Чудовище Тао-у ¹

Анонимный автор

(Фрагмент из романа XVII века. Глава XVIII)

В стихах говорится:

Беды и радости:
Они не бывают случайны.
Им предшествует пренепременно
Какой-то прошлый поступок.
Когда гнев тебя распирает,
Ты как бы не ведаешь страха.
И не представляешь, что где-то
Иные миры существуют.
Когда свалились беды,
Ты демонов-чудищ встречаешь.
А коли счастья звезда засияла,
Значит, судьба столкнула с бессмертным.
Вот добрый совет всем людям:
Отбросьте прочь суету и метанья.
Иначе рассеется сон, что снился
В цветах и при ясном солнце. [111]

Итак, нам известно, что старый наставник-даос одним пинком ноги отправил Вэй Чжунсяня в канаву. Чирьи, покрывавшие тело, тут же лопнули, и его кожа покрылась смрадной слизью. Вэй попытался было выкарабкаться из канавы, но не тут-то было - ничего у него не получилось. И тут к канаве подошел Сюань-лан, то бишь Темный.

- Эй, что ты там делаешь? - крикнул Темный.

- Я хотел найти Учителя и пошел к его обиталищу, но дверь оказалась закрытой. Только я отошел от ворот, как вдруг появился он сам. Как видно, он решил, что я жулик, и дал мне пинка, вот я и скатился в эту канаву. Помоги мне выбраться, отец! - в голосе Вэя слышались просительные нотки.

Темный подозвал еще одного монаха и с его помощью вытащил Вэя из ямы. Он дал ему ковш с водой, чтобы тот отмыл следы грязи, и велел переодеться в посконную куртку, после чего накормил его рисом. Вэй проглотил не меньше двух мисок. После трапезы Темный предложил:

- Иди отдохни. Там, позади, есть удобное место!

Старый монах, что стоял поодаль, выразил по этому поводу свое недовольство, но Темный его урезонил:

- С любым человеком может случиться беда, как произошло с ним, и ему нынче нужна наша помощь. Это куда полезнее, чем заниматься самосовершенствованием... К тому же он нас не объест. И вот еще что я думаю: судя по его виду, он вряд ли в своей жизни останется таким же бродягой-горемыкой!

- Глядишь, станет еще большим вельможей, - буркнул старик. - Вот уж тогда он тебя отблагодарит!

Темный рассмеялся.

- Я собираюсь ему помочь, вовсе не ожидая от него благодарности. Вспомни, что говорил наш наставник и патриарх: «Яви в душе своей состраданье, и пусть распространится оно на весь белый свет!»...Если сей человек избавится от своих недугов, ему вряд ли придется беспокоиться о лишней миске риса!

Старик-монах не стал спорить с Темным, хотя остался недоволен его словами. Он молча удалился.

Вэй последовал за иноком-даосом, которому Темный велел постелить для гостя свежей травы на ложе. Вечером Темный принес триста монет. [113]

- Это тебе на расходы! - сказал он, вручая деньги. - Завтра я отправляюсь в деревню, чтобы собрать аренду, вернусь, как видно, дней через десять, а может, поболе. Я наказал нашему даосу, чтобы он каждый день приносил тебе еду. Хочу напомнить, что в келью Учителя вход тебе заказан, так как наш наставник чужих людей не терпит. Глядишь, снова тебя накажет. Вот так-то. Когда я вернусь, я о тебе позабочусь.

- Благодарствую, учитель, за доброту! В свое время я сполна тебе отплачу! Как в той поговорке: «Настанет день, и птица в клюве принесет кольцо, а старец пучком травы отгонит ворогов» ².

- Сейчас об этом говорить не стоит, главное, - выздоравливай, лечи свои раны, - с этими словами Темный удалился.

Поначалу инок-даос приносил Вэю еду вполне исправно, однако старик монах, узнав об этом, делать ему это запретил. Триста монет, которые Темный передал Вэю, скоро исчезли, и Вэю снова пришлось положить зубы на полку. Стоял пятый месяц, дни были долгие, а потому терпеть муки с утра и до вечера ему было просто невмоготу. Живот сводило от голода, и ему в конце концов пришлось выйти на улицу. Но едва он приблизился к воротам какого-то дома, намереваясь сесть и попросить милостыню, хозяева дома, зажав носы от смрада, что исходил от его тела, с бранью отогнали его прочь. После очередной неудачи удрученный Вэй в конце концов нашел местечко и опустился на землю. «В суме моей ничего не осталось, продать решительно нечего! - думал он. - Разве только вот эти четки. Попробую их продать, может, что-нибудь и дадут!» После того как его скрутил недуг, он очень беспокоился за свою драгоценность. Очень боялся, что кто-то их украдет, а потому вымазал четки в липкой глине. Нынче он ее отскоблил и четки блестели, как новенькие, радуя его взгляд. Как говорится: «Взглянул на вещь и тут же вспомнил самого человека!» Вот так и нынче.

