Новое о Грозном и Курбском

Переписка Ивана IV с Курбским — один из важнейших памятников русской публицистики XVI столетия и один из главных источников по политической истории Poссии этого времени. Неудивительно поэтому, что появление работы американского историка Э. Кинана, объявившего переписку плодом литературной деятельности древнерусского писателя XVII в. С. Шаховского, положило начало большой дискуссии, в которой аргументы американского исследователя были подвергнуты тщательному и всестороннему рассмотрению. Основные доводы Кинана были убедительно опровергнуты ¹. Вместе с тем, полемизируя с Кинаном, советские исследователи сформулировали ряд задач дальнейшего изучения истории рукописного наследия этих древнерусских политических деятелей, текстологических связей между различными сочинениями Грозном и Курбского, наконец, целого ряда сторон длительной истории их сложных и изменчивых отношений.

Представляется, что решению некоторых из перечисленных выше задач могут способствовать публикуемые нами фрагменты из наказа посольству 0. М. Пушкина «с товарищи», отправленного в Речь Посполитую в апреле 1581 г. Появление записей о Курбском в этом наказе связано с той сложной и неблагоприятной для России ситуацией, которая сложилась на последнем этапе Ливонской войны. В условиях, когда русская армия терпела неудачи, польский король Стефан Баторий при приеме русских посольств подчеркивал это систематическими нарушениями принятого дипломатического церемониала (не снимал шапки, не спрашивал о здоровье Ивана IV и т. д.) ², а русские послы были вынуждены это терпеть, чтобы не допустить разрыва переговоров о мире, в котором нуждалась страна. Одним из таких выпадов было появление в числе сенаторов на приеме посольства И. В. Сицкого «государева изменника» князя Андрея Курбского ³. Поскольку в Москве было хорошо известно, что Курбский «у короля в раде николи не живет и места ему с паны-разными нет» ⁴, то его появление в числ сенаторов вызвало у русских политиков, в особенности у самого царя Ивана опасения, [143] что поляки захотят привлечь Курбского к участию в переговорах, чтобы, использовав отказ русских иметь с ним дело, получить повод для продолжения войны. Первый публикуемый фрагмент представляет собой инструкцию, как должны были действовать в подобной ситуации русские послы, не роняя своего достоинства, не снисходя до контактов с Курбским и вместе с тем не давая поводов к разрыву переговоров.

Второй публикуемый фрагмент тематически связан с первым. Это — инструкция послам, как следует себя вести в случае, если А. Курбский как член польско-литовской делегации захочет разговаривать с послами. В этом вопросе позиция русского правительства на протяжении 60 — 70-х годов XVI в. была очень определенной. Всем русским дипломатам, ездившим в Литву, предписывалось при встрече с кем-либо из изменников «пойти прочь, а не говорити с ними ничего» ⁵. Но весной 1581 г. такое обращение с официальным представителем Речи Посполитой могло привести к нежелательным последствиям. Поэтому послам было поручено специально аргументировать свое нежелание разговаривать с Курбским. Эти аргументы, несомненно, продиктованные царем, дают в руки исследователей новый интересный материал о взаимоотношениях Курбского и Грозного.

Публикуемый фрагмент представляет интерес как запись хронологически самых поздних (пока известных) высказывания Ивана IV о Курбском. Сопоставление с другими высказываниями царя в посольских документах и его посланиях князю Андрею позволяет определить место найденного фрагмента в кругу уже известных текстов. Если квалификация «измены» Курбского дается во всех этих текстах примерно в одинаковых выражениях, то по-иному обстоит дело с оценкой деятельности Курбского в России, которая со временем заметно менялась.

Первоначально, сразу после бегства князя Андрея в его адрес было выставлено обвинение, что он «хотел на Ярославле государити» ⁶. Однако позднее, поскольку, повидимому, не нашлось каких-либо конкретных данных для подтверждения этого обвинения, оно было оставлено, и русские послы должны были обвинять Курбского просто в том, что он «умышлял» над царем, его женой Анастасией и детьми «всякое лихое дело», никак не раскрывая этого понятия ⁷.

