Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

ИСТОРИЧЕСКИЕ ЗАПИСИ ТРЕХ ГОСУДАРСТВ

КНИГА СЕДЬМАЯ

ЛЕТОПИСИ СИЛЛА. ЧАСТЬ 7

Ван Мунму. [Глава] вторая

В одиннадцатом году (671 г.)

Ичхан Евон назначен министром-чунси. Были посланы войска для вторжения в Пэкче. В сражении, состоявшемся к югу от Унчжина, погиб танчжу (начальник знамени) Пуква. Тогда же прибыли (посланные танским императором вспомогательные) мальгальские войска и окружили крепость Сольгу, но, не добившись успеха, собирались отступить, и в это время высланные [ваном] войска разгромили их и убили свыше трехсот человек. Узнав о том, что танские войска хотят прийти на выручку Пэкче, [ван] послал тэачхана Чингона и ачхана (В тексте пропущено несколько иероглифов.)... с войсками, чтобы защитить Онпхо. Пэк Ояк вошел (В тексте пропущено несколько иероглифов.)... один вершок.

Летом, в четвертом месяце, молния ударила по южным воротам [храма] Хынюнса.

В шестом месяце посланные ваном войска военачальника (чангун) Чукчжи /219/ растоптали хлеба около пэкческой крепости Карим, а затем вступили в бой с танскими войсками [у крепости] Соксон, где отрубили пять тысяч триста голов, захватили двух пэкческих военачальников (чангун) и шесть танских гои.

Осенью, 26-го числа седьмого месяца, командующий войсками великих Танов Сюе Жень-гуй прислал буддийского монаха Имюна, чтобы передать письмо, в котором говорилось: «Командующий экспедиционным войском Сюе Жень-гуй обращается с письмом к вану Силла. На десять тысяч ли по свежему ветру и на три тысячи по великому морю простирается небесное (т. е. императорское) повеление, и я прибыл в эти края, вняв словам [высочайшего указа] о том, что [ваши] недобрые намерения постепенно настолько возросли, что оружие грозит [нашим] отдаленным (пограничным) крепостям. [Это означает, что вы] покинули слова искренности 1 и утратили верность клятве 2. Когда старший брат (силланский ван) сделался главой мятежников, младший брат (сам Сюе Жень-гуй) [181] становится верным слугой [государя]. Когда даль отделяет (друг от друга) тень цветка и [тень] от его лепестков, напрасно может светить месяц неотступной думы 3, [значит] разговор друг с другом принесет [нам] немало огорчений. В бытность прежнего вана кайфу 4 в сговоре со всей страной он повсюду воздвиг сотни крепостей, потому что на западе боялся вторжений Пэкче, а на севере остерегался грабежей Когурё, и во многих местах на протяжении тысячи ли сверкали острия мечей, поэтому в пору шелкопрядения женщины не успевали собирать тутовых листьев, а пахари упускали /220/ время полевых работ. И в преклонные лета, когда он [едва мог] понять услышанное 5, и каждый день приближал лучи у [верхушек] вяза 6, он не побоялся риска морского плавания и переправился по опасностям Янху 7, чтобы устремить свое сердце к цветущим пределам (Китая), пасть ниц у небесных ворот [танского императора] и поведать подробно о своем одиночестве и слабости, обрисовав ясно, как посягают [на его государство Когурё и Пэкче]. И никто из услышавших положение дел, обрисованное им, не смог удержаться от скорби. Император (Вэньхуаньди) Тайцзун, чей образ в Поднебесной величествен подобно девяти превращениям Паньгу 8, а ум охватывает всю вселенную, подобно [могучей] длани Цзюйлина 9, не проводящей ни единого дня без того, чтобы не поддерживать падающих или не помогать слабым, с жалостью принял прежнего вана, сочувственно выслушал его просьбу и по нескольку раз в течение дня оказывал ему особое внимание легкими повозками, быстрыми конями, красивой одеждой и редкими снадобьями. В ответ на это внимание [ван] в свою очередь [по призыву императора] снарядил войска, и взаимное согласие [между ними] было как у рыбы с водой, а дружба прочна подобно металлу и камню. Там, где тысячу раз повторяются фениксовые замки, а на десяти тысячах дверей журавлиные затворы 10, за вином и яствами они весело беседовали, обсуждая военные планы, определяя сроки выступлений. Итак, в одно утро с суши и моря поднялись лавиной острия мечей. То было время, когда на полянах у крепостей уже опали цветы, а ветки деревьев покрывались плодами. И как велика была справедливость, когда [император] Вэньди (Тайцзун) лично принял участие в походе только из-за сострадания к другим 11. И после, когда преобразились горы и моря, /221/ отвернулись от нас солнце и луна, а мудрейший из людей опустил свое оружие 12, ван сохранил верность [императорскому] дому, подобно тому как лианы опираются на скалы, совместно участвовал в походах и выделял свои войска (воинов и коней), точно следуя установившимся обычаям предков. Если на протяжении нескольких [последних] десятилетий, несмотря на испытываемые трудности, когда часто приходилось открывать [для населения] казенные склады, а иногда выдавать [также и домашнюю] птицу и скот, Серединное государство вынуждено было из-за Голубых островов 13 посылать войска Желтых пределов 14, то разве [182] мы не знали, что это слишком дорого и не приносит [нам] никакой пользы, что можно оставить [военную помощь]? [И делали это только], боясь утратить веру прежнего вашего государя.

Теперь, когда с могущественными разбойниками 15 уже покончено и враги оплакивают [гибель] своих государств, а ван [Силла] имеет и воинов и коней, и яшмы и шелка, разве не было бы утешением и одобрением в историях [будущего], если бы ван успокоил порывы своего сердца, чтобы центр (Китай) и окраины (Силла) поддерживали друг друга, оружие было переплавлено в металл, а уступчивость стала принципом поведения, следуя которому и ваши потомки наслаждались бы праздным покоем?

Но ван ныне покинул почву спокойствия и перестал блюсти установившийся обычай в политике [своей страны], уклоняясь от небесных повелений [императора] и отвергая слова [своего покойного] отца. Презрев небесные стихии (божественную кару) и вероломно нарушив добрососедские отношения, вы в своей захолустной земле, что [за морем] в отдаленном левом углу 16, собираете с каждого дома воинов и многие годы [беспрестанно] держите поднятое оружие, отчего хлеба [с полей] должны перевозить вдовы и слабые женщины, а сами поля обрабатываются малолетними детьми. /222/ Но вы не сможете ни удержаться в обороне, ни победить в нападении. Даже приобретая, придете к гибели, и, живя, подойдете к концу, ибо несравнимы большое и малое, и разнятся мятеж и покорность. И незнание ваном меры разве не напоминает то, как [одна женщина,] взяв арбалет, побежала за курицей и не заметила опасности высохшего колодца 17, или то, как в погоне за цикадой [богомол] не приметил опасной цапли 18.

Если бы в прежние времена ваш предшественник, получая благодеяния Неба, в действительности таил вероломные намерения и лишь притворно исполнял церемонии, выражающие верность, а сам преследовал корыстную цель воспользоваться высокими заслугами Неба (т. е. танского императора), и если бы он надеялся [полученные им] прежде благодеяния обратить в последующую измену, то все это было бы неблагоразумием прежнего государя. [Но нет], клятва его была вечной, на столько времени, пока реки не сузятся до размера пояса 19, а ясностью смысла она (клятва) была подобна [чистому] инею. Ослушание повеления государя означает отсутствие преданности, а презрение воли отца — отсутствие сыновней почтительности. Как, совмещая в одной особе два имени — подданного и сына, ван может чувствовать себя спокойно? То, что ван и сын в одно прекрасное утро поднялись [против императора], объясняется только тем, что истинные намерения Неба (т. е. танского императора) доходят слишком долго (из-за удаленности), а путаница [часто] возникает вследствие того, что тесно соприкасаются области и округа [обоих государств] и противостоят друг другу их силы. Вследствие этого, хотя вы и приняли императорский указ, чтобы называться его слугой, хотя вы и почитаете [183] классические книги, и тщательно исполняете гимны и обряды, но, услышав [голос] справедливости, вы не внимаете ему, видя добро, пренебрегаете им, /223/ а, услышав рассказ о продольном и поперечном 20, напрасно утруждаете силы своего зрения и слуха, чтобы пренебречь местом у высоких ворот (императорского дома) и поддаться дьявольским наущениям. Разве будет разумно после наследования цветущих дел прежнего государя направлять их по иному [пути], уничтожая внутри [государства] сомневающихся сановников, а во вне [его] умножая ряды могущественных противников?

