ПОКОТИЛОВ Д. Д.

КОРЕЯ И ЯПОНО-КИТАЙСКОЕ СТОЛКНОВЕНИЕ

С картою Кореи.

ИСТОЧНИКИ.

Corea, the Hermit nation, by W. E. Griffis London. 1882 г.

Очерки Кореи. Составлено по запискам М. А. Поджио, С.-Петербург. 1892 г.

Записки переводчика Отано Кигоро, П. Дмитревского, С.-Петербург. 1884 г.

Problems of the Far East, by the Hon. George N. Curzon. M. P. London. 1894 г.

Отчеты корейских таможен за последние 10 лет.

Отчет английского Генерального Консула в Борее за 1893 год.

Газеты «North China Herald» и «Japan Weekly Mail» за первое полугодие 1894 г. [VII]

ПРЕДИСЛОВИЕ.

Японо-китайское столкновение, привлекшее на себя внимание всего мира, вызвало и вызывает доселе в западной Европе множество специальных журнальных статей и очерков. Авторы их, часто непосредственно знакомые с современным состоянием востока и изучавшие его историю и географию, сообщают, пользуясь удобным случаем, давно выработанные ими взгляды, или излагают новые данные. Таким образом, в западной литературе явились теперь лагери сторонников Китая и Японии, находятся поборники независимости Кореи и противная им партия, признающая необходимость ее подчинения тому или другому государству. Имеющаяся на русском языке, литература о Корее, при своей малочисленности, характеризуется еще и устарелостью, и не может дать почти никакой руководящей нити к пониманию текущих событий востока. «Записки Кигоро о Корее» П. А. Дмитревского, отличаются богатством научных данных, представляя собою, кроме того, доселе единственное и драгоценное руководство для транскрипции корейских имен; «Очерки Кореи» Поджио дают также много полезных сведений; но обе эти [VIII] книги закончены около 10 лет назад, период для нарождающейся новой жизни востока слишком значительный, чтобы его можно было игнорировать. Из газетных статей и журнальных обозрений японо-китайского столкновения, доселе появлявшихся в наших периодических изданиях, хотя некоторые и обнаруживают верность взгляда и основательное знакомство с предметом, но все они отличаются крайнею отрывочностью и отвечают лишь на частные вопросы.

Настоящий очерк имеет в виду восполнить указанный пробел в нашей литературе и является посильною попыткою выяснить, по возможности обстоятельно, современное положение дел на дальнем востоке. Автор руководится при этом единственным желанием помочь лицам, незнакомым с своеобразным строем государственной жизни и ходом политики в далекой Азии, найти путеводную нить к пониманию имеющих там ныне место мировых событий.

Ноябрь 1891 г. [1]

Корея и Японо-Китайское столкновение

(В квадратные скобки помещены подзаголовки на полях. — OCR)

[Воцарение в Корее нынешней династии Ли] Ныне царствующая в Корее династия Ли ведет свое начало с XIV в. В это время в соседней Срединной Империи воцарилась национальная династия Мин, изгнавшая из Китая пришлых победителей монголов. Основатель этой династии, император Хун-у, овладев престолом, не замедлил обратиться к корейскому королю, вассалу монголов, с требованием о признании его сюзеренитета. Король ответил отказом и стал готовиться к защите своих владений от наступавшей китайской армии. Война эта против победителя монголов и восстановителя в Китае национальной династии не пользовалась популярностью среди корейского населения, и в войсках, отправленных против китайцев, царило малодушие и недовольство. Таким настроением войска воспользовался главнокомандующий корейской армии и тесть короля Ни-цион-кое, человек простого происхождения, возвысившийся до поста начальника корейских войск, лишь благодаря своим личным качествам. Зная, как неохотно идут [2] солдаты против китайской армии, Ни-цион-кое легко убедил войска в бесполезности предпринимаемой войны, и вместо того чтобы идти на север, к китайской границе, повернул обратно к тогдашней столице королевства, Сун-то (ныне г. Кай-сион-пу) и захватил ее. Король был взят в плен и сослан на близь лежащий остров Кан-хуа, а Ни-цион-кое провозгласил себя королем, положив начало ныне царствующей в Корее династии Ни, известной в Китае под именем Ли.

Первой заботой нового короля Кореи было узаконить отношения королевства к Срединной Империи. В Нанкин, тогдашнюю столицу Китая, было отправлено торжественное посольство, которому было поручено выразить повелителю Китая верные вассальные чувства вновь воцарившейся в Корее династии. Посольство это было принято благосклонно, и новая династия оффициально признана китайским правительством. Все это происходило в 1392 году.

Первые годы правления новой династии были полны событиями первостепенной важности в истории Кореи.

[Перенесение столицы королевства в г. Хань-ян (Сеул)] Находя, что старая столица, Сун-то, недостаточно обеспечена в стратегическом отношении, Ни-цион-кое (более известный в европейских историях Кореи под своим посмертным прозвищем Ни-тай-цо) перенес столицу королевства в г. Хань-ян (Сеул). [3]

[Описание г. Хань-яна (Сеула)] Город этот лежит под 37°, 30' сев. шир. и 127°, 4' в. д. от Гринвича, верстах в 2-х к северу от реки Хань, приблизительно в 53 верстах от ее устья; он расположен в живописной котловине и окружен со всех сторон, кроме южной, довольно высокими холмами, с которых открывается великолепный вид на город, его окрестности и реку, усеянную многочисленными островками и отмелями. Столица занимает довольно значительную площадь, приблизительно в 25 кв. верст. Все это пространство числится состоящим в городских пределах и окружено стеной, но значительные участки внутри этих стен остаются доселе пустыми и ничем не застроенными. По описи, произведенной в конце 70-х годов текущего столетия, в Сеуле насчитывалось до 30.000 домов, если только таким именем достойны называться жалкие, глинобитные лачуги города, высота коих не превосходит 8-9 фут. Если считать, что в каждой такой лачуге проживает от 4-х до 5 человек, то население Сеула следует определить в 120-250 тысяч душ. Впрочем, по некоторым сведениям, повидимому преувеличенным, число жителей города простирается до 250 и даже до 300 тыс. человек (Точных статистических данных для определения размеров народонаселения как всей Кореи, так и ее отдельных частей: провинций и городов, не существует. Вопросы о приросте и убыли населения там еще не поднимались, и потому наши сведения о числе жителей полуострова должны быть названы лишь приблизительными.). Надо полагать однако, [4] что население столицы Кореи вообще далеко не постоянно, так как в ней, как в маленьком местном Париже, постоянно проживает много приезжего народа, наезжающего в Сеул по служебным и торговым делам, или же просто для развлечения. Будучи самым значительным городом королевства, Сеул отличается, однако, как и другие корейские города, полнейшим отсутствием сколько нибудь достопримечательных зданий и богатых лавок. Вместо последних, на грязных и пыльных улицах, вдоль домов, понастроена масса безобразных шалашей и деревянных бараков, в которых и производится вся торговля. Главная улица шириною саж. в 12, пересекает город с востока на запад, деля его на две части — северную и южную. Большая часть северного города отведена под королевский дворец, занимающий пространство в 2 кв. версты. Весь дворцовый участок обнесен высокой (около 5 саж. вышины) и толстой (около 2-х саж. толщины) стеною и широким рвом. За последние годы, король выстроил себе новый дворец, снабженный многими европейскими удобствами и, между прочим, электрическим освещением.

[Реформаторская деятельность первых королей династии Ли] Перенеся столицу в более центральное и удобное в стратегическом отношении место, и обеспечив себе таким образом удобную резиденцию, первые короли вновь воцарившейся династии энергично принялись за [5] целый ряд административных реформ, в которых сильно нуждалась страна, жестоко пострадавшая от непорядков, царивших при последних представителях предшествовавшей династии.

Административное устройство Кореи, установившееся в то время благодаря этим реформам, остается с весьма незначительными изменениями в силе и до ныне, а потому не безынтересным является ознакомиться несколько подробнее с главными чертами введенного в Корее первыми королями династии Ли государственного строя.

[Сходство корейского административного строя с китайским времен династии Мин] Главною характеристичною чертою этого строя является полное, почти до тождественности, сходство его с административным устройством Китая времен династии Мин, царившей в Срединной Империи с 1368 по 1644 г.

[Король] Во главе администрации стоит король, монарх неограниченный, имеющий право жизни и смерти над своими подданными, без различие их звания и происхождения. Будучи полным, неограниченным господином во внутреннем управлении страною, корейский король является однако послушным слугой Сына Неба, царящего в Пекине. Немедленно по вступлении своем на престол, король корейский обязан почтительно довести об этом до сведения китайского императора через особое посольство, отправляемое им с этой целью в Пекин. Император дарует [6] королю инвеституру, жалуя ему особое почетное звание, которым корейский король и именуется затем во всех оффициальных бумагах. Посольства из Кореи в Пекин ездят часто, не реже одного раза в год, за получением, между прочим, китайского календаря, принятие коего почитается на китайском востоке признаком подданства Срединной Империи. Посылаются посольства и по разным особенным случаям, например, для принесения поздравлений или выражения соболезнования. Отправляются посланцы и из Пекина в Сеул; они везут обыкновенно императорские повеления корейскому королю, и прием, оказываемый им в столице Кореи, рельефнее всего обрисовывает те вассальные отношения, в которых находится последняя к Срединной Империи. При приближении китайского посла к столице, король в сопровождении высших сановников и свиты в несколько сот человек выезжает за город к особо-устроенной триумфальной арке и приветствует представителя своего сюзерена. Во время своего пребывания в Сеуле, китайский посол проживает в самом королевском дворце, где принимает посещения как короля, так и членов его семьи и всех высших сановников. Отъезд посла из Сеула сопровождается тою же торжественностью. Для того, чтобы убедиться, что весь этот церемониал, являющийся несомненным признаком вассальных отношений Кореи к Китаю, [7] остается в полной силе до сего времени, достаточно указать, что он был в точности соблюден в ноябре 1890 года, когда к корейскому двору прибыли китайские посланцы для выражения соболезнования императора по случаю кончины вдовствовавшей королевы корейской. Впрочем, об отношениях корейского короля к китайскому богдохану и о характере этих отношений за последние годы подробнее будет сказано ниже.

