«ЛЕТОПИСИ СИЛЛА» И ВОПРОСЫ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ КОРЕИ ¹

Среди многих проблем, связанных с «Историческими записями трех государств» Ким Бусика, для нас наибольшее значение приобретает изучение этого памятника как источника по истории социально-экономического развития Кореи, ибо с исследованием его тесно связано решение одного из наиболее актуальных вопросов современной корейской исторической науки — вопроса о характере социально-экономического строя Кореи в так называемый период трех государств, вопроса, с которым тесно связана очень большая проблема возникновения феодальных отношений в Корее.

Правильное определение сущности общественно-экономического развития Кореи в период трех государств — Когурё, Пэкче и Силла (приблизительно с III — IV вв. н. э. до 60-х годов VII в.) — является одной из неотложных задач, стоящих перед историками-корееведами, ибо без удовлетворительного решения этой проблемы невозможно понять целую эпоху в исторической жизни корейского народа, связанную с зарождением цивилизации и истоками его национальной культуры, а тем самым нельзя восстановить картину всей его истории. В силу ряда причин, среди которых следует отметить крайнюю скудость письменных и недостаточную разработанность археологических источников, вопрос этот остается предметом споров, несмотря на то, что в течение почти трех десятилетий он стоит в центре внимания прогрессивных корейских историков.

В современной корейской историографии начало серьезному научному изучению социально-экономических вопросов истории Кореи раннего периода положил профессор (ныне президент Академии наук КНДР) Пэк Намун. В 1933 г. в тяжелых условиях японского колониального господства Пэк Намун издал монографию ², в которой попытался на основе марксистского учения об объективных законах исторического развития и о смене [16] общественно-экономических формаций проанализировать социальные отношения, экономику и культуру периода троецарствия в Корее. Отметая идеалистические, антиисторические построения буржуазных историков, Пэк Намун подчеркивал, что Корея прошла путь, обусловленный общими историческими законами, что самой ранней ступенью в истории Кореи был период первобытно-родового строя, который затем сменился классовым обществом трех «воинственных государств» (Когурё, Пэкче, Силла), что «период трех государств является временем рабовладельческого строя, когда рабы несли основное бремя общественного производственного труда». Резюмируя свои основные положения, Пэк Намун писал далее: «Если сформулируем кратко историю развития рабовладельческой системы, то сначала, в переходный период кланового государства, существовало рабовладение, основанное на коллективной собственности племен, а затем в процессе формирования и развития трех государств сложилось частное рабовладение, ставшее основой общественной экономики. И действительно, письменная история Кореи, равно как и история классовой борьбы, начинается с истории возникновения этих рабовладельческих государств» ³. Концепция Пэк Намуна о рабовладельческой природе трех государств получила широкое признание, особенно в первое время после освобождения страны. В известной мере подытоживая существовавшие взгляды корейских историков, Хан Гирён в 1947 г. писал, что историки народно-демократической Кореи единогласно считают три государства рабовладельческими и также единогласно сходятся в мнении о том, что государства Когурё и Пэкче сложились раньше, а государство Силла — позже, хотя в датировке времени образования каждого из этих государств существуют значительные разногласия ⁴. Обоснованию теории о рабовладельческом характере социально-экономического строя трех государств была посвящена и специальная работа историка Ли Ынсу, появившаяся в печати в 1949 г. ⁵. Но в наиболее законченном виде эта теория была изложена в «Древней истории Кореи», изданной в конце 1951 г. ⁶. «Мы не можем не признать, — говорится в этой работе, — что во всех трех государствах с начала их возникновения вплоть до самого падения наблюдается не продолжение какого-либо общинного способа производства или беспримерно раннее созревание феодального строя, а в самом обычном смысле слова рабовладельческая система, которая встречается и во многих других странах. Более того, нам кажется, что нет никаких сомнений в том, что способ производства и классовая структура трех государств, как видно по данным [17] исторических источников, выявляют характерные черты рабовладельческого общества».

Однако такую трактовку вопроса о социально-экономической сущности трех ранних корейских государств в настоящее время уже нельзя считать единодушным мнением корейских историков. Как показала дискуссия, организованная Академией наук КНДР в начале 1953 г., уже тогда часть корейских историков, касаясь характеристики социально-экономической природы государств Когурё, Пэкче и Силла, склонна была рассматривать их как государства, в которых происходило формирование феодальных отношений ⁷. Особенно оживленные споры по вопросу о характере социально-экономических отношений в Корее периода троецарствия развернулись в самые последние годы. Когда на страницах журнала «Ёкса квахак» («Историческая наука», орган Института истории АН КНДР) в 1955 г. появилась статья Ким Кванчжина ⁸, в которой излагалось подробное обоснование того, почему в Корее не могло быть рабовладельческой формации и почему после разложения первобытнообщинного строя произошел непосредственный переход к феодализму, — с возражениями против основных положений Ким Кванчжина на страницах того же журнала выступили То Юхо ⁹ и Ли Ыпсу ¹⁰, считающие, что общественный строй трех государств должен быть определен как рабовладельческий. Соглашаясь с некоторыми правильными частными положениями То Юхо, Ким Кванчжин в своей новой статье ¹¹ показал методологическую несостоятельность аргументации То Юхо и доказывал правильность основного своего тезиса о том, что Корея перешла к феодализму, минуя рабовладельческую формацию.

В этих условиях спорный вопрос о социально-экономических отношениях в Корее в эпоху трех государств был вынесен Институтом истории АН КНДР на общественную дискуссию, которая проходила в течение трех дней в конце октября — начале ноября 1956 г.

На дискуссии выступила большая группа историков, отрицающих существование рабовладельческой формации в древней Корее ¹². Подвергнув критике концепцию о существовании рабовладельческого строя в период трех государств, Ким Кванчжин определял их как феодальные, теоретически обосновывая возможность для Кореи миновать рабовладельческую формацию, поскольку в Корее существовал ряд условий, сдерживавших развитие рабовладельческого уклада. Временем формирования трех государств Ким Кванчжин считал период III — VI вв. н. э. Эти выводы Ким Кванчжина разделяли на дискуссии Чон Соктам, Но Чонхван, Ким [18] Сеик и другие, а Чхэ Хигук и Чон Чханён, поддерживая их основные положения, высказывали дополнительные соображения о классовом составе корейского общества в эпоху трех государств и особенно о понимании категорий «рабов» и «зависимого крестьянства», а также специфики государственного строя.

Группа историков, признающих три государства феодальными, исходит из того, что в последний период первобытнообщинного строя в Корее был довольно высокий уровень развития производительных сил, что основную массу производителей эпохи формирования трех государств составляли так называемые «низшие дворы» (хахо), или зависимые крестьяне, что эксплуатация их со стороны господствующего класса носила определенно феодальные формы, что государственный строй в Когурё, Пэкче и Силла характеризовался феодально-иерархическими чертами, что вообще нет достаточного количества конкретных фактических данных, которые позволяли бы судить о наличии рабовладельческого строя, для развития и расцвета которого не было в Корее благоприятных экономических условий. При этом большое значение придается также влиянию феодального Китая на развитие общественных отношений и политических институтов в корейских государствах.

Против этих взглядов выступили на дискуссии историки, придерживающиеся по-прежнему мнения о рабовладельческом характере трех государств. Против главных выводов Ким Кванчжина, выдвинувшего идею о переходе Кореи к феодализму через «варварские государства», выступил То Юхо, утверждая, что с начала новой эры до конца IX в. в Корее существовала рабовладельческая формация, что крупные восстания в Корее IX в. являлись якобы своеобразной «революцией рабов», возвестившей наступление феодализма. Не видя принципиальных различий между рабами и крепостными крестьянами, То Юхо полагает, что в период трех государств, несмотря на преобладание мелкокрестьянского хозяйства, развивался рабско-крепостнический уклад, что общественная формация этой эпохи должна быть охарактеризована как рабовладельческая.

Несколько иначе понимает рабовладельческую формацию в Корее Лим Гонсан, который на основе данных Самкук саги и Самкук юса относит время формирования трех государств к I — III вв., а общество трех государств до конца V в. считает рабовладельческим, так как, по его мнению, при сохранении общинных отношений эксплуатация непосредственных производителей, осуществляемая в форме взимания дани государственной властью правящего класса, качественно отличается от форм феодальной эксплуатации. Так как население зависимых общин рассматривалось королевской властью как ее собственность, Лим Гонсан предлагает общество периода трех государств считать рабовладельческим. По его мнению, элементы феодальных отношений стали появляться в корейских [19] государствах только после V в., и лишь в VII в., с объединением страны под властью государства Силла, в Корее утвердился феодальный строй ¹³.

Тезис о рабовладельческом характере трех государств защищал и Ли Нынсик, ссылаясь на специфические особенности рабовладельческого строя на древнем Востоке, изученные в советской исторической науке. По его мнению, в Корее эпохи троецарствия, как и в других странах древнего Востока, рабовладельческий строй существовал в условиях сохранившихся общинных отношений и преобладания мелкокрестьянских хозяйств.

Доводы Лим Гонсана и Ли Нынсика поддерживал выступавший на дискуссии академик Пэк Намун, который по-прежнему отстаивает свою идею о существовании рабовладельческой формации в трех ранних корейских государствах. Хотя он и признает необходимым внести некоторые коррективы в вышедшую в 30-х годах его «Социально-экономическую историю Кореи», но основные идеи этой работы считает правильными. Хан Гирён, Кан Бёндо и другие в своих выступлениях также выдвигали аргументы, защищающие тезис о рабовладельческом характере трех государств.

Если кратко суммировать основные положения историков, считающих три государства рабовладельческими, то они сводятся к признанию, во-первых, не частной (как в странах классического рабовладения), а общинно-государственной собственности в качестве господствующей формы собственности в этих государствах; во-вторых, качественного отличия от феодальных тех производственных отношений, при которых мелкие производители-крестьяне платили дань государству (причем зависимые крестьяне не считаются крепостными); в-третьих, рабовладельческих отношений как определяющих производственных отношений, несмотря на численную незначительность рабов, патриархальных и государственных, в-четвертых, существования деспотической формы государственной власти.

Как справедливо отмечается в редакционной статье «Ёкса квахак» ¹⁴, сторонниками этой концепции не четко уяснено различие конкретных исторических условий стран рабовладельческого древнего Востока и Кореи эпохи троецарствия, не выявлено конкретное содержание общинных отношений в корейских государствах, допущен односторонний отбор исторических фактов.

Кроме двух противоположных концепций, приведенных выше, на дискуссии были высказаны и некоторые другие соображения. Академик Пак Сихён, например, считал Когурё и Пэкче рабовладельческими государствами, а Силла, развивавшуюся позже них, — феодальным государством. Чон Угён и Чон Сехо вообще возражали против того, чтобы начальный период трех государств связывать с концом [20] первобытнообщинного строя, так как, по их мнению, зачатки классового общества надо искать в более раннее время, в период древнего Чосон.

Пишущий настоящую работу не считает возможным присоединиться безоговорочно к какой-либо из приведенных выше точек зрения на социально-экономическую природу трех государств. Для окончательного решения этой проблемы необходимо конкретное рассмотрение процесса образования классового общества и государства, а также дальнейшего социально-экономического развития каждого из трех государств в отдельности, чтобы можно было затем подойти к общему заключению обо всем периоде трех государств.

В настоящем очерке рассматриваются вопросы социально-экономического развития государства Силла в связи с анализом конкретного фактического материала «Летописей Силла».

1

В первую очередь перед нами встает очень сложный вопрос о времени образования Силланского государства. Вся старая феодальная, а также и иностранная буржуазная историография, слепо следовавшая за авторами Самкук саги и Самкук юса, относила возникновение трех государств к I в. до н. э., причем самым древним считала государство Силла, датируя его образование 57 г. до н. э. (начальный год правления императора Сюань-ди из Ханьской династии), а образование Когурё — 37 г. до н. э. и Пэкче — 18 г. до н. э. Несостоятельность этой датировки, основывающейся на легендарной традиции, полностью доказана трудами корейских историков, которые путем сопоставления сведений из корейских и китайских источников пришли к единодушному выводу о том, что государственность в Когурё и Пэкче сложилась раньше, чем в Силла.

Не затрагивая вопроса о формировании государств Когурё и Пэкче, обратимся к источникам, которые говорят о возникновении «государства» в Силла ¹⁵ в 57 г. до н. э. В Самкук саги об этом есть следующий рассказ: «Основатель имел фамилию Пак, а звали его Хёккосе. Взошел в начальном году уфын эры императора Сяосюаньди из древней Ханьской династии (т. е. в 57 г. до н. э.) цикла капчжа, в четвертом месяце, в день пенчжин (некоторые говорят 15-го числа первого месяца), в возрасте тринадцати лет с титулом косогана.

Государство называлось Сонаболь. Первоначально пришлые из Чосона расселились посреди гор и ущелий, образуя шесть деревень. Первая [21] называлась деревней Янсан у [реки] Альчхон, вторая — деревней Кохо у [горы] Тольсан, третья — деревней Чинчжи (иногда называют деревней Учжин) у [горы] Часан, четвертая — деревней Тэсу у [горы] Мусан, пятая — деревней Кари у [горы] Кымсан, шестая — деревней Коя у [горы] Мёнхвальсан. Они являлись шестью общинами Чинхана. [Однажды] старейшина деревни Кохо Собольгон, глядя на склон горы Янсан, на середину бора, что возле Начжона, увидел лошадь, которая стояла на коленях и рыдала. Тотчас же он направился туда, чтобы разглядеть ее, но лошадь внезапно исчезла, и осталось только большое яйцо, разбив которое, он обнаружил маленького ребенка. Он взял с собой ребенка и вырастил его. Когда минуло ему десять лет, он очень рано созрел в мудрости, поэтому люди шести общин, почитавшие его из-за удивительного происхождения, с этого времени сделали его князем. Чинханцы тыкву называли «пак», а так как большое яйцо, которое было вначале, напоминало тыкву, то и дали ему фамилию Пак. Косоганом чинханцы называли вана (или некоторые считают, что это было звание знатного человека)» ¹⁶.

