что он откажется от наследования российской короны. Великие князья Павел Петрович и его сын Александр, в свою очередь, должны были поклясться, что никогда не станут претендовать на константинопольский престол ²⁴.

Ответное письмо Иосифа от 13 ноября 1782 года с достаточной ясностью обрисовывало те противоречия, которые впоследствии сделали русско-австрийский союз столь шатким. В качестве своего главного противника австрийский император видел не столько турецкого султана, сколько прусского короля, который, по его словам, питал к нему "беспредельную ненависть и недоверие". В отношении Греческого проекта позиция Австрии была сформулирована расплывчато: "Что касается создания нового королевства Дакия с государем греческой религии и утверждением Вашего внука Константина сувереном и императором Греческой империи в Константинополе, то лишь ход войны может все решить; с моей стороны, осуществление всех Ваших замыслов не встретит затруднения, если они будут сочетаться и соединяться с тем, что я считаю достойным" ²⁵. Значительно более детально были изложены территориальные претензии Австрии: город Хотин для прикрытия Галиции и Буковины, часть Валахии, Северная Сербия с Белградом, часть Боснии и Герцеговины, дававшая Австрии выход к Адриатическому морю, и даже венецианские владения Истрия и Далмация (с компенсацией Венеции за счет полуострова Морея, островов Кипр, Крит и ряда других из Греческого архипелага) ²⁶.

Мотивы, которыми руководствовались Екатерина и Иосиф, обмениваясь осенью 1782 года "самыми знаменитыми в истории письмами", давно уже привлекают внимание историков. Дискуссии вокруг них приняли политизированный характер еще в XIX веке, поскольку с наполеоновских времен в западной публицистике и исторической науке утвердилась тенденция использовать эти письма, как и пресловутое завещание Петра Великого, для "разоблачения" экспансионистского характера внешней политики России. Отсюда - явное стремление дореволюционных отечественных историков, признавая [186] тесную внутреннюю связь между польским и турецким вопросами, не особенно углубляться в детали Греческого проекта.

Подобный "облегченный" подход к оценке внешней политики Екатерины получил свое дальнейшее развитие в советский период. Даже такой авторитетный историк, как академик Е. В. Тарле, считал "неосновательным" утверждать, что Екатерина "воевала с Турцией с целью изгнать из Европы варварство) ²⁸. В официальной советской историографии в качестве базовой утвердилась разработанная О. П. Марковой ²⁹ концепция, согласно которой Греческий проект был лишь дипломатической комбинацией, придуманной Екатериной, для того чтобы связать руки Австрии накануне присоединения к России Крыма в апреле 1783 года.

Деполитизированный, нацеленный на объективную оценку екатерининской дипломатии подход наметился в отечественной историографии только в последние годы ³⁰. Важно, что в российских исследованиях последнего времени фактически общепризнанной стала трактовка планов Екатерины по созданию Греческой империи и Дакии как реально отражавших присущее ей геополитическое видение задач восточной политики России.

Особый интерес представляют в этом плане исследования О. И. Елисеевой, установившей авторство черновых проектов письма Екатерины Иосифу II от 10 сентября 1782 года, первоначальный вариант которого был подготовлен Безбородко, а затем развит и дополнен Потемкиным, приложившим к нему и собственную записку "О Крыме". Для понимания не только генезиса, но и реального содержания Греческого проекта принципиально важен убедительно обоснованный О. И. Елисеевой вывод о том, что идея присоединения к России Крыма оформилась в кругу ближайших сотрудников Екатерины только в ходе работы над черновиком послания австрийскому императору ³¹. Таким образом, выявленные и проанализированные российской исследовательницей архивные документы подводят окончательную черту под попытками рассматривать Греческий проект как своеобразную "операцию отвлечения", цели которой ограничивались аннексией Крымского полуострова.

Вместе с тем целый ряд аспектов как первоначального (1782 г.) Греческого проекта, так и его последующей трансформации остаются невыясненными. В некоторой степени заполнить этот пробел позволяют, на наш взгляд, два ранее не публиковавшихся документа из фонда "Секретные мнения КИД" АВПРИ. Речь идет о копии секретного сообщения австрийского посла графа Кобенцеля, датированного 1782 годом, и записке А. А. Безбородко Екатерине И по Греческому проекту, подготовленной в связи с вопросами, поставленными Л. Кобенцелем в первом документе.

