К ИСТОРИИ СМУТЫ НА ЗАПАДЕ РОССИИ

Публикация подготовлена при поддержке Российского гуманитарного научного фонда (проект № 02-01- 86а).

(Публикация члена-корреспондента РАН Б. Н. Флори )

Автора публикуемого документа Александра Госевского (именно так следует писать его фамилию) никак нельзя считать лицом неизвестным. Роль, которую он сыграл во время польско-литовской интервенции, будучи, в частности, командующим польским гарнизоном в Москве, общеизвестна. Участие в интервенции позволило ему получить обширные владения на Смоленщине и стать смоленским воеводой. Однако и до того, как интервенция началась, А. Госевский, занимавший тогда скромный пост старосты пограничной крепости Велиж, для правительства Речи Посполитой выступал в качестве своего рода эксперта по русским делам (на это указывает, в числе прочего, его постоянное участие в дипломатических миссиях, направлявшихся в Москву в 1600- 1606 гг. ). К его советам регулярно обращались при определении внешнеполитического курса Речи Посполитой по отношению к восточному соседу ¹.

Благодаря пребыванию на границе Госевский мог постоянно получать ценные сведения о том, что происходит в России. Потребность в такой информации серьезно возросла, когда в ходе непрекращавшейся в течение ряда лет гражданской войны эта страна окончательно разделилась на два враждебных лагеря. Подобная ситуация в целом устраивала правящие круги Речи Посполитой, но с весны 1609 г. положение одного из лагерей - лагеря приверженцев Лжедмитрия II - стало меняться к худшему. Города на западе России - такие, как Великие Луки, Торопец, Белая и др., - превратились в объекты военных действий не только со стороны Новгорода, где собиралась армия М. В. Скопина- Шуйского, но и со стороны остававшегося верным Василию Шуйскому Смоленска ². 4 июня 1609 г. двигавшиеся из Смоленска войска встретились в Торжке с новгородской ратью ³. Связь между городами Запада и лагерем Лжедмитрия II в Тушине оказалась разорванной, и положение его сторонников стало критическим. Опасаясь нападения со стороны приверженцев Василия Шуйского, воеводы пограничных русских крепостей обратились за помощью к властям соседних польских городов. Так, уже в марте 1609 г., столкнувшись с идущими на помощь Шуйскому шведскими войсками, ивангородский воевода кн. И. Ф. Хованский предложил "державцу" Тарту совместно выступить против шведов ⁴. В июне 1609 г. наместник Пскова кн. А. Ф. Засекин просил того же "державца" прислать на помощь "ратных охочих волных людей, конных и пеших" ⁵. Тогда же находившийся в Вильно королевский двор получил сведения, что воеводы Великих Лук и Заволочья, напуганные переходом Торопца и Русы под власть Василия Шуйского, обратились в Полоцк также с просьбой прислать "конных и пеших людей" и разрешить приобрести порох и свинец ⁶. По-видимому, в июле воевода Великих Лук предложил А. Госевскому организовать совместный поход на Торопец ⁷ . К 17 июля в Смоленске уже знали, что Госевский с военным отрядом вступил на русскую территорию ⁸. В таких исторических обстоятельствах состоялась поездка А. Госевского в Великие Луки.

Публикуемое письмо - отчет А. Госевского об этой поездке. Документ был использован в начале XX в. польским историком В. Собесским для характеристики положения, сложившегося в Русском государстве в годы Смуты ⁹. Позднее приведенные В. Собесским цитаты использовали автор этих строк и В. Д. Назаров в работе о восстании И. И. Болотникова ¹⁰. Сам же документ остается практически неизвестным для отечественных ученых.

Думается, письмо А. Госевского представляет несомненный интерес по крайней мере в двух отношениях. Во-первых, в нашем распоряжении крайне мало материалов о внутреннем положении на тех территориях Запада России, которые в 1608 г. признали власть Лжедмитрия П. Главный источник сведений о тушинском лагере - документы из архива гетмана Лжедмитрия II Яна-Петра Сапеги - характеризуют положение на землях Замосковного края, а в источниках иного происхождения (как, например, в летописях) подробно освещается лишь внутренняя борьба во Пскове. С этой точки зрения характеристика положения в Великих Луках в момент начавшегося распада тушинского лагеря, данная сведущим и внимательным наблюдателем, может существенно восполнить пробел. Особый интерес в этой связи представляют сообщения о его беседах с луцким помещиком Ф. М. Плещеевым, который на службе у тушинского "царя" стал боярином и наместником Великих Лук. [131]

Во-вторых, документ, адресованный одному из руководителей правительства признанным "экспертом" по русским делам, дает представление о том, под влиянием каких сообщений и под воздействием каких советов было принято в 1609 г. решение о прямом и открытом вмешательстве Речи Посполитой в русские дела. Документ вводит нас в атмосферу происходивших тогда споров и позволяет лучше представить себе аргументы сторонников интервенции.