[Центральная администрация Кореи. Верховный Совет] Во главе всего управления королевством стоит верховный совет, состоящий из 3-х членов. Председатель этого совета является первым сановником королевства и принимает на себя управление делами в случае болезни или временной неспособности короля. Члены верховного совета редко остаются подолгу в своих должностях и обыкновенно сменяются через каждые 2-3 года. Вызываются такие частые смены недоверием к отдельным личностям и опасением, как бы усиливающиеся сановники не задумали злоупотребить своим влиянием. Этот же принцип недоверия заметен во всем строе корейской правительственной машины. Так, там существует, между прочим, особый институт фискалов, на обязанности коих лежит производить тайные ревизии по разным отраслям управления и о результатах этих ревизий доносить непосредственно королю. За последнее время, при ужасающей испорченности чиновничьих нравов в королевстве, [8] ревизии эти сделались удобным предлогом для повсеместного взяточничества.

[Министерства] Все дела центральной администрации разделены между шестью министерствами: гражданской службы (инспекторским), финансов, церемоний, военным, юстиции и общественных работ. Со времени открытия Кореи для иностранцев в центральной администрации произошли некоторые изменения, вызванные требованиями времени, а именно учреждены два новых управления, состоящие в непосредственном ведении короля: внутренних дел, коему переданы все наиболее важные дела, находившиеся ранее в ведений 6 министерств, и внешних дел, которому поручены дела по сношению с иностранными государствами.

Так же как и в Пекине, в Сеуле ежедневно издается оффициальная газета, в которой печатаются распоряжения центрального правительства и наиболее важные представления провинциальных властей.

[Провинциальная администрации] Переходя затем к обозрению устройства провинциального управления Кореи в том виде, как оно было установлено основателем династии Ли, следует сказать, что отличительной чертой этого управления является полная децентрализация власти. Начальники отдельных провинций (Кам-са) нередко именуются и князьями этих областей, так как они являются почти полными распорядителями их судеб. [9]

Центральная администрация заботится лишь об исправном поступлении податей, предоставляя губернаторам хозяйничать по своему усмотрению в управляемых ими областях.

[Система сбора податей] Самоволию корейских губернаторов предоставляет, между прочим, большой простор установившаяся в Корее система сбора податей. Эти последние взимаются почти исключительно натурой, — каждый производитель уплачивает тем предметом, который он производит и, так как Корея страна по преимуществу земледельческая, то подати поступают главным образом в виде продуктов земледелия. При этом не существует никакой строго определенной нормы обложения, и количество податей ежегодно устанавливается по состоянию урожая, для определения размеров коего местные власти обязаны объезжать поля поселян и о результатах своих наблюдений доносить по начальству. Губернаторы сообщают сведения по этому предмету министру финансов, который и определяет размер обложения на каждый год. Порядок этот дает, конечно, полный простор произволу властей, которые при сборе податей не забывают и себя. Путанице финансового хозяйства много способствует полное отсутствие централизации в деле сбора податей. Эти последние с известных местностей заранее предназначаются для тех или других надобностей. Благодаря [10] существованию такой системы, обыкновенно совершенно парализуются благие намерения правительства относительно облегчения плательщиков, так как расходы, для возмещения коих идут подати с той или другой провинции, редко могут быть сокращаемы сообразно с уменьшением платежных сил населения.

[Административное деление Кореи] Занявшись реформой провинциального управления, основатель династии Ли разделил все королевство на 8 провинций. Деление эго в точности сохранилось и до сего времени, а потому не лишним будет дать здесь краткое описание каждой из этих областей.

[Столичная провинция Кион-кы] 1. Провинция Кион-кы (столичная) лежит на западном берегу корейского полуострова, в центральной его части. Население ее исчисляется приблизительно в миллион душ. Провинция эта орошается рекою Хань, наиболее значительною на полуострове, о которой, а равно о расположенной на ней столице королевства, городе Хань-яне (Сеуле), было уже сказано выше. Прибавлю здесь только, что река Хань судоходна для судов, с осадкой не более 9-10 фут, до местечка Ма-пу, лежащего в ближайших окрестностях столицы. [Порт Чемульпо] После Сеула наиболее интересным для европейцев пунктом в этой провинции является порт Чемульпо, известный также под именем Жень-чуань. Расположен он под 37° 28' сев. шир. и 126° 87' вост. долготы от Гринвича, недалеко от устья одного из рукавов реки [11] Хань. Порт этот открыт для иностранной торговли в 1882 году. До этого времени он представлял собою лишь небольшую группу рыбачьих мазанок. Первыми открыли здесь свои операции китайские и японские купцы, которые и до сего времени являются почти единственными представителями здесь внешнего коммерческого мира. В настоящее время деятельность порта развивается не по дням, а по часам. Участки земли, отведенные в нем под иностранные сеттльменты (поселения), которых здесь 3 (китайское, японское и обще-иностранное), раскупаются на расхват, и земельная собственность постоянно поднимается в цене. Улицы вновь нарождающегося порта уже успели украситься многими красивыми зданиями, принадлежащими преимущественно японским купцам. Гостинницы и некоторые из магазинов освещаются электричеством. В Чемульпо приезжему человеку с особенной рельефностью бросается в глаза контраст между благоустроенными иностранными улицами и туземными мазанками, производящими самое жалкое впечатление.

Хозяйственными делами порта Чемульпо заведывает особый муниципальный совет, в состав коего входят иностранные консулы, один корейский чиновник и 3 представителя местных домовладельцев.

За последние годы торговые обороты Чемульпо достигли 4 милл. рублей металлических, из коих около 3-х миллионов [12] приходится на ввозную торговлю. Ввозятся преимущественно английские мануфактурные товары и металлы. Вывозится исключительно сырье: бобы и бобовый жмых, рис и бычачьи кожи. Весь вывоз направляется почти исключительно в Японию. Как ни незначительна была до сих пор экспортная торговля Чемульпо, однако она успела уже отразиться на экономическом благосостоянии окрестных жителей; в особенности это заметно по оживлению в прилегающих к порту местностях земледелия. Местные жители сознают, что для их продуктов имеется выгодный сбыт, и начинают понемногу распространять свои засевы. В особенности развивается здесь возделывание бобов.

От Чемульпо существует правильное пароходное сообщение с китайским портом Чжи-фу (Чифу) и японским портом Нагасаки. Сообщение это поддерживается японскими пароходами компании Nippon-Yusen— Kaislia, а также изредка китайскими пароходами. Суда под европейскими флагами редко заходят в этот порт.

Кроме Сеула и Чемульпо в провинции Кион-кы достойны упоминания города Кай-сион или Сун-то, древняя столица королевства, Гуан-чжу, Кан-хуа, лежащий на острове того же имени, и Су-вэнь. В южной части провинции лежит гора Я-шань (Зубная гора) по японскому произношению Газан, при которой в последних числах июля [13] 1894 года произошло сражение между японцами и китайцами.

[Провинция Цюн-цион] 2. Непосредственно к югу от провинции Кион-кы лежит известная своим плодородием пров. Цюн-цион, с населением приблизительно в 1.7 милл. В ней возделываются преимущественно рис и хлопчатник; в особенности в этом отношении славится местность Най-по, которая часто именуется житницей королевства. Главный город провинции, Кон-цю, лежит на реке Кюм, впадающей в залив Василия (Basil’s Bay).

[Провинция Цион-на] 3. На крайнем юго-западе полуострова расположена провинция Цион-на, население коей равно приблизительно 2 миллион. душ. Берега ее усеяны множеством островов, составляющих так называемый корейский архипелаг. Среди островов этого архипелага находится группа небольших скал, образующих собою довольно удобную гавань, известную под именем порта Гамильтона. Временный захват этого порта несколько лет тому назад англичанами наделал, как известно, не мало шума на дальнем востоке. К югу от этого архипелага лежит большой остров Квельпарт, служащий до последнего времени местом ссылки; обитатели его отличаются своими суровыми нравами. Провинция Цион-на славится плодородием своих полей и прекрасными лугами, доставляющими богатые пастбища для многочисленных стад [14] рогатого скота, разведение коего составляет преимущественное занятие жителей.

Главный город провинции, Цион-цю, лежит в северо-восточной ее части. В этой провинции впервые возникли те беспорядки, которые послужили поводом к посылке в Корею китайских, а затем и японских войск.