И далее, ко[гу]рёский Ансын еще очень молод годами. Когда [после падения Когурё] в оставшихся деревнях и городах число живых людей сократилось вдвое, он помышлял о бегстве, не будучи в состоянии выдержать тяжелой разрухи. [Я], Жень-гуй, тогда на быстрокрылых башенных (военных) кораблях с надувшимися парусами и реющими флагами объезжал северное побережье, но из-за сострадания к ранам, полученным в минувшие дни (т. е. при падении Когурё), не осмелился применить оружие, и какая теперь дерзость с его стороны прибегать к посторонней помощи! Беспредельны милости императора, далеко простирается его доброта, его любовь согревает подобно солнечным лучам, а сияние подобно весенним цветам, поэтому, получив издали эти известия, он, хотя и очень огорчился, не поверил им и повелел своему маленькому слуге (т. е. Жень-гую) приехать [на место], чтобы посмотреть и выяснить истинное положение. Но ван не только не смог прислать человека для встречи и приветствий или угостить наши войска вином и мясом, а, напротив, скрытно расположил за оврагами своих латников и спрятал войска у устьев рек, чтобы они ползали в лесной чаще и задыхались в густых зарослях. Этим он невольно рождает в глубине ростки (острия) их собственного раскаяния и нежелание схватиться [с танскими войсками]. /224/ Прежде чем выступить, Великая [танская] армия сначала выслала дозорные войска, которые через море подошли к рекам, вспугнув и рассеяв рыб и птиц. Вот таким же образом можно было бы спасать (решать) и человеческие дела. Даже впавшие в затмение или ослепленные безрассудством, к счастью, могут пробудиться и прекратить безумства. Кто совершает великие дела, тот не гоняется за маленькой выгодой; кто следует высокой добродетели, тот отличается и необыкновенной душевной красотой. [Это так же ясно, как и то], что не занимаются приручением фениксов, а шакалы и волки вечно устремлены [к добыче]. Ханьская (т. е. собственно танская) конница военачальника (чжаньцзюна) Гао 21, вспомогательные (союзные, киданьские) войска под предводительством Ли Цзинь-сина 22, моряки У и Чу 23 и злые молодцы из Юбина 24, точно тучи, собираются со всех четырех сторон, чтобы высадиться затем со своих кораблей, поставить крепости в опасных (важных) местах и поднять поля под посевы (для обосновавшихся войск). Это будет ударом в самое сердце вана. Но если бы ван позволил своим [184] воинам запеть [радостные] песни (т. е. прекратил войну), дела могли бы измениться к лучшему и мы могли бы ясно разговаривать друг с другом, чтобы выявить то, что служило причиной недоразумений. Жень-гуй прежде был удостоен величайшей милости императора сопровождать его в карете и получить от него личное назначение [на чин], поэтому сможет непосредственно докладывать письмом [его величеству]. Дело может быть улажено. И зачем же рисковать торопливостью (в действиях) или взаимными колебаниями. Увы! То, что прежде было исполнением долга и преданностью, теперь сменилось мятежным слугой; нельзя не огорчиться и не сожалеть, что счастливое начало сменяется недобрым концом, что были заодно вначале, а под конец расходимся. С сильными и холодными ветрами [осени] опадают листья и наступает печальное время года, и когда, взобравшись на гору, взираешь вдаль, [многое] ранит душу. /225/ Если бы ван своим светлым разумом и приятной обходительностью смог вернуться на истинный путь простирания скромности 25 и сделал свое сердце покорным [перед истиной] 26, то [лучшей] его политикой стало бы произнесение время от времени клятвы на [жертвенной] крови, сохранение «неизменности» тростниковой подстилки 27, соблюдение спокойствия и вознаграждение счастьем. Даже посреди острых мечей (т. е. во время войны) бывает обмен послами, поэтому теперь посылаю подвластного вам священника Имюна, чтобы передать письмо, в котором изложены некоторые [наши] соображения».

В ответном письме великого вана говорилось: «В двадцать втором году Чжэньгуань 28 прежний ван по прибытии ко двору [императора] лично принял от императора Тайцзуна [следующий] милостивый указ: «То, что я ныне иду войной на Коре (т. е. Когурё), не имеет иной причины, кроме сострадания к вашему [государству] Силла, которое, будучи зажато между двумя государствами (Когурё и Пэкче), подвергается всевозможным насилиям и [вооруженным] набегам, не имея спокойного года. Я же не стремлюсь ни к приобретению земель, ни к захвату гор и вод, [ибо] у меня имеется [вдоволь] и яшмы, и шелков, и подданных людей. С умиротворением обоих государств земли к югу от Пхеньяна и владения Пэкче я дарю вашему [государству] Силла для вечного благополучия». [С этими словами император] изложил свой план [действий] и предложил [условия] военного союза. Когда народ Силла подробно узнал о милостивом указе, каждый человек накапливал силы и в каждом доме ждали призыва [к действиям]. Еще до завершения великого дела (войны) скончался просвещенный император (Вэньди, т. е. Тайцзун), /226/ и на престол взошел нынешний государь (т. е. Гаоцзун), который, продолжая прежние милости, своими многократными благодеяниями превзошел [милости] прежних времен. [Наши] братья и дети, как никогда в прошлом, окружены любовью и славой, осыпаны золотом и лиловыми [шнурами] 29. [Поэтому мы готовы] стереть [185] себя в порошок и истолочь свои кости, стараясь выполнить [императорское] поручение. И если бы мы даже покрыли равнины нашими мозгами и печенью 30, это не возместило бы и одну десятитысячную часть [благодеяний императора]».

В пятом году Сяньцзинь (660 г.) 31 мудрейший государь (т. е. Гаоцзун), сожалея о том, что не выполнены предначертания [предшественников], и желая завершить дело, оставшееся ему от прежних дней, пустил в плавание [боевые] корабли и приказал военачальникам двинуть в большом количестве силы флота и войск. Наш прежний ван тогда из-за преклонных лет и недомогания не в состоянии был выступить в поход с войсками, но, побуждаемый чувством благодарности за прежние благодеяния, превозмог себя и направился на границу, а затем поручил мне (т. е. будущему вану Мунму) командование войсками, которые должны были присоединиться к Великой [танской] армии. Так согласовывались действия с востока и запада, продвигались одновременно с моря и суши, и когда флот с [танскими] войсками только заходил в устье реки [Унчжин], сухопутные (т. е. силланские) войска уже разбили многочисленных врагов, и обе армии (танская и силланская) вместе вступили в стольный город [Пэкче] и умиротворили одно это государство. После умиротворения [Пэкче] прежний ван вместе с великим военачальником (дацунгуаном) Су 32 учредили и охрану спокойствия. Когда [для этого] оставили десять тысяч ханьских (китайских) войск, Силла также направила под предводительством младшего брата (вана) Интхэ семитысячное войско, чтобы вместе с ними охранять [крепость] Унчжин. После того как Великая армия возвратилась домой, к западу от реки [Унчжин] поднялся вражеский (пэкческий) сановник Поксин, /227/ который, собрав оставшихся после бедствий жителей [Пэкче], осадил Административный город (т. е. Унчжин, бывшую столицу Пэкче). Разбив сначала внешние укрепления города и захватив все военные материалы, они возобновили атаки против самой крепости, и казалось, что она скоро падет, так как вблизи города со всех четырех сторон [Поксин] построил свои укрепления и, защищая их, делал совершенно невозможным сообщение с крепостью. И тогда некто 33 привел войска, чтобы вызволить осажденных, и разбил вражеские укрепления, устроенные во всех четырех частях, чтобы избавиться прежде всего от угрозы с их стороны, а затем переправил сюда продовольствие и спас десятитысячную ханьскую армию от страшной смертельной опасности, избавив находящиеся в осаде голодные войска от необходимости обмениваться своими детьми и съедать их.

К шестому году [Сяньцзин] число сторонников Поксина постепенно увеличилось, и они совершали набеги и захватывали земли к востоку от реки [Унчжин], поэтому из Унчжина была направлена одна тысяча ханьских войск, чтобы побить вражеские банды, но от врагов они потерпели [186] такое сокрушительное поражение, что ни один человек не вернулся [из похода]. После поражения из Унчжина беспрерывно следовали просьбы о присылке войск. Хотя в Силла тогда свирепствовали заразные болезни и невозможно было набрать войск, все же затруднились пренебречь настойчивыми просьбами и тотчас же выслали войска, которые направились осаждать крепость Чурю. Враги, узнав о малочисленности их, немедленно устроили вылазку и нанесли большой урон (нашим) войскам, которые вынуждены были вернуться с потерями. /228/ В результате одновременно изменили все крепости на юге и перешли на сторону Поксина. Одерживавший победы Поксин вторично окружил Административный город. В это время в Унчжине, все пути которого были отрезаны, истощились запасы соленой сои, поэтому мы отобрали молодых силачей и неизвестными путями переправили туда соль и спасли их (осажденных) от страшных лишений.