Письмо А. Госевского, адресованное Л. Сапеге, сохранилось в Библиотеке им. Рачинских в Познани, в копии, в составе книги, которую вел подканцлер коронный Ф. Крыйский, сопровождавший Сигизмунда III в его смоленском походе ¹¹. Несомненно, содержание письма было известно высшим руководителям Польско-Литовского государства. Письмо публикуется в переводе на русский язык.

Б. Н. Флоря, член-корреспондент РАН (Институт славяноведения РАН)

ДОНЕСЕНИЕ А. ГОСЕВСКОГО О ПОЕЗДКЕ В ВЕЛИКИЕ ЛУКИ

Письмо пана Александра Госевского, старосты велижского, его милости пану Льву Сапеге, канцлеру литовскому

Ясновельможный,

18 июля с границы Усвятской и Луцкой писал я Вашей милости моему милостивому пану, что по определенным причинам я с моей ротой пришел на границу к[ороля] е[го] м[илости]. Так как не было конца просьбам всех луцких воевод и всего поспольства [простых людей], я не мог от них избавиться иначе, как только направившись на Луки. Это я долго обдумывал, с одной стороны, оглядываясь на карканье людей, безосновательно полагающих, что у нас прочный мир с Москвой (которого давно у нас нет, и сама Москва, если бы удалось усилиться какой-либо из сторон и появился бы, избави Боже, удобный случай, несомненно, не стала бы считаться с договором), и вяжущих нам этим руки - тем, кто в таком очевидном [удобном] случае захотел бы захватить и присвоить для пана и отечества что-либо доброе и достопамятное. С другой стороны, оглядываясь на то, что с давних времен на памяти [нашего] народа не было такого случая, чтобы Москва сама стала с хоругвями просить нас в [свои] замки и свои замки нам в руки передавать, как это делается сейчас, я позволил себе склониться скорее к тому, чтобы в Луках побывать и, посмотрев своими, а не чужими глазами, понять, как пойдут дела. А чтобы из-за моего прихода в Луки сторона Шуйского, Смоленск и Торопец, не обеспокоились [нарушением] мира и не полагали, что мы все сами хотим помогать этому сопернику [Шуйского], дал я им знать через [132] третьих лиц, что лучане на сторону свою и Дмитрия наняли за деньги свободных солдат против торопчан, желая против них воевать, а я поехал к ним в Луки не для того, чтобы им в этом помогать, а якобы по повелению к[ороля] е[го] м[илости], чтобы [их] от этого удержать и не допустить кровопролития. В этом положении, как по бритвам ходя, я старался сохранить с обеими сторонами дружбу и хорошую [у них] репутацию, а тем временем и само дело можно было бы довести до доброго конца и тем оказать услугу пану и отечеству.

Прибыл я тогда в Великие Луки с семью сотнями человек, так как я взял в свою роту побольше людей с окраины, и пошел, заняв предместье, мимо замка и посада, к моему лагерю, который был заложен ровно в миле от города и таким показался им большим, что и по сей день они не верят, что я приехал [только] с двумя сотнями человек.

Воеводы луцкие, которых там двое, поспольство, у которого теперь вся власть и дела, вышли нам навстречу; и совершенно все, кроме самих воевод, выехали и вышли из города, ударяя челом и благодаря за проявление братства, так как благодаря нашему приходу освободились от своих неприятелей, и [сказали], что воеводы приедут ко мне в лагерь и сами будут бить челом и будут просить меня к себе в замок. В любезности и человечности нашей по отношению к ним не было недостатка, и я внимательно следил и до сих пор слежу за тем, чтобы от наших солдат не было им и самой малой кривды, чего и нет, они и сами это признают.