В этой легенде, которая, несомненно, является продуктом творчества позднейшего времени, отразилась реальная жизнь эпохи первобытнообщинного строя. Хотя феодальный историограф Ким Бусик (или, может быть, его предшественники, сочинившие легенду) и пытается наделить Пака Хёккосе царскими чертами, тем не менее в рассказе мы обнаруживаем черты существовавшей в ту эпоху первобытной демократии, когда представители общин Чинхана выбирали своего вождя. Что касается «личности» Пака Хёккосе, то здесь вымысел выступает и в рассказе о его фантастическом происхождении и в наделении его столь же удивительным образом фамилией Пак. Однако в имени и титуле его, как установлено корейскими исследователями, содержится определенное зерно исторической правды. Так, в словах Хёккосе и косоган, несмотря на различное написание их китайскими иероглифами заключен общий корень *** (косе***), *** (косо***), ***(коса***), который служил для обозначения вождя или старейшины ¹⁷. Ясно, что нарицательное имя вождя или старейшины первобытной общины в процессе последующего мифотворчества превратилось в личное имя вымышленного лица, которого историки последующей феодальной эпохи наделяли царскими чертами. Черты первобытнообщинного строя в названных шести общинах еще яснее прослеживаются по другому корейскому источнику — Самкук юса ¹⁸, который прямо подчеркивает родовой характер этих общин и сообщает, что около I в. н. э. (в 29 г. н. э., в шестой год правления Юри — *** — , если принять на веру эту дату) они присвоили китаизированные родовые имена (фамилии). Жители деревни Янсан при Альчхоне, называвшейся также [22] общиной Янбу (***) и Чунхынбу (***), приобрели фамилию Ли (***). Жители деревни Кохо при горе Тольсан, называвшейся также Сарянбу (***), Намсанбу (***) и пр., стали носить фамилию Чон (***); жители деревни Тэсу при горе Мусан, называвшейся впоследствии Чомрянбу (***), Морянбу (***),Чанбокбу (***), — фамилию Сон (***), жители деревни Чинчжи при горе Касан, называвшейся потом Понпхибу (***), Тхонсонбу (***) и т. д., — фамилию Чхоэ (***); жители деревни Кари при горе Кымсан, называвшейся Хангибу (***), Кадокпу (***) и пр., — фамилию Пэ (***), и, наконец, жители деревни Коя при горе Мёнхвальсан, называвшейся Сыппибу (***), Имчхонбу (***) и пр., — фамилию Соль (***). Во главе этих общин стояли старейшины (***). Общность происхождения указанных общин Чинхана и родственные связи между ними можно установить на основе сообщения Самкук юса о том, что «отныне (т. е. со времени установления фамилий) Чунхынбу считается материнской [общиной], Чанбокбу — отцовской, Имчхонбу — сыновней, Кадокпу — дочерней» ¹⁹. Кроме цитированных отрывков Самкук саги и Самкук юса, можно найти и другие намеки этих источников на существование первобытнообщинных отношений в Силла, например на отсутствие частной собственности и порождаемых ею явлений (воровства) во времена Хёккосе, которого феодальная историография считает «основателем государства». Любопытен в этом отношении рассказ в «Летописях Силла» о том, что в тридцатом году правления Хёккосе (т. е. в 28 г. до н. э.) жители китайских поселений Наннана (Лолана — в современном китайском произношении) пришли с войсками; чтобы напасть на Силла, но, увидев, что люди края не закрывают по ночам дверей, а хлеба их остаются прямо на полях, сказали себе: «Народ этих мест не занимается воровством, и страну можно считать имеющей нравственные понятия», и ушли обратно, устыдившись разбойного образа своих действий ²⁰. При существовании родовых связей, при отсутствии частной собственности не могло быть и государства, о котором повествует Самкук саги. Так называемые цари (ваны *** первых веков новой эры, по крайней мере до III — IV вв.), в Силла были не представителями государственной власти, а вождями племени или нескольких родственных общин. И личные имена этих «царей», приводимые в хронологическом порядке, имели легендарную основу и в значительной части представляли соответствующие варианты нарицательных имен, которыми обозначались старейшины и вожди. Модернизация, допущенная в терминологии историками феодальной эпохи, мешает полностью проследить процесс изменений в первобытнообщинных отношениях и постепенной смены их новыми отношениями после образования классового общества. Несмотря на это, древнейший период [23] первобытнообщинных отношений отражается в Самкук саги помимо воли ее автора. Ким Бусик в ряде случаев оказывается не в состоянии объяснить явлений прошлого, в частности происхождения титулов правителей Силла — косоган, чхачхаун, исагым. После одного косогана и одного чхачхауна четырнадцать правителей, по Самкук саги, носили титул исагым — *** (а по Самкук юса они назывались также ичжильгым***).

Будучи не в состоянии объяснить происхождения слова исагым, Ким Бусик ограничивался лишь приведением двух мнений, существовавших к его времени. Одно из них, старинное предание, гласило: «Вначале, когда после кончины Намхэ (24 г. н. э.) должен был взойти Юри, он стал отказываться от места в пользу тэбо Тхальхэ из-за известных его добродетелей, Тхальхэ сказал: «Священный сосуд и Великое сокровище нельзя сравнить с подобными мне обычными людьми. Я слышал, что у совершенных и мудрых людей много зубов. Давайте же испытаем, [у кого больше зубов], откусывая хлеб». Больше следов от зубов оказалось у Юри, и тогда окружающие возвели его, дав имя исагым ²¹». В этом фантастическом рассказе слово исагым искусственно связывалось с двумя корейскими словами — и (*** зуб) и гым (*** след), а как титул оно произвольно приравнивалось титулу ван. Другое мнение принадлежало Ким Дэмуну, который говорил: «Исагым — слово местного происхождения, обозначавшее [избрание] по возрасту ²². В старину, перед своей кончиной, Намхэ позвал сына Юри и зятя Тхальхэ и сказал: «По смерти моей остаются две ваши фамилии — Пак и Сок, и старший годами [в ваших родах] должен занять место». Впоследствии возвысился и род Ким. И так как место занимал старший годами из трех фамилий, он назывался исагымом» ²³.

Анализируя слово исагым (***) современные корейские исследователи приходят к выводу об общности частицы гым (***) в этом слове со словами кан, ган (***), гам (***) которые в аналогичных же позициях служили для обозначения в вежливой форме вождя, старейшины (хан в тюркских языках). Вторая же часть этого слова — иса — своими корнями связана с современным корейским словом *** «соединять» (разорванное), «продолжать» (прерываемое) и т. д. ²⁴. В свете этой трактовки корейских лингвистов мы можем сделать вывод о том, что возникновение титула исагым было связано скорее с установлением порядка наследования или закрепления в каких-то определенных родах должности вождя (или старейшины) племени или союза племен. Но во всяком случае здесь не могла идти речь об установлении наследственной монархической власти, как трактуется в Самкук саги. Таким же анахронизмом в Самкук [24] саги являются чрезмерно раннее (в 32 г. н. э.) появление семнадцати чиновных рангов ²⁵ в такое время, когда еще совершенно не было условий для возникновения бюрократически организованного государства, или сообщение о том, что в 10 г. н. э. (седьмой год правления Намхэ) Тхальхэ сделали тэбо (великим министром) и поручили ему управление делами воинственного государства ²⁶, тогда как речь могла идти не больше, чем об избрании военачальника (нечто вроде базилевса) племени или союза племен, возглавляемых общиной Силла (или Саро).

Подтверждение высказанным выше выводам можно найти и в китайских источниках, описывающих положение корейских племен в начале новой эры. Наиболее полные сведения о корейских племенах этой эпохи содержатся в китайских исторических сочинениях Саньго чжи (***, «История троецарствия») и Хоу Хань шу (*** «История поздней Ханьской династии»). Приводимое в Саньгочжи описание племен, населяющих южную часть Корейского полуострова (к югу от реки Ханган), содержит типичные картины эпохи первобытнообщинного строя. Здесь было три племени или, может быть, союза племен (***), называвшиеся Махан (***), Чинхан (***) и Пёнхан (***), которые распадались на отдельные общины во главе со старейшинами (***) — синьчжи (***) и ыпчха (***) ²⁷.

В Махане было пятьдесят четыре общины (они в китайском источнике названы «государствами» — *** ²⁸ хотя в действительности представляли поселения из одного или нескольких родов), а в Чинхане и Пёнхане — по двенадцать общин. Среди двенадцати общин Чинхана находилась и Саро (или Силла). Саньго чжи дает представление и об уровне экономического развития корейских племен.

Южные племена, испытавшие значительно меньшее влияние Китая, хотя и отставали в своем развитии от северных, тем не менее уже находились на той ступени развития производительных сил, когда разложение первобытнообщинного строя сделалось неизбежным. Основным занятием южных племен, так же как и северных, являлось земледелие. Среди зерновых культур был уже рис.

Население занималось шелководством и производством конопляного полотна. По сообщению Саньго чжи, чинханцы поставляли железо своим соседям — маханцам, емэкцам, японцам ²⁹. Данные археологических [25] раскопок подтверждают применение железа южнокорейскими племенами. При раскопках в Кимхэ, Вивоне, Кёнчжу, Тоннэ и Янсане среди прочих предметов были обнаружены относящиеся к этой эпохе железные наконечники стрел и другие железные изделия. Полагают, что железо применялось тогда и для выделки сельскохозяйственных орудий — сошников, мотыг, серпов, топоров и пил ³⁰.

Таким образом, достигнутый уровень производительных сил явно создавал условия для возникновения классов и государств. Хотя и можно довольно ясно проследить существование первобытнообщинных отношений в древнейший период истории Силла, точно определить время возникновения классового общества и государства весьма трудно. Трудность эта обусловлена прежде всего характером нашего основного источника Самкук саги, автор которого допускает модернизацию явлений дофеодального периода на феодальный лад. Этим же объясняются разногласия среди историков в определении времени складывания Силланского государства.

Одни из них, например Пэк Намун, Лим Гонсан, относят возникновение государства в Силла к концу III в. н. э., подчеркивая, что в этот период происходит перерастание «кланового государства» (*** — термин, который заменяет, очевидно, понятие «военная демократия») в «воинственное» или «воюющее» государство (что должно соответствовать общепринятому пониманию термина «государство») ³¹. Другие считают, что государство появилось в Силла позднее — в начале VI в. (около 502 г.), в период правления вана Чичжына *** ³² . Есть, наконец, и третья точка зрения, принадлежащая Хан Гирёну, который рассматривает возникновение Силланского государства как длительный процесс, растянувшийся примерно с конца IV до начала VI в. н. э. ³³.

Чтобы правильно решить эту проблему, при рассмотрении фактических данных нашего источника, порой противоречивых и смутных, мы должны исходить из четкой марксистской постановки вопроса о возникновении государства.

Известно, что неизбежность появления государства как орудия господства одной (небольшой) группы людей над другой (большинством) обусловливается зарождением классов и классовой борьбы, непримиримостью противоречий между образовавшимися в обществе классами. Чтобы ответить на вопрос о том, когда завершается создание того или иного государства в каждой отдельно взятой стране, необходимо выяснить [26] теоретически те общие черты, которые характеризуют государственную организацию общества в отличие от общественной организации того времени, когда не было государства. Ф. Энгельс, обобщая факты истории возникновения государства в различных условиях, указывает на два важнейших признака государства: «По сравнению со старой родовой организацией государство отличается, во-первых, разделением подданных государства по территориальным делениям. Старые родовые союзы, возникшие и державшиеся в силу кровной связи, сделались... недостаточными большей частью потому, что их предпосылка, связь членов рода с определенной территорией, давно прекратилась. Территория осталась, но люди сделались подвижными. Поэтому исходным пунктом было принято территориальное деление, и гражданам предоставили осуществлять свои общественные права и обязанности там, где они поселялись, безотносительно к роду и племени. Такая организация граждан по месту жительства общепринята во всех государствах...

Вторая отличительная черта — учреждение публичной власти, которая уже не совпадает непосредственно с населением, организующим самое себя как вооруженная сила. Эта особая публичная власть необходима потому, что самодействующая вооруженная организация населения сделалась невозможной со времени раскола общества на классы... Эта публичная власть существует в каждом государстве. Она состоит не только из вооруженных людей, но и из вещественных придатков, тюрем и принудительных учреждений всякого рода, которые были неизвестны родовому устройству общества... Публичная власть усиливается по мере того, как обостряются классовые противоречия внутри государства, и по мере того, как соприкасающиеся между собой государства становятся больше и населеннее» ³⁴.

Эти положения Ф. Энгельса могут служить прекрасным руководством и при изучении истории возникновения государства Силла. Самкук саги дает крайне мало сведений о постепенном распаде родовых связей внутри силланской общины, о возникновении классов и т. д., однако по косвенным данным, например о войнах Силла и покорении соседних общин, мы получаем некоторое представление об этих процессах. Так, завоевания и дальнейшее расширение территории Силла за счет соседних общин приводили не только к смешению населения различной родовой принадлежности, но и вообще к утрате родовых связей, к тому, что территориальный принцип становился основным при размещении населения. Очевидно, глухим отзвуком происходивших преобразований шести родовых общин Саро в территориальные единицы являются указания [27] Самкук юса о ряде изменений в названиях шести общин ³⁵. По Самкук саги можно установить, что образованию Силланского государства предшествовало несколько интенсивных (особенно во II — III вв.) войн общины Саро против ее соседей. Вот далеко не полный перечень их:

94 г. н. э. Весной община Саро отражает нападение войск общины Кая. В восьмом месяце происходит смотр сароским (силланским) войскам (но здесь еще, очевидно, имеется в виду не регулярная армия, а вооруженный народ) в Альчхоне ³⁶.

96, 97 гг. Военнные столкновения с Кая ³⁶.

102 г. Войска Саро покорили общины Ымчжибполь.

102 г. Общины Сильчжик и Апток покорились Саро ³⁶.

106 г. Делаются военные приготовления против Кая ³⁶.

108 г. Войсками Саро покорены общины Пичжи, Таболь и Чхопхаль ³⁶.

116 г. Поход десяти тысяч войск Саро против Кая ³⁷.

185 г. Поход войск Саро против общины Сомун ³⁸.

200 г. Большой смотр войск в Альчхоне ³⁹.

209 г. Военные действия против общин Пхосанпхаль ³⁹.

231 г. В результате военного похода разгромлена и покорена община Каммун ⁴⁰.

261 г. Построена силланская крепость Тальболь ⁴¹ в районе современного города Тэгу.

Выйдя, таким образом, к среднему течению реки Нактонган, силланская община приступила к дальнейшим завоеваниям в южной части бассейна этой реки.

В дальнейшем, после захвата в 512 г. острова Усан (теперь Уллындо) и покорения в течение первой половины VI в. общин южной части полуострова, входивших в союз племен (или формирующееся государство) Кая, Силла заняла всю юго-восточную часть Корейского полуострова.

