Глава седьмая

МОИ ЭКСКУРСИИ В НАНЬ-ШАНЕ

Программа первой поездки. 26 мая (1894 г) я покинул ключ «Благодатный». Меня сопровождали урядник Жаркой и проводник-монгол. Мы все были верхами на лошадях, равно как и наши два вьюка. Программа поездки заключалась в пересечении хребта Да-сюэ-шаня и передовой ограды и в обследовании западной оконечности долины, заключенной в этих горах. Перевалив обратно через Да-сюэ-шань несколько восточнее, я намеревался затем пересечь долину Ема-хэ и ограничивающий ее на юге хребет Буруту-курун-ула, затем по реке Дан-хэ возвратиться на оставленный бивуак. [259]

Следуя первоначально к востоку, по р. Дан-хэ, мы в первый же день достигли ее правого притока — Ема-хэ. От слияния рек тянется на юго-восток хребет Буруту-курун-ула. Место нашей стоянки изобиловало ключами, дававшими прозрачную воду, которая струилась среди мягкой, травянистой зелени. Кругом виднелись юрты кочевников и их многочисленные стада баранов.

Долина Ема-хэ. На другой день с утра поднялся сильнейший западный ветер, несший в воздухе густую пыль. По сторонам, над соседними горами, скопились тучи, разрешаясь в нижнем поясе дождем, а в верхнем — снегом; холод настал ощутительный. Река Ема-хэ, по которой мы следовали несколько верст, была совершенно лишена воды. Протяжение каменистого, круто падающего русла — около 200 верст. Река зарождается от снеговых полей южного склона хребта Да-сюэ-шаня, где теперь царил еще большой холод. В своем верховье река, меняет восточное направление на юго-восточное. Долина Ема-хэ простирается в ширину до 10 верст и лишь в среднем течении отрогами гор суживается, оставляя только место для ложа реки. От северных гор часто пересекают долину сухие русла потоков, от южных — гораздо реже. Общий вид долины Ема-хэ крайне печальный, как и пересеченного хребта, окрашенного в грязно-серый цвет и отличавшегося полной безжизненностью. Растительность долины состояла из тех низкорослых кустарников, которые так характерно одевают покатые равнины, залегающие у подножья хребтов. Что же касается животной жизни, то, сверх ожидания, мм здесь встречали очень часто табуны хуланов.

Пребывание в Нючжуанском ущелье. Перейдя долину в поперечном направлении, мы достигли южного подножья хребта Да-сюэ-шаня, или, как он зовется в этой части, Кашикарин-ула. Еще издали мы были обрадованы видом мягких лужаек, раскиданных по дну ущелий и их боковым скатам. Одна из глубоко врезанных в конгломератовую почву балок привела нас в ущелье Нючжуань. По нему струился жалкий ручеек, иссякая при выходе из гор. Узкое каменистое ущелье давало у себя приют мелким птичкам и бабочкам; те и другие весело носились в воздухе. Вьюрки, подобно жаворонкам, поднявшись в высь, парили у скал, громко разнося свое пение, затем быстро опускались вниз или усаживались на ближайший утес. Вдали по горам пробежало стадо аргали. Поднявшись к подножию перевала, мы на луговой площадке разбили свой маленький бивуак. В соседней расщелине гор паслось в это время небольшое стадо диких яков. Звери, зачуяв нас, быстро понеслись по откосу россыпей и вскоре скрылись из глаз. Это были первые дикие яки, виденные мною в нынешнее путешествие.

Под вечер, когда я еще сидел за дневником, гулко раздались выстрелы в соседних горах, куда отправился мой спутник Жаркой. Учащенная пальба давала знать, что дело происходит с немалым зверем. Быстро выскочив из палатки, я зорко стал следить в направлении долетавших звуков, держа в руках ружье Бердана. Синеющий дым выстрелов скоро обнаружил место [260] пальбы. Вдруг резко обрисовалась огромная фигура дикого яка. Он остановился на выступе скалы и всматривался в наш бивуак. Затем, махнув хвостом, зверь с удивительной ловкостью пустился вниз, перескочил через горный ручей, как серна, и легкой рысью побежал вверх по откосу гор. В этот промежуток я успел выстрелить четыре раза; последний выстрел уложил яка на месте, случайно задев мозг. Шкура убитого зверя оказалась отличной и попала в нашу коллекцию. Долго мм провозились с обдиранием; детальную же чистку производили на следующий день, вследствие чего пришлось выступить с ночлега только в полдень.

...Дивно хорошо раннее утро в горах. Дневное светило осыпало своими лучами вершины гор. Певчие пташки пробудились и одна за другой стали нарушать царившее безмолвие. Улары засвистели; каменные голуби заворковали, бородач-ягнятник начал описывать круги над лакомой добычей. А внизу по луговым скатам порхали бабочки...

Покончив препарирование дикого яка и быстро завьючив лошадей, мы начали подниматься на перевал Нючжуань. На дне ущелья лежал еще лед, среди которого проложил себе дорогу горный ручей. До высшей точки перевала оказалось три версты. Абсолютная высота перевала Нючжуаня определилась точкою кипения воды в 13 420 футов; высота соседних вершин превосходила последний футов на 300—400, не больше. В общем характер хребта мягкий; от вершины гребня сбегают луговые увалы на оба склона; скал мало, россыпей также. Ширина хребта в том месте, где мы его пересекли, не превышала 12 верст; подъем и спуск были удобные. Измеряя высоту перевала, мы в то же время наблюдали и за грифами, как они с страшной высоты, где виднелись мелькающими точками, бросались с неимоверной быстротой на труп оставленного нами дикого яка. Воображаю, какой пир происходил там у могучих пернатых и сколько перьев разлетелось по сторонам в борьбе за добычу!

Посещение Хун-люся. Спустившись в междугорную долину, которая невдалеке на западе замыкается соединением передовой ограды с пересеченным хребтом, мы к вечеру достигли ключа Да-чуаня (Второе, одинаковое название). Этот ключ выбегает от южного подножья передовой ограды и орошает значительную луговую площадь. Через это же урочище проходит дорога от монголов-халхасцев в г. Са-чжоу. Намереваясь направиться далее на восток долиною, я решил вьюки и урядника Жаркова оставить в Да-чуане, сам же, налегке, с одним проводником поехал на следующий день к устью ущелья Хун-люся, чтобы проследить передовую ограду по всей ее ширине и связать съемку настоящего разъезда с моим весенним маршрутом. Расстояние между этими пунктами простирается до 20 верст. Направление ущелья северо-западное. Передовая ограда в этом месте заключает междугорную долину, прорезанную сухими руслами, впадающими в одно главное. Последнее только [261] вначале безводно, но вскоре, вследствие обильных ключей, в нем появилась вода до 1 1/2 сажен шириною, при полуфутовой глубине. Речка стремилась быстро, и ее берега были покрыты местами растительностью. Из кустарников на ней замечены: тамариск, мирикария, хармык и курильский чай. Травянистой растительности всего больше встречалось в местах выхода ключей, где преобладающими видами являлись: осока, мхи, одуванчик, несколько видов бобовых, дэрисун и камыш. На обширной луговой площади, залегавшей пои устье ущелья, стояло разбросанно несколько тополей, приятно шелестевших обоими кругловатыми листьями. Еще реже теснились у скал кусты лозы, а из трав прибавилась лебеда, густо поросшая на местах прежних стойбищ. Зверей по пути не встречали совсем. Из птиц же, кроме парящих в высоте грифов, впервые заметили краснокрылого стенолаза (Tichodroma muraria), которого беспокоила горная ласточка (Biblis rupestris), прогоняя со скал. По луговым площадям ущелья носились бабочки, стрекозы, мухи, издававшие громкое жужжание. Словом, передовая ограда Нань-шаня, находясь под теплым веянием соседней пустыни, значительно опередила в развитии органической жизни более удаленные хребты.

Опять долина Шибэндун-гола. Покинув урочище Да-чуань, мы направились к востоку, по долине, которая в этой части несла характер холмистого плато. Через 10 верст достигли гребня холмов, Тутапе, откуда точно с перевала открывался широкий горизонт. Долина, по которой мы следовали, уходила на 150 верст на восток, где граничила рекою Сулей-хэ. На юго-востоке блестели льды Да-сюэ-шаня. На северо-северо-востоке тянулась передовая ограда, прорванная рекою Шибао-чен, вскоре после впадения в нее слева Шибэндун-гола. К истокам этого последнего мы теперь и направились. Не найдя кочевников в урочище Шибэндуне, пришлось идти до следующего орошенного ущелья Чан-ту-сэр, сделав в этот день 40-верстный переход.

Благодаря прозрачности воздуха долина, посещенная нами вторично, открывалась целиком нашим взорам. На севере, через указанный прорыв гор, можно было видеть хребет Шишаку-сянь. Подобное явление — прозрачность атмосферы — обусловливалось дождем, лившим несколько дней кряду. Однако растительность, обильная в южной части, издали еще отливала прежней желтизной; тем не менее, кочевники встречались уже в этом поясе на 10 000 футов абс. высоты. Их многочисленные стада могли пастись на свежем весеннем корму.

Карашарские монголы. Первые номады, которых мы теперь встретили, были карашарские монголы, пришедшие сюда из Цаган-тюнге 11 лет тому назад. Здешние обитатели занимаются исключительно скотоводством, успешно разводя баранов, лошадей, верблюдов и рогатый скот; домашних яков они не держат. Женщины, по обыкновению, присматривают за хозяйством и нередко пасут стада. Мужчины же или совсем бездельничают, или проводят время на охоте в соседней местности. На мой вопрос к [262] монголам: «Где живется лучше?» — они отвечали так: «Хотя покинутые нами места привольнее, но здесь нам чувствуется свободнее — нет начальства: податей не платим, повинностей не отбываем; начальство нас не притесняет. Что же касается жителей ближайшего селения Чан-ма, то они отправляют в наши стада своих животных, обязывая нас пасти и присматривать за их скотом. Вот все, что мы даем за право кочевок». Район последних не выходит из указанной выше долины. Таким образом, монголы халхаские (О них было говорено в V главе) и карашарские кочуют в ближайшем соседстве, летом проводят время в южной части долины, зимой в северной, прячась в ущельях гор. И те, и другие переселенцы живут, сохраняя обычаи, завещанные родиной: держатся изолированно, брачными узами между собою не связываются, по крайней мере до сих пор не было ни одного случая.

Отсюда мы должны были повернуть к юго-западу и снова перевалить через хребет Кашикарин-ула. у северного подножья которого стояли теперь. Путь пролегал по луговой местности. Вдали от кочевников бродили антилопы-ада; пищуха появилась во множестве. Из незамеченных раньше птиц в этой долине прибавились тибетские больдуруки, которые по утрам громко кричали, перелетая небольшими стайками.

Вскоре за Шибендуном лежал перевал Дзере-норин-дабан, с вершины которого открылся вид на озеро того же названия. Высота этого весьма удобного перевала по гипсотермометру около 13 200 футов над морем. Спускаясь с перевала в котловину озера Дзере-нор, мы заметили на западном берегу последнего порядочное стадо диких яков; в бинокль отлично виднелись маленькие ячата. В ближайших скалах, среди скудных лужаек, паслись кукуяманы.

