СТАНИСЛАВ ОСВЕЦИМ

ДНЕВНИК

(в извлечении)

1643—1651 г.

В рукописном отделении института имени Оссолинских во Львове, под № 224 хранится рукопись, заключающая в себе, в числе других исторических материалов, дневник, составленный в половине ХVІІ столетия польским дворянином, Ставиславом Освецимом; дневник этот по количеству, обстоятельности и подробности сообщаемых им сведений может быть причислен к важнейшим источникам для истории козацко-польских столкновений, случившихся в половине ХVII столетия. Польские исторические писатели, составлявшие монографии об этом событии (Шайноха, Кубаля и др.), пользовались известиями Освецима, заимствуя из его дневника многие факты и характеристики, но самый текст рукописи понын не был издан. Желая восполнить этот пробел в историографии южно-русского края, мы предлагаем в возможно точном переводе все те отрывки из записок Освецима, которые относятся к истории юго-западной Руси, оставляя в стороне все известия дневника, относящиеся к делам исключительно польским, к событиям, происходившим в западной Европе и к личным и семейным отношениям автора. Не будем обременять издания слишком объемистым материалом, не имеющим непосредственной связи с историею южно-русского края. Для характеристики предлагаемого материала мы считаем необходимым сказать предварительно несколько слов о биографии автора записок, на основании данных, находящихся в самом же дневнике, а также предпослать краткое описание рукописи, из которой извлечены предлагаемые отрывки. [127]

Составитель дневника, Станислав Освецим, происходил из зажиточного дворянского семейcтва, владевшего несколькими поместьями в краковском воеводстве и в Червоной Руси. В ранней молодости он поступил в военную службу, участвовал в нескольких военных походах, затем вышел в отставку и проводил время то в путешествиях за границу, в течении которых он посетил в несколько приемов: Турцию, Германию, Голландию, Францию и Италию, то на службе при дворе короля, Владислава IV. Он исполнял самые многоразличные функции, по преимуществу же, пользуясь репутациею опытного и ученого педагога, он занимал должность воспитателя молодых магнатов (Конецпольских); обязанность эту он исполнял вероятно с большим успехом, судя потому, что король Владислав IV назначил его в 1646 году будущим воспитателем своего сына; но судьба не дозволила Освециму занять эту должность, так как будущий его питомец скончался, не достигнув возраста, в котором он должен был поступить под руководство педагога. Находясь на службе при дворах магнатов: Конецпольских и Любомирских, Освецим не ограничивался исключительно педагогическими занятиями; по временам он исполнял должности секретаря, начальника двора и просто придворного, приглашаемого для сопровождения мецената в путешествии и для его "компании". — Из числа лиц, у которых принимал службу Освецим, он особенно был близок с великим гетманом коронным, Станиславом Конецнольским, которого дружбою, уважением и полным доверием он постоянно пользовался, и при котором он долго занимал должности начальника его двора и интимного секретаря. Гетман Конецпольский проживал постоянно, в течении последних десяти лет своей жизни, на границах Украины, отражая набеги татар и наблюдая над поведением козаков, частые восстания которых заставляли польское правительство и в особенности гетманов зорко следить за ними. В резиденциях Конецпольского, в Бродах и в Баре, проживал с ним вместе и Освецим. Он составлял вместе с Конецпольским проекты по делам внешней и внутренней политики для представления королю; сопровождал его в поездках, предпринимаемых по служебным и частным делам, и вел его обширную корреспонденцию. — Служебные занятия Освецима не мешали ему принимать участие в общественных делах в качестве дворянина: [128] он посещал сеймы и сеймики и отправлялся в военные походы вместе с дворянами своего воеводства в тех случаях, когда призывалось на войну поголовное шляхетское ополчение.

Среди своей многосторонней деятельности, Освецим почти ежедневно заносил в свой дневник все сколько нибудь выдававшиеся факты общественной жизни, которых он был свидетелем или участником или которые доходили до его сведения путем обширной переписки, веденной как лично им, так и теми лицами, при которых он исполнял обязанности секретаря; уцелевшая, к несчастью далеко не в полном виде, часть этого дневника сохранилась в рукописи, из которой мы извлекаем предлагаемые отрывки.

Фолиянт, в состав которого вошла рукопись Освецима, представляет большой том в 1251 нумерованных страниц, но первых 180 страниц в нем недостает. Рукопись эта представляет сборник отрывков, соединенных в одну книгу неизвестным лицем, повидимому в конце ХVII столетия; в состав его вошли записки и заметки нескольких лиц, писанные разными почерками XVII столетия частью на польском, частью на латинском языках. В начале сборника одним почерком записаны два дневника о действиях двух польских посланников, отправлявшихся в Турцию: Красинского в 1636 году (стр. 181 — 208) и Мясковского в 1640 г. (стр. 281 — 378); чистые листы, остававшиеся между обоими дневниками, частью (стр. 209 — 253) были исписаны в конце XVII столетия (1691 — 1696) другим, позднейшим почерком; неизвестный собственник фолиянта наполнил эти страницы всевозможными летучими заметками, сеймовыми и надгробными речами, стихами и т. п., остальные страницы (254 — 282) остались чистыми.

Только с 383 страницы начинается дневник Освецима, который и продолжается до конца рукописи. Дневник этот писан двумя различными почерками, отличными от почерков первой половины рукописи и чередующимися между собою соответственно самому содержанию рукописи: одним почерком, принадлежащим, по всему вероятию, самому Освециму, записаны на польском языке все известия, относящиеся как к его частной жизни, так и к событиям общественным и политическим, происходившим в пределах Речи Посполитой; другим почерком внесены на латинском языке многочисленные известия, почерпнутые из корреспонденций о событиях, происходивших [129] за границами польского государства, а также подлинные акты и письма, которые составитель счел нужным переписать для своих записок в качестве оправдательных документов; этот второй почерк принадлежит вероятно писцу, которому Освецим поручал списывать копии с рукописей, бывших в его распоряжении.

К несчастью, дневник Освецима раньше, чем поступил во владение лица, сохранившего его в составленном им сборнике, подвергся значительным изьянам и многие части его были утеряны прежними владельцами: в нем недостает ни начала, ни конца, в середине также утеряны значительные отделы. Ве дневнике уцелели только следующие годы: 1643, 1644, 1645. 1646, 1647, часть 1650 (январь, февраль и март) и весь 1651; этот небольшой промежуток времени занял 868 страниц in folio, записанных сжатым почерком.

