Телеграмма Вильгельма II имперскому канцлеру Гогенлоэ ¹², (19) 31 августа 1895 г. ¹³

Твое письмо сегодня получил и с его содержанием вполне согласен. Прошу ... ¹⁴ инструктировать и позаботиться о том, чтобы кампания в прессе против социалистов продолжалась с неослабевающей силой. Самый главный пункт, который нужно еще и еще раз [27] подчеркнуть в появляющихся в печати статьях, должна быть личность императора Вильгельма Великого ¹⁵. Хвалебное превознесение его памяти, его особы или его деятельности должно трактоваться, как имеющее историческое значение, и пресса посредством умной обработки должна быть направлена на защиту старого государя ¹⁶ и соответственно призывала к тому правительство.

Что касается вопроса о Ляодуне ¹⁷, то, по моему мнению, этот вопрос должен быть решен так: наш поверенный в делах в Париже сообщит взгляд русского правительства и обсудит его с министром и кроме того установит, какую позицию Ганото ¹⁸ займет по отношению к русским требованиям. Из разговора, который я имел с Суланжем ¹⁹ в … ²⁰ я заключаю, что Франция до сих пор не согласна с Россией в вопросе об очищении полуострова. Суланж сказал мне буквально ²¹: «Г. Ганото счастлив, что находится в полном согласии с правительством вашего величества относительно вопроса о Ляодуне. Он находит, что требования, которые Россия намерена предъявить Японии, преувеличены» ²². Пока не получится ответ из Парижа, я бы предпочел по отношению к русскому правительству вести дело уклончиво. Если Франция откажется от своих сомнений, то и Германия будет согласна, и мы должны будем повлиять на Японию в примирительном и успокоительном духе.

Затем как только Россия предпримет занятие корейской территории с целью приобретения морской гавани, то и для нас наступит момент для захвата Вей-хай-Вея, чтобы не оказаться, как в остальном, позади англичан или французов. Примеру всегда легче потом последовать. Это произведет по истине энтузиастическое впечатление на наш славолюбивый народ даже в случае опасности, которую оно с собой влечет. Ты ведь знаешь, что я уже заранее обеспечил себе от царя письменное соглашение на занятия китайской территории ²³. Поэтому необходимо также инструктировать наш дивизион угольщиков, чтобы в нужный момент он крейсировал вблизи Вей-хай-Вея или в море, соединившись необходимой связью по телеграфу, чтобы тотчас же по получении телеграфного приказа доставить туда флот. Для выполнения я рекомендую ... ²⁴ Конечно, все это должно остаться абсолютной тайной.

Вильгельм император и король. [28]

Депеша поверенного в делах в Берлине Чарыкова министру иностранных дел кн. Лобанову-Ростовскому ²⁵, 25 августа 1895 г., № 66 ²⁶

М. г. князь Алексей Борисович.

За последнее время в некоторых, преимущественно торгово-промышленных органах германской печати, стали появляться указания на необходимость для Германии приобрести опорный пункт для своих промышленных интересов в китайских водах.

Означенный опорный пункт должен иметь, с одной стороны, характер военной гавани для стоянки и надлежащего снабжения германской эскадры, пребывание коей в западной части Тихого океана должно сделаться постоянным. С другой стороны, пункт этот должен явиться для Китая и Японии центральным складом германских товаров.

В виде образчика упомянутых выше статей имею честь приложить у сего вырезку из вчерашнего номера «National Zeitung» ²⁷.

Правительственные сферы хранят по этому предмету молчание, но полуофициозная «Nord-Deutsche Allgemeine Zeitung» замечает: «Мы можем доверять нашему правительству в том, что оно и без понуждения внимательно следит за упомянутыми отношениями и фактами и что оно не упустит сделать в надлежащую минуту шаги, которые соответствовали бы подмеченной национальной потребности».

Относительно того, в каком именно пункте надлежало бы устроить проектируемый германский порт, печать прямо не высказывается. Лишь одна южно-германская газета указывает на китайский прибрежный город Амой (Аmоy), расположенный против о. Формозы.

Примите и пр.

Н. Чарыков.

Из депеши посланника в Пекине Кассини ²⁸ министру иностранных дел Лобанову-Ростовскому, 28 августа 1896 г., № 38 ²⁹

М. г. князь Алексей Борисович.

Вновь назначенный германский представитель, барон Гейкинг, на этих днях прибыл в Пекин.

Первый визит его по прибытии в Пекин был к русскому представителю. После длинного разговора по поводу грубых политических промахов, сделанных его предшественником в Китае и вызвавших, по его словам, внезапное отозвание последнего из Пекина, барон Гейкинг высказал мне, что, так как Германии предстоит играть в Китае пo преимуществу коммерческую роль, то она должна, по его мнению, смотреть на Англию, как на своего естественного противника на Дальнем Востоке, и это соображение, – сказал он, – будет руководить его политикой. Не видя перед собой ни одного пункта, на котором интересы Германии могли бы сталкиваться с интересами России, он [29] намерен, по его словам, строго следовать в этом случае инструкциям своего правительства, поручившему ему советоваться с своим русским коллегой и действовать с ним согласно.

По этому поводу барон Гейкинг конфиденциально передал мне, что германское правительство поручило ему, между прочим, попытаться выговорить от китайского правительства постоянную угольную станцию для германской эскадры на Дальнем Востоке; он объяснил также что Германия сперва имела виды на Амой, но что различные соображения заставили ее отказаться от этого порта и что вслед затем германское правительство обратило свое внимание на бухту Киао-Чао в Шандунской провинции, как на порт, во всех отношениях представляющий существенные преимущества. Действительно Киао-Чауский рейд за последнее время стал обращать на себя внимание многих из начальников иностранных эскадр в Тихом океане, считавших его наиболее подходящим для устройства морской станции.

Ваше сиятельство, без сомнения, изволите припомнить, что в конце лета минувшего года вице-адмирал Тыртов ³⁰ обращался ко мне с просьбой склонить китайское правительство дать согласие на зимовки нашей эскадры в этой бухте, и что после некоторых затруднений цзунь-ли-ямынь ³¹ предоставил нам это право. Адмирал Тыртов не счел, правда, нужным воспользоваться тогда полученным от китайского правительства разрешением, но, тем не менее, несколько наших военных судов побывали в бухте и таким образом фактически установили за нами это право.

Если из данного китайским правительством разрешения пользоваться бухтой Киао-Чао для зимних стоянок наших эскадр и не вытекает еще, как необходимое следствие, право наше устроить там постоянную морскую станцию, тем не менее, сделанная Китаем в нашу пользу уступка дает нам известное право первенства перед прочими державами, что я, главным образом, и имел в виду во время моих переговоров по этому делу с цзунь-ли-ямынем. В этом именно смысле я и высказался барону Гейкингу в ответ на сделанное им мне конфиденциальное сообщение.

Примите и пр.

Кассини.

Депеша поверенного в делах в Пекине Павлова министру иностранных дел Муравьеву, (6) 18 марта 1897 г., № 8 ³²

В депеше от 15 августа минувшего года за № 39, по поводу прибытия в Пекин нового германского посланника гофмейстер граф Кассини изволил довести до сведения императорского министерства о сделанном ему бароном Гейкингом заявлении касательно видов Германии на приобретение близ берегов Китая небольшого пункта, который мог бы служить постоянной угольной станцией для судов германской эскадры в Тихом океане.

Хотя с тех пор германский посланник неоднократно беседовал со мною относительно задач, преследуемых его правительством на Дальнем Востоке, он однако же ни разу не упоминал более о желании его обеспечить для себя собственный порт и до последнего времени, как мне известно, не делал никакого определенного шага, в этом смысле, у китайского правительства.

Между тем несколько дней тому назад мне стало известно, что барон Гейкинг, нарочно посетив для этого цзунь-ли-ямынь, выступил перед [30] китайскими министрами с положительным требованием об уступке Германии одной из принадлежащих Китаю бухт для устройства в ней германского военного порта. Почти одновременно с этим мне сообщили из Тянь-Цзиня, что китайским правительством посылается оттуда в бухту Цзяо-Чжоу ³³ особая комиссия из китайских чиновников и одного иностранного инженера, по слухам, для составления проекта укрепления.

Усмотрев в факте посылки этой комиссии несомненную связь с заявлением, сделанным в цзунь-ли-ямыне германским посланником, и принимая во внимание важность для нас вопроса о Цзяо-чжоуской бухте, я решил безотлагательно навести точные справки, для уяснения себе истинного характера требований германского правительства, и прежде всего предполагал частным образом переговорить по этому поводу с канцлером Ли Хун-чаном ³⁴.

Ранее однако, чем мне представился случай повидаться с последним, меня посетил барон Гейкинг и, предупредив о намерении обменяться мыслями по одному сильно интересующему германское правительство вопросу, сам завел речь относительно порта, причем подробно объяснил как мотивы, побуждающие Германию стремиться к приобретению такового на китайском побережье, так и основания, на которых германское правительство предполагало бы осуществить это намерение. По словам барона Гейкинга при отъезде его из Берлина в полученной им инструкции намечались следующие главные задачи для его деятельности в Пекине: 1) предоставление германским офицерам дела преобразования китайских вооруженных сил; 2) обеспечение за германскою промышленностью по меньшей мере одинаковой с другими государствами доли участия в железнодорожных предприятиях в Китае, и 3) приобретение, по соглашению с китайским правительством, в пользу Германии, одной из принадлежащих Китаю бухт или небольшого острова для устройства там постоянной угольной станции для всех портовых сооружений, необходимых для обеспечения удобной и безопасной стоянки для германской Тихоокеанской эскадры. На этот последний вопрос однако, как говорит барон Гейкинг, обращено было первоначально сравнительно меньше внимания, и возбуждение его предполагалось только в случае особо благоприятных к тому обстоятельств.

Но, потерпев полную неудачу в своих переговорах по первому вопросу и окончательно убедившись в крайней трудности добиться благоприятных для Германии и для ее влияния в Китае результатов в деле участия в железнодорожных предприятиях, по крайней мере до тех пор, пока все это дело фактически находится в руках нынешнего директора Шэна, барон Гейкинг, по его собственным словам, успел ныне наглядно доказать своему правительству, что причина неуспеха его политики в Китае всецело лежит в отсутствии до сих пор у Германии средств оказать, в случае надобности, на китайское правительство активное давление, как это могут сделать, например, Россия, Франция и Великобритания, коих владения непосредственно соприкасаются с китайскою империею; чтобы поставить себя в столь же выгодное по отношению к Китаю положение, Германии следовательно, необходимо обеспечить за собою хотя бы самый незначительный клочек территории в ближайшем соседстве с китайскими владениями, и потому, как объясняет барон Гейкинг, германское правительство решило теперь оставить в стороне все другие вопросы и сосредоточить, все внимание на вопросе о приобретении порта. [31]

Владение у берегов Китая благоустроенным военным и коммерческим портом, по мнению барона Гейкинга, даст Германии, с одной стороны, возможность значительно увеличить состав своей Тихоокеанской эскадры, а с другой стороны, – упрочить положение германской торговли в Китае, ибо такой порт может со временем сделаться важным складочным пунктом германских товаров, подобно тому как Гонконг служит ныне для английских. Этот же порт, как рассуждает германский посланник, мог бы затем послужить начальным пунктом будущей германской железной дороги, которая, направившись оттуда внутрь страны, явилась бы проводником для дальнейшего распространения и укрепления экономического и, особенно, политического влияния Германии в китайской империи.

Что касается затем до пункта, который германское правительство наметило в своих предположениях для устройства сказанного выше порта, то барон Гейкинг пояснил мне, что первоначально имелась для этого в виду бухта Цзяо-Чжоу в Шандунской провинции, но что после объяснения, которое было у него по сему предмету с графом Кассини, мысль о Цзяо-Чжоу окончательно оставлена, и германское правительство, признав во всех отношениях более выгодным и удобным приобрести порт в одной из южных провинций, остановило теперь свое внимание на острове Ку-э-мой, лежащем при входе в Амойскую гавань. Остров этот с находящейся на нем удобной бухтой, по словам барона Гейкинга, вполне отвечает всем условиям, требуемым для осуществления намеченной цели. В заключение германский посланник дал мне понять, что нынешний момент он считает особенно благоприятным для возбуждения перед китайским правительством настоящего вопроса, так как обнародование устава Восточно-Китайской дороги, открытие англичанами торговли по Сицзяну и требование в связи с этим Францией новых преимуществ служат для Германии прекрасным поводом, в свою очередь, потребовать какой-либо существенной уступки, тем более, что из держав, принимавших участие в деле возвращения Китаю Ляодунского полуострова, она одна не получила до сих пор никакого вознаграждения. В оправдание требования об уступке порта барон Гейкинг, по его словам, предполагает сослаться на обострившиеся будто бы вследствие вмешательства в Ляодунский вопрос отношения между Германией и Японией и возможность разрыва с последней, причем за неимением собственного порта в здешних водах положение Германии может оказаться крайне затруднительным, если Китай в то же время остается нейтральным. Кроме того, барон Гейкинг, судя по сделанным им довольно определенным намекам, уполномочен в случае надобности заявить от имени германского правительства согласие на повышение таможенных тарифов и, в крайности, даже предложить китайскому правительству в вознаграждение за уступку порта крупную денежную сумму.

Не подлежит, конечно, сомнению, что, объясняя мне с такою, почти наивною откровенностью планы и надежды своего правительства, германский посланник имел в виду узнать от меня, как могло бы отнестись к настоящему вопросу императорское правительство, и может ли он в этом случае рассчитывать на ваше сочувствие или, напротив, должен ожидать противодействия.

Не имея по этому предмету никаких указаний от императорского министерства, я, разумеется, не мог дать барону Гейкингу никакого намека в этом отношении и высказал лишь, что мне лично кажется весьма маловероятным, чтобы германскому правительству, путем одних дипломатических переговоров, могло удасться склонить Китай сделать подобную уступку, так как, помимо серьезных затруднений, которые такой шаг мог бы вызвать для него со стороны других [32] заинтересованных держав, правительство богдыхана может вполне основательно возразить, что, если Германия, не имея своего порта, должна оказаться в затруднительном положении в случае враждебных действий между нею и Японией, то положение Китая будет тем более неудобным, если, позволив Германии утвердиться на своем побережье, он, с своей стороны, будет находиться в войне с Японией, а Германия примет сторону последней. Кроме того, я позволил себе заметить, что уступка Германии хотя бы незначительного клочка китайской территории на азиатском материке явилась бы, по моему мнению, до некоторой степени нарушением принципа, который, насколько мне известно, положен был в основание коллективного действия трех держав с целью побуждения Японии отказаться от присоединения Ляодунского полуострова ³⁵.