Альпийское озеро. Горное озеро Дзере-нор, на берегу которого был разбит наш бивуак, немногим ниже перевала и представляет собою чашу, наполненую горько-соленой водой. Кашикарин-ула в этом месте заключает в себе горную котловину, в которой лежит это озеро. Последнее простирается с северо-востока на юго-запад и имеет одну версту длины и полверсты ширины. Глубина незначительная. Летом от дождей масса его воды значительно увеличивается, и, наоборот, в холодное время года размеры озера сокращаются. Цвет прозрачных вод также меняется в зависимости от освещения и окраски ближайших гор. На поверхности озера держались турпаны; одна хлопотливая чета уже была с молодыми. Часто проносились из стороны в сторону зуйки (Charadrius mongolicus). Растительность по берегам состояла из низкорослой осоки, которою питались дикие яки.

Погода на этой высоте стояла плохая: все время дули западные ветры, солнце показывалось редко, несколько раз в течение дня падала снежная крупа. Ночные морозы доходили до —7° С — это 1 июня! На другой день мы оставили озеро. Обогнув на юге горный кряж, мы опять вступили в [263] подобную долину; здесь залегало русло реки, питающей озеро. Следуя к западу, мы вскоре достигли другого перевала, уже в южном хребте. Этот западный перевал также носит название озера; высота его мало превосходит восточный. От перевала вниз сбегает ущелье Бема-гоу, того же характера, что и Нючжуанское. В среднем поясе гор, на прекрасной лужайке, мы расположились на продолжительный отдых. Солнце пригревало по-летнему.

Трудности пути в хребте Буруту-курун-ула. Миновав перевал, мы вступили в долину реки Ема-хэ. В это время по руслу неслась узкая лента воды, шириною до двух сажен, едва прикрывая каменистое дно. На юге стоит хребет Буруту-курун-ула, передовые отроги которого подходят к левому берегу Ема-хэ. Оставив последнюю, мы продолжали следовать в юго-восточном направлении. Указанный хребет перевалили в самом высоком месте по перевалу Тулетэ-дабан. Высшая точка его поднимается на 14 300 футов над уровнем моря. Высота соседних куполообразных вершин едва превышает его на несколько десятков футов. Подъем на перевал довольно крутой, но доступный, спуск же весьма затруднительный. Этот перевал (Который, впрочем, легко миновать: стоит лишь взять 10 верст восточнее; наш же проводник видимо желал сократить путь) давно заброшен, и прежние тропинки смыты дождем. В силу этого обстоятельства мы потратили 11 часов времени; расстояние же до подошвы гор равнялось пяти верстам. Невзгод и лишений перенесено немало. В этом ущелье было до семи теснин с крутыми скалистыми боками; по их уступам свергались каскады. В промежутках между теснинами, по дну ущелья, навалена масса острых камней; местами залегали их целые глыбы. Лошади двигались медленно, часто обрывались, засекали себе ноги. Одна лошадь покатилась вниз и уцелела только благодаря молодечеству забайкальца. Вьюки то тащили на лошадях, то на себе, то, наконец, спускали на веревках. Во время нашего прохождения часто с различных скатов падали камни, которые увлекались вниз со страшным шумом; иные из них свистели точно пули. Тяжело покачнется большой осколок гранита — будто жаль расстаться с родной скалой, затем, повернувшись два-три раза в воздухе, уже несется вниз с ужасающей быстротой. Истомленные в конец, мы выбрались к устью ущелья в 6 часов вечера, покинув перевал в 7 часов утра.

В сумерки мы разбили бивуак в высокой траве правого берега Шара-голджина (Шара-голджин в переводе — «желтая река»). Голодные лошади благодушествовали, отпущенные на свободу. Вечер был тихий, ясный. Река, серебрясь при блеске лунного света, плавно несла свои мутные воды. Тихо было по всей долине. Блеяние стад кочевников до нас не доносилось. Лишь изредка пролетят горные гуси, или пропорхнет улит-красноножка...

По дороге на бивуак. Ночь прошла незаметно. Наутро, переправившись на левый берег Шара-голджина, мы двинулись вниз по долине, окаймленной высокими хребтами — справа; Буруту-курун-ула, а слева [264] Гумбольдта. Направление течения реки, параллельное соседним хребтам, простирается с юго-востока на северо-запад. Длина ее горного течения около 300 верст. Река имеет чрезвычайно капризные извилины; ширина русла 15—20 сажен, при глубине 3—4 фута; вода мутная, желтая, вполне оправдывающая монгольское название; течение довольно быстрое. Глинистые берега реки невысокие, скорее низкие. Общая же ширина долины простирается до 10 верст. Здесь широко протянулась растительная полоса; местами на ней пестрели обнаженные глинистые площади. От хребта Гумбольдта довольно часто сбегали каменистые русла, по которым: струились прозрачные источники. Таков, в общих чертах, характер описываемой реки до прорыва гор, за которыми она принимает Ема-хэ. В прорыве же Шара-голджин круто поворачивает к северо-северо-западу, и здесь падение его увеличивается. По каменистому дну разбросаны крупные валуны; вода несется с шумом, высокими перекатами; к вечеру уровень воды значительно повышался, и мутный поток в это время становился грозным.

В узкой части долины Шара-голджина появились кустарники, которые по выходе из теснины становились пышнее и пышнее; среди кустарников открывались лужайки мягкой зелени, где стояли юрты местных кочевников, тех самых, которых мы уже видели в передний путь. В прорыве, на левом берегу, китайцы добывают золото; вход на прииск когда-то оберегался стражей, жившей в крепости, от которой осталось одно воспоминание.

На второй день следования рекою Шара-голджин мы прибыли на ключ «Благодатный». На стоянке экспедиционного каравана оказалось все благополучно. Наше отсутствие продолжалось 11 дней; за этот промежуток времени пройдено съемкою 270 верст.

В. И. Роборовский возвратился на другой день, 6 июня; его маршрут обнял большее пространство. Теперь сами собою намечались и дальнейшие разъезды, которые были предприняты после перенесения базы в урочище Улан-булак.

Легкая экскурсия в хребет Гумбольдта. Перед отходом из ключа «Благодатного» мы устроили общую поездку в западную окраину хребта Гумбольдта. Цель этой поездки заключалась главным образом в ознакомлении с альпийским поясом гор и пополнении коллекций как зоологических, так и ботанических. Погода нам вполне благоприятствовала, и наша маленькая палатка стояла высоко, на превосходном ковре альпийского луга. Другими словами, мы у самого бивуака успешно произвели свои наблюдения и сборы коллекций. Дышалось легко, свободно. Небо было ярко-синее; по его красивому фону плавали могучие пернатые. Улары учащенно голосили на соседних горах. Бабочки-аполлокы (Parnassius Epaphus var. Sikkimensis) перелетали с цветка на цветок. Вблизи по скатам гор свистели сурки. Отсюда же открывался широкий горизонт на соседнюю окрестность. Наш главный бивуак, удаленный на 10 верст, отлично был виден. Юрты номадов стояли разбросанно по зеленеющим площадкам. Поодаль [265] от них паслись стада под присмотром пастухов; только одни домашние яки бродили по лугам, располагая полной свободой. Спустя полутора суток, мы прибыли на главный бивуак.

Так закончилось наше пребывание на ключе «Благодатном», а также и экскурсии в его окрестностях. 12 июня наш караван, состоящий из верблюдов и яков (Для опыта мы приобрели этих животных у соседних монголов), потянулся вверх по Шара-голджину. После продолжительной стоянки, а отчасти и привычке довольно быстро двигаться в разъездах, нам показалось движение с большим караваном утомительным, тем более, что путь пролегал по знакомой местности. Растительность, обмываемая дождем, выглядела лучше. Животная жизнь оставалась прежняя. Миновав теснину реки, мы пошли быстрее, держась того же левого берега. Местами залегали болотистые площадки и небольшие озерки; все это тонуло в густой и высокой травянистой растительности. На третий день караван пришел к характерному выступу Буруту-курун-ула, где река затейливо извивается по долине. С вершины кряжа тут открывается отличный вид на долину, в особенности при заходящем солнце. Незаметное движение вод, блестящая зеркальная поверхность, плавающие пернатые, кругом зеленеющая трава — все в сумме напомнило долину Большого Юлдуса,

Ключ Улан-булак. Отсюда двумя небольшими переходами экспедиция прибыла в Улан-булак. Караван расположился в балке, по дну которой неслись прозрачные ключевые воды, окаймленные густою зеленью. На высоте 11 730 футов, удаленные от жаров и мучающих насекомых, защищенные от сильных ветров, мы чувствовали себя отлично. Приятно было смотреть и на животных, которые в прохладе заметно поправлялись. Бивуак находился на высшем месте, при истоке ключей. Палатки красиво выделялись на фоне яркой зелени. Прозрачные источники тихо журчали, будучи скрыты под кровом цветов, пестревшим различными тонами красок. По временам прилетали мелкие пташки, и, совместно с бабочками, держались нашего соседства. Кочевников подле нас не было. Отряду жилось прекрасно.

Вторая экскурсия. 19 июня я расстался с экспедиционной семьей. Мой разъезд был снаряжен по примеру минувшего. По программе рекогносцировки предполагалось: к северу, на меридиане Улан-булака, пересечь хребты Буруту-курун-ула и Да-сюэ-шань, пройти северным, подножьем последнего до Сулей-хэ, затем, избрать новый путь для возвращения.

В 11 часов утра мы были в пути. Отличные лошади быстро двигались вперед; покатую от гор равнину миновали незаметно. Там доверчиво паслись табуны хуланов и тихо прошло стадо аркаров (Ovis Hodgsonii). Дальнейший путь шел поперек долины Шара-голджина. Здесь река делится на семь рукавов; крайние удалены один от другого на 10 верст; это расстояние вместе с тем определяет ширину растительной полосы. От частых [266] дождей рукава реки были переполнены грязною влагой до уровня берегов. Между рукавами, по зеленым площадям, разбросано озерко с прозрачной водой, на которой держались плавающие и голенастые пернатые; те и другие находят в этой долине отличное гнездение и безопасное место отдыха на весенних и осенних перелетах. На более широких площадях долины были набросаны отдельные барханы и гряды сыпучих песков. Преобладающие ветры сделали северо-западный склон пологим, а обратный — крутым. Серповидные барханы имели 30—40 сажен в длину и 3—4 сажени высоты; гряды же песков тянулись до версты и более. Благодаря опытности проводника, мы через все рукава реки переправились благополучно и имели ночевку у подножья северных гор.

Вторым переходом мы пересекли хребет Буруту-курун-ула по весьма глубокой седловине, почти разрывающей этот хребет, и вступили в долину Ема-хэ, ширина водяной полосы которой была в это время от 5—7 сажен, при глубине 2 фута. Долина реки сужена близко подошедшими отрогами соседних хребтов. Растительность ее бедная, даже скудные лужайки и те встречались изредка. В воздухе было свежо; по горам висели свинцовые тучи. Только вечером открылся широкий горизонт, когда проводник указал на проходы в хребте Да-сюэ-шане; проходов было два, лежащих в 10 верстах один от другого; оба вели в урочище Кашикар. Западный приходился ближе к нам; он носит название Кашикарин-хойту-дабан; восточный — Кашикарин-урту-дабан, более кружный и более высокий; я решил следовать последним.

Ночной мороз сковал влажную землю; горные ручьи подернулись льдом. Взошедшее солнце скоро пригрело почву: размокший глинистый слой затруднял движение животных; тем не менее, в 9 часов утра мы были на перевале. Подъем пологий, короткий, не превышает двух верст. Абсолютная высота перевала 13 100 футов; северный склон падает круче и расплывается вширь на 12 верст. Растительность последнего, по мере понижения, принимает более отрадную картину, в особенности при устье ущелья, в урочище Кашикар, где мы остановились бивуаком. Все горные увалы отливали мягкой зеленью. Приятно было смотреть на соседнюю окрестность. Днем подувал северо-западный ветер; с закатом солнца в воздухе стихло, небесный свод стал чист и прозрачен. С высокой вершины гор, плавно, дугою, спустился орел, усевшись близ своего гнезда на нижний утес. Заря погасла, по темно-голубому небу заискрились звезды, точно алмазы. Ночью все погрузилось в дремоту; только изредка отдаленный лай псов, оберегающих стада номадов, слышался среди ночного безмолвия.

