ВСТУПЛЕНИЕ

Очередной том серии "Памятники истории Восточной Европы" содержит список должностных лиц и шляхты Великого княжества Литовского, которые принесли присягу царю на начальном этапе тринадцатилетней войны России с Речью Посполитой. Издаваемый список появился в конце второго года войны, в 1655 г. после больших успехов русских войск ¹.

Список предоставляет исследователям ее истории новый, неизвестный материал из первых рук. Ранее об актах перехода "под высокую руку" царя, так называемых "челобитьях", было известно из немногих документов, как, например, из инструкции 1657 г. полоцкой шляхты ее представителям, посланным к царю, опубликованной в 1885 г. А. Сапуновым ². Доносили об этом также российские воеводы и военачальники, прилагая соответствующие тексты к своим донесениям в Центр, главным образом в Разрядный приказ. В полоцкой инструкции и некоторых других текстах записаны также кратко решения царя и его советников, принимавшиеся в ответ на поданные челобитья. Власти чаще всего откладывали решение о пожаловании или повышении просителя до его личного приезда в [17] в Москву. ³

Обстоятельства появления публикуемого списка объясняет грамота царя Алексея Михайловича от 19/29 октября 1655 г., адресованная боярину князю Семену Андреевичу Урусову, приготовившемуся в то время к походу в Подляшье против войск, собравшихся в Бресте и его округе во главе с витебским воеводой Павлом Сапегой. Урусов с другим воеводой Юрием Борятинским выступил в поход из Ковно 2 ноября. Около 27 ноября произошло кровавое столкновение в окрестностях Верхович на краю Беловежской пущи, его исход был неопределенным; русские войска после этого отошли к Слониму, а затем — к Вильно. В это время Урусов выполнил распоряжение царя, приказавшего составить список шляхты, подчинившейся его власти. В публикуемый реестр вошли только шляхта и духовенство, хотя князю было приказано переписать также мещан и "уездных людей", перешедших под "высокую руку" царя.

Урусов должен был добиться принесения присяги царю от жителей Виленского, Ковенского и других поветов. Присягу принесли Николай Стефан Пац, воевода Троцкий и Петр Казимир Вяжевич, воевода новогрудский, а также полковник Якуб Кунцевич, ротмистры, хорунжие и многочисленная шляхта Гродненского, Слонимского, Новогрудского, Лидского, Волковыского, Ошмянского, Оршонского и Троцкого поветов. Список присягнувших московские дьяки должны были внести в специальную книгу.

Эта счастливо сохранившаяся книга и публикуется теперь. Внесенные в список должностные лица и литовская шляхта приносили присягу на верность царю на Евангелии; так же поступали те, кто в октябре-ноябре 1655 г. находились на землях Великого княжества Литовского, занятых царскими армиями ⁴.

Попробуем теперь представить границы русских владений в это время.

В результате военных действий лета 1655 года границы русских владений, достигавшие западных рубежей Великого княжества, распространились до впадения Вилии в Неман и района Ковно, занятого 16 августа того же года.

На юге царские войска заняли территорию по среднему течению Немана вместе с Гродно (до 8 сентября того же года) и по крайней мере северные края поветов, прилегавших к Неману, Лидского с устьем Меречанки до Немана, Волковыского, Слонимского и Новогрудского.

Дальнейшему продвижению русских войск на запад помешали не только указания из Москвы, но и отряды левого крыла литовского войска, которые во главе с Казимиром Хвалибогом Жеромским отошли сначала из-под Вильно левым берегом Вилии на Понары, Троки и Гродно, а затем 23 августа в Вержболове организовали военную конфедерацию во главе с Жеромским как маршалком, заявив о своей верности королю Яну Казимиру. В этих отрядах насчитывалось около 2 тысяч профессиональных солдат. Тремя днями позже собравшееся под Гродно гродненское шляхетское ополчение заявило о своей верности Яну Казимиру ⁵.

Московские войска продвинулись далее на запад, заняв 16 августа Ковно и до 7 сентября — Гродно. Тем самым они заставили участников конфедерации во главе с Жеромским оставить район Вержболова и продвинуться на юг от Гродно, очевидно, к Крынкам, а затем в район Нового Двора в Волковыском повете Новогрудского воеводства.

В первых числах сентября 1655 г. русские войска остановились на линии среднего Немана. Лишь отряд из нескольких тысяч казаков во главе с Василием Золотаренко выдвинулся на юг от Немана в направлении Бреста. Лишь в середине сентября московское войско попыталось занять Новогрудское воеводство. Выполнение этой задачи было поручено армии во главе с князем Алексеем Никитичем Трубецким, которая, двигаясь от Старого Быхова, заняла земли, расположенные между Слонимом, Новогрудком и Несвижем, соединившись с подошедшими от Вильно и Лиды казаками Василия Золотаренко.