Неизбежным результатом вступления Силла на путь захвата соседних территорий явилось и начало распада старых родовых связей, смешения населения независимо от прежней принадлежности к тем или иным родам. Особенно быстро этот процесс шел у покоренных общин. В Самкук саги мы читаем, что в 104 г., когда «восстал Сильчжик (покоренная община), были посланы войска для его усмирения, а оставшееся население было [28] переселено в южные пределы» ⁴². Буквально в тех же словах сообщается в 146 г. о судьбе общины Апток, население которой тоже восстало против захватчиков ⁴³.

Известно и о другого рода перемещениях населения, которые тоже создавали смешение людей различных родов и племен. Так, в 236 г., когда правитель (вождь) общины Кольболь (***) явился в Силла, чтобы покориться, ему были предоставлены для поселения земельные угодья на территории силланской общины ⁴⁴.

Господствующий класс формировался не только из родовой аристократии и богачей силланской общины, но также и из знати завоеванных общин.

Основная масса бедняков создавалась из населения завоеванных общин, но процесс имущественной и социальной дифференциации, судя даже по отрывочным сведениям, захватил и силланскую общину. Он шел весьма интенсивно во II — III вв. н. э. Довольно часто в Самкук саги встречаются сообщения о голодающем населении общины Саро (в 18 г. н. э., в 122, 145, 171, 226гг. и т. д.) ⁴⁵.

Если довериться точности приводимых Ким Бусиком дат, то в III в. часто можно встретить весьма красноречивые известия о том, что «год (253) выдался голодный, было множество воров и разбойников» ⁴⁶, «год (259) был неурожайный, было множество воров» ⁴⁷. Надо полагать, что разорение населения было не только результатом стихийных бедствий, но и следствием социальных изменений в Силла, было тесно связано с развитием нищеты и бедности на одном полюсе и ростом богатства на другом. Примечательно, что при описании событий 293 г. автор Самкук саги употребляет выражение «богатое население» (***) ⁴⁸. Несмотря на всю неполноту приведенных фактов, они могут в известной мере служить свидетельством возникновения классового деления в силланском обществе, которое делало неизбежным и появление государства.

Далее необходимо проследить самый процесс оформления государства, зарождения различных органов публичной власти, призванных защищать интересы меньшинства эксплуататоров. Трудно сказать что-либо о появлении такой власти до IV в.

Не заслуживают доверия те сообщения Самкук саги, которые выдают существовавшие в то время органы самоуправления эпохи родового строя за государственную организацию. [29]

Как уже отмечалось, типичным примером такого анахронизма в Самкук саги является сообщение о том, что в I в. н. э., в 32 г., в Силла было установлено деление чиновников на семнадцать рангов, которые назывались следующим образом:

1) ибольчхан (***), 2) ичхокчхан (***), 3) чапчхан (***), 4) пхачжинчхан (***), 5) тэачхан (***), 6) ачхан (***), 7) ильгильчхан (***),8) сачхан (***), 9) кыппольчхан (***), 10) тэнама (***), 11) нама (***), 12) тэса (***), 13) соса (***), 14) кильса (***), 15) тэо (***), 16) соо (***), 17) чови (***) ⁴⁹. Несомненно, что автор Самкук саги смешивал общественные должности эпохи родового строя с государственными чинами, возникшими значительно позже.

Об этом свидетельствует объяснение Ким Бусиком в тридцать восьмой книге Самкук саги ⁵⁰ названия самого высшего из приведенных чиновных рангов. «Первый из чинов, — пишет Ким Бусик, — называли ибольчхан, а также ибольган (***), или убольчхан (***) или каккан (***), или какчхан (***), или собальхан (***), или собульгам (***). Ибольчхан восходит, таким образом, к слову собальхан (***) или его вариациям собальчахан (***), пыльхан (***) пыльчхан (***), служившим, как установлено корейскими лингвистами, для обозначения старейшины или вождя в период родового строя ⁵¹.

Вот почему Хан Гирён, например, предлагал сообщение об установлении семнадцати чиновных рангов отнести к V в., когда в Силла уже действительно развивалась публичная государственная власть. Но все-таки возможно, что уже в III в. намечались тенденции превращения некоторых общественных органов родового строя в свою противоположность, в зачаток своеобразной публичной власти, о которой писал Энгельс. В период войн против соседних общин в Силла происходило заметное усиление власти вождя и военачальников. Так, в 231 г. учреждается должность главного военачальника — тэчжангуна (***) ⁵², в 244 г. в лице одного человека совмещается административная и военная власть ⁵³, и, наконец, в 261 г., как сообщает Самкук саги, силланский правитель «начал выслушивать государственные дела в Южном зале», а житель общины Хангибу по имени Пудо, отличавшийся своей грамотностью, назначен заведовать казной ⁵⁴.

Очень важным моментом в процессе перерождения вождя силланской общины в главу новой государственной власти было установление [30]

титула марипкан (***) вместо прежнего исагым. Это — безусловное отражение социально-экономических и политических изменений, происшедших в Силла.

О времени появления этого титула имеются разноречия в корейских источниках. По Самкук саги, его впервые носил Нульчжи (***), правивший с 417 г. ⁵⁵, а по Самкук юса — Намуль (***), правивший с 356 г. ⁵⁶.

Более правильным считается сообщение Самкук юса, так как в китайских источниках это название встречается в конце IV в. По сообщению Цзиньшу (***), в 382 г. силланский правитель, названный Луханом (*** в корейском чтении Рухан***, что было испорченным написанием слова марипкан *** ), прислал к цзиньскому двору посла с подарками ⁵⁷.

По-разному толкуется и этимология слова марипкан. В Самкук саги приводится мнение Ким Дэмуна о том, что слово марип означало на местном (силланском) языке «столбик» — *** (или кол, воткнутый в землю, — *** мальтук на современном корейском языке), которым определялось место, куда должны были садиться (во время совещания) правитель и окружавшие его лица в порядке старшинства ⁵⁸.

Однако современные корейские исследователи ⁵⁹ этимологию слова марип связывают со словами мари ***(голова, глава), маару ***(столп, опора, балка), употреблявшимися для выражения почтительности и уважения к лицу, которому это значение приписывалось, и заменяющими такие выражения, как «его величество», «его высочество» и пр. Вплоть до нового времени наряду с кунчжу пхеха (*** — его величество государь) для титулования корейского короля употреблялось равнозначное выражение сангам маруха (***) в котором маруха представляло лишь иное иероглифическое начертание слова марипкан (***). Следы такого же употребления слова мари можно найти и в манере почтительного обращения слуг к своим господам в старой Корее со словами: тэгам маним (***), ёнгам маним (***), нари маним (*** ), маним (***) — сокращенное мариним (***), маруним (*** ) или видоизмененное древнее слово марипкан.

Таким образом, появление титула марипкан во второй половине IV в. [31] можно рассматривать как факт, знаменующий переломный момент в процессе формирования публичной власти, ибо он был призван возвеличить новую по содержанию власть в лице человека, носившего этот титул, — вождя или военачальника силланской общины, превращавшегося или, может быть, уже превратившегося в главу новой государственной организации.

В период правления марипканов (356 — 502 гг.) явственно наблюдается начало формирования в Силла государственной организации с присущими ей атрибутами — бюрократией, регулярной армией и пр.

Из сообщения Самкук саги о том, что в 357 г. «лица, отличавшиеся сыновней почтительностью и благонравием, повышены в чине на одну степень» ⁶⁰, можно сделать вывод о существовании определенной градации для чиновников. Может быть, в это время и возникло упоминавшееся ранее деление чиновников на семнадцать рангов ⁶¹. Появление и укрепление различных государственных институтов в дальнейшем, в течение V в., было связано с обострением классовых противоречий и усилением классовой борьбы.

Несомненным результатом острой классовой борьбы в Силла надо считать убийство правителя Сильсона в 417 г. и воцарение марипкана Нульчжи, хотя в Самкук саги это убийство изображается как акт личной самообороны со стороны Нульчжи ⁶².

Последующие годы были отмечены дальнейшим ухудшением положения народных масс. В 420 г., по сообщению Самкук саги, народ голодал и был доведен до такого состояния, что продавали детей ⁶³, а в 432 г., весной, когда зерно вздорожало, люди ели сосновую кору ⁶⁴. Чтобы ослабить народное недовольство, правители объявляли об оказании помощи («милостей») сиротам, вдовам и престарелым.

Примечательно, что рост народной нищеты происходил в условиях подъема производительных сил: на протяжении V в. развертывалось крупное ирригационное строительство ⁶⁵, при перевозках ⁶⁶ и при пахоте ⁶⁷ стал применяться крупный рогатый скот. [32]

Признаки дальнейшего развития государственности можно усмотреть в районировании столицы в 439 г. — «установлены названия частей столичного города» (***), в учреждении в 443 г. должностей двух командующих войсками (***), в установлении регулярной почтово-ямской службы (***) и контроля над рынками в конце V в. и пр. На основе этих фактов (появление семнадцати чиновных рангов относят также к этому времени) Хан Гирён пришел к заключению, что «становление Силланского государства относится к эпохе марипканов», что к «концу Vв. завершается оформление государства» ⁶⁸. Однако, на наш взгляд, создание различных атрибутов государства продолжалось еще и в течение первой половины VI в.

Если в течение III — V вв. можно отметить ряд признаков зарождения в Силла классового общества и государства, то основы существовавшей в последующий период централизованной государственной организации закладываются в первой половине VI в., когда после завоевания племен южной части полуострова, объединявшихся в союз Кая, не только определилась основная территория Силланского государства на юго-востоке полуострова с непосредственной границей с Когурё на севере и с Пэкче на западе, но и система управления ею.

В первой половине VI в. Силла создает свою государственную организацию, основываясь на существовавших в то время китайских образцах.

В 503 г. марипкан Чичжын (500 — 514 гг.) принял новый титул вана (короля), а его государство приобрело устойчивое название «Силла» (***). Иероглифам этого названия давалось символическое толкование и подчеркивалось, что новое государство представляет объединение различных земель, вошедших в его состав ⁶⁹.

Для укрепления монархического начала были заимствованы китайские обычаи ношения подданными траура по умершему вану ⁷⁰, присвоения монарху посмертных почетных титулов ⁷¹, а также символического наименования годов царствования ⁷².

В целях установления государственной централизации была определена структура административного деления страны. [33]

Как передает Самкук саги, в 505 г. «ван лично определил области (чжу ***), округа (кун ***) и уезды (хён ***) и с учреждением области Сильчжик назначил Исабу правителем этой области — кунчжу (начальником войска). Так впервые возникло название кунчжу ⁷³. Наряду с этими областями, округами и уездами при ване Чичжыне впервые в качестве административной единицы была введена «малая столица» — соген (***) ⁷⁴. Это административное устройство, сложившееся при ване Чичжыне, оставалось и в дальнейшем (менялись лишь количество и названия округов и областей, появлялись новые малые столицы) ⁷⁵.

При преемнике Чичжына ване Попхыне (514 — 540) продолжалось создание центрального бюрократического аппарата и других органов государства ⁷⁶.

В 517 г. было основано центральное военное ведомство, называвшееся на китайский манер пёнбу (***).

В 520 г. были выработаны законы уголовные и по административному управлению, а также установлен порядок ношения всеми чиновниками форменной одежды красного и лилового цвета. В 531 г. учреждена должность первого министра — сандэдына (***) ⁷⁷. В соответствии с целями нового государства в Силла вводится в качестве официального культа [34] и буддийская религия ⁷⁸. Для упорядочения основ государственности предпринимается работа по составлению истории Силланского государства ⁷⁹, создаются специальные организации и учебные заведения по подготовке чиновничества из представителей имущего класса ⁸⁰.

Дальнейшее усложнение государственного аппарата продолжалось в течение всего последующего времени ⁸¹.

Таким образом, в течение первой половины VI в. в Силла оформились различные органы вполне централизованного государства, охватывавшего своим влиянием юго-восточную территорию Корейского полуострова.

2

После того как мы проследили в общих чертах процесс формирования Силланского государства, необходимо выяснить, на базе каких общественно-экономических отношений оно выросло, интересы какого класса оно оберегало — короче говоря, необходимо выяснить его социально-экономическую природу.

Как уже отмечалось, многие из корейских историков считали Силланское государство периода троецарствия рабовладельческим, полагая, что феодальные отношения зародились в Корее не раньше конца VII в., т. е. после объединения страны под властью Силла ⁸². Но чтобы установить действительное положение вещей и определить характер социально-экономических отношений в Силла (как, впрочем, и в других государствах) в период троецарствия, нам кажется необходимым прежде всего [35] определить удельный вес и значение рабского труда в общественном производстве. Нужно выяснить, существовал ли рабовладельческий уклад в экономике Силла изучаемой эпохи, и если да, то играл ли он такую важную роль, чтобы определять способ производства в Силла как рабовладельческий.

Интересно в этой связи рассмотреть главные доводы тех историков, которые считают силланское общество рабовладельческим. Поскольку большинство корейских историков — сторонников рабовладельческой концепции в понимании истории периода трех государств — поддерживают (хотя и с оговорками) основные положения Пэк Намуна, выдвинутые в его интересном исследовании по социально-экономической истории Кореи периода троецарствия, мы остановимся на главных тезисах этого сочинения, касающихся вопроса о рабовладении в Силла.

Предварительно замечу, что Пэк Намун, исследуя экономический строй Силланского государства, обращает все свое внимание на то, чтобы найти и показать только рабовладельческий уклад, вместо исследования всей совокупности экономических отношений, представленных, безусловно, не одним, а несколькими укладами. В результате, как нам кажется, рабовладельческий уклад, заняв центральное место исследования, превращен в господствующий уклад в общей системе производственных отношений.

Пэк Намун по китайским источникам устанавливает наличие рабов уже в чинханский период, как он выражается, «кланового государства», когда рабы находились в коллективном владении общин и играли второстепенную роль в производстве. Но затем, подчеркивает он, с образованием «воинственных государств» в экономике утверждается рабовладельческая система ⁸³. Чтобы подтвердить этот тезис, Пэк Намун обращается к изучению вопроса об источниках пополнения рабов. В частности, важнейшим его доводом в защиту тезиса о существовании рабовладельческой формации в Силла является ссылка на сообщение Самкук саги о пленных, которых захватывали в ходе войн ⁸⁴. Но характерно, что нигде в Самкук саги нет сообщений о превращении пленных в рабов или вообще об их дальнейшей судьбе. Единственное замечание этого рода, используемое обычно для доказательства того, что пленные превращались в рабов, дает, однако, основание и для совершенно противоположного вывода. Вот это сообщение ⁸⁵: «В девятом месяце (23-го года правления вана Чинхына, [36] т. е. 562 г. н. э.), когда поднялся мятеж в Кая ⁸⁶, ван повелел Исабу подавить его, а в помощь ему направил Садахама. Садахам во главе пяти тысяч всадников первым ворвался в крепостные ворота Чонданмун (в столице Кая) и поднял белый флаг, отчего в крепости воцарились страх и растерянность. Когда подоспел с войсками Исабу, [крепость] тут же сдалась. При обсуждении заслуг наибольшие были признаны за Садахамом. Ван дал [ему] в награду добротные земли и двести пленных ⁸⁷. Садахам трижды отказывался, но ван настоял. Тогда, приняв [дар], [Садахам] пленных отпустил на свободу, а землю раздал воинам, и люди государства хвалили его». Из этого сообщения, говорящего об одобрении, которое встретил акт освобождения пленных Садахамом, нельзя во всяком случае делать вывода о том, что все пленные превращались в рабов, а, наоборот, можно прийти к заключению, что освобождение их и превращение в государственных крестьян (***) было общей тенденцией.