После приведенного выше разговора со мною барон Гейкинг в тот же день посетил французского посланника и беседовал с ним о том же вопросе. При этом, как передавал мне потом г. Жерар ³⁶, германский посланник довольно ясно намекал, что германское правительство отчасти рассчитывает в настоящем деле на поддержку Франции на том основании, что приобретение Германией собственного военного и коммерческого порта вблизи Амоя будто бы должно отвечать интересам французского правительства, как противовес усилению английского влияния в южных провинциях Китая. По словам г. Жерара, он ответил барону Гейкингу в том же духе, как это было сделано мною, и пояснил ему, что подобные вопросы во всяком случае должны решаться не между представителями в Пекине, а в Европе, между посредственно заинтересованными кабинетами.

На другой день после этого я виделся с Ли-Хун-чаном и имел с ним весьма продолжительный разговор по поводу новой претензии германского правительства. Вполне подтверждая сущность сделанного бароном Гейкингом шага, Ли-Хун-чан однако положительно утверждает, что, заявляя в цзунь-ли-ямыне о желании Германии приобрести собственный порт на берегах Китая, германский посланник вовсе не упоминал об острове Ку-э-мой или ином пункте в южной части империи, а исключительно указывал на бухту Цзяо-Чжоу, повидимому, рассчитывая вынудить у министров признание, что порт этот якобы уступлен уже России и, вероятно, надеясь на этом основании без особого труда выговорить для Германии тот пункт, на который она действительно имеет виды. Хотя, как говорит Ли-Хун-чан, министры подробно разъяснили барону Гейкингу истинный смысл переговоров, происходивших между графом Кассини и цзунь-ли-ямынем в 1895 году ³⁷ относительно Цзяо-Чжоуской бухты, он, видимо, остался при убеждении, что по этому предмету существует какое-то тайное соглашение, вследствие чего, дабы положить конец дальнейшим разговорам об этом, китайское правительство решилось категорически объявить германскому посланнику, что бухта Цзяо-Чжоу необходима Китаю для [33] устройства собственного военного порта, и теперь же посылает туда специальную комиссию для осмотра и составления проекта укреплений.

Я, с своей стороны, объяснил Ли-Хун-чану, что, с нашей точки зрения, по известным ему причинам, устройство в бухте Цзяо-Чжоу таких сооружений, которые сделали бы стоянку в ней военных судов более безопасной и удобной конечно может быть лишь желательно. Упомянув при этом о полезности иметь в составе предположенной к посылке в Цзяо-Чжоу комиссии людей, специально знакомых с военным и морским делом, я намекнул на возможность командирования туда лейтенанта Линдберга и находящегося ныне в Чифу, состоящего при императорской миссии, коллежского советника Дессино ³⁸.

Предположение это было весьма сочувственно принято Ли-Хун-чаном, и он тотчас же сделал распоряжение в означенном смысле, но несколько дней спустя сам же Ли-Хун-чан дал мне знать, что из опасения превратных толков окончательно решено было не посылать при комиссии никого из иностранцев. Я должен впрочем сказать, что, насколько я мог заключить из слов Ли-Хун-чана, китайское правительство едва ли серьезно думает возводить в Цзяо-Чжоу значительные сооружения и, вероятно, все дело ограничится посылкой сказанной выше комиссии.

Что касается до сущности заявленной германским правительством претензии, то, по словам Ли-Хун-чана, она до такой степени несообразна и ничем не оправдываема, что князья и министры не нашли даже нужным входить в подробное ее обсуждение и уже ответили германскому посланнику самым категорическим образом.

Получив секретную телеграмму вашего сиятельства от 22 минувшего февраля ³⁹, коею вы изволили указать мне на необходимость точно выяснить характер домогательства германского правительства, я счел своим долгом дополнительно переговорить по этому предмету с китайскими министрами более формально в цзунь-ли-ямыне. Министры буквально подтвердили все сказанное мне перед тем Ли-Хун-чаном и самым положительным образом заявили, что упомянутому домогательству Германии ни под каким видом не будет дано хода. Мне кажется, что к искренности этого заявления можно отнестись с полным доверием.

Примите и проч.

Письмо германского имперского канцлера Гогенлоэ министру иностранных дел Муравьеву, (29 июля) 10 августа 1897 г. ⁴⁰

Дорогой граф,

Позвольте мне при сем переслать вам копию сообщения, которое мне сделал г. Бюлов ⁴¹ по поводу разговора двух императоров ⁴², о чем я вам прочитал сегодня утром.

«На вопрос его величества императора германского, имеет ли Россия виды на бухту Киао-Чао, его величество российский император ответил, что действительно Россия заинтересована в том, чтобы обеспечить себе доступ в указанную бухту до того момента, пока она приобретет порт, более северный, и такой порт она уже имеет в виду. На вопрос [34] германского императора, усмотрит ли император Николай какое-либо неудобство, если германские корабли, в случае необходимости и согласия русских морских властей, бросят якорь в бухте Киао-Чао, его величество император российский ответил отрицательно» ⁴³.

Примите и пр...

Князь Гогенлоэ.

Записка германского посольства в Петербурге, (4) 16 сентября 1897 г. ⁴⁴

В соответствии с переговорами, которые имели место в Петергофе во время пребывания его величества императора и короля, императорское правительство намерено было потребовать от китайского правительства, чтобы германские суда имели право, в случае необходимости, войти временно, в течение ближайшей зимы, в порт Киао-Чао. Командирам германских судов будет предписано в необходимых случаях предварительно согласовать свои действия с русским главноначальствующим в этом порту.

Из письма товарища министра иностранных дел Ламздорфа ⁴⁵ германскому поверенному в делах в Петербурге Чиршки, (2) 14 октября 1897 г. ⁴⁶

Моя память меня не обманула... Секретная записка, которую посол передал графу Муравьеву 4/16 сентября, относительно намерения императорско-королевского правительства заявить правительству китайскому о своем желании, чтобы германские военные корабли могли, в случае надобности, временно, в течение ближайшей зимы, входить в порт Киао-Чао, утверждает буквально: «Германские начальники должны быть инструктированы в случае необходимости войти предварительно в соглашение с русским главноначальствующим в этом порту».

В данное время у нас нет никакого начальника в этом порту вследствие соображений, о которых я счел своим долгом вам донести.

Примите и пр.

Ламздорф.

Депеша поверенного в делах в Пекине Павлова министру иностранных дел Муравьеву, (20 октября) 1 ноября 1897 г., № 31 ⁴⁷.

Получив секретную телеграмму гофмейстера графа Ламздорфа от 13 сего октября ⁴⁸ с подробными указаниями относительно словесного заявления, которое мне надлежит сделать министрам цзунь-ли-ямыня, по поводу полученных императорским правительством сведений о намерении некоторых иностранных эскадр зимовать в бухте Киао-Чао, [35] я немедленно же обратился к министрам с просьбой назначить день для объяснения с ними по сему вопросу. Вследствие придворных церемоний связанных с предстоящим на днях празднованием дня рождения вдовствующей императрицы, я мог быть принят в цзунь-ли-ямыне только 18 сего октября.

Напомнив министрам обстоятельства, при которых в 1895 г. нашей эскадре предоставлено было провести зиму в Киао-Чао и обратив их внимание на последующий образ действий нашего правительства, наглядно указывающий на заботу нашу о том, чтобы избавить китайское правительство от нежелательных для него объяснений с другими державами и не дать последним повода домогаться предоставления их эскадрам соответствующего преимущества, я затем передал китайским сановникам, что императорское правительство имеет положительные данные, заставляющие его заключить, что некоторые иностранные государства тем не менее намерены пользоваться названной бухтой для зимней стоянки своих эскадр.

Лишь только я высказал это, как министры перебили меня и заявили, что уже заранее знают, о какой именно державе идет речь, пояснив, что германский посланник, который, как известно, несколько раз и прежде возбуждал вопрос о предоставлении Германии собственной морской станции на берегах Китая, незадолго перед своим отъездом из Пекина для путешествия по южным портам снова обратился по этому предмету к цзунь-ли-ямыню и настойчиво домогался разрешения германской эскадре провести зиму в бухте Киао-Чао, утверждая будто между Россией и Германией состоялось относительно этого полное соглашение и будто русское правительство отнеслось к означенному желанию Германии с безусловным сочувствием. Китайские министры прибавили, что они были несколько удивлены сказанным заявлением германского посланника и сочли своим долгом указать последнему, что частное соглашение между Германией и Россией, если бы таковое действительно было, отнюдь не может обязывать к чему-либо китайское правительство.

По словам китайских министров, они затем самым категорическим образом заявили барону Гейкингу, что китайское правительство само имеет в виду приспособить порт Киао-Чао для нужд своего флота, что оно уже приступило к работам с этой целью и что поэтому ни под каким видом не может исполнить желание германского правительства, относительно предоставления названного порта в пользование германских судов.

После продолжительных и, по словам министров, весьма горячих пререканий барон Гейкинг, наконец, обратился с запросом, может ли он, по крайней мере, посетить бухту Киао-Чао во время предпринимаемого им путешествия «в виде прогулки» на военном судне, на что ему было отвечено, что против подобного посещения китайское правительство ничего не имеет, так как вообще никогда не препятствовало иностранным военным судам время от времени на самое короткое время заходить в неоткрытые порты, и что оно готово предупредить местные власти в Киао-Чао о том, чтобы германскому посланнику было оказано с их стороны любезное внимание.

Все эти переговоры, очевидно, происходили секретно в отсутствии секретарей, переводчиков и прислуги цзунь-ли-ямыня, ибо, как я имел честь упомянуть в моем донесении к вашему сиятельству по сему предмету от 7 октября, за № 29 ⁴⁹, мне до сих пор не удавалось узнать о них [36] из частных источников, несмотря на наводимые мною секретные справки.

После приведенных выше сообщений китайских министров я, согласно указанию, заключающемуся в телеграмме гофмейстера графа Ламздорфа от 13 сего октября ⁵⁰ разъяснил цзунь-ли-ямыню, что пока китайское правительство будет твердо держаться высказанного министрами взгляда, то есть безусловно отклонять все предъявляемые ему другими державами домогательства касательно стоянок их эскадр в бухте Киао-Чао, мы с своей стороны, также намерены держаться того образа действий, который был принят нами до сего времени, а именно: избегать всего такого, что могло бы создать Китаю затруднения с иностранными правительствами и дать им повод добиваться открытия Киао-Чао для иностранных флотов, но что если китайское правительство изменит свой взгляд на настоящий вопрос и решит открыть названный порт для иностранных военных или торговых флотов, то императорское правительство, с своей стороны, самым решительным образом настоит на безусловном признании за ним нрава первенства в отношении пользования бухтою Киао-Чао, специально как морскою станциею для русского флота, с предоставлением ему прежде других выбрать соответствующий участок земли для устройства угольных и других складов, пристаней и прочих необходимых сооружений.

В видах устранения всяких возможных недоразумений я предупредил равным образом китайских министров, что если только какая-либо из иностранных эскадр, и в частности германская, несмотря на сделанное министрами германскому посланнику заявление, все-таки пойдет в Киао-Чао и расположится там для стоянки, то начальник нашей эскадры в Тихом океане немедленно же получит приказание итти со стоящими под его командой судами в названный порт и воспользоваться всеми теми преимуществами, кои дает нам право первенства.

Министры цзунь-ли-ямыня еще раз подтвердили мне, что китайское правительство твердо решило отклонить всякие поползновения других держав добиться открытия Киао-Чао для их флотов и, с своей стороны, всецело признали, что право первенства в этом отношении во всяком случае должно принадлежать нам.

Все приведенные выше заявления китайских министров имели самый категорический характер и едва ли, мне кажется, есть основание сомневаться в их искренности. Я вынес, напротив, впечатление, что сановники были как бы успокоены сделанными мною, по поручению императорского министерства, заявлениями. Весьма возможно, что сделанная бароном Гейкингом инсинуация по поводу состоявшегося якобы между Россией и Германией полюбовного соглашения о Киао-Чаоской бухте зародила в китайском правительстве подозрения касательно характера нашего собственного отношения к настоящему вопросу, и очень вероятно, что именно это обстоятельство служило причиною, почему министры цзунь-ли-ямыня столь долго не решались первые завести речь о новых домогательствах германского посланника и о бывших о ним недавно по этому предмету объяснениях.

Примите и пр.

Павлов. [37]

Телеграмма Николая II министру иностранных дел гр. Муравьеву, (26 октября) 7 ноября 1898 г.

Я только что получил от императора германского телеграмму следующего содержания ⁵¹:

«Китайцы только что внезапно напали на германскую католическую миссию в Шандуне, которая находится под моим личным покровительством причем совершено было убийство и ограбление. Я должен наказать этих китайцев в согласие с нашей личной беседой в Петергофе. Я верю, что вы одобрите поход моей эскадры в Киао-Чао, чтоб из этого пункта действовать против мародеров. Это единственно пригодная гавань. Я должен выполнить свои обязательства по отношению к католической партии и показать ей, что я способен защитить ее. Наказание необходимо и будет иметь хорошие результаты для всех христиан» ⁵².

Николай.

Телеграмма Николая II Вильгельму II, (26 октября) 7 ноября 1897 г. ⁵³

Очень благодарен за то, что ты предупредил меня лично. Сожалею о нападении, произведенном китайцами на католических миссионеров, находящихся под твоим покровительством. Не могу ни одобрить, ни не одобрить посылку вами германской эскадры в Киао-Чао, так как в последний момент узнал, что эта гавань была, хотя только временно, в нашем распоряжении в 1895-1896 г. Боюсь, что строгие карательные меры могут вызвать беспорядки и недружелюбные отношения на Дальнем Востоке и, может быть, создадут еще более глубокую пропасть между христианами и китайцами ⁵⁴.

Никки.

Докладная записка министра иностранных дел Муравьева Николаю II, (26 октября) 7 ноября 1897 г., № 2091

Имев счастье получить обе телеграммы вашего императорского величества ⁵⁵, осмеливаюсь испрашивать разрешение сообщить управляющему морским министерством о намерении германского императора, дабы в случае вторжения германской эскадры и посылки вследствие сего [38] наших судов в Киао-Чао, судам нашим было предписано отнюдь не принимать участия в насильственных действиях немцев, которые вызваны не обстоятельствами, служащими им предлогом, а, быть может, только желанием добиться известной цели.