Однако прежде чем обратиться к текстам этих документов, мы бы хотели прояснить одно важное обстоятельство. Есть веские [187] основания полагать, что определенные круги в Вене и, прежде всего, канцлер Кауниц сыграли значительно более активную, чем принято думать, роль в разработке идеи дележа европейских владений Турции. Еще 17 января 1772 года Кауниц направил Марии-Терезии записку, в которой подробно излагались так называемые предложения некоего графа Мазена об условиях, на которых могло бы быть достигнуто австро-русское сближение ради "окончательного изгнания турок из Европы". Внимание Кауница привлекли два из предложенных Мазеном шести вариантов раздела Европейской Турции в случае успешного исхода войны России и Австрии против османов. Согласно первому из них Австрия получала Сербию, Боснию, Герцеговину, Албанию и Македонию до Мореи; остальная часть Балкан с Константинополем и Дарданеллами переходила к России. Второй вариант предусматривал создание из Македонии, Албании, Румелии, большей части островов Греческого архипелага и приморских областей Малой Азии королевства со столицей в Константинополе, назначение главы которого зависело бы от России. России предполагалось передать большую часть территорий на левом берегу Дуная, побережье Черного моря, кроме Крыма, который оставался независимым под русским протекторатом, и обе Кабарды; Австрия получала бы в этом случае Валахию между Дунаем и рекой Алута, Сербию, Болгарию и Герцеговину; Морея стала бы базой для создания независимого государства под властью австрийского эрцгерцога или была бы передана Венеции, которая в этом случае должна была передать Австрии Истрию и обязывалась бы вступить в Антитурецкую лигу. Существенно и то, что в одном из оставшихся четырех вариантов Мазена Пруссию предполагалось нейтрализовать согласием на ее новые территориальные приобретения в Польше при одновременной компенсации Варшаве за счет Дунайских княжеств ³².

А. Сорель, ссылаясь на состоявшиеся летом 1771 года беседы Н. И. Панина с Лобковичем, считал, что идеи, высказанные Мазеном австрийским дипломатам в неофициальном порядке во Флоренции, были инсинуированы Петербургом. Учитывая, однако, что Мазен был мальтийским рыцарем, служившим в российском флоте с 1770 года в чине контр-адмирала ³³, логично предположить возможную связь выдвинутого им плана с Ватиканом, чьи дипломаты,начиная с последней четверти XV века (женитьбы Ивана III на Софье Палеолог), совместно с австрийскими представителями активно стремились вовлечь Россию в различные варианты создававшейся ими Антитурецкой лиги.

Как известно, в период первого раздела Польши был момент, когда Кауниц и Иосиф II пытались убедить Марию-Терезию в предпочтительности территориального расширения Австрии в западной части Балканского полуострова с целью получения выхода в Адриатическое море. Однако в связи с упорным сопротивлением [188] Марии-Терезии эта идея не имела шанса быть реализованной до 1780 года. Только после смерти австрийской Императрицы она как бы обрела новое дыхание и по существу стала основой русско-австрийского сближения.

В этом плане обращают на себя внимание два обстоятельства. Во-первых, совпадение во всех существенных моментах письма Екатерины Иосифу II от 10 сентября 1782 года (Греческий проект) со вторым вариантом плана графа Мазена. Во-вторых, вопреки сложившемуся мнению, инициатива обсуждения круга вопросов, составивших впоследствии Греческий проект, почти всегда исходила от Австрии. В частности, упомянутое письмо Екатерины было фактически спровоцировано письмом к ней Иосифа II из Люксембурга от 1 (12) июля 1782 года, в котором он, с одной стороны, выражал готовность "вступить всегда и в какое угодно соглашение с Вашим императорским Величеством относительно всяких событий, которые могут быть вызваны крымской смутой", а с другой - настоятельно просил ее "открыть свои мысли и намерения" ³⁴.

Интервал в два месяца между письмом Екатерины и ответом на него Иосифа однозначно трактуется исследователями как свидетельство обстоятельной проработки в Вене всех аспектов Греческого проекта, в том числе реакции на него со стороны великих держав. Судя по опубликованным документам австрийских архивов, и Иосиф II, и Кауниц считали международную обстановку, сложившуюся осенью 1782 года, благоприятной для того, чтобы осуществить давнюю мечту Австрии - территориальное расширение на Балканах с прямым выходом в Адриатику.