В подкрепление тезиса о существовании рабовладельческой формации Пэк Намун также приводил сообщения Самкук саги о случаях продажи детей в голодные годы ⁸⁸. Отрицая случайный характер такой торговли людьми и сопоставляя эти сведения с позднейшими данными о существовании в Китае рабов из Силла, Пэк Намун делал вывод о широком распространении работорговли, которая сопутствует рабовладельческому строю ⁸⁹. Во всяком случае эти сведения о продаже людей, так же как и о других источниках рабства (долги, наказание за совершенные преступления и пр.), ничего не могут сказать о роли рабов в производстве или о масштабах их применения.

Что же касается зачисления в категорию рабов всего так называемого пришлого населения (квихвамин), то это делается совершенно произвольно. Пэк Намун приводит следующие данные Самкук саги о таком населении, покорившемся власти Силланского государства: в 37 г. н. э., когда когурёский ван Мухёль напал на Лолан и разгромил его, пять тысяч лоланцев пришли и покорились, и их поселили в шести округах Силла ⁹⁰; в 193 г., в 6-м месяце, во время голода свыше тысячи японцев пришли в поисках пищи ⁹¹; в 300 г. покорились Силла два государства — Лолан и Дайфан ⁹²; в 373 г., когда покорился начальник пэкческой крепости Токсан с 300 людей, ван Силла принял их и расселил в шести общинах ⁹³. И на [37] основе этих данных Пэк Намун приходит к заключению: «Все перечисленные в документах примеры можно рассматривать как факты, свидетельствующие о существовании рабов из числа пришлого населения» ⁹⁴. Но нам кажется, что из приведенных примеров вовсе не вытекает такой вывод; трудно предположить, чтобы и при рабовладельческом строе люди массами добровольно отдавались в рабство. А между тем здесь речь идет о тех, кто добровольно подчинился власти Силланского государства, поселившись на его территории. Кроме того, в первоисточнике мы можем найти и другие сведения, уточняющие положение пришлого населения. Так, в приводимом Пэк Намуном отрывке из Самкук саги о перешедших на сторону Силла пэкческих жителях из города Токсан говорится, что в связи с этим инцидентом «пэкческий ван прислал [силланскому] письмо, в котором говорилось: «Установив добрые отношения, наши два государства обязались быть как братья, но сейчас великий ван [Силла], приняв наших беглых людей, сильно подрывает нашу дружбу, чего нельзя было ожидать от великого ванна», и просил вернуть их (беглых людей). На это ответили: «Установилось, что у народа нет постоянства, а потому, когда хочет, он приходит, когда надоедает, — уходит. Почему же великий ван вместо того, чтобы заботиться о нуждах народа, упрекает только нас?». Когда услышали об этом в Пэкче, уже больше не возобновляли разговора» ⁹⁵. Прочитав письмо силланского вана, вряд ли можно сказать, что в нем шла речь о рабах.

Рассмотрев вопрос об источниках пополнения рабов, вернемся к главному тезису Пэк Намуна о рабовладельческой системе в Корее. По мнению Пэк Намуна, «основными группами трудящихся в тот период являлись простонародье, пришлые иноплеменники и рабы, причем, как правило, простонародье было занято в земледелии, пришлые иноплеменники — в ремесле и на государственных работах, а рабы — и в земледелии, и в животноводстве, и в ремесле, и во всех других работах. И с точки зрения такого многообразного применения рабочая сила рабов представляла наиболее важную категорию труда» ⁹⁶. Утверждая, что рабы, составлявшие собственность хозяев, широко применялись в земледелии — на дворцовых и казенных землях (***), на дарованных землях (***), на землях, отданных в кормление (***), принадлежавших буддийским монастырям (***) или приписанных к царским могилам (***), где они представляли основную рабочую силу, Пэк Намун, однако, не подкрепляет этого данными источников ⁹⁷. Не подтверждается источниками и его тезис о широком применении рабского труда в казенном ремесле, хотя [38] характеристика отраслей силланского ремесла по производству шелковых и шерстяных тканей, предметов роскоши, вооружения и прочего представляет значительный интерес ⁹⁸. Нам кажется неубедительной и попытка Пэк Намуна представить в качестве рабов все население сельских общин (***) ⁹⁹, которое имело свои орудия производства и вело индивидуальное хозяйство, но было обязано отдавать часть своей продукции государству, собственнику земли.

Но какие же доводы выдвигаются для защиты тезиса о широком применении рабов в производстве? Одним из них служит ссылка на сообщение Самкук саги о том, что в 502 г., «в третьем месяце был издан указ, запрещающий человеческие жертвоприношения», что раньше, когда умирал правитель государства, «убивали по пять мужчин и женщин для захоронения [вместе с ним], но отныне это [строго] запрещено» ¹⁰⁰. По мнению Пэк Намуна, этот указ был продиктован возрастающей ролью рабов в силланском хозяйстве, и поэтому «запрещение человеческих жертвоприношений означало не столько изменение обращения с рабами, сколько перелом в истории развития рабства, ознаменовав период быстрого развития рабовладельческой экономики Силла. Таким образом, ее (Силла) рабы, составлявшие самую важную движущую силу общественного производства того времени, внесли вклад в создание блестящей силланской цивилизации» ¹⁰¹.

Но из факта запрещения убивать в год по 10 рабов едва ли можно сделать вывод о большой хозяйственной выгоде, получаемой рабовладельцами. Вернее все-таки будет предположить, что здесь мы имеем радикальное изменение в юридическом положении раба, обусловленное сдвигами в социально-экономическом развитии Силла. Знаменательно, что этот запрет возникает в то время, когда в основном заканчивалось оформление государственной организации в Силла, и поэтому может служить также ключом к пониманию природы Силланского государства. Если бы Силланское государство действительно было рабовладельческим, призванным обеспечивать господство рабовладельцев над рабами, едва ли оно решилось бы на такой шаг, как запрещение убивать их.

Наконец, в качестве свидетельства массового применения рабов в производстве приводят следующее сообщение Син Тан шу: *** («в доме силланского министра не прерывается жалованье. Три тысячи юных рабов, воины-латники, крупный рогатый скот, лошади, свиньи создают ему вес. Животные пасутся на горных островах среди моря, а когда [39] требуется для стола [мясо], скот убивают из лука» ¹⁰². На основе этого сообщения Пэк Намун делал вывод о крупных масштабах применения рабочей силы рабов, которая, по его мнению, «являлась главенствующим элементом в организации труда», «основным элементом производительных сил»; он считал, что расстановка рабочей силы рабов «служила олицетворением антагонистических отношений в организации производства, лежала в основе общественных производственных отношений» ¹⁰³. Нам кажется, что для такого всеобъемлющего вывода недостаточно только указанного здесь единственного сообщения источника, которое определенно нуждается в критическом истолковании.

В приведенном отрывке из Син Тан шу сомнение вызывает употребление слов *** («юные рабы», у Бичурина — «молодые невольники-пажи»), поставленных рядом со словами *** (воины-латники). Во всяком случае, если *** составляли свиту министра, то невозможно говорить о значении рабов в производстве. И далее, возможно, что *** — описка.

В разделе Самкук саги, посвященном военной организации Силла ¹⁰⁴, среди названий воинских частей Силла встречается *** (нодан), обозначающее воинскую часть арбалетчиков ¹⁰⁵. В китайском источнике это название по ошибке могло быть передано двумя сходными по звучанию и начертанию иероглифами (в сокращенной форме — ***). Тогда, употребляя *** вместо ***, цитированный отрывок из Син Тан шу следовало бы прочесть следующим образом: *** т. е. «В доме силланского министра не прерывается жалованье. Три тысячи латников из части нодан, а также крупный рогатый скот, лошади, свиньи создают ему вес. Животные пасутся на горных островах среди моря, а когда требуется для стола [мясо], скот убивают из лука».

Наконец, нельзя не отметить и того, что Пэк Намун, отстаивая тезис о главенствующей роли рабского труда в общественном производстве Силла изучаемой эпохи, в то же время признает государственную собственность на землю, убедительно связывая ее возникновение с [40] предшествующей общинной коллективной собственностью ¹⁰⁶, или огромную роль в сельском хозяйстве труда лично свободных (но всячески зависимых от государства) крестьян, говоря, что «тогдашнее сельское хозяйство регулировалось системой государственной собственности на землю, и главными земледельцами выступали крестьяне и наделенные землей рабы (***)» ¹⁰⁷. Это признание Пэк Намуном огромной роли в сельском хозяйстве крестьян, обрабатывающих государственную землю и эксплуатируемых государством, противоречит его тезису о существовании рабовладельческого способа производства в Силла, поскольку не выяснена действительная роль рабов в сельскохозяйственном производстве.

Видя это противоречие, историк Хан Гирён, например, попытался найти выход путем простого причисления всего крестьянского населения к разряду рабов на том основании, что плоды труда крестьян почти целиком присваивались господствующим классом. «Сущность занимаемого угнетенным классом положения в силланском обществе являлась рабской, — писал Хан Гирён, — потому что этот класс представлен производителями, которые обрабатывали в пользу господствующего класса государственную землю... и подвергались с его стороны всевозможным насилиям. Земледельческое население (***) являлось рабским крестьянством» ¹⁰⁸. Рабское положение массы производителей, по его мнению, обусловливалось тем, что при низком уровне производительных сил у них забирали всю произведенную продукцию и они впадали в страшную нищету и превращались в «класс обезличенных и подневольных людей, не обладавших никакими политическими правами; в любое время их могли подвергать принудительному переселению» ¹⁰⁹. Но все сказанное о крестьянах еще не делало их рабами, потому что при всем этом они не составляли полной собственности господствующего класса.

Упорное стремление ряда корейских авторов увидеть в период трех государств только рабовладельческий строй объясняется, видимо, тем, что в противном случае они находят расхождение с известным положением марксизма о том, что первым в истории человечества классовым делением являлось деление на рабов и рабовладельцев. Так, авторы изданной в 1951 г. «Древней истории Кореи», ссылаясь на ленинское указание о том, [41] что рабовладельцы и рабы были первым крупным делением на классы ¹¹⁰, приходят к следующему заключению: «Если исследовать формы развития силланского общества в свете этого определения Ленина, мы убедимся, что патриархально-первобытное общество Силла не могло без классового расслоения (т. е. деления на рабов и рабовладельцев. — М. П.) перейти прямое феодально-крепостнический строй (***)» ¹¹¹. Здесь дело представлено несколько упрощенно. Очевидно, эти авторы не делают различия между рабовладельческим укладом и рабовладельческой формацией и забывают, что наличие рабства, если оно не стало ведущим или господствующим укладом, т. е. если труд рабов не стал основой паразитического существования господствующего класса, не может служить признаком для определения данной формации как рабовладельческой. Уже в недрах первобытнообщинного строя (в период разложения) могло появиться рабство и мог возникнуть рабовладельческий уклад в рамках старой формации, но в дальнейшем это не обязательно приведет к установлению рабовладельческой формации, если, например, параллельно с рабовладельческим развивался более прогрессивный уклад экономических отношений. Общеизвестно, что германцы и славяне после разложения первобытнообщинных отношений, минуя рабовладельческую формацию, пришли к феодализму, но в переходный период наряду с развивавшимися элементами феодальных отношений оставался довольно сильным и рабовладельческий уклад. А в конечном счете решающее значение имели более прогрессивные формы феодальных отношений. Многоукладность, как известно, является характерной чертой экономики переходных периодов. И для того, чтобы установить, какой уклад определяет данную формацию, необходимо проанализировать всю совокупность производственных отношений и установить удельный вес и значение каждого из существующих экономических укладов. Что же касается доводов, приводившихся сторонниками рабовладельческой формации в Силла, то ни один из них не мог убедить нас в том, что рабовладельческий уклад был там ведущим или господствующим.

Приступая к общему обзору экономических отношений Силла, нельзя не заметить, что и здесь первыми классовыми группами, на которые распадалось общество, были рабы и их хозяева. По Самкук саги, первое упоминание о рабах в истории Силла относится к началу II в. н. э., когда силланская община вступила на путь захвата соседних земель ¹¹². В [42] Самкук саги рассказывается, что в 102 г., когда возник пограничный спор между общинами Ымчжибполь и Сильчжик, в качестве посредника для ликвидации конфликта был приглашен правитель каяской общины Кымгван по имени Ким Суро, который затем посетил и силланские общины, где ему были оказаны почести. Только в одной из общин (Хангибу) не проявили должного уважения (старейшина не явился на пир, устроенный в честь Ким Суро). Тогда, по сообщению Самкук саги, рассерженный Ким Суро «приказал рабу Танхари (***) убить правителя Хангибу — Почже. Раб убежал (очевидно, после убийства) и скрылся у ымчжибпольского правителя (***) Тхачху (***)». Отказ последнего выдать этого раба послужил причиной похода силланцев на Ымчжибполь, в результате чего правитель и народ его сдались. После этого «прибыли и покорились ваны двух государств (вернее, общин) — Сильчжика и Аптока» ¹¹³. Рассказ этот интересен не только тем, что содержит первое упоминание о рабах. Он дает представление о последствиях конфликтов между общинами юго-восточной Кореи в начале новой эры. Пэк Намун, например, считал, что при завоевании соседних территорий первостепенное значение имел захват населения в качестве рабов ¹¹⁴, но, судя по приведенному рассказу и другим примерам, население соседних общин часто сдавалось на милость победителей, которые не порабощали их, а превращали в зависимое (можно сказать, крепостное) население, обязанное обрабатывать землю и нести различные повинности.

