ПОЛНЫЙ СВОД СТАТУТОВ КАЗИМИРА ВЕЛИКОГО

(XIV—XV вв.)

КонецI — начало XIV веков являются переломным этапом в развитии Польского феодального государства. Развитие производительных сил настоятельно требовало налаживания экономических связей внутри страны, что невозможно было осуществить без ликвидации политической раздробленности. Поэтому в Польском государстве появляется резко выраженная тенденция к политическому объединению страны, к усилению королевской власти. Преобладание этой тенденции привело к объединению всей Великой Польши под властью великопольского князя Пшемыслава П, который в 1295 году с согласия папы римского принял королевский титул. После смерти Пшемыслава II его дело продолжил брестско-куявский князь Владислав Локеток, распространивший свою власть к 1314 году как на территорию Великой, так и Малой Польши.

Объединение Польши было в основном завершено в середине XIV века в период правления короля Казимира Великого, включившего в состав государства все исконные польские земли, кроме Силезии и Гданьского Поморья. Борьбу за централизацию поддерживали средние и мелкие феодалы, в то время как крупные феодалы противодействовали ей, боясь потерять свою главенствующую роль. Что же касается польских городов, то, несмотря на свою заинтересованность в объединении страны, они не смогли активно включиться в борьбу за централизацию в силу значительных противоречий в среде городского населения, вызванных его национальным составом. Как указывали Маркс и Энгельс, осуществлению централизации государства в Польше мешало привилегированное положение немецкого патрициата в польских городах (См. К. Маркс и Ф. Энгельс Соч., т VI, стр. 370).

Указанная специфика расстановки классовых сил и условий в период объединения польского государства привела к тому, что централизация страны, завершенная Казимиром III в XIV веке, была все же неполной и непрочной.

Правовым выражением победы централизаторской тенденции и образования единого Польского государства явилось создание в XIV веке единых судебников, объединенных позднее в Полный свод статутов Казимира III. [292]

До Казимира III польские суды руководствовались в основном нормами обычного права, которые во многом уже устарели, не отражали сложившихся новых отношений и в каждом удельном княжестве имели свои особенности. Кроме того, источниками права служили отдельные княжеские распоряжения, которые зачастую противоречили друг другу.

В условиях объединения страны возникла необходимость в издании общегосударственного свода законов, который привел бы в систему все ранее действовавшие законы и обычаи, сохранившие свое значение, придал бы им общеобязательную силу на территории всего Польского государства, а также включил бы в себя необходимые новые законоположения.

Эта потребность в упорядочении законодательства ярко выражена в статье 119-й “Полного свода статутов Казимира Великого”: “Так как народ, находящийся под властью одного короля, не должен пользоваться различным правом, чтобы он не был подобен чудовищу с несколькими головами, для всеобщего блага полезно, чтобы на основали одного и одинакового права как в Кракове, так и во всей Польше судили.

Так же один король, одно право и одна монета во всем королевстве должны быть”.

“Полный свод статутов Казимира Великого” (Zwod zupelny Statutow Kazimierza Wielkiego) и “Дополнения к своду статутов Казимира Великого” (Dopolnienie zwodu Statutow Kazimierza Wielkiego) насчитывают 165 статей и состоят из двух статутов: Вислицкого (Малопольского) и Петрковского (Великопольского).

Вислицкий статут был принят в 1347 году в Вислице на вече малопольских баронов и предназначался первоначально для Малой Польши. Вскоре в том же году на съезде великопольских феодалов был принят самостоятельный Петрковский статут для Великой Польши. Между этими двумя статутами имелись существенные различия. Наиболее полным и всеобъемлющим явился Вислицкий статут, который не только фиксировал действующее право, но и изменял его, вводя новые законы. В начале Вислицкого статута прямо указано: “Так как все постановления и статуты касаются дел и событий будущих, а не прошлых, то мы хотим, чтобы все наши постановления, принятые нынче в Вислице, не смотрели на минувшие, а только на нынешние и будущие дела” (Volumina legum, Petersburg, 1853, стр. 2).

Петрковский же статут был значительно беднее по своему содержанию и фиксировал в основном уже существовавшие правовые нормы.