Муравьев.

Записка товарища министра иностранных дел Ламздорфа министру иностранных дел Муравьеву, (26 октября) 7 ноября 1897 г. ⁵⁶

Ввиду крайней важности сделанного императором Вильгельмом сообщения было бы необходимым, по моему скромному мнению, представить сегодня вечером нашему августейшему государю проект инструкции Павлову, который я при сем включаю вместе с проектом «докладная записка» ⁵⁷.

Посылая эти документы с ночным фельдегерем, я надеюсь иметь императорскую санкцию завтра к полудню.

Ламздорф.

Письмо министра иностранных дел Муравьева управляющему морским министерством Тыртову, (26 октября) 7 ноября 1897 г., № 238

М. г. Павел Петрович,

По полученным сведениям, германское правительство имеет намерение отправить свою эскадру в бухту Киао-Чао с целью наказания китайцев за неприязненные действия их против покровительствуемых Берлином в Китае католических миссионеров.

Вследствие сего и на случай, если бы действительное вторжение германской эскадры в означенный порт поставило и нас в необходимость командировать в Киао-Чао отряд из нескольких судов нашей Тихоокеанской эскадры, я считаю долгом покорнейше просить ваше превосходительство благоволить заблаговременно поставить на вид командующему нашим отрядом, что роль его в таком случае будет исключительно наблюдательной; и что, если б по обстоятельствам дела германцы вынуждены были открыть враждебные действия против китайцев, наши суда отнюдь не должны принимать в них участие.

Примите и пр...

Муравьев.

Телеграмма министра иностранных дел Муравьева поверенному в делах в Берлине Палену, (27 октября) 8 ноября 1897 г. ⁵⁸

Император Вильгельм сообщил нашему августейшему государю об убийстве китайцами германских католических миссионеров в провинции Шандунь, извещая, что вследствие этого, достойного сожаления, факта в Киао-Чао послана его эскадра. По приказанию его величества я телеграфировал нашему поверенному в делах в Пекине, предлагая ему поддержать германского представителя, который будет добиваться наказания китайцев, замешанных в убийстве. Вместе с тем нашему адмиралу в Тихом океане было предложено на случай, если бы германская эскадра вошла в Киао-Чао, послать часть нашей эскадры в этот порт, [39] где мы имели первенство в праве стоянки с 1895 г. Мы надеемся, впрочем, что германо-китайский инцидент будет мирно улажен и, благодаря вмешательству других держав, положение не осложнится ⁵⁹.

Секретная телеграмма министра иностранных дел г. Муравьева поверенному в делах в Пекине Павлову, (27 октября) 8 ноября 1897 г. ⁶⁰

Мы осведомились, что германское правительство намерено отправить свою эскадру в Киао-Чао с целью наказать китайцев, виновных в избиении германских католических миссионеров в Шандуне. Мы, со своей стороны, не можем относиться безучастно к судьбе христиан в Китае, и посему настоятельно советуем правительству богдыхана немедля дать Германии надлежащее удовлетворение.

Тем не менее, мы находим неуместным прибегать сразу к понудительным мерам, которыми берлинский кабинет желает достигнуть удовлетворения.

Основываясь на сделанном уже вами китайцам от имени императорского правительства сообщении, мы, в случае действительного вторжения германской эскадры в Киао-Чао, можем быть поставлены в необходимость командировать в означенную бухту отряд из нескольких судов нашей Тихоокеанской эскадры. Само собой разумеется, что в таком случае суда наши не участвовали бы во враждебных действиях против Китая и ограничились бы наблюдением за всем происходящим в порту.

Надеемся впрочем, что китайцы оценят наши дружеские советы и не замедлят дать требуемое от них удовлетворение, чтобы предупредить дальнейшие замешательства.

Одновременно поручаем вам собрать самые точные справки о происшедшем в Шандуне и о том, были ли по этому поводу какие-либо объяснения между китайским и германским правительствами.

Муравьев.

Телеграмма министра иностранных дел Муравьева поверенному в делах в Берлине г. Палену, (28 октября) 9 ноября 1897 г. ⁶¹

Дополнительно к моей вчерашней телеграмме.

Надеемся, что объяснения с китайским правительством предупредят и сделают ненужной посылку германской эскадры в Киао-Чао. Но вполне понятно, если представится случай, наша эскадра войдет в бухту не [40] для того, чтобы принять участие во враждебных действиях, а исключительно с целью подтвердить право первенства стоянки, поскольку иностранные державы проникли бы в этот порт, который китайское правительство считает закрытым. Очень возможно впрочем, что другие державы попытаются использовать пример, поданный Германией.

Муравьев.

Телеграмма посла в Берлине Остен-Сакена ⁶² министру иностранных дел Муравьеву, (31 октября) 12 ноября 1897 г. ⁶³

Вернувшийся вчера канцлер попросил меня притти к нему и прочел мне документ, в котором излагается впечатление императора при чтении наших двух последних телеграмм, касательно нашего права первенства стоянки в Киао-Чао. Его величество, основываясь на телеграммах нашего августейшего государя, отдал приказание своей эскадре в Тихом океане ввязаться в дело в уверенности, полученной уже в Петергофе, что Россия не заинтересована в бухте Киао-Чао, и подкрепленной телеграммой нашего августейшего государя, что мы обладали бухтой лишь временно в 1895-1896 г. Император германский не может, следовательно, уяснить себе смысла двух полученных здесь телеграмм по данному вопросу, когда дело уже начато, и обеспокоен осложнениями, вследствие одновременного пребывания в бухте нашей эскадры, осложнениями, ответственность за которые он заранее отклоняет. Канцлер, просит предупредить вас об этом.

Остен-Сакен.

Телеграмма поверенного в делах в Пекине Павлова министру иностранных дел Муравьеву, (31 октября) 12 ноября 1897 г. ⁶⁴

Ответ на телеграмму 27 октября ⁶⁵.

Имею сведения, что 18 октября в местности Шоу-Чжан к северо-западу от Янь-Чжоу-Фу ограблена церковь германских миссионеров; 29 октября близ Цзюй-Е к востоку, от Цао-Чжоу-Фу убиты ночью в дороге два германских миссионера. Оба случая вовсе не имеют, видимо, религиозной или национальной подкладки, но являются простыми нападениями разбойничьих шаек с целью грабежа, каковые нередки в этой части Шандуня. Для проверки этих сведений и получения подробностей отправил на место происшествия доверенного китайца. Вчера сделал цзунь-ли-ямыню сообщение в смысле телеграммы 27 октября. Министры заявили, что сделают все, чтобы немедленно же дать Германии самое широкое удовлетворение, на одинаковых основаниях, как были удовлетворяемы в подобных случаях французы, англичане и американцы, а именно: казнь преступников, денежное вознаграждение потерпевшим и семействам убитых и строгое наказание местных [41] властей, кои оказались бы виновными непринятием мер для предотвращения. Богдыханом уже издан указ в этом смысле.

Во время происшествия германский посланник находился в Ханькоу а ныне прибыл в Шанхай. Секретарь германской миссии, по поручению посланника, заявил цзунь-ли-ямыню, что Германия не оставит этого дела без последствий и что посланник сам немедленно возвращается в Пекин для переговоров об удовлетворении. Требование Германии еще не формулировано. Китайцы опасаются, что Германия намерена воспользоваться этим предлогом для осуществления своих планов, касательно порта. Министры сами убедительно просят, если германская эскадра войдет в Цяо-Чжоу, немедленно отправить туда и наши суда; обещают осведомлять меня о дальнейшем ходе и всецело руководствоваться нашими советами.

Павлов.

Телеграмма министра иностранных дел Муравьева послу в Берлине Остен-Сакену, (1 ноября) 13 ноября 1897 г. ⁶⁶

Вследствие деклараций, сделанных нам китайским правительством, мы должны считать Киао-Чао закрытым портом. Но с того момента, как иностранные эскадры проникли бы в этот порт, право стоянки, которое наши суда первыми приобрели в 1895 г., не могло бы быть у нас оспариваемо. Это положение было, впрочем, явно признано в письме, которое князь Гогенлоэ адресовал мне 10 августа ⁶⁷ из Петергофа, и в секретной записке, которая была мне передана 4 истекшего сентября ⁶⁸ князем Радолиным ⁶⁹. Эти два документа возможный вход германских кораблей в Киао-Чао подчиняют предварительному соглашению с русскими морскими властями ⁷⁰.

Муравьев. [42]

Донесение поверенного в делах в Пекине Павлова министру иностранных дел Муравьеву, (2 ноября) 14 ноября 1897 г., № 32

Секретной телеграммой от 31 минувшего октября я имел честь сообщить вашему сиятельству имеющиеся у меня в настоящее время сведения относительно недавнего инцидента с германскими католическими миссионерами в Шандуне, а равно и результат моих объяснений с министрами цзунь-ли-ямыня по предмету заключающегося в секретной телеграмме вашего сиятельства от 27 октября ⁷¹ известия о намерении германского правительства воспользоваться означенным предлогом, дабы произвести враждебную морскую демонстрацию в бухте Киао-Чао.

Первый слух о случившемся в Шандунской провинции избиении германских миссионеров получен был в Пекине 24 октября; в тот же самый день, встретившись с секретарем германской миссии г. фон Притвиц, я услышал от него подтверждение этого известия, причем г. фон Притвиц прибавил, что, судя по телеграмме, полученной им из Ханькоу от барона Гейкинга, дело представляется весьма серьезным и может повести к осложнениям между Германией и Китаем. На другой день, однако же, я снова имел случай увидеть г. фон Притвиц, и последний сообщил мне, что по вновь полученным им дополнительным известиям случай этот не имеет никакого отношения собственно к миссионерскому вопросу и является обычным разбойничьим нападением, сопровождавшимся убийством с целью грабежа. Буквально в том же виде мне представлено было это дело и министрами цзунь-ли-ямыня во время моего объяснения с ними 30 минувшего октября; наконец, тождественное же сведение было получено по телеграфу с места происшествия старшим членом католической духовной миссии в Пекине аббатом Фавье от провикария германской католической миссии в Шандуне в ответ на телеграмму, с которою аббат Фавье, вследствие моей просьбы, специально обратился к провикарию.

Все данные, полученные из сказанных выше источников, мною подробно изложены в секретной телеграмме к вашему сиятельству от 31 минувшего октября; но ввиду данного мне вашим сиятельством поручения доставить о происшедшем в Шандуне самые точные справки я счел своим долгом командировать туда известного мне китайца, нередко уже исполнявшего подобные поручения с тем, чтобы он, находясь на месте происшествия, доставлял мне самые подробные данные как о всех обстоятельствах недавнего инцидента, так и о мерах, которые будут приниматься китайскими властями для задержания и наказания преступников.

Я должен впрочем сказать, что те объяснения, которые я имел с китайскими сановниками 30 минувшего октября по этому предмету, не оставляют ни малейшего сомнения в том, что правительство богдыхана на этот раз вполне искренно решило сделать и безусловно сделает все зависящее от него, дабы немедленно же дать Германии надлежащее удовлетворение. Министры передали мне, что лишь только ими получено было первое известие о происшествии, китайскому посланнику в Берлине было предписано по телеграфу тотчас же отправиться к германскому министру иностранных дел, выразить ему от имени китайского правительства глубокое сожаление по поводу случившегося и заявить о полной готовности Китая дать самое широкое удовлетворение. Судя по ответной телеграмме сановника Шю Кин-чэна ⁷², германский министр иностранных дел принял его чрезвычайно сурово и без всяких объяснений заявил, что германское правительство, придавая настоящему происшествию особо важное значение, не может ограничиться получением [43] обычного удовлетворения, что оно дало соответствующие инструкции своему посланнику в Китае, который немедленно должен возвратиться в Пекин и приступить к переговорам, и что, если переговоры эти не приведут к удовлетворительному результату, то настоящий инцидент будет иметь самые тяжелые для Китая последствия.

По словам министров, китайское правительство крайне удивлено и поражено этою ничем не вызванною угрозою, ибо случившееся в Шандуне происшествие даже вовсе не имело характера враждебного акта против германской национальности или миссионеров, но было не более как обыкновенное и вполне возможное в любом государстве преступление с корыстною целью, жертвою коего совершенно случайно оказались германские миссионеры.

Подобная угроза со стороны Германии является тем более неуместной, что китайское правительство даже не делало ни малейшей попытки уклониться от ответственности, но сразу изъявило готовность дать удовлетворение и уже приняло к тому меры. Богдыханом уже издан указ, повелевающий без всякого замедления произвести строжайшее следствие и подвергнуть беспощадному наказанию всех виновных; на место происшествия командированы главный прокурор и даотай Шандунской провинции и приняты все меры для наискорейшего задержания и предания казни виновников преступления; по заявлению цзунь-ли-ямыня, китайское правительство твердо решилось подвергнуть строжайшей ответственности не только действительных участников преступления, но и всех местных чиновников, не исключая и шандунского губернатора, если бы на следствии выяснилось, что преступление не было предотвращено по вине властей или вследствие их небрежности. Само собой разумеется также, что китайское правительство возьмет на себя все материальные убытки и выдаст широкое денежное вознаграждение семействам убитых. Все это, как заверяют министры, было уже высказано ими секретарю германской миссии еще 25 октября, когда последний посетил цзунь-ли-ямынь, но г. фон Притвиц воздержался от малейшего указания на характер удовлетворения, которое Германия имеет в виду потребовать, и ограничился тем же заявлением, которое было сделано китайскому посланнику в Берлине, т.е. что переговоры по этому предмету возложены на барона Гейкинга, имеющего на этих днях возвратиться в Пекин, и что условия, которые он предъявит, вероятно, будут весьма тяжелые для Китая.

Нельзя не признать, что китайское правительство, с своей стороны, действительно сделало решительно все от него зависящее, дабы отнять у Германии всякое основание прибегнуть к понудительным мерам. Поэтому, если германское правительство, несмотря на все, приведет ныне же в исполнение свое намерение касательно враждебной демонстрации в бухте Киао-Чао, то подобный образ действий никоим образом не может быть оправдан последним происшествием в Шандуне.

Случайное убиение двух германских миссионеров, очевидно, должно в таком случае служить лишь совершенно внешним предлогом, которым германское правительство решило, во что бы то ни стало, хотя бы с явною натяжкою, воспользоваться, дабы сделать заранее предрешенный решительный шаг, коим оно несомненно рассчитывает осуществить свои давнишние замыслы о приобретении собственного порта. Это предположение мне кажется тем более вероятным, что весь образ действий германского посланника в последнее время, и особенно в продолжении его нынешнего путешествия по портам Китая, невольно наводит на мысль, что барон Гейкинг, как будто сознательно, старался вызвать такой инцидент, который мог бы послужить Германии предлогом для энергических действий враждебного характера.