Следование к Сулей-хэ. 22 июня, следуя к востоку у подножья Да-сюэ-шаня, мы вскоре достигли ущелья Кунца-гола. Здесь кочевали халхоские монголы, в числе которых был наш бывший проводник — Дорджеев. С последним мы направились дальше к реке Сулей-хэ. Около 10 верст путь пролегал прежней дорогой весеннего разъезда, а затем отошел [267] впра во — южнее. По луговому подножью гор паслись стада баранов, принадлежащих китайцам сел. Чан-ма.

В одном из ущелий, где мы разбили бивуак, скрытно кочевал халхасец. Завидя незнакомцев, он тотчас пришел к нам; от проводника — своего собрата — монгол поторопился узнать все, что его интересовало, а затем попросил меня к себе в жилище.

Монгол живет только там, где его скоту хорошо, и от века привык мириться со всеми природными невзгодами. Номад всю жизнь созерцает одну и ту же картину, но зато дышит полной грудью. Вечно на коне, и без коня ни на шаг. Безделье развило привычку не сидеть «дома», а разъезжать по гостям. Гостеприимство присуще всем монголам: зашедшего человека стараются, угостить всем, чем только располагает хозяин.

Наутро мы оставили одинокую юрту монгола и перешли, держась подножья Да-сюэ-шаня, на ключ Мацзыгоу. На этом меридиане нам. предстояло сделать пересечение соседнего хребта. Река же Сулей-хэ еще отстояла к востоку на целый переход. Тогда я оставил вьюки и урядника Жаркова при Мацзыгоу, сам же с проводником направился к Сулей-хэ. Налегке мы двигались значительно быстрее. Путь уклонялся от подножья хребта, усеянного камнями, и пролегал по луговой полосе, на которой держались антилопы-ада и харасульта.

По мере приближения к реке, местность изменила свою физиономию: луговые площади окончились, начался каменисто-глинистый сай, одетый низкорослым кустарником, и равнина стала круто падать к долине реки, на которую мы в 10 часов, утра и прибыли. Здесь на левом берегу, при ключе Нань-чуан устроили 3-часовую стоянку. Высота Нань-чуаня около 8600 футов над морем. Р. Сулей-хэ, прорвав северную цепь Да-сюэ-шаня, стремительно несется в глубокой балке с юга на север; ширина каменистого ложа, по которому текло несколько рукавов, около 100 сажен; вода грязная. Берега реки расположены террасовидными уступами в два и три яруса.

Пройденная нами долина замыкается на востоке горами, соединяющимися с передовой оградой Нань-шаня. После пути по безжизненным горам, отрадно было видеть мягкую зелень ключа Нань-чуаня. Здесь лето напомнило о себе: термометр ы 1 час дня, в тени, показал +27,1° С.

Записав полуденное наблюдение, мы покинули Сулей-хэ и к 6 часам вечера прибыли на Мацзыгоу. Всего в этот день прошли 55 верст. Остававшийся на бивуаке урядник добыл в коллекцию около 50 экземпляров бабочек, между которыми преобладающим видом был аполлон. Вечерняя прозрачность воздуха давала возможность ясно рассмотреть оазис Чан-ма, отстоящий к северу на 30 верст; вероятно, от его пышной растительности попутный ветер приносил к нам ароматное благоухание.

Хребет Да-сюэ-шань. Хребет Да-сюэ-шань, пройденный нами за оба разъезда на протяжении 175 верст, в западной части, как и упоминалось раньше, не имел вечного снега; лишь восточнее ущелья Кунца-гол [268] он круто поднимается ввысь, сияя, по временам, вечными снегами своих остроконечных вершин. На последнем протяжении, описываемый хребет представляет иной, нежели раньше, характер; прежде всего он стоит крутой стеной, а не расплывается, пологими луговыми скатами; отдельные вершины своею высотою значительно превосходят высоту общего гребня; хребет богат скалами, россыпями; с его снеговых полей спускается много каменистых русел; большинство из них стояло сухими. Вероятно, вследствие крутизны долины, вода, по выходе из тор, скрывается (Очевидно, вода шла подземным потоком в галечнике) в почве и лишь в урочище Шиху выходит обильными ключами. Воды Да-сюэ-шаня питают частью Сулей-хэ, частью Шибао-чен.

В снеговой своей части, на означенном протяжении, Да-сюэ-шань доступен лишь по одному ущелью, которым мы и направились 26 июня. Оно нас привело через 15 верст на перевал Хуан-сэн-ку. Направление ущелья вначале было юго-западное; далее постепенно перешло в юго-восточное. По обыкновению, при устье оно значительно шире, нежели у перевала. По каменистому его дну неслось много воды, совершенно исчезавшей при выходе из гор. Ущелье особенно изобиловало камнями; по скудным лужайкам, среди горных скатов, кормились аркары. В ущельях держались небольшие стада хуланов, которые, заметив нас, направились за перевал. С соседних скал доносился крик тибетских уларов, на дне ущелья ютились тибетские же больдуруки; у перевала перелетали с места на место стайки вьюрков; по соседству с ними держались одиночки краснохвостки.

Абсолютная высота перевала Хуан-сэн-ку около 15 700 футов; снеговые же, ярко блестящие на солнце вершины хребта много превосходят означенную цифру. На северном склоне линия вечного снега определилась в 14 000 футов над морем, тогда как на южном значительно выше. Перевал Хуан-сэн-ку есть вместе с тем и горный узел: здесь Да-сюэ-шань характерно делится на две снеговые цепи — северную и южную; та и другая далеко уходят к юго-востоку, оставляя между собой узкую долину. По этой долине несутся воды в Сулей-хэ, по которой мы рассчитывали подняться вверх. Долина круто падает, в особенности вначале. По луговым площадям ее паслось много диких яков и хуланов. Пройдя 35 верст этой долиной, мы были окончательно заперты тесниной, по которой может двигаться только один человек, притом местами лишь боком и часто ступая по обточенным уступам. После целого ряда бесплодных попыток пробраться как-нибудь к Сулей-хэ, пришлось отказаться от этого предприятия и повернуть обратно.

Вот более полная характеристика ущелья, которое мы теперь покидали. На протяжении 35 верст абсолютная высота его падает с 15 700 на 9500 футов; в каменисто-глинистой почве ущелья речное ложе врезано очень глубоко; из боковых ущелий несутся ручьи, обогащающие водой речку главного ущелья, уровень которой в 10 часов утра поднимался до 2 аршин. [269] По мере движения вниз, отвесные щеки ущелья сближаются; на дне довольно часто встречаются выступы скал, образующие теснины, и в конгломератовой почве были нередки и естественные тоннели. По сторонам ущелья красиво ниспадали пенящиеся воды из мрачных гротов, тогда как на дне его с шумом вырывались минеральные источники. Вблизи ложа боковые террасы встречались лишь изредка; растительность, их покрывающая, кустарная и травянистая. Главная же терраса, откуда обрывается балка, покрыта сплошным ковром роскошных трав. Выше следуют россыпи и скалы соседних снеговых цепей. Вот в таких-то труднодоступных местах обитает беломордый марал, которого мы здесь же один раз только и видели.

Обратное движение. Итак, пришлось двигаться обратно. Снова то поднимались вверх по откосам, то спускались в глубину балки. Изредка балка расширится, примет более мягкий характер, затем опять теснина или сводчатый тоннель, по дну которого с шумом бежит поток. В глубине балки было тепло, у подножья же перевала мы встретили порядочный мороз. Мы находились в пути по обыкновению до восхода солнца, которое так лениво движется в горах. Сначала золотятся вершины, потом скаты, а затем уже лучи коснутся и дна самого ущелья. К этому времени горная жизнь пробуждена. Грифы парят и кружат у скал; мелкие пташки хлопочат с птенцами; из расщелин бредут в долину дикие яки и хуланы; первые, завидев людей, быстро убегают от них; вторые с любопытством осматривают проходящий караван. В созерцании природы время бежит быстро, незаметно; в 8 часов мы уже на перевале, подъем и спуск которого, между прочим, не особенно круты. Этим и следующими двумя, переходами мы вернулись к ущелью Кунца-гол.

Отсюда я сделал новые пересечения Да-сюэ-шаня и Буруту-курун-ула. Ущелье Кунца-гол через 18 верст привело на перевал того же имени; высота перевала простирается до 12 550 футов над морским уровнем; подъем отличный. Общий характер ущелья Кунца-гол сходен с остальными, пройденными нами западнее. Спуск с перевала незаметный: высота долины Ема-хэ немногим ниже перевала. Растительная и животная жизнь те же, что и прежде. Река Ема-хэ неслась несколькими рукавами; ее истоки еще удалены к востоку, на 75 верст, куда открывается широкая долина; на западе же долина Ема-хэ временно суживается.

Миновав долину, мы были у подножья следующего хребта, через который ведут два перевала, Пинь-дабан и Дабасун-дабан, оба в долину Шара-голджина. Мы направились последним, который находится западнее и превышает морской уровень на 14 300 футов. Подъем и спуск хорошие. В долину Шара-голджина мы вышли в месте прежней переправы. Уровень воды в это время стоял ниже.

4 июля, через 16 дней отсутствия, мы были приветствуемы экспедицией.

Погода. Теперь попытаемся представить общее состояние погоды за период поездки, которая обнимала места, поднятые над уровнем океана от [270] 10 до 15 и более тысяч футов, и заняла по времени последнюю треть июня и первые дни июля. Погода стояла ясная с достаточно высокой температурой днем и низкой ночью; атмосферных осадков было мало; ветры часто дули в долинах, а в горах гораздо реже.

Первые два дня небо было окутано облаками; воздух насыщен влагою. В долинах падал дождь, в горах снег; по временам раздавались глухие раскаты грома. Ветры дули юго-западные. Затем наступила превосходная погода: на рассвете небо было ясное или полуясное; с приближением к полудню являлась облачность. С 10 часов утра начинался порывистый ветер, достигавший к 3 часам значительной напряженности. При безоблачном небе было очень тепло, в особенности в промежутки затишья; стоило же только набежать кучевому облаку или разразиться порыву ветра, как температура значительно падала. После 3 часов состояние погоды улучшалось; особенно были хороши вечера. Небо очищалось; тонкоперистые облака причудливо выделялись на западе, где их так красиво освещала погасавшая заря. Сумерки длились недолго. Небесный свод, унизанный звездами, словно алмазами, представлял великолепное зрелище по ночам, которые были довольно свежи. Горные ручьи сковывались тонким слоем льда. 2 июля северный ветер принес тучи пыли.

Среднее показание термометра таково: в 7 часов утра +5,0° С, в 1 час дня +20,0° и в 9 часов вечера +10,0°.

Расставшись с урочищем Улан-буланом 8 июля, экспедиция направилась вверх по Шара-голджину и одним переходом достигла кочевий монголов, расположенных в верхней части долины. Здесь пришлось устроить дневку, для того чтобы обзавестись проводниками на следующие разъезды. Местное начальство производило смотр боевой готовности и успехам номадов. Весь день раздавались выстрелы. Только вечером стихли дикие крики воинов; разъехались командиры, которые навестили нас и распорядились о проводниках. Получив последних, мы в три перехода прибыли в урочище Яматын-умру.

