МАТВЕЕВ Н. П.

ИЗ ПРОШЛОГО УССУРИЙСКОЙ ТАЙГИ

I.

Что представлял из себя тот край, в котором мы живем сейчас, лет двадцать тому назад, и как изменился он с тех пор – трудно вообразить себе не только новому человеку, появившемуся здесь в последнее время: этот край становится неузнаваем и для тех, кто прожил здесь десятки лет. Время накинуло на это иное – прошлое дымку забвения, и только наиболее резкие черты из жизни старины остались в воспоминаниях старожилов.

Долины и горы, покрытые теперь мелким, жалким кустарником, тогда украшались деревьями – великанами, и только громадные, почерневшие от времени, пни ныне напоминают о тех могучих лесных гигантах, которые бросали широкую густую тень на эти долины, на эти холмы! Новая жизнь, начавшая развиваться в этом безлюдном до тех пор крае, не пощадила «красавцев природы», острый железный топор в беспощадной руке сделал свое роковое дело, и пошли великаны на мелкую потребу человека…

Не стало их – и не та уже жизнь пошла на обнаженном просторе. По старой привычке приходили на любимые места обитатели Уссурийской тайги, но, опечаленные жалким их видом, уходили назад все дальше и дальше в самую глушь. Правда, они мстили врагу своему – человеку, мстили жестоко, мстили ужасно. Нередко делался человек их добычей, но победить его, этого хитрейшего из животных, оказалось невозможным. Чем дальше – все больше он простирал свои завоевания: ничто не останавливало его. Ясно было, что кончилось господство первобытной жизни и начиналось царство новой.

Мы остановимся на том времени, когда эта новая жизнь не вступала еще в свои права и разливалась широким потоком по новому краю, а едва пробивалась чуть заметной струей. В то время человек не подчинял себе природы, а сам, как дитя, подчинялся ей… Он бродил под широкой тенью лесов…Он дичал, и дикие чувства, сродные инстинктам хищного тигра и медведя, пробуждались в груди его… Хотя он и был заброшен в этот дикий край из страны с жизнью, более подходящей к требованиям человеческого общества, но недоразвитость делала свое дело, и человек скоро подчинился окружающей природе. Таинственная тайга манила его к себе, и он, вооружившись смертоносным орудием, спешил удовлетворить своему влечению. Он шел в тайгу и бродил там днями, неделями, месяцами. Летом он стоически переносил и зной, и дожди, и был пожираем мириадами насекомых…Зимой он терпел и холод и голод, и плутал сутками на вихре уссурийской пурги. Все это он переносил и, потерпевши, на другой же день забывал свои страдания. Не всегда бывала удачна эта охота и не всегда вознаграждала она за все лишения. Но и это нисколько не смущало ретивых охотников: они почти жили в тайге, забывая и жен и детей.

Таких удальцов было немало. Некоторые из старожилов края помнят в особенности трех: Дьякова, Серебрякова и Петрова. Первые двое пользовались известностью хороших охотников, а третий был охотник не из удачливых, но приобрел славу совсем особого рода. В те времена среди населения ходили постоянные рассказы о том, что русские охотники иногда вместо зверя промышляют за охотниками-манзами и беспощадно расправляются с ними при встречах. К сожалению, этот обычай и по сей час приписывают нашим местным охотникам. Тогда же он был вполне удостоверен, и часть охотников, уличенных в истреблении китайцев, была сослана в каторгу. Вот такие-то подвиги приписывались Петрову, и его боялись люди. Много загубленных душ, как говорила народная молва, лежало на совести Петрова. Ни один счастливый охотник-китаец, возвращавшийся в свою фанзу с драгоценными пантами, падал жертвой меткой пули этого охотника. Все манзы, жившие в местах охоты Петрова, страшно боялись его. При появлении его в фанзе, ему давали беспрекословно все, чего он только ни попросит, страх доходил до того, что многие почти не могли спать в его присутствии. Его трепетали даже на русских заимках, и когда из избы уходили мужики на работу, бабы крепко-накрепко запирались, из боязни этого зверя-человека. Бывали примеры, что на такой заимке с ружьем в руках он заставлял удовлетворять всем своим требованиям, и ему повиновались беспрекословно.

Даже товарищи его, при встрече с ним, крепко держались за свое ружье и старались поскорее от него отделаться. Злобно сверкали его кровожадные глаза, и никогда ни в чем он не проявлял доброго чувства. Если, идя по лесу в кем-нибудь, он замечал зверя одновременно с товарищем, то этот последний должен был отказаться от выстрела, иначе все равно Петров с изумительной дерзостью оттягивал добычу себе. Первые два охотника, Дьяков и Серебряков, всячески старались избегать встречи с этим опасным человеком, но не всегда в этом успевали, и между ними иногда возникали ссоры, доходившие до кровавых драк, несмотря на старое знакомство и землячество. Петров был способен на все…

II.