На глаза Вэя навернулись слезы. «Ах, мои четки, мои четки! - про себя воскликнул он. - Я вспоминаю те счастливые мгновения, когда вас ласкала ручка красавицы, а я в то время льнул к ее яшмовому стану. Я, ничтожный Вэй Цзиньчжун, удостоился любви прекраснейшей из дев - Лунной сестрицы. Помню, мы сидели тогда, тесно прижавшись друг к другу, и я ощущал тончайший аромат ее пудры и помад. Как и ты, мое сокровище, я мог в полной мере наслаждаться всеми ее прелестями. А нынче? [114] Я превратился в жалкого бродягу, который корчится в смрадной пыли, а ты замарано липкой глиной. Наконец-то я отчистил вас и вы засияли вновь! Увы, кто знает, когда такие же блистательные дни наступят и для меня?!» От печальных дум его глаза заволокло слезами.

Однако надо было двигаться дальше. В голове мелькнула мысль: «Все, я решил! Мы жили вместе и умрем вместе!» Но тут же он подумал: «Если я протяну ноги с голоду, мои четки окажутся в чужих руках. Так лучше мне сейчас их заложить, а потом, быть может, удастся их выкупить!» С этим решеньем он пошел искать ломбард.

Возле Больших ворот он нашел то, что искал, - закладную лавку. Он с опаской переступил порог.

- Эй, чего тебе? - раздался голос приказчика. - Мы милостыню не даем!

- Я пришел не за подаянием.

- Если ты не попрошайка, значит, мошенник, - решил приказчик.

- Мне нужны деньги под залог! - промолвил Вэй.

- Что там у тебя, показывай! - приказчик осклабился. Вэй положил на прилавок свою драгоценность.

- Вешица что надо! - воскликнул кто-то из посетителей лавки. - Не иначе, он ее упёр! Откуда у побирушки такая драгоценность?!

Однако кто-то за Вэя заступился:

- А, может, он вовсе и не нищий, а бродячий торговец, которого по дороге ограбили разбойники. Может, он заболел и остался в наших краях. Намедни, помнится, он еще заложил и одеяло. Значит, и эта вещица принадлежит ему!

- Нет-нет! Он непременно их у кого-то стащил! - вмешался в разговор еще один посетитель, разглядывая четки. - Гоните-ка его взашей!

Приказчик погнал Вэя к двери, не забывая при этом награждать пинками и подзатыльниками. Четки остались в лавке. Вэя душила злость, но делать нечего - пришлось убираться прочь. На улице вдруг послышались крики.

- Расступись! Наш господин изволит ехать на пир!

В паланкине, который появился на улице, восседал молодой человек весьма изысканной внешности. [115]

- Отчего здесь у дверей толпятся нищие? - спросил он у привратника. Вэй Цзиньчжун грохнулся перед ним на колени.

- Почтеннейший господин, спасите меня, ничтожного! - жалобно застонал он. - Обращаюсь к вам с жалобой!

- Что там у тебя?

Вэй стал обстоятельно рассказывать, что с ним произошло. Присутствующие его слова подтвердили. Молодой господин вошел в ломбард и потребовал у приказчика вещь, которую тот отнял у нищего бродяги. Скрыть четки было невозможно, и приказчик протянул их гостю. Барин внимательно осмотрел сокровище Вэя.

- И верно, вещь отменная! А ну, позовите-ка его сюда! Вэй, войдя в лавку, тут же опустился на колени.

- Встань! - приказал молодой господин. - Эти четки действительно твои?

- Именно мои и есть! - промолвил Вэй.

- А как они к тебе попали?

- В свое время я, ничтожный, имел солидный капитал, однако несколько лет подряд мне сильно не везло. По этой же причине я и застрял у вас. Что до сей вещицы, то, вправду, она моя, я ношу четки чуть ли не с детства. Нынче хотел их заложить, да только у меня не получилось - приказчик их отнял, сказал, что они-де краденые.

- Они и есть краденые! - проговорил молодой господин. - Однако отнимать их я у тебя не стану. Ты мне их продай, я дам тебе несколько лянов серебром!