В то же самое время участники конфедерации во главе с маршал- ком Жеромским направились (до 28 сентября) к Каменцу Литовскому, чтобы установить связь с группой войск, собравшихся около Бреста Литовского под командованием витебского воеводы Павла Сапеги. Так им предписывали распоряжения короля Яна Казимира, который прислал Сапеге на съезд литовско-подляшской шляхты в Пружаны акт назначения региментарем войск Великого княжества Литовского. ⁶ [19]

Публикуемый список соответствует обстановке поздней осени 1655 г. Это подтверждает анализ документов приказов, прежде всего Разряда, опубликованных главным образом в "Актах Московского государства". В списке отсутствуют лица, которые приносили присягу царю, порою одновременно с получением щедрых пожалований после 1655 г., главным образом в 1656-1658 годах. ⁷

Ограничимся несколькими примерами.

В списке нет имени ошмянского старосты Адама Саковича, который принес "челобитье" царю уже 6/16 ноября 1655 г. В декабре того же года присягнули полковник Ян Менжинский, виленский ротмистр Николай Сухтицкий и полковник Рудомина с братьями, Лисовский, Дзятковский и Кисаржевский не отмечены в публикуемом списке. ⁸ Не находим там также князя Андрея Курбского, который принес присягу в Вильно 3 июля того же года ⁹ и Александра Зеновича, целовавшего крест в Вильно 1 июля. ¹⁰ Подобное положение обрисовывается и по отношению к Минскому воеводству. Местные должностные лица и шляхта, первоначально покинувшие эту территорию, возвращались в большом числе в 1656 г., получая подтверждение прав на свои владения и даже новые должности. ¹¹

В списке минских "челобитчиков" находим Кшиштофа Унеховского сына Яна (л. 91 об.), но без должности хорунжего минского, которую он получил 27 июля 1656 г. В публикуемом списке хорунжим (минским?) числится еще Вацлав Горский, сын Марциана (л. 90), который с списке минских "челобитчиков" выступает без этого чина (там же ошибочное чтение — Вацлав Гроки). Сравнивая публикуемый список со списком "челобитчиков" минского повета от 21 июля 1656 г. можно отметить значительные различия между ними. Только два человека—упомянутый выше Вацлав Горский и Николай Бадовский упоминаются в обеих списках. Быть может также "челобитчик" 21 июля Станислав Залевский — одно лицо с отцом Казимира, сына Станислава из публикуемого списка. Остальные вернулись в Минское воеводство, принесли присягу царю уже после прекращения военных действий и заключения русско-польского перемирия. [20]

Ценность списка состоит в том, что в него занесено большое количество имен должностных лиц и простой шляхты Великого княжества Литовского, целовавших крест царю (всего 2058 человек).

Список обладает большой ценностью для генеалогических исследований, так как почти всегда в нем указывается имя отца внесенной в список особы. Однако, чин отца указывается только в виде исключения. Анджей Обрынбский, сын Анджея фигурирует в списке новогрудской шляхты как судья земский новогрудский (л. 164), а перед ним упоминается Ян Анджей Абрыньский, как судья земский и войский новогрудский. Один из них, возможно войский, был несомненно, не судьей, а сыном судьи, которого в обыденной речи могли также именовать судьей.

Порядок принятия в подданство, выражавшийся в форме согласия на поданное царю "челобитье", позволяет уточнить политику царских властей по отношению к населению новоприсоединенных земель: здесь следует отметить отсутствие замен польских имен их русскими аналогами, а прежде всего факт, что в подданство принимали также и католическое духовенство и даже духовных лиц-униатов. Подданными царя стали, в частности, 30 монахинь-бенедиктинок, 2 бернардинца и 1 доминиканец.

Составители списков новых подданных царя — носители московского диалекта русского языка, находились также под влиянием разговорного белорусского языка, отличного от старобелорусского языка официальных документов, который оказывал решающее влияние на форму того или иного названия или фамилии в польском языке. В списке фигурируют Адаховский, Альшевский, Агинский вместо Одаховского, Ольшевского и Огинского. Иногда опускали начальное "и", откуда — Сайковский вместо Исайковский (Николай, сын Яна, ловчий Великого княжества Литовского). Белоруссифицированы также имена, например, Пракоп вместо Прокопа. Встречается также прилагательное мазырский вместо мозырский. Однако трудно установить, является ли написание некоторых фамилий, кончающихся на "а" или "о" без этих конечных букв, следствием их русификации или писец просто не дописал эти фамилии до конца, как он поступил с именем Лита[вора] Хрептовича. К фамилиям, утратившим при составлении списка конечную букву, принадлежат такие, как Пукшт, вместо Пукшта (Клаусгеллович). Буйт поразовский (л. 118 об.) — это, несомненно, войт Прозорова, а Салагув (л. 121об.) — это Сологуб. Под влиянием разговорной речи в списке появилось написание клебан вместо плебан, т. е. приходский священник (лл. 89 об. и 123 об. — плебан (м)стибовский). [21]