Так, 23 октября во время визита у генерал-губернатора Чжан [44] Чжи-дуна в Учане (против Ханькоу) барон Гейкинг без всякого повода вызвал крайне бурный и резкий разговор по делу о состоявшемся предоставлении бельгийцам концессии на Ханькоу-Пекинскую железную дорогу; в то же самое время офицеры и матросы германской военной шлюпки и крейсера «Корморан», ожидавшие барона Гейкинга на Учанской пристани, имели столкновение с китайской уличной толпой, повод к каковому, насколько можно судить по полученным мною сведениям, едва ли не был дан самими германскими матросами. Во время столкновения в находившихся на шлюпке офицеров и матросов было брошено несколько комков грязи. Барон Гейкинг потребовал, чтобы сам Чжан Чжи-дун немедленно же прибыл на «Корморан» лично принести извинение командиру этого судна. Требование это тотчас же было исполнено Чжан Чжи-дуном, очевидно, получившим строгое предписание из Пекина, и, сверх того, с Учанских фортов был произведен специальный салют германскому флагу.

Инцидент этот был сильно мусирован самими немецкими резидентами в Китае, и многие выражали предположение, что именно им германское правительство и воспользуется как предлогом, дабы произвести на Китай решительное давление в видах решения в желаемом для Германии смысле вопроса о порте. Я совершенно убежден, что не будь на следующий же день получено известие о печальном происшествии в Шандуне, германский посланник или командующий германской эскадрой так или иначе создали бы в самом ближайшем времени какой-нибудь новый инцидент, коим германское правительство могло бы тогда воспользоваться для своих целей. При таких условиях трудно, конечно, ожидать, чтобы какая бы ни была предупредительность и поспешность со стороны китайского правительства в деле удовлетворения за вред, причиненный германской католической миссии в Шандуне, могла остановить берлинское правительство от выполнения задуманного им плана.

Переданное мной вашему сиятельству во вчерашней моей секретной телеграмме известие о выходе германской эскадры из Шанхая с инструкциями в запечатанных конвертах и об отправлении из Гонконга на север с секретным назначением зафрахтованного германским адмиралом немецкого парохода «Зоонмон» с грузом угля и продовольствия, напротив того, заставляют предполагать, что германское правительство решило спешить привести в исполнение задуманную им враждебную демонстрацию с тем, чтобы предупредить возвращение в Пекин барона Гейкинга. Очевидно, германское правительство опасается, как бы вопрос об удовлетворении, вследствие большой уступчивости китайцев, не был решен слишком скоро и как бы Германия таким образом не лишилась представившегося ныне столь удобного предлога.

Китайские министры, повидимому, отдают себе ясный отчет в истинных намерениях Германии и заранее убедительно просили меня передать вашему сиятельству от имени китайского правительства просьбу помочь дружеским советом и оказать поддержку в случае, если германская эскадра, не взирая ни на какие протесты Китая, вторгнется в неоткрытый порт и грубою силою завладеет прилегающей территорией. Не подлежит сомнению, что при нынешнем угнетенном положении китайской империи и полнейшем неустройстве ее военных и морских вооруженных сил китайское правительство фактически не имеет никакой возможности собственными средствами предотвратить подобного рода самовольный захват и оказать сколько-нибудь чувствительное сопротивление даже столь небольшим сравнительно военно-морским силам, коими располагает в этих краях германское правительство. Поэтому вся надежда Китая естественно возлагается в настоящем случае на возможное заступничество других иностранных держав и главным образом России, как державы, непосредственно заинтересованной, по [45] убеждению китайцев, в территориальной неприкосновенности китайской империи и особенно северных ее областей.

Предвидя неизбежные осложнения с Германией и решительно не зная, каким образом выйти из создавшегося трудного положения, китайские министры искренно решились теперь руководствоваться в этом деле нашими советами и указаниями и обещали тотчас же извещать меня о всяком дальнейшем шаге германского представителя в Пекине и о всех движениях германской эскадры.

Павлов.

Телеграмма министра иностранных дел Муравьева послу в Берлине Остен-Сакену, 3 (15 ноября) 1897 г. ⁷³

Павлов нам сообщает, что вследствие сделанных им представлений китайскому правительству министры заявили, что сделают все, чтобы немедленно же дать Германии самое широкое удовлетворение на одинаковых основаниях, как были удовлетворяемы в подобных случаях французы, англичане и американцы, а именно: казнь преступников, денежное вознаграждение потерпевшим и семействам убитых и строгое наказание местных властей, кои оказались бы виновными непринятием мер для предотвращения. Богдыханом уже издан указ в этом смысле.

Муравьев.

Телеграмма посла в Берлине Остен-Сакена министру иностранных дел Муравьеву, (3) 15 ноября 1897 г. ⁷⁴

Император возвратился сегодня утром. Тотчас же канцлер написал мне письмо: взвесив сообщение, которое вами поручено было мне сделать, и важный характер которого не ускользнул от меня, я, к своему искреннему сожалению, считаю для себя невозможным изменить нашу точку зрения, которая сводится к следующему: все высказывания, которые могли служить аргументом с той и с другой стороны в споре относительно бухты Киао-Чао, предшествовали телеграмме ⁷⁵, в которой его величество император Николай заявил, что он совершенно не заинтересован в этом вопросе после недавних сведений. Предшествующие высказывания, каковы бы они ни были, должны считаться с полным правом недействительными вследствие этой императорской декларации ⁷⁶.

Остен-Сакен.

Телеграмма министра иностранных дел Муравьева послу в Берлине Остен-Сакену, (4) 16 ноября 1897 г. ⁷⁷

Получил вашу вчерашнюю телеграмму. Император чрезвычайно удивлен толкованием, данным личной и нешифрованной телеграмме, которую его величество адресовал императору Вильгельму ⁷⁸. На взгляд [46] нашего августейшего государя эта телеграмма ни в чем не изменила положение, и его величество совершенно не думал заявлять о своей незаинтересованности в Киао-Чао, констатируя лишь факт, что на основании заявлений китайского правительства мы должны считать этот порт в настоящее время закрытым для иностранных эскадр.

Имея в виду право первенства стоянки, уступленное нам в 1895 г., мы не могли бы отказаться от Киао-Чао в тот момент, когда другие иностранные суда проникли бы туда, тем более, что, как мы это установили в Петергофе, Россия не располагает в данное время другим портом в этих краях.

Наш августейший государь поручает вам все вышесказанное довести до сведения императора Вильгельма.

Муравьев.

Телеграмма поверенного в делах в Пекине Павлова министру иностранных дел гр. Муравьеву, (4) 16 ноября 1897 г. ⁷⁹

Дополнение к моей вчерашней телеграмме ⁸⁰.

Вчера поздно вечером Ли Хун-чан был у меня, передал следующую телеграмму, только что полученную цзунь-ли-ямынем от командующего китайскими войсками близ Киао-Чао; «2 ноября утром три германских судна с адмиралом вошли в бухту Киао-Чао, высадили десант в двести человек, которые немедленно разрушили телеграфную линию. Адмирал потребовал от начальника китайского гарнизона очистить порт и укрепления в 48 часов, иначе грозил открыть огонь. Китайский отряд отступил, оставив в руках немцев орудия, склады, аммуницию и припасы».

Вчера после полудня германский секретарь посетил цзунь-ли-ямынь, спрашивал о ходе следствия по делу об убийстве миссионеров; ему отвечено, что следствие ведется на месте энергично прокурором провинции и даотаем, что четверо участников убийства уже схвачены, будут немедленно казнены, что вообще китайское правительство даст самое широкое удовлетворение. Германский секретарь, с своей стороны, никаких, требований не формулировал и уехал, не упомянув ни одним словом о Киао-Чао. Германский посланник вернется завтра. Китайцы крайне поражены, встревожены. Ли Хун-чан от имени китайского правительства убедительно просит помочь советом, поддержать, чтобы не допустить германцев силой завладеть портом.

Павлов.

Письмо управляющего морским министерством Тыртова министру иностранных дел Муравьеву, (5) 17 ноября 1897 г. № 302

М. г. граф Михаил Николаевич,

На представленном мною 5 сего ноября всеподданнейшем докладе ⁸¹ о неудобстве посылки теперь одного или двух судов из эскадры контрадмирала Дубасова в бухту Киао-Чао, в виду занятия ее германцами, его императорскому величеству благоугодно было собственноручно [47] начертать «Согласен с вашим мнением о неудобстве посылки наших судов теперь в Киао-Чао. Сообщите графу Муравьеву».

Уведомляя ваше сиятельство о таковом высочайшем повелении, прошу принять и пр. П. Тыртов.

Телеграмма министра иностранных дел Муравьева поверенному в делах в Пекине Павлову, (6) 18 ноября 1897 г. ⁸²

Ввиду насильственных мер, принимаемых германской эскадрой в Киао-Чао мы находим неудобным посылать теперь наши суда в эту бухту. Полагаем что допущенное китайскими властями незаконное положение не продлится, и в бухте вскоре восстановлен будет нормальный порядок.

Изложенные обстоятельства однако ни в чем не изменяют нашего принципиального взгляда на вопрос о стоянке в Киао-Чао.

Муравьев.

Телеграмма поверенного в делах в Пекине Павлова министру иностранных дел Муравьеву, (8) 20 ноября 1897 г. ⁸³

Немцами занят остров Цин-Дао при самом входе в бухту Киао-Чао. Телеграфное сообщение с городом Цзяо на северном конце бухты в руках китайцев; телеграфной станции дано предписание принимать телеграммы, подаваемые командующим русскими судами и безотлагательно доставлять ему телеграммы, адресованные на его имя. Германский посланник прибыл вчера; сегодня имеет свидание с министрами в цзунь-ли-ямыне.

Павлов.

Декларация Вильгельма II, (8) 20 ноября 1897 г. ⁸⁴

Его величеству германскому императору желательно, чтобы следующие соображения были доведены до сведения его величества императора российского.

Бухта Киао-Чао, будучи, благодаря своему близкому положению к театру последних убийств, наперед указана, как объект наших репрессий, была между тем окончательно избрана в качестве таковой лишь после того, как германский император получил телеграмму, в которой император российский заявил, что он не в состоянии высказать какое-либо мнение, поскольку русская оккупация Киао-Чао в 1895 и 1896 гг. имела только временный характер.

Уже раньше германский император во время своего последнего путешествия в России и на основании сведений, полученных из официального источника ⁸⁵, убедился, что Россия, считая бухту Киао-Чао слишком удаленной от своей операционной базы, не думает утвердиться там навсегда. Телеграмма, которую его величество император германский послал его величеству российскому императору 7 сего месяца ⁸⁶, следовательно, имела единственной целью выяснить вопрос о том, что уже в данный момент Россия не заинтересована в Киао-Чао или же [48] германcкая акция могла бы сегодня еще затруднить в какой нибудь степени русскую политику.

Ответ его величества императора Николая, не формулируя точно и не давая возможности подразумевать какую бы то ни было оговорку, заставил замолчать последние сомнения, и его величество император германский приказал эскадре направиться в Киао-Чао.

Здесь следует вспомнить, что правительство императора германского демаршем, сделанным в Петербурге в марте 1895 г., предложило свое содействие и взяло на себя таким образом инициативу в совместной дипломатической акции, которая задержала продвижение японцев в Корее и на материке. Между последствиями объединения трех держав в группировку следует отметить, с одной стороны, что Россия смогла включить в зону своего исключительного влияния не только Корею, но весь Северный Китай, в том числе Пекин и внутреннюю часть Желтого моря; с другой стороны, Германия увидела, что ее положение на Дальнем Востоке находится в опасности, как это подтверждается рядом оскорблений и преступлений, направленных против немцев: миссионеров, моряков и прочих. Это явление, непонятное на первый взгляд, может быть объяснено враждебными влияниями, которые, ставя под сомнение добровольность германского содействия в 1895 г., истолковывают, как признак слабости, незаинтересованности, которые обнаружила Германия в то время.

Какова бы ни была причина, очевидно, что Германия в данный момент находится по отношению к Китаю в недостойном положении, которое император должен исправить раз навсегда и всеми средствами, которыми он располагает. Его величество полагает, что его величество император российский, политику которого германский император поддерживает в Европе и в Азии, и мнение которого в настоящем случае он хотел знать прежде, чем действовать, согласен с ним в том, что в данный момент всякое изменение, внесенное в план начатой уже акции, подкрепило бы правительство и народ китайский в поведении, несовместимом с интересами и достоинством Германии.

Едва ли необходимо добавлять, что присутствие немцев в бухте Киао-Чао не должно стеснять русские суда, которые хотели бы притти туда, поскольку Россия не намерена утвердиться навсегда во внутренней части Желтого моря.

Телеграмма поверенного в делах в Пекине Павлова министру иностранных дел Муравьеву, (9) 21 ноября 1897 г.

Продолжение телеграммы от 8 ноября ⁸⁷.

Вчера германский посланник вручил князьям и сановникам меморандум, формулирующий требования Германии в 6 пунктах: 1. Полное отставление губернатора Шандуна от должности и службы. 2. Задержание и строгое наказание всех виновных и денежное вознаграждение за убитых и имущество. 3. Предоставление Германии исключительных преимуществ по сооружению железных дорог и разработке рудников в Шандуне. 4. Принятие Китаем действительных мер обеспечения германским миссионерам безопасности и покровительства властей. 5. Довершение на средства китайского правительства начатой постройки нового католического храма в городе Цзи-Нань. 6. Военное вознаграждение за издержки, причиненные оккупацией Киао-Чао.

Князь Гун выразил, что действия германского адмирала являются оскорблением китайской империи и не могут быть оправданы простым фактом нападения шайки разбойников на миссионеров, что уже 9 [49] виновных схвачены и большая часть ограбленного имущества найдена, китайское правительство готово немедленно же дать полное удовлетворение по 2 и 4 пунктам, но что обсуждение обоих пунктов может иметь место лишь когда германские войска уйдут с китайской территории. Германский посланник ответил, что передаст своему правительству и будет ожидать указаний, но сомневается, чтобы очищение Киао-Чао могло состояться, если Китай немедленно не примет все 6 пунктов без оговорок. Вслед затем барон Гейкинг был у меня, заверил, что оккупация Киао-Чао лишь временная.