Нам кажется, что территориальное расширение Силла, о котором говорилось вначале, нужно рассматривать как процесс складывания государственной собственности на землю, имевшей по своему существу феодальный характер, ибо формой реализации ее являлась эксплуатация зависимого крестьянства. Это подтверждается данными источников. Согласно Самкук саги, в 144 г. н. э. был издан указ, объявлявший, что «земледельцы (крестьяне) составляют основу государственности, а питание народ приравнивает небу, и поэтому в областях и округах для расширения обрабатываемых полей должны быть построены оросительные плотины и дамбы», а также указ, которым «воспрещалось употребление в народе золота, серебра, жемчуга и яшмы» ¹¹⁵. Можно сомневаться в хронологической точности этого сообщения, но оно очень ярко передает сущность экономических отношений в Силла и показывает, какой класс служил основным объектом эксплуатации со стороны правящего класса и государства и какова была природа этого государства. Очевидно, что целям [43] эксплуатации крестьянских масс была подчинена вся государственная организация и административное управление по областям и уездам (о чем говорилось в первом разделе настоящей работы).

Собственность на землю (в государственной форме) служила экономической основой господства правящего класса в Силла, который образовался не только из аристократии шести силланских общин, но и из вождей и знати покоренных племен. С завоеванием или мирным подчинением соседних общин их территория включалась в состав Силланского государства, население превращалось в податное сословие, а вожди и знать или оставались на местах в качестве представителей новой администрации силланского государства, или же на привилегированных условиях поселялись на территории собственно силланских общин, которая превратилась в своеобразную столичную область.

Можно остановиться лишь на двух примерах, иллюстрирующих сказанное. В 236 г., рассказывает Самкук саги, «во втором месяце пришел вместе с народом и покорился правитель (ван) государства Кольболь (в действительности это был, видимо, старейшина общины или вождь племени) Аымбу. Ван Силла даровал ему дома и земельное угодье, чтобы он мог удобно поселиться, а земли его (вернее, земли этой общины) превратил в [силланский] округ» ¹¹⁶. А другой рассказ относится к более позднему времени — к 532 г., когда «прибыл и отдался под власть [Силла] глава Кымгванского государства (из племен Кая. — М. П.) Ким Кухэ с супругой и тремя сыновьями — старшего из них звали Ночжон, среднего — Мудок и младшего — Мурёк, — а также со всеми сокровищами казны. Ван принял их согласно обычаям и пожаловал им высшие чины, а их исконную землю превратил в кормленное владение — сигып. Сын [Ким Кухэ] Мурёк по службе [в Силла] достиг [самого высокого чина] каккана» ¹¹⁷. Вожди и знать покоряемых общин, соглашаясь признавать верховенство Силла, вливались, таким образом, в ряды господствующего класса. В ходе покорения соседних территорий не только утверждалась государственная собственность (в форме верховной собственности силланского короля) на все земли, объявляемые областями и округами Силланского государства, но и возникали различные формы крупного землевладения. В только что приведенных сообщениях мы встречаемся с двумя формами землевладения: земельным угодием — чончжан (***) и кормленным владением — сигып (***). Характер рабочей силы на силланских землях категории дарованных чончжан невозможно установить точно по источникам, но тем не менее есть основание полагать, что в руках крупных землевладельцев находилось и какое-то количество рабов ¹¹⁸. [44] Однако основную массу эксплуатируемых составляли лично свободные крестьяне, которых представляло население сельских (территориальных) общин. И было бы неправильно считать их «рабским крестьянством», ибо они не составляли собственности господствующего класса, а эксплуатировались как подданные Силланского государства.

Экономически эти отношения между господствующим и эксплуатируемым классами определялись государственной собственностью на землю (господствующий класс, составляя правящую бюрократию, эксплуатировал сидящее на государственной земле и зависимое от государства крестьянство) и имели ярко выраженный феодальный характер. А вся сложная государственная машина служила для принуждения крестьян к различным повинностям в пользу господствующего класса. Поэтому для определения сущности социально-экономических отношений в Силланском государстве первостепенное значение имеет изучение вопроса о формах эксплуатации и роли государства в ее осуществлении.

Весьма характерно, что вопрос о формах эксплуатации, в частности вопрос о налогах, о формах докапиталистической земельной ренты, занял очень незначительное место в большой монографии Пэк Намуна (всего около 1/2 страницы из 130, посвященных социально-экономической истории Силла) ¹¹⁹. А между тем изучение фактического материала по этому вопросу заставило бы прийти к выводу, что эксплуатация зависимых от государства крестьян составляла основу господствовавших в стране экономических отношений. В результате утверждения государственной собственности на землю в Силла возникли и две формы докапиталистической (а точнее — феодальной) земельной ренты: рента продуктовая и отработочная.

Продуктовая рента существовала в виде поземельного (***) и подворного (***) налогов, присваиваемых господствующим классом в лице его государства. Распространение ее устанавливается многочисленными сообщениями Самкук саги о поземельном и подворном налогах, уплачиваемых всем крестьянским населением в пользу государства в лице короля (вана). Вот некоторые из этих записей Самкук саги: в 198 г. вследствие большого наводнения в западной части государства «пострадавшие области и уезды были освобождены на год от поземельного и подворного обложения» ¹²⁰; в 397 г., когда в районе Хасылла, в северной части страны, из-за засухи и саранчи был неурожай и жители голодали, ван «освободил население [45] на один год от поземельного и подворного обложения» ¹²¹, и в 551 г. после путешествия в Пукхансан, куда он ездил для установления северной границы, ван Чинхын в связи с понесенными населением издержками издал указ о том, что «в областях и округах, через которые он проехал, население освобождается на один год от уплаты поземельного и подворного налогов» ¹²². Такие указы об отмене налогов издавались, конечно, очень редко и в целях ослабления народного недовольства. Только один раз, после восшествия на престол женщины-королевы Сондок, в 633 г. в знак исключительной милости со стороны государства был издан указ об отмене налогов на один год во всех областях и округах ¹²³. Но из этого сообщения можно заключить, что поземельный и подворный налоги имели всеобщий и обязательный характер. По мере расширения территории Силла (начавшегося с конца II в.) все население присоединяемых земель становилось объектом эксплуатации на основе поземельного и подворного обложения, первоначально имевшего характер дани, развивавшейся в феодальную ренту, которая основывалась на государственной собственности на землю.

Продуктовая рента выражалась в форме налогов зерном, тканями, а также всевозможными другими продуктами и предметами ¹²⁴. Этими продуктами выдавалось жалованье чиновникам Силланского государства. Зерно, например, служило и для вознаграждения за воинские подвиги. В 633 г. после победы над Когурё силланские военачальники наряду с повышением в чинах получили награды рисом и просом в размере от 500 до 1000 соков (мешков) ¹²⁵.

Широко распространены были и крестьянские отработки (***) на строительстве крепостей, оросительных сооружений, дворцов и т. д., хотя они и не играли какой-либо значительной роли в производстве. Благодаря отработочным повинностям крестьян, также вытекавшим из государственной собственности на землю, Силланское государство имело возможность мобилизовать громадные массы людей на различные общегосударственные работы. Поэтому совершенно не выдерживает критики утверждение авторов «Древней истории Кореи» о том, что большие строительные [46] работы якобы невозможны были без массового применения рабов. «В условиях, когда не применялись совершенные машины, — говорится в «Древней истории Кореи», — строительство огромных по размерам храмов, каменных башен и пр. абсолютно немыслимо было без массового сгона рабочей силы рабов, усилиями только патриархального первобытного общества или силой распыленных по мелким хозяйствам крепостных крестьян» ¹²⁶. Однако, обращаясь к Самкук саги, мы находим совершенно ясные указания на то, что все крупные строительные работы осуществлялись усилиями крестьян. Если, например, в 276 г., когда приближенные предлагали перестроить дворец, силланский правитель отказался сделать это, «сильно скорбя о людях» ¹²⁷, то здесь, конечно, не имеется в виду сочувствие к рабам. Или позднее, в 318 г., обращалось внимание на то, чтобы никакие дела (очевидно, общегосударственные работы) не мешали полевым работам крестьян ¹²⁸. Можно привести и прямые свидетельства Самкук саги о сгоне крестьян на строительные работы: в 468 г. «жители Хасылла старше 15 лет были мобилизованы для постройки крепости на реке Ниха» ¹²⁹, в 486 г. в пределах Ильсона было мобилизовано три тысячи военнообязанных, чтобы перестроить крепости Самнён и Кульсан ¹³⁰и в 504 г. «осенью, в девятом месяце, были мобилизованы работные мужи (ёкпу), чтобы строить двенадцать городов: Пхари, Мисиль, Чиндок, Кольхва и др.» ¹³¹.

Основная функция Силланского государства заключалась в том, чтобы обеспечить господствующему классу получение прибавочного продукта непосредственных производителей, главным образом в виде ренты-налога; и этим определялась так называемая политика квоннон (***) или политика побуждения населения к занятию сельским хозяйством. Так как продуктовая рента, собираемая в виде поземельного налога, составляла основу материального благополучия господствующего класса, с самого зарождения Силланского государства в центре его внимания стояло земледелие. Как передает Самкук саги, в 187 г. был издан указ о том, чтобы в областях и округах не производили строительных работ, которые отрывают от земледелия ¹³², и такой же указ — в 272 г. о том, чтобы устранить все, что может быть вредным для ведения сельского хозяйства ¹³³. В 496 г. появляется известие о том, что правитель Силла лично посетил южные [47] области для наблюдения за состоянием земледелия ¹³⁴. Государственная власть принуждала крестьянские массы к сельскохозяйственным занятиям и фактически закрепощала их. К 489 г. относят весьма красноречивый рассказ о том, что к земледельческим занятиям возвратили «народ, который гулял и тунеядствовал» ¹³⁵. Государство в лице высшего представителя господствующего класса — вана — постепенно приобрело полную власть над народом и ограничило его личную свободу. В этом отношении весьма характерно прикрепление крестьянских семей для охраны царских могил ¹³⁶, неограниченные права вана поступать со своими подданными как угодно, включая и такое «право», как присвоение их дочерей в качестве наложниц ¹³⁷.

К средствам, обеспечивающим большую устойчивость в эксплуатации непосредственных производителей, относились, например, создание государственных запасов и оказание помощи крестьянству в голодные периоды, организация благотворительности для престарелых, сирот, вдов, и пр. ¹³⁸. Но такая политика прежде всего была продиктована стремлением ослабить недовольство и предотвратить народные восстания. Учету настроений народных масс уделялось серьезное внимание, о чем можно судить хотя бы по следующей записи, относящейся к событиям 497 г.: «В 7-м месяце были засуха и саранча. Ван приказал сановникам, чтобы каждый из них предложил по одному способному человеку, который мог бы управлять народом» ¹³⁹.

Так выглядят в общих чертах основные формы и методы эксплуатации крестьянских масс на основе государственной (феодальной) собственности на землю. Утверждение этой формы земельной собственности и [48] экономического господства над крестьянами объясняется, видимо, значительной устойчивостью традиций общинного строя и сильным сопротивлением крестьянства попыткам отдельных феодалов захватить общинные крестьянские земли и расширить свои земельные владения. При государственной феодальной собственности на землю в Силла важнейшим элементом в системе внеэкономического принуждения, наряду с государственным аппаратом (и в тесной связи с ним), служило и сословное деление общества, по которому правящий класс составляли четыре благородных сословия — чинголь (***, из которого выходили короли), юктупхум (***), одупхум (***) садупхум (***), а масса трудящегося народа причислялась к основному податному сословию простолюдинов (***) или к совершенно приниженному рабскому сословию.

В соответствии с сословной принадлежностью регламентировались одежда, пища и жилье. Простому народу запрещалось жить в больших домах, одеваться в шелка и носить кожаную обувь. Рис составлял пищу только привилегированных, а народ должен был питаться ячменем и просом. В монографии Пэк Намуна очень детально рассмотрены все виды и формы регламентации для различных сословий ¹⁴⁰.

***

Весь изученный фактический материал позволяет заключить, что экономические отношения, развивавшиеся в силланском обществе в период трех государств, должны быть охарактеризованы только как складывающиеся феодальные, ибо в основе их была не эксплуатация рабов, а эксплуатация зависимого крестьянства, причем государство играло активную роль в закрепощении и подчинении крестьянства власти крупных землевладельцев. По мере дальнейшего развития силланского общества все более значительная масса так называемых государственных земель (и сидящих на них крестьян) попадала в руки отдельных землевладельцев (из чиновной и военной аристократии) и монастырей, получавших землю под видом пожалований (сачжон — *** ), кормлений (сигып — *** ) и пр. Что касается рабовладельческого уклада, то он, хотя и существовал в это время, не получил дальнейшего развития и не смог стать основным и ведущим укладом, который определял бы собой облик данного способа производства, а следовательно, и характер Силланского государства как рабовладельческого. Поэтому Силланское государство изучаемой эпохи можно считать государством периода зарождения и оформления феодального строя, когда наряду с утверждающимися феодальными отношениями известную роль играло и использование рабского труда. [49]

Но возникает естественный вопрос: почему силланское общество после разложения первобытнообщинного строя и возникновения первого классового деления на рабов и рабовладельцев не перешло к рабовладельческому строю, а смогло создать новые, феодальные по своему характеру производственные отношения? Для ответа на этот вопрос большое значение имеет изучение исторической среды, в которой происходил процесс становления государственности на территории Корейского полуострова. Как известно, разложение первобытнообщинного строя среди племен, населявших территорию Корейского полуострова, и образование трех государств происходило в условиях, когда в передовых странах тогдашнего мира (особенно в соседнем Китае) приходила в упадок и разлагалась рабовладельческая система. Для социально-экономического и культурного развития корейских племен особенно большое значение имело то, что в период формирования трех корейских государств в Китае уже прочно утверждался феодальный способ производства. Даже по мнению тех китайских историков, которые в последнее время склонны видеть рабовладельческую формацию в Китае в более поздний период ¹⁴¹, «ростки феодальных производственных отношений постепенно появлялись (в Китае) уже после [правления] ханьского императора Уди» (140 — 86 гг. до н. э.). Таким образом, согласно этим воззрениям первые века новой эры были временем крушения рабовладельческого строя и утверждения феодализма. И трудно предположить, чтобы корейские племена, жившие бок о бок с Ханьской империей и, вероятно, немало содействовавшие своей борьбой крушению рабовладельческой системы, пошли в своем развитии назад, к рабовладельческому строю. Не больше ли оснований считать, что, подобно тому как германские и славянские племена после крушения Римской империи миновали рабовладельческую формацию и перешли к феодализму, и корейские племена, у которых образование классового общества совпало со временем падения рабовладельческой Ханьской империи в Китае, должны были создать и действительно создали не рабовладельческий, а феодальный строй, соответствовавший достигнутому уровню развития производительных сил. Надо полагать, что рабовладельческий способ производства не являлся обязательной ступенью в развитии всех народов, особенно при наличии таких условий, как близкое соседство и тесная связь со странами, уже миновавшими этот общественно-экономический строй. Это же можно сказать в отношении Силла и двух других корейских государств.