Вэй Цзиньчжун, однако, продавать сокровище не захотел и проявил упрямство.

- Ну, если продавать не хочешь, тогда отдай их под залог: дам десять лянов. Вот!

Вэй с благодарностью принял серебро и, весьма довольный сделкой, вышел из ломбарда. Прежде всего он поменял часть серебра на медяки и отправился в трактир, где сытно поел и выпил. Что делать дальше? Ничего путного в голову не приходило. И вдруг он подумал: «Сейчас мне лучше вернуться домой, потому как весь мой капитал все равно вылетел в трубу. Мало того, что я стал нищим, я еще и нехорошую болезнь подцепил - весь чирьями покрылся! Пора кончать с бродяжничеством! Вряд ли отыщу для себя тихое местечко, даже если доберусь до самого края небес! Одним [116] словом, надо возвращаться. Может, как-нибудь перетерплю и проживу, ведь у меня еще сохранились домишко и клочок земли. Итак, в путь - домой!» Мысль о возвращении в родные края глубоко запала в душу Вэя. Он купил кусок холстины и вернулся в храм. По дороге он встретил Темного.

- Для чего тебе эта холстина? - поинтересовался Темный. Вэй рассказал ему о своем намерении вернуться домой.

- Если у тебя есть дом, то, ясно, тебе надо туда вернуться, - согласился тот.

Вэй Цзиньчжун отнес холст портному, который сшил ему полный набор платья. К новой одежде Вэй добавил шапку и туфли с чулками.

Весть о том, что у Вэй Цзиньчжуна завелись деньжата, скоро докатилась до нищей братии. Приятели потребовали от него выпивки. Вэй, оставив деньги у Темного, пытался объяснить:

- У меня с собой нет ни гроша, а идти к Темному мне негоже!

- А тебе нынче и не придется платить, - успокоил его кто-то из нищей братии. - Сегодня приглашаем мы и заплатим за тебя тоже!

Вэю так и не удалось от них отделаться, пришлось вместе со всеми идти в трактир, где приятели устроили веселую попойку, которая продолжалась чуть ли не полный день. Вернувшись, Вэй стал собирать свои пожитки. Надо было покончить с некоторыми делами, на которые, как оказалось, ушло несколько дней. Но вот, наконец, настала пора отъезда. Он пошел к Темному проститься. Тот ему сказал:

- Ты сейчас находишься в зрелых годах. У тебя внушительный облик, а это значит, что тебя ждет славное будущее. Вот, возьми свои деньги; я их сохранил в этой котомке! Здесь целая тысяча медью. - Он отдал деньги, а вдобавок подарил ему синий халат даоса и наказал иноку хорошенько покормить Вэя перед уходом. Поутру после трапезы Вэй направился в келью настоятеля, чтобы поблагодарить старика-даоса и Сюань-лана. Во время прощанья он даже немного прослезился. Закинув за спину котомку со скарбом, он не спеша удалился. У последних городских ворот его поджидала целая орава нищих. Толпа побирушек потащила его по узкой тропе куда-то в сторону, хотя он собирался идти по большой дороге.

- Эта дорога намного короче! - объяснили нищие. [117]

- К тому же там у нас припасен жбан с вином, правда, не слишком крепким. Мы решили устроить тебе проводы! Хорошенько выпьешь и ловчей до дома доскачешь!

Отказаться от приставаний нищих было невозможно, и Вэй им уступил. Вскоре на их пути появилась река. Нищие усадили Вэя в тени ив. Они извлекли из своих котомок несколько сосудов с вином и снедь, завернутую в листья лотоса. Вэя принялись щедро потчевать вином. Одна чарка следовала задругой. Скоро Вэй напился до бесчувствия и, повалившись на землю, мгновенно уснул. Нищие раздели его догола, потащили к реке и бросили в воду. Его вещи они разделили между собой, после чего мгновенно исчезли.

Поток воды мчался подобно выпущенной излука стреле. Тело несчастного в конце концов пригнало к противоположному берегу, и волна выбросила его на отмель. В это время у реки оказались две собаки. Псы подбежали к человеку и принялись обнюхивать его со всех сторон. То ли от недавно выпитого вина, то ли от того, что тело Вэя долго била волна, но его детородный член - носитель стихии Ян - странным образом вскочил торчком. Собаки (а животным, понятно, все равно во что вцепиться) разинули пасти и мигом откусили уд вместе с мошонкой. Вэй, хотя и находившийся в пьяном угаре, все же почувствовал в теле боль. Он вздрогнул и перевернулся. Его тело скатилось к воде. Набежавшая волна мигом смыла его в реку. Казалось, несчастный потерял все признаки жизни. Вот уж поистине: какая жалость! Целых полвека он ходил средь отважных героев, но вот однажды оказался в реке, и волна унесла его прочь.