Извлекая из дневника Освецима только те известия, которые относятся к южной Руси, мы сохраним их в том порядке, в каком они расположены в самой рукописи, причем, только в виде краткого перечня, укажем содержание опускаемых нами отрывков текста.

В начале помещены многочисленные известия, полученные от корреспондентов гетмана Конецпольского, у которого Освецим находился в то время на службе; заметки о личных делах автора, и копии рапортов, полученных гетманом от его подчиненных; в числе последних, списана копия из следующего письма (Стр. рукописи 422 — 423).

Копия письма от его милости пана Николая Зацвилиховского, коммисара войска его королевской милости запорожского к его милости, пану кастелляну краковскому, писанного из Трехтымирова 16 августа 1643 года (Николай Зацвилиховский носит титул "коммисара войска запорожского"; должность эту учредил Конецпольский после усмирения им козацкого восстания, вспыхнувшего в 1638 году под предводительством Остряницы. Коммисар, назначаемый гетманом из польской шляхты, должен был управлять козаками вместо выборного козацкого гетмана (или "старшего", как его именовало польское правительство). Первым коммисаром назначен был Петр Комаровский, которого сменил Зацвилиховский. Письмо адрессовано Конецпольскому, соединявшему, по установившемуся обычаю, должности: великого коронного гетмана и костелляна краковского).

Сегодня я возвратился в Трехтымиров от князя его милости (Это известный впоследствии князь Еремия Михайлович Вишневецкий, живший в то время в Лохвице), куда я ездил, как о том я уже доносил вашей милости, по причине вторжения орды в наши границы; появившись неожиданно, орда произвела большие опустошения как в имениях князя, так и в поместьях вашей милости, в области между Хоролом и Сулою. Не сомневаюсь, что об убытках, причиненных вашей милости, пан Гульчевский не замедлит представить отчет. Орда появилась в числе 4000 человек, под предводительством Умерли-аги и двух его сыновей. Князь его милость, как я докладывал уже в предыдущем письме, имел уже свой отряд на готове; он присоединил, к нему слуг и [131] людей вашей милости и регестровых козаков переяславского полка и успешно с ними подвизался между Ревцем (sic) и Пслом, за Сулою. Татаре, узнав, что против них двигается войско, хотя оно находилось еще в двух милях от них, отправили вперед свой кош с ясыром и добычею и оставили позади "заставу" в 700 лошадей под начальством Байран-Кази, старшего сына Умерли-аги. Этот Байран-Кази по приказанию своего отца управлял всем войском, потому что отец, хотя и находился при отряде, но был уже очень стар и слеп. Князь его милость быстро стянул часть своего войска и разгромил татарскую заставу. Байран-Кази, раненный выстрелом, попал в плен и много отборных татарских воинов легло в этом сражении; затем пошли в погоню за уходившим кошем и гнались за ним на расстоянии двух миль. Татаре, убегая, обезглавили многих пленников, остальных-же принуждены были бросить; несколько десятков татар захвачены в плен. Четыре дня спустя после этого погрома Байран-Кази умер в Лохвице от раны. Отправляясь после сражения в обратный путь, князь оставил отряд в 200 человек для погребения погибших в бою и для захвата в плен отстававших от коша татар; они привели с собою трех пленников, со слов которых явствует, что в погоню за остатками бежавшей орды отправился из-за московского рубежа отряд в 3,000 человек, который принялся разъискивать беглецов в лесах и болотах. Словом, по благословению Господа, враги не только не успели угнать пленных и увезти добычи, но и сами едва-ли возвратятся домой из похода. Врага этого разгромили счастливо с Божьею помощью августа 6-го дня.

В рукописи следует извествие об отправке в Турцию посланника Бегановского и списаны копии данных ему грамот и инструкций. Затем Освецим поместил дневник своего путешествия с гетманом Конецпольским из Бара в Гадяч и обратно. Дневник этот (Стр. рукописи 433 — 460) выписываем целиком, как богатый материал для исторической топографии края, не лишенный по временам и ценных исторических известий, пропуская лишь многочисленные известия об иностранных событиях, которые Освецим вписывал из получаемых корреспонденций, во время остановок, случавшихся на пути.

Сентября 21. Вследствие решения его милости пана краковского, желавшего посетить и обревизовать свои украинные [132] поместья, мы выехали из Бара. Ночевали в трех милях, в местечке Межирове, принадлежащем к барскому староству.

22. Проехав 4 мили, мы ночевали в местечке Красном, принадлежащем его милости пану старосте калусскому.

23. Проехав 2 мили, отдыхали в селе Торках. В двух милях оттуда ночевали в местечке Тульчине.

24. Ночевали в Александрове, местечке, принадлежащем его милойти (Конецпольскому).

25. Выехав из Александрова, мы, в 1,5 мили остановились отдыхать, в местечке его милости (Конецпольского) — Новогроде. Здесь получено было известие от лазутчика нашего, Стефка, о том, что буджацкая орда стоит в степи, готовясь выступить в поход. Получив это донесение, его милость отправил немедленно гонца к е.м. пану старосте винницкому с распоряжением, чтобы он придвинулся к нему с тем войском, которое находилось в лагере у села Плоского. Сам его милость пан гетман выехал утром следующего дня из Новгорода; проехав добрую милю, он отдохнул в своем местечке Жабокриче, и, пообедав в нем, отправился в дальнейший путь; проехав, не останавливаясь в своей слободе на урочище Крикливом, он прибыл к ночи в свое местечко Марковку, отстоящее в 2 милях оть Жабокрик и в одно от Крикливого.

27. Двинувшись из Марковки после раннего обеда, мы расположились лагерем в расстоянии большой мили от нее, у местечка и слободы Вербки, принадлежащих его милости; сюда собрались по приказанию гетмана в количестве более 1000 всадников те люди, которые поселены в украинных городах, принадлежащих его милости, для охраны их от татарских набегов; того же числа поздно вечером прибыл к нам и его милость пав староста винницкий с своею конницею, оставив обоз в лагере у Плоского.

30. Лазутчики, которых гетман отправил было в разные стороны для собрания точных сведений, возвратились с вестью, что враги, осведомившись о нашей деятельности и готовности дать отпор, отказались от своего намерения произвести набег на королевские владения. Потому его милость отдал приказание войску возвратиться в лагерь у Плоского, сам же отправился в предпринятую поездку; он остановился ночевать в мили от лагеря, в своем местечке, Чечельнике. [133]

Октября 1. Выехав рано из Чечельника, мы проехали 3 мили и ночевали в Новогроде, где и прожили затем несколько дней.