Китайское правительство находит требования Германии чрезмерными особенно 6 пункт, в коем усматривается прямой вызов. Из секретного источника мне известно, что сильная партия при дворе богдыхана требует решительных действий для побуждения Германии очистить Киао-Чао немедленно.

Павлов.

Письмо посла в Берлине Остен-Сакена министру иностранных дел Муравьеву, (10) 22 ноября 1897 г. ⁸⁸

Г. граф.

Чтобы дать точный отчет об инциденте в Киао-Чао, я обязательно должен восстановить ход событий со дня моего возвращения в Берлин, который совпал с днем возвращения канцлера, на другой день после передачи графом Паленом ваших двух объяснительных телеграмм, посланных спустя два дня после обмена телеграммами двух государей ⁸⁹.

Император Вильгельм был еще на охоте у князя Плесс в Силезии. Несколько часов после моего прибытия я получил приглашение канцлера свидеться с ним. Он прочел мне документ, посланный ему императором с примечанием: «передать российскому послу для его правительства». Я не знаю автора этого документа.

В общем в нем выражается удивление или, пользуясь более точным выражением, ошеломление императора при чтении ваших объяснительных телеграмм, утвердительный смысл которых находится в полном несогласии с телеграммой нашего августейшего государя.

Эта последняя, неправильно понятая в самом расширительном истолковании, идущем так далеко, что в ней читается полная наша незаинтересованность в бухте Киао-Чао, послужила со дня ее получения основанием посланных по телеграфу инструкций командующему германской эскадрой в Тихом океане. По всей вероятности, предписанные действия в данный момент уже начаты.

Положение императора оказалось тем более затруднительным, что убийство германских миссионеров, рассматриваемое морским министерством, как достаточный предлог для реализации давно лелеемого Германией желания обеспечить себе морскую станцию в Китае, встретило решительное сопротивление со стороны министерства иностранных дел; во всяком случае, это министерство требовало предварительного разрешения императора вступить по этому предмету в переговоры с петербургским кабинетом.

Не будучи в Берлине, император два дня оставлял канцлера без ответа, по истечении коих он послал ему копию телеграммы нашего августейшего государя, истолковав ее на свой образец и прибавив, что на основании этой телеграммы послал приказания своей эскадре войти в бухту Киао-Чао. [50]

Начальник личного кабинета императора по морским делам контр-адмирал Зенден-Бибран, которого считают душой всего этого дела, торжествуя, принес министру иностранных дел приказание своего государя.

Как бы то ни было, ко времени получения ваших двух телеграмм дело уже было начато, и канцлер, следуя в этом отношении толкованию своего государя, подтвердил мне положение, изложенное в документе, который он мне прочитал и который гласит: содержание телеграфного ответа нашего государя предоставило Германии полную свободу действий.

Не зная ни содержания переговоров в Петергофе, ни обязательств, которыми вы письменно обменялись с канцлером, я считаю себя мало компетентным, чтобы поддерживать обсуждение. Тем не менее, я отказался получить данный документ, который нарочито подчеркивал протест против ваших оговорок, и, чтобы исполнить желание канцлера, ограничился простой передачей выдвинутых императором мотивов, чтобы объяснить поспешность своих решений.

Я не стану возвращаться к обмену телеграммами, вызванному инцидентом. Они в вашей памяти.

Последней по дате телеграммой была телеграмма в исправленном самим нашим августейшим государем виде и переданная через канцлера в расширенном изложении (in extenso) императору Вильгельму.

Ответ, резюме которого я позволил себе сегодня вам передать по телеграфу, прилагается в оригинале к моей сегодняшней почте.

Я считаю весьма твердым решение императора провести в жизнь свой план. Из секретного и вполне верного источника мне известно, что принц Генрих скоро отправится в китайские воды во главе небольшой эскадры из двух судов, имеющих назначение увеличить германские морские силы в Тихом океане. Это решение, инициатива которого принадлежит принцу Генриху и которое в первый момент было отброшено императором, в самый последний момент при отъезде императора из Лецлингена – было осуществлено после совещания между императором, принцем Генрихом и канцлером.

Примите и пр.

Остен-Сакен.

Телеграмма поверенного в делах в Пекине Павлова министру иностранных дел Муравьеву, (11) 23 ноября 1897 г.

По последним известиям из Киао-Чао германский десант, в количестве 400 чел., перешел с острова Цин-дао на материк, наступает к городу Цзяо. Начальник местного китайского отряда ген. Чжан, отправившись с разрешения пекинского правительства к германскому адмиралу для объяснения, был схвачен вместе с сопровождающими офицерами, обезоружен, содержится под стражей в германском лагере. Возбуждение китайского правительства и населения против Германии весьма сильно. В Тяньцзинь отправлено секретное предписание войскам генералов Не Ши-чена и Юан Ши-кая готовиться итти в Киао-Чао. На секретном совещании у генерал-губернатора в Чин-Цзине решено снарядить отряд в 5 000, отправить каналом до Шандуна, далее сухим путем; возбужден вопрос о немедленном удалении из Китая всех германских инструкторов, но пекинское правительство, решив эту меру в принципе, полагает более осторожным отложить исполнение до разъяснения нынешнего осложнения. Большинство влиятельных китайских сановников стоит за то, чтобы всеми средствами избежать открытого [51] разрыва; однако возможно, что партия, требующая военных мер, получит перевес, если вызывающие действия Германии продлятся.

[Павлов].

Депеша поверенного в делах в Пекине Павлова министру иностранных дел Муравьеву, (12) 24 ноября 1897 г., № 33 ⁹⁰

В предшествующем донесении моем от 2 сего ноября, за № 32, ⁹¹ я имел честь подробно изложить вашему сиятельству весь ход последних событий, связанных с недавним инцидентом в Шандуне и указавших на явное намерение Германии воспользоваться этим случаем для осуществления своих замыслов, касательно приобретения собственного военного порта на берегах Китая. Происшедшие в течение последующих дней факты вполне оправдали высказанные мною в означенном донесении предположения. Германское правительство, очевидно, заранее решило произвести задуманную им военную демонстрацию в Киао-Чауской бухте во что бы то ни стало и спешило привести свой план в исполнение с возможною скоростью в том расчете, чтобы предупредить возвращение германского посланника в Пекин и не дать ему времени объясниться с китайским правительством.

3 ноября утром китайские министры, буквально исполняя данное ими обещание осведомлять меня о всем ходе дела, прислали мне сказать, что по полученным ими из Шандуна известиям, следствие на месте преступления уже привело к результатам и что задержано четверо главных виновников убийства; несколько часов спустя в цзунь-ли-ямыне был секретарь германской миссии, которому и было сообщено это известие; г. фон Притвиц попрежнему не вступал ни в какие переговоры с китайскими министрами, ни одним словом не упомянул о намерении германской эскадры итти в Киао-Чао и ограничился повторением китайцам, что переговоры об удовлетворении будет вести сам посланник, который должен прибыть в Пекин не позже 5 ноября.

В тот же день поздно вечером, как я имел честь уведомить ваше сиятельство секретной телеграммой от 4 сего ноября ⁹², ко мне приехал Ли-Хун-чан, видимо сильно озабоченный, и сообщил, что только что в цзунь-ли-ямыне получена от командующего китайским гарнизоном в Киао-Чао ген. Чжана телеграмма о том, что накануне утром три германских военных судна пришли в бухту, свезли на берег десант, который немедленно разрушил телеграфный провод. Затем германский адмирал послал требование начальнику китайского гарнизона немедленно очистить укрепления и отступить за окружающие бухту холмы, грозя в противном случае открыть огонь с судов эскадры. Устрашенный этой угрозой, ген. Чжан поспешил исполнить требование германского адмирала, после чего немцы в числе нескольких сот, человек заняли лежащий при входе в бухту остров Цин-Дао и завладели находящимися на нем складами оружия и аммуниции.

Ли Хун-чан, от имени китайского правительства, просил меня немедленно телеграфировать императорскому правительству об этом необъяснимом акте насилия со стороны Германии и высказал надежду, что Россия, будучи, по убеждению китайского правительства, прямо заинтересована в том, чтобы ни Германия ни какая-либо другая держава не утвердилась в Шандуне, окажет в настоящем случае Китаю поддержку и что мы немедленно же отправим в Киао-Чао нашу эскадру, чтобы высказать тем протест против сделанного Германией самовольного захвата и побудить германского адмирала, очистив занятую [52] им китайскую территорию, удалиться из Киао-Чауской бухты. Я, разумеется, обещал Ли Хун-чану точас же передать все сказанное им мне по телеграфу вашему сиятельству, прибавив, что взгляд императорского правительства на вопрос о Киао-Чауской бухте уже известен цзунь-ли-ямыню из сделанных мной недавно по поручению императорского министерства заявлений, что мы, и помимо просьбы китайского правительства, признаем необходимым командировать в Киао-Чао отряд из нескольких судов нашей Тихоокеанской эскадры, дабы следить за всем, что будет делаться в бухте.

В течение последующих дней Ли Хун-чан несколько раз присылал ко мне своего секретаря, чтобы узнать, не получено ли мною каких-либо сведений относительно нашей эскадры, видимо, с крайним нетерпением ожидая известия о приходе наших судов в Киао-Чао. Как я затем мог убедиться, Ли Хун-чан имел в виду воспользоваться настоящим случаем, чтобы вновь восстановить свой несколько пошатнувшийся за последнее время авторитет и наглядно доказать, насколько он был прав, настаивая на безусловном и самом тесном сближении с Россией, на которую китайское правительство единственно может положиться в трудную минуту. Сообщенное мной 6 сего ноября в цзунь-ли-ямыне, на основании телеграммы вашего сиятельства от 4 сего же ноября, известие о том, что отряду наших судов еще до получения в Петербурге известия о приходе в Киао-Чао германской эскадры было дано приказание итти в эту бухту, произвело на всех китайских сановников самое сильное впечатление, и я вполне убежден, что если бы в эту минуту положительным образом укрепить в них уверенность, что мы готовы оказать китайскому правительству деятельную поддержку и помочь ему выйти из создавшегося осложнения с Германией, то мы могли бы обеспечить себе весьма быстрое решение в желаемом для нас смысле некоторых других возбужденных нами с китайским правительством вопросов, как например, вопрос об инструкторах, о плавании и торговле по Сунгари, о железных дорогах к северу от Шанхай-гуаня и пр.

Само собою разумеется однако, я не счел себя в праве слишком сильно поддерживать надежды китайских министров и для избежания недоразумения разъяснил им, что отправление наших судов в Киао-Чао ни в коем случае не имеет целью понудительные действия против германской эскадры, но лишь наблюдение за действиями последней, и что, если императорское правительство и признает нужным вмешаться в настоящее дело в видах понуждения Германии отказаться от посягательства на Киао-Чаускую бухту, то вопрос этот будет решаться не здесь, а в Европе путем дипломатических переговоров между с.-петербургским и берлинским кабинетами. Как бы то ни было, я должен сознаться, что переданное мною два дня спустя Ли Хун-чану известие об отмене посылки наших судов в Киао-Чао было как для самого Ли Хун-чана, так и для других сановников сильным разочарованием, тем более, что известие это было получено уже после объяснений с германским посланником, веденных ими очевидно под влиянием сильной надежды на активную помощь со стороны русского правительства.

Чтобы несколько смягчить неблагоприятное впечатление, произведенное на Ли Хун-чана такою переменою нашего решения, я объяснил ему, что судя по телеграмме, полученной мной от вашего сиятельства, ⁹³ императорское правительство имеет без сомнения положительные основания рассчитывать на то, что оккупация Киао-Чао германскими военными силами не продлится и что в этой бухте вскоре будет [53] восстановлен нормальный порядок, ввиду чего посылка в настоящий момент туда нашей эскадры могла бы лишь вызвать новые осложнения и замедлить успешный результат переговоров.

Я не могу скрыть, что Ли Хун-чан казался мало убежденным приведенным выше объяснением и с своей стороны высказал предположение, что императорское правительство вводится в обман Германией, ложно заверяющей нас, что оккупация Киао-Чауской бухты лишь временная, тогда как весь образ действий германского правительства и особенно его представителя в Пекине и германской эскадры напротив того указывают, по мнению Ли Хун-чана, на несомненное намерение Германии окончательно овладеть и сохранить за собою названный порт. Действительно, нужно сказать, что в этот самый день были получены известия о высадке германского десанта с острова Цин-Дао на материк, о движении его по направлению к г. Цзяо с целью подыскания удобных зимних квартир и о предательском, по словам китайцев, арестовании немцами генерала Чжан-Гао-Юань, отправившегося по приказанию, полученному из Пекина, объясниться с германским адмиралом.

7 ноября германский посланник барон Гейкинг наконец прибыл в Пекин. При проезде его через Тяньцзинь тамошний генерал-губернатор, в ведении коего находится и Шандунская провинция, выразил желание повидаться с ним и переговорить по делу об убийстве миссионеров, но барон Гейкинг отклонил это свидание, сославшись на необходимость спешить в Пекин. На другой день после своего приезда германский посланник посетил цзунь-ли-ямынь, где был принят князьями Гуном и Цином и всеми министрами в полном составе. Результат этого свидания я имел честь подробно передать вашему сиятельству в моей секретной телеграмме от 9 ноября ⁹⁴.