Итак, Вэй Цзиньчжун утонул, однако его дух полностью не ушел в Темный Мир. Каким-то образом Вэй вновь очутился на берегу. Он с трудом поднялся и поплелся вдоль берега реки, пока не добрел до ее горловины, где заметил две тропы, по которым шли [118] люди: мужчины и женщины. Одна тропа показалась ему светлой, а вторая темной. «По какой из них мне лучше пойти? - задумался Вэй и присел, не зная, что ему делать дальше. Вдруг он услышал крики: так обычно сгоняют людей с дороги, когда по ней едет какое-то важное лицо. Вэй решил, что, пока не поздно, ему где-то лучше схорониться. В этот момент на темной тропе появилась кавалькада всадников весьма воинственного вида. И вот что он увидел:

Расшитые стяги трепещут,
Развеваются гордо знамена.
Желтые балдахины
Поднимают придорожную пыль.
Пики и боевые секиры
Сверкают, как осенний иней.
Мечи и другое оружие
Сияньем способны снег устыдить.
Звенят медные гонги:
Кажется, что в Северном море
Зеленый Дракон встрепенулся ³.
Гудит разукрашенный рог:
Значит, в Южных горах далеких
Белый Тигр появился ⁴.
Под стягами воины скачут,
Разделившись по восьми Триграммам ⁵.
Знамена, хоругви взметнулись
Со всех четырех сторон.
Два Златых отрока юных ⁶
Крепко держат в руках
Яшмовую печать с багряными письменами ⁷.
Л небесные полководцы ⁸
То и дело отдают приказы,
Подняв алебарды и желтые стяги.
Вот уж поистине:
Облака клубятся,
Осиянные лунным светом,
Небесный шатер всеславный
Отдалился от Палаты Ковша ⁹.

Всадники пара за парой промчались мимо Вэй Цзиньчжуна, однако ему все-таки удалось заметить, что на последнем коне [119] восседает какое-то странное существо. Вэю сразу бросился в глаза его удивительный облик:

Длинные волосы в пучок стянуты сзади,
Украшена драгоценным жемчугом шапка.
Он облачен в халат светло-желтый,
Расшитый сплошь богатым узором.
В поясе стянут поясом желтым,
Кушаком с пластинами из нефрита.
Оплечье все расшито цветами
И фениксами в легком полете.
Крупный лик его,
Словно луна в дни полнолунья.
Сверкают глаза его,
Как серебряные звезды на небе.
Он высокое имя несет Дунъюэ ¹⁰
И стоит в ряду сяней бессмертных.
Бескорыстный чиновник-судья,
В Темном Царстве он занимает почетное место.

Странное существо, а это был, конечно, дух, остановило коня и, ткнув плетью в сторону Вэя, громко крикнуло:

- Как я вижу, здесь бродит душа живого человека! Какой-то старец, стоявший у обочины, быстро подошел к всаднику и, склонившись в поклоне, с почтением промолвил:

- Это - Вэй Цзиньчжун, которого прибили нищие бродяги. Однако годы его жизни еще не прервались. Почтительно прошу всемилостивого владыку отдать на сей счет свое распоряжение!

- А есть ли у него какое-то жилище? - спросил дух.

- Его обиталище цело, - ответил старец, - мы велели речным духам его сторожить. Но путь его в Светлый Мир, конечно, затруднен!

- Значит, таковы его Небесные числа ¹¹, - дух улыбнулся. - Верните его обратно в мир людей, да поживей!