Урочище Яматын-умру. Означенное урочище отстоит от Улан-булака на 100 верст и целям нашим вполне удовлетворяло; только, будучи высоко поднято над уровнем океана (12 800 футов), порою давало себя чувствовать холодами. Долина верховья Шара-голджина граничит на севере с южной цепью Да-сюэ-шаня, на юге — продолжением хребта Гумбольдта; с запада же преграждается сходящимися отрогами главных хребтов. Главная ветвь Шара-голджина, Хуйтун-гол, несется от северных гор, вливаясь в общее ложе в 20 верстах ниже Яматын-умру. Вблизи слияния находятся золотые прииски, разрабатываемые китайцами.

Цель третьей поездки. 19 июля выпавший снег задержал выступление разъезда до 21-го, когда покинул бивуак В. И. Роборовский, а на следующий день отправился и я. Задача моей поездки заключалась в обозрении северной горной системы и дальнейшем исследовании реки Сулей-хэ. [271]

Богатство животной жизни. Первоначальное направление движения было северо-восточное. На всем протяжении первого перехода приходилось то переваливать горные увалы, то переправляться через промежуточные речки, имевшие в горах северо-западное направление; по выходе же на равнину они склонялись на юго-запад, впадая в главную ветвь реки. Все горные воды отличались прозрачностью и струились по каменным, круто ниспадавшим ложам. Снеговая цепь тянулась с северо-запада на юго-восток. Ледники спускаются относительно низко, так что подъехать к их концам не представляло большого затрудения. У вечных снегов раскидываются лужайки; вообще весь юго-западный склон гор богат растительностью. Еще в большей степени внимание наблюдателя поглощалось животной жизнью куда бы, ни обращался взор, везде она проявляется в той или другой форме. По гребням высоких увалов, там и сям, виднелись дикие яки; немногим пониже бродили хуланы; на дне долин те же звери предавались покормке. Вблизи каравана быстро промчатся робкие антилопы; порою покажется серый волк и украдкою исчезнет. Поднявшись на следующий увал, глазам открывается подобная же картина; среди больших, темных фигур яков мешковато поворачивается из стороны в сторону косолапый представитель тибетских высот — медведь-пищухоед, откапывающий грызунов и ими питающийся. Ввиду, того, что этот зверь, встретившийся нам впервые, представлял большой интерес, мы вдвоем к нему направились и, соблюдая осторожность, приблизились до полусотни шагов, откуда двумя выстрелами уложили мишку. За следующим увалом, на верховье Хайтуна, мы разбили бивуак.

Южная снеговая цепь Дю-сюэ-шаня. Главная ветвь Шара-голджина несла в этом месте довольно много воды, выбегая из могучих снеговых полей. Немного западнее, в той же снеговой цепи, виднелось значительное понижение; туда мы и направились (Надо заметить, на этот раз у меня был монгол в качестве работника, а не проводника, так как во вновь посещаемые нами места, из боязни тангутов, монголы почти не заглядывают) и к 11 часам утра были на перевале. Подъем отличный, но очень каменист. Высота перевала около 15 180 футов над уровнем океана. Вся даль переполнена громадами гор. На северо-северо-востоке характерно выделяется северная снеговая цепь Да-сюэ-шаня. Южная, в свою очередь, широко расплывается к северу, отодвигая течение реки в эту сторону; в пониженной части горы имеют мягкий характер: скал мало, седловина усыпана осколками камней. В среднем поясе появляются скудные лужайки; по мере же опускания вниз, растительность улучшается и видами, и формами. Чрез 28 верст мы прибыли на один из левых притоков Сулей-хэ, Цзаирмык-гол.

Эта речка питается обильными снегами южной цепи. По утрам и днем неслись прозрачные воды; вечером же, увеличиваясь в размере, описываемая речка шумно бурлила мутными волнами. Протяжение этого данника [272] Сулей-хэ около 40 верст; в начале он течет к северо-западу, затем, постепенно склоняясь к северо-востоку, вливается в главную реку. Долина Цза-ирмык-гола узка и обставлена высокими отрогами гор; дно и скаты ее одеты пышной растительностью.

Пройдя вниз по этой долине около 10 верст, мы ее оставили, свернув влево, куда уходила видная тропинка. Новый путь пролегал по горным увалам и глубоким ущельям, сбегавшим от южной снеговой цепи Да-сюэ-шаня к Сулей-хэ. На всем следовании местность представляла богатейшие пастбища. С вершин гор раздавались голоса уларов. В этой пересеченной местности движение каравана замедлялось. Сделав переход в 20 верст, мы остановились бивуаком в одной из глубоких балок. На следующем переходе местность несла тот же характер, что и накануне. На луговых площадях кое-где сохранились следы стойбищ тангутов. По словам нашего монгола, означенные кочевники проживают здесь в зимнее время. Теперь же этот нетронутый уголок был тихим пристанищем зверей.

Переваливая горные отроги, мы часто поднимались на значительную высоту. В таковых местах порою невольно остановишься, чтобы оглянуться по сторонам. Вблизи горный пейзаж представлял сочетание всевозможных форм: к югу, в голубую высь, устремлены вершины блестящих льдов; от их подножья сбегают россыпи; еще ниже — поросшие растительностью увалы, расплываясь в широкие площади луговых ковров. По таковым местам струятся ключевые источники, вливаясь в общую речку, которая вырывает себе глубокое каменистое ложе. По нему изредка встречаются террасы, одетые высокими порослями тала (Salix) и низкими облепихи, представляющей непроницаемые заросли; по галечнику густо поросли тамариск и мирикария; у подножья обрывов лепится курильский чай, сабельник и Calimeris, отливающий белыми цветами. Из травянистых растений замечены: горечавка, горная астра, Saussurea, Allium, Astragalus, дэрисун, дикая пшеничка и много видов злаков. Под сенью растительного царства ютится животное; среди млекопитающих — волки, лисицы, зайцы и более мелкие грызуны; из птиц же: сорокопут, красный вьюрок, великолепно играющий на солнце своим оперением; маленькие синички, пеночки, славки-пересмешки; по обрывам держались кэкэлики и сифаньские куропатки; порою наблюдались краснохвостки, белые и желтые плисицы: и др. Десятки голосов указанных птичек одновременно лились из-под развесистых деревьев и чащ кустарника.

Сулей-хэ. Общий характер Сулей-хэ, подле которой мы стояли бивуаком и занимались вышеописанным наблюдением, был таков: река бешено неслась к диком, глубоком, узком ущелье; направление ее было северозападное. Ширина одиночного каменистого русла простирается от 20 до 25 сажен; глубина, по всей вероятности, изрядная. Цвет воды этого грозного потока кофейный. Выше береговых теснин виднелись луговые террасы. Двигаться вдоль этой реки, ее берегом, нечего было и думать. Поэтому пришлось держаться верхнего пояса гор и лишь по временам спускаться к реке. [273]

Неожиданная встреча с охотниками. Обильно выпавший ночью дождь задержал наше выступление до 10 часов утра. К этому времени солнце значительно обогрело и высушило вьючные принадлежности. Поднявшись из глубины балки и следуя альпийским поясом гор, мы заметили едущих впереди людей. К ним тотчас я послал монгола, чтобы остановить и расспросить охотников о местности. Монгол поехал, но сильно струсил, будучи уверен, что это тангуты; поэтому в открытой долине он смело скакал, но из-за вершин увалов выглядывал украдкою. Встречные люди оказались курлыкскими монголами, принимавшими нас за тангутов и бежавшими от нас. Видя скакавшего к ним человека, они быстро поднявшись к гребню гор, спешились за хорошим укрытием и зажгли фитили у ружей, чтобы успеть отразить нападение. Тем временем наш монгол узнал в «мнимых тангутах» своих же родных собратьев и от радости громко закричал им. Кончилась эта история всеобщим смехом. Переконфуженные монголы явились к нам с извинением. Их лица выражали еще далеко не спокойное состояние: голоса сильно дрожали; и только полчаса спустя охотники немного успокоились и рассказали причину своего пребывания в этих безлюдных местах. Они уже две недели, украдкой, охотились за маралами; убив несколько штук, монголы направлялись к дому в Курлык, через оз. Хара-нор. «Сильно испугались мы,— говорил мне один из этих монголов,— думали остаться без ничего, да и то в лучшем случае; в худшем — смерть». Этот же монгол оказался хорошо знающим окрестность и охотно согласился ехать со мной дальше. Теперь, по его выражению, он ничего не боятся, так как следует с русскими: «а это такие люди, которых все боятся. Тангуты только завидят, сейчас и удерут»,— продолжал веселый охотник. Одежда и вооружение встречных монголов совершенно напоминали тангутов.

Совместное движение до склада. Следуя совместным караваном, мы, через 1 1/2 перехода, снова прибыли на реку Сулей-хэ. Общий характер местности оставался прежним. Долина же Сулей-хэ представляла иную картину. Временно вырвавшись на простор, река катит свои мутные воды в широком каменистом ложе несколькими рукавами. Ширина долины простирается около 1 версты; направление ее почти западное. По сторонам залегают террасы, покрытые растительностью и похожие на те, которые были описаны раньше. Наше следование этой долиной продолжалось на один переход в 25 верст. Затем Сулей-хэ круто уклоняется к северу, где сдавливается скалами. Пройти вниз нет никакой возможности.

Здесь, при входе Сулей-хэ в глухую теснину, находятся серные рудники. Добычей серы занимались китайцы селения Чан-ма. Ныне добывание серы в урочище Халун-усу прекращено. В этом же месте с юга приходит ущелье Борон-гол, которое ведет через перевал того же имени в долину Шара-голджина. Пройдя немного вверх по означенному ущелью, мы остановились бивуаком.. Место выдалось отличное. Наша палатка стояла в тени [274] высоких тальников. Луговая растительность выглядела нетронутой и доставила нашим лошадям хороший корм.

Отсюда мы могли указанным перевалом направиться к урочищу Яматын-умру, т. е. к стоянке экспедиционного каравана. Проводник же предложил иную комбинацию, а именно, уклониться к северу в так называемое «звериное место», на что я охотно согласился, тем более, что пересечение южной цепи Да-сюэ-шаня приходилось у истоков Ема-хэ. Покинув Борон-гол, мы двинулись на юго-запад. Через несколько верст пришедшее справа ущелье повело нас в урочище, обитаемое зверями. Оно лежало у северного подножья перевала. К полному удивлению проводника, мы зверей не встретили. Тогда я решил съездить налегке с одним лишь монголом: в урочище Цаган-бурга-сутай, лежащее к северу в 10 верстах, в глубокой балке. Поездка мотивировалась двумя целями: желанием добыть марала и ознакомиться с характером местности. Падение каменистого ложа замечательно большое. Воды не было. По сторонам высились скалы. Зверей, исключая диких яков, не видели совсем. Наконец, прибыли в Цаган-бурга-сутэй. Эта балка глубоко врезана в глинисто-каменистую почву. Направление ее с северо-запада на юго-восток. Ущелье узко, извилисто, каменисто; падение дна большое. По сторонам круто ниспадают горы. По дну бежала небольшая речонка мутной воды. Истоки ее от места нашего вступления в Цаган-бурга-сутай находились в 10 верстах. Означенная балка находится в близком, соседстве с той, по которой, в минувший разъезд, мы повернули обратно. На этом поездка и окончилась.