Нельзя не согласиться с тем, что из шести пунктов, предъявленных германским посланником в его меморандуме, касающемся требуемого Германией удовлетворения, два пункта, а именно: о предоставлении германской национальности предпочтения перед другими в деле сооружения железных дорог и разработки минеральных богатств в Шандунской провинции и последний пункт об уплате Китаем Германии «военных издержек» по временной оккупации Киао-Чао, – не имеют ничего общего с убиением миссионеров; особенно требование об уплате военных издержек за незаконное и не вызванное никакою необходимостью вторжение Германии на китайскую территорию поражает и глубоко возмущает китайское правительство. Что касается до остальных пунктов, то хотя министры пока и утверждают, что богдыхан ни под каким видом не согласится на разжалование и отрешение от службы шандунского губернатора, считая взводимое на него германским правительством обвинение в потворстве преступлениям против христианских миссионеров голословным, тем не менее я полагаю, что, в конце концов, китайское правительство принуждено будет уступить по этому пункту, ибо, если шандунский губернатор, может быть, и не был непосредственно причастен к последнему инциденту с германскими миссионерами, то он всегда был известен своею ненавистью ко всему иностранному и особенно к христианской пропаганде и не раз уже был обвиняем в этом даже самими китайцами. Впрочем, из последнего моего разговора с Ли Хун-чаном я вынес впечатление, что исключительно надежда на возможное заступничество и посредничество третьей державы побудило князя Гуна принять в своем ответе германскому посланнику такой решительный тон и поставить непременным условием даже для обсуждения заявленных Германией требований предварительное очищение китайской территории от германских войск. [54]

Как Ли Хун-чан, так и другие сановники, отлично понимают, что без постороннего давления Германия не отзовет своего десанта и не выведет своих судов из Киао-Чао, по крайней мере, до тех пор, пока не добьется какого-либо осязательного результата, и что, хотя барон Гейкинг и обещал запросить по этому предмету инструкции из Берлина, но сделал это лишь, чтобы закончить неприятное для него объяснение с князем Гуном, наперед зная, что берлинский кабинет отнесется к требованию китайского правительства отрицательно. С другой стороны, если некоторые из влиятельных при дворе богдыхана сановников старого закала все еще обольщают богдыхана, а может быть, и самих себя иллюзиями о могуществе китайской империи и настойчиво требуют немедленных военных действий для «истребления» горсти иностранных варваров, самовольно вторгшихся в пределы Китая, то все сколько-нибудь просвещенные китайцы, сознающие полное бессилие и неподготовленность китайской империи для борьбы с европейскими государствами, понимают всю опасность нового вооруженного столкновения, могущего иметь еще более тяжелые для Китая последствия, чем недавняя война с Японией, без всякого сомнения, сделают все, что от них зависит, дабы предотвратить открытый разрыв с Германией и употребят все свое влияние, чтобы убедить богдыхана и вдовствующую императрицу согласиться в случае крайности на всякие уступки, хотя бы и унизительные для китайского самолюбия.

Барон Гейкинг был у меня тотчас же после своего визита в цзунь-ли-ямынь. После продолжительного, не представляющего никакого интереса разговора о различных инцидентах, сопровождавших его недавнее путешествие, и о вынесенных им из него впечатлениях, германский посланник затем перешел к главному интересующему предмету, очевидно, и составлявшему действительную цель его прихода ко мне, а именно: к недавнему занятию бухты Киао-Чао германской эскадрой. По его словам, эта мера явилась в настоящую минуту совершенно непредвиденной для германского правительства и была вызвана исключительно тем прискорбным инцидентом, который случился в Шандуне с германскими католическими миссионерами. Крайнее возбуждение общественного мнения в Германии по этому поводу и настойчивые требования в парламенте, особенно со стороны католической партии, о том, чтобы правительство немедленно приняло самый решительный образ действий, заставили, как говорит барон Гейкинг, императора Вильгельма, решиться на эту меру гораздо ранее, чем это, может быть, было желательно. Упомянув затем о том разговоре, который он имел со мной два месяца тому назад перед отъездом из Пекина, по поводу состоявшихся будто бы между нашим и германским правительствами, во время пребывания в Петергофе германского императора, откровенных объяснений относительно наших обоюдных планов в Китае, барон Гейкинг сказал, что в то время он не имел еще возможности определенно высказаться, в чем именно заключались сказанные объяснения, но что в настоящее время, в виду совершившихся событий и во избежание недоразумений, он полагает возможным разъяснить, что, по сведениям, которые он имеет из Берлина, наше правительство будто бы дало понять германскому правительству, что мы, с своей стороны, не имеем никаких положительных видов на Киа-Чаоскую бухту и не будем препятствовать Германии завладеть со временем этим портом, но не ранее, чем, когда сами, в свою очередь, обеспечим себе обладание намеченным нами портом Пин-Ян на западном берегу Кореи. Ввиду этого, пояснил германский посланник, нынешняя оккупация Киао-Чао, неожиданная будто бы для самого германского правительства и вызванная непредвиденными заранее обстоятельствами, является «пока лишь временною» (en attendant, seulement provisoire). [55]

Я ответил барону Гейкингу, что относительно бывшего, по его словам между обоими нашими правительствами соглашения по вопросу о Киао-Чао и Пин-Яне мне решительно ничего неизвестно, но что на основании полученных мною еще недавно инструкций, я, напротив того, могу заключить, что наше правительство отнюдь не отказалось от своего права первенства по отношению к пользованию бухтой Киао-Чао, как морской станцией для нашего флота на тот случай, если китайское правительство вообще представит этот порт для стоянок иностранных военных судов.

На мой вопрос, сколько времени, по его предположению, может продлиться нынешняя оккупация Киао-Чао, и можно ли ожидать, что германская эскадра уйдет оттуда ранее окончания переговоров по вопросу об удовлетворении, барон Гейкинг ответил, что, не получив еще точных указаний из Берлина, не может сказать ничего определенного, но что в виду того возбуждения, которое вызвано нынешними событиями в Германии, он лично полагает, что германское правительство будет вынуждено продлить оккупацию на несколько более продолжительный срок, чем оно само находило бы это желательным. На этом разговор мой с германским посланником закончился и, хотя я после того уже два раза виделся с бароном Гейкингом, он более не возвращался к настоящему вопросу.

Что касается до влияния, которое нынешние события могут иметь на ход наших собственных дел в Китае и на отношения между императорской миссией и цзунь-ли-ямынем, то мне кажется, что до тех пор, пока в китайском правительстве будет поддерживаться хотя бы слабая надежда на то, что, в конце концов, мы явимся заступниками интересов Китая и поможем ему выйти из настоящего затруднительного положения, мы можем только выиграть от возникшего между Германией и Китаем замешательства; но я не могу не высказать опасения, что, если только китайское правительство усмотрит с нашей стороны полное равнодушие и желание уклониться от какого бы то ни было участия в улажении Киао-Чауского инцидента, а тем более, если оно заподозрит нас в том, что мы тайно сочувствуем планам Германии, то в отношениях к нам китайцев может наступить более или менее резкая реакция, которая, по крайней мере, временно неминуемо отразится неблагоприятно на переговорах миссии с цзунь-ли-ямынем по всем возбужденным нами вопросам и, весьма вероятно, замедлит их успешное решение.

Примите и пр...

[Павлов].

Депеша посла в Берлине Остен-Сакена министру иностранных дел гр. Муравьеву, (13) 25 ноября 1897 г., № 83 ⁹⁵

Появление германских крейсеров в бухте Киао-Чао и последовавшее за сим занятие китайского порта того же имени были приветствованы столичной печатью с нескрываемым удовольствием.

Тем не менее здешние газеты крайне осторожно относятся к этому вопросу и, как бы по указанию свыше, не вдаются в более подробную оценку событий, ограничиваясь по большей части простою передачею их хода.

Из этой сдержанности даже не могла вывести германскую печать усиленная полемика, возникшая по сему поводу в органах французской и особенно английской прессы.

Последняя разделилась на два лагеря. Представители консервативного направления, с одной стороны, как бы поощряют Германию, [56] выставляя полное равнодушие Англии к факту занятий этой части китайской территории; с другой стороны, – указывают на возможность вмешательства России, как бы подстрекая последнюю к энергичному протесту.

Совершенно иное, открыто враждебное положение заняла печать либерального оттенка. Стоит только указать на статью «Saturday Review» Germania delenda est ⁹⁶, чтобы понять то озлобление, которое накопилось против Германии в известной среде английского общества. Автор статьи, перечислив успехи, сделанные Германией на поприще торгово-колониальном, видит в войне и в уничтожении германских портов и флота единственный исход для устранения грозящей Англии опасности.

До сих пор берлинская печать не возражала. Одна только «Post», орган консервативно-имперской партии (Reichspartei), передала ее в извлечении и не вдаваясь в оценку приведенных доводов исключительно для поддержания необходимости принятия рейхстагом домогательства правительства об увеличении морских сил империи.

Характерно, что почти одновременно с появлением статьи «Saturday Review» гамбургский орган князя Бисмарка счел своевременным опровергнуть распространяемую в последнее время в Германии мысль о возможности в будущем соглашения России с Англией.

Обстоятельная, по обыкновению, статья «Hamburger Nachrichten», которую позволяю себе представить в вырезке, разбирает все пункты, на которых сталкиваются русские и английские интересы, и выводит полную немыслимость какого бы то ни было соглашения ни теперь, ни в будущем. По мнению автора статьи, англо-русские отношения должны, наоборот, ухудшаться из года в год, в виду поступательного движения России в Азии по направлению к Индии и положения, принятого Англией на Балканском полуострове, постоянно идущего вразрез с политикой нашего отечества.

Примите и пр.

Из донесения военного агента в Берлине Енгалычева В. У. Соллогубу ⁹⁷, переданное военным министром министру иностранных дел Муравьеву, (22 ноября) 4 декабря 1897 г., № 27 сек.

М. г. Василий Устинович,

За последнее время в германских портах ускоренно снаряжаются возможно большее число судов для отправки в китайские воды и в другие пункты, где признается необходимым поддержать германские колониальные интересы. Было известие, еще не подтвердившееся, о том, что все откомандированные и временно отпускные чиновники флота призваны в Киль и Вильгельмсгафен.

Части морской пехоты приводятся на военное положение и в скором времени будут отправлены на быстроходных судах германского Ллойда 4 роты морской пехоты (около 1 000 человек) и отделение морской артиллерии (около 200 человек), с которым посылается большое число полевых орудий.

Имеется в виду укрепить выбранные участки у бухты Киао-Чао и прочно занять их артиллерию.

Принц Генрих Прусский отправляется на Дальний Восток со второй крейсерской дивизией дней через десять (около 3/15 декабря).

Таким образом все мероприятия подтверждают предположение о том, что Германия имеет в виду прочно утвердиться на [57] побережье Китая, и нет оснований полагать, в особенности после назначения принца Генриха в состав эскадры, что германское правительство согласится добровольно покинуть бухту Киао-Чао, после получения от небесной империи удовлетворения за убийство миссионеров.

Как слышно, имеется ввиду потребовать от Китая (кроме земельной уступки и денежной уплаты): 1) чтобы в случае постройки железных дорог на полуострове Шандуне (то есть, вероятно, от Пекина к бухте Киао-Чао) были бы допущены лишь германские инженеры и работы сделаны из немецких материалов (рельсы, подвижной состав и пр.); 2) чтобы было допущено строить на полуострове Шандуне немецкие церкви.

Не подлежит сомнению, что крайне энергические мероприятия германского правительства, в связи с поддержкой в широких размерах частной предприимчивости, будут иметь последствием быстрый рост германской колонии на полуострове Шандуне.

Африканские владения Германии по климату своему оказались неподходящими для колонизации: сравнительная же густота населения Германии в связи с широкой коммерческой деятельностью вызывает необходимость ежегодного выселения.

Новое владение Германии на Желтом море признается как по климату, так и по близости к столице Китая крайне выгодным для будущей колонизации. Если Китай не сумеет отделаться теперь от непрошенных «Kulturtrager», то с приходом второй дивизии судов, морской пехоты и артиллерии ему это вряд ли удастся, а полуостров Шандун обратится, если не законно, то фактически в германское владение.

По последним известиям, английская большая эскадра адмирала Бутлера прибыла к о. Формозе; вместе с тем газеты сообщают о том, что Англия, с согласия Китая, заняла часть берега против острова Гонконг (Victoria). Повидимому, Англия очень рада, что Германия решила утвердиться в северной части Китая, а не в сфере английских владений и интересов.

Таким образом Англия и Германия наметили себе определенную часть береговой линии Китайской империи для торговой эксплоатации: Англия – в среднем Китае с городами Кантом, Шанхай и Нанкин, а Германия – в части северного Китая в сравнительной близости к Пекину.

Наружно в высших сферах Берлина вполне спокойно, но в действительности положение признается крайне натянутым, опасаясь, что возможны серьезные осложнения с Россией.

Морское ведомство ⁹⁸ настроено прямо воинственным образом.

Высшие же военные круги покуда сдержаны; но мнение воинствующей партии, считающей, что Германия теперь более готова во всех отношениях, чем ее соседи, может найти некоторую почву при нынешних политических обстоятельствах...

Уверенность в полной готовности германской армии и всей страны на случай войны, придает имперскому правительству решительность в принятии таких рискованных мер, как, например, занятие бухты Киао-Чао, раз что это признается необходимым в интересах развития могущества Германии.

Примите и пр.

П. Енгалычев. [58]

Телеграмма поверенного в делах в Пекине Павлова министру иностранных дел Муравьеву, (27 ноября) 9 декабря 1897 г. ⁹⁹

Сейчас Ли-Хун-чан был у меня, дополнительно объяснил: китайское правительство, соглашаясь дать Германии удовлетворение по всем шести пунктам, поставило условием очищение Киао-Чао. Гейкинг ответил, что не может обещать, должен спросить указаний из Берлина. Английский адмирал с частью эскадры находится в Киао-Чао. Одно английское судно ходило в Порт-Артур, заявило начальнику гарнизона, что послано убедиться, не занят-ли Порт Артур русскими, затем вернулось в Чифу.

[Павлов].

Телеграмма министра иностранных дел Муравьева послам в Берлине, Париже, Лондоне и Токио, Остен-Сакену, Моренгейму, Стаалю и Розену, (29 ноября) 11 декабря 1897 г. ¹⁰⁰

Ввиду состоявшегося занятия Киао-Чао германской эскадрой, которая намерена, повидимому, остаться в бухте на неопределенное время, государь император признал необходимым повелеть, чтобы отряд нашей Тихоокеанской эскадры отправился для временной стоянки в Порт-Артур, на что уже последовало согласие со стороны китайского правительства.

В полной уверенности, что Россия и Германия ¹⁰¹ должны и могут итти рука об руку в делах Крайнего Востока, его императорское величество поручает вам предупредить об изложенном германского императора.

Секретная телеграмма посла в Берлине Остен-Сакена министру иностранных дел Муравьеву, (2) 14 декабря 1897 г. ¹⁰²

Получил телеграмму сегодня вечером в 9 часов.

Так как император с Бюловым отправился в 7 часов утра из Потсдама в Киль, я в тот же момент передал этому последнему содержание телеграммы ¹⁰³. Он казался от нее в восхищении, говоря, что император будет также восхищен и что его величество безусловно желает итти с нами руку об руку на Дальнем Востоке. Бюлов передаст телеграмму императору завтра в вагоне и расскажет мне о впечатлении императора в течение 48 часов, в четверг по возвращении из Киля.