Это различие объясняется тем, как справедливо отмечает польский историк права Р. Губе, что Петрковский статут был местным и применялся только в Великой Польше, а Вислицкий имел общегосударственное значение и считался общим правом для всего королевства. [293]

Принятие двух указанных статутов явилось практическим выражением неполноты и непрочности централизации польского феодального государства того периода.

Впоследствии, в начале XV века, примерно около 1420—1423 гг. (точная дата не установлена), Вислицкий и Петрковский статуты были объединены в единый кодекс, получивший в историко-правовой литературе название “Полного свода статутов Казимира Великого”.

Основу этого свода составил Вислицкий статут, вошедший в него полностью; Петрковский статут вошел в свод как дополнение к нему в части, не противоречащей Вислицкому статуту.

Полный свод явился законодательным закреплением классовых привилегий польских феодалов, интересы которых он отражает и защищает.

Знакомство с содержанием памятника показывает, что в Польше XIV века уже существовало весьма развитое феодальное право. Памятник характеризует существовавшие в тот период отношения между феодалами и эксплуатируемым крестьянством, отношения внутри класса феодалов и в феодальной семье, государственный строй и государственный аппарат Польши XIV века, ее право и судопроизводство.

Статуты, как и большинство официальных документов того времени, были написаны на латинском языке. Лучшим переводом “Полного свода статутов Казимира Великого” на польский язык является перевод, опубликованный Гельцелем в 1856 году. Перевод приводимых ниже выдержек из памятника дается по этому изданию:A.Z. Helcel, Starodawne prawa polskiego pomniki, t. I,1856.

из предисловия

...Мы, Казимир, божьей милостью Король Польши,.. совместно с рыцарями королевства нашего, по милосердию и по воле божьей увидев, что в прежние времена в землях подданных нашего государства многие дела судили в судах относительно одного и того же факта не одинаково, но по различию голов и мнений судей по-иному и по-разному бывали разрешены и определены. И вследствие этого разнообразия, жалобы или дела часто после многих и долгих хлопот остаются как бы бессмертными. А поэтому, во имя всемогущего Бога и девы Марии задумали мы нашим подданным для руководства вышеуказанные судебные решения или судебные дела исправить и положить конец разнобою, желая и постановляя, чтобы отныне и на вечные времена только в соответствии с приведенными ниже Статутами все и каждый из судей земель наших должен и обязан судить и твердо соблюдать эти самые Статуты. [294]

Раздел первый

I. Так как все постановления и Статуты предусматривают дела и действия будущие, а не прошлые, то мы желаем, чтобы все наши постановления, ныне на великом соборе в Вислице принятые, относились не к прошлым, а только к нынешним и будущим делам...

IV. Тот, кто проиграл дело в суде, должен удовлетворить выигравшего согласно приговору суда, а не выходить из суда прежде, чем удовлетворит выигравшего. Некоторые же, бедностью или строптивостью движимые, уходят из суда, будучи осуждены за долг и не дав никакого удовлетворения противной стороне. Поэтому мы желаем, чтобы такие непослушные не извлекли из своего коварства какой-либо пользы. И пусть, как только они будут осуждены в суде, их передадут в руки их противников связанными, а если же, находясь в их власти, убегут оттуда, то будут тем самым свободны и от власти и от долга. (Но) за долг из воровства всегда считаются присужденными к уплате.

VI. Так как сын и отец перед лицом закона считаются одним лицом, то постановляем, чтобы, пока живы отцы, сыновья имели бы право пользоваться только отцовской печатью, а другой печати иметь ни в коем случае не смели.

VII. Так как бремя, которое в особенности касается всех, разделенное между многими, легче переносится, то постановляем, чтобы все без исключения старосты, как духовных, так и светских лиц, были обязаны идти с нами в каждый поход сообразно своим средствам.

IX Чтобы пребывание (женщин) по слабости (хрупкости) их пола от всяких мужских собраний было отделено, и чтобы они, вызванные в суд, в толпах мужчин не теснились бы, мы нашей властью постановили, чтобы отныне, когда какая-либо госпожа или девица в суд вызвана или явится по вызову и придет в назначенный ей срок, судья, заседающий в суде, должен послать в ее дом своего служителя вместе с ее противником, в присутствии которых она свой иск или защиту своего дела всецело поручит адвокату или защитнику своему — какому захочет.

