КОРЕЙЦЫ, ИХ РЕЛИГИЯ И ОТНОШЕНИЯ К ЕВРОПЕЙЦАМ

IV. КОРЕЙЦЫ, ИХ РЕЛИГИЯ И ОТНОШЕНИЯ К ЕВРОПЕЙЦАМ. Пекинский корреспондент Journal de St.-Petersbourg сообщает, от 15-го февраля, следующие подробности о Корее обратившей на себя внимание в последнее время, вследствие столкновения ее с Францией.

Корейское правительство в высшей степени консервативно; оно запрещает доступ на свою территорию не только Европейцам, но и самим Китайцам, хотя Корея и находится в зависимости от Китая. Корейцы не восстают против плавания около своих берегов, но не хотят чтобы суда входили в их порты без настоятельной необходимости. Когда иностранный корабль разбивается около их берегов, то они оставляют у себя экипаж его до тех пор, пока за ним не пришлют другого корабля, или переправляют его в ближайший китайский порт. Если буря или какое-либо повреждение заставляет иностранное судно искать убежища в их портах, Корейцы никогда не отказываются подать ему помощь, но просят его удалиться тотчас по окончании поправок. Несколько лет тому назад американское военное судно являлось к ним с заявлением благодарности за услуги оказанные ими [435] американским судам. Что касается жестокого обращения их с несчастными Европейцами попадающими на их берега и убийств в которых их обвиняли, то они были вызваны, может быть, каким-либо недоразумением во время войны с Французами, или попыткой навязать Корейцам силой какие-либо нововведения.

Слухи о богатстве острова, распускаемые французскими миссионерами и некоторыми негоциантами, давно желающими вступить в сношения с Кореей, неосновательны. Торговля с Китаем ограничивается двумя ярмарками в год, происходящими в Гао-ли-мине, небольшом местечке близь манчжурской границы, на расстоянии трехдневного пути к северо-западу от Ниу-Чуана. Некоторые Корейцы, преимущественно контрабандисты, переходят пролив между Пе-чи-ли и Че-фу.

В 1870 году появился в печати рассказ, переданный корейскими христианами бежавшими в Америку вследствие избиения в Корее нескольких тысяч католиков. На вопросы иностранных представителей, власти Пекина отвечали что они узнали об этом событии лишь из иностранных газет.

Корейцы до такой отелена преданы религии Конфуция, что ни буддизм, ни даоизм, и ни одна из религий распространившихся в Китае не утвердились в их стране. Они говорят что учение Конфуция только у них сохранилось в первоначальном виде. Правительство их восстает против распространения христианства, так как Корейцы пронимающие христианскую веру вступают в более близкие сношения с иностранцами, что влечет за собою вмешательство последних в дела государства. В последнюю экспедицию свою в Корею, в 1871 году, Американцы вывезли из Кореи королевский эдикт, изданный в 1839 году, с целью остановить быстрое распространение христианства. Число означенное на этом эдикте совпадает с тем временем когда в Кантоне вспыхнула война между Англичанами и Китайцами по поводу продажи опиума, и когда английский военный корабль, появившийся в заливе Пе-чи-ли, подошел к крепости Дагу.

В начале эдикта изложены верования Корейцев; при этом перечисляются четыре нравственные качества: 1) любовь, 2) справедливость или сознание долга, 3) приличие (относительно церемоний) и 4) мудрость или знание; и пять подразделений долга проистекающих из вышеприведенных качеств: 1) взаимные обязательства между родителями и детьми, 2) между государями и подданными, 3) между мужем и женой, 4) между стариками и молодыми людьми и 5) между [436] друзьями. Далее следует изложенный в эдикте обзор распространения христианства в последнее время и несколько аргументов корейского короля, желающего доказать вред христианского учения. После пояснения что в царствование великого короля Чьен-Цуна (1777-1800) установлены были «правила музыки и внешнего блеска», в эдикте говорится следующее:

«К несчастию, во время царствования этого короля, какой-то негодяй, по имени Чень-Сиун, достал где-то европейские книги в которых говорится о вере в Небесного Царя. Хотя учение это и противоречив законам мудрецов и правилам установленным нашими королями в древние времена, оно стало тайно распространяться в народе, которому все более и более грозило нравственным упадком. Для прекращения зла король лишил жизни главных зачинщиков, а несчастных жертв великодушно простил (В письмах миссионерских говорится о преследовании христиан в Корее 1791-1792 года.), предоставляя им таким образок возможность возвратиться на истинный путь. Это была чрезвычайная милость, неслыханное благодеяние с его стороны; самые глупые животные, каковы свиньи или рыбы, самые лютые звери, которые пожирают друг друга, были бы тронуты такою добротой и раскаялись бы. Но последователи нового учения, потерявшие всякое чувство совести, были непоколебимы и упорствовали в своем заблуждении. В год Син-иу (1801), новая пропаганда приняла такие большие размеры что правительство должно было прибегнуть к оружию. Люди наиболее развитые, увлекавшиеся новизной учения, способствовали его распространению; люди невежественные верили басням которые они рассказывали. Высшие должностные лица покровительствовали людям исповедывавшим новую религию, семейства пользовавшиеся всеобщим уважением вступали в сношения с ними. Некто Вен-мо изменил даже прическу и осмелился в таком виде разгуливать по столице! Некто Си-иунь намеревался ехать к иностранцам чтобы просить их приехать в Корею! Такие возмутительные преступления могли вовлечь страну в страшные бедствия.

С тех пор прошло четыре года. И увы! в течение этого времени законы еще более утратили свою силу, иностранная ересь распространилась еще более. Последователи ее, с одной стороны, поддерживали тайные сношения с иностранцами, с другой — распространяли новое учение между своими родственниками и знакомыми. Такое положение дел еще хуже чем в год Син-иу! [437]

Законы моих предков и приказание моей любезной матери заставляют меня, ее юного сына, наказать виновных. Несмотря на то что последние забыли истину и избрали путь заблуждений, я, отец и мать моих подданных, не могу не сожалеть об этих несчастных. Но несправедливо было бы наказывать народ, не открыв ему предварительно истины, поэтому я и намерен объяснить вам, сановникам и благородным обоего пола, принципы распространяемой между вами ереси. Внемлите моим словам и проникнитесь истиной».

Затем король разбирает некоторые христианские принципы и старается доказать их неосновательность. Он находит что христианство недостаточно определяет обязанности детей относительно родителей и по этому случаю распространяется о значении жертвоприношения в память усопших.

«Христиане, говорит он, уничтожают обычаи своих предков и не допускают жертвоприношений, говоря что умершие ничего не чувствуют. Если допустить это предположение, то где же после смерти, поселяются души, о существовании которых говорят христиане? Мы видим здесь непоследовательность, противоречащую самым простым законам логики. Это весьма грустно! Самые лютые звери, волки и тигры, выказывают привязанность к родителям, у шакалов и выдр (Китайские зоологи уверяют что шакалы не трогают первой добычи попадающейся им весной и симметрично раскладывают ее в виде жертвоприношения своим предкам. Так же, будто бы, поступают и выдры с первыми рыбами которых они находят после прилива.) мы находим нечто похожее на жертвоприношения; следовательно христиане стоят ниже животных! Можно ли допустить такое беззаконие?»

По поводу духовной иерархии католиков и добровольного безбрачия, возведенного в добродетель, автор высказывает следующие размышления:

«Взаимные отношения между государями и подданными определяются законом, всеми признанным и неизменимым. Но христиане кроме того учредили власти: царя веры и руководителей веры (Папы и епископов.), которые считают себя в праве вмешиваться в управление и своим вмешательством препятствуют правильному ходу дел.

Согласно с законом "всемирной двойственности" супружество мущины и женщины есть непременное условие общежития; христиане [438] же составили себе совершенно ложное понятие о непорочности соединенной с безбрачием. Между тем все они участвуют в общих сборищах мущин и женщин и таких образом уже нарушают чистоту нравов. С одной стороны, безбрачие грозит прекращением рода человеческого, с другой — свобода общественных сношений нарушает порядок общежития. И действительно, чего можно ожидать от людей для которых не существует ни родителей, ни государя?»

Затем автор переходит к рассуждениям о веровании в Божию Матерь, таинства, рай и ад, будущую жизнь, и пр.

В конце эдикта он делает воззвание к народу и увещевает его обратиться к «книге стихов» и считать единственным источником добродетели «четыре нравственные качества» и «пять подразделений долга».

Текст воспроизведен по изданию: Корейцы, их религия и отношения к европейцам // Русский вестник, № 5. 1872