[Провинция Кион-сян] 4) Юго-восточная часть корейского полуострова занята богатейшею провинциею королевства, Кион-сян, с населением приблизительно в 3 милл. Провинция эта орошается рекою Нак-тонг, одною из значительнейших на полуострове. [Порт Фузан] У устья этой реки под 35° 6' сев. широты и 129° 3' вост. долготы от Гринвича, лежит порт Фузан, издавна служивший складочным пунктом для японо-корейской торговли, каковое право японцев торговать здесь было подтверждено договором Кореи с Японией 1876 г., а в 1883 г. порт этот был открыт вообще для иностранной торговли. Туземный город с населением в 2000 человек представляет собою группу жалких лачужек; резкий контраст ему представляет расположенный в некотором расстоянии от него японский город, отличающийся благоустройством и даже красотой. Все местные дела ведаются японским консулом, при помощи выборного муниципального совета. Улицы освещаются керосиновыми фонарями; в сеттльмент проведена из соседних гор вода, отсутствие коей в ближайших окрестностях является [15] одним из крупных недостатков порта. К 1890 г. в Фузане проживало всего 4.184 иностранца, из коих 4.100 было японцев. Порт расположен в чрезвычайно удобной местности, всего в 160 милях от Нагасаки и не далее как в 80 милях от японских островов Цусима. До открытия для иностранной торговли порта Чемульпо, Фузан был единственным местом, чрез которое иностранные товары могли проникать в южную Корею; с открытием же других портов, это привиллегированное положение должно было измениться, и торговые обороты порта, достигавшие 2 _1/2 милл. руб. мет., сократились сразу в 3 и даже 4 раза. За последние годы торговое положение порта стало, впрочем, значительно улучшаться, и ныне обороты торговли Фузана достигают 3 милл. руб. мет. Ввоз в порт состоит преимущественно из мануфактурных товаров, как бумажных так и шерстяных, вывоз же составляют почти исключительно рис, бобы и бобовый жмых. Вся торговля Фузана находится в руках японцев. Предприимчивые купцы этой национальности занимаются преимущественно экспортом риса, который высоко ценится по своим качествам на японских рынках. Для закупки риса японские купцы установили особую правильно организованную систему. Они скупают за бесценок будущие урожаи, причем устанавливают за земледельцами специальный надзор. Операции эти [16] практикуются в обширных размерах в обеих южных провинциях королевства, причем алчность японских купцов порождает частые столкновения с несчастными корейскими земледельцами, и без того безбожно обираемыми туземными чиновниками. В руках японцев же находится морское сообщение Фузана с окрестными портами; они содержат правильные пароходные рейсы между этим портом и двумя другими пунктами, открытыми для европейской торговли, Чемульпо и Гензаном, а также с Владивостоком, Шанхаем и Японией. В последние года конкуррентами японцев в этом деле явились русские пароходы Шевелева, которые ходят два раза в месяц из Владивостока в Шанхай, с заходом в Фузан. Из других городов провинции Кион-сян следует упомянуть о Тай-ку, резиденции губернатора, и Шан-цю, лежащими в долине реки Нак-тонг, судоходной на небольшом расстоянии от устья для местных джонок.

[Провинция Кань-уонь] 5) В средней части восточного побережья полуострова, непосредственно к северу от провинции Кион-сян, лежит область Кань-уонь с населением, приблизительно в 700 тыс. Береговая линия этой провинции слабо развита и не представляет ни одной сколько нибудь удобной якорной стоянки. Местность здесь гориста, мало плодородна и сравнительно редко населена, причем все наиболее удобные для заселения местности, а также [17] главный город, Уонь-цю, расположены в западной части провинции.

[Провинция Хам-кион] 6) Северовосточный угол Бореи занят обширнейшею из провинций королевства, Хам-кион, с населением приблизительно в 800 тыс. душ. Провинция эта на севере граничит с Маньчжуриею, а на крайнем северо-востоке с Приморской Областью, от которой отделяется, на протяжении 22 _1/2 верст, рекой Тумынь. Провинция Хам-кион, по характеру своей поверхности, представляется дикою гористою страною. Отроги гор, наполняющих всю восточную часть корейского полуострова, высятся здесь вдоль всего побережья, что придает этой части корейского берега унылый неприветливый вид. В горах этой провинции берут начало две наиболее значительные реки полуострова: Тумынь-цзян, текущая в северовосточном направлении и впадающая в Японское море у русской границы, и Ялу-цзян, текущая на запад и впадающая в Корейский залив. В южной части провинции Хам-кион расположена превосходная гавань, известная под именем порта Лазарева. Гавань эта занимает пространство приблизительно в 80 кв. вер., хорошо защищена со всех сторон высокими горными хребтами, а вход в нее загражден целым рядом островов. Порт этот обладает значительною глубиною и прекрасным дном для якорной стоянки; зимою он не замерзает, несмотря на бывающие здесь [18] довольно сильные морозы. [Порт Гензан] Берега порта Лазарева достаточно густо заселены, причем наиболее населенным пунктом является город Гензан, лежащий в южной части бухты. Город этот тянется приблизительно на 1 _1/2 версты вдоль южного берега бухты и состоит из 2 тыс. домов, с населением около 10 тыс. человек. Через весь город проходит одна длинная улица шириною в 10-12 ф., и к ней примыкает множество узких, кривых переулков; имеющийся здесь также как и в других открытых портах японский сеттльмент расположен к северозападу от туземного города. В нем построено до 100 домов; обращает на себя внимание дом консула прекрасной архитектуры. Непосредственно к северо-западу от японского сеттльмента лежит китайское поселение. Всего иностранцев в Гензане проживало в 1890 году 784 человека, из коих 689 японцев. Из иностранцев они первые начали торговать здесь с 1880 г. и до сего времени вместе с китайцами, являются единственными иностранцами, занимающимися здесь торговыми операциями. В 1883 г. Гензан был открыт вообще для иностранной торговли, но до сих пор здесь не поселился ни один европейский или американский купец. Торговые обороты порта исчисляются приблизительно в 1 _1/2 милл. руб. мет. Ввоз состоит из иностранных мануфактурных товаров, преимущественно хлопчатобумажных изделий, металлов [19] и красок; вывозились же из порта преимущественно золотой песок (до полумиллиона руб. мет.), бобы, бычачьи кожи, сушеная рыба и звериные шкуры. Кроме ближайших окрестностей, порт этот является пунктом отпускной и ввозной торговли для всей северной и даже северо-западной Кореи вообще. На размеры торговых оборотов порта несомненно влияет (В смысле ее уменьшения.) торговое движение, существующее по сухопутной границе с Россиею. Торговые сношения эти были урегулированы правилами сухопутной торговли, установленными в августе 1888 г. На основании этих правил, русское правительство получило, между прочим, право назначить консульского агента в г. Кенхонге.

Гензан соединен пароходным сообщением с Владивостоком с одной стороны и Фузаном, японскими и китайскими портами с другой. Правильные рейсы между этими портами совершают пароходы под японским и русским флагами.

Административным центром провинции Хам-кион служит город Хам-хын, расположенный на морском берегу, в центральной части провинции, к северу от Гензана.

Порт Гензан, как уже сказано выше, является пунктом отпуска и приема товаров для всей северной Кореи и, между прочим, для северо-западной провинции королевства, Пион-ань.

[Провинция Пион-ань] 7) Провинция Пион-ань прилегает непосредственно к границе Маньчжурии, отделяясь [20] от нее рекою Ялу-дзян. Население ее исчисляется приблизительно в 2 милл. душ. Орошается эта область левыми притоками Ялу-цзяна, судоходного для мелкосидящих судов на небольшом расстоянии от устья. В южной части провинции протекает другая значительная река Та-тонг. На правом берегу этой последней лежит главный город провинции, Пион-ань, известный как хорошо укрепленный пункт. В северо-западной части этой области расположен другой значительный город Ы-цю, где находится таможня и содержится сторожевой пикет, на обязанности коего лежит наблюдение за недопущением внутрь Кореи иноземцев. В 75 вер. от этого пункта, на китайской территории, лежит местечко Бянь-мынь, где ежегодно 3 или 4 раза устраивалась в былое время ярмарка, на которую китайские и корейские купцы привозили свои товары. Обороты этой торговли не превышали впрочем полумиллиона руб. в год. В настоящее время, с открытием для иностраной торговли 3-х портов на корейском побережьи, торговля эта совершенно прекратилась.

[Провинция Хуан-хае] 8) Непосредственно к югу от провинции Пион-ань лежит область Хуан-хае, с населением приблизительно в миллион душ. Почва этой области не отличается особенным плодородием, и потому население ее занимается преимуществено разными промыслами, как-то рыбным, добычею соли и т. д. По своему [21] географическому положению, провинция Хуан-хае ближе других подходит к китайскому берегу, отстоя от крайнего пункта Шань-дунского побережья не далее как в 150 верстах (У берегов этой провинции поэтому издавна производилась контрабандная торговля с Китаем.). Главный город провинции, Хае-цю, лежит в южной ее части.

[Государственные экзамены и система воспитания в Корее] Реформаторская деятельность основателя династии Ли коснулась, как уже сказано выше, всех отраслей государственного управления. Особенного внимания в этом отношении заслуживают мероприятия, касавшиеся установления новых правил для приема на государственную службу. Установлены были государственные экзамены на образец тех, которые существуют в Срединной Империи, причем конкурентам предъявлялись требования совершенно тождественные с теми, которые существуют в Китае. Мера эта неизбежно должна была коренным образом повлиять на всю систему воспитания корейского юношества) в смысле полного его окитаения. Изучение китайских классиков и письменности сделалось обязательным для образованных корейцев, успевших достичь в этом отношении высокой степени совершенства.

[Костюм корейский] Влияние Китая сказалось также и на внешности корейцев. Костюм их до сего времени является почти полною копиею с одежд, бывших в ходу в Китае времен династии Мин (XIV-XVII вв.). Нынешний же отличительный [22] признак каждого китайца, коса, сделалась необходимым аттрибутом костюма сынов Срединной Империи лишь с XVII в., причем обязанность носить косу была насильно навязана китайцам ныне царствующею Маньчжурской династиею и служит отличительным признаком порабощения Маньчжурам.

[Царствование первых королей династии Ли] В таких реформах прошли царствования первых королей династии Ли, которые вообще пользовались большою популярностью в народе. Последний ценил больше всего то ненарушимое спокойствие, которое водворилось в Корее с воцарением этой династии. [Образование придворных партий] Единственным облачком, омрачавшим политический горизонт королевства за первые два века царствования ее, то есть с конца XIV до конца XVI вв., было возникновение в придворных сферах партий, постоянно враждовавших и интриговавших между собою. Первое упоминание о существовании этих партий встречается во 2-ой половине XV века, когда произошла ссора между двумя наиболее влиятельными сановниками королевства. Вокруг каждого из них сгруппировались его близкие приверженцы, и образовалось две партии, которые подразделялись и сливались, смотря по обстоятельствам. Деятельность их выражалась главным образом, во взаимных интригах и происках, причем вражда между представителями отдельных партий была на столько велика, что они даже не заключали между собой брачных [23] союзов. Влияние этих партий ощущается при корейском дворе и до сего времени, хотя ныне всех вообще корейских политиканов можно подразделить на два лагеря: японо— и китаефилов.