Телеграмма посла в Берлине Остен-Сакена министру иностранных дел Муравьеву, (5) 17 декабря 1897 г. ¹⁰⁴

Возвратившийся сегодня ночью из Киля император оказал мне честь, посетив меня. Он покинул меня только сейчас после беседы, продолжавшейся три четверти часа. Его величество с живым удовлетворением принял последние сообщения, которые мне поручено было ему передать по приказу нашего августейшего государя. Он заверил меня, что в инструкциях, которыми снабжен принц Генрих, в качестве руководящего принципа выдвигается полная солидарность наших [59] интересов на Дальнем Востоке, вплоть до приказа поставить суда его эскадры борт о борт с нашими, если осложнения с Японией вынудили бы нас к враждебным действиям. Император совершенно убежден, что вмешательство Германии в дальневосточные дела в будущем будет служить условием присоединения к нашим интересам, чтобы действовать сообща против всякой державы, которая пошла бы против нашей восточной политики. Подробности курьером, которого я высылаю в воскресенье ¹⁰⁵.

Телеграмма поверенного в делах в Пекине Павлова министру иностранных дел Муравьеву, (11) 23 декабря 1897 г. ¹⁰⁶

Ответ на телеграмму, от 18 декабря ¹⁰⁷.

Сегодня китайское правительство приняло все сообщенные в моей телеграмме 12 декабря условия, предложенные Германией для решения вопроса о Киао-Чао; срок определен в 99 лет. Формальное соглашение должно быть подписано в самом непродолжительном времени, одновременно с соглашением об удовлетворении за убийство миссионеров.

Телеграмма поверенного в делах в Пекине Павлова министру иностранных дел Муравьеву, (12) 24 декабря 1897 г. ¹⁰⁸

Получена телеграмма от 9 декабря ¹⁰⁹.

Предложение китайцев объявить Киао-Чао открытым портом решительно отвергнуто германским посланником, вопрос об этом оставлен. Сегодня германский посланник конфиденциально сообщил мне, что получил инструкции добиваться, решения вопроса о Киао-Чао на следующих основаниях: «1) Китай предоставляет Германии в арендное пользование на определенный срок два небольших участка по обе стороны входа в бухту с правом устройства на них Германией доков, складов и укреплений. 2) Верховные права на арендуемую территорию будут оставаться за Китаем. 3) По истечении срока, укрепление и прочие сооружения поступят бесплатно в собственность китайского правительства. 4) Германия обязуется, в течение того же срока, защищать бухту, со всеми находящимися в ней за пределами арендуемых участков сооружениями китайскими от возможного нападения со стороны Японии и союзных с ней держав». Если с нашей стороны не будет поставлено препятствий и если Германия сделает небольшие уступки с формальной стороны, то соглашение на этих основаниях имеет шансы состояться.

[Павлов].

Секретная телеграмма поверенного в делах в Пекине Павлова министру иностранных дел Муравьеву, (23 декабря) 4 января 1898 г. ¹¹⁰

Дополнение телеграммы 28-го декабря ¹¹¹.

Ответной нотой германскому посланнику от 23 декабря китайские министры уведомили, что принимают предложенные Германией пункты [60] в следующем виде: «1) Китай уступает Германии в арендное пользование часть береговой земли бухты Киао-Чао; на этом участке Германия возведет на свой счет укрепление и будет содержать войска. На пространстве шириною в 100 ли от черты высокого прилива вокруг сей бухты будет нейтральный пояс, на котором китайское правительство может иметь войска не иначе, как по соглашению с Германией, и где Германия, в свою очередь, может проводить свои войска. Вся территория как в арендном участке, так и в нейтральном поясе остается собственностью Китая. 2) Срок аренды определяется в 50 лет. 3) Граница уступаемого в аренду участка направляется от западной оконечности острова Талосана на север до берегового пункта против острова Чипосана; отсюда на север-восток до северной оконечности острова Тингосана; далее на юго-восток до середины Лаопанской гавани, откуда к восточной оконечности острова Чаляндао. Точная граница будет определена впоследствии на месте специальными комиссарами. 4) Все водное пространство в пределах этой черты будет находиться в ведении Германии. Германское правительство на свой счет поставит на нем: маяки, буйки, вехи и другие знаки. Китайские военные и коммерческие суда будут иметь свободный вход в бухту без уплаты Германии каких-либо пошлин, кроме маячных и портовых сборов, наравне с судами прочих наций. 5) Если бы германское правительство пожелало возвратить Китаю означенный участок в бухте Киао-Чао до истечения срока аренды, то Китай обязуется предоставить Германии на тех же основаниях соответственный участок в другом пункте Китая, возместив германскому правительству все расходы по возведенным последним в Киао-Чао сооружениям и по оккупации». На эту ноту германский посланник ответил, что, так как при словесных переговорах срок аренды был условлен в 99 лет, он настаивает на письменном принятии означенного срока. Два дня спустя китайские министры письменно уведомили, что согласны установить срок 99 лет, и в то же время просили, чтобы Германия обязалась, что в течение этого срока бухта Киао-Чао не будет переуступлена никакой другой державе. Гейкинг ответил, что Германия согласна дать такое обязательство.

В настоящее время германский посланник возбудил вопрос о предоставлении германской компании концессии на сооружение железной дороги от Киао-Чао до того пункта внутри Шандунской провинции, который впоследствии будет выбран сказанной компанией. По словам Гейкинга, до удовлетворительного решения этого последнего вопроса подписание формального соглашения касательно Киао-Чао едва-ли состоится.

[Павлов].

Секретное письмо военного агента в Берлине, переданное министру иностранных дел Муравьеву, (25 декабря) 6 января 1898 года, № 35

Вчера получено официальное извещение о заключении между Китаем и Германией соглашения, по которому уступается Германии бухта Киао-Чао, на правах долгосрочной аренды с правом возводить постройки, укрепления и т.д. Уступленный участок в несколько квадратных миль заключает в себе внутренность бухты (до границы высшего уровня воды), обе косы, отделяющие бухту от моря, и острова внутри и впереди бухты. В определенной зоне кругом бухты Китай согласился не предпринимать никаких мер без согласия Германии. Выговорено право обмена в случае надобности Киао-Чауской бухты на другую с уплатой Германии за все постройки и работы, сделанные в Киао-Чао.

Такое блестящее окончание переговоров признается здесь как первый [61] значительный успех германской политики за последние годы. Этим открывается для Германии новая сфера широкой торговой деятельности.

Нельзя не признать той решительности, которая проявлена Германией в этом случае.

Убедившись, что Россия не заинтересована бухтой Киао-Чао, император Вильгельм, помимо большинства министров, помимо мнения мастистого короля Саксонского ¹¹², считает своевременным осуществление давнишнего желания и дает приказ германским крейсерам войти в Киао-Чао и высадить десант, требуя удовлетворения за убийство миссионеров. Менее чем в два месяца это рискованное предприятие горстью моряков, основанное на надежде, что Россия не будет препятствовать, и на знании внутреннего состояния Китая, увенчано успехом, который отразится с большой выгодой на международном положении Германии и на внутреннем положении германского правительства.

Помимо усиления престижа на Дальнем Востоке, Германия сумеет извлечь большое экономическое преимущество из нового владения, базы для дальнейшего усиления политического и торгового влияния в Китае ¹¹³.

Только что заключенный договор с Китаем, узаконивший занятие Киао-Чао, будет лишь началом дальнейших переговоров о разных правах на постройку железных дорог, разработку огромных залежей каленного угля (до 600 миль) на полуострове Шандуне, усовершенствование заброшенного канала Киао-Чао-Лиат-Чао (на Печилийском заливе) и устройство складов и факторий внутри Китая, чтобы снабжать богатые и густо населенные провинции Китая: Шандун, Хонан, Шанси, Шензи и Гупель – германскими товарами.

Такая деятельность может вызвать пробуждение Китая и поэтому первенствующее значение для России имеет вопрос об инструкторской деятельности германских офицеров в Китае, составляющий теперь предмет дипломатических переговоров между нами и Германией.

Гордая своим прусским милитаризмом и военной организацией, Германия охотно помогает государствам с слабыми военными силами в усовершенствовании их, особенно если такое усиление полезно Германии в политическом отношении.

Прошедшее указывает на примеры организаторской деятельности германских офицеров в Турции и в Японии, конечно, в разрез с русскими интересами на Черном море и на Дальнем Востоке ¹¹⁴.

Некоторые данные указывают, что то же самое может повториться и в Китае, где уже (в провинциях Среднего Китая), по газетам, находятся германские инструкторы. Очевидно, что эта деятельность будет негласная, непризнанная официально германским правительством, которое вправе будет сказать, что офицеров в Китай не посылает.

При содействии военного министерства и дипломатических представителей германские офицеры, покинувшие службу, могут заключать личные сделки с тем правительством, которое желает иметь инструкторов. [62]

При настоящем политическом положении Германия, по всем вероятиям, не будет посылать официальных инструкторов в Северный Китай; частным же лицам германское правительство препятствовать не может, но, наверное, будет оказывать полное содействие.

Наиболее существенным было бы наблюдение в самом Китае за контрактами, заключаемыми вице-королями с германскими подданными, которые принимают на себя обязанности инструкторов.

Утвердившись в Китае, германское правительство обещается действовать там рука в руку с Россией против японских и английских интересов, но есть основания полагать, что при дальнейшем усилении России в Северном Китае, Германия желала бы придерживаться практического взгляда: «сколько вам, столько же и нам», забывая как бы давность наших исторических прав.

Подполковник гр. Муравьев-Амурский.

Депеша посла в Берлине Остен-Сакена министру иностранных дел Муравьеву, (23 января) 4 февраля 1898 г., № 5.

Имею честь препроводить к вашему сиятельству карту китайской территории, занятой Германией на полуострове Шандуне. ¹¹⁵

Карта эта есть воспроизведение той, которая, по заключении соглашения с правительством Небесной империи, была представлена комиссии рейхстага.

Как вашему сиятельству благоугодно будет усмотреть, нейтральная полоса, обнимающая ныне полосу земли в 50 километров в радиусе, значительно расширена по сравнению с установленной первоначально адмиралом Дидрихсом. ¹¹⁶

Таким образом эта нейтральная полоса превосходит по размерам ту, которая определена между Англией и Китаем в окрестностях Гонг-Конга; на всем ее протяжении водворение иностранцам вполне воспрещается, за Германией же признаются державные права.

Примите и пр.

[Остен-Сакен].

Секретная телеграмма поверенного в делах в Пекине Павлова министру иностранных дел Муравьеву, 3 февраля 1898 года. ¹¹⁷

Дополнение к моей телеграмме от 22 января № 2 ¹¹⁸.

Основания, на коих будет строиться железная дорога из Киао-Чао в Цзи-Нань и далее до соединения с будущей Пекин-Ханькоуской дорогой, определены следующие: образование немецко-китайской компании, коей и будет дана концессия; акции и облигации могут принадлежать как китайцам, так и иностранцам. Германское и китайское правительства назначают каждое своих чиновников для наблюдения за постройкой и эксплоатацией. Переговоры Гейкинга с министрами касательно дороги на И-Чжоу-Фу, повидимому, идут успешно.

[Павлов]. [63]

Секретная телеграмма поверенного в делах в Пекине министру иностранных дел Муравьеву, (25 февраля) 9 марта 1898 г.

Подписание формального соглашения с Германией касательно Киао-Чао состоялось 22 февраля; условия тождественны с сообщенными мною в телеграмме 4 января и с включением в соглашение пункта касательно сооружения обеих железнодорожных линий Киао-Чао – Цзи-Нань и Киао-Чао – Чжоу-Фу на основаниях, изложенных в моей телеграмме 3-го февраля. ¹¹⁹Сегодня германские войска в Киао-Чао получили приказание очистить территории за пределами уступленных в аренду участков.

[Павлов]

Комментарии

12. Имперский канцлер в 1895-1900 г.

13. Перевод с немецкого. Публикуемые документы хранятся в Архиве внешней политики, подготовлены к печати М. Н. Гершевич.

14. Пропуск в немецком тексте.

15. Прусский король из династии Гогенцоллернов, воссоединивший Германию и провозглашенный германским императором под именем Вильгельма I.

16. Имеется в виду Вильгельм I.

17. Россия поставила перед Германией и Францией вопрос о совместном предъявлении Японии требования об очищении ею Ляодунского полуострова, который был захвачен Японией в результате японо-китайской войны 1894-1895 гг. Предъявленное Японии требование было ею выполнено.

18. Французский министр иностранных дел в 1896-1898 гг.

19. Французский поверенный в делах в Берлине в 1895 г.

20. Пропуск в немецком тексте.

21. Отсюда перевод с французского.

22. Далее перевод с немецкого.

23. Имеется в виду ответ Николая II на телеграмму Вильгельма II о том, что германский генерал получил приказ сосредоточить свои суда в каком-либо порту Северного Китая и связаться с русским адмиралом. В своем ответе Николай сообщил, что он приказал своему адмиралу связаться с немецким, и выражал надежду, что «наша интервенция кончится миролюбиво».

24. Пропуск в немецком тексте.

25. Министр иностранных дел в 1894-1896 гг.

26. На депеше царский знак рассмотрения.

27. В номере от 24/VIII-5/IX 1895 г. «National Zeitung» приводила выдержку из «Allgemeine Marine und Handelskor.», в которой указывалось на то, что Англия намерена увеличить свои территориальные владения и торговое влияние в Китае, что Франция озабочена увеличением своей торговли в Китае, и что Россия принимает меры к обеспечению господствующего положения в Восточной Азии. Ввиду этого «общественное мнение» в Германии все настоятельнее требует, чтобы Германия добивалась заслуженного участия в восточно-азиатских делах. Вследствие этого Германия должна создать себе опорный пункт в восточной Азии.

28. Посланник в Пекине в 1896-1898 гг.

29. На депеше царский знак рассмотрения.

30. Управляющий морским министерством в 1896 и 1897 гг.

31. Китайское министерство иностранных дел.

32. На донесении царский знак рассмотрения.

33. Т.е. Киао-Чао.

34. Канцлер китайской империи в 1891-1903 гг.

35. В телеграмме от 26 марта 1895 г. послам в Лондоне, Париже и Берлине Лобанов-Ростовский высказывался против требования Японии уступки ей Китаем Ляодунского полуострова на том основании, что «приобретение Порт-Артура Японией сделалось бы препятствием для добрых отношений между Японией и Китаем на будущее время и стало бы постоянной угрозой для сохранения мира на Дальнем Востоке». Эти принципы и были положены в основу коллективного требования трех держав.

36. Французский посланник в Пекине в 1893-1898 гг.