Неопределенность этих обвинений объяснялась тем, как показывает текст первого послания царя Курбскому, что Иван IV в сущности ничего не мог поставить в вину своему корреспонденту, кроме самого факта его «отъезда» и последующего участия в военных действиях против России. В частности, в интригах во время своей болезни в 1553 г., когда «мимо» его сына хотели возвести на трон Владимира Андреевича Старицкого, царь обвинял «доброхотов» Курбского, но не его самого ⁸. Самого князя Андрея Иван IV обвинял лишь в том, что последний «согласился... с нашими изменники», но, очевидно, этому «согласию» царь не придавал особо большого значения, поскольку сам он указывает, что за это Курбского постигло лишь «малое наказание» ⁹.

К концу 70-х годов положение изменилось, и во втором послании Курбскому царь прямо бросил Курбскому обвинение в том, что тот участвовал в действиях, направленных на воцарение Владимира Старицкого ¹⁰.

В Наказе посольству О. М. Пушкина (1581 г.) эта версия получила дальнейшее развитие, а действия Курбского были дополнительно мотивированы ссылкой на его [144] родство со старицким князем ¹¹. Произведенные сопоставления, на наш взгляд, ясно показывают место данного фрагмента в ряду других высказываний Ивана IV o Курбском. Вместе с тем заслуживает внимания полное сходство той эволюции взглядов царя, которую рисуют дипломатические документы, с одной стороны, и послания царя с другой. Думается, это обстоятельство следует принять во внимание в дискуссии о подлинности переписки.

Наконец, last, под least (Последнее по счету, но не по важности (англ.)). Упоминание в числе «преступлений» Курбского, что он «изменивши грамоту государю невежливо писал», позволяет теперь уже окончательно отвергнуть тезис американского исследователя Э. Кинана, что в источниках ранее 1620 г. нет никаких упоминаний о переписке между Иваном IV и Курбским ¹². В полемике с Кинаном Р. Г. Скрынников указал на упоминание в «Описи царского архива» XVI в. находившейся «у государя» грамоты Курбского, за которой ездил в Озерище Г. Плещеев ¹³. Эту грамоту он отождествил с первым посланием Курбского царю. Поскольку в «Описи» не указано, что «грамота Курбского» была адресована царю, гипотеза Р. Г. Скрынникова могла вызывать известные сомнения. Публикуемый текст эти сомнения устраняет. Вместе с тем то обстоятельство, что речь идет о «грамоте» в единственном числе, заставляет думать, что в апреле 1581 г., когда составлялся наказ посольству О. М. Пушкина, второе послание Курбского, законченное им осенью 1579 г. в лагере под Полоцком, царем еще не было получено. Возможно, что это послание вообще не дошло до адресата и в этом и следует искать причин прекращения переписки.

/л. 277 об./ А будет в ответе Стефан король пришлет с Паны Радами изменника князя Ондрея Курбского и Остафью с товарищи говорити, что им со государским изменником со князем Ондреем Курбским говорить о государских делах невозможно, да не говорить долго ни о чем. /л. 278/ И будет Паны Рада учнут говорити, что у государя вашего нашего государя беглец Василий Зюзин в ответе з бояры у государя нашего послов у Станислава Крыйского воеводы мазоветцкого с товарищи были и государь наш, Стефан король, потому ж князю Ондрею Курбскому с нами, с Паны Радными, велел быти в ответе у вас, у послов, да князю Ондрею будет велят быти в ответе. И Остафью с товарищи говорить — да то не образец Василью Зюзину, Василей Зюзин не прироженец литовской, отъехал дед его с своим государем с обвеликим князем тверским, и он потому в Литве /л. 278/ остался, а государю вашему ничем не израдил и под государем вашим государства не подыскивал. А отъехал от прежнего государя Жигимонта Августа короля, а не от нынешнего государя вашего Стефана короля. А Курбской ещо израдил государю нашему будучи у государя нашего, подискивал под государем нашим государства, хотел видети на государстве князя Володимера Ондреевича. А за князем Володимером Ондреевичем была его сестра двоюродная. А княж Володимерово дело Ондреевича потому ж как у вас было дело Швитригайлу с Ягайлом, и во многие земли Швитригайло отъезжал из Литовские земли. /л. 279/ А князь Ондрей Курбской ведомой государю нашему израдца и нам с нис говорити ничего нельзя. Да не говорити с ним ничего. А будет что учнет князь Ондрей говорити, ино со князем Ондреем отнюдь ничего не говорити. А молыти Остафью князю Ондрею — тебе, изменнику, что добро смыслити или говорити что добро [145] меж государей. Да больши того ничего с князем Ондреем не говорити, а говорити все с Паны Радами.