[Нашествие на Корею японцев в 1592 году] Вожделенный мир, царивший в Корее целых два века и заставивший корейцев совершенно забыть о всех ужасах войны, был внезапно нарушен в 1592 г. неожиданным нападением японцев.

При самом внимательном изучении всех обстоятельств, предшествовавших стремительному нашествию японцев, трудно подыскать для него сколько нибудь уважительный предлог. Нашествие это было вызвано, повидимому, исключительно честолюбивыми замыслами стоявшего тогда у кормила правления генерала Хидеиоси, известного в европейских историях Японии и под именем Тайко-Сама. Горя необузданным честолюбием и опьяненный своими военными успехами против домашних недругов, Хидеиоси задумал покорить вселенную, разумея, конечно, под этим именем Китай. Поход свой японский завоеватель решил начать с Кореи, и, придравшись к самому пустому предлогу, отправил на полуостров огромную армию, численностью в несколько сот тысяч человек. Армия эта была разделена на два отряда, предводители коих, соперничая между собой, победоносно прошли разными путями через всю Корею, оставив на своем пути следы пожарищ и [24] полного разрушения. Видя свое бессилие противустоять стремительному вторжению японцев, корейский король вынужден был бежать на китайскую территорию и обратился с мольбой о помощи к Сыну Неба. [Помощь, оказанная Корее Китаем] Император не замедлил откликнуться на просьбу своего вассала. Снаряжена была значительная армия и отправлена в Корею. Первые столкновения с японцами были неудачны для китайцев, но затем успех перешел на их сторону, и японцы должны были отступить на юг полуострова. Во время этой войны, продолжавшейся с переменным счастьем целых семь лет, китайцы дрались за корейцев, как за своих братьев, кровью отстаивая их территорию от японцев. Благодарная память об этой помощи, оказанной китайцами, живет в Корее и до сего времени. Прекратилась война лишь после смерти Хидеиоси, последовавшей в 1598 году. В этом году японские войска очистили Корею, увезя с собою обильные трофеи своего победоносного нашествия, в числе которых находились уши десятков тысяч корейцев, павших при защите своей родины. Уши эти были погребены под особым памятником, до сего времени сохранившимся в г. Киото. Так окончилась бесцельная и жестокая война, которая имела своим ближайшим и естественным последствием порождение жестокой ненависти к японцам со стороны корейцев, ненависти, которая не успела заглохнуть еще до сего [25] времени, и проявляется в южных провинциях королевства, где, как уже указано выше, она постоянно подогревается ростовщическими операциями японских хлеботорговцев, проживающих в Фузане. С другой стороны, пропорционально должен был вырости в глазах корейцев престиж китайцев, освободивших их от ненавистных завоевателей.

[Усиление маньчжур] Преданность свою Китаю корейцы не замедлили выказать не далее как в первой половине XVII века, когда на крайнем северо-востоке Азии появились новые завоеватели, в лице усиливавшихся в то время маньчжур. Не имея возможности защищать от этих беспокойных соседей свои северовосточные границы, китайское правительство решилось прибегнуть к своеобразной мере. Из Пекина пришло приказание, чтобы все жители, населявшие северо-восточные области, подверженные нападениям маньчжур, перенесли свои селения верст на 70-80 к западу. [Образование нейтральное полосы между Кореею и Китаем] Таким путем образовалась вдоль северо-восточной границы Китая пустынная, никем не заселенная полоса, которая, затем, по воцарении маньчжур в Пекине, продолжала оставаться не заселенной вдоль границы между Кореей и Маньчжурией, сделавшись известною под именем нейтральной полосы. Полоса эта существовала, по крайней мере юридически, на бумаге, до 70-х годов текущего столетия и много способствовала сохранению той полнейшей изолированности, в [26] которой находилось корейское королевство до последнего времени.

Между тем, не смотря на паллиативные меры, предпринятые пекинским двором, опасность, угрожавшая ему от маньчжур, делалась все серьезнее, так что наконец император должен был прибегнуть к требованию активной помощи со стороны своего вассала. Корейский король не замедлил отозваться на присланную ему из Пекина просьбу и отправил в Маньчжурию на соединение с китайскою армиею 20-ти тысячный отряд. Встреча с маньчжурами соединенных китайских и корейских сил произошла недалеко от корейской границы, причем китайцы потерпели полное поражение, а корейский отряд перешел на сторону победителей. [Покорение Кореи маньчжурами и договор 1637 г.] Двор в Сеуле оставался, однако, верным пекинскому правительству, и всяческими зависевшими от него средствами действовал против маньчжур. Желая избавиться от неопасного, но докучливого противника, маньчжуры двукратно предпринимали походы в Корею, закончившиеся в 1637 году полным покорением полуострова.

По договору, заключенному тогда с маньчжурами, корейский король признавал себя безусловным их вассалом и обязывался ежегодно уплачивать значительную дань. Взамен этого, корейцам предоставлялась полная свобода внутреннего самоуправления. Договор этот сохраняет до ныне всю свою силу с тою [27] лишь разницею, что размер и ценность подати, доставляемой корейским королем в Пекин, постоянно уменьшались и сделались в настоящее время пустою формальностью, причем самый факт принесения подати оставался, однако, вещественным доказательством вассальных отношений Кореи к Китайской империи. О сохранении этого характера за доставляемою Кореею данью маньчжуры заботились весьма усиленно и чрезвычайно щепетильно относились к буквальному исполнению церемониала, установленного для принесения ее, причем за малейшее упущение в этом отношении корейские короли подвергались весьма чувствительным для них наказаниям, в роде денежных штрафов в несколько тысяч рублей.

Ясно выраженные в договоре 1637 г. сюзеренные права Китая над Кореею ничуть не мешали однако первому отрекаться от этих прав, когда такое отречение соответствовало видам китайских политиков. Во всяком случае, все заявления китайских правителей о независимости Кореи, о коих подробнее будет сказано ниже, не могут быть рассматриваемы как политические акты, имеющие какое нибудь международное значение, и должны быть причислены к тем неоднократным уловкам, к которым не стесняется прибегать пекинский двор, для того чтобы избавиться от назойливых требований иностранных правительств. [28]

[Отношение маньчжур к внутреннему государственному строю Кореи] Настаивая на точном и неукоснительном исполнении всех статей договора, касающихся вассальных отношений Кореи и прибегая даже к крутым мерам за малейшие нарушения установленного этикета, маньчжурское правительство оставило однако за Кореею полную внутреннюю самостоятельность и даже не настаивало на принятии корейцами маньчжурского костюма и традиционной косы. Таким образом все те изменения, правда не многочисленные, которые удалось провести в китайском административном строе первым императором маньчжурского дома, не имели никаких последствий для Кореи, и в последней продолжали царить порядки, введенные основателями династии Ли в конце XIV века. Вообще во внутренней жизни Кореи, не смотря на происшедшие за это время кровавые столкновения с японцами и маньчжурами, не замечается решительно никакого движения в смысле прогресса. [Издание корейского уложения в конце XVIII века] Единственным достойным замечания фактом, можно назвать состоявшееся уже в конце XVIII века, в 1785 году, издание общего корейского уложения, касавшегося всех отраслей государственного управления. В уложении этом не замечается, впрочем, каких либо существенных нововведений в области администрации, и его следует рассматривать лишь как последний дошедший до нас сборник корейских законов. Некоторые существенные изменения замечаются, впрочем, в отрасли судебной. Уложением [29] 1785 г. отменялись некоторые более варварские наказания, остававшиеся в силе с древнейших времен, а также упразднялись особенно жестокие пытки, коими сопровождался каждый судебный допрос. Впрочем, весь строй судебного распорядка остался прежним, и как гражданское, так и уголовное судопроизводства остаются сосредоточенными в руках чиновников администрации, которые, даже при желании, не имеют возможности уделять суду много внимания, будучи завалены делами самого разнообразного свойства. Таким образом, даже в лучшем случае, т. е. предполагая безусловную честность самого чиновника, дело суда обыкновенно находится в руках беззастенчивых канцелярских служителей, думающих лишь о том, чтобы набить себе карманы за счет тяжущихся или обвиняемых. В большинстве же случаев и сами судьи, т. е. уездные провинциальные начальники, не брезгуют легкою добычею, предлагаемою им в виде взяток от лиц, обращающихся за разрешением своих дел к суду. Эта алчность чиновников имеет последствием крайнее отвращение корейцев к судебным процессам, и тяжбы свои они стараются улаживать, по возможности, домашним путем через посредников, не прибегая к правительственным судам. Такой же порядок вещей существует и в Китае, но только в Корее таковое домашнее улаживание процессов несколько затруднительнее, [30] нежели в Китае, где чиновники не так многочисленны, и где легче укрыться от их зоркого ока.

[Иностранцы в Корее] Европейцы, писавшие о Корее, не редко называют ее «государством-отшельником», и название это можно считать вполне подходящим и заслуженным, так как на всем свете нельзя подыскать примера страны, которая бы так ревниво охраняла до самого последнего времени свою полную изолированность от внешнего мира. Оправданием таких, можно сказать, аскетических стремлений корейского народа, могут служить напасти, испытанные им при столкновениях в XVI и XVII веках с японцами и маньчжурами. Первыми европейцами, посетившими Корею правда по неволе, были голландские мореплаватели, суда которых в XVII веке ежегодно приходили с товарами из Батавии в Японию, причем не редко терпели крушения на многочисленных островах, которыми усеяно южное побережье корейского полуострова. Большинство голландцев, выброшенных бурями на эти берега, так и оставались здесь до самой смерти. Корейцы довольно радушно принимали своих невольных гостей, но обыкновенно держали их в почетном плену и под строгим надзором, так что лишь немногим из них удавалось переправиться на ближайшие японские острова и свидеться там с соотечественниками, содержавшими фактории в Дециме. Из таких голландцев, [31] некто Хаммель, проживший невольным пленником в Корее в продолжении 14-ти лет (1653-1667 г.) и затем благополучно возвратившийся в Голландию, оставил описание своего пребывания на полуострове; описание это является по своей обстоятельности и достоверности весьма ценным, не утратившим своего значения и до настоящего времени. Труд Хаммеля представляется особенно интересным потому, что он картинно рисует пышные приемы, устраиваемые послам Богдохана в Сеуле, свидетельствующие о полной вассальной подчиненности Кореи Китаю.

