В. И. РОБОРОВСКИЙ

ПУТЕШЕСТВИЕ В ВОСТОЧНЫЙ ТЯНЬ-ШАНЬ И В НАНЬ-ШАНЬ

ОТДЕЛ ВТОРОЙ

НАНЬ-ШАНЬ АМНЭ-МАЧИН

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ПО НАНЬШАНЮ

Вверх по реке Шарагольджину. – Урочище Пэеэ. – Ур. Яяху. – Ур. Буглу-тологой. – Ключ Бага-булак. – Кл. Улан-булак. – Разъезд в хр. Риттера. – За перевалом. – Р. Цаган-обо. – Р. Бага-Халтын-гол – Перевал Тургын-хутул. – Р. Вомын-гол. – Пер. Тунтугыр-мунку-хутул. – Р. Хара-Худусу. – Гучин-гурбу-шахалгын. – Р. Йхе-Халтын. – Под перевалом Кара-дабан. – Перевал. – Долина р. Шарагольджина. – Аргалин-ула. – Масса золотых приисков. – На склад обратно. – Результаты поездки. – Из дневника. – Опять по Шарагольджину к новому складу. – Ур. Сунгы-нур. – Ур. Улан-Иодун. – Ур. Пайдза. – Ур. Хый-тун. – Ур. Яматын-умру. – Р. Дзурее-гол. – Опять ур. Яматын-умру.

Наше выступление из насиженного бивуака у ключа Благодатного на р. Куку-усу сопровождала пренеприятная холодная погода с северозападным резким ветром и облачным небом, скрывавшим от нас солнце. Долиною р. Шарагольджин мы шли вверх по ее левому берегу, преимущественно среди незавидной растительности, по глинам, и на 19-й версте вышли в довольно широкое урочище Пэгэ, расположенное на абсолютной высоте 9 020 футов, поросшее густыми зарослями балго-мото (Myricaria sp.), составляющими весьма полезный и питательный корм верблюдам, которые им наедаются страшным образом и по ночам тяжело дышат и охают от обжорства. Для лошадей и яков встретились прекрасные сочные лужайки, по которым струились чистые ключики, разбегавшиеся по зарослям Myricaria. Несмотря на приятный вид этих лужаек, они нам не дали ни одного вида для пополнения нашего гербария. По кустам же мы нашли лишь Malcolmia africana и один вид одуванчика, еще не имевшегося у нас в гербарии.

На возвышенном, совершенно сухом, южном берегу, несколько отступя от реки, стоят развалины бывшего лянгера.

С северо-востока в это урочище приходит река Ема-хэ, при нашем посещении не имевшая воды, но, во время дождей, наполняющаяся. В устье этой реки много ключей, впадающих в Шарагольджин.

Приобретенные нами от монголов на р. Куку-усу 8 яков, шедшие впервые этот переход с нами, шли удовлетворительно, двигались довольно [207] скоро и немного разве уступали в этом отношении верблюдам. Для яков необходима прохладная погода, они не выдерживают большого тепла; они – жители исключительно гор. При теплой погоде яки тяжело дышат, высовывают языки, с которых капает слюна, как у собак, сильно машут хвостами, часто останавливаются, выходят из послушания и отказываются итти далее.

В Пэгэ, недалеко от нашего бивуака, было несколько юрт монголов, которые все время находились у нашей кухни. Мы их угощали хлебом, дзамбой, чаем и расспрашивали о соседних местностях вверх по р. Шарагольджину, р. Сулей-хэ и по р. Бухайну, подлежавших нашему исследованию. Монголы эти, повидимому, не таили от нас своих сведений, что знали сами, то и рассказывали; но сведения их были очень ограничены об этих местах, так как редко кому из них удавалось там бывать из опасения встречи с кукунорскими тангутами, которых они очень страшатся. Они соглашались итти с нами проводниками, но побаивались гнева со стороны своего начальства.

Оставив Пэгэ, дорога сделалась трудной, каменистой и неровной. Р. Шарагольджин с севера сжималась горами Ема-хэ-ула, а с юга высотами, высланными сюда хребтом Гумбольдта; северные склоны этого хребта изобилуют здесь золотом. Сдавленная горами река имеет тут большое падение, шумит и пенится, вырываясь из теснин на свободу. Бегущие с мощных снегов хребта Гумбольдта две-три речки очень буйны и каменисты.

Тут мы видели аргали и куку-яманов (Ovis sp. et Ovis nahoor).