В седьмом месяце [того же года], когда скончался прежний ван и когда мы едва лишь завершили похороны и никто еще не снял траурных одеяний и не мог куда-либо отлучиться [из столицы], императорский указ повелевал снарядить войска для отправки на север. Прибывший [в Силла танский] военачальник округа Хамчжа Лю Дэ-минь и другие привезли и передали указ о том, чтобы Силла осуществила перевозки военного провианта в Пхеньян. В то же самое время прибыл гонец из Унчжина, который подробно сообщил об угрозе полной изоляции Административного города. Когда военачальник Лю и некто 34 стали советоваться [по этому поводу], я лично говорил, что, если раньше отправить провиант в Пхеньян, есть опасность того, что будет прервана связь с Унчжином, а если будет перерезана дорога на Унчжин, то находящиеся там ханьские войска окажутся в руках врагов. Военачальник Лю согласился со мной, и вместе решили ударить сначала по крепости Онсан, а затем после занятия Онсана построить крепость в Унчжине 35, чтобы обеспечить сообщение по дороге в Унчжин. В двенадцатом месяце подошли к концу запасы продовольствия в Унчжине. Но если сначала послать продовольствие в Унчжин, была опасность нарушения [императорского] указа, а если /229/ послать сначала в Пхеньян, то [можно было] опасаться, что в Унчжине совершенно прервется питание. Поэтому было решено стариков и слабых послать для перевозок в Унчжин, а здоровым парням и настоящим солдатам предложили направиться в Пхеньян. Когда переправляли продовольствие в Унчжин, по дороге настиг снег и погибли все люди и лошади: даже один из сотни не вернулся назад.

Во втором году Луншо (662 г.) 36, в первом месяце, [танский] военачальник Лю [Дэ-минь] и силланский военачальник округа (провинции) Сохадо (В тексте ошибочно — «Янхадо».) Ким Юсин вместе переправляли военный провиант в Пхеньян. [187] В то время целый месяц шли проливные дожди, и такими холодными были ветер и снег, что от морозов гибли и люди и лошади. Так как не было надежды на успешную доставку этого продовольствия, предназначенного для войск в Пхеньяне, находившаяся там Великая (танская) армия решила вернуться домой. Тогда решили повернуть обратно и силланские войска, у которых истощились продукты. Солдаты страдали от голода и холода, их обмороженные руки и ноги трескались, и нельзя было сосчитать всех умерших по дороге. Когда они прибыли за реку Хороха, преследовавшие их ко[гу]рёские войска стали располагаться лагерем на [другом] берегу. Несмотря на длительное переутомление, силланские воины, опасавшиеся, что враг сможет далеко пойти следом за ними, не стали дожидаться, когда он перейдет реку, чтобы скрестить мечи. Ударный отряд внезапней атакой разбил вражеские войска и, захватив оружие, благополучно вернулся назад. По возвращении домой этих войск не /230/ прошло и месяца, как из Административного города Унчжин зачастили с просьбами о присылке семян. За это время были отправлены десятки тысяч коков 37 зерна, то на юг — в Унчжин, то на север — в Пхеньян.

Из-за того, что крошечной Силла приходилось делать поставки в обе стороны, до крайности истощились ее людские силы, вымерли лошади и крупный рогатый скот, было упущено время полевых работ, и в этом году не удался урожай зерновых, а запасы зерна, хранившегося в закромах, были исчерпаны вследствие вывоза, поэтому народ Силла не мог насытиться даже травой и кореньями. В то же время [находящиеся] в Унчжине ханьские войска имели продовольствия с избытком. Затем, когда вследствие значительного времени, прошедшего после отъезда из дому, у ханьских охранных (охранявших Унчжин) войск совершенно износилась одежда и им нечем было покрывать свои тела, [правительство] Силла побудило население отправить к ним соответствующую сезону одежду. Когда правитель Лю Жень-юань охранял отдаленную крепость, окруженную отовсюду мятежниками, и все время подвергался нападениям [наседавших] пэкческих [сил], обычно Силла оказывала помощь и избавляла [от осаждающих]. Десятитысячная ханьская армия в течение четырех лет одевалась и питалась за счет Силла, поэтому у [Лю] Жень-юаня и его воинов кожа и кости были порождены на ханьской земле, но плоть и кровь целиком были от Силла.

Благодеяния и милости [Танского] государства являлись поистине беспредельными, но можно ли так же не считать достойной сострадания самоотверженную преданность Силла?

В третьем году Луншо (663 г.), /231/ когда военачальник (цунгуан) Сун Жень-ши прибыл с войсками на выручку Административного города, силланские войска также выступили в поход вместе и начали осаду крепости Чурю. В это время на помощь Пэкче прибыли корабли с войсками [188] государства Вэ. Тысяча японских кораблей остановилась в [устье] Пэкса (Должно быть Пэккан.), а с берега их охраняла регулярная конница Пэкче. Отборная конница Силла, которая составляла ханьский авангард, сначала разбила береговые позиции, и после этого сдалась крепость Чурю, где был сломлен дух ее защитников. После умиротворения юга войска поворачивались для похода на север (против Когурё). Но только один город Имчжон в своем упорном безрассудстве не сдавался, поэтому обе армии объединили свои силы, чтобы вместе ударить по этому городу, но вследствие упорного сопротивления не смогли его взять. И силланские войска тотчас же собирались домой. Однако «великий муж» (дафу — название танского чина) Ду сказал: «Согласно императорскому указу после умиротворения [Пэкче] следует скрепить взаимный союз {между Пэкче и Силла], поэтому, хотя и не сдалась еще единственная из крепостей — Имчжон, все же можно будет произнести друг другу клятву [о союзе]». На это возразили в Силла, полагая, что «согласно указу союз следует заключить только после умиротворения [Пэкче], но пока не сдается Имчжон, нельзя считать его умиротворенным, а к тому же люди Пэкче коварны и лживы и сто раз могут отступить от [данных] прежде слов, поэтому надо опасаться того, как бы, заключив теперь союз, /232/ не пришлось раскаяться потом», и попросили воздержаться от заключения союза. Но в первом году Линьдэ 38 последовал еще более строгий указ, укорявший [нас] за то, что не был заключен союз, поэтому был отправлен человек (посол) в Унён, чтобы возвести жертвенник и заключить союз [с Пэкче], а место произнесения клятвы сделать границей обоих [государств]. Но заключение этого союза было против нашего желания и совершено лишь из-за того, что не осмелились перечить императорскому указу. Тогда на горе Чхурисан построили жертвенник и перед полномочным императорским послом Лю Жень-юанем на крови [жертвенного животного] скрепили союз и поклялись горами и реками, определяя границы и ставя знаки, которые навечно отмечали границы пределов [обоих государств], в которых должно проживать население, занимаясь каждое своим делом.

Во втором году Цяньфэн 39 при известии о том, что [танский] великий военачальник (дацунгуан) князь Инь 40 отправился в поход на Ляо (против Когурё), некто (я) направился в область Хансончжу, чтобы выслать оттуда войска для сосредоточения у [северной] границы. Одни силланские войска сами не могли вторгнуться [в пределы Когурё], поэтому предварительно трижды высылали разведку, а также корабли, чтобы узнать о местонахождении Великой армии. По возвращении разведчики донесли, что Великая армия еще не прибыла в Пхеньян, поэтому [мы решили сначала] ударить по ко[гу]рёской крепости Чхильчжун, чтобы открыть себе путь для продвижения, и ждать прибытия Великой армии. Когда [189] постепенно эта крепость оказалась накануне падения, прибыл посланный князем Инь гонец /233/ Кансим (силланский подданный) и сказал: «Передаю распоряжение [танского] главнокомандующего о том, чтобы силланские войска не брали крепости, а поспешили в Пхеньян, чтобы доставить продовольствие для [танских] войск». Согласно этому приказу [силланские войска] отправились вперед до крепости Сугок и там узнали о том, что Великая армия уже повернула назад, поэтому и силланские войска возвратились [домой].

В третьем году Цзяньфэн (668 г.) 41 тэгам Ким Бога, посланный морем [в Ляодун], чтобы узнать о местонахождении [войск] князя Инь, получил распоряжение о том, чтобы силланские войска направились в Пхеньян. В пятом месяце [того года] с прибытием [танского] министра правой руки Лю [Жень-Гуя] вместе [с его войсками] силланские войска были отправлены в Пхеньян, а некто (я) также направился в область Хансончжу, чтобы произвести осмотр войск. В то время когда союзные (киданьские) и ханьские (танские) армии стояли вместе в Сасу, а Намгон (первый министр в Когурё) вывел свои войска, чтобы дать решающее сражение, стоявшие в авангарде силланские войска одни первыми [напали и] разгромили главные позиции [когурёских войск] и вызвали упадок духа и растерянность в Пхеньяне. Затем князь Инь, взяв пятьсот человек быстрой силланской конницы, ворвался первым в ворота крепости и добился падения Пхеньяна, чем завоевал великие заслуги. Тогда воины Силла говорили: «Прошло уже девять /234/ лет с начала войны, которая истощила человеческие силы, но в конце концов усмирены оба государства, и теперь свершились, наконец, долгие чаяния многих поколений, поэтому [наше] государство обязательно должно быть облагодетельствовано за свою верность до конца, а люди должны быть награждены соответственно их заслугам». [Однако] князь Инь проговорился, сказав, что «то, что прежде Силла нарушала свои военные обязательства, тоже должно быть принято в расчет». После того как воины Силла услышали эти слова, среди них еще больше росла встревоженность. А когда известные своими подвигами силланские военачальники по особому предписанию явились в императорскую столицу, им сказали, что в Силла нет ни одного человека, у которого были бы заслуги. С возвращением этих военачальников еще больше возросло волнение народа. А крепость Пирёль, которая искони являлась силланской, но была захвачена [государством] Ко[гу]рё, Силла вернула себе спустя тридцать с лишним лет и, переселив туда народ, установила чиновников для управления и охраны ее, но [император] отнял ее у нас и передал Ко[гу]рё. От усмирения Пэкче до покорения Ко[гу]рё Силла сохраняла верность и прилагала все усилия, чтобы усердно служить [Танскому] государству, поэтому мы не знали, вследствие какой [нашей] вины оно покидает [нас] так внезапно. Несмотря на подобную [190] незаслуженную обиду, мы ни в коем случае не имели даже помысла о мятеже или непокорности. В первом году Цзунчжан (668 г.) Пэкче 42 переставило отметки и изменило границы, /235/ обусловленные договором, захватывало наши поля, заманивало и уводило наших ноби 43 и подданных, которых скрывали во внутренних районах и отказывались возвращать, несмотря на неоднократные [наши] настойчивые требования. Ходят также слухи о том, что [Танское] государство подготавливает корабли под предлогом организации похода в Японию, а в действительности имея намерение ударить по Силла. Народ, который слышит об этом, охвачен тревожным беспокойством. И затем [танские представители в Унчжине] собирались выдать пэкческую девушку замуж за силланского правителя (тодок) в Хансоне Пак Тою, чтобы в сговоре с ним украсть силланское вооружение и напасть на земли этой области, но этот заговор не удался, потому что вовремя раскрыли дело и отрубили голову Тою.