5. Мы отправились из Новогрода в дальнейший путь в Украину, по дороге проезжали следующие местечка: в расстоянии одной мили Тростянец, в одной мили дальше — Четвертиновка, в одной миля оть нее — Ладыжин, где мы и ночевали. Местечко это многолюдно, расположено над рекою Бугом.

6. В одной мили оть Лидыжина — Бубновка; проехав от нее пол мили, мы обедали в Айсыне у его милости пана старосты винницкого, у которого мы прогостили весь следующий день.

8. В пол мили от Айсына местечко Кисляк, пол мили дальше Гинча, в одной мили оттуда — Рахны — затем в одной мили Грудок.

9. В трех милях дальше — Оратовка, затем в одной мили Животов, где мы остановились для отдыха и ночлега.

10. В одной мили — село Войтовцы, три мили дальше местечко Тетиев, где мы отдыхали и ночевали.

11. В трех милях от Тетиева местечко Ставище, там устроен был отдых и ночлег.

12. В двух милях от Ставищ урочище Колодежа, называемое иначе Налевайкова Крыница; в двух милях отсюда местечко Косовата — здесь мы остановились на отдых и ночлег.

13. В четырех милях от ночлега — местечко Стеблев на реке Роси, оно принадлежит к корсунскому староству; мы остановились для отдыха и ночлега.

14. Отправившись после обеда из Стеблева, мы, проехав одну милю, достигли к ночи города Корсуня, староства, принадлежащего его милости пану хорунжему коронному; здесь мы прожили несколько дней. Во время этой остановки запорожские козаки чигиринского полка принесли жалобу его милости пану гетману на своего полковника (По распоряжению Конецпольского с 1638 года все козацкие полки состояли под управлением полковников не выборных, а назначаемых гетманом из числа польских шляхтичей), пана Закржовского, о том, что они терпят от него большие обиды и притеснения, которыми нарушаются права их рыцарского сословия. Когда дело это разъяснилось перед судом гетмана и перед всеми нами, полковник был отставлен от должности, но не подвергся более [134] тяжелому наказанию из внимания к великим заслугам, которыми он раньше отличился. На его место его милость назначил чигиринским полковником пана Кречовского.

18. Приехал посол от силистрийского паши по некоторым делам к его милости; на следующий день ему назначена была аудиенция и он был отправлен; того-же числа и мы выехали из Корсуня; проехав две мили, ночевали в Осетрове, называемом иначе Сахновкою; поселение это расположено на берегу Роси у Сахнова моста.

20. В одной мили от ночлега мы отдыхали в местечке Березковцах, называемом также Вольского Воля, лежащем на реке Роси; корсунский полковник, пан Забокрицкий, которого резиденция здесь находится, угощал нас весьма радушно. Мы ночевали в двух милях дальше, в местечке Млиеве, где мы провели и весь следующий день.

22. Мы проехали местечко Орловец, лежащее в двух милях от ночлега, затем, проехав еще две мили, мы отдыхали в местечке, называемом Баклый. После обеда мы проезжали лежащее в двух милях от Баклыя, на реке Серебрянке, местечко-слободу Константинов и в одной мили от него мы встановились на ночлег в местечке Тасьмине, которое недавно основал на реке того-же имени, в качестве слободы, его милость (Конецпольский); здесь устроен громадных размеров пруд, разливающийся на пространстве двух миль.

23. Проехав три большие мили по татарскому шляху среди дикой и пустынной местности, мы достигли местечка Жаботына, расположенного на речке Жаботинке; здесь остановились для отдыха и ночлега.

24. Проехав две большие мили, мы ночевали в местечке Медведовке, последней слободе, принадлежащнй его милости в этой области.

27.В полу мили от ночлега мы проезжали длинные мосты, построенные на болотах, которые на весьма большом пространстве простираются здесь рядом с руслом реки Тасьмина; пробежав в этот день пять миль, мы ночевали в местечке Черкасах, расположонном на берегу Днепра. Здесь живет козацкий черкасский полковник.

28.Переправившись после обеда через Днепр и проехав три мили, мы ночевали в местечке, называемом Арклый, [135] принадлежащем к черкасскому староству; здесь ночью выпал первый снег весьма обильный.

29. В пяти милях оттуда мы ночевали в местечке Горошине, лежащем на берегу реки Сулы, владении его милости князя Еремии Вишневецкого. Его милость пан гетман, по причине глубокого снега и холодного ветра, остановился на ночлег в трех милях от Арклые в местечке князя Вишневецкого — Боромле.

30. ІІроехав больших шесть миль по диким полям, мы ночевали в городе Хороле, владении князя Вишневецкого, расположенном на реке Хороле.

31. Проехав четыре большие мили, мы поспели к обеду в город Миргород, лежащий на реке Хороле и состоящий в державе ("Державою" называлось государственное имение, отданное частному лицу в пожизненное владение, с обязанностью уплачивать в казну от 1/4 до 1/3 дохода) его милости (Конецпольского). Здесь мы прожили 12 дней.

Ноября 13. Выехав после обеда из Миргорода, мы ночевали в четырех милях от него в местечке Рашавке, на реке Псле, владении его милости (Конецпольского).

14. В двух милях дальше мы ночевали в Гадяче, состоящем в державе и под управлением его милости. Здесь мы провели и следующий день.

16. Проехав две мили, мы миновали село Березовую Луку на реке Хороле, и в двух милях от него встановились для отдыха и ночлега в местечке Бисках.

17. Проехав две мили, мы приехали к обеду в город Лохвицу, расположенный между реками Лохвицею и Сулою, в котором в то время находилась резиденция его милости князя Вишневецкого; он выехал на встречу пану гетману и пригласил нас к себе в дом. Мы прогостили у него следующий день.

19. В трех милях от Лохвицы, мы ночевали в местечке Чернухах, в доме пана Мясковского.

20. Ночевали в четырех милях от Чернух в местечке Пирятине.

21. В полумили от Пирятина мы переправились через реку Оржицу и, проехав еще 2,5 мили, ночевали в местьчке Чумхаке, принадлежащем его милости (Конецпольскому). [136]

22. В двух милях от Чумхака мы отдыхали в селе Ташани и затем проехав еще 4 мили, мы прибыли в город Переяславль, староство его милости, где прожили более недели по причине дел его милости.