А будет упрямятца, а князя Ондрея не вышлют, и им говорити с Паны, а со князем Ондреем не говорити ничего. А что князь Ондрей учнет им говорити, и им /л 279 об./ против того князю Ондрею не отвечивати ничего, а его речи записати, да приехав сказати царю и великому князю.

/л 288 об./ Да память Остафью Михайловичю с товарищи — нечто их нае дет где или встретитца с ними, или на королеве дворе их найдет Курбской князь Ондрей /л. 289 об./ и учнет их о чом задирати с ними говорити, и  им говорити — ты забыл бога и государя и свою душу и свое прироженье и свое отечество и стал еси на православную землю и с тобою, с изменником, чего добра договориться. И взмолвит Курбской — яз поехал от неволи, что государь меня хотел убити. И им говорити — государь ещо твоея измены сыскивал, а не казнил было тебя, как ты со князем Володимером Ондреевичем под государем государства подыскивали хотел еси на государстве видети князя Володимера Ондреевича мимо его, государя, и государских детей, и ты изменил не от неволи — своею волею, ещо /л. 289/ на Москве не хотел еси государю добра, да и отъехал еси к его недругу, да и землю православную воевал еси, да и на государя саблю подымал еси, и изменивши грамоту ко государю невежливо писал еси. А иное говорити что будет пригоже и много речей не плодити, чем ни буди, бранью ли чем ли отговариваться, да пойти прочь.

Комментарии

1. Edward L. Keenаn. The Kurbskii — Groznyi Apocrypha. The Seventeenth-Century Genesis of the «Correspondence» Attributed to Prince А. М. Kurbskii and Tsar Ivan IV. Harvard University Press, Cambridge, Mass., 1971. Развернутый критический обзор основных тезисов книги Кенана см.: Д. С. Лихачев. Курбский и Грозный - были ли они писателями? — «Русская литература», 1972, № 4; Р. Г. Скрынников. «Переписка Грозного и Курбского. Парадоксы Эдварда Кинана». Л., 1973. Отрицательно оценили работу Кенана и ряд зарубежных исследователей.

2. См. В. Новодворский. Борьба за Ливонию между Москвою и Речью Посполитой (1570-1582). СПб., 1904, стр. 168.

3. ЦГАДА, ф. 79, кн. 12, л. 165: «А как послы приезжали х королю в третие и у короля на правой стороне... сидел государьской изменник Курбъской».

4. Сб. РИО, т. 71. СПб., 1892, стр. 778.

5. ЦГАДА, ф. 79, кн. 12, л. 184 об.

6. См. Наказ посольству Ф. И. Умного-Колычева (1567 г.). Сб. РИО, т. 71, стр. 468, а также заголовок первого послания Курбскому — «восхотевшему своим изменным обычаем быти Ерославскому владыце».— «Послания Ивана Грозного». М.-Л., 1951, стр. 10.

7. См. Наказ посольству И. М. Канбарова (1571 г.). Сб. РИО, т. 71, стр. 778.

8. «Послания...», стр. 39-40.

9. Там же, стр. 54. Возможно, что имелась в виду поддержка Курбским сторонников Сильвестра и Адашева в Думе. См. в другом месте послания намеки на не удовлетворившую царя деятельность Курбского в «синклите» («Послания...», стр. 20).

10. «А князя Володимера на царство чего для естя хотели посадити, а меня и з детми извести?» («Послания...», стр. 210).

11. Это родство признавал и Курбский, утверждая только, что его сестру взяли за Владимира Андреевича «насильем» («Сочинения князя Курбского», т. 1. СПб., 1914, стр. 133).

12. Е. L. Кееnаn. Ор. cit., р. 49.

13. Р. Г. Скрынников. Переписка Грозного и Курбского. Парадоксы Эдварда Кинана, стр. 88-94.