Наутро приехал ко мне один из воевод, человек видный, любезного обхождения и в летах, а с ним большое число московских управителей. После приветствия и низкого поклона он шепнул мне, что хотел бы сказать мне несколько слов наедине. Когда они без подозрений (которые у них легко появляются) согласились на это, вошел я с ним в другой шатер. И тут, в шатре, наедине со мной, залившись горько слезами, сказал он такие слова: "Ты меня, пан Александр, не знаешь, а я тебя видел несколько раз, [когда ты] в посольстве бывал на Москве. От братьи своей, народа московского, которые с тобой старое знакомство имеют, я слышал о тебе много доброго и поэтому при первой же встрече устно с тобою говорю. Ты сам о нас все знаешь, видишь, что по грехам нашим и по гневу Божьему делается с нами и со всем Московским государством. Наши собственные крестьяне стали нашими господами, нас самих избивают и убивают, жен, детей, имущество наше берут как добычу. Здесь, на Луках, воеводу, который был до меня, посадили на кол, лучших бояр побили, повешали и погубили, и теперь всем владеют сами крестьяне, а мы, хоть и воеводы, из рук их смотрим на все. Людей военных при нас совсем нет, кроме тех простых крестьян, которых ты видел вчера. Право же, волен Бог да ты, поступай так, как считаешь для нас лучшим, а я по моему разумению с товарищами моими дворянами, которых еще измученных немного осталось, [этого] держаться будем, только договорившись так, чтобы мы не попали под подозрение у крестьян, которые других мыслей, чем мы".

Ответили мы ему на это мягко, приятными для него словами, сожалея об упадке их и подавая надежду, что по милости Божьей и доброте к[ороля] е[го] м[илости] и всего нашего народа, если бы они только искренно стали с нами поступать, они скоро могли бы быть освобождены от угнетения и мучения.

А так как на первой встрече с москвитином я не вполне понял его намерений, не нашел я нужным настаивать на том, чтобы они принесли присягу е[го] к[оролевской] м[илости]. Пришлось считаться и с тем, что с этими крестьянами, которым этот Дмитрий дал позволение на всякие злодейства и тем их к себе расположил и которые полагают, что я пришел с людьми, держась его стороны, было бы, по моему мнению, при первой встрече не без волнений, если бы я предложил им вместо Дмитрия е[го] к[оролевскую] м[илость], о котором они знают, что в его счастливое правление такого позволения, какое они имеют от того обманщика, иметь не могли бы.

А для нас очень важно не допустить и малой смуты и дорогу загородить, ибо Торопец по положению своему - ворота от столицы к Пскову и к иным многим замкам. И как скоро Торопец Шуйскому поддался, так они никак не могли грамот своих ни из Пскова, ни еще откуда-либо в [главный] лагерь посылать, как только через Велиж. А если бы [по милости] Господа Бога удалось нам склонить Торопец на [сторону] короля е[го] м[илости], тогда мы так закрыли бы ворота, что ни от того обманщика из-под Москвы, ни от них к нему никаких известий не приходило бы, и договориться между собой они не могли бы. Благодаря этому Псков и другие замки, лишенные людей и защиты, находящиеся только во власти крестьян, не могли бы [нам] противостоять.

Кроме того, имея перед глазами писание В[ашей] м[илости] моего милостивого пана и его милости ксендза епископа Виленского, чтобы я ничего с Москвой не начинал вплоть до получения резолюции его милости короля, должен я был занятие этих Великих Лук предоставить милости Божией и иному времени.

А так как поспольство усердно побуждало меня своими просьбами, чтобы я шел под Торопец и добывал его для Дмитрия, а они все вместе - с Лук, с Невеля, с Заволочья - заявили, [133] собравшись, [что пойдут] со мной, оставив дома только жен и детей. Это тоже было бы на пользу нашим, поскольку, если их оттуда выманить, то со временем можно было бы легче взять эти замки и посады. Однако идти под самый Торопец, не договорившись о моих делах с торопчанами, я теперь не нашел нужным. И таким образом я выразил им желание мое, как можно больше идя навстречу намерению этих воевод, которые хотели бы, чтобы и они [сами], и Торопец были в руках е[го] к[оролевской] м[илости], а не в руках этого названного Дмитрия. И в особенности [я следовал] совету того воеводы, который меня к тому склонял, чтобы я пропустил их гонца с грамотами от них к их царю, где сообщал бы о том, что я пришел им на помощь, и чтобы [Дмитрий?] позволил [им] с пушками и другим оружием идти под Торопец. С чем он, - говорит, - легко согласится, а когда, - говорит, - такую грамоту от него получим, то уже не крестьяне нами, а мы крестьянами править будем, и тогда ты всем по наилучшему произволению своему будешь править и распоряжаться, а я во всем хочу тебе подчиняться.