Декабря 3. После того как его милость покончил дела, ради которых приехал в Переяславль, мы двинулись в дальнейший путь и, проехав одну милю ночевали в Трехтымирове. Некогда здесь было местечко, но оно разрушено нашими войсками во время войны с своевольными козаками, восстававшими многократно против речи посполитой, так как во время бунтов Трехтымиров составлял центр для их сборищ. Теперь здесь осталось лишь небольшое сельце, расположенное вдоль самого берега Днепра и крепостца, обнесенная полисадами, в которой живет коммисар речи посполитой, назначенный, после усмирения козацкого своеволия, начальником реестровых козаков, оставшихся в послушании речи посполитой; обязанность его состоит в том, чтобы сдерживать реестровых козаков военною дисциплиною, и, вместе с тем, зорко следить за теми, которые покушались бы вчинать какие либо своеволия и бунты. Здесь мы провели следующий день.

5. Проехав пять больших миль по великой степи, мы ночевали в местечке Каралыке, расположенном на реке того же имени.

6. В трех милях от Каралыка мы отдыхали в местечке Ольшанке и ночевали в одной мили дальше в Рокитной.

7. Из Рокитной четыре мили до города и староства, Белой Церкви, где мы ночевали. Так как здесь тогда квартировала хоругвь его милости пана краковского (Пан краковский есть тот же Конецпольский, соединявший должности: гетмана и кастеляна краковского; по установившемуся обыкновению, в титуле слово "кастелян" обыкновенно опускалось в неоффицияльной речи. Хоругвью назывался отряд конницы, состоявший из 20 — 25 "товарищей", т. е. дворян, записавшихся на службу и получавших жалование, в счет которого товарищи обязаны были содержать каждый 3 солдата, не дворян, так называемых "шереговых" или "челядь", которые входили вместе с товарищами в строй хоругви. Если хоругвь получала жалованье не от правительства, а от частного лица, то носила имя этого лица, как и в данном случае), то все товарищи с челядью выехали на встречу его милости. Мы провели здесь следующий день.

9. Мы проехали три мили в местечко Ружин и затем еще две мили в Билиловку.

10. В трех милях от Билиловки мы проезжали местечка Губин и Збараж, расположенные на двух противуположных берегах одного пруда; затем, проехав еще три мили, мы ночевали в городе Прилуке.

11. В трех милях от Прилуки мы отдыхали в городе и старостве Виннице.

12. Проехав три мили, встретили меетечко Браилов, а затем еще в одной мили — местечко Межиров, в котором ночевали.

13. Отсюда, проехав три мили, мы к обеду достигли Бара; в путешествии этом мы провели целых 12 недель.

Начало года занято подробным описанием похода Конецпольского против Татар и отчетом о сражении с ними у Охматова. — Эту часть дневника выписываем целиком (Стр. рукописи 485 — 523).

Января 17. Его милость пан краковский давно уже получал многочисленные предостережения и достоверные известия как от господаря волошского, так и от своих лазутчиков о том, что татарский хан готовится ворваться из Крыма в государство короля его милости; потому он разослал приказания хоругвям, квартировавшим в более отдаленных местностях, чтобы они передвинулись в Украину на указанные места. Сам гетман двинулся из Бара в сопровождении своего двора и тех их милостей, которых полученные известия заставили вооружиться на услугу речи посполитой. Ночевал гетман в Межирове.

18. Мы ночевали в Виннице, куда приехал пан Кутновский, драгоман и интимный секретарь господаря волошского; он в 24 часа совершил путь из Ясс, чтобы сообщить вновь предостережение о том, что враги совершенно готовы к походу.

19. Мы ночевали в Комарове у пании Кропивницкой, жены брацлавского подсудка.

20. Проехав четыре большие, украинские мили, мы [138] ночевали в местечке Илинцах у князя Корецкого, где нас очень радушно принимал его слуга, пан Стоковский.

21. Также радушно угощал нас в Кальнике (в 2 милях от Илинец) пан Сосинский. Здесь мы промедлили два дня, ожидая более точных известий.

23. В двух милях от Кальника мы прошли местечко Балабановку и в одной мили от него встановились в местечке Княжа Крыница, принадлежащем князю Федору Четвертинскому. Не успели мы еще расположиться, как получено было известие (впрочем не достоверное) о приближении неприятеля; потому, не медля, мы двинулись вперед и, пройдя две мили, миновали местечко Ваховую Греблю и пол мили дальше местечко Жубриху, лежащее на реке Тыкиче; затем, пройдя еще пол мили, мы ночевали в местечке Бузовке, имении его милости князя Доминика (Заславского).

24. В Бузовке пан краковский прожил несколько дней, расположив вблизи все войско. Пан Голдаковский, один из управляющих украинными поместьями, прислал в лагерь двух крымских татар. Один из них — Мегмет-Скирту, родом из окрестностей Перекопа, уже три года тому назад вышел из Крыма и находился на службе в Очакове у Мустафы-Кияи; другой Куляй, родом из села Мангута, оставил Крым пять лет тому назад и служил также в Очакове у Шабан-аги. Они показали, что они пойманы на реке Телигуле, куда ходили добывать дрова. Они слышали, будто болышой отряд крымских татар выступил из Крыма под начальством перекопского бея, который разгневан сильно тем, что у него угнали 4,000 лошадей; но они будто возвратились назад. Они сообщили также, что татарам белгородским и очаковским запрещено под угрозою смертной казни выходить в поход и потому они вовсе и не собираются. Относительно буджацких татар они ничего не знали: ни об их числе, ни о том, переправилась ли часть их на нашу сторону (Днестра).

Того же дня пан коммисар войска запорожского прислал в лагерь также пойманного татарина — Мехомета, родом из Сулнака, которого поймали на Ирклее; четыре недели тому назад он поступил на службу к повару султана Нуредина; по словам его, он ходил с товарищем добывать дрова в близи своего отряда; отряд Нуредина состоял только из 150 всадников, все-же остальное войско отправилось в Польшу; [139] он не знает количества татар, вышедших из Крыма, но утверждает, что они увели с собою всех лучших лошадей и кобылиц в поход, ибо получили приказ выступать поголовно. Начальниками похода состоят: Тугай-мурза — бей перекопский и Темир-ага, казначей султана Нуредина; калаузом всего войска (т. е. проводником) назначен Гумер-ага, так как он хорошо знаком с местностью этой страны. Войско отправилось по приказанию хана; Перекопский бей имеет намерение, в случае, если Днепр покрыт льдом, переправиться на сю сторону, в противном же случае сделать набег на той стороне.