В первом году Сяньхэн 44, когда в шестом месяце поднялся мятеж Ко[гу]рё и были перебиты все ханьские чиновники, Силла тотчас же решила послать войска, но предварительно известила Унчжин в [следующих] словах: «Ко[гу]рё восстало, поэтому нельзя не подавлять [его], и мы (т. е. Силла и Пэкче), одинаково являющиеся слугами императора, должны покарать этих злонамеренных разбойников. А вопрос об отправке войск нуждается в обсуждении и посему просим прислать к нам чиновника, с которым можно было бы обсудить [наши] планы». Прибывший сюда пэкческий сыма Мигун во время переговоров заявил, /236/ что с отправкой войск можно опасаться возникновения взаимных подозрений друг к другу, поэтому необходимо повелеть чиновникам обеих сторон обменяться заложниками. Так, посланный в [административный] город [силланский чиновник] Ким Юдун и пэкческий чубусу из города (Унчжин) Ми Чжангви обсудили вопрос об обмене заложниками, и Пэкче согласилось обменяться заложниками, но, несмотря на это, собрав войска в крепости [Унчжин], [люди Пэкче] по ночам стали выходить из крепости и нападать на прибывшие сюда [наши] войска. В седьмом месяце [того же года] вернувшийся из поездки ко двору [императора] посол Ким Хымсун [привез повеление] о необходимости произвести разграничение земель [обоих государств] согласно показаниям карт и полностью возвратить Пэкче все его бывшие владения. Хуанхэ еще не стала [узкой], как пояс, а Тайшань маленькой, как точильный камень 45, но, [изменив слову], в какие-нибудь три-четыре года, то дают нам, то отнимают у нас, поэтому народ Силла, утратив все прежние [радужные] надежды, стал говорить: «Силла и Пэкче в течение многих поколений являются смертельными врагами, и если теперь посмотреть на положение Пэкче, то оно ничем не отличается от [возникшего здесь] отдельного государства, а через сотню лет поглощенные им наши потомки могут совершенно исчезнуть». Силла уже является областью [191] (провинцией) [Танского] государства, поэтому нельзя [допустить] разделения ее на два государства, и во избежание плохих последствий в будущем она хочет долго пребывать в составе одного государства [Тан]. В девятом месяце прошлого года нами был отправлен посол, /237/ чтобы довести до [императора] письмо, в котором подробно излагались эти обстоятельства, но застигнутый бурным течением [на море] [посол] вернулся с дороги. Еще раз был снаряжен посол, но и он также не смог достичь цели. А после этого нельзя было никак оповестить императора из-за [установившихся на море] холодных ветров и быстрых волн. А Пэкче в своем донесении императору сообщило ложь о том, что будто Силла подняла мятеж. Утратившая сначала репутацию верного слуги, а затем оклеветанная Пэкче в измене, Силла, увы, не имела возможности выразить свою преданность, так как до священного слуха императора ежедневно доходила всякая клевета, но ни разу до сих пор не могли дойти [изъявления] нашей неизменной верности. С прибытием посланца Имюна я получил ваше письмо и узнал, что вы, командующий (цунгуан), совершили к нам длительное морское путешествие, подвергая себя опасностям ветров и волн. Порядок требовал того, чтобы навстречу был выслан наш посланец, а также были доставлены [для войск] вино и мясо, но, живя в отдаленном захолустье, мы не смогли соблюсти всех приличий и упустили время для [торжественной] встречи, поэтому просим [извинить нас] и не считать, что это было сделано с умыслом. По прочтении присланного [танским] командующим письма, в котором Силла от начала до конца обвиняется в измене, нас глубоко потрясло то, что все эти обвинения не соответствуют истине, и, хотя мы боимся упреков за грех перечисления своих собственных заслуг, но, считая также несчастьем брать на себя вину с закрытым ртом, решили здесь в кратком изложении отвергнуть все несправедливые обвинения и заверить в том, что мы не являемся бунтовщиками. Увы! [Как не сожалеть о том, что] государство [Тан], вместо того чтобы отправить одного посла, который мог бы выяснить все положение дел, /238/ прислало десятки тысяч людей, которые готовы перевернуть все до основания, а его башенные (военные) корабли, покрывшие все синее море, стоят, сгрудившись у устья реки, что они, опираясь на этот [пэкческий] Унчжин, готовы покорить нашу Силла. Пока не были умиротворены оба государства (Когурё и Пэкче), мы постоянно несли все тяготы труда [в борьбе с ними], но теперь, когда искоренены дикие звери, взамен видим притеснения и насилия от того, кто нас должен бы кормить. Вражеский осколок (остаток) — Пэкче удостаивается награды Юнчи 46, а принесшая жертвы Китаю (Хань) Силла встретила смерть Дингуна 47. Даже тогда, когда солнечный свет не обращает своих лучей, подсолнух и соевые листья своими помыслами как будто тянутся к светилу. Поэтому неужели [танский] командующий 48, который обладает выдающимися качествами героя и воплощает в [192] себе высокие добродетели полководца и государственного мужа (министра), совмещая в себе все семь добродетелей 49 и обнимая все девять познаний 50, совершая справедливое небесное правосудие, будет понапрасну наказывать безвинных. Надеясь, что небесные войска не выступят в бой прежде, чем не будет выяснена истина, настоящим письмом мы стремимся заверить, что мы не бунтуем, и просим, чтобы командующий лично обследовал действительное положение и подробно изложил в докладе императору. Сказал... правитель и военачальник области Керим, главнокомандующий (дачжанцзюнь) левой гвардией, кайфу итун саньсы, старший столп государства (шан чжуго) 51, ван Силла Ким Попмин».

Тогда же была учреждена область Собури 52, /239/ а правителем (тодок) ее назначен ачхан Чинван.

В девятом месяце 53 танский военачальник (чжанцзюнь) Гао Кань во главе сорокатысячной союзной (мальгальской) армии прибыл в Пхеньян, где углубил рвы и поднял повыше стены, а оттуда затем вторгся в Тэбан (В китайском чтении «Дайфан».). Зимой, 6-го числа десятого месяца, [силланские войска] разбили семьдесят танских транспортных кораблей и захватили младшего военачальника (ланчжан), князя (ху) Кем Идэ (очевидно, происходил из Когурё) со ста воинами. Нельзя было сосчитать утонувших и погибших. Наибольшие заслуги [в этом бою] имел кыпчхан Танчхон, и ему пожалован чин сачхана.

В двенадцатом году (672 г.)