Среди местной флоры всего чаще встречались: хармыки (Nitraria Schoberi), Myricaria sp., дырисун (Lasiagrostis splendens), полынка (Artemisia sp.), лапчатка (Potentilla dealbata), бударгана (Kalidium sp.), Reaumuria songarica, песья дурь (Cinomorium coccineum), сизозеленка морская (Glaux maritima), одуванчики 2 вида (Leontodon 2 sp.), солянка (Salsola sp.), мелкий камыш (Phragmites communis), ломонос (Clematis orientalis), лютик 2 вида (Ranunculus 2 sp.), лапчатка гусиная (Potentilla ansepina), Potentilla bifurca и курильский чай (Potentilla fruticosa), осоки 4 вида (Carex 4 sp.), чагеран (Hedysarum multijugum), Atraphaxis sp._; наперстянка (Digitalis purpurea), сугак (Lycium ruthenicum), парнолепестник (Zygophyllum xantoxylon et Z. mucronatum), ятрышник (Orchis sp.), Malcolmia africana, хохлатки (Corydalis sp.), белолозник (Eurotium sp.), Statice sp., несколько злаков (Gramineae sp.), троекрючник (Triglochin 2 sp.) морской и болотный, Oxytropis sp. колючий, Astragalus sp., голубой; липкий и другие растения.

Выйдя из горных теснин, мы встретили опять довольно широкую долину р. Шарагольджин и на 24-й версте остановились на ночлег, на прекрасном ключевом и кормном урочище Яяху, на берегу р. Шарагольджин. Наши животные наелись травы до обременения. Вечером пошел дождь, ливший всю ночь и задержавший наше выступление на следующий день, до 12 часов.

Отсюда пошли мы широкой и кормной долиной р. Шарагольджина. Окрестные горы были убелены снегом, выпавшим ночью, и долина во многих местах была устлана им. Дорога прекрасная, мягкая, ровная, по площадям, покрытым роскошными пастбищами, не уступающими местами юлдусским.

Здесь затейливыми извилинами плавно льется Шарагольджин в своих низких берегах, не сдерживающих реку в большую воду. Тогда она [208] выходит из берегов, затопляет глинистую почву долины и щедро поит своей водой тучные злаки, здесь привольно растущие. Эти почти нетронутые пастбища посещаются множеством куланов (Asinus kiang) и антилопами ада (Antilope picticauda), приходящими сюда из соседних горных долинок.

Через 20 верст пути мы остановились на кормном ключевом урочище Буглу-тологой и под соседними скалами разбили свой бивуак на абсолютной высоте 10 575 футов. Здесь р. Шарагольджин делает крутую излучину к северным горам и отрывает от них выдающуюся к югу мысом каменную глыбу, на вершине которой стоят развалины сторожевой башни. Затейливая излучина реки огибает эту глыбу с трех сторон: с восточной, с западной и с северной, отрезая здесь от гор помянутое урочище.

День простоял прохладный и облачный. Мы, я и В. Ф. Ладыгин, собрали по болотцам у ключей много интересных растений, а по соседним скалам прекрасных душистых левкоев (Gheiranthus sp.), окраска цветов которых от продоляоттельности их цветения изменялась от светлопалевого до темнооранжевого и также фиолетового. Кроме того к скалам прижимались красивые хохлатки (Gorydalis sp.). Тут же на бивуаке П. К. Козлов добыл трех индийских гусей (Anser indicus) – одну старую самку и двух молодых.

Животные наши наслаждались сочным кормом. Мы их всегда берегли и искали случая покормить, так как добыть свежих в этих местах невозможно, а хорошие надежные животные являются залогом успешного выполнения намеченных задач. Без них далеко не пойдешь.

Ночью шел несколько раз дождь, и мы боялись, чтобы он не задержал нашего выступления утром.

Выступить поздно очень неприятно, потому что и на следующую остановку тогда придется притти поздно, и не достанет времени обследовать до сумерек окрестную местность, и управиться со всеми бивуачными работами.

Но, к нашему благополучию, утром дождь скоро перестал и задержал наше выступление всего лишь на несколько минут. Покинув свою ночевку, мы оставили реку Шарагольджин немного к северу и направились по южной окраине ее долины, по галечной покатости, сползающей с северного подножия хребта Гумбольдта. Поперек нашей дороги перебегали с гор в долину окрашенные красною глиною сухие русла. Они наполняли собою обширные болотные пространства, примыкающие к левому берегу реки. За последней виднелись невысокие барханы песков. Направления мы держались юго-восточного и через 23 версты вышли на ключ, называемый Бага-булак. Свой бивуак мы раскинули на прекрасном зеленом лугу, изрезанном ключами, бегущими из-под соседних обрывов южной предгорной покатости, коими она обрывается в болотистую долину реки. В самых ключах, в воде, мы нашли и взяли: мох (Mnium sp.), крестоцветное, ясколку водяную (Gerastium aquaticum), 2-3 осоки (Carex sp. sp.), сусак (Butomus sp.) маленький; мелкий ситник (Juncus sp.), водяную гречку (Polygonum sp.). На лугу три вида Oxytropis sp. sp., ситник (Juncus sp.), одуванчик (Leontodon sp.) и наверху над обрывами по гальке: Oxytropis 2 sp., крестоцветное. На болотах слышали крики куликов и других водяных птиц: уток, турпанов и гусей. Горы были закрыты облаками. Дождь принимался итти поминутно. Перед вечером поднялся сильный северо-западный буран, разогнавший к ночи облака.