26. Во вторник пан краковский получил известие в Бузовке о приближении татар; для предостережения войска он приказал выстрелить из пушки; но так как известие не было вполне достоверно, то войско в этот день не тронулось из своих квартир; оно выступило в поход только ночью с вторника на среду. Пройдя четыре мили по страшному холоду, мы на рассвете остановились в местечке Ставищах, ожидая более точных известий. О получении таковых, равно как и о дальнейших действиях будет сообщено ниже подробно, при описании сражения с татарами.

30. После долгого ожидания, наконец мы дождались прихода татар и с Божьею помощью одержали над ними победу. Подробности ее изложены в следующеи записке:

Гетман получил уведомление от своего слуги, которого он посылал к хану требовать удовлетворения за набег татарский, совершенный на заднепровии в прошлом году, о том, что хан имееть враждебные намерения против державы его королевской милости и что он собирается двинуться в поход лично, не выжидая обычного времени года и не обращая внимания на строгий запрет, полученный из Царьграда, немедленно после бейрама, который приходился 8 декабря. Гетман отправил из лагеря к Днепру часть войска под начальством князя Вишневецкого, поручив ему зорко следить за движениями неприятеля на обоих берегах Днепра. Другую часть войска, расположенную в брацлавском воеводстве, он поручил, по [140] причине болезни воеводы брацлавского, гетмана польного коронного, пану старосте винницкому, поручив ему наблюдение над шляхами: Кучманом и Чорным. Затем гетман довел до сведения короля о предстоящей опасности и оповестил все войско приказом, чтобы оно было на готове к походу и чтобы товарищи не отлучались от своих хоругвей, вместе с тем он публиковал универсалы в гродских урядах, предостерегая жителей об опасности и советуя им вести себя предъусмотрительно и осторожно; затем отправлены были письма к тем панам, которые обыкновенно доставляли свои милиции в помощь королевскому войску, приглашая их принять участие в предстоящей кампании. Когда стали приходить новые известия как от лазутчиков, так и из Запорожья от беглых пленных о том, что татарские войска уже двинулись в поход, отправлено было приказание к хоругвям расположенным в более отдаленных местностях, чтобы они к 27 числу декабря прибыли в Винницу. Пока собирались отряды войска и отдыхали после поспешного перехода, 13 января лазутчики принесли известие о том, что ни хан, ни султан (Калга) не пойдут лично, но что они отправили в поход всю крымскую силу и даже ханский двор (вовсе не оставив в Крыму гарнизона), под начальством Тугай-бея перекопского, Мустаза-Аги и Умерли-Аги, пользовавшихся в Крыму репутациею самых храбрых и дельных воинов. Они уже 3 января заняли переправу через Днепр у Тавани. Хан уклонился от похода потому, как он утверждал, что он не мог притянуть к нему ногайцев ни Большой орды, прикочевавшей от Астрахани, ни Малой; ногайцы отказались от похода, утверждая, что они опасаются нападения калмыков на свои кочевья и, по приказанию турецкого султана, должны оберегать Азов; притом хан не желал отправляться в поход, чтобы явно не действовать вопреки запрету турецкого султана, перед которым он отправку войска представил в таком виде, будто оно послано не для войны с Польшею, а лишь для возврата стад, угнанных козаками; кажется впрочем, что самая важная причина, заставившая хана и султана (Калгу) воздержаться от похода, заключалась в том, что они не доверяли себе и не желали подвергаться риску попасть в бесславие и немилость турецкого султана и предпочли поручить дело тем лицам, которых почитали более себя мужественными и распорядительными. [141]

Итак татарские предводители направились, как выше было сказано, к переправе у Тавани, но не нашли здесь возможности перейти на другой берег Днепра, ибо средина реки не замерзла, а лед держался широкою полосою только у берегов. Они пытались однако переплыть реку, но дело кончилось лишь тем, что они искалечили множество лошадей, ибо, переплыв русло, они не могли взобраться на лед, окаймлявший противуположный берег.

Вслед за тем прибыл гонец от чигиринского полковника, находившегося в то время вместе с полком своим на Запорожьи, и присланы два пленные татара, захваченные Забуским, отправленным для разведок из Запорожья. Все они согласно показывали, что орда, не успевши переправиться в Тавани, пыталась также тщетно искать переправы у Каиры и на Носаковском перевозе и, наконец, двинулась вверх по Днепру к Кучкасову.

Еще раньше получения этих известий, пан гетман двинулся из Бара 17 января, в сопровождении пана подчашие коронного, начальников артиллерии: Арцишевского и Гродзицкого, панов: Сераковского, Хоинского и многих других, по большей части молодежи, возвратившейся недавно из службы военной за границею, и охотно предложившей свое участие в кампании для услуги его королевской милости. Узнав от лазутчиков, что неприятель намерен ворваться Черным шляхом, гетман назначил сборный пункт для войска у местечек, расположенных близко друг от друга: Бузовки, Жубрихи, Зеленого Рога и Воронного; собравшись в этой местности 23 января, войско с нетерпением ожидало появления врага. — Другая часть войска, стоявшая у Днепра, под начальством князя Вишневецкого, сосредоточилась, по приказанию гетмана, в имении того-же князя — местечке Мошнах, откуда наблюдали оба берега Днепра; туда прибыл пан кастеллян киевский (Александр Пясечинский) с хоругвями, квартировавшими в черниговском воеводстве, и стянул свои полки пан коммисар войска запорожского. Получив известие о том, что орду видели между лесом Болтысом и Лебедином, и полагая, что татаре пойдут по той дороге, по которой ворвался было четыре года назад султан Калга под Корсунь, князь Вишневецкий передвинулся из Мошен в Корсунь. Пан гетман придвинулся также в ту сторону, желая преградить путь татарам, и 27 [142] января, на рассвете, пришел в Ставища. Здесь получено было известие от князя Вишневецкого и от пана коммисара войска запорожского о том, что к ним приехал сотник чигиринского полка, отправленный из Запорожья с известием, что орда, выждав два дня в Кучкасове, пока лед не окреп, переправилась через Днепр; сотник на пути своем наткнулся на нее у верховьев Саксагани и на Ингульце и чуть было не попал в плен; он утверждал, что 23 января он видел лично, как орда направилась к Ингулу. Гетман понял это движение, так как он хорошо знаком с топографиею той местности, и остановился в Ставищах, ожидая дальнейших вестей о движении неприятеля. Вслед за тем получено известие от корсунского подстаросты, что орду видели за Лебедином на берегу реки Выси; сообщение это обрадовало всех нас, выжидавших с нетерпением неприятеля и опасавшихся, чтобы он не возвратился за Днепр и не пошел по Муравской дороге.