Оценки эти базировались в основном на глубокой вовлеченности Англии и Франции в войну американских колоний за независимость. Основным же ограничителем на пути этих планов оставалась непредсказуемая, вплоть до развязывания военного конфликта, позиция Пруссии. В этих условиях как прагматик Кауниц, так и импульсивный, с налетом политического романтизма Иосиф считали необходимым добиться конкретизации и, по возможности, усиления союзнических обязательств России в отношении Австрии на случай войны с Пруссией.

К этому, собственно, и сводилась основная политическая нагрузка ответа Иосифа II Екатерине от 13 ноября. Ту же тему, судя по содержанию "секретного сообщения австрийского посла", было поручено прозондировать Кобенцелю при передаче ответного письма Иосифа II ³⁵

Другими словами, Кобенцелю предписывалось сказать на словах то, что в Вене не решались доверить бумаге. Предложение, которое австрийскому послу было поручено изложить по вопросу о нейтрализации прусской угрозы, сводилось к следующему. Для политической изоляции Пруссии в Европе посол предложил "поманить" [189] саксонского курфюрста "перспективой получения польского трона", а Франции, "приняв во внимание ее заинтересованность во владениях Порты", пообещать "Египет, являющийся объектом ее главного внимания". Таким образом,в Вене надеялись разрушить европейскую коалицию, которую, как там ожидали, Фридрих Вильгельм мог попытаться создать против Австрии и России. От Англии, с учетом неблагоприятного для нее оборота американских дел, в Вене подвохов и неприятностей не ожидали.

Что же касается военных мер, то, обещав действовать 60- или 80-тысячной армией против турок "там, где это потребует общее дело", Иосиф и Кауниц (кстати сказать, наиболее вероятный автор инструкции Кобенцелю) предложили России привести в Польшу "вдоль Вислы и Варты корпус из сорока тысяч человек, готовый атаковать владения короля Пруссии".

Относительно предложенного Екатериной плана раздела Европейской Турции Кобенцель со ссылкой на Иосифа II подтвердил, что австрийский император "поддержал виды августейшей государыни относительно важнейших приобретений, которые она планирует сделать для России, а также в том, что касается основания королевства Дакии и Греческой империи в пользу великого князя Константина". Интересно, что сделанная при этом Кобенцелем оговорка относительно "права" Австрии "потребовать равным образом установления второго наследственного владения в свою пользу" прямо перекликается с соответствующими положениями "плана Мазена".

Вместе с тем, комментируя австрийские претензии, изложенные в письме Иосифа II от 13 ноября, посол сделал особый акцент на том, что "венецианские владения на суше должны непременно стать частью этих приобретений", вновь подчеркнув, однако, что в Вене собирались добиться этого "только путем переговоров". Подобную постановку вопроса трудно оценить иначе как ловушку, характерную для дипломатической манеры Кауница. Прекрасно зная, что на Венецианскую республику в Петербурге смотрели как на потенциального союзника в осуществлении Греческого проекта, Кауниц,тем не менее,счел необходимым жестко подтвердить территориальные претензии в отношении Венеции, изложенные в письме Иосифа II, действуя в этом отношении в общем по той же схеме, которой он придерживался во время первого раздела Польши.

Оценивая в записке Екатерине соображения, высказанные австрийским послом, и письмо Иосифа II от 13 ноября, Безбородко (он явно рассматривал эти два документа как две части единого австрийского плана) писал: "Все, что император говорит тут о препятствии, могущем производиться Бурбонским домом, в исполнении великого, славного и полезного намерения основать две новые христианские державы на развалинах Турецкой империи, не может быть [190] подвержено ни малому сомнению". Признавая в принципе приемлемой идею нейтрализации Франции путем обещания ей Египта, Безбородко вместе с тем подчеркивал невозможность заключения прочного союза России с Францией. Исходя из этого, он рекомендовал Императрице посоветовать Иосифу II не спешить с информированием Версаля о планах Австрии и России в отношении Османской империи.

Резко негативно Безбородко отнесся и к тому, чтобы "подать курфюрсту Саксонскому надежду престола польского", отметив, что предложение, "в коем граф Кобенцель открылся", не может "почесться сходственным и надежным".