X. Так как никому самая полная защита не может быть запрещена, постановляем, что в судах нашего королевства каждый человек, к какому бы сословию он ни принадлежал и какое бы положение ни занимал, может и должен иметь своего адвоката, защитника (прокуратора) или же пролокутора (Пролокутор в отличие от защитника находился рядом со стороной, и его главная задача заключалась в оказании помощи стороне при соблюдении необходимых процессуальных правил).

XI. Так как у многих судей, как научил нас опыт, в делах, хотя и одинаковых, по-иному и по-разному часто бывает вынесен приговор, то желая [295] установить определенное количество судей и воспрепятствовать указанному разнобою, постановляем, чтобы имелись наши судьи, один в Краковской, а другой в Сандомирской земле; и так, когда нам придется какую-либо из этих земель навестить или же в ее границы въехать, желаем, чтобы судья и подсудок той земли, в границах которой мы будем пребывать, должны были решать и рассматривать судебные дела при нашем дворе.

XIII. Известно, что по издавна соблюдавшемуся обычаю судьи творили суд вне зависимости от времени (дня) и не различая часов, так что многие (из) них к разбору дел являлись лишь после обеда, наевшись и налившись, в силу чего суду (судебному разбору) (оказывали) мало внимания, находившись как бы в тумане, и к истине не имели или почти не имели никакого уважения. И того ради, чтобы в определенное время (дня) или часа, но с необходимой рассудительностью рассматривались в суде дела, постановляем, чтобы отныне в судебные дни судьи заседали и дела разрешали с утра до девяти часов или до полудня... И для того, чтобы дела рассматривались легче и без толчеи, постановляем, чтобы к судьям на место слушания дел, где суд заседает, не по принципу достоинства лиц или по значительности или незначительности дела, но согласно очереди тяжущихся истец и ответчик должны вызываться, быть выслушанными и отпущены. Устанавливаем, что порядок таких вызовов тяжущихся к судьям должен быть таков, чтобы судебный писарь под страхом утраты своей должности вызывал тяжущихся не иначе, как в порядке очереди, через возного и обязан был выкликать, так, чтобы кто раньше подал дело, раньше был вызван и отпущен, а который вторым подал дело, — вторым должен был быть вызван и отпущен, и в таком порядке вплоть до последних. Если же одна сторона из-за промедления или же вынужденная какой-либо другой причиной, будучи трижды вызвана, перед заседающим судом не предстанет, то противная сторона от слушания дела должна быть отстранена, а их противники должны быть записаны на второе место и (тогда) быть к судьям вызваны. Но если сторона, которая не явилась, будучи трижды вызвана, еще и в последний час до полудня, когда судья только что собирался встать, будет вторично трижды вызвана и, несмотря на это, не позаботится явиться, то пусть будет осуждена. Если же кто-либо в то время, когда судьи заседают, не прося вызова или же особого разрешения и распоряжения судьи, по упрямству и смелости войти посмеет, — без снисхождения штрафом, так называемым “Пятнадцать” (“Пятнадцать” равно 3 гривнам), должен быть наказан судьями.

XVI. ...Часто случается, что некоторые наши приближенные или другие лица, находящиеся при нашем Дворе, или же судом [296] извещенные, или же неожиданно найденные, перед лицо наше или наших судей, или на место слушания судебных дел вызваны бывают, и обвинения, о которых они и не думали, им предъявляются. А так как в размышлении заключается мать добродетелей — рассудительность, то поэтому, желая обратить внимание обеих сторон с той целью, чтобы вышеуказанным способом в суд вызванные разумно и рассудительно на жалобы ответили, а истцы чтобы также не предъявляли пустых обвинений, постановляем, что когда кто-либо при нашем дворе, или в суде найденный, перед наше или судьи лицо был бы вызван казанным способом, тогда истец должен вызванному жалобу или судебное дело предъявить в письменном виде или же должен хорошо изложить для того, чтобы на них ответить, как ранее уже было указано. И если это будет жалоба о землевладении или же о крупной денежной сумме о сорока гривнах, то судьями должен им быть дан обычный срок, то есть три недели, но, если дело касается меньшего долга или же словесного оскорбления, то дело должно быть отложено до завтра.