Благодаря близости и связи с Китаем корейские племена в период разложения первобытнообщинного строя достигли весьма высокого уровня развития производительных сил, открывавших путь к утверждению более [50] высокого, чем рабовладельческий, типа производственных отношений. Развитие земледелия достигло такой стадии, когда применение не заинтересованного в труде работника (раба) делалось экономически невыгодным. И китайскими и корейскими источниками засвидетельствован достаточно высокий уровень развития производительных сил в Силла. По сообщению китайской истории Саньго чжи, уже в чинханский период разложения первобытнообщинных отношений на юго-востоке Кореи применялось железо, было развитое земледелие. «Земли здесь тучные и плодородные, — сообщает китайский автор, — сеют все пять хлебов ¹⁴² и рис, знают тутовые деревья и шелковичных червей, выделывают шелковые ткани и полотно, ездят на телегах в упряжке из быков и лошадей» ¹⁴³. В дальнейшем большое развитие получило поливное рисоводство, требовавшее наряду с высокими трудовыми навыками и строительства ирригационных сооружений крупного масштаба. Об этих сооружениях говорят записи в Самкук саги: в 330 г. было вырыто водохранилище протяженностью в 1800 по ¹⁴⁴, в 429 г. построили плотину длиной в 2170 шагов ¹⁴⁵, в 531 году весной, в третьем месяце, было приказано чиновникам привести в порядок плотины и дамбы ¹⁴⁶. Для глубокой вспашки и повышения плодородия почвы очень большое значение имело применение на пахоте крупного рогатого скота (с 502 г.). По мнению Пэк Намуна, в силланский период возникли и все основные сельскохозяйственные орудия, которые применялись в Корее в течение последующего периода, вплоть до XX в. ¹⁴⁷. На основании сведений из «Истории Суйской династии» (Суй шу) о том, что в Силла «поля плодородны, сеют по-суху и по воде» ¹⁴⁸, Пэк Намун считал, что уже в тот период практиковались два посева в год — после риса производился на том же поле осенний посев ячменя ¹⁴⁹.

Таким образом, достигнутый в Силла уровень развития производительных сил делал объективно возможным утверждение соответствующих им феодальных производственных отношений, которые получили дальнейшее развитие после объединения страны в конце VII в., когда Силланское государство присоединило и бывшие владения Когурё и Пэкче (эти государства были разгромлены в 60-х годах VII в. совместными силами Силла и Танской империи). И та замечательная, до сих пор вызывающая [51] восхищение культура, которая была создана в объединенной Силла, возникла не на базе античного рабовладельческого строя, как думают некоторые ученые, а на основе нового и прогрессивного тогда общественного строя — феодализма.

3

Различия в трактовке социально-экономических отношений в период трех государств неизбежно ведут и к различному пониманию вопроса о социально-экономическом строе Силланского государства после объединения в его составе бывших владений Когурё и Пэкче во второй половине VII в. История государства Силла за VII — IX вв., представленная в «Летописях Силла», дает очень мало прямых сведений об экономических отношениях, поэтому так трудно поддается удовлетворительному решению вопрос о времени становления феодальных отношений в Корее и так разноречивы мнения современных корейских историков при определении генезиса и характера феодальных отношений в Корее.

Если историки, отрицающие рабовладельческую формацию в Корее, видят элементы феодальных отношений уже около IV в. н. э., то историки, придерживающиеся противоположного мнения, считают, что феодальные отношения возникли не раньше VII в. н. э. Последователь академика Пэк Намуна историк Лим Гонсан в главах недавно изданной «Истории Кореи» (т. I) снова высказывает идею о том, что феодализм утверждается в Корее с VII в., после объединения страны в составе государства Силла ¹⁵⁰. Существовавшую до VI в. н. э. государственную власть в Силла он характеризует как примитивную монархию, служившую целям подавления рабов или порабощенных крестьян-общинников, а также для захвата соседних территорий. Лим Гонсан считает, что качественно новая государственная власть, призванная служить целям эксплуатации распыленных (утративших общинные связи) мелких крестьян путем прикрепления их к земле и принуждения к уплате поземельного налога, к натуральным поставкам и несению отработочных повинностей, возникла только в период после объединения страны. По мнению Лим Гонсана, в VII в. произошло вытеснение старой родовой аристократии Силла новой военной знатью из числа крупных землевладельцев, сложившихся в результате классового расслоения в силланских общинах, и эта военная знать во главе с ваном (королем) распоряжалась всеми землями в государстве. Борьбу за объединение страны Лим Гонсан связывает с усилением политической власти силланских феодалов, стремившихся к расширению сферы своего экономического господства в условиях, когда «силланский феодальный король (ван) [52] сплачивал вокруг себя феодальных помещиков, признавая в определенной мере их земельную собственность, позволяя им присваивать со своих земель феодальную ренту на основе испольной системы или путем частичного применения труда подневольных ноби (рабов)» ¹⁵¹. Но при этом остается совершенно невыясненным вопрос о том, как возникла земельная собственность этих «феодальных помещиков». Правда, в книге приведены в качестве несомненных доказательств существования феодализма примеры таких типично феодальных земельных пожалований, как раздача «уделов во владения» (понып ***) и «кормленных владений» (сигып ***), предоставлявшихся силланской военно-феодальной знати (например, Ким Юсину и Ким Инмуну) ¹⁵². Возникает законный вопрос, почему Лим Гонсан не признает имеющими такое же значение земельные дарения типа «кормленных владений», которые встречались в более ранний период и в Силла, и, как отмечается в его же работе, в Когурё в период становления этого государства ¹⁵³.

Такие противоречия в работе Лим Гонсана, а особенно отсутствие фактических данных о разложении или упадке рабовладельческой системы, для историков, признающих ее существование в Корее, делают крайне затруднительной и почти неразрешимой задачу исследования истоков феодальных отношений в недрах рабовладельческого строя, изучения феодализма как качественно нового способа производства, идущего на смену старой рабовладельческой формации. Вот почему в поисках переломной эпохи, знаменующей переход от одной общественной формации к другой, профессор То Юхо обращается к описанным в «Летописях Силла» народным восстаниям VIII — IX вв. и, как нам кажется, довольно произвольно объявляет их социально-политическими потрясениями конца рабовладельческой эпохи ¹⁵⁴; исходя из этой произвольной предпосылки, он предлагает датировать возникновение феодализма в Корее X в. Однако восстания VIII — IX вв. не могут служить критерием для определения общественно-экономической формации этого периода: краткие сообщения Ким Бусика о выступлениях «воров» и «разбойников» ¹⁵⁵ не дают нам никаких оснований считать их своеобразными «революциями рабов». Только тщательное изучение фактов, характеризующих общественные отношения этого времени, сможет помочь нам в понимании сущности происходивших тогда социально-политических движений.

Хотя большинство корейских историков (за исключением То Юхо и Ли Ынсу) считают период после VII в. безусловно феодальной эпохой, однако нет еще единого мнения в понимании характера и особенностей [53] феодальных отношений, потому что многое в возникновении и развитии феодализма в Корее требует глубоких изысканий. Вот почему в последнее время в Корее происходит дискуссия по вопросу о характере феодальной собственности на землю и специфике феодального строя в стране.

После появления исследований Пэк Намуна ¹⁵⁶ в прогрессивной корейской историографии надолго утвердилось мнение, что характерной чертой развития феодализма в Корее было наличие государственной феодальной собственности на землю ¹⁵⁷. Однако в течение 1955 г. на страницах корейских научных журналов появились работы Пак Сихёна ¹⁵⁸, Чон Хёнгю ¹⁵⁹ и Ким Сокхёна ¹⁶⁰, которые в той или иной мере отрицают решающее [54] значение государственной земельной собственности в феодальной Корее и подчеркивают как главный фактор феодализма существование в средневековой Корее частной собственности как отдельных феодалов, так и крестьян. Историки Чон Сектам и Чхоэ Бёнму выдвигают противоположную точку зрения — в своих работах они показывают очень большое значение государства в осуществлении феодальной эксплуатации непосредственных производителей, подчеркивая, что в основе ее была государственная собственность на землю ¹⁶¹.

В задачу настоящей работы не входит рассмотрение конкретных деталей этой большой дискуссионной проблемы. Нам важно в этой дискуссии только освещение социально-экономических проблем VIII — IX вв., связанных с выяснением основных черт раннего периода в развитии корейского феодализма. Из-за разногласий по коренным вопросам истории корейского феодализма среди корейских историков нет единодушного и ясного мнения относительно возникновения государственной феодальной собственности на землю и особенно характера ее в изучаемую эпоху.

Историки, признающие существование рабовладельческой формации в период троецарствия, вообще не ставят вопроса о возникновении феодальной государственной собственности и, говоря о развитии феодализма с VII в. (или более позднего времени), исходят из уже готовой предпосылки — наличия государственной собственности на землю, которая якобы являлась характерной чертой рабовладельческой эпохи в Корее.

Историки, отрицающие рабовладельческую формацию, стремятся выяснить происхождение государственной собственности на землю, служившей основой политической централизации в Когурё, Пэкче и Силла. Вот как, например, подходит к этому вопросу Пак Сихён. По аналогии с историей других народов Пак Сихён ¹⁶² приходит к заключению о том, что в Корее государственная собственность на землю возникла после распада первобытнообщинного строя и образования аллодиальной частной собственности, в результате государственного признания произведенных знатью земельных захватов, и эта легализация захватов приняла различные формы государственных земельных пожалований (***). Но слабой стороной в этом теоретически правильном рассуждении Пак Сихёна является то, что его утверждение не может быть подкреплено прямыми сообщениями источников, которые раскрыли бы процесс возникновения аллодиальной собственности, равно как и характер земельных держаний раннего периода. [55]

Поэтому спорной кажется и его попытка восстановить картину реализации государственной собственности на землю. По мнению Пэк Намуна, государственная собственность во всех трех ранних корейских государствах привела к установлению надельной системы. При этом в отношении государства Силла ¹⁶³ он оперировал сообщением источника, где говорится, что в «восьмом месяце (722 г.) начали раздавать народу солдатские поля (наделы ***)» ¹⁶⁴. Эту точку зрения Пэк Намуна, признающего второстепенную роль крупного землевладения при существовавшей системе государственного наделения крестьян землей, Пак Сихён считает маловероятной, так как в условиях Кореи установление государственной собственности на землю государством — завоевателем этой территории влекло за собой не перераспределение земли и новое наделение, а обязанность крестьян, уже сидевших на земле, уплачивать поземельный налог узурпатору, выступавшему в роли государства — собственника земли. Следовательно, сообщение о солдатских наделах, по мнению Пак Сихёна, не является доказательством наличия надельной системы, а должно быть понято просто как факт существования особой формы земельных раздач численно ограниченной категории лиц, несущих военную службу ¹⁶⁵.

Не лишенное основания, это соображение Пак Сихёна подчинено основной его мысли о том, что крупная частная земельная собственность развивалась независимо от государственной собственности, имевшей, по его мнению, чисто номинальный характер и сводившейся лишь к обязанности землевладельцев уплачивать поземельный государственный налог. Однако нелегко будет обосновать показаниями источников не только тезис Пак Сихёна о разложении общины и образовании крупных земельных собственников и безземельных крестьян, но и его положение о том, что все формы государственных пожалований землей сводились только к праву присвоения поземельного налога, полагавшегося государству. Это следует сказать, в частности, и относительно существовавшей в Силла формы земельных пожалований чиновникам (ногып), хотя Чон Хёнгю, например, и утверждает, что наличие подобных земельных раздач не может служить признаком существования в Силла феодального общества, так как такие земельные раздачи, по его мнению, могут быть при любой формации ¹⁶⁶.

Но подобные выводы чересчур отходят от сообщений нашего источника или основаны на слишком произвольном их толковании. Все сообщения «Летописей Силла», относящиеся к области социально-экономической характеристики Силла VII — VIII вв., можно свести к следующим лаконичным фразам: в 687 г. был издан указ о раздаче с соответствующими [56] различиями полей гражданским и военным чиновникам ¹⁶⁷; в 689 ван издал указ о том, чтобы упразднить земельные жалованья ногып центральным и местным чиновникам, а (вместо этого] взять за правило выдачу риса в качестве жалованья с соответствующими различиями ¹⁶⁸; в 757 г. «отменив помесячное жалованье центральным и местным чиновникам, возобновили раздачу в жалованье [территориальных] уделов — ногып» ¹⁶⁹; в 799 г. уезд Ного в области Чхончжу передали в качестве жалованного округа учащимся столичной высшей школы ¹⁷⁰.

Чтобы не впасть в субъективизм при истолковании этих фактов, необходимо рассматривать их в связи с событиями политической истории, в частности с развитием государственных учреждений. Только в этой связи, видимо, можно будет определить, превращались ли эти земельные пожалованья в фактическое владение землей или только предоставляли право взимать поземельный налог.

Мы уже подробно останавливались на вопросе о роли государства в осуществлении эксплуатации непосредственных производителей на основе государственной собственности на землю и возникающие при этом производственные отношения определяли как зачатки феодальных. Как известно, в условиях сохранившихся общинных связей, мешавших прямым земельным захватам, силланская знать стремилась использовать свою государственную организацию для захвата крестьянских (общинных) земель, объявленных отныне собственностью вана (государства), поскольку ван мог раздавать эту землю в форме различных пожалований. С самого начала существования государственной земельной собственности ей неизменно сопутствовали различные формы крупного частного (по существу феодального) землевладения, которые в юридическом отношении могли колебаться от права временного сбора поземельного налога до наследственного владения. Таким образом, эксплуатация крестьян со стороны всего господствующего класса, представляемого государством, сопровождалась и непосредственной эксплуатацией их отдельными представителями этого класса.

Хотя состояние источников не позволяет точно определить соотношение между прибавочным продуктом, получаемым феодалами через государство, и продуктом, который они имели в результате прямой эксплуатации крестьян на земле, находившейся в их непосредственном распоряжении, несомненно, что с развитием корейского феодального общества доля последнего увеличивалась.

Мы убеждены в том, что нельзя найти каких-либо существенных различий как в формах земельных держаний типа кормлений (сигып) и [57] жалований (ногып), так и в функции Силланского государства до и после объединения под его властью большей части страны в конце VII в. Методологически не выдерживают критики утверждения Пак Сихёна и Чон Хёнгю о том, что земельные пожалования типа ногып являются чисто налоговым держанием. Эти авторы не учитывают возможности превращения держателей налоговых ленов в фактических собственников и, наоборот, превращения фактических собственников в формальных держателей налогового лена от государства, особенно в периоды усиления центрального правительства.