Не нашли у Безбородко поддержки и изложенные Кобенцелем планы превентивных действий против Пруссии. Отметив, что обязательства России в отношении Австрии "столь ясно выражены в трактате нашем, что для императора не может оставаться тут ни малейшего сомнения", он резко высказался против ввода российских войск в Польшу, по существу оценив это предложение Вены как провокационное. Попутно, рассматривая варианты дальнейшего развития отношений между Австрией и Пруссией, он полностью исключил достижение между Веной и Берлином какого-либо соглашения, отметив, что "взаимные предубеждения поставили их друг против друга в такое точно положение, в каком мы себя представляем против турок".

Наиболее, однако, интересна та часть записки Безбородко, где он рассматривает возможные территориальные приобретения Австрии и России в случае реализации Греческого проекта. Основываясь на своем достаточно реалистичном понимании ситуации в Европе, Безбородко, по существу, предлагает Екатерине два варианта действий в случае осложнения крымских дел или возникновения военного конфликта с турками. В одном из этих вариантов, который условно можно назвать планом-максимум, Безбородко, в принципе, соглашается с тем, что выход в Адриатику был бы адекватной компенсацией для Вены за содействие в создании Дакии и Греческой империи, предлагая, однако, серьезно сократить территориальные приобретения Австрии в западной части Балкан, исключив из них Албанию и "земли, республике Венецианской принадлежащие", С большой осторожностью отнесся Безбородко и к требованиям Иосифа II об обеспечении Австрии свободного плавания по Дунаю "со входом в Черное море и с выходом в Дарданеллы без всяких платежей", заметив, что относительно Черного моря должно быть соблюдено "правило, Вашим Величеством предположенное, разуметь его морем запертым, по коему плавание принадлежит исключительно народам, его окружающим". В целом же в вопросах торгового мореплавания он предлагает руководствоваться принципом равной взаимной выгоды. [191]

Второй вариант, план-минимум, рассматривается Безбородко гораздо более подробно и в таком ключе, что не остается сомнений в его предпочтительности для России. Отметив, что если какие-либо непредвиденные обстоятельства убедили ограничить себя в сокращении пределов касательно приобретений на счет Турции", он предлагает, "не упуская, однако же, из виду генерального нашего плана и отлагая его исполнение до удобнейшего времени при оставлении Молдавии и Валахии под владением турецким на условиях больше ясных и точных, нежели те, кои положены были в трактате 1774 и конвенции 1779 годов, надлежит не отступать от намерений своих, чтобы присовокупить к России Очаков с его уездом, Крым с Таманью (присоединенные уже после записи Безбородко, в 1783 г. - П. С.) и для торговли один или два острова в Архипелаге". В этом случае, по мнению Безбородко, "справедливость требует, чтобы взаимно и Его Величество император Римский присвоил себе меньше, нежели когда бы все великое предприятие увенчано было желаемым успехом". Существенно, что, призывая Екатерину "присвоить себе Крым, не упуская удобного к тому времени", Безбородко среди удобных для этого поводов упоминает и ситуацию, которая создастся в случае, если Австрия "распространит свой кордон или границу на счет Молдавии или Валахии".

В заключение своей записки Безбородко предлагает в течение зимы 1782 - 1783 годов продолжить переговоры с Веной для составления "точного договора" посредством взаимных писем, которые по образцу русско-австрийского союза 1781 года могли бы "служить вместо договорного акта".

Определенный интерес представляет и приложенная к записке Безбородко собственноручная резолюция Екатерины:

"Я думаю, что Франция и так может быть довольна, что Россия не есть союзник Англии.

Второе, Франции откровенности давать надлежит не инако, как дабы осталась пассивна.

Третье, Англию фаворизировать нужно во многом, но союза с ней избегнуть, колико можно.

Четвертое, между королем Прусским и императором остается пока роль всегдашнего медиятора или посредника.

Пятое, Курляндия должна остаться навсегда как есть, между державами независима" ³⁶.

Приведенные документы - инструкции Кобенцелю и записка Безбородко - позволяют не только восстановить логику дальнейших событий, завершившихся аннексией Россией Крыма, но и более точно представить расстановку сил в Петербурге вокруг Греческого проекта. Анализ этих документов вкупе с опубликованной перепиской Екатерины II и Иосифа II за 1781 - 1783 годы позволяет сделать следующие выводы. [192]

Во-первых, письмо Екатерины Иосифу от 10 сентября 1782 года отражало ее реальные намерения в отношении создания Греческой империи и Дакии. Целью этого плана было не только обеспечение свободного торгового мореплавания для России и прибрежных государств в Черном море, но и гарантированный проход русских купеческих судов через Босфор и Дарданеллы в Средиземноморье.