XIX. Случается также, что когда некоторые за какие-либо преступления и деликты вызываются в наш суд, они называют панов и кого-либо из их высших, заявляя, что по приказу и по воле своих панов и высших такое преступление и деликт совершили. Однако, так как такое указание виновников заключает в себе недопустимую ошибку, потому что прямо противоречит велению Божию, поэтому мы, считая, что кара должна постигнуть только их совершителей и согласно канонической справедливости упоминание о совершении другим деликта не дает выгоды тому, кто назвал другого, постановляем, чтобы вызванные в суд за какие-нибудь грешные деяния (преступления) должны были отвечать, несмотря на какое-либо указание виновников, даже если бы на это имели привилегии наши или наших предшественников, а эти привилегии к тому же, как пагубные и ошибочные, отменяем, объявляем недействительными, опорочиваем и отзываем.

XX. Разум говорит за то, что судьи для ведения своих судов должны иметь определенных своих должностных лиц, или возных; поэтому постановляем, чтобы ни в коем случае ни один судья ни через какое иное лицо, кроме как через определенного своего возного или служителя, не совершал и не делал свои вызовы, за исключением того случая, когда кто-либо в суде или на судебном дворе вновь совершил преступление. В этом случае за такое преступление он может быть вызван в суд через любого слугу.

XXIII. Опыт нас научил, что иногда не вызванные в суд рассматриваются как неявившиеся в суд по вызову, или же действительно неявившиеся по вызову в суд наказываются чрезмерно и тяжко за неявку, а [297] именно, что когда с какого-либо села берут залог, то там, где шесть волов надо было взять, тридцать или же сорок брали, и раньше чем их пригоняли на место, они к немалому для бедных ущербу, грабительски разделялись и съедались. А поэтому постановляем, что после первой неявки по вызову (в суд), служитель с двумя служками судьи, придя в село, как выше уже было описано, если только господин села виноват, берет с него два вола; если же кметы будут виноваты и, будучи вызваны в суд, не явятся, то с каждого из них должно взять только по одному волу. То же самое приказываем и после второй неявки поступать и соблюдать. Но если в третий раз господин села не явится вместе с кметами, то приказываем, чтобы неявившийся после третьего вызова проиграл и потерял дело, по которому был вызван.

Кроме того, желаем и требуем, чтобы упомянутые волы или штраф за неявку в суд взимались только в нашу и судей пользу...

XXV. Кроме того, с штрафа, который называется “Семьдесят” (“Семьдесят” равно 14 гривнам) и обычно идет в пользу нашей казны или дворца, постановляем, чтобы только в четырех случаях, ниже перечисленных, но не больше, (он) шел в пользу нашего дворца. Первый случай — поджог, когда обвиняемый в поджоге не может очиститься (от обвинения) согласно закону. Другой — насилие или грабеж на большой дороге, когда обвиняемый не сможет в достаточной мере очистить себя. Третий случай — когда кто-либо, мало уважая наш суд, меч или нож посмеет обнажить. Четвертый — упрямство или оказание сопротивления, то есть если кто-либо, будучи осужденным, не захотел бы дать удовлетворение или достаточное ручательство и вышел из .суда, вследствие собственного непослушания, не дав упомянутого ручательства...

XXVII. Истец должен позаботиться о вызове в суд ответчика, а когда ответчик явится, но истца все-таки не будет, то приказываем, что за неявку истца, которая менее простительна, чем неявка ответчика, ответчик должен выиграть дело. Если же ответчик не позаботится явиться в срок, ему назначенный, а истец явится сам или же пришлет посла (представителя) своего, то приказываем, чтобы за такую неявку ответчик был оштрафован (в размере) двух волов.

XXVIII. Кроме того, чтобы клевете дорога была закрыта, постановляем, что если бы кто-либо, пользуясь доброй славой, был бы вызван в суд за какие-либо насилия, то пусть будет истец обязан доказать то, о чем сообщает; в противном случае ответчик должен иметь возможность очиститься одной только собственной присягой. [298]

XXX. Желая положить конец тяжбам, постановляем, что когда какой-либо заимодавец или горожанин сукно или другие какие-либо вещи, покупные или лавочные, даст в кредит какому-нибудь землевладельцу или же даст взаймы, то, кроме долгового документа, в котором долг был бы указан, горожанин, подавая в суд дело о долге, должен доказать при помощи свидетелей, что такую сделку с ним заключил, а доказав, получит по суду. Иначе, если не докажет иска, тогда ответчик, не признающий долга, от всякого принуждения должен быть освобожден.