Старец выслушал приказ и, встав с колен, подошел к Вэю, а кавалькада всадников помчалась вперед, подобно пущенной из лука стреле. Во мгновенье ока они исчезли, словно растворились в небе. Старец повел Вэя в том же направлении, куда ускакали всадники. Через некоторое время Вэй заметил лежащего на земле человека. Старец трижды назвал имя Вэй Цзиньчжуна и пнул [120] лежащего ногой. Человек вздрогнул и зашевелился, будто пробудился ото сна... Вэй огляделся по сторонам: он лежал возле самой кромки воды. Прошло какое-то время, прежде чем он полностью пришел в себя. Его сознание прояснилось. Он попытался привстать, но тут к своему удивлению обнаружил, что он совсем голый - на теле ни лоскутка. Неподалеку на берегу он заметил кумирню и попытался добраться до нее ползком. Каждое движение причиняло ему невероятную боль в нижней части живота. Он пощупал рукой причинное место - его детородный уд исчез, а рука окрасилась кровью. Вэй страшно перепугался. «Что это: дурной сон?» - подумал он, но тут же в голове мелькнула мысль: «Все ясно! Нищие, позарившись на мои деньги, напоили меня допьяна, а потом отсекли мою плоть, может быть, даже хотели совсем меня прикончить. А может быть, я действительно умер и уже после своей смерти встретил духа, который сообщил мне, что дни моей жизни пока еще не исчерпались, и позволил вернуться в светлый мир людей... Но по-моему, в этом месте, куда меня занесло, никто не живет, а я, как на грех, страшно проголодался, к тому же остался без платья. Что мне делать?» Рана продолжала кровоточить, а боль не только не прекратилась, но даже усилилась. Никаких снадобий, способных остановить кровь, у него под рукой не было, однако в кумирне, куда он сейчас проник, Вэй заметил курильницу, полную золы, оставшейся после возжигания благовоний. Он взял пригоршню и приложил золу к ране. Удивительно! Кровотечение сразу прекратилось, а боль вроде исчезла. Оказывается, старая зола является прекрасным средством, способным остановить кровотечение [121] и ослабить боль. Он не знал этого надежного средства и использовал его совершенно случайно. Вэй провел в кумирне целую ночь. На рассвете следующего дня в его голове снова возник прежний вопрос: что делать? «Хотя я и жив, но остался без платья и пищи. Как быть дальше?.. Впрочем, если здесь существует кумирня, значит, поблизости живут люди. Надо попытаться их найти и попросить у них еды, чтобы как-то утолить голод... Но как я покажусь им на глаза в таком виде, ведь на мне нет ни единого лоскутка?» Внезапно его взгляд упал на изваяние священного кумира, перед коим он заметил полотнище. Вэй оторвал кусок материи и прикрыл чресла. Потом он отломал от изгороди жердь, которая стала его посохом. На него можно было удобно опереться. Главное - постараться как можно скорее найти людей. Он брел долго, почитай полный день, но так никого и не встретил. Тропа постепенно привела его к горам. Дальше идти было уже невмоготу. Его мучил голод, уставшие ноги не слушались, из раны снова стала сочиться кровь. Он в изнеможении опустился на крупный валун. «Самое важное - раздобыть что-то поесть», - подумал он и приподнялся, собираясь двинуться дальше, как вдруг вдалеке заметил фигуру человека. «Наконец-то! Это - мое спасенье». Он с трудом двинулся навстречу путнику, а когда подошел к нему ближе, увидел, что перед ним монах.

Старый инок, что явился в горах,
Обликом чуден и странен.
Детина высокий и дюжий,
Телом весьма толстобрюхий.
Лик - все равно что днище котла,
Очень свиреп и ужасен.
Медные серьги сверкают в ушах,
Ярко сияют на солнце.
Тело прикрыто листами хурмы -
Как видно, это его хламида.
В руках его ветвь благовонной лианы ¹² -
То его монашеский посох.
Вот так, очевидно, Шестой Патриарх ¹³
Идет из Небесного Зала,
Иль лама-монах из западных стран
Являет свой лик иноземный.  [122]

Когда странный монах подошел ближе, Цзиньчжун бросился перед ним на колени.

- Учитель, спасите!

- Как ты оказался в этих пустынных горах один-одинешенек? Здесь обитают лишь тигры да волки! - проговорил инок.

- Ничтожный попал в беду: меня бросили в реку, однако мне удалось спастись. Потом я заблудился и случайно забрел сюда. Помогите, учитель!

- Здешние горы глухие, жилища людей отселе далеко. И все же тебе придется идти туда, где живут люди. Ты можешь там просить подаяние.

- Но я не знаю дороги, к тому же я три дня ничего не ел, - вскричал Вэй. - Покажи, учитель, куда мне идти!

- А ты можешь двигаться? Покамест пойдем в мой скит, там перекусишь!

- Я непременно пойду за тобою, учитель! - воскликнул Вэй Цзиньчжун и поплелся вслед за монахом, но тот передвигался с такой скоростью, что Вэй быстро от него отстал.

- Обожди, учитель! - взмолился бедняга.