37. В результате переговоров между Кассини и китайским правительством было установлено, что русская эскадра может перезимовать зиму 1895 г. в Киао-Чао (закрытый для иностранных судов порт Китая), но чтобы не возбудить аналогичных требований со стороны других держав, эскадра должна была при первой возможности избрать себе другую стоянку.

38. Состоял при русской миссии в Пекине в 1896-1900 гг.

39. В телеграмме от 22 февраля 1897 г. Муравьев поручил Павлову выяснить, каким именно островом в Формозском проливе хочет завладеть Германия и не нарушается ли этим безопасность Формозского канала.

40. Перевод с французского.

41. Германский министр иностранных дел в 1897-1900 гг.

42. Имеется в виду Петергофское свидание.

43. В немецком сборнике дипломатических документов (Die Grosse Polltik der europaischen Kabinette 1871-1914 гг.) в документе, приводимом под № 3679 (XIV т., ч. 1), после слов: «и такой порт она уже имеет в виду (во французском тексте: qu'elle avait deja en vue») следует в скобках слово «Почили».

44. Перевод с французского. На записке царский знак рассмотрения.

45. Товарищ министра иностранных дел в 1897-1900 гг. и министр иностранных дел в 1900-1906 гг. Политика Ламздорфа была направлена на укрепление влияния Россия на Ближнем и Дальнем Востоке, путем соглашения с Турцией и Японией.

46. Перевод с французского. На записке царский знак рассмотрения.

47. На депеше царский знак рассмотрения.

48. На телеграмме имеется дата: «Дармштадт 11 октября 1897 г.». В ней Ламздорф предлагал Павлову сделать китайскому правительству заявление, что в случае осуществления намерения некоторых иностранных эскадр использовать порт Киао-Чао для зимней стоянки, Россия осуществит свое право первенства, приобретенное ею к 1895 г. (имеется в виду разрешение на зимнюю стоянку русских судов, данное китайским правительством в 1895 г.) и тоже пошлет свои суда в этот порт.

49. В депеше от 7 октября 1897 г. № 29 Павлов сообщил, что судя по добытым им справкам, Гейкинг, отправляясь в путешествие по Китаю, перед своим отъездом из Пекина не вел переговоров с китайский министерством иностранных дел о порте в Китае и не предупреждал министерство о своем намерении посетить Киао-Чао.

50. Эта телеграмма в архиве не обнаружена.

51. Дальше перевод с английского.

52. В «Die Grosse Politik» под № 3690 (т. XIV, ч. 1) эта телеграмма передана следующими словами: «Китайцы напали на германскую миссию в Шандуне, причинив потери жизнями и имуществом. Я надеюсь, что ты одобришь в соответствии с нашей беседой в Петергофе посылку германской эскадры в Киао-Чао, так как это единственный порт, приспособленный для операций против разбойников. Я обязан показать католической партии Германии, что их миссия в реальной безопасности под моим протекторатом».

53. Перевод с английского.

54. «Эту телеграмму Николая Вильгельму «Die Grosse Politik» приводит под тем же № 3690 и передает ее в немецком переводе, причем слова: «одобрить или не одобрить» (approuve or desapprouve) передаются в этом переводе через «разрешить или помешать» (erlauben oder verhindern), а в фразе: «была хотя только временно в нашем распоряжении» (only had been temporaly ours) к слову «временно» прибавляет слово: «вообще» (uberhaupt).

Последняя фраза телеграммы: «I am affraid that strong punishing measure may create disturbances and uneasy feelings in the Far East and perhaps may make the precipice between Christians and chines still deeper than it was now» в «Die Grosse Politik» передана так: «Я питаю беспокойство, что, может быть, тяжелая кара на востоке Китая причинит некоторое возбуждение и неуверенность и расширит пропасть между китайцами и христианами («ich hege Besorgnis, dass vielleicht harte Strafen im Osten Chinas einige Aufregung und Unsicherheit verursachen werden und die Klaft zwischen Chinesen und Christen erweiteren»).

55. Имеется в виду телеграмма Вильгельму и ответная телеграмма Николая.

56. Перевод с французского. На записке царская помета, написанная по-французски: «Это великолепно. Благодарю от души. Н.».

57. Слова в кавычках написаны в записке на русском языке. В докладной записке Ламздорф просил у царя разрешения отправить Павлову телеграмму, приводимую ниже.

58. Перевод с французского. На телеграмме царская помета: «С[огласен]» и надпись рукой Ламздорфа: «Царское село, 27 октября 1897 г.».

59. Эту телеграмму «Die Grosse Politik» приводит в документе № 3693 (т. XIV, ч. 1), причем слова: «достойного сожаления» («regretable») опущены, а слова: «и благодаря вмешательству других держав положение не осложнится» («sans que situation se complique pas par intervention d'autres Puissances») переданы: «и сделает тем самым бесполезным вмешательство других держав» (et rendre L'intervention d'autres Puissances par la meme inutile»).

60. На телеграмме царская пометка: «С[огласен]» и надпись рукою Ламздорфа: «Царское село, 27 октября 1807 г.».

61. Перевод с французского. Приводим здесь текст подлинника: «Еsрerons que les explications avec le gouvernement chinois previendront et rendront inutile l'envoi de l'escadre allemande en Kiau-Tchou. Mais, le cas echeant, il est entendu que nos batiments y entreraient non pas pour prendre part a une action hostife, mais uniquement pour affirmer priorite de mouillage, puisque batiments etrangers, auraient penetre dane ce port que la Chine consdere comme etant ferme. Il n'est que trop probable, d'ailleurs, que d'autres Puissances chercheraient a profiter de l'exemple donne par l'Allemagne».

«Die Grosse Politik» (№ 3693) передает телеграмму в следующем виде: «Nous croyons que les explications du gouvernement chinois seront a meme de satisfaire d'Allemagne et rendront inutile l'envoi d'une escadre allemande a Kiau-Tohou. Mais si tel est le cas, il est bien entendu que nos batiments у entreraient non pas pour prendre part a une aotion hostile, mais uniquement dans le but d'affiruner priorite de mouillage. Dee batiments etrangers penetrant dans un port que la Chine considere comme etant ferme, il n'est que trop probable qua d'autres Puissances chercheraient a profiter de cet exemple». («Мы думаем, что объяснения китайского правительства таковы, что они удовлетворят Германию и сделают бесполезной посылку германской эскадры в Киао-Чао. Но, если факт таков, то вполне понятно, что наши суда войдут туда не для того, чтобы принять участие во враждебных действиях, но исключительно с целью подтвердить право первенства стоянки. В случае, если бы иностранные суда проникли в порт, который Китай считает закрытым, вполне возможно, что другие державы попытались бы использовать этот пример»).

62. Посол в Берлине в 1895-1912 гг.

63. Перевод с французского. На телеграмме царский знак рассмотрения и помета: «Не зная броду, не суйся в воду».

64. На телеграмме царский знак рассмотрения.

65. Эти слова переведены с французского.

66. Перевод с французского. На телеграмме царская помета «С[огласен]» и надпись рукой Ламздорфа: «Царское село, 1 ноября 1897 г.».

Подлинный французский текст телеграммы: A la suite des declarations qui nous ont ete faites par le gouvernement chinois nous devons considerer Kiau-Tchou comme etant ferme. Mais du moment ou les esсadres etrangeres penetre raient dans ce port, la faсulte de mouiltage dont en 1895 nos batiments ont obtenu les premiers la concession, ne saurait evidemment nous etre contestee. Сette situation a ete d'ailleurs clairement reconnue dans la lettre que le prince Hohenlohe m'a adressee en date de Peterhof le 10 aout et dans la notice secrete qui m'a ete remise le 4 septembre dr. par le prince Radolin. Les deux pieces subor-donnent l'entree eventuelle des navires de guerre allemands a Kiau-Tohou a une entente prealable avec les autorites navales russes».

67. Новый стиль.

68. Новый стиль.

69. Германский посол в Петербурге в 1895-1901 гг.

70. Под № 3609 (т. XIV, ч. 1) «Die Grosse Politik» передает эту телеграмму следующими словами: «Nous devons сonsiderer la baie de Kiau-Tchou comme fermee auz termes des declarations qui nous ont ete faites par le gouvernement ohinois. Mais il ne nous saurait evidemment etre conteste le droit de faire entrer dans la baie du moment que des escadres etrangeres penetreraient dans ce port la priorite de mouiliage ayant ete obtenue en premier lieu pour nos batiments en 1895. Cette situation a ete clairement reconnue dans la lettre que le prince Hohenlohe m'a adressee en date de Peterhof le 10 aout et dans la notice secrete qui m'a ete remise le 4 septembre par le prince Radolin. Les deux pieces subordonnent a une entente prealable avec les autorites navales russes I'entree eventuelle de navires allemands dans la baie en question».

«Мы должны считать бухту Киао-Чао закрытой на основании слов деклараций, которые были нам сделаны китайским правительством. Но, очевидно, у нас не может быть оспариваемо право входа нашей эскадры в бухту в тот момент, когда иностранные эскадры проникнут в этот порт, ввиду того, что наши суда первые приобрели право стоянки в 1895 г. Это положение было ясно признано в письме, которое князь Гогенлоэ адресовал мне из Петергофа 10 августа и в секретной записке, которую мне передал 4 сентября князь Радолин. Оба документа подчиняют предварительному соглашению с русскими морскими властями возможное вступление германских военных кораблей в указанную бухту».

71. См. стр. 39.

72. Китайский посланник в Берлине в 1896-1898 гг.

73. На телеграмме царская помета «С[огласен]» и надпись рукою Ламздорфа: «Царское село, 3 ноября 1897 г.».

74. Перевод с французского.

75. Имеется в виду телеграмма Николая Вильгельму от 26 октября 1897 г .

76. В этой телеграмме, передаваемой под № 3700 (т. XIV, ч. 1), «Die Grosse Politik» вносит следующие изменения: после слов: «которое вами поручено было мне сделать» («que vous avez ete charge de me faire») добавлено слово: «сегодня» и после слов: «нашу точку зрения» («notre maniere de voir») добавлены слова: «которая вам известна».

77. Перевод с французского. На телеграмме царская пометка: «С[огласен]» и надпись рукою Ламздорфа: «Царское село, 4 ноября 1897 г.».

78. Имеется в виду телеграмма Николая Вильгельму от 26 октября 1897 г. См. стр. 37.

79. На телеграмме царский знак рассмотрения.

80. См. стр. 42.

81. Этот доклад Тыртова находится в связи с докладом царю Муравьева от 23 (11) ноября 1897 г. о том, что надо воспользоваться захватом Киао-Чао Германией, чтобы под предлогом оказания защиты Китаю и необходимости иметь для этого твердую опору для русской эскадры в Тихом океане занять Порт-Артур в Таляньвань. На особом совещании при царе 26 (14) сентября 1897 г. это предложение встретило возражение и не было принято. Самая мысль однако о захвате Лаодунского полуострова, на котором расположены Порт-Артур и Таляньвань, не была оставлена и впоследствии, спустя короткое время, была осуществлена. («Красный Архив», т. № 52, стр. 103-108).

82. На телеграмме царская помета: «С[огласен]» и надпись рукою Ламздорфа: «Царское село, 6 ноября 1897 г.».

83. На телеграмме царский знак рассмотрения.

84. Перевод с французского. Опубликовано в «Die grosse Politik», т. XIV, ч. 1, под № 3711.

85. Во французском тексте: «de source autorise».

86. Нов. стиля.

87. См. стр. 47.

88. Перевод с французского. На письме царский знак рассмотрения.

89. Телеграммы от 1 и 4 ноября. Остен-Сакен ошибочно пишет, что телеграммы посланы спустя два дня после обмена телеграммами двух императоров.

90. На депеше царский знак рассмотрения.

91. См. стр. 42.

92. См. стр. 46.

93. Этой телеграммы в архиве не обнаружено.

94. См. стр. 48.

95. На депеше царский знак рассмотрения.

96. Перевод с латинского: «Германия должна быть уничтожена».

97. Управляющий делами военно-учебного комитета в 1896-1898 гг.

98. Решение о занятии бухты Киао-Чао принято по настоянию морского ведомства (Примечание в подлиннике).

99. На телеграмме царский знак рассмотрения.

100. На телеграмме царская помета: «С[огласен]» и надпись рукою Ламздорфа: «Царское село, 20 ноября 1897 г.».

101. В телеграммах, посланных в Париж, Лондон и Токио, в этом месте указано «Франция», «Англия», «Япония».

102. Перевод с французского. На телеграмме царский знак рассмотрения.

103. Телеграмма от 29 ноября 1897 г.

104. Перевод с французского. На телеграмме царский знак рассмотрения.

105. Более подробное письмо Остен-Сакена Муравьеву от 7 (19) декабря 1897 г. напечатано в «Красном Архиве», т. 58, стр. 150-151.

106. На телеграмме царский знак рассмотрения.

107. В телеграмме этой Муравьев сообщил Павлову, что правительство не видит удобства в условиях, предложенных по поводу улажения инцидента в Киао-Чао, и потому оно не находит препятствий к принятию этих условий Китаем.

108. На телеграмме помета Николая II: «Оригинальна готовность Германии принять на себя защиту бухты Киао-Чао».

109. В телеграмме от 9 декабря 1897 г. Муравьев предлагал разъяснить китайским министрам, что для Китая невыгодно объявление Киао-Чао открытым портом.

110. На телеграмме царский знак рассмотрения.

111. Эта телеграмма в архиве не разыскана.

112. Альберта (был королем в 1873-1901 гг.).

113. Общество германского Ллойда установило правильное ежемесячное пароходное сообщение из Гамбурга в Киао-Чао. (Прим. в подлиннике).

114. Япония обязана своей военной организацией всецело Германии, значительное число японских офицеров постоянно прикомандировано к разным штабам и воинским частям германской армии; особенно старательно изучаются японцами мобилизационные и железнодорожные вопросы. В настоящее время все японские офицеры покинули Германию и отправились на родину. (Прим. в подлиннике.)

115. Карта в делах не обнаружена.

116. Адмирал, командовавший эскадрой, захватившей Киао-Чао.

117. Ст. стиль.

118. В телеграмме от 22 января за № 2 Павлов сообщал, что китайское правительство согласилось представить Германии концессию на постройку железной дороги от Киао-Чао до Цзи-Нань-Фу.

119. См. стр. 62.

.

Текст воспроизведен по изданию: Захват Германией Киао-Чао в 1897 г. // Красный архив, № 2 (87). 1938