XXXI. Шляхетские роды всегда ведут родословную от своих предков и свое происхождение по рождению в данном роде достоверным доказательством по обычаю подтверждают. А поэтому, если кто-либо объявит себя шляхтичем, или же принадлежащим к знати, а другие шляхтичи отрицают, что он им равен, то в доказательство своего шляхетского происхождения он должен привести шесть шляхетских мужей, происходящих из его рода, которые под присягою подтвердят, что он является их братом и происходит из их отцовского и материнского дома и рода.

XXXII. Слышали мы, что Петр, преследуя Яна, сильно его на улице ранил, а будучи приведен Яном в суд, Петр, хотя и признался в том, что ранил Яна, однако заявил, что сделал это в ответ (на нападение) Яна, так как Ян первый поранил Петра. Мы в таком случае приказали принять к доказательству жалобу против Яна, что если Петр на улице, когда преследовал Яна, его поранил не с целью лишения жизни, но мстя за вред, причиненный ему (и если это действительно так), то Ян признается нанесшим рану.

XXXVIII. Поскольку давность установлена из-за медлительности или лености панов (собственников), мы решили и постановили, что когда кто думает и полагает и считает себя имеющим некоторое право на определенное наследственное имение, и когда в течение трех лет и трех месяцев мирного времени и согласия он допускает и терпит, чтобы владелец владел участком спокойно и тихо, находясь на участке, а собственник, зная о его присутствии и (в течение) достаточного срока не подает против него какой-нибудь жалобы или заявления в суд, мы присуждаем, что с того времени отпадают все его права и защита этого имения.

ХL. Если же замужняя женщина считает, что ей принадлежит наследственное имение, и говорит, что это — ее приданое или что она на каком-либо основании имеет на него право, то тогда, если она за 10 лет не побеспокоится или замедлит подавать иск, так что позволит владельцу в течение вышеупомянутого времени спокойно владеть (участком) — тогда мы присуждаем: эта женщина должна знать, что она лишается всяких прав на тот участок. [299]

ХLI. ...Мы хотим, чтобы вышеупомянутая давность во время мира и согласия имела и находила себе место, но во времена войн или раздоров она не должна находить себе место, а тогда нам должно предусмотреть и подумать о такой помощи в зависимости от характера раздоров или войн, что по отношению к попавшим в плен к татарам мы не хотим, чтобы давность истекала.

ХLIV. Франтишек продал за 100 гривен свое наследственное селение Гжегожу, который за него 60 марок тут же заплатил, обещав остальные деньги заплатить в определенные сроки, и этот самый Гжегож в течение 4-х лет спокойно и тихо, не производя полной уплаты, держал и владел упомянутым имением. Затем, к концу четвертого года Гжегож решается дать и заплатить оставшиеся деньги продавцу Франтишеку, но Франтишек стремится и пытается эту сделку разорвать, поскольку в продолжении столь длительного времени ему не было заплачено все сполна. И потому мы объявляем и постановляем; в случае тихого и спокойного владения в течение трех указанных лет и в течение трех месяцев упомянутая выше продажа приобретает вечную крепость — при таком длительном молчании и давности.

ХLV. Франтишек взял в долг у Гжегожа 20 четвериков пшеницы, но хотя ему часто напоминали, их не отдал. Гжегож спросил у Франтишека, когда он одолжил у него упомянутую пшеницу. (Тот) отвечал: четыре года тому назад. Мы предписали Франтишеку молчание, раз прошло так много времени.

ХLVIII. Крестьянин Нагод подал жалобу против своих соседей, ибо у него в ночное время был украден конь, а он настойчиво уговаривал и упрашивал своих соседей-крестьян, чтобы они помогли преследовать вора по следу для возврата коня, но крестьяне преследовать вора отказались и Нагод потерял упомянутого коня. Мы в этом деле объявляем, что упомянутые крестьяне должны быть присуждены к оплате упомянутому Нагоду за упомянутого коня.