Весной, в первом месяце, ван направил военачальника для нападения на пэкческую крепость Косон 54 и занял ее. Во втором месяце было совершено нападение на пэкческую крепость Карим, но взять ее не удалось. Осенью, в седьмом месяце, десятитысячные [союзные, мальгальские?] войска под командованием танского военачальника Гао Бао (Должно быть Гао Кань.) и тридцатитысячные [союзные, киданьские?] войска под предводительством [танского] военачальника Ли Цзинь-сина одновременно прибыли в Пхеньян и расположились там, образовав восемь лагерей, а в восьмом месяце они напали и захватили крепости Ханси и Маып 55. Затем, когда они продвинули дальше войска и расположились лагерем на расстоянии примерно 500 по от крепости Пэксу, наши (силланские) и когурёские (восставшие) войска вступили [с ними] в схватку и отрубили несколько /240/ тысяч голов. Гао Бао и другие [с войсками] отступили, и их преследовали до Сокмуна 56, где произошло сражение, и наши войска потерпели поражение. Там погибли тэачхан Хёчхон, сачханы Ымун и Сансе, ачханы Нынсин и Дусон, ильгильчханы Аннахам и Янсин и другие. В области (чжу) Хансан [тогда] построена крепость Чучжан 57 окружностью в 4360 по. [193]

В девятом месяце семь комет появились с северной стороны. В недавнем прошлом вследствие того, что Пэкче (Имеется в виду Унчжинское наместничество, которое образовалось на территории бывшего Пэкче.) жаловалось перед Танским государством и просило о присылке войск против нас, положение стало критическим, поэтому ван, не имея возможности обратиться к императору, вывел свои войска для оказания отпора, чем заслужил вину перед великой династией [Тан]. Поэтому [ко двору императора] были посланы кыпчхан Вончхон, нама Пёнсан, а также находившийся в плену младший военачальник войск и кораблей князь (ху) Кём Идэ, лайчжоуский сыма Ван Е, бэнлечжоуский чжанши Ван И, сыма Унчжуской провинции Ми-гун, чынсанский сыма Попчхон со ста семьюдесятью солдатами, чтобы передать письмо, в котором [ван] в следующих словах умолял прощение за вину:

«Некто (я) ваш слуга приносит покаяние в смертном грехе.

Прежде, когда страшная опасность угрожала вашему слуге падением, он издалека (от Китая) получал [желанную] помощь и находил спасение /241/ от гибели. Если бы даже я стер в порошок свое тело, разбив все кости, этого было бы недостаточно, чтобы отблагодарить за ваши величайшие милости, и если бы даже я разбил себе голову, чтобы превратить ее в пепел и пыль, разве смог бы отплатить вполне за все ваши милостивые благодеяния. Но ввиду того что наш кровный враг — Пэкче, покушаясь на окраинные земли вашего слуги, призвал небесные (танские) войска, чтобы погубить вашего слугу и смыть позор [своих прежних поражений], ваш слуга, [опасаясь возможности] своей гибели, сам попытался отстоять свою жизнь и этим незаслуженно навлек на себя имя коварного мятежника и обрел такую вину, за которую трудно было бы простить. Ваш слуга опасается, что если бы он принял смертельную кару, не объяснив прежде истинного смысла происшедшего, то и живым считался бы вероломным и преступным слугой, а после смерти превратился бы в злого демона неблагодарности. Поэтому он осмеливается доложить письменно положение дел и со страхом смертельной опасности обращается к высочайшему вниманию с покорнейшей надеждой хоть немного склонить священный слух [императора к своим словам] для выяснения истины. В течение многих поколений ваш слуга исправно поставлял дань, но только в самое последнее время из-за Пэкче допустил перерыв в поставке дани, чем заставил священного императора высказать [гневные] слова и дать приказ генералам о наказании за проступок вашего слуги. Мало было бы одной смерти для наказания его вины, не хватило бы бамбука на горе Наньшан 58 для того, чтобы описать всю вину [вашего слуги], недостаточно было бы лесов Баое, чтобы изготовить колодки [для его [194] наказания]. Если бы даже могла возникнуть затопленная пустыня на месте алтарей предков и государства, а тело свое пришлось бы изрубить и истерзать, ваш слуга с радостным сердцем примет свою казнь, когда [император] выслушает его дело и рассудит лично. Ваш слуга свой приговор выслушает покорно, [держа] возле себя гроб и похоронные дроги, [стоя] с невысохшей от мокрой земли (посыпанной в знак раскаяния) головой, с кровавыми слезами, ожидая /242/ императорского [решения]. Он осмеливается думать, что ваше императорское величество ясностью равно солнцу и месяцу, и благодатными лучами ваших добродетелей освещаются все уголки, а добродетели ваши связаны с небом и землей, и все живое — и животные и растения — испытывают их благодеяния: ваша добродетельная любовь к живому далеко простирается вплоть до [самых маленьких] насекомых, а милосердие и ненависть к уничтожению (казням) распространяется даже на перелетных птиц и плавающих рыб. И если бы в своем снисхождении простили вину [вашего слуги] и оказали милость сохранением ему жизни, то даже год смерти ему показался бы радостным днем рождения. Хотя и не надеется на исполнение своего желания, но [слуга] осмеливается изложить то, что думает, и с чувством величайшей вины (достойной казни мечом), с благоговейной почтительностью отправляет он Вончхона и других, чтобы преподнести это послание и умолить о прощении вины, а также выслушать с покорностью высочайшее повеление. Еще и еще раз я покорно склоняю голову, [тысячу раз] каясь в своем смертном грехе». Одновременно отправили подношения: тридцать три тысячи пятьсот пхун (фынь) серебра, тридцать три тысячи пхун меди, четыреста иголок, пятьсот двадцать пхун ухвана (нюхуан — лекарство), сто двадцать пхун золота, шесть кусков [тонкой] сорокасынной 59 ткани и шестьдесят кусков тридцатисынной ткани. Зерно в этом году было очень дорогим, и люди голодали.

В тринадцатом году (673 г.)

Весной, в первом месяце, большая звезда (метеорит?) упала между храмом Хванёнса и Городом пребывания (Чжэсон) 60, /243/ Кансу произведен в сачханы, и [определено] выдавать [ему] ежегодно по двести соков [неочищенного] риса (в качестве жалованья). Во втором месяце достроена (увеличена) крепость Сохёнсан 61. Летом, в шестом месяце, убили тигра, забравшегося во двор Большого дворца (в Кымсоне).

Осенью, в седьмом месяце 1-го числа, скончался [Ким] Юсин. [В том же месяце] ачхан Тэтхо замыслил измену, чтобы перейти на сторону [государства] Тан, но дело раскрылось, и он был предан казни, а семейство его обращено в подлое состояние 62.

В восьмом месяце пхачжинчхан Чхонгван назначен министром-чунси. Произведено увеличение (расширение) крепости Сарёльсан.

В девятом месяце возведены крепости Куквон <древняя Вачжан>, [195] Пукхёнсан, Сомун, Исаи, Чуян <некоторые называют Чирам> в области Суяк, Чучжам в округе Тальхам, а также горная крепость храма Манхынса в области Корёль и крепость Кольчжэнхён в области Самян. Ван отправил сто военных кораблей под командованием тэачхана Чхольчхона и других, чтобы нести охрану [у побережья] Западного моря (Желтого моря). Танские войска вместе с войсками Мохэ (Мальгаль) и киданей вторглись [в это время] в северные пределы, но наши войска победили их в девяти сражениях, убив свыше двух тысяч человек. Невозможно было сосчитать, сколько погибло из танских войск, утонув в двух реках — Хоро и Ванбон.

Зимой [этого же года] танские войска напали и захватили когурёскую /244/ крепость Учжам, киданьские и мохэские (мальгальские) войска напали и разрушили когурёские крепости Тэян и Тончжа. [В этом году] впервые учреждены должности вэсачжон (делоправителей) 63 по два человека в областях (чжу) и по одному человеку в округах (кун). Раньше, в период правления вана Тхэчжон, с покорением Пэкче были упразднены охранные войска, но теперь они снова восстанавливаются.

В четырнадцатом году (674 г.)

Весной, в первом месяце, вернулся находившийся при [дворе] Танов и обучившийся [там] календарному искусству (т. е. астрономии) тэнама Токпок и ввел новую систему летосчисления. Ван принял [под свое покровительство] население Когурё, восставшее [против Танской империи], а заняв бывшие пэкческие владения, назначил туда чиновников для охраны их, поэтому крайне разгневанный танский [император] Гаоцзун издал указ об отрешении вана от всех [танских] чинов. Брат [силланского] вана, «внешний (почетный) военачальник подвижной гвардии правого крыла и князь округа Линхай», [Ким] Инмун, который в это время находился в [танской] столице, был провозглашен ваном Силла и отправлен на родину. И для усмирения Силла [одновременно] были снаряжены войска. Главнокомандующим (дацунгуан) войсками провинции Керим (т. е. Силла) был назначен цзаошуцзы тунчжун шувэнься третьей степени Лю Жень-гуй, а заместителями его — вэйвэйцин Ли Би и «великий военачальник войск правого крыла» (юлинцзюнь дачжанцзюнь) Ли Цзинь-син.

Во втором месяце на дворцовой земле были вырыты /245/ водоемы и сделаны [искусственные] горы, чтобы посадить цветы и травы, а также разводить ценные породы птиц и удивительных зверей 64.

Осенью, в седьмом месяце, бурей разрушен павильон Будды в храме Хванёнса. В восьмом месяце состоялся большой смотр [войск] у подножия горы Сохёнсан.

В девятом месяце буддийский священник Ыан назначен министром-тэсосон, а Ансын провозглашен ваном Подок. <В десятом году [196] [правления Мунму] Ансын был возведен ваном Когурё, а теперь произошло повторное провозглашение. Смысл слова «Подок» неизвестен — означало ли оно отдавшегося под покровительство или название местности>. Отправившись на гору перед храмом Ёнмёса, где был устроен смотр войскам, [ван] наблюдал за военным искусством шести отрядов 65 ачхана Соль Сучжина.

В пятнадцатом году (675 г.)