- Брось свою жердь и возьми мой посох. Он поможет тебе идти!

Вэй взял из рук инока посох и пошел дальше. И вдруг он почувствовал в теле необычайную легкость. Странное дело: он двигался теперь так же быстро, как и монах. Они подошли к горловине ущелья. Кругом громоздились высокие горы. Вот что увидел путник:

Монах продолжал вести Вэя все дальше. Им пришлось преодолеть несколько крутых перевалов, пройти мимо отвесных утесов, взметнувшихся к самому небу, пересечь несколько рощиц, пока они не углубились в самые теснины гор. Вокруг расстилался край пышной зеленой растительности, на которую невозможно было смотреть без восхищения. Однако давала о себе знать усталость. И тут они поднялись еще на одну из вершин.

- Вон под теми соснами находится мой скит! - монах показал на две громадные сосны вдалеке.

По склону горы они спустились вниз, и прошло еще некоторое время, прежде чем они оказались возле громадных деревьев. Сосны поражали своим величием.

Словно зонт вверху иль балдахин,
Устремился ввысь древний ствол,
Извиваясь, словно дракон.
Причудливо сучья торчат.
От холода и жары
Стала бронзовой древа кора.
От инея и ветров
Черен стал ствол в двести чи высотою.
Верхушка достигла туч, [124]
Где летает белый журавль
Переплелись все корни сосны,
А средь ветвей обезьяны буянят.
Из древесины такой сосны
Можно сделать стропила и балки.
Прекрасное древо это - знак
Высокодостойного, благородного мужа.

Есть еще один стих, воспевающий величие этих прекрасных дерев:

Ствол деревьев похож на дракона,
Ветви и сучья скрючены дивно.
Лучи ясной луны освещают
Макушки гор высоченных.
В горах Тайюэ ¹⁴ великих
Поклонялись всесильным духам.
Но трудно было сказать,
Какой удел ожидает
Древнюю Цинь, что была когда-то ¹⁵.

Тень от кроны двух величественных сосен высотой во много чжанов покрывала площадь более десяти му. У основания деревьев, среди белых камней, лежал пруд с чистейшей водой бирюзового цвета. По берегам прекрасного водоема росли роскошные травы и бамбук. Взор путников ласкали цветы великолепных хризантем. Однако никакого жилья Вэй не заметил. Старый монах привел его к небольшому заливу, где Вэй увидел у отвесной скалы небольшое строение без окон, крытое листьями пальмы. Со всех сторон хижину окружала бамбуковая ограда. Монах толкнул дверь и предложил своему гостю войти. Положив посох на землю, он кинул туда же соломы, давая понять, что Вэй может присесть.

- На, поешь немного, утоли голод! - монах протянул Вэю крупный клубень печеного таро-юйтоу величиной с добрую кружку, который он извлек из печурки. Себе он взял клубень поменьше. Вэй настолько проголодался, что ему было решительно все равно, что есть. Клубень показался ему необычайно вкусным и ароматным, он проглотил его почти разом.

- Видно, и впрямь ты сильно изголодался! - рассмеялся монах и протянул ему половину своего клубня. Цзиньчжун не замедлил съесть и его. Он почувствовал, что немного насытился. [125]

До сего времени монах не пытался узнать, как его зовут и откуда он родом. Сейчас инок сидел в молитвенной позе, низко склонив голову.

Но вот, наконец, монах вышел из состояния безмолвного созерцания и потянулся рукою к сосновым веткам, лежащим на земле. Затем он достал фарфоровый кувшин и отправился с ним за водой к пруду. Монах собирался сварить горный клубень шаньяо вместе с кипеной - хуанцзин. Каждый съел по две плошки этого кушанья, после чего оба отправились на покой.

На следующий день, как и накануне, Вэй среди пищи, которую ему пришлось отведать, риса по-прежнему не заметил, а вместо чая он довольствовался настоем из листочков кипариса. Вэй остался недоволен, хотя острого голода и не чувствовал.

Прошло несколько дней. Монах ему как-то сказал:

- Я давно уже отвык от риса и вполне довольствуюсь снедью, которую сам добываю в горах. Ты, по всей видимости, к ней еще не привык. Нынче я попытаюсь спуститься с гор и там достать для тебя немного риса. Поэтому последующие три - четыре дня тебе придется жить одному. Думаю, еды на это время хватит, только тебе придется ее самому готовить, - он протянул Вэю посконную куртку, а сам набросил на плечи накидку из пальмовых листьев и направился к двери.