LIII. Сохранился до сих пор ложный обычай: когда какие-нибудь кметы покидают этот свет, не оставляя потомства, все их имущество, движимое и недвижимое, называемое выморочным (puscina) привыкли прибирать к своим рукам господа. Теперь же, изгоняя этот ложный обычай, мы постановляем, чтобы на имущество этих умерших, сколько бы там ни было найдено, была бы приобретена для приходской церкви большая чаша за полторы гривны, а остаток имущества, без всяких препятствий должен перейти к ближайшим родственникам или родителям.

LV. Хотя сыздавна соблюдалось, что если кмет убил другого кмета, он освобождался от наказания за убийство, заплатив три гривны деньгами, все-таки такая оплата не была достаточной карой, поэтому мы [300] постановляем: если кмет убьет кмета, то в наказание за убийство он выплачивает Каштелянии (Каштеляния — административный округ обычно с городским центром), в которой он совершил убийство, или тому, кому укажет закон, — четыре гривны. А если убийца не заплатит, то есть не будет в состоянии заплатить, то он будет схвачен и наказан смертной казнью.

LVI. А также — если обвиняются в убийстве многие, трое или четверо, хотя сыздавна весь штраф за убийство выплачивался на основании присяги обвинителя, мы, касаясь этой присяги, постановляем, чтобы на основании присяги только один обвиняемый в убийстве был наказан и осужден, а товарищи — соучастники этого обвиняемого — должны очиститься при помощи добропорядочных и достойных свидетелей от (обвинения в) убийстве и в (нанесении ран), а если не очистятся, тогда должны быть наказаны.

LVIII. Чтобы укротить дерзость насильников, постановляем, что когда шляхтич убьет равного себе шляхтича, он должен заплатить за голову 60 гривен, а за изувечение какого-нибудь сустава или части тела — 30 гривен.

LXIX. Из-за того, что подданные покидают панские имения без всяких к тому надлежащих оснований, (эти имения) часто пустеют, и наши рыцари сочли нужным противодействовать без промедления этому ущербу. Поэтому мы нашей волей устанавливаем, чтобы из одного села в другое вопреки желанию господина села, в котором они живут, могло перебраться не больше, чем один-два кмета или обитателя, за исключением таких случаев: первое — когда господин села изнасилует дочь или жену своего кмета; второе — когда по вине господина имущество крестьян было разграблено или захвачено; третье — когда отлучают (от церкви) кмета за вину его господина. В этих случаях не только два, три или четыре кмета могут уйти, но и все там проживающие могут уйти, куда им любо.

LXXX. ...А также постановляем и говорим, что бесчестным является тот, кто с тайной злобой против жителей королевства нашего укрывает воров и беглецов и делится с ними похищенными и нечестно приобретенными вещами. Такие не могут называться добропорядочными, потому что они не могут почитаться равными добропорядочным.

LXXXIV. Так как всякое сквернословие и непристойности возбуждают ссоры среди людей и у доблестных людей это не считается достойным, а другие удерживаются от этого не иначе, как под страхом наказания, повелеваем если кто-нибудь не сдерживает своего языка и шляхтич шляхтича, равный равного, знатный знатного будет ругать, называя его сыном блудницы, и он сразу не возьмет этих слов обратно, не откажется от того, что он говорил или не докажет, что тот действительно таков, [301] каким он его назвал, то за опозорение того, кого он так обозвал, заплатит в наказание 60 гривен, как если бы он убил его.

LXXXVI. Если шляхтич нанесет удар другому шляхтичу или знатный знатному, так что будет пролита кровь, то знатный, которому нанесен такой удар, должен получить от нанесшего штраф, называемый “Пятнадцать”..

LXXXVIII. И хотя как новое, так и старое право осуждало и тяжко карало за братоубийство и другие жестокие преступления, все же некоторые, как враги своей крови (рода) и чести, меньше боясь мщения закона, совершают братоубийство, убивают брата, сестру или ближнего, чтобы воспользоваться наследственным имуществом после его смерти. Мы хотим так, чтобы той выгоды, в жажде которой они согрешили, они были лишены и отмщены, и поэтому все подданные королевства и шляхтичи королевства нашего, убившие брата, сестру или близких родственников, имеющих или не имеющих потомства, не допускаются к наследованию имущества. И, конечно, мы осуждаем их и их сыновей на неполучение законной доли в таких имениях, а эти имения или имущества получат в наследство другие близкие родственники или родственники более дальних линий.