И так, заканчивая свою речь, он пожал мне руку, говоря: "Больше нам теперь с тобой не нужно говорить".

Я это поспольство убеждал, что нам нужно теперь стремиться к тому, чтобы очистить дорогу к их государю под Москву, а это лучше всего сделать у границы велижской. И тогда разумней всего мне самому пойти к велижской границе с моими людьми якобы для очищения дороги [Дмитрию] и добывания сведений, а, добывши их [сведения], должен я им [поспольству?] в то время написать, чтобы все они собрались ко мне.

Они на это очень охотно и с большой радостью согласились и пленных торопчан, которые у них были - попа, дьякона и нескольких дворян, - по моим уговорам выпустили и отдали мне. А я их свободно отпустили в Торопец, чтобы приобрести больше сторонников на той стороне, а луцкое поспольство убедил под тем предлогом, что якобы для того их отпускают, чтобы те легче и скорее могли перейти в подданство к царю Дмитрию. Торопчане хорошо знают, с каким намерением я это делаю, и когда были под так называемым Дмитрием, имели умысел и ко мне с тем обращались (как я перед этим В[ашей] м[илости] милостивому моему пану дал знать), чтоб не только им, но и Белой перейти в подданство е[го] к[оролевской] м[илости]. Но у меня не было действительного распоряжения е[го] к[оролевской] м[илости], а сам я без указания е[го] королевской] м[илости] решиться на что-либо в то время не смел. Теперь, когда они [торопчане] подчинились Шуйскому, добиться этого было бы труднее, разве, что я под самый Торопец подступил бы с войском, к чему теперь очень удобный случай.

Однако, хотя я сам посылаю из этого края частые известия В[ашей] м[илости] м[оему] милостивому] п[ану], а через В[ашу] м[илость] - к[оролю] е[го] м[илости], никаких известий (в том числе и о том, есть ли у него соглашение с теми людьми народу нашего, которые находятся при том человеке [Дмитрии] - от чего многое зависит) не имею; и, как говорится, ни приказу, ни указу нет. Поэтому я сам, как бы со связанными руками, ничего открыто не смею начать. Поэтому покорно прошу, чтобы В[аша] м[илость] м[ой] м[илостивый] пан обо всем этом изволил бы сообщить королю е[го] м[илости], а мне как можно скорее передал, какова воля е[го] королевской] м[илости].

Добавляю и то для сведения В[ашей] м[илости], что мне показалось излишним самому быть в замке луцком, не потому только, чтобы я пользовался большим доверием луцкого поспольст-ва, но и чтобы не полагали, что я приехал сюда осматривать их замки. Однако товарищи мои почти все поочередно, по сту и по нескольку десятков человек, в замке и на посаде бывали, чего те нам не запрещали и даже просили, чтобы к ним приезжали. И все свое имущество, которое, опасаясь торопчан, они отправили в замок, то теперь все при нас они с замка свезли по своим домам. А среди прочего они не менее были довольны, что [если] перед приходом нашим случались [здесь] от их донских казаков большие кривды и грабежи, то теперь под моим присмотром те должны были все вернуть и возместить. А донские казаки, которых двести коней, не хотят нас отпустить, так как не доверяют лучанам, и дворяне луцкие, из которых не погублено еще человек с пятьдесят, не доверяя крестьянам, присоединяются ко мне.

Сам видишь, В[аша] м[илость] м[ой] милостивый пан, что [сейчас] удобное время, только королю е[го] м[илости] нужно действовать быстро и стараться собрать силу, как можно большую. А тех, кто под Москвой, легче всего привлечь любезностью, ибо они сами выражают желание [служить королю]. А когда король е[го] м[илость] их к себе расположит, тогда дело наше наполовину будет выполнено, и меньше можно будет опасаться силы Шуйского. В целом положение московское таково, что московское дворянство и некоторые лучшие посадские люди желают иметь над собой государя королевской крови и расположены к к[оролю] е[го] м[илости]. Поспольство же, которое не вникает в дело глубоко и которому этот обманщик развязал руки для всякого насилия и своеволия, крепко за него держится. И потому эти замки сначала нужно [134] занять под предлогом [защиты] Дмитрия и, поставив там своих людей, лишь затем приводить крестьян к присяге к[оролю] е[го] м[илости]. А дворянство уж давно наше и все желают, чтобы король е[го] м[илость] приобрел Московское государство. Если тогда для занятия этих замков в этом крае к[ороль] е[го] м[илость] захочет воспользоваться моими услугами, то необходимо, чтобы король е[го] м[илость] изволил усилить меня по крайней мере тысячью человек конных и пеших (особенно - пехотой), чтобы, если бы я смог с Божьей помощью занять какой-либо замок, было кого в нем поместить.