Весной, в первом месяце, отлили из меди печати и роздали всем [столичным] учреждениям, а также [управлениям] областей и округов. Во втором месяце Лю Жень-гуй разбил наши войска у крепости Чильчжун и увел обратно (в Китай) свои войска, и по указу [императора] Ли Цзинь-син назначен главнокомандующим [войсками] усмирения в Андоне и управителем этого района. Ван в связи с этим отправил посла с дарами, чтобы просить о прощении вины. Император простил и возвратил вану [все] чины. Ким Инмун с полдороги возвратился [в Китай], где был восстановлен в звании князя Линьхайского округа (Линьхай цзюньгун).

Тем временем [силланцы] заняли много пэкческих земель, простирали свои области и округа вплоть до южных районов Когурё, /246/ а при известиях о выступлении танских, киданьских и мальгальских войск выставили девять армий для встречи их.

Осенью, в девятом месяце, [танский военачальник] Сюе Жень-гуй, воспользовавшись тем, что у себя на родине (в Силла) был казнен Ким Чинчжу — отец [Ким] Пхунхуна, находившегося в качестве учащегося на пребывании (т. е. заложника) при танском дворе, взял Пхунхуна проводником и напал на крепость Чхонсон (Пэксу) 66. Мунхун и другие наши военачальники дали бой и одержали победу над ним, отрубив [в бою] тысячу четыреста голов и взяв сорок военных кораблей. Вследствие того, что [Сюе] Жень-гуй [поспешно] снял осаду и бежал, [наши войска] приобрели (в качестве трофеев) одну тысячу боевых коней. 29-го числа [этого месяца], когда Ли Цзинь-син во главе двухсоттысячной армии расположился лагерем в крепости Мэчхо 67, наши войска напали на нее и обратили в бегство, взяв при этом тридцать тысяч триста восемьдесят боевых коней, а также соответствующее количество остального военного снаряжения. Тогда же к тан[скому двору] был отправлен посол для подношения дани из местных изделий. На берегу реки Анбукха учреждена сторожевая застава («Железная застава») 68 и построена крепость Чхольгван. В это время люди Мальгаль 69 вторглись в крепость Адаль 70 и совершали грабежи; вступивший с ними в схватку начальник крепости (сончжу) Сона 71 погиб в бою. Танские войска вместе с киданьскими и мальгальскими войсками пришли и осадили крепость Чхильчжун, но взять не смогли; там погиб [в бою] сосу 72 Юдон. /247/ Затем мальгальские войска окружили также [197] крепость Ёкмок и разрушили ее. Там правитель уезда (хённён) Тхальги поднял народ для отражения их, но с истощением сил погибли все [защитники крепости]. Танские войска осадили и взяли крепость Сокхён, при этом в ожесточенном бою пали там правитель уезда Сонбэк, Сильмо и другие. Всего наши войска имели восемнадцать больших и малых сражений с танскими войсками, в которых одержали победу, отрубили шесть тысяч сорок семь голов и захватили двести боевых коней.

В шестнадцатом году (676 г.)

Весной, во втором месяце, верховный священник Ысан по ванскому указу основал храм Пусокса.

Осенью, в седьмом месяце, между [реками] Пукхэ и Чхоксу появилась комета длиной около 67 по. После этого напали танские войска и захватили крепость Торим, и [в бою] погиб правитель уезда (хённён) Косичжи. Тогда же возвели [дворец] Янгун.

Зимой, в одиннадцатом месяце, выступивший во главе флота и войск сачхан Сидык вступил в бой с [танским военачальником] Сюе Жень-гуем в Кибольпхо в области Собури и потерпел поражение, но в последовавших затем двадцати двух больших и малых сражениях победил его и отрубил свыше четырех тысяч голов. Первый министр Чинсун попросил тогда о своей отставке, но [ван] не принял ее, а подарил посох и кресло 73. /248/

В семнадцатом году (677 г.)

Весной, в третьем месяце, [ван] наблюдал за стрельбищем, расположившись у южных ворот дворца Канмучжон. Впервые учреждено левое управление по жалованьям — чваса ноккван 74. Из области Собури поднесли [вану] белого сокола.

В восемнадцатом году (678 г.)

Весной, в первом месяце, учредили должность управляющего флотом, чтобы ведать корабельными делами 75, в левое и правое управление (рибанбу) 76 прибавили по одному чиновнику (кён), а также учредили малую столицу (согён) Пуквон 77, охранять которую назначили тэачхана Оги.

В третьем месяце тэачхан Чхунчжан назначен министром-чунси.

Летом, в четвертом месяце, ачхан Чхонхун назначен правителем (тодок) области Мучжин.

В пятом месяце из Пуквона поднесли [вану] удивительную птицу, крылья и перья которой были покрыты росписью, а лапки — шерстью.

В девятнадцатом году (679 г.)

Весной, в первом месяце, чунси Чхунчжан вышел в отставку по болезни и министром-чунси был назначен собульгам Чхончжон. Во втором [198] месяце отправили чиновника (представителя вана), чтобы управлять страной Тхамна. Перестроили дворец и до крайнего совершенства довели его великолепие.

В четвертом месяце Марс прикрывал созвездие Юйлинь 78. В шестом месяце Венера вошла в [фазу] Луны, а падающие звезды угрожали большой звезде Ориона. /249/ Осенью, в восьмом месяце, Венера вошла в [фазу] Луны. Скончался каккан Чхончжон. Началось строительство Восточного дворца (двора наследника) и установлено название всех ворот [дворца]. Завершено строительство храма Сачхонванса (Остатки храма теперь в Кёнчжу.), увеличена (подняты стены?) крепость Намсан.

В двадцатом году (680 г.)

Весной, во втором месяце, ичхан Ким Кунгван назначен [первым] министром-сандэдыном. В третьем месяце [ван] подарил золотую и серебряную посуду, а также сто кусков разноцветного шелка Ансыну, вану Подоку, который женился на младшей сестре вана <некоторые говорят, что на дочери чапчхана Ким Ыгвана>. В отправленном по этому поводу письме говорилось: «Первооснову человеческих отношений составляет супружество, а продолжение рода является главным основанием царствования. Разве допустимо, чтобы у вана (Ансына) надолго оставалось пустым гнездо сороки 79 и не было слышно в сердце пения петуха 80, и прилично ли, чтобы у него отсутствовала должная помощь внутри [дома] или вечно откладывалось дело воздвижения семейного очага? И теперь, в доброе время и в счастливый день, следуя старинным обычаям, сестра моя становится вашей супругой. И разве не будет великолепно и красиво, если ван [Ансын] будет крепить [в дальнейшем] взаимное сердечное согласие и почитать древние алтари своих предков и заложит крепкое основание для вечного процветания будущих потомков?»

Летом, в пятом месяце, когурёский ван (Ансын) через присланного тэчжангуна Ёнму /250/ передал следующее письмо: «Ваш слуга Ансын настоящим сообщает, что прибывший к нам тэачхан Ким Гванчжан передал повеление и письмо вана (Силла) о том, что княжна Вэсэн становится хозяйкой младшего удела. Ее прибытие сюда 15-го числа четвертого месяца вызвало в [моей] душе одновременно и чувство счастья и чувство страха, поэтому не знал, что и делать. Осмелюсь думать, что, если дочь Ди была выдана за Гуй 81, а [дочь] вана Цзи за Ци 82, это объяснялось теми несравнимыми с простыми людьми их мудростью и добродетелями, а что касается вашего слуги (меня), то нельзя увидеть ни великих деяний, ни природных талантов, и только счастливая судьба наградила его священными милостями [вана], и настолько многообразно и щедро, что [199] невозможно было бы никакой мерой отплатить за них. Только великим небесным благоволением [вана] был заключен этот брачный союз с членом его дома, и тотчас же после исправления богатого торжественного обряда в необычайном согласии, в благоприятный месяц и в счастливый день, она препровождена в этот дом. И в миллионы лет трудно встретить то, что обрел я в одно утро, — совершенно неожиданно пришло счастье, на которое мы даже не осмеливались надеяться. Разве только я и мои близкие родные принимают этот дар? Этой [великой] любви радуются все наши предки. Не имея высочайшего приглашения, ваш слуга не осмелился явиться прямо ко двору, но, будучи не в состоянии перебороть свою радость, почтительно отправляет своего великого военачальника (тэчжангун) тхэдэхёна Ёнму, чтобы известить об этом через письмо». /251/

В округе Кая учреждена малая столица Кымгван.

В двадцать первом году (681 г.)

Весь день 1-го числа первого месяца было темно как ночью. [В этом месяце] сачхан Мусон повел три тысячи регулярных войск, чтобы защитить Пирёльхоль. Учреждено правое (второе) управление по жалованьям (уса ноккван) 83.

Летом, в пятом месяце, [произошло] землетрясение. Падающая звезда вторглась в [пределы] Большой звезды Ориона. В шестом месяце Небесный Пёс (чхонгу) 84 упал в юго-западной части неба, поэтому ван решил обновить (перестроить) столицу и спросил [в связи с этим] мнения буддийского священника Ысана. И тот ответил: «Живя даже в крытой травой грубой деревенской хижине, можно обрести длительное счастье, если идти путем истины, но если поступать иначе, то не будет пользы и от того, что будут согнаны люди на постройку города». Тогда ван прекратил работы.