[Католические миссионеры в Корее] В самом конце XVIII в. в Корее появились первые католические миссионеры, успевшие проникнуть туда под строжайшим инкогнито из Китая через сухопутную границу, а также морем через Печилийский залив.

Христианство нашло себе в Корее довольно благодарную почву, и проповедники его пользовались переменным успехом, изредка, впрочем, подвергаясь гонениям со стороны властей. Главнейшим затруднением для корейских христиан было поддержание сношений с католическими миссионерами в Пекине, так как вступление на корейскую территорию считалось строжайше воспрещенным для всех иностранцев. В таком положении, оставался миссионерский вопрос до 60 годов текущего столетия, когда он внезапно обострился и послужил поводом к вмешательству со стороны европейских правительств. [32]

[События 1860 года и впечатление, произведенное ими в Корее] Поражение, нанесенное китайцам союзными англо-французскими войсками и позорный пекинский мир, подписанный маньчжурским правительством в 1860 г., произвел огромную сенсацию на всем дальнем востоке, где до того времени неоспоримо царил авторитет Сына Неба, могущество коего почиталось несокрушимым. Поражение китайцев произвело не малое впечатление и в Корее. Здесь стали ходить слухи о предстоявшем нашествии западных варваров, причем, как бы подтверждением этих слухов, явилось состоявшееся в то время фактическое присоединение к России Приморской Области, вследствие чего на северо-восточной границе явился у Кореи новый сосед. Сильно поразило корейцев и состоявшееся в тоже время открытие для иностранной торговли Японии. Все эти обстоятельства произвели в сеулских придворных сферах не малое замешательство, которому способствовала еще последовавшая в 1864 г. смерть короля Чуль-чжуна, последнего представителя, в прямой нисходящей линии, династии Ли. Умер он бездетным, никого не назначив себе в преемники. Это дало повод возникновению дворцовых интриг, причем на престол возведен был ныне царствующий король Ли-си, которому тогда было всего 12 лет. Отец этого мальчика захватил в свои руки бразды правления, получив титул Тай-вень-гуна. С переходом власти в руки этого последнего, рьяного ненавистника [33] иностранцев, в Корее начались жестокие гонения на христиан, которые, благодаря событиям 1860 года, успели приобрести большое влияние в высших сферах корейского общества. Во время этого гонения погибло несколько католических миссионеров.

[Вмешательство Франции] Казнь французских миссионеров повела к отправлению к корейским берегам французской эскадры из трех судов с небольшим дессантным отрядом. Начальнику этой экспедиции, адмиралу Розе, вменено было в обязанность потребовать удовлетворения за убийство французских граждан и примерного наказания их убийц. В предварительных переговорах, происходивших по сему предмету между французским поверенным в делах в Пекине и китайским правительством, интересным фактом является то обстоятельство, что китайцы не постеснились отречься от всяких прав своих на Корею. Французская экспедиция, начатая по собственному почину представителя Наполеона III-го в Китае, оказалась если не неудачной, то во всяком случае совершенно бесцельною; взято было несколько укреплений, перебито несколько сот корейцев, и затем эскадра адмирала Розе вернулась ни с чем в Чжи-фу. Корейское правительство, с Тай-вень-гуном во главе, отпраздновало свою победу над бежавшим неприятелем, и гонение на христиан продолжалось с еще большею жестокостью [34]

[Иностранные авантюристы в Корее] В том же 1866 и в следующем 1867 годах пытались проникнуть в Корею американские авантюристы, преследовавшие какие то темные дели, а именно намеревавшиеся, повидимому, овладеть саркофагом какого-то корейского короля, погребенного в одной из западных провинций полуострова. Они прослышали, что саркофаги покойных повелителей Кореи делаются, будто бы, из червонного золота; кроме того, они надеялись сорвать с корейцев солидный куш в виде выкупа за останки короля. Судно, на котором отправилась первая из этих экспедиций, вошло в реку Та-тонг, село на мель и было сожжено туземцами вместе с экипажем, из которого не спасся ни один человек. Вторая экспедиция, высадившаяся в юго-западной Корее, начала было производить свои интересные раскопки, но, не найдя никакого саркофага, воротилась в Шанхай.

[Американская экспедиция в Корею] Так как оба судна, на которых совершались эти грабительские экспедиции, плавали под американским флагом, то инциденты эти послужили поводом к возбуждению в Соединенных Штатах интереса к Корее, с которой решено было завязать мирные торговые сношения. С этою целью в 1881 году отправлена была на полуостров американская эскадра из пяти судов, причем дело ведения переговоров возложено было на представителя Штатов в Пекине, г. Лоу. Благодаря недостаточному знакомству этого [35] последнего с делами востока, и с той тактикой, которой необходимо держаться при ведении переговоров с восточными правительствами, мирная цель экспедиции не была достигнута, пришлось пустить в ход оружие, и результаты оказались тождественными с результатами французского похода 1866 г.

[Новейшие сношения Японии с Кореею] Честь открытия дипломатических сношений с Кореею, на основах международного права, принадлежит Японии. Несколько оправившись от внутренних треволнений 60-х годов, японское правительство не замедлило обратить внимание на корейский полуостров и потребовать от короля возобновления тех отношений, которые установлены были со времен последнего нашествия Хидеиоси (Тайко-сама). Отношения эти состояли в том, что корейцы ежегодно отправляли в Японию посольства, которые содержались на счет японского правительства и получали от него богатые дары. Посольства эти, далеко не имевшие тех же признаков подданства, которыми отличались таковые же отправляемые в Пекин, льстили японскому самолюбию, но ничего кроме убытков казне не приносили, так что вскоре (т. е. с половины XVII века) они прекратились с молчаливого разрешения японского правительства. На требование о возобновлении этих посольств, предъявленное японцами в 1868 году, правитель Кореи Тай-вень-гун отвечал высокомерным отказом, что едва не вызвало немедленной войны. Но [36] партии мира удалось на время одержать верх в советах Микадо. Между тем, в 1873-м году корейский король достиг совершеннолетия и вступил в управление королевством, удалив от дел своего отца.

С самого начала своего правления молодой король стал выказывать довольно либеральные взгляды, но, во всяком случае, он не мог победить еще сильного анти-иностранного чувства, царившего в высших классах, и, под влиянием своих ближайших советников, отказался принять японское посольство, так как члены его были одеты в европейское платье. Не надолго, однако, удалось корейцам отстоять свою изолированность. Воспользовавшись случайным столкновением, происшедшим между экипажем японского военного судна, высадившимся на корейском берегу, и местными жителями, японское правительство обратилось к корейскому с самыми энергичными требованиями о заключении договора. В то же время, японцы отправили посольство и в Пекин, с целью формального выяснения отношений пекинского двора к его вассалу. Заверения, полученные в Пекине этим посольством, были удовлетворительного свойства, и в Сеул был отправлен гонец с предложением не уклоняться от заключения договора с японцами. Договор этот и был заключен в 1876 г., причем самым интересным, в международном отношении, местом его является первая статья, в силу коей Корея признается [37] государством самостоятельным и потому совершенно равноправным с Японией. Это было первое торжественное заявление о независимости Кореи, сделанное притом с ведома китайского правительства. Тотчас же по заключении договора, был фактически открыт для японской торговли порт Фузан, а в 1880 г. открыт был и второй порт Гензан (О портах этих см. выше стр. 14 и 18.).

[Деятельность японцев с 1876 по 1882 год] В обоих этих пунктах, предприимчивые японские купцы не замедлили выказать свою деятельность. Здесь были учреждены японские консульства, банковые отделения, агентства пароходных компаний; по инициативе японских купцов, в Гензане устроена была выставка иностранных товаров с целью ознакомления с ними корейцев. К этому же времени, следует, конечно, отнести начало тех операций по закупке риса в южных провинциях Кореи, о которых уже сказано несколько слов при описании порта Фузана. Одним словом, японское влияние быстро возросло на полуострове, и за время с 1876-го по 1882-й г. из Кореи было отправлено в Токио, для улажения разных дел, несколько посольств.

[Вмешательство Китая] Такого рода положение дел не могло не обратить на себя внимания пекинского правительства, которое только тогда спохватилось, что оно слишком поспешно дало свое согласие на заключение договора 1876-го года. Надо было подумать о парализовании быстро [38] возроставшего влияния Японии, и в этих именно видах китайские политики решили содействовать заключению Кореею договоров с иностранными государствами, не без основания рассчитывая, что появление в Корее других иностранцев непременно ослабит влияние японцев. К такому шагу побудило китайцев еще и опасение, как бы посредниками при заключении договоров Кореею с иностранными державами не явились японцы. Между тем посредничества этого китайцы никоим образом не хотели выпускать из своих рук.

Дело эго, благодаря ловкости Чжилийского генерал-губернатора Ли-хун-чжана, которому всецело поручено ведение корейских дел, окончилось полною удачею для китайцев, и первые переговоры о заключении трактатов с Кореею начались в Тянь-цзине.

Пальма первенства в этом деле принадлежит Соединенным Штатам, которые заключили договор с Кореею в мае 1882 г. в городе Ин-чунь, порт которого, Чемульпо, вместе с Фузаном и Гензаном, были открыты для иностранной торговли. Примеру Соединенных Штатов последовали: Великобритания, Германия и Франция, а в 1884 г. и Россия. Тексты договоров, заключенных Кореею со всеми этими державами, были почти тождественны и обусловливали открытие трех портов, а равно и столицы королевства, Сеула, с предоставлением иностранцам проживать и торговать в этих пунктах. [39]

В проект этого текста, составленном в Тянь-цзине Ли-хун-чжаном, введена была, между прочим, фраза о вассальных отношениях Кореи в Китаю, но фраза эта была выключена по требованию договаривавшихся сторон, которые не могли, конечно, заведомо вступать в переговоры с правительством государства, не пользовавшимся полным суверенитетом. На этот раз, корейцам и вдохновлявшим их китайцам пришлось уступить, но последние не отказались, однако, от мысли оффициально заявить о своих сюзеренных правах на Корею.