В последний день июля мы, довольно рано поднялись на южную цепь Да-сюэ-шаня. Здесь она имеет прежнее направление, но на известном расстоянии лишена вечного снега. В этой части Да-сюэ-шанъ представляет крутую стену. Выдающихся вершин не было, скал также; горы по-прежнему несли разрушенный характер. Спуск очень крутой; зигзагами проложенная тропинка вывела нас через следующую невысокую ограду к истоку Ема-хэ. Эта река зарождается небольшим ручейком и в верховье имеет течение северо-западное. Кругом — пустынное место. Хребет Буруту-курун-ула едва простирает свою оконечность к подножью Да-сюэ-шаня.

Оставив истоки Ема-хэ, мы уклонились на юго-восток, следуя южной окраиной гор. На подгорной покатости изредка струились горные ручьи; по ним виднелась невзрачная растительность. Тем не менее везде по таким местам держались звери: дикие яки, антилопы-ада и хуланы; последние нас часто забавляли играми и драками, свойственными любовному периоду. В этой же глинистой полосе обитало много пищух и были замечены следы здешнего медведя. Со вступлением на большую высоту, в долину, заключенную снеговыми массивами, мы очутились снова в области холодов и ветров. Тепло долины Сулей-хэ и чудные вечера, озаренные лунным светом, миновали, как сон. Пение птичек здесь уже не слышно. Вместо ярко пылавших [275] костров — едва теплящийся огонек аргала (Помет зверей); взамен веселых разговоров спутников монголов — дрожание от холода.

Следующим днем мы совершали последний переход к главному бивуаку. Направление пути было прежнее. Между поперечными отрогами бежали прозрачные речки. На половине дороги переправились через реку Хуйтун, которая текла в широком каменистом русле. Ширина светлых вод реки свыше 15 сажен, при глубине 2—3 фута. На всем пути местность имела луговой характер и повсюду кругом виднелись стада зверей.

Вблизи ключа, где стоял наш караван, мы встретили: своих пастухов-казаков, от которых узнали, что на бивуаке все здоровы и за все время никого, кроме зверей, не показывалось на обширном горизонте. Через полчаса мы уже были под одним из белых шатров. Поездка потребовала 11 дней, в которые пройдено съемкою 300 верст.

Теперь скажем несколько слов о погоде за истекший период времени Последняя треть июля частью проведена в бассейне Шара-голджина, частью в бассейне Сулей-хэ. Абсолютная высота местности только однажды, где мы оставили Сулей-хэ, ниспадала до 10 640 футов, в остальном же районе она простиралась от 13—15 и более тысяч футов. Погода почти за все время стояла ясная или полуясная. Ветры дули ежедневно, главным образом по направлению долин и ущелий, значительной напряженности достигали на большой высоте — вблизи вечных снегов. Дождь был однажды и шел всю ночь. Последними двумя днями по утрам замечался густой туман, исчезавший к 10 часам. Лучшее состояние погоды было в долине Сулей-хэ, где преобладали ясные, тихие и теплые дни. Показание термометра в этой долине: в 7 часов утра +15,0°, в 1 час дня +30,1° и в 9 часов вечера +19,5°С.

Усталость В. И. Роборовского. Затем началось томительное ожидание приезда В. И. Роборовского; он вернулся только 14 августа. Ужасная непогода задержала товарища на несколько дней и, вероятно, совместно с другими трудностями поездки тяжело отозвалась на его здоровье. С его возвращением мы стали готовиться в дальнейший путь, с целью перенести главный бивуак на юго-восток, в урочище Горбан-ан-гыр-гол.

Осенний отлет пернатых надвигался все больше и больше.

Через три дня мы покинули урочище Яматын-умру. В. И. Роборовский боролся с недугом. Пройдя по той же долине вверх 10 верст, мы остановились с тем, чтобы назавтра следовать дальше; но лишь только караван потянулся вперед, как больной стал себя дурно чувствовать. На первом кормном месте мы разбили бивуак и простояли трое суток прежде, нежели экспедиция достигла по соседству лежащего оз. Ногот-нора.

Озеро Ногот-нор. Означенное озеро, имея в окружности до 15 верст, лежит на высоте 13 300 футов над морским уровнем. [276] Песчано-глинистые берега озера, частью низменные, частью возвышенные, изрезаны заливами. Дно покрыто галькой. Высокая волна свидетельствовала о порядочной глубине. Вода почти пресная, чистая. Цвет водной глади довольно часто изменяется в зеленый, голубой, и ультрамариновый тоны. Плавающие птицы, чайки, словно поплавки колыхались на волнах. На поверхности вод выступают два острова. Бассейн озера замкнут.

Окрестная местность носит бедный характер. Скудная растительность была найдена только на южном берегу. Там ютилось много голенастых птиц. К северу и югу от озера виднеются снеговые громады. На юго-востоке той же долины залегает обширное озеро Хара-нор.

Переночевав на озере Ногот-норе, экспедиция в четыре последующих перехода достигла урочища Горбан-ангыр-гола. До этого последнего от прежней стоянки 117 верст. На пути пришлось сделать пересечение хребта Гумбольда там, где он значительно понижается, до 15 000 футов, освобождаясь от вечного снега. Поднявшись на перевал, мы видели на юге характерные ледяные куполы хребта Риттера. В боковых ущельях хребта Гумбольдта виднелись ключевые лужайки. Невдалеке к востоку описываемый хребет снова поднялся своими блестящими на солнце снеговыми вершинами. Северный склон посылает воды в оз. Хара-нор, южный — в р. Арагол и далее в Курлыкские озера.

От хребта Гумбольдта мы следовали водоразделом рек Ара-гол и Кяхтын-гол, где залегает волнистое плато, по которому рассыпаны небольшие озерки. По их берегам зеленела растительность и бродили травоядные. По увалам, где изобиловали пищухи, часто встречалось рытье медведя. Из птиц нередко наблюдались поблизости тибетские боль дуруки; реже проносились в вышине хищные птицы.

Погода за это время стояла в общем порядочная. По утрам было ясно и тихо. С полдня всегда дули сильные ветры. Направление их было, согласно направлению долин, восточное — западное. С этого времени появлялась и облачность. Снеговые тучи убеляли соседние горы и долину. Ночи стояли, в большинстве случаев, тихие и ясные; по утрам иней серебрил поверхность; температура спускалась ниже нуля до 10° С.

С 26 августа экспедиция расположилась на правом берегу реки Ара-гол; ширина ее ложа простирается до 50—60 сажен; по галечному дну извивалось несколько рукавов прозрачной воды; наибольший рукав (главное русло) превышал 10 сажен в ширину, при глубине 1 фут. Долина этой реки представляет отличные пастбища. Кое-где по ущельям были заметны следы тангутских стойбищ.

Пролет птиц в августе. Как и при минувшей продолжительной стоянке, так и при настоящей удобно было наблюдать за пролетными птицами. К сожалению, за весь август месяц на высоком плато Нань-шаня пернатых странников насчитывалось очень мало. Вот в каком последовательном порядке мы их отмечали. [278]

1 августа плисица белоголовая (Motacilla ptrsonata); 3-го одновременно были замечены курочка (Porzana pusilla), утка-чиранка (Querquedula crecca) и бекас (Gallinago stenura); 6-го улит-фифи (Totanus glareola); 8-го жаворонок (Calandrella brachydactyla); 9-го турпан; (Casarca rutila); эта птица следовала порядочными стайками; еще большими в тот же день летел зуек (Charadrius mongolicus); 10-го улит большой (Totanus glottis), гусь горный (Anser indicus); в этот день уже указанные бекасы произвели миогочисленную «высыпку», кроме того показались улит-черныш (Totanus ochropus), чеккан соловый (Saxicola isabellina) и плисица (Budytes borealis).

11 августа камышовка (Locustella certhiola), стриж башенный (Cypselus apus); 12-го орлан (Haliaetus albicilla); 13-го от времени до времени в течение дня усиленно летели горные гуси, жаворонки и бекасы, на которых иногда с успехом налетал сокол Гендерсона (Hierofalco saker Hendersoni). 20-го сравнительно много летело уже указанных выше чекканов.

22 августа одновременно наблюдались на оз. Ногот-норе: камнешарка (Strepsilas interpres), мородунка (Terekia cinerea), песочник малый (Tringa Temminckii), утка-полуха (Chaulelasmus streperus), улит-красноножка (Totanus calidris), орлан-рыболов (Haliaetus leucoryphus); 24-го очень много летело желтых и белых плисиц (Budytes citreola, Motacilla baicalensis); 26-го крачка-ласточка (Sterna tibetana), Corydalla Richardi; 27-го ласточка земляная (Cotile riparia) и 29-го соловей-варакушка (Cyanecula caerulecula).

Отсюда, т. е. с урочища Горбан-ангыр-гол, предстояло совершить последние разъезды по Нань-шаню. Урядник Жаркой был командирован к монголам, кочевавшим в Южно-кукунорских горах. Там, по сведениям, находился опытный проводник. Посланец вскоре вернулся с престарелым монголом, обязавшимся меня сопровождать.

Последняя поездка. 1 сентября разъезд был готов к выступлению. По обыкновению покидаем экспедиционную семью в 10 часов утра, после обильного и вкусного завтрака (Конечно, по оценке номада). Отряд людей помогает вьючить. «Готово!» — слышен голос моего Спутника Жаркого, и мы в пути. Программа последней поездки довольно обширная: пересечь хребет Гумбольдта, западным берегом оз. Хара-нора пробраться на верховье Сулей-хэ, ознакомиться с возвышенным плато, дающим начало четырем рекам: на севере Толай-голу, на востоке Тэтунгу, на юге Бухайну и, наконец, на западе Сулей-хэ. Обратно — по системе Бухайна — вернуться к восточному берегу Хара-нора и далее через восточное продолжение хребта Гумбольдта на главный бивуак.

Начальное движение — северо-восточное, по одному из ущелий, сбегающих от хребта Гумбольдта. Ущелье на всем протяжении отличалось обилием животной жизни; растительная же, по мере поднятия вверх, становилась беднее. Небо было ярко-синее; по его фону чудно вились снежные грифы и [279] белые сарычи; а в середине между теми и другими сеткой мелькали красноклювые клушицы, монотонно перекликаясь в высоте. Внизу, под шум горной речки, свистели сурки.

Пройдя 25 верст, достигли окраины гор и здесь остановились ночевать. Маленький караван приютился под нависшими скалами. В близком с нами соседстве свободно расхаживал медведь, отличная шкура которого поступила в нашу коллекцию. Чтобы не возить с собою в течение всей поездки, мы ее оставили в скалах, тщательно завалив большими камнями; скелет же убитого зверя глубоко зарыли в землю (По возвращении на главный бивуак к этому месту поехал В. Ф. Ладыгин с двумя казаками. Шкура оказалась в сохранности; что же касается скелета, то от последнего не осталось и следа). Скоро мрак окутал ущелье. Медленно поднялась луна... Воды речки Шара-гол засеребрились, сверкая переливами. Настала торжественная тишина: все погрузилось в сон...

Курс к озеру Хара-нору. Наутро с зарей мы снялись с бивуака. Подъем на перевал Шара-голын-дабан на всем 10-верстном пути удобный, лишь под самой вершиной его набросаны глыбы камней. Высота означенного перевала 14 820 футов над уровнем моря. Соседние вершины еще поднимались вверх футов на 500. По северному склону хребта обильнее лежал вечный снег. Вид с перевала прекрасен... На севере, через щелевое отверстие, виднелись голубые ыоды обширного оз. Хара-нора. Снеговая цепь Да-сюэ-шаня отражала свои блестящие венцы в лоне вод.

Держа прежний курс, мы через 25 верст достигли южного берега озера. На обширной его поверхности катилась одна волна за другой. Пернатые странники издавали хлопотливые звуки; серые гуси, стая за стаей, уносились к югу. Давно ухо не слыхало могучего прибоя волн, производившего своеобразный гул. Особенно красиво было озеро вечером, при блеске луны, когда таинственно золотились перекаты волн. На севере матовая белизна снеговых громад завершала собою прелесть пустынной, оригинальной ночи...