А всех этих братоубийц или отцеубийц за тяжесть их вины и бесчеловечность преступления объявляем лишенными чести и недостойными каких-либо почестей.

XCV. Если кто-нибудь опорочивает или оспаривает решение Краковского Каштеляна, что обычно называется опорочиванием (Narzecze или падапа было сродни франкскому ошельмованию, поношению решении так называемому blasphematio. В случае опорочения решения возбуждался новый процесс в котором оспаривавший был истцом, а судья ответчиком. Если судья проигрывал, этот процесс, он возвращал залог теряя честь и должность, и этим приговор судьи признавался отклоненным. См. еще ст. СХIII об этом см. Historia panstwa I prawa polski, cz. I (J. Bardach), Warszawa, 1957. стр. 551 (примечание редактора)), он должен дать (в залог) ему шкурки горностая, а Каштелянам Сандомирскому и Любельскому — (шкурки) ласки, а каждому воеводе — (шкурки) ласки, судьям Краковскому и Сандомирскому — (шкурки) куницы, подсудкам — лисицы, подкомориям — по шесть гривен, коморникам всех этих — по шесть скойцев (Скойц — 2 гроша), судьям Каштелянским или господским — по полгривны, каждому земскому писарю — шкурки лисицы, другим каштелянам, за исключением Сандомирского и Любельского, по шесть гривен без всякого сопротивления, а тот, (кто опорочил решение) прежде чем будет допущен до слушания, то есть до суда, должен все это дать и все обязан исполнить. [302]

XCVII. Если кмет нанес одну или несколько ран владыке (Владыки составляли низшую группу шляхты, их относили к “негербовой шляхте”), он (должен уплатить) побитому пятнадцать (гривен), а другие пятнадцать — суду. Если рана будет нанесена палкой, но покажется кровь, заявляем, что за нее нужно дать удовлетворение (как) за рану, (нанесенную) мечом. Но если это будет нанесено шляхтичу, тогда уплатит 60 гривен, стеркальцу, то есть скаретабеллу (Скаретабеллы — мелкопоместные шляхтичи; позднее так стали называться новопожалованные (в первых двух поколениях) шляхтичи) — 30 гривен; шляхтичу, произведенному в шляхтичи из солтысов (Солтыс — сельский староста) —15 гривен за одного; шляхтичу за рану, нанесенную шляхтичем — 10 гривен, стеркальцу — 5 гривен, солтысу или кмету за раны, нанесенные шляхтичем, постановляем, чтобы заплачено было 3 гривны.

CI. Постановляем, что если муж умрет, то за женой должны остаться имение, приданое, личное имущество (Так называемая paraphernalia, известная еще в римском праве) и средства в деньгах, жемчуга, прочие драгоценности и одежда. А когда она умрет, тогда все упомянутое должно перейти к детям, если она их имела. Если женщина, имея детей, возьмет другого мужа или захочет взять, постановляем, чтобы только этим детям перешло без противодействия все отцовское имение с одной частью материнского имущества, в чем бы оно ни состояло, а она с оставшейся другой частью ее имущества возьмет себе мужа по своей воле.

CII. Также постановляем: если какую-либо панну выдают замуж, то приданое или дар в наличных деньгах будут считаться действительными, если были даны в присутствии друзей, но наследственное имение должно быть дано и назначено перед королевским величеством.

CIV. Когда какой-либо господин имеет основание обвинить управляющего или другого своего слугу в (присвоении) вещи или (причинении) вреда вещи, тогда тот управляющий или слуга, не давая своему господину присяги, должен очиститься 6-ю свидетелями.

СХПI. Так как в судебных делах у справедливых судей нельзя ничего добиться обманом, взять верх лицеприятием, опрокинуть правосудие за плату, и (так как судьи) держа весы в руке, взвешивая равными чашами, должны выносить справедливый приговор, имея перед глазами при его обдумывании и составлении самого бога, и чтобы (не смели) как расточители своей чести и гонители ее что-либо учинить в ущерб другой стороне против своей совести и справедливости, из лицеприятия или за подарки, поэтому постановляем: если в дальнейшем какой-либо судья, забыв страх божий, решил бы против какой-либо стороны в деле о наследственном или каком-либо ином имуществе, и эта названная сторона [304] размеру своего имения и доходов, служить государству с определенным (числом) вооруженных людей.