Во-вторых, Греческую империю и Дакию Екатерина представляла себе формально независимыми, но находящимися под фактическим русским протекторатом государствами, которые должны были выполнять роль буфера в отношениях между Россией и Австрией, а также между Россией и азиатскими владениями Османской империи. Нетрудно предположить, что в результате реализации Греческого проекта Екатерина более опасалась в долгосрочной перспективе столкновений интересов России с Австрией, чем с турками. Отсюда - отраженная в документах российских архивов состоявшаяся в 1794 - 1795 годах корректировка Греческого проекта, согласно которой великий князь Константин должен был основать самостоятельную династию уже не в Константинополе, а в Дакии.

В-третьих, Иосиф II и канцлер Кауниц могут считаться авторами геополитического переустройства Балкан и Греции в той же степени, что и Екатерина. На это указывает как записка Кауница о "плане Мазена" (январь 1772 г.), так и ясно выраженные в записке Безбородко опасения относительно возможности односторонней аннексии Австрией Молдавии и Валахии.

В-четвертых, предложение Безбородко о продолжении переговоров и юридическом оформлении Греческого проекта показывает, что обмен письмами между Екатериной и Иосифом по этому вопросу осенью 1782 года не рассматривался сторонами как имеющий юридически обязывающий характер.

В-пятых, признавая, что на тактику Екатерины в отношении реализации Греческого проекта наряду с запиской Потемкина "О Крыме" решающее влияние, возможно, оказала позиция Безбородко ("план-минимум" и "план-максимум"), нет оснований рассматривать ее сентябрьское письмо Иосифу как дезинформацию, целью которой являлась аннексия Крыма. Скорее всего, решение о присоединении Крыма, сформулированное в рескрипте Императрицы Потемкину от 14 декабря 1782 года, рассматривалось ею как первый этап реализации более широких планов в отношении Балкан и Османской империи, которые имелось в виду реализовать при благоприятном стечении обстоятельств.

Принципиально важно подчеркнуть, что планы эти в части, касающейся Балкан, не носили завоевательного характера. В. Н. Виноградов прав, отмечая, что Греческий проект в этом смысле являлся продолжением стратегии Петра I, подчеркнувшего перед Прутским походом 1711 года, что "в сей войне никакого властолюбия и [193]

распространения областей своих и какого-либо обогащения не желаем, ибо и своих древних и от неприятелей завоеванных земель и городов и сокровищ по Божьей милости предостаточно имеем". Стратегия Петра и Екатерины сводилась лишь к установлению контроля над этим важным для России регионом. Можно согласиться и с оценкой О. И. Елисеевой: "Россия не стремилась к непосредственному включению в свой состав земель, кольцом охватывавших Черноморский бассейн, а предусматривала охватить его кольцом православных стран-сателлитов и союзных горских мусульманских племен" ³⁷.

И наконец, существенно, что на этом этапе обсуждения Екатериной и Иосифом планов геополитического переустройства Балкан Польша рассматривалась исключительно в роли потенциального союзника России и Австрии. О присоединении к России Правобережной Украины, осуществленном по второму разделу, не только не шло и речи, но, напротив, Безбородко, предлагая аннексию Курляндии, рекомендовал компенсировать ее Польше передачей ей территории между Бугом и Днестром, дававшей Речи Посполитой выход в Черное море. Важно и то, что Екатерина отвергла предложение Безбородко в отношении Курляндии, заявив, что она "должна остаться навсегда, как есть, между державами независима".

Комментарии

1 Соловьев С. М. История падения Польши. Цит. по: Избранные произведения. Т. II. М., 1997. С. 331.

2 Соловьев С. М. Указ. соч. С. 335.

3 Lord R. Op. cit. Р. 56 - 63.

4 АВПРИ. Ф. "Сношения России с Польшей". Оп. 79/6. Д. 1861 (документ состоит из 103 ненумерованных страниц).

5 В инструкции французскому посланнику в Петербурге маркизу де Вераку в 1780 году упоминалось о якобы имевшихся у Екатерины планах обменять часть территорий, отошедших к России по первому разделу Польши, на области Правобережной Украины, пограничной с Дунайскими княжествами и клином вдававшейся в русскую территорию. - Rembaud J. Recueil des instructions des ambassadeurs de France. V. IX. Р. 368.