Описание последнего. Оз. Хара-нор лежит в замкнутой котловине, близ подножья южной цепи Да-сюэ-шаня, на абсолютной высоте 13 280 футов. Очертание озера напоминает форму груши, обращенной тупым концом на запад, а острым на восток. В окружности оно достигает без малого 100 верст; наибольшая ширина — 20. Вследствие низменных, сравнительно, берегов, контур озера не особенно резкий, в особенности в южной части. Вода прозрачная, горько-солоноватая. Вблизи берегов озеро очень мелко. Здесь много островов и кос; те и другие служат местом отдыха пролетным птицам, которые большими стадами плавали в мелкой воде, отыскивая корм.

Реки, питающие озеро, в меньшинстве имели воду, в большинстве же пересохли. Растительность сосредоточивается в долинах рек. Соляные налеты по берегам редки и мало заметны. Согласно общему закону для озер нагорной Азии, этот бассейн также уменьшается в размерах. Древние берега [280] отстоят до 100 сажен от нынешних; первые успели покрыться скудною растительностью, хотя сохранили свой характерный вид. Замерзает озеро, по словам проводника, в ноябре—декабре, в апреле же снова вскрывается.

На восточном берегу озера лежат барханы сыпучего песка, занимающие площадь по длине 30 и по ширине 10 верст. Высота серповидных барханов от 10 до 15 сажен; западные и северо-западные скаты их пологи и плотно прибиты; противоположные же — круты и рыхлы. Пьедесталом, песков служит щебне-галечник. Между барханами довольно часто встречаются озерки с соленой водой. У берегов последних растут камыши, а среди их шныряют креветы.

Обогнув озеро с запада, мы пришли на реку Салкэтын-гол и остановились в 7 верстах выше впадения ее в Хара-нор. Река бежит с севера, питаясь снегами Да-сюэ-шаня. По словам проводника, ущелье Салкэтын ведет через перевал того же имени в долину Сулей-хэ; наш же путь приходился немного западнее, через седловину цепи. Подъем к указанному месту отличный. Перевал Цзаирмыкэн-дабан имеет 15 000 футов абсолютной высоты и представляет относительно низкую глинисто-каменистую седловину. На север южная цепь круто падает. От ее вершин стремительно несутся ручьи и речки на дно общего ущелья Цзаирмык-гола, того самого, по которому мы следовали в предыдущий разъезд. Теперь, коснувшись этого района, мы связали свою съемку; кроме того, Цзаирмык-гол приводил к той части Сулей-хэ, откуда можно беспрепятственно проследить последнюю до ее истоков.

Вступив в бассейн Сулей-хэ, мы опять попали в прекрасный уголок. Холод сменился теплом, относительное бесплодие — роскошными травами, хотя осень и здесь уже предъявила свои права: растительность пожелтела, мелкие птички собрались в стада перед отлетом на юг. Река Цзаирмык-гол уже не бурлила грязными волнами, а спокойно катилась серебристой змейкой.

Ущелье Цзаирмык-гол на всем своем протяжении несет мягкий характер. Дно изобилует кустарниками, из которых преобладающим видом является облепиха; последняя, оригинально сплетаясь ковром, сплошь устилает береговую террасу; травянистая растительность взбегает по скатам гор довольно высоко. Затем венчают ущелье нависшие скалы. Голоса певчих птичек лились не переставая. Среди их, точно бабочка, порхал краснокрылый стенолаз, перелетая через ущелье.

Верхнее течение р. Сулей-хэ. При впадении Цзаирмык-гола в Сулей-хэ абсолютная высота нисходит до 11 550 футов; ширина долины простирается до 1 версты. Соединившись в одну реку, Сулей-хэ врывается в узкое ущелье, держась северо-западного направления. Общее протяжение этой реки достигает 650 верст. Половина этого протяжения составляет верхнее, горное течение, а другая — нижнее течение по равнине. Первые 200 верст река стремится на северо-запад по высокому плато, далее 150 верст [281] несется на север, в ущельях, которые часто суживаются, и, наконец, последние 300 верст течет по равнине к западу.

От места впадения Цзаирмык-гола до истоков Сулей-хэ оставалось 100 верст. Означенное расстояние пройдено нами в три перехода. На этом протяжении река несется в широкой долине, заключенной среди обеих цепей Да-сюэ-шаня. Только первые 10 верст долина имеет пятиверстную ширину; на всем же остальном пространстве — около двадцати. У истоков реки цепи соединяются между собою. Южная в этом месте понижается (Там находится удобный проход в долину озера Хара-нора); затем, через 20 верст, снова возрастает до страшной высоты. Эта, как бы отдельно выступающая снеговая громада, будучи поставлена на высокий пьедестал, кажется величественной. У туземцев означенная грандиозная, группа известна под названием Шаголин-намдзил. Она-то и дает начало Сулей-хэ на северном склоне, тогда как на южном находятся истоки Бухайн-гола. Что же касается низшей, северной цепи Да-сюэ-шаня, то она имеет более однообразный характер, хотя все-таки между снеговыми вершинами залегают седловины, через которые имеются проходы к реке Толай-гол, текущей к г. Су-чжоу. От подножья россыпей обеих цепей Да-сюэ-шаня сбегают луговые увалы в долину реки. Р. Сулей-хэ о это время несла свои прозрачные воды довольно плавно. С обеих цепей стремятся в нее горные речки; более обильные водою несутся с южных громадных снегов. По мере поднятия вверх, река беднеет водою; на втором переходе мы могли через нее переправиться; глубина не превышала 2—3 футов, ширина же реки все еще была 20—25 сажен. По сторонам выбегают ключи и лежат большие и малые озерки. Вперемежку с озерками разбросаны песчаные холмы; последние главным образом расположены на правом берегу реки и, в общем, напоминают харанорские барханы.

Растительность рассматриваемой нами части долины также не одинакова. Внизу она пышнее и представляет те же виды, которые замечены на Цзаирмык-голе. На самых истоках значительно беднее; здесь произрастает характерная представительница высот — тибетская осока и, кое-где, на южных скатах гор, крапива.

Животная жизнь богаче и разнообразнее; повсюду бродили стада диких яков, хуланов и антилоп-ада. Медведи, волки, корсаки, лисицы встречались также нередко. Зайцы выскакивали из-под лошадей на каждом шагу. Мой спутник Жаркой с одного места насчитывал их по 20—30 штук. Сурок показался только однажды и молчаливо исчез,— теперь настало время его зимней спячки. У корней низкорослых кустарников перебегали полевки. На открытых же глинистых площадях теснились миллионы пищух. Из птиц характерными представителями долины были сойка (Podoces humilis) и земляные вьюрки. В это осеннее время чаще встречались пролетные виды, которые держались по руслу реки и прилегающим озеркам. То были индейские и серые гуси, турпаны, утки-шилохвосты и чайки. Все эти пернатые [282] пользовались здесь лишь временным отдыхом перед далеким путешествием на юг. По утрам усталые странники покоились на берегу реки: одни из них спали, спрятав под крыло голову; другие сторожили покой; некоторые хлопотливо перелетали из стороны в сторону.

Истоки Сулей-хэ дали в нашу коллекцию два отличных экземпляра медведей; здесь же была убита и белая медведица.

Река Толай-гол. 9 сентября, на восходе солнца, мы двинулись к перевалу северной цепи. В воздухе было свежо: желтовато-зеленая поверхность посеребрилась инеем. Подъем на перевал прекрасный: луговой, покатый; абсолютная высота его 13 500 футов. Снеговые вершины стоят вдали. Вид с перевала на обе долины чудесен, в особенности на Сулей-хэ. Вблизи, у подножья северной цепи, вьется лента реки; рассыпанные по ее берегам озерки блестят точно бриллианты; вдали же возвышается снеговая громада Шаголин-намдзил, ледяная диадема которой, убранная лучами солнца, казалась неподражаемой. К северу, в свою очередь, виднеется горная цепь; на высших вершинах ее лежал небольшими пятнами вечный снег. По дну долины несется р. Толай-гол, к которой мы и направились. Достигнув берегов этой реки, мы сделали привал. Река Толай-гол в своем верховье имеет направление с юго-востока на северо-запад и, подобно Сулей-хэ, течет в широкой долине. Высота истоков Толай-гол 13 550 футов над морем. Наш бивуак расположен у самых истоков реки.

Ранним утром в воздухе было тихо, свежо; лишь с поднятием дневного светила царившее безмолвие нарушилось: большие тибетские жаворонки, представители высоких долин Нань-шаня, громко разносили свою песнь.

Водораздел. На следующем переходе, пройдя 7 верст, мы уже были на водоразделе рек Толай-гола и Тэтунга, принадлежащего уже к бассейну Желтой реки. Водораздел представляет собою высокое плато, устланное «мото-шириком»; последний отливал желтым увядшим тоном. По этой растительной полосе масса больших и малых озер. На востоке вдаль протянулись соседние цепи гор, покрытые вечным снегом. Вблизи наблюдателю представляется нудная панорама невысоких гор, изрезанных капризными глубокими ущельями, по дну которых, точно змеи, извиваются прозрачные ручьи и речки.

Истоки Тэтунга. По одному из таких ущелий пролегал наш дальнейший путь. Ущелье заключает истоки Тэтунга, образующегося из потоков с северной и южной снеговых цепей, с которых ниспадают роскошные увалы альпийских лугов. Местами, на дне долин, виднелись еще зеленеющие лужайки, окрашенные голубыми цветами генциан. Днем на солнце летали бабочки, мухи, жуки; сурки по сторонам звонко свистели. Словом, природа на этих высотах еще бодрствовала, а не отходила ко сну, как это было на только что покинутом плато «мото-ширика».

Первый ночлег на Тэтунге мы имели вблизи золотых приисков, на которых работало 25 китайцев из Синина. Рабочие живут частью в землянках, [283] частью в палатках; некоторые же просто в пещерах, устроенных под нависшими скалами. Говоря вообще, верховье Тэтунга, по всей вероятности, изобилует золотом, так как прибрежная, терраса, а нередко и ложе реки на значительном протяжении носят следы разработки. Судя по обросшим неровностям тех же береговых террас, можно думать, как давно происходит здесь добыча золота.

Благодаря присутствию людей в верховьях Тэтунга, нам удобно пройти по узким, глубоким ущельям, а также и без труда разыскать перевал. 11 сентября мы направились через северную цепь. Подъем и спуск перевала очень круты, но по умело проложенным тропинкам мы успешно перешли через снеговую цепь. Все соседние ущелья дики, извилисты, круты; вода стремительно несется, по временам низвергаясь каскадами. Через 14 верст мы достигли того места, где Тэтунг прорывает снеговую цепь, через которую мы только что перешли. Здесь мы разбили бивуак, чтобы обратно следовать уже через этот прорыв.

Возвращение. Желая познакомиться с верховьем описываемой реки, я налегке с проводником направился вниз по ее течению. Путь, как и прежде, шел на восток-юго-восток. Долина образуется снежными цепями гор. Через 20 верст в долину слева выходит ущелье, в котором течет многоводный приток. По слиянии с ним, река приняла солидные размеры: в ширину 20 сажен, при глубине 2—3 фута. Вода прозрачная, ложе каменистое, неширокое. По крутым скалам лепится древовидный можжевельник. Прочие кустарники пышно развернулись — облепиха доходит до четырех и более футов высоты. Увалы прикрыты роскошными травами. Места, куда ни взглянешь, просятся на снимок. Вверху — снега, скалы, россыпи, внизу — змейка чистейшей, как кристалл, воды; между ними волнистые увалы; по сторонам ручьев, изредка каскады,— все это сливается в общую гармонию, все это говорит о красоте Тэтунга.