Соотношение между государственной собственностью и частным землевладением зависело от ряда факторов — от соотношения сил основных антагонистических классов данного общества, от расстановки сил различных борющихся групп внутри господствующего класса, от уровня экономического развития феодального общества в данную эпоху, а также от факторов внешнего порядка.

Однако вернемся к рассмотрению конкретного материала, представленного в вышеприведенных отрывках из нашего источника. Рассмотрение их убедит нас в том, что в Силланском государстве после VII в. действительно происходило дальнейшее развитие частного феодального землевладения. Первое из сообщений (687 г.) говорит о практиковавшихся раздачах чиновникам государственных земель, но затем мы встречаем отмену земельных пожалований типа ногып (в 689 г.). Отмена земельных пожалований ногып после осуществления объединения страны свидетельствует о том, что в связи с новыми территориальными приобретениями росла необходимость консолидации государства, что при этом первостепенное значение для господствующего класса приобретала эксплуатация крестьян на увеличившейся территории посредством централизованного государственного аппарата. Но в конечном счете цель упрочения государства в Силла заключалась в том, чтобы увеличить благосостояние правящего класса. Навстречу потребностям господствующего класса шло восстановление в 757 г. земельных раздач (типа ногып) государственным чиновникам, с чем было неразрывно связано дальнейшее развитие крупного частного феодального землевладения, приобретавшего характер фактической частной феодальной собственности. Нельзя в отрыве от этих фактов рассматривать процесс ослабления, а затем и распада государственной централизации в Силла (на протяжении конца VIII и в течение IX столетия), обусловленных нарастанием противоречий между государственной собственностью на землю и частным феодальным землевладением. Укрепление частного феодального землевладения, произведенное усилиями Силланского государства, стало затем источником ослабления и распада этого государства — централизованное Силланское государство сменили владения местных феодальных сеньоров (ёнчжу). [58]

В свете указанных фактов социально-экономического и политического развития Силла следует рассматривать и известия «Летописей Силла» о выступлениях мятежников на протяжении VIII — IX вв. На наш взгляд, они могли быть только движениями двоякого рода: с одной стороны, выступлениями крестьянских масс против земельных захватов феодалов и усилившегося феодального гнета и эксплуатации, а с другой — выступлениями местных феодально-сепаратистских сил против центральной власти.

Бурные политические события VIII — IX вв. являлись, таким образом, очень важным моментом в утверждении феодализма в Корее, но они отнюдь не могут считаться политическими потрясениями конца рабовладельческой эпохи.

Так нам представляются основные процессы социально-экономического развития в Силла по фактическим сведениям, вошедшим в «Летописи Силла».

Комментарии

1. До подготовки монографического исследования, затрагивающего все вопросы изучения «Исторических записей трех государств», в данном обзоре мы делаем лишь попытку исследования некоторых проблем социально-экономической истории Кореи, непосредственно связанных с издаваемым томом «Летописей Силла».

2. *** (1933) (далее — Пэк Намун, Чёсэн сякай кейдзайси).

3. Пэк Намун, Чёсэн сякай кейдзайси, стр. 447.

4. ***, (***) 1947***, (далее — Хан Гирён, Чосон кодэ кукка хёнсон квачжон).

5. ***, *** , 1949. № 9, 10, 11 (далее - Ли Ынсу, Чосон ноесидэса ёнгу).

6. ***, ***, 1951***, 14*** (далее — Чосон кодэса).

7. ***, 1956***76-79*** (далее — Чосон тхонса).

8. *** «Екса квахак», 1955, № 8, стр. 11—39; № 9, стр. 37—68.

9. «Ёкса квахак», 1956, № 3, стр. 15—77.

10. «Екса квахак», 1956, № 5, стр. 25—54.

11. «Екса квахак», 1956, № 5, стр. 1—24; № 6, стр. 10—40.

12. «Екса квахак», 1957, № 1, стр. 87—90.

13. Эта же точка зрения излагается в главах книги по общей истории Кореи (Чосон тхонса), написанных Лим Гонсаном.

14. «Екса квахак», 1957, № 1, стр. 90.

15. Название «Силла» (***) утверждается прочно только около V—VI вв. До этого существовали самые различные наименования (вернее, разные написания и чтения этого названия) общины, ставшей ядром будущего государства (см. прим. 3 к кн. 1).

16. Самкук саги, кн. 1, Основатель Хёккосе.

17. См. прим. 1 к кн. 1.

18. Самкук юса, кн. 1 (***).

19. ***, *** (Самкук юса, кн. 1).

20. Самкук саги, кн. 1, 30-й год Хёккосе.

21. Самкук саги, кн. 1, Восшествие исагыма Юри.

22. См. прим. 31 к кн. 1.

23. Самкук саги, кн. 1, Восшествие исагыма Юри.

24. См. прим. 31 к кн. 1, Самкук саги и Ли Бёндо, ч. I, стр. 59.

25. См. Самкук саги, кн. 1, 9-й год Юри.

26. Самкук саги, кн. 1, 7-й год Намхэ.

27. ***, *** Цит по: *** Издание Института истории Академии наук КНДР [Б. Г.] (далее — Чоссн кодэ сарё).

28. Н. Я. Бичурин (о. Иакинф) переводит *** как княжества (Н. Я. Бичурин, Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена, т. 2, М.—Л., 1950, стр. 32).

29. Чосон кодэ сарё.

30. Хан Гирён, Чосон кодэ кукка хёнсон квачжон, стр. 266—267.

31. Пэк Намун, Чёсэн сякай кейдзайси, стр. 332. (Мы не можем признать удачными термины, употребляемые здесь Пэк Намуном.).

32. Хан Гирён, Чосон кодэ кукка хёнсон квачжон, стр. 295.

33. Там же, стр. 292, 293, 307—310. (Выше приводились уже взгляды Ким Кванчжина и других историков на проблему формирования трех государств, включая и Силла.).

34. Ф. Энгельс, Происхождение семьи, частной собственности и государства, М., 1953, стр. 176—177.

35. Самкук юса, кн. 1.

36. Самкук саги, кн. 1. 15, 17, 18, 23, 27 и 29-й годы Пхачжа.

37. Там же, кн. 2. 5-й год Гима.

38. Там же, 4-й год Польхю.

39. Там же, 4 и 14-й годы Нэхэ, см. прим. 13 к кн. 2.

40. Там же, 2-й год Чоби.

41. Там же, 15-й год Чхомхэ.

42. Самкук саги, кн. 1, 25-й год Пхачжа.

43. Там же, 13-й год Ильсона.

44. Самкук саги, кн. 2, 7-й год Чоби.

45. Самкук саги, кн. 1, 19-й год Тхальхэ, 11-й год Гима, 22-й год Ильсон; кн. 2, 18-й год Адалла, 31-й год Нэхэ и др.

46. Самкук саги, кн. 2, 7-й год Чхомхэ.

47. Там же, 13-й год Чхомхэ.

48. Там же, 10-й год Юре.

49. Самкук саги, кн. 1, 9-й год Юри.

50. Самкук саги, кн. 38, Должности и чины [глава] первая.

51. Хан Гирён, Чосон кодэ кукка хёнсон квачжон, стр. 232.

52. Самкук саги, кн. 2, 2-й год Чоби.

53. Там же, 15-й год Чоби.

54. Самкук саги, кн. 2, 5-й год Чхомхэ.

55. Самкук саги, кн. 3, Восшествие марипкана Нульчжи.

56. Самкук юса ***.

57. Хан Гирён, Чосон кодэ кукка хёнсон квачжон, стр. 308—309.

58. «Ким Дэмун говорит, что марип — местное слово, которым обозначали столбик. Столбик назывался хамчжо, и показывал положение (чин) и соответствующее ему место, поэтому ванский столбик был главным, а ниже располагались столбики сановников». Или: *** (Самкук саги, кн. 3, Восшествие марипкана Нульчжи). В Самкук юса предложение «столбик назывался хамчжо» *** заменено словами: «указательный столбик» *** (Самкук юса, кн. 1 ***).

59. См. прим. 17 к кн. 3.

60. Самкук саги, кн. 2-й год Намуля.

61. Хан Гирён (Чосон кодэ кукка хёнсон квачжон) относит их возникновение к 479 г., когда, по Самкук саги, всем чиновникам дано повышение на одну степень (Самкук саги, кн. 3, начальный год Сочжи).

62. Самкук саги повествует, что Сильсон при правителе Намуле был послан им в качестве заложника в Когурё, а когда по возвращении сам стал правителем Силла, решил отомстить и убить сына Намуля Нульчжи, но подосланный Сильсоном убийца, пораженный благородным видом и царственным величием Нульчжи, не тронул его, а сообщил о злодейском замысле Сильсона, и тогда возмущенный Нульчжи убил правителя и сам взошел на его место (Самкук саги, кн. 3, Восшествие марипкана Нульчжи).

63. Самкук саги, кн. 3, 4-й год Нульчжи.

64. Там же, 16-й год Нульчжи.

65. Там же, 13-й год Нульчжи.

66. Там же, 22-й год Нульчжи.

67. Там же, 3-й год Чичжына.

68. Хан Гирён, Чосон кодэ кукка хёнсон квачжон, стр. 309.

69. По сообщению Самкук саги, сановники, предлагавшие королю упрочить название «Силла», давали следующее толкование иероглифам: первый из них (*** новый) должен обозначать каждодневное наступление добродетелей (очевидно, имелось в виду превознести нововведения), а второй (*** ткань, сеть) — единение различных земель, включенных в состав нового государства (Самкук саги, кн. 4, 4-й год Чичжына).

70. В 504 г. введен порядок ношения траурной одежды (Самкук саги, кн. 4, 5-й год Чичжына).

71. В 514 г. после смерти Чичжына введено посмертное титулование — сипоп *** (Самкук саги, кн. 4, 15-й год Чичжына).

72. Название годов правления введено в 536 г. (Самкук саги, кн. 2, 23-й год Попхына).

73. *** (Самкук саги, кн. 4 , 6-й год Чичжына). В этой связи следует отметить характерные противоречия, встречающиеся в Самкук саги. Хотя здесь указывается, что области, округа и уезды, а также должность кунчжу впервые учреждены в 505 г., в других местах можно встретить следующие записи: в 81 г. н. э., в 3-м месяце, правитель «совершил поездку по областям и округам» *** (кн. 1, 2-й год Пхачжа); в 157 г., учреждаются два уезда — Каммуль и Масан (***) (кн. 2, 4-й год Адалла); в 185 г. в рассказе о походе против общины Сомун *** сообщается, что поход возглавил кунчжу Кусухе *** и «так впервые появилось название кунчжу ***» (кн. 2, второй год Польхю), т. е. говорится буквально то же самое, что и в тексте 505 г. Эти противоречия обусловлены тем, что Ким Бусик для объяснения явлений древнего периода оперировал терминами последующей эпохи. Что касается приведенного текстуального совпадения в записи событий 185 и 505 гг., то очевидно, что в период войн силланской общины против соседей термин кунчжу означал только военачальника — предводителя войск, в то время как в VI в. этот термин обозначал еще и главу местной государственной администрации в Силла (см. также прим. 5 к кн. 2 и прим. 7 к кн. 4).

74. Первым известием о создании малой столицы было упоминание Самкук саги об учреждении в 1-м месяце 15 года правления Чичжына (в 514 г.) малой столицы в Асичхоне (кн. 4, 15-й год Чичжына).

75. В 553 г. после захвата части пэкческих земель создается область Синхын (***); в 555 г. на землях Писаболь (*** — тоже, очевидно, захваченная община) создается область Вансан (***); в 556 г. учреждается область Пирёльхоль ***, в 557 г. Куквон (***) превращается в малую столицу; тогда же упразднена Саболь ***и создана Каммун *** упразднена Синчжу *** и создана область Пукхансан (***); в 565 г. упразднена область Вансан и учреждена Тэя (***); в 568 г. упразднена область Пукхансан и учреждена Намчхон (***); упразднена область Пирёльхоль и учреждена Тальхоль *** и т. д.

76. Самкук саги, кн. 4 (соответствующие годы).

77. По этому поводу Самкук саги передает: «В восемнадцатом году [правления Попхына]... в 4-м месяце ичхан Чхольбу назначен сандэдыном чтобы ведать всеми государственными делами. С этого времени возникает должность сандэдына, одинаковая с теперешним званием главного министра — чжэсан» (кн. 4, 18-й год Попхына).

78. Буддизм начал распространяться в Силла с 528 г., а с 544 г. получил официальную поддержку государства. В этом году не только построен монастырь Хынюнса (***), но и разрешено людям покидать свои дома, чтобы стать монахами и поклоняться Будде (Самкук саги, кн. 4, 15-й год Попхына, 5-й год Чинхына).

79. Как передает Самкук саги, ван Чинхын, выслушав ичхана Исабу, который сказал, что без истории, записывающей добродетели и пороки государей и их слуг, грядущие поколения не могли бы узнать о хорошем и дурном, согласился с ним и приказал тэачхану Кочхильбу и другим собрать ученых для составления истории государства (кн. 4, 6-й год Чинхына).

80. Самкук саги сообщает, что для отбора людей на государственную службу сначала устраивались специальные приемы, на которых король мог видеть поведение молодых людей и отбирать лучших из них, а с 576 г. создается собрание молодых людей (так называемых хваранов или «цветущей молодежи»), которым давали особое воспитание и образование. Наряду с обучением их конфуцианской мудрости и морали, музыке и пр. большое внимание уделялось физической тренировке (например, путем длительных путешествий). Из среды хваранов впоследствии вышли выдающиеся полководцы и политические деятели Силла (кн. 4, 37-й год Чинхына).

81. К концу VI в. имелись следующие новые государственные учреждения: в 581 г. создано центральное ведомство по чинам и должностям вихвабу; в 583 г. учредили должности управляющих корабельным ведомством; в 584 г. — должности управляющих по делам налогов и податей и по делам перевозок или транспорта; в 591 г. установлены две должности управляющих ведомством иностранных дел (см. Самкук саги, кн. 4). В течение VII в. усложнялась организация дворцового и военного ведомств, а также структура местного административного управления (см. там же).

82. Пэк Намун, Чёсэн сякай кейдзайси, стр. 356.

83. Там же, стр. 434.

84. Пэк Намун (там же, стр. 344—345) ссылается на следующие сообщения Самкук саги: в 77 г. н. э. в войне с Кая силланцы после сражения в Хвансанчжингу захватили в плен более тысячи человек; в 95 г. н. э. силланские войска отразили нападение войск Кая и захватили очень много пленных; в 232 г. после стычки было свыше тысячи убитых и пленных японцев (Самкук саги, кн. 1 и 2).