В течении двух дней разъезды наши ничего нового не сообщали. Гетман послал приказ князю Вишневецкому, чтобы он с своим войском шел по направлению к Боярке, затем 29 января он отправил для рекогносцировки королевского ротмистра, пана Шемберка, с нескольскими десятками всадников: волохов и (польских) татар; с ними отправился по приказанию черниговского воеводы (Мартина Калиновского) его слуга, пан Суловский, отлично знающий ту местность и все ее урочища. Отряд этот на Царском Броде, на реке Тыкиче, встретил бегущую стражу, которая сообщила о наступлении орды. Пан Шемберк послал известие об этом гетману, но сам остался в поле, желая добиться более точного указания и, если возможно, возвратиться с языком ("Языком" называли перехваченного из неприятельского войска солдата, у которого распрашивали о числе и движениях врагов); действительно ожидание его не обмануло: ему удалось ночью подойти к татарам и вблизи самого их коша захватить двух языков; уже за полночь он доставил их в Ставища. Из расспросов языков мы получили достоверные сведения как о числе их войска, так и о его начальниках, совершенно согласные с прежними известиями. Гетман немедленно приказал готовиться войску, отправил два подъезда следить за неприятелем, [143] известил князя Вишневецкого о том, чтобы он шел к Ахматову, и сам туда-же поспешно направился.

30 января, в субботу, на рассвете мы двинулись со Cтавищ; день был теплый, погода ясная и веселая сменила бывшие до того сильные ветры и морозы, что сочтено было нашими хорошим предзнаменованием. Войско выступило с большою охотою, благодаря которой, среди поспешности похода, произвело смятение. Пан гетман, дав распоражение о порядке распределения войска и табора и поручив наблюдение полковникам, сам с приятелями и двором своим отправился к передовому отряду; на пути он послал слугу своего, пана Хмелецкого, к пану старосте винницкому (Одрживольскому), который, в качестве старшего полковника, управлял табором, с поручением наблюдать за порядком табора и построить в боевой порядок охранявшие его хоругви, слишком растянувшиеся по дороге; исполняя это распоряжение, винницкий староста приказал хоругвям стать в строй впереди табора, но оне, предполагая, что неприятель уже показался, увлекаемые излишнею охотою к битве и не поняв приказания и намерений гетмана, а также не ожидая окончательной команды, бросились вперед с большим криком, сами не зная на кого. Гетман, находившийся в передовом отряде, услышав шум, остановился, стараясь разгадать его причину; когда мы увидели хоругви, мчавшиеся с большим криком, все мы с гетманом бросились к ним, полагая, что враги напали с боку. Узнав, что вся тревога произошла по ошибке, гетман выразил порицание войску за его легкомыслие, но, не желая смущать солдат в виду предстоящего сражения, похвалил их отвагу, хотя и неуместную, и напомнил им, что впредь они должны вести себя осторожнее и не бросаться без гетманского приказания. Затем он лично внов построил войско и мы двинулись в дальнейший путь.

Когда мы прошли уже половину дороги в Ахматов, прибежал гонец от пана Олдаковского, шедшего впереди с отрядом гетманских людей, с известием, что он уже имел стычку с татарами и что орда подступает к Ахматову; вскоре потом п. Олдаковский прислал татарского языка; который подтвердил это известие; он притом сообщил: что бей перекопский также захватил языка, у которого распрашивал о гетмане и его войске; пленник сказал, что гетман располагает двумя [144] войсками, услышав это, бей повесил нос, но когда пленник сказал, что оба наши войска вместе менее трети татарского, он развеселился; затем бей решил остановиться на месте, отдохнуть, хорошо покормить лошадей и на следующий день на рассвете ударить на нас. Войско тем охотнее продолжало путь, но, когда мы уже подошли к Ахматову, внезапно опустился густой туман, покрывший нас почти мраком ночным; враги однако увидели наше войско, построенное в таборе, и оно показалось им очень большим и грозным; впрочем этот табор столько-же смутил неприятеля, сколько и нам причинил затруднения, ибо когда войско прошло местечко, частью в обход полем, частью по льду и по крутизнам, табор и артиллерия должны были переправляться по плохой плотине в местечке, что заняло очень много времени. Наконець войско наше расположилось у Ахматова; в тоже время кош татарский расположился у Воронного, по ту сторону речки Тыкича. По причине тумана и трудной переправы нельзя было тотчас атаковать неприятеля, но пока артиллерия и табор переправлялись, всадники герцом (т.е. в рассыпную, по одиночке) сражались с татарами, при чем много их было убито и много взято в плен.

Между тем гетман построил войско в боевой порядоки: чело он сдал в управление пану старосте винницкому, на правом крыле поместил людей пана воеводы краковского (Станислава Любомирского), на левом пана воеводы черниговского и князя Корецкого, в центре расположил главный корпус армии: свой полк гетманский под начальством хорунжия коронного, полк польного гетмана (Николая Потоцкого) под начальством воеводича брацлавского (Казановского), и отряды: старосты каменецкого и старосты снятинского; все они добивались места впереди, в чем и не получили-бы отказа, если бы не предстояла необходимость образоват резерв, к которому присоединены были также отряды: князя конюшие коронного, старосты калуского и панов Немиричей. Часть артилерии, под начальством пана Гродзицкого поставлена на правом крыле, впереди ее пехота под начальством королевского капитана Кохана, а позади половина табора под начальством п. Волинского; бок табора прикрывал полк драгун, под начальством Денгоффа; на левом крыле точно также расположена была артилерия, пехота и другая половина табора, под начальством п. [145] Бржуханского, прикрывали-же ее отряды п. Гродзицкого и других. Наконец сзади строй был замкнут 500 гетманских драгун и четырьмя сотнями козаков, с пушками на краях линии.

Между тем неприятели, горя нетерпением узнать наше расположение, переправились через речку и напали на охотников, которые, не смотря на запрет, выскакивали к ним из рядов; они должны были отступить перед татарами; на выручку им гетман послад свой полк под начальством старосты винницкого, который быстро прогнал татар с большим уроном; за последними их отрядами ротмистры королевские Ковальский и Ветровский, с своими хоругвями, гнались до самого коша и без значительной потери возвратились назад.