- Помни, здесь повсюду бродят дикие звери: волки и даже лютые тигры. Поэтому ночью из хижины не вылезай! - напутствовал он своего гостя.

Монах пошел прочь, да так быстро, словно летел на крыльях. Стало смеркаться. На небе появилась луна, от которой стало светло, как днем. Вэй не знал, какой нынче день, однако по очертанию луны понял, что то была первая половина месяца. Он не забыл о предостережениях монаха, поэтому не рискнул выходить [126] из хижины, а лег спать лишь тогда, когда наглухо закрыл дверь тростниковой циновкой, которая использовалась и как подстилка при моленье. Дни стояли погожие, ясные. В светлое время Вэй разгуливал по ближней рощице. Как-то он остановился возле пруда, на берегу которого цвели хризантемы. «Я покинул Чанчжоу в седьмую луну, - подумал он. - Судя по тому, как пышно распустились цветы, сейчас, по-видимому, уже наступил месяц сентябрь. Верно говорили раньше: "В горах не считают дней. Кончился хлад, а ты даже не знаешь, какой год наступил". Как приятно, что сейчас так тепло!» Он сел у кромки воды и погрузил в нее ногу, собираясь ополоснуться и помыться. Правда, он опасался, что пруд может оказаться глубоким, но его нога наткнулась на камень: значит, здесь мелко. Он осторожно погрузился в воду, а потом, усевшись на камень, принялся мыться. Он мылся долго, пока не отмыл все следы запекшейся крови. Он испытывал теперь огромное удовольствие. Тем временем спустились сумерки, и вновь лунные лучи осветили окрестности. Тени сосен, [127] упавшие в пруд, походили на резвящихся в воде драконов. Еле сдерживая в груди чувство удовольствия, он приблизился к самой воде, чтобы полюбоваться игрою лунного света. Вдруг послышался какой-то шорох. Звуки доносились от подножья деревьев. Вэй повернулся в ту сторону, откуда послышались звуки, и внимательно посмотрел. И вдруг он заметил двух странных существ, которые спускались с деревьев. Увидев человека, звери мгновенно скрылись меж корней громадных сосен. «Наверное, белки», - подумал он и перестал обращать на них внимание. Он сидел возле пруда, покуда луна не ушла на запад, а потом отправился спать.

В следующий вечер он вновь пришел к соснам полюбоваться полною луною. И снова услышал странные шорохи. На сей раз он решил спрятаться в тени деревьев и поглядеть, что же произойдет дальше. Видит он, откуда-то из-под корней выскочили два небольших зверька, похожие на собак, мигом взобрались на дерево, а потом быстро спустились вниз. Они подбежали к пруду, прыгнули в воду и стали плескаться. Побарахтавшись немного в воде, они выскочили на берег и уселись поддеревом, словно любуясь луною. Вэй Цзиньчжун их тревожить не стал. Когда луна стала опускаться к западу, он заметил, что животные юркнули в убежище меж корнями. «Странно, ведь здесь никто не живет, откуда взялись эти собаки?» - подумал Вэй. - Может, это лисы или зайцы? А здесь, под деревьями находятся их норы? Все может быть!» Он погрузился в размышления: «Как давно я не ел ничего мясного!.. А что если мне поймать этих зверюг и сварить? Вот бы наелся до отвала». Он вернулся в хижину и лег, однако уснуть так и не смог, обдумывая свой план, как ему поймать зверей, но ничего дельного так и не придумал. Поутру, поднявшись с ложа, он направился к деревьям, надеясь что-нибудь там обнаружить. Один из корней, который тянулся к востоку, был сильно изогнут, а под ним чернела узкая щель величиной с мышиный лаз. На земле возле норы виднелись следы. «Вот я их нашел!» - обрадовался Вэй. Возвратившись в хижину, он снял с себя одежду и с помощью иглы и другой снасти для латания одежды, которую обнаружил на стене хижины, соорудил мешок. Теперь оставалось стянуть отверстие мешка веревкой, однако вместо веревки ему пришлось использовать длинный стебель высохшей пальмы, листья которой покрывали крышу монашеской хижины. [128]