Псков, по моему мнению, легче бы мог взять на короля пан гетман из Ливонии, ибо, как я понял от гонцов московских, которые приезжали ко мне с грамотами, прося, чтобы я их пропустил через велижскую границу до табора Дмитрия, псковичи посылали в Ливонию к людям е[го] к[оролевской] м[илости], прося о помощи [для похода] на крепость Порхов, и, как говорят, обещано им дать пятьсот человек. А когда они [псковичи] людей своих вышлют к Порхову, то [гетман] Псковом, оставшимся без людей, лишенным защиты, легко бы смог завладеть.

А если даст [нам] Господь Бог Торопец как ворота к Москве и Псков как главную крепость, то мы получим более удобный подступ к Новгороду и другим замкам. Как я и ранее писал В[ашей] м[илости] м[оему] м[илостивому] п[ану], полагал бы, по моему глупому разумению, что не следует отказываться от [отправки] большого посольства к столице московской, [с тем, чтобы] там, снесшись со своими под Москвой, уладить дела с пользой для е[го] м[илости] к[ороля] и отечества. И как в этом месте Торопец является воротами для приобретения других московских замков, так там, дальше, для достижения самой столицы нужен [нам] по [моему] разумению замок Белая, о котором давно имею добрую надежду, что бельские дворяне расположены к королю е[го] м[илости]. Тогда, направив туда посольство, если так будет угодно королю е[го] м[илости], [буду] ждать, чтобы сначала склонить этот замок на сторону короля е[го] м[илости], тогда и Смоленску стало бы тесно и легче было бы его приобрести. О [походе] пана гетмана на Псков припоминаю, что псковичи, как мне сообщили гонцы, уже начали с ним ссылаться.

И желал бы я, чтобы В[аша] м[илость] мой м[илостивый] пан взял все это на свое рассмотрение. Имею надежду на Господа Бога, что благодаря В[ашей] м[илости] удалось бы без большого труда отыскать свыше десяти замков для отечества. Дальше советовать не умею, ибо не знаю, какие другие известия имеет В[аша] м[илость] и какое решение Вы изволили принять. Жду обо всем обстоятельных инструкций от В[ашей] м[илости] м[оего] м[илостивого] п[ана] и, дай Боже, быстро; если что делать, то делать, не откладывая, а если перестать, то я бы и не входил в новые долги. Поручаю при том себя и дальнейшую мою службу В[ашей] м[илости] м[оему] м[илостивому] п[ану].

Писано на стану между границей луцкой, торопецкой и велижской дня 26 июля 1609 года.

(Biblioteka im. Raczynskich w Poznaniu, rkp. 33, k. 51 v. - 54)

Комментарии

1. Его биографию см.: Polski stownik biograficzny. Т. VIII/3. Z. 38. Wroclaw etc., 1960. S. 325-326.

2. Об этих военных действиях см. в отписках смоленских воевод: АИ. Т. 2. СПб., 1841. № 232, 243.

3. Шепелев И. С. Освободительная и классовая борьба в Русском государстве в 1608-1610 гг. Пятигорск, 1957. С. 460.

4. Biblioteka Narodowa w Warszawie, rkp. 3085/IV, k. 199- 199 v.

5 АИ. Т. 2. № 238.

6. Biblioteka im. Raczyriskich w Poznaniu (далее: Racz. ), rkp. 33, k. 49 v.

7. АИ. Т. 2. № 246 (относящиеся к этому времени сообщения лазутчиков смоленским воеводам).

8. Там же.

9. Sоbieski W. Zotidewski na Kremlu. Krakdw, 1920. S. 12- 13.

10. Назаров В. Д., Флоря Б. Н. Крестьянское восстание под предводительством И. И. Болотникова и Речь Посполитая // Крестьянские войны в России XVII-XVIII веков: проблемы, поиски, решения. М., 1974. С. 351-352.

11. Racz., rkp. 33.