Осенью, в седьмом месяце 1-го числа, скончался ван, и возвели его в [посмертный] сан Мунму (Просвещение и воинственность). Согласно завещанию окружавшие слуги похоронили его на Большом камне посреди (В тексте ошибочно — «в устье».) Восточного моря. Предание гласит, что ван превратился в дракона, а камни эти называются Большими ванскими камнями. [Оставленное] ваном завещание гласило: «Недостойный человек (я), кому достались беспокойная судьба и смутное время, заполненное войнами, вынужден был то совершать походы на запад, то идти с мечом на север, чтобы твердо обеспечить границы [своего] государства, то подавлять мятежников, то склонять к себе покорных, чтобы умиротворить и дальние и ближние пределы, следуя в этом заветам наших отдаленных предков /252/ и отплачивая за недавние обиды, нанесенные отцу и сыну (т. е. Мунму и его отцу). Щедро [200] наградил живых и мертвых, равномерно распределил чины в столице и по провинциям, вернул простому народу мир и долголетие, переплавив в земледельческие орудия солдатские копья, сократил и облегчил налоги и повинности, чтобы в домах люди увидели достаток, вернул народу спокойствие и установил порядок по [всей] стране, сложил высокие, как горы, закрома с запасами зерна, [опустошил] все тюрьмы, дав зарасти травой, поэтому могу считать, что мне не совестно ни за то, что не умел различать светлое (хорошее) и темное (плохое), ни за то, что не исполнил долга перед воинами, потому что не щадил себя ни в бурю, ни в морозы, и в утомительном труде по управлению страной обрел тяжелые недуги и неизлечимые болезни. Однако жизнь уходит, а имя остается — таков вечный закон, действительный и для прошлого, и для настоящего. Могу ли я сожалеть о чем-либо теперь, когда внезапно возвращаюсь к вечной ночи (умираю)?

Уже давно наследник проявил выдающиеся добродетели и в течение долгого времени пребывает в Восточном дворце (во дворце наследника). И теперь все [слуги], начиная от министров до простых чиновников, пусть не нарушают долга провожать того, кто уже уходит (умирает), пусть не проявляют недостатка рвения, служа тому, кто остается жить. И так как не может ни на мгновение оставаться пустым место хранителя алтаря предков [и государства], наследник должен взойти и занять престол еще до моих похорон. И затем, даже горы и долы подвержены действию [времени], а поколения людей меняются одно за другим, поэтому разве можно увидеть теперь сияние Золотой утки (курильницы) на могиле Увана 85, что на горе Бэйшань. Даже слава мавзолея вэйского государя (Цао Цао) 86 /253/ — Силин не осталась ли только в одном названии Медной птицы? 87. Даже прославившиеся бесчисленными деяниями знаменитые государи прошлого не оставили ли в конце концов небольшие холмики земли, на которых распевают свои песни пастушки и косари [режущие хворост] или по бокам которых развели свои норы зайцы и лисицы? [Поэтому постройка склепов] представляет напрасную трату богатств только для того, чтобы прославиться в литературе, и пустая растрата человеческих сил [на это] не поможет спасению (спокойному пребыванию) души. При спокойном размышлении [прихожу к заключению, что] это не может не причинить мне боли, что подобного рода [напрасные] вещи не смогут доставить мне никакой радости. Поэтому как только укроете меня саваном, через десять дней вынесите во двор, за воротами Казны, и по обычаям западной страны (Индии) совершите похоронные обряды путем сожжения на огне. Траурные одежды установлены существующими правилами, но обряды следует совершить с наибольшей скромностью. Что касается налогов с окраинных городов и крепостей, а также [всех] областей и уездов, то в тех случаях, когда не будет в них большой [201] необходимости, следует взвесить и упразднить. Так же следует изменить нуждающиеся в изменениях законы и установления.

Чтобы могли узнать об этой [нашей] воле, возвестите широко и в ближних и дальних [пределах], разошлите гонцов во все места [страны]».

Исторические записи трех государств.

Книга седьмая. [Конец] /254/

Комментарии

1. В тексте говорится: «ушли (отошли) от полуслова Ю». Ю (***) — имя Цзылу, слова которого служили синонимом искренности. Выражение заимствовано из Лунь Юй (***), где говорится: «То не полслова ли Ю, что может служить [нам] приговором?» (***).

2. В тексте сказано: «утратили пример ученого Хоу». В эпоху «Борющихся царств» (Чжань го) в княжестве Вэй был ученый Хоу Лэй (***), который, став старым, не мог участвовать в походе (на помощь Чжао ***), тогда он поклялся умереть за своего князя и сдержал слово, покончив жизнь самоубийством. Об этом говорится в Шицзи (***).

3. Цветок и его венчик как метафоры неразлучного употреблены в Шицзине (***). Такой же метафорой неразлучного служит луна и неотступная дума. Но в данном контексте отрицательное употребление этих сравнений показывает разлад в братских отношениях между Танской империей и Силла.

4. Кайфу — сокращенное обозначение титула кайфу итун саньсы, который носил силланский ван. Речь идет о временах вана Мурёля.

5. «Понимать услышанное» (***) — иносказательное обозначение шестидесятилетнего возраста. Выражение приписывается Кунцзы и встречается в Лунь Юй (***), где сказано: ***.

6. «Лучи у верхушек вяза» (или тутовых деревьев) обозначали закат, а применительно к человеку — смерть.

7. Янху в древнекитайской мифологии — морской дух, олицетворявший волны и бурю.

8. Паньгу — в китайской мифологии дух, сотворивший весь мир. По девять раз он менял свой облик, принимая поочередно образ неба, образ земли и т. д.

9. Цзюйлин — дух реки, который, согласно китайской мифологии, делит надвое гору Хуашань (в Китае) и дает возможность течь речным водам.

10. «Тысяча фениксовых замков», «журавлиные затворы на десяти тысячах дверей» — метафоры, обозначающие императорский дворец.

11. Имеется в виду участие императора Тайцзуна в походе против Когурё, описанное выше (Самкук саги, кн. 5, Правление вана Сондок).

12. Приведенные слова обозначали смерть императора.

13. «Голубые острова» — Корейский полуостров.

14. «Желтые пределы» — Китай.

15. Под могущественными разбойниками подразумевались разгромленные государства Когурё и Пэкче.

16. Слова о захолустной земле в левой стороне (к востоку) от моря показывают пренебрежительное отношение танского полководца к Корейскому полуострову.

17. Приводимые здесь аллегории служат для осмеяния безрассудной жадности. В сборнике Цзисинлу (***) есть рассказ о жене некоего Линь Чжу-бо из провинции Хубэй, которая любила куриное мясо. Однажды, погнавшись за курицей, она попала в старый, заброшенный колодец. Ее отец, спустившийся на выручку, тоже не смог выбраться из колодца. Вокруг плакали домочадцы, но никто не решался войти в колодец.

18. Здесь намек на рассказ из сборника Шовань (***), в котором повествуется, что цикада, пившая росу, не заметила богомола, богомол в погоне за цикадой не заметил цапли, а цапля — вооруженного человека.

19. В «Исторических записях» Сыма Цяня (***) есть сравнение: «Пусть река [Хуанхэ] превратится в [узенький] пояс, а Тайшань — в точильный камень».

20. «Продольное и поперечное» — синонимы борьбы за гегемонию. Во времена «Борющихся царств» (Чжань го) в Китае продольным назывался союз «шести царств», направленный против могущественного царства Цинь, а поперечным — союз под предводительством царства Цинь, боровшийся против продольного союза.

21. Звали его Кань (***).

22. Ли Цзинь-син был танским военачальником; он повел киданей против Силла (см. кн. 6).

23. У и Чу здесь обозначают районы Южного Китая.

24. Юбин, т. е. Ючжоу (***) и Бинчжоу (***), — районы Северного Китая.

25. Выражение взято из классической «Книги перемен» (***).

26. Выражение заимствовано из Шуцзина (***).

27. «Неизменное сохранение тростниковой подстилки» означало сохранение верности вассалом. В старину в Китае в храмах предков, принадлежащих вассалам, в качестве подстилки применялся белый тростник.

28. Чжэньгуань — девиз правления (627—649) танского императора Тайцзуна.

29. Лиловый шнур, на который привязывается печать, — здесь синоним чинов, полученных аристократами Силла от китайского императора.

30. Выражение «покрыть равнину мозгами и печенью» заимствовано из «Исторических записей» Сыма Цяня (***, где имеется фраза: «Заставить людей Поднебесной покрыть землю печенью и мозгами» (***).

31. Сяньцзин — один из девизов правления (с 656 г.) танского императора Гаоцзуна.

32. Имеется в виду Су Дин-фан, командующий танскими войсками в Корее.

33. Из скромности пишущий (согласно китайским обычаям) здесь, как и в ряде других мест, слово «я» заменяет словом «некто».