Долго однажды ходил по лесу охотник Дьяков…

Было настоящее время «пантовки», когда у оленя появляются еще совершенно мягкие, с тонкими кровеносными жилками, отростки рогов, соки которых, по убеждению миллионов наших желтолицых соседей, имеют чудотворную способность, если не воскрешать людей, то возвращать им и красоту, и силу, и здоровье. Но охотник бродил безуспешно.

Отчаялся он что-нибудь добыть на этот раз и уже подумывал возвратиться домой, как вдруг, неожиданно, мелькнула чья-то тень…Лихорадочно оглядываясь, он заметил между деревьями пантача-оленя…Грянул выстрел…Раздался жалобный крик подстреленного зверя, затем – шорох травы, на которую несчастное животное повалилось, испуская последнее дыхание. Меткий выстрел сделал свое дело, еще мгновение, и красавец-олень лежал бездыханен. Торжествующий охотник подошел к своей добыче. Расположившись около нее на земле, он медленно, не торопясь, начал снимать с себя все свое вооружение и разные принадлежности охоты, чтобы удобнее заняться снятием с оленя драгоценных пантов…

В это время шел по лесу другой охотник. Он шел, зорко осматриваясь и прислушиваясь…Выстрел Дьякова привлек его внимание. Он вздрогнул, остановился и стоял некоторое время, прислушиваясь и осматриваясь, желая, по-видимому, определить место, откуда раздался выстрел. Одет он был в короткую старую куртку, в кожаных унтах (ичигах) и, несмотря на летнее время, на голове его была старая, теплая китайская шапка с наушниками. Этим, по-видимому, он спасался от мириадов комаров, ос и мошек, изводящих охотников в тайге. Лицо загорело почти дочерна, борода и усы торчали в разные стороны, много лет не видавшие гребня. Глаза его были дики и напоминали глаза зверя…На нем висели: две сумки, патронташ, [16] за поясом нож в кожаном чехле, и через то и другое плечо было перекинуто по ружью.

Постоявши и определивши, наконец, откуда раздался выстрел, охотник снял из-за плеча сначала одно ружье, затем другое, тщательно осмотрел их и, перекинув одно за плечи, а другое держа в руках наготове, легкой, почти неслышной поступью двинулся по тому направлению, откуда раздался выстрел…

Вот уже между деревьями он видит какую-то группу…Он подходит все ближе и ближе… «Манза кажется, - думает он, - попался, тварь!»… «Да, черт тебя побери, это, кажись, Дьяков?» Узнал он своего товарища и ружье невольно поколебалось в его руках, но это продолжалось мгновение, и он продолжал движение далее, хотя лицо его страшно изменилось, и взгляд сделался зловещ…

Между тем счастливый охотник кончал свое дело около убитого им оленя…

Вдруг какой-то шорох послышался ему вблизи…Он повернул голову и встретился со злобным, диким взглядом Петрова, в руках которого сияла блестящая винтовка. Дуло ее почти в упор было направлено в Дьякова. Драгоценная добыча вывалилась у него из рук, и он, как окаменелый, полуобернувшись к Петрову, застыл в этой позе…

- Василий, брат, брось дурака строить, - чуть не шепотом произнес он, но сердце его сжалось: он хорошо знал Петрова.

Но Василий молчал и держал ружье в нескольких шагах перед Дьяковым с дулом, направленным в него…

- Не погуби…у меня, сам знаешь, дети, жена…Все возьми!

- Уходи! Оставь здесь все, потом придешь, возьмешь…Ружье будет в кедровнике… - глухим, сдавленным голосом произнес Петров.

Дьяков, послушный как ребенок, пошел прочь от своей добычи, боясь оглянуться назад…Злодей, захвативши ружье и панты, скрылся в лесу в противоположную сторону…

------------------------------

Случай этот остался навеки памятным Дьякову и он почти всегда с тех пор носил с собой два заряженных ружья, хотя с Петровым ему уже не пришлось встречаться в лесу.

Только друг Дьякова, Серебряков, жестоко отомстил за него злодею. Поймавши как-то неожиданно Петрова, Серебряков, уставив ему в грудь ружье, заставил целовать свои ноги…

Много было таких случаев в былое время…

Из наших охотников, Дьяков давно уже умер, Серебряков живет в деревне и хозяйничает. Петров в конце концов, совершенно одичавший, еще года два тому назад, бродил по местной тайге, нагоняя страх на несчастных манз. Потом он пропал без вести и, говорят, сделался жертвой мести ненавидевших его манз.

Николай Амурский