[Корейское представительство за границей] Случай для этого не замедлил представиться, когда корейское правительство, отчасти по наущению представителей иностранных держав, задумало осуществить принадлежащее ему якобы право на самостоятельное представительство заграницей. Ли-хун-чжан не преминул воспользоваться этим для того, чтобы открыто заявить, что китайское правительство соглашается на предоставление Корее права отправлять дипломатических представителей заграницу лишь при том непременном условии, чтобы представители эти, по прибытии к месту назначения, являлись к местным китайским посланникам и были представляемы правительствам, при которых они будут аккредитованы, сими последними.

На таких основаниях были отправлены из Сеула два посольства: одно в Америку, другое в Европу. Корейскому посланнику, [40] отправленному в Америку, пришлось ожидать в Вашингтоне довольно долго аудиенции у президента, который затруднялся исполнить требования китайского представителя о том, чтобы его корейский коллега был представлен президенту через его посредство. Кончился этот инцидент тем, что корейский представитель был принят президентом самостоятельно, независимо от китайского посланника. Другое корейское посольство, выбывшее одновременно с этим в Европу, доехало лишь до Гонконга, откуда вернулось восвояси, избавив, таким образом, европейские правительства от того щекотливого положения, в которое был поставлен президент С.-А. Соединенных Штатов.

[Беспорядки в Корее, вызванные заключением договоров и открытием страны для иностранцев] Заключение договоров и допущение иностранцев на жительство в страну неминуемо должно было произвести брожение, которым и поспешили воспользоваться приверженцы старины и ненавистники всего чужеземного. Во главе этих фанатиков стоял отец короля Тай-вень-гун, удаленный от дел с 1873 г. Как раз во время пребывания иностранных судов в Чемульпо, летом 1882 г., случилась сильная засуха, которою и воспользовались агитаторы, чтобы распустить слух о том, что засуха эта является якобы наказанием неба за допущение в страну ненавистных иностранцев. Началось народное движение, причем был пущен слух, что король и королева захвачены японцами. Одного [41] слуха этого было достаточно для того, чтобы заставить толпу броситься на японское посольство и зверски разделаться со всеми японцами, попадавшимися им на улице. Японский посланник, Ханабуса, и его свита пробили себе дорогу с саблями в руках и бежали в Чемульпо, где нашли спасение на крейсировавшем у корейских берегов английском военном судне. Ханабуса не замедлил, конечно, возвратиться в Корею с требованием удовлетворения, которое и было дано ему в полной мере. Между прочим, японцы выговорили себе при этом право военной охраны своей миссии. По этому случаю китайское правительство воспользовалось беспорядками в Корее для того, чтобы фактически доказать свое право распоряжаться на полуострове. Инициатор волнения Тай-вень-гун был схвачен предательским образом и отправлен в Китай, где и просидел в плену до 1884 года, а в Сеул был отправлен 4.000 отряд китайских войск.

Удаление Тай-вень-гуна не прекратило однако в Корее партийных раздоров между приверженцами старины и новаторами, и в 1884 году в столице снова возникли беспорядки, зачинщиками коих на этот раз явились приверженцы японской партии, во главе которой стал некий Ким-ок-кюн. Есть полное основание предполагать, что волнение это было возбуждено по наущению японцев, так как во время его пострадали те из [42] членов корейского правительства, которые принадлежали к анти-японской партии. Во время беспорядков, японский посланник, под предлогом охраны короля, переселился вместе со своей свитой и конвоем во дворец, и учредил новое японофильское правительство, во главе коего был поставлен главный зачинщик беспорядков Ким-ок-кюн. Вновь установленный таким образом порядок вещей длился однако меньше недели, — население Сеула восстало поголовно, и японцы были изгнаны из Кореи, а с ними вместе удалились и приверженцы их из корейцев. Зачинщик беспорядков Ким-ок-кюн с тех пор проживал в Японии, откуда неустанно вел сношения с своими единомышленниками в Корее. Весной 1894 года он прибыл в Шанхай, где и был изменнически убит одним из своих соотечественников. Труп Ким-ок-кюна вместе с его убийцею были отправлены в Сеул, где, как говорят, над останками бывшего заговорщика был совершен варварский обряд четвертования, что вызвало взрыв негодования в японской прессе и было одним из поводов того шовинизма, который возбужден был недавно в Японии по поводу корейских дел.

Япония не замедлила конечно затребовать удовлетворения за вторичное изгнание ее представителя из Сеула в 1884 г. В Корею были отправлены войска, и японцы отказались вывести их до тех пор, пока китайцы не [43] сделают подобного же распоряжения относительно своего отряда. [Японо-китайское соглашение относительно Кореи 1885 года] Последствием этого инцидента явилось состоявшееся в 1885 г. в Тянь-цзине японо-китайское соглашение, по которому обе договаривавшиеся стороны обязывались не посылать в Корею войск, не сделав предварительного оповещения по сему предмету другой стороне. После этого соглашения как китайские, так и японские войска очистили Корею.

[Последствия открытия Кореи для иностранцев. а) в экономическом отношении] За исключением двух уже описанных волнений, которые, впрочем, произошли в столице и затронули, главным образом, придворные сферы, в течение последних 12 лет в Корее царило полное спокойствие. Казалось бы поэтому, что за этот период времени могли обнаружиться какие нибудь более или менее ощутительные последствия открытия страны для иностранной торговли. На самом деле, последствия эти оказываются совершенно минимальными и сводятся почти к нулю.

Начиная с 1882 г., явившиеся во вновь открытую страну иностранцы всех классов и профессий стали предлагать свои услуги правительству во всевозможных предприятиях. — Затевалось шелководство в обширных размерах, устраивались образцовые фермы, проектировалось устройство почтовых сообщений, приступлено было к учреждению монетного двора, но все эти затеи поглощали массу денег и оставлялись немедленно после [44] того, как от них успевали в достаточной степени нажиться алчные корейские чиновники и не менее ненасытные иностранные предприниматели, причем, при осуществлении тех или иных проектов, совершенно игнорировались насущные потребности страны и принимались во внимание лишь интересы чиновников, успевших заручиться от иностранных контрагентов более или менее солидными взятками. Единственными иностранными капиталистами, которые имели успех в Корее, являются японцы. При описании южных провинций полуострова, уже было упомянуто об экономической зависимости населения этих областей от японских купцов, проживающих в Фузане. При совершении своих денежных сделок, тамошние японцы пользуются в широкой мере кредитом в учрежденных в открытых для иностранной торговли корейских портах отделениях японских банков. В этих же банках кредитуются и высшие представители корейского общества и администрации, а также и само корейское правительство, которое находится у них в постоянном неоплатном долгу. Почти единственными представителями иностранного коммерческого элемента в корейских портах являются теже японцы, которые также содержат правильные сообщения между корейскими портами, Приморской Областью, Японией и Китаем. Всего в Корее проживает японцев всевозможных профессий до [45] 8,000 человек. Таким образом, экономическое влияние Японии на полуострове весьма значительно и не может быть сравниваемо с влиянием какой нибудь иной страны, не исключая и Китая.

[б) в политическом отношении] В ином свете представится дело, если обратить внимание на политическое влияние японцев к Корее. Тотчас же после появления своего на полуострове, иностранцы не преминули употребить все свои усилия на то, чтобы заручиться политическим влиянием при корейском дворе. В Сеул были отправлены представители великих европейских держав и, кроме того, при корейском дворе учреждена была должность иностранного советника короля. Должность эту занимали поочередно четыре лица — один немец и три американца. Учреждена она была в видах доставления корейскому правительству возможности пользоваться советами опытных лиц, в особенности в отношении дел с иностранцами.

Но, на самом деле, эти советники не пользовались сколько нибудь значительным влиянием, и при решении важных государственных дел оставлялись совершенно в стороне.

Не успел приобрести также преобладающего влияния при корейском дворе ни один из представителей западных держав (Соединенные Штаты содержат в Сеуле министра резидента, англичане — посланника, проживающего однако постоянно во Пекине, а представителем королевы в Корее является генеральный консул. Россия имеет в Сеуле поверенного в делах, у французов правительственный коммисар и наконец у немцев — консул.). [46] Относятся они друг к другу без достаточного доверия и редко действуют коллективно, что несомненно мешает усилению их авторитета. Настоящим хозяином в Сеуле являлся до сего времени назначенный туда с 1882 г. китайский резидент, без ведения и разрешения коего, сеулские правители не предпринимают ничего важного. В течение многих лет китайским резидентом в Корее состоял некий Юань-чжи-кай, сумевший создать себе необычайно прочное положение. Перед ним стушевывались не только европейские и американские представители, но также и японский посланник. Хотя в 1885 году японцам и удалось добиться обещания со стороны Китая не посылать в Корею войск без предварительного предупреждения о том Японии, причем, давая таковое обещание, пекинское правительство как бы уравнивало свои права по отношению к Корее с японскими, однако неблаговидная роль, сыгранная японцами во время беспорядков 1884 г., но могла скоро изгладиться из памяти корейского народа, и фактическое влияние Японии в Сеуле с тех пор значительно пошатнулось.

В качестве иллюстрации степени влияния двух главных соперников в Корее, Китая и Японии, можно указать на следующие два факта. — В 1890 г. в Корее скончалась вдовствующая королева, причем, по принятому обычаю, из Пекина отправлено было посольство, для выражения, по этому [47] поводу, соболезнования королю. Китайские посланцы прибыли на военных судах из Тянь-цзиня в Чемульпо, где были встречены сеулским губернатором и специально командированным для того из столицы чиновником. При приближении посланцев к Сеулу, на встречу к ним выехал сам король, торжественно проводивший своих гостей во дворец, где им была отведена особая квартира. Во время пребывания, посланцев в Сеуле, были исполнены с величайшею точностью все церемонии, требуемые этикетом, как то было установлено с давних времен.