CXXXIV. Кроме того, постановляем объявить, что если от нас, либо от какого-нибудь другого господина нашего подданного убежит или уйдет ночью кмет, то господин села имеет право владеть теми вещами, которые этот кмет, убегая, оставил дома. И кроме того, господин, который примет этого убежавшего кмета, должен заплатить первому господину, от которого убежал (кмет), штраф “Пятнадцать” и доставить кмета вместе со всеми вещами, которые тот к нему принес. А это о том, кто убежал от господина без предшествующей вины его господина, о чем будет написано ниже, а вины, из-за которых кмет вправе убежать от своего господина, следующие: когда господин отлучен от церкви за свое преступление, из-за чего кметы лишены (права) церковного погребения;

то же, когда господин села где-либо свою крестьянку изнасилует, ибо когда это станет явным, не только родители изнасилованной, но также и все крестьяне (села), где это произошло, вольны в любой час уйти; и ни насильник, ни господин села не смеют их задержать или как-либо им помешать (их обеспокоить)...

Но если указанной вины не было, никакой кмет не имеет права уйти от своего господина, разве только оставив в порядке дом и хорошо огородив двор, и то только на Рождество Христово, согласно соблюдавшемуся поныне обычаю.

ИЗ ДОПОЛНЕНИЯ К СВОДУ

CXLVIII. Этим постановлением, имеющим вечную силу, объявляем, чтобы дарения были нерушимы и прочны, и этому не должно препятствовать то, что на них не был выдан привилей если только они были подтверждены до смерти дарителем или тем, кому принадлежало дарение.

А более всего в отношении тех, которые, находясь с нами или нашими преемниками, были бы убиты, мужественно сражаясь на войне, дарение должно получить вечную силу.

CLI. Хотя убивший человека согласно указаниям должен бы быть отмщен смертной казнью, мы, смягчая эту суровость наказания, постановляем, что убивший шляхтича должен заплатить 30 гривен родителям, детям или друзьям убитого, а отрезавший руку, ногу или нос — 15 гривен, отрезавший большой палец — 8 гривен, а за каждый другой палец — 3 гривны должен заплатить пострадавшему. И за каждое повреждение вышеозначенных членов должен быть заплачен штраф “Пятнадцать” (в пользу короля), как указано выше. Если кто-либо убьет кмета, должен заплатить шесть гривен, из которых 3 гривны — жене или детям, если они есть, а остальные 3 — господину, которому [305] принадлежит кмет, должны быть заплачены полностью. А если убийца и убитый кмет принадлежали двум господам, то указанные оставшиеся 3 гривны должны быть разделены между ними. А если кмет будет только ранен, то раненому за рану получить половину гривны, а господину его, если раненый и нанесший рану — из села, принадлежащего одному господину, нанесший рану должен заплатить в наказание целую гривну. Если раненый и нанесший рану принадлежит двум господам, то этот штраф за рану или гривна должны быть разделены между ними.

CLIV. Постановляем, если случится, что какие-либо из принадлежавших к каким-либо сословиям, поссорятся, а слуга, помогая своему господину, обнажив меч или саблю, поранит кого-либо, то за это он не должен быть наказан ни пострадавшим, ни его друзьями, и только его господин, если он виноват, должен быть вызван (в суд) и отвечать (за рану).

CLV. Если писание говорит, что сын не отвечает за злобу отца, а также наоборот, постановляем: чтобы отец не страдал за плохого сына, а также, наоборот, сын — за отца; и объявляем, что это же должно соблюдаться в отношении родных братьев и каких-либо других родственников.

CLXIV. Также постановляем, что если кто-либо из шляхтичей оставит этот мир, и у него останутся сыновья и дочери, тогда братья своим сестрам должны дать мужей, определив им приданое по принятому обычаю.

Если же (умерший) не имел сыновей, а только дочерей, тогда им достается все наследственное имение, а если двоюродные их братья захотят получить эти имения, тогда шляхтичи по совести должны оценить вышеуказанные имения и в течение года со дня оценки братья должны выплатить своим двоюродным сестрам согласно оценке наличными. А если они не заплатят в течение года, тогда дочери (девицы) получают имение навсегда.