34. См. прим. 33.

35. Вместо Унчжина, очевидно, должно быть Унхён — название горного перевала, где и предполагалось построить укрепления.

36. Луншо — один из девизов правления (661—663) танского императора Гаоцзуна.

37. Кок — мера сыпучих тел (зерна), равная 10 ту или ду (***); приблизительно соответствовала современному соку (***).

38. Линьдэ — девиз правления (664—665) Гаоцзуна.

39. Цяньфэн — девиз правления (666—667) Гаоцзуна.

40. Имеется в виду командующий тайскими экспедиционными войсками Ли Цзи (Самкук саги, кн. 6, шестой год правления Мунму).

41. Должно быть, первый год Цзунчжан.

42. Имеется в виду правительство, установленное в Пэкче танскими завоевателями и действовавшее по их указке.

43. Слово «ноби», как уже указывалось, можно перевести и как «рабы» и как «крепостные». Те из исследователей, которые признают общество периода троецарствия рабовладельческим, склонны переводить его как «рабы». Но с таким же правом можно перевести и как «крепостные», ибо контекст, хотя не раскрывает вполне ясно социально-экономическую природу «ноби», дает все же больше оснований именно для такого перевода, поскольку «ноби» названы наряду с основной массой крестьян («народом»).

44. Сяньхэн — девиз правления (670—673) танского императора Гаоцзуна.

45. См. прим. 19.

46. Юнчи — полководец императора Гаоцзу Ханьской династии, который вначале изменил императору, но затем вернулся к нему и совершил ряд подвигов. Несмотря на свою неприязнь к Юнчи, Гаоцзу даровал ему титул ху (***), чтобы таким образом привлечь на свою сторону и других полководцев.

47. Дингун, будучи полководцем у Сяньюя, спас от преследований Сяньюя будущего ханьского императора Гаоцзу. Но, став после падения Сяньюя императором, Гаоцзу приказал отрубить Дингуну голову, чтобы отбить у своих слуг желание подражать Дингуну.

48. Имеется в виду Сюе Жень-гуй.

49. Семью добродетелями (полководца) считались: запрещение жестокостей (***), сдерживание воинов (***), сохранение величия (***), признание (правильное определение) заслуг (***), успокоение народа (***), доброжелательность к массе воинов (***), щедрость (***).

50. «Девять познаний (***) — знание учения девяти философских школ древнего Китая: конфуцианской (***), даосистской (***), натурфилософской Иньян (***), школы легистов (***), логистов (***), школы Моцзы (***) и других.

51. Кайфу итун саньсы, шанчжуго и т. д. — танские чины и титулы, которые имел правитель Силла (см. прим. 51 к кн. 5).

52. Согласно «Географическому описанию» (Самкук саги, кн. 36), Собури раньше принадлежала Пэкче и составляла округ (кун).

53. Вслед за Икэути (***) Ли Бёндо (ч. II, стр. 133) считает, что изложенные здесь события девятого месяца следует отнести к седьмому или восьмому месяцу последующего (двенадцатого) года правления Мунму.

54. Ли Бёндо (там же) полагает, что Косонская крепость соответствует крепости Саби (***), поскольку в Ёчжи сыннам (***) сказано: «Гавань Косон, т. е. река Саби, расположена под горой Сосан в Пуё» (***).

55. На основе сообщения Тан шу (***) о том, что Су Дин-фан «разбил когурёские войска на реке Пхэсу (теперь Тэдонган) и занял гору Маып-сан», Ли Бёндо (ч. II, стр. 135) предполагает, что крепость Маып находилась в районе нижнего течения реки Тэдонган. В атом же районе, должно быть, находилась и крепость Ханси.

56. Поскольку монастырь к северо-западу от современного Сохына называется Сокмунса, предполагается, что это связано с более древним наименованием данной местности.

57. По сообщению Ёчжи сыннам, крепость Чучжансан впоследствии называлась Ильчжансан (современная Намхансан южнее Сеула).

58. Наньшань — гора Чжуннаньшань около столицы Танского государства.

59. Один сын состоял из восьмидесяти нитей основы. Чем больше нитей было в основе (при данной ширине ткани), тем ткань была тоньше и изящней, поэтому и ценилась дороже.

60. Чжэсон (***), или Косон (***), — город, где была резиденция вана. Здесь имеется в виду цитадель Вольсон в Кёнчжу.

61. Теперь крепость Соаксан в Кёнчжу. Время постройки города неизвестно, но в записи от тринадцатого года правления вана Чинпхёна (Самкук саги, кн. 4) сообщается о перестройке его.

62. Как известно из истории более позднего времени, к подлому сословию относились казенные и частные невольники (крепостные). По краткой записи здесь трудно сказать окончательно — означали ли «подлые» рабов или крепостных.

63. Вэсачжон — провинциальный чин, который следовал за садэ (или союн). Провинциальные чины названы в «Описании должностей и чинов» (Самкук саги, кн. 40).

64. Имеется в виду искусственный водоем Анапчжи («Пруд лебедей и уток») в Кёнчжу.

65. Ли Бёндо (ч. II, стр. 149) отмечает, что некоторые исследователи читают это место как «маневр шести лагерей», имея в виду тактику захвата большими лагерями (позициями) малых лагерей (***), разработанную танским полководцем Ли Цзином (***) на основе тактики 8 лагерей (***) полководца древности Чжу Гэ-ляна (***).

66. Здесь имеется в виду крепость Пэксу, о которой уже было упоминание выше (см. двенадцатый год правления Мунму).

67. В «Географическом описании» (Самкук саги, кн. 35) указывается, что округ Нэсо (***) — бывший когурёский уезд Мэсон (***), современный Янчжу, поэтому Ли Бёндо (ч. II, стр. 151) полагает, что Мэчхо (***), если допустить наличие ошибке в переписке, соответствует Мэсон (***).

68. В Синь Тан шу (***) рассказывается, что у горных ущелий были устроены пограничные заставы, охранявшиеся несколькими тысячами арбалетчиков.

69. По мнению Ли Бёндо (ч. II, стр. 151), здесь под названием Мальгаль фигурируют восточные Е, населявшие современные провинции Южный и Северный Хамгён.

70. По мнению Ли Бёндо (там же), крепость находилась в современном Анхёпе, поскольку его древним названием было Адольап (***).

71. Подробности в «Биографии Сона» (Самкук саги, кн. 47).

72. Сосу — провинциальный чин степенью ниже вэсачжона.

73. Посох и кресло — атрибуты почтенной старости, которыми обычно награждались заслуженные сановники в Силла.

74. Чваса ноккван ведало раздачей жалованья государственным чиновникам. Состояло оно из управляющего (ком), двух его заместителей (чусо) и четырех мелких делопроизводителей (са). См. об этом в «Описании должностей и чинов» (Самкук саги, кн. 38).

75. Корабельное дело раньше находилось в ведении военного управления (пёнбу); с этого времени учреждено специальное корабельное ведомство.

76. Рибанбу — управление судебных дел (юридическое ведомство).

77. Пуквон, или Пуквонгён, — одна из пяти малых столиц. Остальными были Кымгван (теперь Кимхэ), Чхунвон (теперь Чхунчжу), Совон (теперь Чхончжу) и Намвон (теперь тоже Намвон).

78. Юйлинь, или Урим (в корейском чтении), — группа звезд в созвездии Водолея. По «Полному кигайско-русскому словарю» под редакцией Иннокентия (т. II, Пекип, 1900, стр. 1006) группа состоит из 35 звезд, а по словарю «***» из 45 звезд.

79. «Гнездо сороки» означало место жены. Образ заимствован из «Книги песен» — Шицзин (***), где жизнь женщины в доме мужа сравнивается с жизнью голубки в гнезде сороки.

80. «Пение петуха» означало помощь мудрой жены. Образ заимствован из Шицзина (***), где говорится, что мудрая жена раньше петуха будила мужа.

81. Гуй — фамилия мифического правителя Шунь в Китае. Имеется в виду легенд» о выдаче замуж за Шуня дочери «императора» Яо (т. е. Ди).

82. Цзи — фамилия царского дома Чжоу в древнем Китае. Здесь упоминается выдача дочерей вана Чжоу за вассалов (князей — хоу), среди которых находился и Ци.

83. Левое (первое) управление по жалованьям (чваса ноккван) было учреждено в семнадцатом году правления Мунму (677 г.).

84. Падающая звезда у Ориона, «Небесный Пес» в юго-западной части неба, по древней астрологии, считались недобрыми предзнаменованиями.

«Небесным Псом» (чхонгу) назывались метеориты, падавшие с неба. Под этим названием известна также звезда в созвездии Корабль (Аргос) (см. «Полный китайско-русский словарь» под ред. Иннокентия, т. I, стр. 158; т. II, стр. 71).

85. Имеется в виду Сунь Цюань (***) — правитель царства У в период троецарствия в Китае

86. Цао Цао (155—220) — основатель царства Вэй (Вэйской династии) в Китае.

87. На могиле Цао Цао медная птица была прикреплена к металлическому шесту.

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.