В это время стал подыматься закрывавший нас туман, как-бы по Божьему изволению; решено было двинуть все войско в аттаку; но в ту минуту прибежал к гетману королевский ротмистр п. Марк Гдешинский, посланный от кастелляна киевского, князя Вишневецкого, и от коммисара войска запорожского, с просьбою подождать их прибытия и назначить место в строю для их отрядов. Когда туман несколько рассеялся, они увидели наш табор, но не узнали его, и, полагая, что наткнулись на неприятельское войско, обнажили оружие и с большим криком бросились к табору. Услышав крик и полагая в свою очередь, что приближаются татаре, обогнув наше войско и очутившись позади его, мы стали обращать хоругви назад, и начальник артиллерии, пан Гродзицкий, приказал на них направить пушки. Только приблизившись к табору, они узнали нас, и наши также, услышав звук труб и бубнов, сообразили, что приближается другая половина нашего-же войска под начальством князя Вишневецкого; гетман, не имея времени подробно заняться распределением вновь прибывших отрядов, поместил все на левом крыле. В то-же время прибыли также с противоположной стороны гетманские люди из Млиева и другой отряд, под начальством пана Калиского, с берегов Днестра.

После приветствий, гетман, не желая долго оттягивать сражения, двинул войско к переправе; заставши здесь часть неприятельской конницы, он приказал немедленно аттаковать ее пану Чарнецкому, поручику хоругви краковского воеводы, послав под его командою несколько хоругвей гусар без копий; [146] они напали на татар с таким азартом, что рассеяли их, не дозволив даже опомниться.

Не менее храбро двинулись на левом крыле киевский кастеллян и князь Вишневецкий; но так как переправа была тесна, то первоначальный строй они должны были видоизменить и пан воевода черниговский перешел с левого крыла на правое. Лишь только переправились, они двинулись столь стремительно на врага, что он не устоял; собственно сражались только те из наших, которые имели более быстрых коней. Задние отряды бежали быстро в след за передними, оставив позади табор, двигавшийся в большом порядке, к которому примкнул также табор козацкий; они с завистью взирали на участие передних рядов в сражении. Неприятель оказал весьма слабое сопротивлевие и почти сразу обратился в бегство; войско наше преследовало его на протяжении нескольких миль, устилая трупами поле и угоняя многих в плен; многие татаре, побросав все, даже лошадей, бежали пешком в лес; остальные спаслись, благодаря только темноте наступившей ночи.

С первого взгляда видно было, что главная причина слабости татар состояла в том, что лошади их были крайне изнурены; пленники рассказывали, что они шли в течении 45 дней по выгоревшей степи и притом во время сильнейших морозов; лошади их до того ослабели, что, если-бы оставалось еще хотя два часа дня, ни один человек не спасся-бы бегством. В погоню за разбитыми врагами отправлен пан коммисар войска запорожского с отрядом в 5,000 человек, чтобы преследовать и уничтожить остатки орды по мере возможности. Но татаре переправились через Синюю Воду (здесь множество их погибло, ибо лед обломался под передними рядами, которые потонули; задние-же переправились по их трупам как по плотине) и в степи разделились на три отряда: один направился к Днепру, другой к Очакову, третий в буджацкие степи; наши, утомивши своих лошадей, не могли гнаться за ними, так как они не знали, который отряд нужно было преследовать.

Трудно рассчитать, сколько татар убито было в битве; тех, которые пали в начале сражения, сами татаре снесли в мельницу и в несколько домов и сожгли; тех-же, которые погибли во время погони, считать было затруднительно. Пленных [147] было множество как у гетмана, так и у всех панов, имевших свои отряды; их ни у кого не отымали. Гетман мог-бы уничтожить всю орду, если-бы дозволил ей пройти далее внутрь страны и распустить загоны; в таком случае он мог легко уничтожить кош и затем по одиночке истреблять загоны, но он предпочел охранить граждан от разорения и прогнать врага от самого рубежа государства, чем приготовить для него худшую гибель. Впрочем и постигшее их поражение достаточно чувствительно, за что воздадим хвалу Господу, оказавшему покровительство нашему оружию. Не оправдалась польская поговорка, что трудно поразить татарина у входа в государство — легко-же у выхода, когда он обременен добычею; теперь случилось наоборот: победа была одержана, по милости Божьей, храбростью королевского войска не внутри государства, а на самом его пороге.

Татаре пленные на допросах показали следующие подробности. Сам хан и султан Калга имели первоначально намерение отправиться в поход, но потом, из опасения турецкого султана, остались в Крыму; они призвали к оружью всех татар, которые собирались в поход весьма охотно; так как в то время года лошади их не находились дома, а в стадах, то они должны были первоначально отправиться пешком к стадам, везя с собою седла на возах. Состояли татаре под начальством лучших крымских вождей: Тугай-бея перекопского, Муртазы-аги и Гумер-аги, который служил калаузом (проводником) всего войска, как человек, знающий отлично географическое расположение ваших областей. Когда орда достигла Жолтых Вод, начальники пересмотрели войско, и всех тех, у кого не было хороших лошадей и вооружения, отправили обратно в Крым, оставивши лишь 20,000 отборной конницы. Начальники татарские имели следующие инструкции от хана: 1) не подходить к Белгороду (Аккерману), из опасения, чтобы многие татаре не сбежали в ту область из за нежелания возвращаться в Крым; где тогда свирепствовал голод; 2) избегать сражения с польским войском и ограничиться лишь таким количеством добычи, которая могла-бы вознаградить татар за те стада, которые недавно угнали у них запорожские козаки, и, получив это удовлетворение, немедленно возвращаться домой. В походе принимали участие многие мурзы и другие знатные лица, а именно: Ахмет-мурза, командовавший [148] отрядом в 2000 людей, Темир-Ага, казначей султана Нуредина Ибас-Азулик, брат хана, Ширин-мурза и пять его братьев Инджуит-мурза и семь его братьев, 10 родных братьев Джантимир-бега, брат Мехмет-аги — Шаколы-мурза с шестью родственниками, Чельзуит-мурза с семью братьями и много других мурз, наконец, весь двор хана. — Из малой ногайской орды было 800 человек; это те ногайцы, которые несколько лет тому назад бежали под предводительством одного мурзы в крымские пределы, в то время, когда их орда подчинилась московскому правительству. Из буджацкой орды было 300 человек, которые пришли позже всех.

Те же пленные татаре рассказали, что, после выхода из Крыма, они в течении двух месяцев находились в походе, и бейрам праздновали на пути; через Днепр они переправились в Кучкасове. За сутки до сражения они знали о приближении нашего гетмана с войском, но решились дать битву и не отступать, не испробовавши сил; потому они и не отпускали в сторону загонов. Однако в самый день сражения они его не ожидали, но имели намерение этот день посвятить отдыху, и только на следующее утро атаковать нашу армию, вопреки вышеприведенной ханской инструкции. Наконец они показали, что в первой стычке с герцовниками участвовало только 500 татар, но во второй стычке, у мельницы, сражался отряд в 6000 человек.