Между тем запасы наши поистощились, животные, видимо, стали уставать, и я решил повернуть обратно, тем более, что до главного, бивуака по намеченному обратному пути предстояло пройти около 400 верст горами. Таким образом, отсюда до кумирни Чертынтон, через которую пролегал путь Н. М. Пржевальского, р. Тэтунг остается неисследованною европейскими путешественниками.

К вечеру того же дня вернулись на бивуак, где Жаркой, пользуясь свободным временем, привел в надлежащий вид две медвежы шкуры, а на следующее утро, пройдя через помянутый прорыв снеговой цепи, вступили в долину главнейшей ветви источников Тэтунга. Проследовав по этой реке вверх 15 верст, мы повернули к юго-западу — к южной снеговой цепи. Последняя, как сказано выше, составляет отрог горного узла Сулей-хэ. Вначале, с запада она тянется, почти не имея вечного снега, к востоку же от нашего прохода горы принимают мощный характер: там могучие льды ярко сияют на солнце, снежные поля величественны. Высота нашего перевала простиралась [284] до 13 400 футов над уровнем океана. Отсюда к югу виднеется широкая долина, простирающаяся с запада на восток и ограниченная на юге хребтом, исходящим от группы Шаголин-намдзила. Спуск в эту долину ничтожный — менее сотни футов. Здесь мы попали опять на истоки одной из главных ветвей Бухайна.

Грандиозный ледник. Эта водная ветвь зарождается от крайнего могучего ледника снеговой группы Шаголин-намдзил и сразу несется большой рекой (В осенний период времени размеры ее были таковы: ширина 10 сажен, глубина 1 фут) через озерное плато мото-ширика. Ледник этот резко бросается в глаза, поражая своею грандиозностью. Здесь, на месте, думалось мне, не найдет ли возможным совет Русского географического общества этот колоссальный ледник окрестить славным именем Пржевальского.

На истоках Бухайна снова встречены дикие яки и антилопы-ада. Их восточной границей географического распространения служит меридиан оз. Куку-нора.

Сделав диагональное пересечение описываемой долины, мы поднялись на невысокий перевал, абсолютная высота которого простирается до 13 500 футов; относительная не превосходит сотни футов. К юго-юго-западу снова виднеются горы; среди них несутся притоки Бухайна с той же снеговой группы Шаголин-памдзил. Спускаясь вниз, стоит только взглянуть к северо-западу, как глаз наблюдателя тотчас же невольно приковывается к одной из высочайших и характерных вершин этого горного массива. Могучая гора гордо возносит свою остроконечную коническую вершину в голубую высь. Словно исполин-страж смотрит она надменно по сторонам на нарожденные ею потоки (Абсолютная высота этой остроконечной вершины, вероятно, переходит за 20 000 футов).

Горы, стоящие впереди, составляют непосредственное продолжение отрогов главной группы. Вначале их покрывает бедная растительность; по мере же понижения раскидываются богатые, приветливые лужайки. Зверей по-прежнему встречалось много, причем больше всех интересовали нас медведи. Следуя к одной из луговых площадок, где было намечено место бивуака, мы заметили там же пестрого мишку. Спустившись в русло реки, караван временно остановился, я же, поднявшись на увал, направился к зверю, который был усердно занят ловлей пищух. Подойдя на двести шагов, стреляю. Медведь упал. Я иду к нему; но едва успел сделать десяток шагов, как зверь, поднявшись на ноги, злобно бросился на меня с громким ревом; не добежав, примерно, сажен пять, пищухоед также быстро повернул обратно... Признаться, я ожидал от зверя большей решительности и хотел хоть с одним из них серьезнее побороться. В уходящего же от себя медведя как-то стыдно было и стрелять; только оригинальная окраска зверя заставила скорее покончить с ним. Медведь был убит на той луговинке, где мы [285] рассчитывали остановиться, так что наша палатка и вообще весь маленький бивуак расположился рядом с трусливым пищухоедом (Всего убито медведей за две последних поездки семь).

Верховье Бухайна. Отсюда невдалеке к юго-востоку зарождается один из главных данников Бухайна — Шина. Эта река имеет до 70 верст длины и течет в юго-западном направлении. В своем нижнем течении она имеет до 20 и более сажен ширины, при глубине 2—3 фута; круто падающее ложе каменисто; замечательно прозрачные воды то катятся широко и плавно, то несутся широкими перекатами. Ущелье узко и обставлено скалами. Растительность как травянистая, так и кустарная богата.

Тангуты. Здесь мы встретили первых кукунорских тангутов; эти номады живут в черных палатках; число последних 30; палатки стояли чаще по две, реже по одной, иногда небольшими группами. Тангутские жилища располагались и по главному ущелью, и по боковым. Вблизи их стойбищ бродили домашние животные, бараны, яки, лошади; по обилию скота можно было судить о благосостоянии кочевников.

Покидая последние стойбища тангутов, мы в то же время оставили и реку Шина; она впадает в главную ветвь Бухайна, который здесь нес значительно меньше воды. В месте слияния рек раскидывается порядочная долина, растительная и животная жизнь которой напоминает куку-норскую равнину. Здесь уже появляется антилопа Пржевальского (Gazeila Przewalskii).

Отсюда мы направились вверх по правому притоку того же Бухайна — Хадир-голу. Этот последний, имея до 50 верст протяжения, нами пройден до истоков. Долина Хадир-гола узка; в нижнем течении она несет луговой характер; воды порядочно. По мере же поднятия вверх растительность беднеет и река становится маловодной.

Держа курс к северо-востоку, мы вскоре прибыли на верховье западного, последнего на нашем пути, данника Бухайна — Улан-энги-гола. Эта река зарождается в восточных снеговых горах хребта Гумбольдта, севернее Хадир-гола, от которого она отделяется цепью гор. Отсюда к северо-северо-западу открылись снеговые вершины Да-сюэ-шаня, у южного подножья которого волнуются воды Хара-нора. Бассейн этого озера граничит с бассейном Куку-нора плоскою возвышенностью, лежащею между хребтами Гумбольдта и Да-сюэ-шанем. Поднявшись на водораздел, мы увидели голубую поверхность знакомого нам озера. Туда несутся маленькие речки, среди постепенно понижающихся песчано-глинистых увалов. Изредка по их зеленевшим долинам блестят озерки.

Снова на озере Хара-норе. На другой день ранним утром мы уже были на восточном берегу Хара-нора; поздним же вечером, следуя по южному берегу, достигли того места, где впервые подошли к нему. Таким образом, озеро Хара-нор обойдено нами, за исключением лишь одного северного берега, определенного засечками. [286]

Теперь нам оставалось недалеко и до главной стоянки. Мы двигались быстрее с каждым днем, но зато сильно уставали. Свою истомленную верховую лошадь я оставил на Бухайне, а потому несколько дней следовал частью пешком, частью верхом. Значительная же высота и сравнительно большие переходы дают себя чувствовать. В два последних дня мы одолели 70 верст, перейдя хребет Гумбольдта по перевалу Бухын-дабану, подымающемуся над морем на 14 600 футов и лежащему восточнее нашего прежнего прохода.

Вид родного бивуака. Наконец, открылась долина; на желтом фоне осенней растительности резко выделялись белые палатки русской экспедиции. Поодаль паслись караванные животные. Нетерпение росло, ноги забыли усталость. Мысленно уже давно среди своих товарищей... В. И. Роборовский вернулся раньше несколькими днями; его маршрут был короче. Моя же последняя поездка по Нань-шаню заняла 22 дня и представляет сомкнутую кривую в 770 верст, пройденную без дневок.

Заметка о погоде. Придерживаясь известной системы, заканчиваю и этот разъезд заметкой о погоде. Время, проведенное в отсутствии и стоянке на урочище Горбан-ангыр-голе, заняло почти весь сентябрь. Район поездки обнимал высоко (10—15 тысяч) поднятую местность над уровнем моря. Погода характеризуется сравнительной ясностью неба, бедностью атмосферных осадков, довольно низкой температурой ночью и высокой днем.

В первой трети месяца день начинался тихим и ясным утром, что продолжалось часов до 10, редко до полудня. К этому времени уже появлялись облака вместе с ветром, обыкновенно юго-западным. Напряженность ветра и облачность достигали своего максимума к закату солнца, когда ветер принимал размеры шторма, а небо совершенно заволакивалось облаками. Иногда же ветер совершенно стихал и небо открывалось. Температура ночью спускалась, в среднем, ниже нуля, до — 10,0° С. По утрам земля серебрилась инеем; речки и озерки сковывались льдом. Вторая треть месяца была облачнее; изредка случались атмосферные осадки. Начало последней трети походило на вторую. По вечерам на востоке появлялась зарница.

Наибольшие и наименьшие показания термометра были следующие: в 7 часов утра +5,8°, —14,7°; в 1 час дня +24,0°, +7,5° и в 9 часов вечера +7,5°, —3,0° С.

Итак, закончились наши исследования Нань-шаня. Дни на главном бивуаке потекли однообразно. Добытое в экскурсиях приводилось в порядок. В то же время готовились к выступлению в Курлыкскую равнину. Курлыкский бэйсе (князь) уже присылал своих чиновников приветствовать нашу экспедицию.

Путь до Курлыка. 27 сентября экспедиция выступила в путь, держа курс на юго-юго-запад. На пути высится Южно-кукунорский хребет, разделяемый рекою Балгын-голом, текущим в Курлыкские озера, на две [287] параллельные ветви. Хребет весьма богат растительностью и животною жизнью. Перевалы обеих ветвей Южно-кукунорского хребта весьма удобны С последнего на юго-запад открылось взору одно из Курлыкских озер. Над Цайдамом висела пыльная дымка, хотя северная ограда Тибета — хребет Бурхан-Будда — обрисовывалась довольно ясно. Спустившись с перевала на первую луговую площадку, экспедиция разбила бивуак.

Расставаясь с горами надолго, мы (я и препаратор) устроили охоту за уларами. Эти большие птицы или громко свистели в скалах, или тихо кормились неподалеку от нашего бивуака. Стоило только подняться на боковой увал, одетый луговой растительностью, как уже в разных местах показывались желанные птицы. Улары большею частью держались в расщелинах гор, где тихо расхаживали целыми выводками. В один час охотничьей экскурсии мы вдвоем убили их восемь штук. По возвращении на бивуак, попив чаю и уложив добытых птиц, мы снова отправились на противоположную сторону ущелья. Здесь в большем количестве держались крупные улары (Megaloperdix Koslowi); тибетских представителей было меньше. Огромные красивые птицы, подобно прежним, держались многочисленными семьями. Соблюдение величайшей осторожности, необходимой вообще при охотах за этими птицами, было здесь излишне; улары тихо кормились и были беззаботны. В полчаса времени лежало в ряд 11 уларов, один другого лучше. В этот счастливый день лично я убил 10 уларов... Большие взяты все 11; из тибетских же отобраны четыре лучших экземпляра. Словом, коллекция пополнилась 15 интересными экземплярами, которые значительно украсили ее.

Невиданный и неслыханный случай в истории наших путешествий. Как бы порадовался незабвенный учитель, Н. М. Пржевальский, такому обилию двух пернатых представителей Нань-шаня и как часто, в минуты досуга, [288] вспоминал бы он такую оригинальную и баснословную охоту. Горы, широкий горизонт, отличная стоянка, обилие птиц и зверей вдохновили бы поэтическую душу, любителя природы к воспроизведению лучших и блестящих страниц, которыми украшены его описания путешествий.