6 Екатерина II и Г. А. Потемкин. Личная переписка. 1769 - 1791/Под ред. В. С. Лопатина. М., 1997.

7 Елисеева О. И. Геополитические проекты Г. А. Потемкина. М., 2000.

8 Елисеева О. И. Указ. соч. С. 15.

9 АВПРИ. Ф. "Сношения России с Польшей". Оп. 79/6. Д. 599 (Письмо князя Потемкина-Таврического Екатерине II с просьбой о содействии утверждению права собственности на купленные им у князя Любомирского имения. 27 марта 1788 г.).

10 Елисеева О. И. Указ. соч. С. 272 - 273.

11 Lord R. Op. cit. Р. 519.

12 Ibid Р. 66.

13 Ibid Р76 77

14 Соловьев С. М. Указ. соч. Т. XIV. С. 611.

15 Русский архив. Т. II. 1874. Столб. 741.

16 См. : Мемориал бригадира А. А. Безбородки по делам политическим; Всеподданнейший доклад А. А. Безбородки о дополнении трактата об оборонительном союзе, заключенном Россией с императором Иосифом II. - Григорович Н. Указ. соч. С. 385, 394 - 395.

17 Письмо Иосифа II Екатерине II от 21 мая 1781 г. - Русский архив. Т. I. 1880. Столб. 249 - 253.

18 Второе письмо Иосифа II Екатерине II от 21 мая 1781 г. - Там же. Столб. 253 - 255.

19 Там же. С. 252.

20 Маркова О. П. О происхождении так называемого Греческого проекта // История СССР. 1958. № 4. С. 57.

21 Этот текст цитируется по готовящемуся к изданию 47 тому "Политической корреспонденции Фридриха Великого (апрель - декабрь 1782 г.)", документ № 29457. Копия его любезно предоставлена составителем доктором М. Альтхоффом. Ряд других документов этого тома дают основание предположить, что Н. И. Панин, пытаясь противодействовать "австрийскому союзу", сообщал Герцу доступную ему информацию об австро-русских переговорах.

22 Схожесть позиции, которую Н. И. Панин занимал в этот период, с высказываниями Г. Г. Орлова на заседаниях Совета лишний раз показывает, что в основе их расхождений по польским делам зачастую лежали не принципиальные моменты, а соперничество в условиях "кризиса совершеннолетия" великого князя Павла Петровича.

23 Sorel А. Lа question d'Orient au XVIII siecle. Paris, 1878. Р. 181.

24 Русский архив. 1880. Кн. 1. Столб. 281 - 291.

25 Там же. С. 296 - 300.

26 Там же. С. 298 - 299.

27 Этот тезис развивался не только в вышеупомянутых трудах Сореля, Ранке, Германна, но и вошел в фундаментальное исследование по европейской истории. - См. : Davies Norman. Europe, History. Oxford, 1996. Р. 652 - 674.

28 Тарле Е. В. Екатерина II и ее дипломатия. Ч. 1. М., 1943. С. 5.

29 Маркова О. П. Указ. соч.

30 Арш Г. Л. Предыстория Греческого проекта // Век Екатерины II. Дела балканские. М., 2000. С. 209 - 213; Виноградов В. Н. В коловороте международных дел // Там же. С. 204 - 209; Его же. Самое знаменитое в истории личное письмо // Там же. С. 213 - 219; Его же. Дипломатия Екатерины Великой // Новая и новейшая история. 2001. № 4. С. 124 - 134; Елисеева О. И. Геополитические проекты Г. А. Потемкина. М., 2000.

31 Елисеева О. И. Указ. соч. С. 126.

32 Sorel А. Op. cit. Р. 182 - 183.

33 Перминов П. Под сенью восьмиконечного креста. М., 1991. С. 80, 85.

34 Русский архив. 1880. Кн. 1. С. 278.

35 Направление письменных инструкций для беседы при передаче важных посланий было обычной практикой в дипломатии XVIII века.

36 АВПРИ. Ф. "Секретнейшие мнения КИД". Оп. 5/1. Д. 501. Ч. 1. Л. 139.

37 Елисеева О. И. Переписка Екатерины II и Г. А. Потемкина периода Второй русско-турецкой войны 1797 - 1801 гг. М., 1997. С. 13.