Затем в рукописи следует подробный перечень польского войска и приводятся цифры солдат, бывших в каждом отряде, и имена знатных лиц, принимавших участие в битве. Сумма всего польского войска достигала цифры 19,130 человек при 22 пушках; в том числе "войска запорожского" 4,000 человек и польской стражи при коммисаре и полковниках козацких 650 человек. Из числа контингентов, доставленных частными лицами, самый многочисленный — 3,000 человек принадлежал князю Еремие Вишневецкому.

Февраля 6. Одержав вышеописанную счастливую победу над татарами, мы возвратились в Бар.

Остальная часть дневника за 1644 год посвящена Освецимом описанию его поездок с гетманом из Бара в Броды, из Бродов в Краков, по случаю церемонии погребения королевы, и в отпуск домой, в краковское воеводство, по личным делам.

1645 год занят описанием поездки вместе с Конецпольским на сейм в Варшаву и, затем, поездки в Париж, куда Освецим ездил с поручениями от короля, по случаю сватовства и вторичного королевского брака. [149]

Января 20 (Стр. рукописи 825-828). В это время татаре, собравшиеся в поход еще в конце осени, не находя возможности ворваться в пределы нашего государства, вследствие готовности к отпору нашего войска, направились во владения московские, где произвели значительные опустошения. Гетман польный, воевода брацлавский (Николай Потоцкий), опасаясь, чтобы они на обратном пути не опустошили заднепровской Украины, расположил коронное войско на перепутьи, на муравской дороге; но намерение его не увенчалось успехом по причине сильных морозов, вследствие которых войско его понесло чувствительные потери, что явствует из следующего письма, писанного им к краковскому кастелляну (гетману Конецпольскому) из Ахтырки 19 января.

"Я доносил вашей милости несколько раз в течении моего похода об известиях, которые я получал о движении неприятелей, теперь-же вкратце ссобщу о результате наших трудов. Лишь только небо дозволило мне переправиться через Днепр, я стал наблюдать за движениями врага, угрожавшего в равной мере как московским, так и нашим границам, и ускорил свой поход, сообразуясь с полученными известиями и желая вместе и охранить границы государства, и приобрести добрую славу, пользуясь воодушевлевием войска и тех их милостей, которые в большом количестве поспешили на услугу Речи Посполитой. На пути я получил известие, что враги ворвались в московские пределы и уже в течении трех недель опустошают окрестности Путивля, Бельска (Белгорода?), Курска и комаринскую волость. Опасаясь, чтобы, в случае неудачи в московском государстве, они не вздумали поживиться на наш счет, я направился на муравскую дорогу и стал зорко наблюдать, ожидая обратного их шествия. Когда московские власти известили меня об отступлении татар, я двинулся из Ахтырки на Мерлу, желая перехватить их у Рогозянки; но, когда я стал помышлять о движении из Мерла на муравскую дорогу, случился столь сильный мороз и пошли такие холода, что не было никакой возможности тронуться с места; между тем татаре прошли мимо нашей стоянки в 2,5 милях. Множество людей и лошадей погибло от мороза, так что все почти наши люди пострадали [150] от неблагоприятного климата. Испытав такое нерасположение небя, я должен был с большим горем, простояв без воды два дня на Мерле, отступить назад и распределить войска на зимние квартиры, приняв меры, чтобы отряды шли в порядке, не притесняя жителей. На сколько могу сообразить, бедствие, постигшее московские области, было предназначено свыше, ибо Господь и их лишил храбрости, вследствие чего они не сразились с врагом, хотя хвалились многочисленным войском, и нам не дозволил оказать им помощи; когда ко мне приезжали их гонцы с извещениями, я спрашивал их, почему они не отражают татар, они указывали, как на единственную причину, на отсутствие распорядительности. Орда вышла из московских пределов обремененная добычею; полагаю однако, что мало ею воспользуется, ибо лошади их сильно падали, и много пленников погибло от морозов; татаре угоняли в плен людей, скота-же вовсе не трогали, и его следов не замечено было на пути, куда они проходили. Захваченные татарские языки передавали, что они вовсе не ожидали неприязненных действий со стороны нашего войска, ибо хан, отправляя их в поход, обеспечил их в этом отношении, называя короля своим братом и воспретив им касаться малейше наших границ. По словам того-же языка, татар было в походе 30,000. Наше войско было очень храбро настроено и многочисленно, как это видно из справки, которую прилагаю при сем для сведения вашей милости, с поименованием лиц, по охоте присоединившихся к войску. Что-же делать, если Господу неугодно было предать в наши руки врагов! В числе других отличился готовностью к военной службе пан хорунжий коронный (Александр Конецпольский, сын гетмана), принявший охотно на себя значительную долю моих трудов среди столь тяжелой стужи; надеюсь что он будеть и впредь процветать на славу своего рода и в утешение вашей милости. Описав чистосердечно наши бедствия, утешаюсь лишь тем, что враги не причинили никакого вреда государству короля его милости и уразумели, чго королевское войско всегда готово отразить их нападение; они будут помнить храбрость нашего войска, находившегося в пустыне и, если прежде опасались испытанного королевского счастия и известной распорядительности вашей милости, то впредь еще больше будут бояться, уверившись, что королевское войско оберегает границы даже на муравской дороге. — Кроме языков, о которых я сообщил, [151] волохи князя Вишневецкого поймали одного черкеса и 10 татар, посланных с грамотою султана Нуредина к царю московскому; содержание грамоты состоит в том, что султан требует дани за 10 лет и угрожает, в случае неполучения ее, вновь предпринять набег через 40 дней, когда лошади его отдохнут."

Затем следует справка о числе войска, участвовавшего в походе в количестве 14,500 человек, с распределением его на отряды, и перечень лиц, доставивших свои контингенты; в числе последних первое место занимает князь Еремия Вишневецкий, явившийся во главе отряда в 4000 человек.

1648 и 1649 года не сохранились в рукописи; 1650-го года уцелела только частица, за то весь 1651 посвящен весьма подробному описанию войны с Хмельницким.

(Продолжение следует).

(пер. В. Б. Антоновича)
Текст воспроизведен по изданию: Дневник Станислава Освецима // Киевская старина, № 1. 1882