Иллюстрациею незавидного положения японских представителей в Сеуле за последнее время могут служить неудачи, испытанные ими при предъявлении к корейскому правительству требований о возмещении убытков понесенных японскими купцами вследствие запрещения корейскою администрациею вывоза из страны риса. На основании одного из пунктов договоров, заключенных Кореею с иностранными государствами, Корея оставляла за собою право запрещать, в случае, надобности, вывоз риса из одного или всех открытых для иностранной торговли портов, с тем непременным условием, чтобы извещение об этом было сделано за месяц вперед. Такие запрещения со стороны корейского правительства имели место в 1888 и 1898 годах, вследствие случившихся в эти годы сильных неурожаев в южных провинциях [48] королевства. Японские купцы, закупающие у корейских земледельцев урожаи известного года чуть не за год вперед, конечно, потерпели от таких запрещений крупные убытки, и японские посланники, придираясь к различным формальным неправильностям, допущенным корейскими властями при обнародовании распоряжения относительно запрещений, предъявляли требования о возмещении этих убытков, каковые требования исполнялись корейцами лишь после значительных проволочек и далеко не в полной мере. Если принять при этом в соображение задорный угрожающий тон, который пускали в ход японские представители при предъявлении своих требований, то можно с уверенностью утверждать, что корейцы решались им отказывать, имея только полное основание рассчитывать на фактическую поддержку со стороны Китая.

Недружелюбные и не доверчивые отношения корейцев к японцам, объясняются еще и тайною поддержкою, которую оказывали последние различным революционным обществам, появившимся в стране за последнее десятилетие. Впрочем, непосредственное участие японцев в действиях этих тайных обществ доказать, конечно, трудно, но в вину японскому правительству, можно несомненно поставить потворство интригам, проживавших в Японии корейских выходцев в роде Ким-ок-кюна, о котором была речь выше. [49]

Революционное движение стало особенно ярко обнаруживаться в южных провинциях Кореи весною 1893 г., но было своевременно подавлено. Весною же текущего года снова поднялось восстание в провинции Цион-на, которое скоро приняло угрожающий характер. Правительственные войска потерпели от инсургентов несколько поражений, что вынудило короля обратиться к китайскому резиденту, с просьбой о помощи. Просьба эта была уважена китайским правительством, и в Корею отправлен отряд, довольно впрочем незначительный, китайских войск; при этом было соблюдено выговоренное договором 1885 г. условие относительно предупреждения японского правительства. Этим поспешили воспользоваться японцы, которые немедленно стали отправлять в Корею отряд за отрядом, при чем на запросы, обращенные по сему предмету к японскому представителю в Сеуле, г. Отори, последний неоднократно и самым оффициальным образом заявлял, что все отправляемые в Корею войска предназначены исключительно для охраны японской миссии, при чем ссылался на заключенный в этом смысле договор с Кореею 1882 г. Восстание в провинции Цион-на было между тем подавлено, и самый повод пребывания чужеземных войск на корейской территории таким образом устранен, но Япония не прекращала затеянную ею в обширном размере мобилизацию своих войск и продолжала высылать в Корею чуть [50] не ежедневно по нескольку сот человек, что вызвало таковые же меры со стороны Китая, так что в течении нескольких недель в Корее сосредоточены были значительные китайские и японские отряды. [Объявление войны 1 августа н. с. 1894 г.] Не смотря на настоятельные советы со стороны европейских держав, ни та, ни другая сторона не соглашалась приступить к очищению корейской территории, и 1-го августа нов. ст. со стороны Японии последовало наконец формальное объявление войны Китаю. [Мотивы объявления войны, приведенные японцами] В числе мотивов этого крайнего шага японцы приводят нежелание китайцев вступить с ними в переговоры о введении в Корее реформ, необходимых якобы для устранения возможности возобновления внутренних неурядиц в королевстве. [Китайский манифест] На этот вызов Японии Богдохан отвечал пространным манифестом, который является настолько интересным документом, что не лишним является дать здесь почти дословный перевод его in extenso: «Корея состояла в течение слишком 200 лет вассалом нашей маньчжурской династии и приносила нам подать, о чем известно всему свету. В течение последних 10 слишком лет, в означенном государстве периодически случались внутренние смуты. Наше правительство из сожаления неоднократно посылало войска на помощь, а также командировало особого чиновника, который бы проживал в столице Кореи и оказывал бы правительству ее покровительство, когда в том встретится [51] надобность. В мае текущего года местные бунтовщики подняли беспорядки, и корейский король просил о присылке войск, для подавления восстания; тогда мы повелели Ли-хун-чжану отправить на помощь войска. Едва эти последние достигли Я-шаня (Газан); бунтовщики рассеялись. Между тем, японцы без всякой причины отправили войска, которые внезапно проникли в Сеул, и затем их войска прибывало до 10 слишком тысяч человек, причем японцы насильно заставили корейцев переменить систему управления и вообще притесняли народ. Наше правительство оказывает покровительство вассальным государствам, предоставляя им ведать самим их внутренние дела. Япония же заключила договор с Кореею на правах соседнего государства и не имела никакого права посылать войска и насильно заставлять переменять форму правления. Все государства согласны, что оккупация, произведенная японскими войсками, несправедлива. На увещания вернуться и мирно обсудить дело японцы выказали себя задорными и действовали, не взирая на приличие все прибавляя войск. Среди народа корейского и китайских купцов появилась увеличивавшаяся с каждым днем паника, вследствие чего мы прибавили войск для их охраны, как вдруг, на полдороге, внезапно явилось много японских кораблей, которые, пользуясь нашей неподготовленностью, открыли огонь на море, близь порта Я-шаня, и [52] нанесли вред нашим войскам, что по истине не могло быть предвидено нами. Таким образом, Япония поступила вопреки договору и вопреки международному праву, и в настоящее время сама начинает враждебные действия, подвергая себя суду всех государств. Мы, с своей стороны, объявляем всей вселенной, что мы вели это дело совершенно согласно правилам человеколюбия, японцы же поступили вполне несправедливо. Вследствие этого мы повелели Ли-хун-чжану отправить войска для усмирения японцев. Он должен отправить храбрые войска, дабы отстоять корейский народ. Вместе с тем, повелеваем всем главнокомандующим и генерал-губернаторам прибрежных провинций, вместе со всеми военачальниками приготовиться в военным действиям и, буде японское военное судно войдет в какой либо порт, то должно немедленно напасть на него и уничтожить. Эти распоряжения должны исполняться неупустительно, дабы избежать большого бедствия, о чем и объявляется для всеобщего сведения».

Манифест этот представляется интересным, главным образом, потому, что в нем повелитель Срединной Империи довольно ясно ссылается на суд держав, которые якобы единодушно порицают несправедливые действия Японии. Ссылка эта любопытна в том смысле, что до последнего времени ни в одном документе, предназначенном для [53] распубликования во всеобщее сведение, никогда не намекалось на то, что Китай обращает внимание на мнение посторонних держав, которые, по убеждению истинных китайцев, все подвластны Сыну Неба.

С другой стороны, в манифесте этом, если выбросить из него высокопарные, свойственные китайскому слогу, фразы, весь ход дела изложен с фактической стороны довольно верно. На самом деле, Китай был даже уступчивее и миролюбивее, чем то сказано в манифесте, и выражал полную готовность приступить к переговорам о реформах в Корее и о выводе из королевства китайских войск, требуя только, чтобы тоже самое было сделано и японцами.

В виду этого, не может быть никакого сомнения, что требование о реформах, предъявленное японцами к корейскому правительству, так сказать, с ножем к горлу, были для Японии лишь предлогом для начатия военных действий. Одною из истинных причин этой войны следует, конечно, считать соперничество Японии с Китаем касательно влияния в Корее, но трудно предположить чтобы причина эта была единственной, заставившей токиоское правительство взяться за меч.

[Истинные причины войны] Уладить возникавшие недоразумения с сеулским правительством и восстановить несколько утраченное за последние годы политическое влияние на полуострове Япония [54] могла бы, конечно, менее решительными мерами, а именно дипломатическим путем, подкрепленным небольшою военною демонстрациею. Следовательно, истинную причину настоящих осложнений между Японией и Китаем, вызванных исключительно первою, следует искать гораздо глубже, а именно в некоторых особенностях внутренней политической жизни Японии за последние года.

[Современное положение Японии] Не далее как через 20 лет после возрождения Японии, в стране этой введена была конституция, по которой император разделяет бремя правления с парламентом, состоящим из двух палат: верхней и палаты депутатов. [Палаты депутатов и парламентаризм] В общих чертах, японский парламент походит на прусский. Верхняя палата составляется из лиц, заседающих в ней по праву рождения, по назначению императора, или, наконец, по выборам, делаемым в кругу высшей аристократии. Нижняя палата состоит из 300 членов, которые выбираются на 4 года.

С внешней стороны японцы необычайно быстро освоились с особенностями парламентского режима. Они выучились говорить речи, превосходные как в логическом, так и в стилистическом отношениях, не обычайно быстро завели газеты, политические клубы, внепарламентские агитации и т. п. Развитию этих явлений много способствовала принятая со времени сближения с Европою система воспитания в Японии. Система эта [55] сводилась, главным образом, к тому, чтобы дать юношам самые новейшие современные познания, причем выказывалось сравнительно мало заботливости о приготовлении их к восприятию и должному усвоению этих познаний. Благодаря такой системе, среди интеллигентной молодежи Японии образовался особый многочисленный класс людей, которые, не имея возможности применить приобретенные ими познания на государственной службе, а между тем считая себя исключительно подготовленными для политической карьеры, делаются политиканами, так сказать, по профессии. Само собою разумеется, они становятся в ряды оппозиции тому правительству, которое не сумело оценить по достоинству и применить их познания. Министры в Японии по конституции ответственны исключительно перед верховной властью-императором; ответственности же перед парламентом не существует. Понятно поэтому, что оппозиции, не связанной никакой ответственностью, предоставляется в японском парламенте широкое поле деятельности, в виде постоянного систематического тормажения действий правительства. Поводы к такой оппозиции, кроме вышеупомянутой, немалочислены.