85. Самкук саги, кн. 4, 23-й год Чинхына.

86. По другой версии это было не подавление мятежа отпавшей области, а захват новой территории Большой Кая *** (см. прим. 34 к кн. 4).

87. В «Биографии Садахама» (Самкук саги, кн. 44), указывается, что он получил в награду 300 пленных.

88. Самкук саги, кн. 3, 4-й год Нульчжи; кн. 4, 50-й год Чинпхёна.

89. Пэк Намун, Чёсэн сякай кейдзайси, стр. 346.

90. Самкук саги, кн. 1, 14-й год Юри.

91. Там же, 10-й год Польхю.

92. Самкук саги, кн. 2, 10-й год Кирима.

93. Самкук саги, кн. 3, 18-й год Намуля.

94. Пэк Намун, Чёсэн сякай кейдзайси, стр. 348.

95. Самкук саги, кн. 3, 18-й год Намуля.

96. Пэк Намун, Чёсэн сякай кейдзайси, стр. 353 (подчеркнуто мною. — М. П.).

97. Там же, стр. 355—356.

98. Там же, стр 356—361.

99. Там же, стр. 350—354.

100. Самкук саги, кн. 4, 3-й год Чичжына.

101.Пэк Намун, Чёсэн сякай кейдзайси, стр. 435.

102. *** — Цитированное место этого источника у Бичурина переведено следующим образом: «В доме министра жалованье не пресекается (т. е. должность наследственна). Молодых невольников (пажей) три тысячи. Латников, волов и лошадей такое же число. Скот пасут на морских островах. Если нужна скотина для стола, то застреливают ее из лука» (Н. Я. Бичурин, Собрание сведений о народах..., т. 2, стр. 130).

103. Пэк Намун, Чёсэн сякай кейдзайси, стр. 362.

104. Самкук саги, кн. 40, Должности и чины, [глава] третья.

105. В названии *** второй иероглиф *** (знамя) означал вообще название частей в силланской армии (так, кроме ***, существовали *** и прочие ***), а первый иероглиф — название стрелкового оружия *** или *** которое было изобретено в 558 г. (Самкук саги, кн. 4, 19-й год Чинхына). После его изобретения, очевидно, и возникла как ведущая воинская часть — ***.

106. Пэк Намун писал: «Аграрный строй Силла вначале основывался на коллективной собственности племен, но со времени образования воинственного государства установилась государственная собственность, служившая материальной основой государственной централизации» (Пэк Намун, Чесэн сякай кейдзайси, стр. 431), а в другом месте он указывал: «Вместе с появлением воинственного государства установилась система государственной собственности на землю, поэтому король (***) в качестве верховного помещика (***) раздавал землю гражданским и военным государственным чиновникам и учреждениям (***) а также наделы населению (***), (там же, стр. 443).

107. Пэк Намун, Чёсэн сякай кейдзайси, стр. 436.

108. Хан Гирён, Чосон кодэ кукка хёнсон квачжон, стр. 298—299.

109. Там же, стр. 298.

110. В. И. Ленин. О государстве (Сочинения, т. 29, стр. 437, 438).

111. Чосон кодэса, стр. 12.

112. Из-за явно пристрастного отношения к проблеме Пэк Намун находил упоминания о рабах даже там, где их не было, например в относящемся к 57 г. н. э. рассказе об исагыме Тхальхэ. Согласно легенде Тхальхэ происходил из далекой южной страны; он родился в виде большого яйца, и потому его отец (правитель той страны), сочтя это за дурное предзнаменование, приказал выбросить яйцо, но его мать не осмелилась сделать это и, как цитирует Пэк Намун, «завернув яйцо в шелковую материю, положила в ящик и погрузила на корабль вместе с драгоценностями и рабом» (Пэк Намун, Чёсэн сякай кейдзайси, стр. 326, 344). Корабль затем прибило к силланским берегам. Сличая приведенную Пэк Намуном цитату с подлинником (Самкук саги, кн. 1, Восшествие исагыма Тхальхэ), мы там не нашли слова «раб», хотя все остальное совпадает.

113. Самкук саги, кн. 1, 23-й год Пхачжа.

114. Пэк Намун, Чёсэн сякай кейдзайси, стр. 344.

115. Самкук саги, кн. 1, 11-й год Ильсона.

116. Самкук саги, кн. 2, 7-й год Чоби.

117. Самкук саги, кн. 4, 19-й год Попхына.

118. В Самкук саги имеется косвенное свидетельство. В 662 г. после столкновения с когурёскими войсками силланцы произвели раздел дворца Понпхи (***).Признав наибольшие заслуги за военачальниками — Ким Юсином и Ким Инмуном, между ними разделили поровну сокровища (***), земельные угодья (***) и рабов (***) (кн. 6, 2-й год Мунму). Социально-экономическая природа этих рабов, или нобок, не поддается точному выяснению: может быть, это действительно были рабы, может быть, — прикрепленные к земле крепостные, отличавшиеся от остальных лично свободных крестьян.

119. Пэк Намун, Чёсэн сякай кейдзайси, стр. 339.

120. Самкук саги, кн. 2, 3-й год Нэхэ.

121. Самкук саги, кн. 3, 42-й год Намуля.

122. Самкук саги, кн. 4, 16-й год Чинхына.

123. Самкук саги, кн. 5, 2-й год Сондок.

124. По сообщению Самкук саги, в 294 г. силланскому правителю поднесли лучший рис из округа Таса (кн. 2, 11-й год Юре). Аналогичное сообщение о преподнесении лучшего риса из округа Тэсан встречается в 452 г. (кн. 3, 36-й год Нульчжи). А в 441 г., когда из округа Самуль поставили длиннохвостых белых фазанов, обрадованный силланский ван выдал зерно чиновнику, управлявшему округом (кн. 3, 25-й год Нульчжи).

125. Так, помощник командира части Тэдан по имени Пондык, наиболее отличившийся в Чичхонском сражении, и военачальники Пак Кёнхан и Сон Гык, имевшие равные его подвигам заслуги, получили чин ильгильчхана, и им было выдано по 1000 соков риса; военачальнику Ким Донсану вместе с чином сачхана было выдано 700 соков риса; Пукко получил чин сульгана и 1000 соков проса, Куги — чин сульгана и 700 соков проса (Самкук саги, кн. 6, 8-й год Мунму).

126. Чосон кодэса, стр. 12—13.

127. Самкук саги, кн. 2, 15-й год Мичху.

128. Весной 318 г. был издан указ, гласивший, что прошлые годы являлись неблагоприятными из-за засухи, поэтому теперь, когда земля наполнилась соком и силой и только начали всходить хлеба, должны быть приостановлены все дела, которые могут беспокоить народ (Самкук саги, кн. 2, 9-й год Хыльхэ).

129. Самкук саги, кн. 3, 11-й год Чаби.

130. Там же, 8-й год Сочжи.

131. Самкук саги, кн. 4, 5-й год Чичжина.

132. Самкук саги, кн. 2, 4-й год Польхю.

133. Там же, 11-й год Мичху.

134. Самкук саги, кн. 3, 18-й год Сочжи.

135. Там же, 11-й год Сочжи.

136. К 485 г. относится запись об увеличении на двадцать семей числа охраняющих могилу «Основателя» (Самкук саги, кн. 3, 7-й год Сочжи).

137. Весьма показателен в этом отношении следующий рассказ из Самкук саги о марипкане Сочжи. В 500 г. во время путешествия Сочжи по округу Нальса местный житель по имени Пхаро поднес ему в дар свою шестнадцатилетнюю дочь Пёкхва, «истинную красу государства», но удивленный правитель не осмелился принять такого подарка. Однако он не смог забыть ее и стал часто навещать ее втайне от людей. Однажды во время такого путешествия он остановился на ночлег в доме незнакомой старухи в округе Котха. Разговорившись со старухой, он спросил ее: «Что люди думают о нашем правителе?» Та ответила: «Все считают его мудрым человеком, но я лично в этом сомневаюсь, потому что слышала стороной, что ван уже не раз в простой одежде [тайно] навещает нальсаскую девушку. Он уподобился дракону, который, приняв обличие рыбы, попадает в руки рыбаков. Будучи обладателем десяти тысяч колесниц (см. прим. 30 к кн. 3), ван не заставляет уважать себя. И если это называется мудростью, то кто же не прослывет мудрецом». Рассказывается далее, что, устыдившись своего малодушия, правитель после этого увез к себе девушку, поместил ее в отдельном доме, и вскоре у нее родился сын (Самкук саги, кн. 3, 22-й год Сочжи). Этот рассказ, мораль которого вложена в уста неизвестной старухи, явно был создан для оправдания произвола и деспотизма новоявленной королевской власти.

138. В Самкук саги очень много записей об этом, отнесенных к 372 г. (кн. 3, 17-й год Намуля), к 480 г. (кн. 3, 2-й год Сочжи) и др.

139. Самкук саги, кн. 3, 19-й год Сочжи.

140. Пэк Намун, Чёсэн сякай кейдзайси, стр. 389—412.

141. Ван Сы-чжи, Ду Вэнь-кай и Ван Жу-фэн, К трактовке вопроса о социальной сущности двух Ханьских империй (***, 1955, № 1, 19—46***).

142. К пяти хлебам здесь относились: ячмень, мелкое просо (чумиза), просо, бор (род проса), бобы (соя).

143. ***, цит. по кн.: Пэк Намун, Чёсэн сякай кейдзайси, стр. 368.

144. Самкук саги, кн. 2, 21-й год Хыльхэ.

145. Самкук саги, кн. 3, 13-й год Нульчжи.

146. Самкук саги, кн. 4, 18-й год Попхына.

147. Пэк Намун, Чёсэн сякай кейдзайси, стр. 369—370.

148. *** (***). Это место из Суй шу Н. Бичурин переводит так: «Поля превосходные и тучные. Сеют и на сухих и в водяных пашнях» (Собрание сведений о народах..., т. 2, стр. 91).

149. Пэк Намун, Чёсэн сякай кейдзайси, стр. 364.

150. Чосон тхонса, стр. 118—119.

151. Чосон тхонса, стр. 116.

152. Там же, стр. 113.

153. Там же, стр. 33—34.

154. «Екса квахак», 1956, № 3, стр. 23—24.

155. Самкук саги, кн. 10, годы Хондока; кн. 11, годы Чинсона.

156.*** (***, 1937***). Основные положения этих работ излагаются в книге «История Кореи в средние века», ч. 1. (***, 1954***).

157. Эти идеи отразились в написанном до освобождения страны «Исследовании по истории Кореи» историка Мун Сокчжуна, погибшего в японской тюрьме (***, 1946***г.), в сборнике статей «Социально-экономическая история Кореи» (***, Сеул, 1946 г.), а также в ряде учебников и популярных книг, вышедших в Северной Корее после освобождения. В таком же духе проблемы феодализма освещены в статье М. Н. Пака «К характеристике социально-экономических отношений в Корее в XIX веке», опубликованной в «Сборнике статей по истории стран Дальнего Востока» (М., 1952, стр. 149—161).

158. В статье «О феодальной собственности на землю» («Ёкса квахак», 1955, № 2, стр. 70—103) Пак Сихён, показывая, что государственная собственность на землю в средневековой Корее в разное время имела различное содержание, приходит к заключению, что не государственная, а частная (помещичья) земельная собственность составляла основу феодализма в Корее. По его мнению, принцип государственной собственности на землю, начиная с периода троецарствия, означал лишь право государства собирать налоги со всех земель, а в фактической собственности государства даже в XIV—XV вв. находилось лишь около 100 тыс. кёль, что составляло около десятой части всех пахотных земель. Большая же часть их находилась в частной собственности крестьян и крупных землевладельцев, поэтому Пак Сихён считает, что все формы государственных земельных дарений в истории Кореи (ногып, чонсиква, квачжон) означали лишь предоставление держателям права собирать с этих земель в свою пользу полагавшиеся государству поземельные налоги.

159. В еще большей мере, чем Пак Сихён, автор статьи «Характер частновладельческих полей (***) в феодальной Корее XIV—XV вв.» («Ёкса квахак», 1955, № 3, стр. 85—102; № 4, стр. 40—75) Чон Хёнгю отрицал реальное значение принципа верховной государственной собственности на землю. Государственной собственностью он считал только земли, находившиеся в непосредственном распоряжении королевского дома и государственных учреждений, а все остальные земли относил к категории частной собственности феодалов и крестьян. Чон Хёнгю не видел особых отличий в становлении феодализма в Корее по сравнению с европейскими странами. По его мнению, феодальные отношения и категория феодальной ренты возникают в Корее с захватом крестьянской собственности крупными землевладельцами, а процесс закрепощения свободных крестьян происходит лишь в XIII—XIV вв. До тех пор, пока феодальные отношения не стали господствующими и не возникла, таким образом, феодальная рента, в Корее, по его мнению, существовали только государственные налоги, сохранившиеся и в феодальный период. В соответствии с этим Чон Хёнгю производил градацию земель и по характеру взимания налогов.

160. В статье «Об отношениях поземельной собственности в феодальной Корее», напечатанной в «Вестнике Академии наук КНДР» ( ***, 1955, №7, *** , № 3) Ким Сокхён, подвергая критике работы Пак Сихёна и Чон Хёнгю за чисто юридический подход к вопросу о земельной собственности, вместо того чтобы видеть в ней социально-экономические, классовые отношения, приходит к выводу о наличии в феодальной Корее как крупной феодальной, так и мелкой крестьянской собственности, хотя последняя и носила условный характер.

161. Чон Соктам, О феодальной государственной собственности на землю в Корее («Ёкса квахак», 1956, № 3, стр. 78—101), Чхоэ Бёнму, О некоторых особенностях феодального строя в Корее, выявляемых в законах об отработках (пуек), подворных списках (хочжок) и именных таблицах (хопхэ) в начальный период династии Ли («Ёнса квахак», 1955, № 4. стр. 40—65).

162. «Екса квахак», 1955, № 2, стр. 86.

163. Пэк Намун, Чёсэн сякай кейдзайси, стр. 431—432.

164. Самкук саги, кн. 8, 21-й год Сонгдока.

165. «Екса квахак», 1955, № 2, стр. 87—88.

166. «Ёкса квахак», 1955, № 4, стр. 65—66.

167. Самкук саги, кн. 8, 7-й год Синмуна.

168. Там же, 9-й год Синмуна.

169. Самкук саги, кн. 9, 16-й год Кёндока.

170. Самкук саги, кн. 10, 1-й год Сосона.