Опускаясь в Курлыкскую равнину, мы ощущали все большее и большее тепло. С последних горных скатов, на которых виднелись отдельные деревья можжевельника и блестела желтоватая увядающая луговая растительность, мы увидели два озера. Северное, Курлык-нор, отливало серебристым цветом, ровным и гладким; тогда как южное, Тосо-вор,— темно-голубым, слегка переливающимся от напора ветра. Еще дальше, и мы были на равнине. Вместо луговой растительности — пыль, поднимаемая ветром и носящаяся в воздухе. Вместо голубого неба и яркого солнца—мутная дымка и тусклый диск дневного светила.

Пролет в сентябре. Список пролетных птиц за сентябрь месяц так же не богат, как и за август; количества же некоторых из них, в особенности крупных плавающих и голенастых, было значительно больше, чем в минувшие наблюдения, а потому пролет описываемого месяца казался более оживленным и богатым.

2 сентября в тихую ночь оставляли Хара-нор серые гуси (Anser cinereus); 6-го летели стадами, до сотни, скворцы розовые (Pastor roseus); 7-го серые журавли (Grus cinerea), сарычи (Archibuteo strophiatus); 8-го утки-шилохвосты (Dafila acuta); 9-го одновременно наблюдались скопа речная (Pandion Haliaetus), баклан большой (Phalacrocorax carbo), чайка-рыболов (Larm ichthyaetus), утка-кряква (Anas boshas) и зуек морской (Charadrius с antianus).

11 сентября замечен скворец обыкновенный (Sturnus vulgaris); 13-го овсянка (Emberiza Godlewskii); 15-го лунь полевой (Circus cyaneus); 17-го пеночка (Phylloscopus); 20-го при оз. Хара-нор держался у берега плавунчик круглоносый (Phalaropus hyperboreus) и пролетала над голубыми волнами чайка (Larus ridibundus).

21-го продолжали усиленно лететь крупные плавающие и голенастые, показанные в списке; 26-го дрозд рыжегорлый (Turdus ruficollis); 27-го жаворонок (Alauda); 28—30-го журавль черношейный (Grus nigricollis), гусь серый и, наконец, лебедь (Cygnus), почитаемый туземцами Центральной Азии за священную птицу.

Утром 1 октября экспедиция, переправившись через реку Баин-гол, расположилась бивуаком на ее левом берегу. В этой долине было значительно отраднее. Здесь собралось много пролетных птиц. В тихую, ясную ночь они уносились к югу.

В Курлыке экспедиция должна была простоять продолжительное время, необходимое на устройство склада и снаряжение нового каравана из вьючных яков для путешествия в Сы-чуань. [289]

Знакомство с Курлыкскими озерами. Тем временем я совершил поездку для съемки Курлыкских озер. С этой целью 6 октября я покинул бивуак. На этот раз меня сопровождал вахмистр отряда Иванов; вьюки — на верблюдах, сами — на лошадях. Проводником служил местный монгол.

Проверив снаряжение, мы быстро двинулись вперед на северо-запад. Первоначальный путь шел правым берегом Баин-гола, который через 7 верст впадает в озеро Курлык-нор с восточной стороны. Означенная река в своем нижнем течении направляется с юго-востока на северо-запад. Вода пресная и довольно чистая, но непрозрачная; ложе окаймлено низменными берегами. Ширина реки 15, редко - 20 сажен. В летнее время значительная часть влаги заливает левый берег, покрытый высокими камышами; с правого же, местами несколько возвышенного, берега подходит кустарник хармык, обрамляющий озеро широкой полосой. На севере горизонт преграждается пустынным горным кряжем, протянувшимся в юго-восточном направлении.

При впадении в озеро Баин-гол расширяется; от устья этой реки тянутся отмели. Всюду виднелись пролетные пернатые, тут были: лебеди, гуси, турпуны, крохали, чайки, несколько видов уток; иные стада перелетали с одной стороны озера на другую, некоторые, высоко поднявшись в воздух, хлопотливо направлялись к югу; треты мирно отдыхали по отмелям озера. Голоса птиц, раздавались везде; вдали и вблизи, низко и высоко; тепло, простор, обилие пищи — вот причины, по которым странники мало думали об отлете.

С вечерней зарей я расположился для отдыха на западном берегу Курлык-нора, с утренней же — снова пустился в путь. Воздух был напоен ночной влажной свежестью. Испуганные стада птиц с шумом вылетали, из соседних камышей, перемещаясь на открытые воды. Издалека приносились к нам мелодичные голоса черношейных журавлей; порою вблизи кричали лысухи. Вскоре затем взошло и солнце; прекрасен был восход над поверхностью озера: облака, словно горящие на огне, казалось, утопали в волнах Курлык-нора. Немного пройдя, переправились чрез проток, соединяющий северное озеро с южным. Дальнейший путь пролегал возвышенностью или перешейком озер. В юго-восточном углу северного озера, где выбегает прозрачный ключ, мы временно остановились. Озеро Курлык-нор было обойдено в полтора перехода. Несколько дольше, но таким же образом, мы обогнули и южное озеро. 8 октября, в 5 часов вечера, наш бивуак уже стоял на северо-западном заливе оз. Тосо-нора. В тиши залива, при устье протока, плавала масса птиц, которые часто перелетали, резко взмахивая крыльями, с северного озера на южное и обратно.

Отсюда же мы любовались заревом степного пожара (Горели камыши на восточном берегу Курлык-нора). Великолепен вид [290] его. На общем темном фоне резко выделялся красно-золотистый отблеск, порою закрываемый клубами дыма. Огненные языки, подымаясь высоко от земли, исчезали бесследно в выси. Вокруг пожара был заметен особенный свет, который, по мере удаления от огня, принимал мрачную, фантастическую окраску. В воздухе стоял страшный шум от горящих камышей. Местные кочевники, спасаясь от огня, торопливо бежали на глинистые площади. Пролетные птицы также волновались, по сторонам неслись их тревожные голоса; некоторые стаи залетали в область дыма и, как угорелые, мчались оттуда куда попало. На следующий день густой дым окутал окрестность: дышалось тяжело; солнце светило в виде бледного диска.

В это время мы уже следовали вверх по течению протока, соединяющего озера. Этот последний выбегает из юго-западного угла Курлык-нора, впадая в северо-западный залив Тосо-нора. Направление протока посредине изменяется из юго-западного в юго-восточное, в первой половине вода несется стремительно по галечному ложу, во второй — тихо струится по глинистому; ширина на всем пространстве одинакова — 20 сажен, при глубине в единственном месте брода 2—3 фута.

Переправившись через проток, мы двигались прежней дорогой до ключа Сэйн-намык. По всей южной окраине Курлык-нора держалось много птиц. Из них самым интересным был черношейяый журавль (Grus nigricollis), найденный и описанный H. M. Пржевальским в его первое путешествие по Нагорной Азии. В нынешнее странствование мы увидели этих птиц в первый раз. Подобно другим болотным обитателям, журавли были весьма доверчивы, и держались чаще парами, реже по 3—4 особи вместе. Верхом, на лошади я подъезжал к ним на выстрел дробью: таким образом добыл три роскошных экземпляра. Испытав преследование, журавли уже издали поднимали головы, зорко следя за охотником; за 200—300 шагов они издавали крик, затем, разбежавшись по земле и тяжело взмахивая крыльями, перемещались в безопасное место. Осиротелые птенцы держались или вблизи того места, где погибли их родители, или же, если охотник не удалился, поодаль. Отлетные стайки журавлей состояли из 10 и самое большое из 12 особей, по крайней мере, по нашим наблюдениям. На соседние болота черношейные журавли прилетали по Баин-голу и обыкновенно но утрам. Радостно кричали, они, завидев удобное место отдохновения, и медленно, склоняясь дугою, опускались на землю.

Поохотившись за журавлями, мы направились к бивуаку. Путь проходил восточной окраиной камышей, среди которых синеющий дымок выдавал присутствие жилищ номадов. В полдень мы уже были среди экспедиционной семьи.

Курлык-нор. Оз. Курлык-нор лежит на Курлыкской равнине неподалеку от подножья Южно-кукунорских гор. Абсолютная высота этой равнины 9170 футов. Окружность пресноводного озера — 33 версты. Цвет воды сероватый. Низкие берега обильно поросли камышом; более [291] возвышенные — хармыком. Глубина озера только в северо- и юго-западном углах порядочная — 4—6 сажен, на всем же остальном пространстве — незначительная. Озеро питает р. Баин-гол, получающая начало в снеговых горах Нань-шаня; прорвав Южно-кукунорский хребет, она вливается в озеро с востока. С северо-запада течет Балгын-гол, но его воды поглощаются пашнями курлыкских монголов. В юго-восточном углу озеро переходит в обширное болото, покрытое высокими камышами. Сюда на зиму собираются монголы. Южной границей Курлык-нора служит песчано-каменистая возвышенность, прорезаемая протоком вод из северного озера в южное, т. е. в Тосо-нор.

Тосо-нор. Последнее, занимая площадь, вдвое большую, нежели Курлык-нор, не имеет стока и потому содержит горько-соленую воду. Песчано-глинистые берега озера местами значительно возвышены и причудливо изрезаны заливами. В северной и южной частях озера находятся небольшие, но возвышенные острова. Глубина описываемого озера много превосходит глубину северного. Рыбы нет. Цвет водной поверхности темно-голубой, что особенно красиво при сероватом фоне окрестности. Там и сям по Тосо-нору виднелись лебеди, качаемые, темно-голубыми волнами.

По берегам озера во многих местах имеются молельные «обо». Самое главное на северном — «Цаган-обо» — находится на высокой горе, круто ниспадающей к озеру. С этой высшей точки открывается превосходный вид на всю озерную поверхность Тосо-нора. Воображение монголов создало мифических животных, обитающих в озере. Впрочем, по рассказам, много лет прошло со времени последних их явлений людям.

Окрестность Тосо-нора печальна. Изредка на низкой террасе стелется камыш; на более возвышенных местах растут гребенщик и хармык; несколько чаще встречается саксаул. Животная жизнь также бедна; из млекопитающих замечены следующие виды: харасульта, лисица, заяц и тушканчик; представителями пернатых являются: саксаульная сойка, горная чечетка и два вида жаворонков (Otocorys albigula, Alaudula Seebohmi).

Последние пролетные птицы. 3 октября замечены при Баин-голе запоздавшие пролетные: цапля серая (Ardea cinerea), шеврица (Anthus spinoleita), летевшая стайками вместе с белыми плисицами; тогда же был наблюдаем дважды, одиночками, чеккан (Saxicola); на воде держался стайкой крохаль большой (Mergus mergauser); 6-го на Курлык-норе, помимо указанных птиц, было много уток-нырков (Fuligula rufina, F. ferina, Nyroca ferruginea), камышница зеленоногая (Gallinula chloropus); 7-го периодически днем несся к югу стайками стриж башенный (Cypselus apus). В то же время стада гусей и уток прибывали с севера и оставались некоторое время в Курлыке на смену уносившимся к югу.

12 октября летела шилоклювка (Recurvirostra avocetta); этот вид может собою закончить — если не считать слишком запоздавшего появления плисицы (Motacilla baicalensis), отмеченной в журнале 30 октября,— [292] небольшой список пролетных птиц за минувшую осень. Теперь попадались те немногие виды их, которые по какой-либо причине остались здесь на зимовку, держась на болотах, где местами встречаются незамерзающие в течение всей зимы ключи.