Спустился вечер. Мешок он расстелил у подножья деревьев возле норы. Один конец веревки привязал к корню, а второй протянул в сторону и зажал в кулаке. В другой руке он держал пару камешков величиной с гусиное яйцо. Через некоторое время, между часом хай и цзы ¹⁶ из норы выглянули существа, которые тут же побежали к пруду и стали плескаться в воде. Вэй придвинул мешок ближе к норе. Звери, кончив барахтаться в водоеме, уселись подле дерева, обратив морды к луне. Вэй швырнул камень и громко крикнул. Существа стремглав бросились к норе, пытаясь скрыться, но оказались в мешке. Вэй потянул за конец необычной веревки, который он держал в руке, и поспешил к дереву. Звери отчаянно пищали и бились в ловушке, стараясь из нее выбраться. Он поднял мешок и отнес его в хижину. В хижине было темно. Вэй потуже стянул горловину мешка и подвесил его на стену. Теперь можно было спокойно лечь спать. Однако через короткое время он проснулся. Звуки из мешка больше не доносились. Обеспокоенный этим обстоятельством, Вэй вскочил на ноги и бросился к мешку. Звери по-прежнему находились в мешке, однако не подавали признаков жизни.

Когда забрезжил рассвет, он развязал веревку, стягивавшую мешок, и обнаружил внутри двух небольших собачонок с шерсткой золотистого цвета и красными глазками. Но их тельца уже успели застыть, а шкурка сморщилась и походила на кору дерева. Ножа у него под рукой не оказалось, но Вэй заметил камень с острыми гранями, коим и рассек тела животных. Странно, но крови он не обнаружил, а мясо оказалось белоснежного цвета, ну прямо как клубень шаньяо. Вэй встревожился: «Интересно, что это за твари и можно ли употреблять в пищу их мясо? - его мучили сомнения. - Пожалуй, я подожду учителя, он мне объяснит, кто эти существа». Он повесил мешок на прежнее место. Прошло еще два дня, но монах все не появлялся. Лесные продукты подошли к концу, и Вэя снова стал мучить голод. «А все же я их сварю и съем, может быть, как-то утолю голод! Будь что будет!» Он взял фарфоровый кувшин и отправился к пруду за водой.

Сначала он попытался засунуть тела животных в какой-то сосуд, который ему подвернулся, но посудина оказалась слишком мелкой, поэтому пришлось взять большую глиняную миску. Вэй поставил ее на три камня и развел под ней огонь из сучьев, которые собрал вокруг. Мясо зверей варилось долго, но в конце [129] концов стало достаточно мягким. Без особых усилий он содрал с мяса кожу, и в нос ему ударил необыкновенно нежный аромат. Вэй сменил воду и принялся варить снова. К вечеру мясо вполне разварилось. Оно приятно пахло и было сладковатым на вкус. Вэй наелся до отвала. Потом он заварил себе настой из кипарисовых листьев и, напившись вдосталь, улегся спать. Посреди ночи он почувствовал странный зуд во всем теле. В пятую стражу тело покрылось липкой испариной, издававшей омерзительный запах. Он еле дождался рассвета. Поднявшись с ложа, он налил в глиняную миску воды и, подогрев ее на огне, помылся, после чего почувствовал себя значительно лучше. К середине дня он заметил, что чирьи на коже вдруг зарубцевались, а на их месте образовались шрамы, однако спустя три-четыре дня исчезли и они. Кожа стала ослепительно белой и чистой, куда чище, чем была раньше, что немало его удивило. Странно было и то, что все это время он не чувствовал ни голода, ни жажды. Он ощущал в себе необыкновенную силу и крепость во всех своих членах. И все же пора было подумать о пище. Он отправился на поиски кореньев шаньяо и купены.

Прошло еще два дня, и вот, наконец, появился старый даос с кулем риса на спине.

- Ну как твои чирьи? Никак зажили? Так скоро? А чем ты питался все это время? - забросал его вопросами монах.

- Кое-что нашел в горах, вот так и утолял голод!

- Я сказал тебе, что вернусь дня через три - четыре, но пришлось задержаться, так как искал для тебя снадобье от чирьев, а они вдруг сами исчезли. Не иначе тебе удалось найти какое-то зелье!

Вэй не стал таиться от монаха и все ему рассказал.

- Жаль, очень жаль! - вздохнул монах. - Я охранял этих зверей свыше тридцати лет, а ты их прикончил! Вот уж не думал, что на такое способен! Истинно говорится: «Вещь полезная, а истрачена впустую».

- Учитель, что это за звери? - вскричал Вэй. Монах тяжело вздохнул, но ничего ему не ответил. Поистине: «Коль суждено, то даже хризантемы плод послужит пищей для юной девы; но если судьбою не дано, то даже "пастой каменной" ¹⁷ не накормить Цзи Кана» ¹⁸.