Некоторые фамилии выступают уже в новоизмененной форме: например: Николай Янов сын Кмита Берзовицкий (л. 93об.), вместо — Березовицкий. Но можно отметить и противоположные примеры. Полонизованные фамилии выступают в своем первоначальном "русском" облике: Войцех Миткиевич (л. 111). Это, конечно, Мицкевич, а Ян, сын Степана Мосиевич (л. 109об.) и Самойло Моисеев (с. 111) — это члены семьи Мосевичей. Скорее, как искажения названий, а не как заимствование из разговорного белорусского языка, следует рассматривать такие чтения, как имстихабор вместо инстигатор (л. 79), Демьян Есман Свойковский вместо Сынковский (л. 113 об.), Карк (л. 117) вместо Карп, Самойло Самойлов Долман (л. 117) вместо Долмат, стольник волковыский. Михайло сын Александра Слезев, стольникович ошмянский — это, несомненно, Слизень. Его отец, Александр Слизень, подкоморий ошмянский, фигурирует в списке жителей Ошмянского повета (л. 157). Остафей Павлов сын Волович, староста "плотожньский" (л. 134об.) был старостой плотельским. Казимир Сируч, сын Станислава — это староста мерецкий и филиповский (л. 139). Вольтер Корф "воеводзин Вельдерской" (с. 126) был воеводичем венденским. Теодор Дьянов Лопан Бытковский — это сын Яна Лопот Быковский, а Самуйло Иванов сын Козел Порклинский — это Козел Поклевский.

Анализируя список шляхтичей, присягнувших царю, можно отметить значительную разницу в составе списков восточных и западных поветов. Среди витебских, полоцких и минских шляхтичей не находим за немногими исключениями, ни лиц, принадлежавших к более видным родам, ни должностных лиц. Среди полоцких шляхтичей таких было только два человека — Роман сын Григория Корсак, хорунжий полоцкий и Теофил, сын Евстафия Храповицкий, войский полоцкий. Третьим обладателем должности, но не на этой территории, был Станислав сын Якуба Омето, чашник подольский, другим источникам не известный. Среди минских шляхтичей не было ни одного человека, который занимал какую-либо должность в этом повете, только один человек, занимавший должность общелитовского значения и три человека, имевшие должности в других поветах. Писарь (земский) минский Кшиштоф Володкович переехал даже в Лидский повет и там принес присягу царю.

Иную картину рисуют списки шляхтичей из западных поветов. Создается впечатление, что обладатели должностей и шляхта, которым уже некогда было бежать, после того, как Мазовию и даже Подляшье заняли шведы, более массово, чем на западе и на юге, присягала царю. Возможно, на землях, расположенных на запад от исторической Руси, [22] за Березиной царские власти относились более терпимо к местному населению.

В Лидском повете 412 человек, из них 394 простых шляхтича, присягнуло царю, а в повете Виленском — только 20 шляхтичей, в повете Полоцком 75 шляхтичей. Среди лидских шляхтичей много должностных лиц во главе с подкоморием Якубом Теодором Кунцевичем, который получил пост полковника лидского, гродненского и волковыского. Вместе с ним присягнули царю староста Михаил Францкевич Радзиминский, хорунжий Ян "Лынкинов" (?) Курч, войский Казимир сын Яна Круневич, чашник Якуб сын Андрея Висковский, подостолий Николай сын Яна Радошевский.

Царские власти разрешали использовать названия должностей, как общелитовских, так и поветовых, но не жаловали кому-либо этих должностей за несколькими исключениями. К числу последних относятся должности полковника и ротмистра, а также, возможно, маршалка и писаря поветного, при этом одному лицу зачастую жаловалась одна и та же должность в нескольких поветах. Якуб Теодор Кунцевич был полковником в трех поветах—Лидском, Гродненском и Волковыском. Стефан Юзефович Карп, маршалок волковыский, фигурирует также как маршалок мозырский, Кшиштоф Олендзский как писарь волковыский и минский, а Марциан Цеханович, подчаший смоленский, как судья гродненский и слонимский. На более сильное подчинение восточных поветов и их более прочное соединение с российской территорией указывает создание в отдельных поветах военных отрядов во главе с собственными начальниками. Так, в оршанском повете в новую российскую военную иерархию входили ротмистр (Филон Буткевич, сын Евстафия), двое хорунжих (Станислав Куртович и Стефан Полонецкий) и поручик (Леон Пруский).