[Остатки феодализма в Японии. Олигархия] Дело в том, что при всех последних реформах в Японии в политической жизни и до сих пор еще можно проследить средневековую борьбу феодальных кланов, господствовавшую здесь с давних времен. [56] Инициаторами и исполнителями последних реформ в стране явились именно представители некоторых из этих кланов, которые с тех пор, одолев своих противников, приверженцев старины, держат власть в своих руках. Сознание настоятельности реформ и необходимости обновления и прогресса проникло ныне во все слои японского общества, без различие политических партий, но инициаторы реформ, раз захвативши власть в свои руки, не соглашаются расстаться с нею, и высшие наиболее влиятельные должности в государстве раздаются исключительно их родичам и землякам. Таким образом, в Японии царит олигархия, против которой и ведется в настоящее время ожесточенная, но пока бесплодная борьба в парламенте. Борьба эта является характерной чертой парламентаризма в Японии за последние четыре года.

[Краткий обзор парламентской жизни в Японии за последние 4 года] За это время, а именно с ноября 1890 года, состоялось всего шесть сессий парламента и троекратные общие выборы. Уже одно это обстоятельство может служить явным доказательством того невозможного положения, в которое поставлена парламентская система управления в Японии. В самом деле, все стремления депутатов направлены, повидимому, исключительно на систематическую и неослабную оппозицию правительству; все сессии заполняются исключительно полемическими дебатами и запросами правительству, [57] существенные же дела или задерживаются на неопределенные сроки, или же наоборот решаются с крайнею поспешностью, что объясняется желанием депутатов скорее покончить со скучными очередными занятиями и приняться за излюбленную ими полемику с правительством.

Примеры такого положения вещей в изобилии представляет каждая сессия японского парламента. Так например, в сессию 1891-1892 гг. парламент, увлекшись партийною полемикою, вовсе не утвердил бюджета на наступавший год. Во время сессии 1892-1898 гг. депутатами поднят был вопрос об уменьшении некоторых статей обложения и о сокращении расходов, между прочим, по содержанию чиновников. Разногласие между правительством и палатами по этим вопросам выразились в настолько резкой форме, что в дело пришлось вмешаться императору, который заявил, что он отказывается в пользу страны от десятой части своего личного содержания и что подобные же жертвы будут наложены на всех чиновников империи на шестилетний срок. Только благодаря такой уступчивости правительства и лишь при личном участии самого императора удалось уладить возникшие разногласия, после чего бюджет на 1893 год был вотирован парламентом. Уступчивость правительства мало содействовала, впрочем, улажению парламентских недоразумений, которые успели [58] сделаться хроническими. Собравшись на 5-ю сессию в конце 1893 г., депутаты возбудили вопросы относительно отсутствия должной дисциплины среди чиновничьего класса, а также о необходимости с возможною строгостью приводить в исполнение постановления договоров с иностранными державами, касающиеся положения иностранцев в империи. Соображения свои по этому предмету палата высказала в особом адресе на имя императора, желая таким образом наглядно выказать питаемое ею недоверие к кабинету. Адрес этот был отвергнут императором, который в ответном своем рескрипте высказал порицание образу действий палаты и вполне одобрил политику кабинета. Вскоре после того, парламент был распущен. Последовавшие затем общие выборы, происходившие в середине февраля 1894 года, отличались чрезвычайною бурностью, причем пущены были в ход самые крайние меры, не исключая и найма для застращивания избирателей, профессиональных японских «брави». Во всех этих выборных агитациях, выдающуюся роль играли, повидимому, правительственные агенты. Не смотря на принятые таким образом меры, правительству не удалось, однако, заручиться большинством голосов в палате, и, во время шестой сессии, открывшейся в мае 1894 года, возобновилась прежняя ожесточенная полемика между правительством и палатой. [59] Правительственные билли были по большей части отвергнуты, и палата едва не вотировала снова адреса императору об отсутствии доверия к кабинету. Убедившись в невозможности управлять страной при таком настроении палаты, президент совета министров, граф Ито, — настоял пред императором на необходимости распущения парламента, что и было исполнено вскоре после его созыва.

[Вопрос о пересмотре договоров] Одним из поводов к препирательствам между правительством и оппозицией являлось, как уже упомянуто, требование последней о применении с возможною строгостью трактатных постановлений, касающихся положения иностранцев в стране. Стремление оппозиции в этом направлении объясняется желанием вызвать пересмотр существующих трактатов между Японией и иностранными державами. Договоры эти, постановлениями коих, между прочим, устанавливается право экстерриторияльности проживающих в Японии иностранцев, представляются для японского общественного мнения далеко не соответствующими настоящему положению Японии и оскорбительными для национального самолюбия. Общественное мнение страны требовало немедленного и огульного пересмотра этих трактатов и возможно скорейшего заключения новых, по которым проживающие в Японии иностранцы должны будут лишиться своего права экстерриторияльности и подчиниться действию туземных судов. Ни [60] на какие компромисы и отсрочки японское общество идти, ни под каким видом, не желало, а так как правительству было, конечно, совершенно немыслимо добиться заключения таких, в полном смысле, равноправных трактатов, при условии немедленного приведения их в действие, то и в этом отношении обнаруживалось непримиримое, повидимому, разногласие между правительством и общественным мнением страны.

[Заключение] Итак вот в каком виде представляется положение Японии к половине 1894 г., когда в Токио стали приходить первые известия о начавшихся беспорядках в южной Корее. Легко себе представить, с какой жадностью воспользовалось этим предлогом японское правительство для того, чтобы вмешаться в это так своевременно подоспевшее дело и отвратить таким путем внимание общества от внутренней политики. Другого исхода, повидимому, не оставалось правительству, и кризис, разрешившийся ныне объявлением войны Китаю, мог бы весьма легко повести к возникновению кровавой междоусобной распри.

Если принять все это в соображение, то можно с уверенностью ожидать, что настоящая война, от исхода которой зависит, может быть, прочность царствующей в Японии династии, будет вестись до последней крайности. Надо, впрочем, надеяться, что японцы не будут ослеплены своими победами настолько, чтобы, при заключении мира не [61] обратить внимания на справедливые требования европейских держав, заинтересованных в сохранении политического равновесия на дальнем востоке и автономии Кореи. [63]

Общие статистические сведения о Корее.

Поверхность Кореи равняется приблизительно 4.100 кв. геогр. миль.

Население по последним сведениям равняется 2.400 тыс. семейств и около 12 мил. душ обоего пола.

Обороты внешней торговли Кореи за 1893 год исчисляются приблизительно в следующих цифрах: ввоз 3.143 т. р. мет. и вывоз 2.118 т. руб. мет. Весь оборот торговли равен следовательно 5.261 т. р. мет.

По странам внешняя торговля Кореи распределяется (За тот же 1893 год.) следующим образом: с Япониею весь оборот торговли исчисляется в 3.174 т. р. мет.; из них 1.579 т. руб. мет. приходится на ввоз из Японии и 1.595 т. р. мет. на вывоз в эту страну. Оборот торговли с Китаем исчисляется в 2.051 т. р. мет., из коих 1.544 т. р. мет. приходится на ввоз из Китая и 507 т. р. мет. на вывоз в эту страну. Обороты морской торговли с Приморской Областью равняются 36 т. р. мет., из коих 20 т. р. мет. приходится на [64] ввоз из области и 16 т. р. мет. на вывоз из Кореи.

Из всего количества ввоза 1.335 т. р. м. приходится на хлопчатобумажные изделия; из них 2.914 т. р. м. на шертинг; 26 т. р. м. на шерстяные изделия, 150 т. р. мет. на керосин русский и американский и 421 т. р. м. на металлы, из коих выдающиеся места по количеству ввоза занимают медь и цинк.

Среди предметов вывоза обращают на себя внимание: золото — 744 т. (точных сведений о вывозе золота не имеется, в виду того, что значительное количество его вывозится без заявки в таможне); бобы — 508 р. м. т. р. мет., рис — 288 т. р. м., бычьи кожи — 222 т. р. м. и рыба в разных видах 125 т. р. мет.

Ко всем этим цифрам надо, впрочем, относиться с должной осторожностью, так как оценка товаров при существующей в Корее системе взимания пошлин ad valorem, нередко производится ниже действительной их стоимости.

Обороты торговли за 1893 г. следует считать значительно ниже средних в виду неудовлетворительного урожая.

Общее число судов как паровых, так и парусных, посетивших корейские порты в 1893 г., равняется 1.322, водоизмещением в 388 т. тонн. Из них первое место занимают японские суда 383 парохода и 573 парусных судна, всего водоизмещением в 304 т. тонн. Далее следуют суда корейские: [65] 141 пароход и 149 парусных судов, водоизмещением в 41 т. тонн; третье место принадлежит русскому флагу — 80 пароходов в 21 т. тонн. Китайских судов заходило в корейские порты 18 пароходов и 19 парусных судов с общим водоизмещением в 14 т. тонн.

Пути сообщения в Корее находятся в самом печальном положении и удобны большею частью лишь для вьючного движения. Делу распределения товаров по всем частям полуострова много содействует каботажное судоходство, которое за последние годы получило в Корее значительное развитие.

Все суда, плававшие в корейских водах под корейским флагом, исключительно каботажные.

В 1893 г. образовалась компания из китайских капиталистов для эксплуатации водяного сообщения по реке Хань, от Чемульпо до ближайших окрестностей столицы.

Открытые для иностранной торговли порты Кореи соединены с общею телеграфною сетью. Два северных порта Чемульпо и Гензан, а равно столица Сеул соединены воздушной линиею через китайскую границу, а Фузан — телеграфным кабелем с Нагасаки.

Текст воспроизведен по изданию: Корея и японо-китайское столкновение. СПб. 1895