Отметим, что лица, занимавшие должности общелитовского значения, редко приносили присягу царю. В списке фигурирует только один сенатор, воевода Николай Стефан Пац с Ружанки (л. 162об.). В нем отсутствует воевода новогрудский Петр Казимир Вяжевич, хотя, как обозначено в диариуше Яна Антония Храповицкого, он умер 2 апреля 1657 г.; в списке отмечено, что "государю крест целовал за воеводу Петра Вяжевича его посланец Ян Обрыньский, судья земский (новогрудский) (с. 164). Из общелитовских должностных лиц присягнули только трое: подкоморий Феликс Ян Пац (л. 157), ловчий Николай Исайковский (л. 157) и чашник Евстафий Волович (л. 134об.). Присутствие в списке его имени говорит о том, что список был окончен самое позднее в начале 1656 г., так как уже 16 августа, возвратившись под власть короля, он получил в награду более высокую должность — [23] подстолия Великого княжества Литовского. Среди целовавших крест царю находим не только православных (Ян Быховец сын Яроша и несколько Огинских), но также кальвинистов (Адама Володковича сына Самуеля и Кшиштофа Олендзкого). Напротив, загадочный "Ксенж Прокоп, Петров сын, Митятянович, ротмистр", выступающий среди шляхты ошмянского повета, это, несомненно, кальвинистский священник. Находим в списке также виленского каноника Кшиштофа Переслацкого (?) (л. 80).

Обращает на себя внимание отсутствие в списке тех семей, члены которых служили в регулярном литовском войске. Очевидно, даже в критическом 1655 г. они предпочитали уходить в радзивилловскую Литву (которая отдалась под покровительство шведов) или на западный край Великого княжества Литовского под крыла Сапег, или даже отправляться в Корону, как это сделали Кшиштоф Пац и Владислав Волович, или в Княжескую Пруссию, или в Курляндию.

Издание большого списка шляхты, принесшей присягу царю до 1656 г., наглядно указывает исследователям на существование многих вопросов, касающихся русской политики на занятых русскими войсками территориях, которые ранее не привлекали к себе их внимания. В этом несомненное научное значение публикуемого текста.

Комментарии

1. См. последнее иследование истории этой войны с указанием источников и литературы: Саганович Г. Невядомая вайна 1654-1667. Минск, 1995. Тексты, отражающие отношение царских властей к населению на занятых русской армией землях Великого княжества Литовского собрал Л. В. Заборовский (Заборовский Л. В. Великое княжество Литовское и Россия во время польского Потопа (1655-1656 гг.). Документы, исследование. М., 1994.).

2. Витебская старина. Сост. А. Сапунов. Витебск, 1885. Т. IV. Ч. 2. № 34.

3. Наиболее полную информацию о контактах литовской шляхты с царской администрацией см.: Акты Московского государства (далее: АМГ). СПб., 1894, 1901 .Т. II, III. Др. публикации источников и работы, основанные на новых архивных разысканиях — см. Заборовский Л. В. Указ. соч. и Саганович Г. Указ. соч. С. 136-138.

4. Заборовский Л. В. Указ. соч. С. 109-110.

5. W. Majewski, Potop szwedzki (1655-1660), w: Z dziejow wojskowosci ziem polnocno-wschodnich Polski, czesc 1, pod red. Z. Kosztyly, Bialystok 1986, s. 72-118.

6. Boguslaw Radziwill, Autobiografia, Warszawa 1979, (Вступление Т. Василевского, очерк жизни Богуслава Радзивилла с. 48-52, текст автобиографии с. 136-137.); A. Rachuba, Pawel Sapieha wobec Szwecji i Jana Kazimierza (IX. 1655 -11.1656), Acta Baltico-Slavica, T. II, 1977, C. 82-91

7. АМГ, Т. II. СПб., 1894. № 755. С. 460.

8. Там же, № 790. С. 480.

9. Там же, № 838. С. 509.

10. Там же, № 820. С. 500.

11. Там же, № 853. С. 518-519.

Текст воспроизведен по изданию: Крестоприводная книга Великого Княжества Литовского 1655 г. // Памятники истории Восточной Европы. (Monumena Historica Res Gestas Europae Orientalis Illustrantia). Том IV. Москва-Варшава. Древлехранилище. 1999