После сумерок буран стих. Ночь простояла ясная и холодная. [209]

Прекрасная погода позволила нам рано выступить в путь. Мы направились на юг по пологим предгорным скатам хр. Гумбольдта на ключ Улан-булак. Дорога заметно поднималась по местности, изрытой сухими руслами, крайне каменистой и слабо одетой растительностью, жалкими кустиками Atraphaxis sp. и курильским чаем (Potentilla fruticosa). Через 10 верст пути, в начале 9 часа утра, мы уже достигли Улан-булака.

Это урочище лежит в неглубокой балке и дает своими ключами начало речке того же имени, бегущей к северу в р. Шарагольджин. В голове этих ключей по мокрым лугам хорошая растительность, а внизу заросли альпийской ивы (Salix sp.) обступают берега речки.

Так как абсолютная высота местности, где мы разбили свой бивуак, равнялась 11 730 футам, то мы надеялись, что наших животных не будут беспокоить овода и мошки, и они найдут себе здесь прохладное и кормное пристанище на время наших отсюда поездок. Много красивых бабочек перелетало по цветам; они должны были украсить собой наши коллекции. Весело перекликались тарабаганы; их громкие крики приятно разносились в воздухе. Вообще этот бивуак обещал нам много хорошего как будущая станция-склад каравана и исходный пункт наших сторонних разъездов.

Лишь только мы устроили свой бивуак и вывесили инструменты для ежедневных метеорологических наблюдений, П. К. Козлов с Куриловичем и Ворошиловым отправились на ночлег в соседние горы.

Пользуясь подходящей погодой, я определил широту места по солнцу, а вечером по полярной звезде.

На другой день, после полудня, возвратился из гор П. К. Козлов. Его поездка была удачна. Он привез с собой трех тибетских уларов (Tetraogallus thibetanus) и гнездо с яйцами этих редких птиц, несколько других мелких птичек, прекрасного аполлона (Parnassius sp.) и иных бабочек. Его спутники, Ворошилов и Курилович, убили аргали (Ovis sp.)

Вообще кругом нашего нового склада зверей было довольно много; вечером приходили на водопой к ключам кулан и антилопа ада, но были прогнаны нашими собаками.

Хорошая погода нас недолго баловала: к вечеру она уже испортилась небо затянулось облаками, и пошел дождь, а в окрестных горах – снег. Следующие три дня были очень плохие. В продолжение всего этого времени непрестанно шли то дождь, то снег; ключи вышли из берегов; река Шарагольджин переполнилась водою, перевалы и горные проходы завалило снегом. Несмотря на это, П. К. Козлов, как только приехал его проводник, тронулся 19 июня в свою поездку на север с Жарким и проводником.

Мой проводник, старик Гомбо, приехал на чужой лошади известить, что не может ехать со мной, так как лошадь его за перевалом разорвали волки, а ту, на которой он приехал к нам, он должен возвратить ее хозяевам, которые собираются к перекочевке. Делать было нечего, я остался без проводника и, обождав, чтобы на перевале стаял немного снег, решил отправиться в разъезд для обследования хребта Риттера вдвоем с Баиновым.

21 июня с утра разъяснило, все необходимое было у меня уже приготовлено, и в 11 часов утра мы выступили.

Чтобы помочь нам подняться на перевал Улан-дабан, взяли с собой Смирнова. Не доходя до перевала версты 2½, мы сделали небольшой привал, чтобы дать животным отдохнуть, а сами тем временем напились чаю. Тут мы встретили партию монголов, перекочевывавших из Цайдама в долину Шарагольджина. Из Цайдама они шли от обилия мошки, нестерпимо беспокоившей их скот. [210]

Перевал оказался в лучшем состоянии, чем мы ожидали: теплая погода и сильный ветер согнали снег, и мы благополучно овладели им. На вершине я вскипятил гипсотермометр для проверки раз уже измеренной мною высоты этого перевала. Отсюда я отпустил Смирнова обратно на бивуак.

Спуск был очень мокрый от таящего снега. Оставив ущелье, дорога направилась на юго-запад, по кормным плоским высотам, сбегающим на юг к р. Ихэ-Халтыну.

Погода простояла весь день довольно хорошая. Пройдя 26 верст, мы остановились на сухом русле, имея с собой взятую на всякий случай воду из Улан-булака.

Кроме ковыля (Stipa sp.) здесь во множестве росли касатики (Iris sp.), колючий Oxytropis sp. и лук (Allium platiphyllum). Закат солнца был ясный и обещал нам на завтрашний день хорошую погоду.

Ночь была настолько холодна, что оставшийся с вечера чай в чашке замерз. Утром мы пошли на юго-запад. Впереди тянулись на северо-восток небольшие мягкие увалы, одетые хорошей травой. На пятой версте от ночлега встретили богатый водою ключ Орту-булак, вокруг которого расстилались прекрасные пастбища. Недалеко от нашего пути в голове ключа стояли три монгольские юрты. Берегом ручья, берущего начало из этого ключа, мы вышли к р. Ихэ-Халтын-гол, которая здесь разбивается на несколько рукавов, разливающихся по плоскому широкому плесу, местами галечному, местами занесенному красной липкой глиной.

Переправившись через Халтын, мы пошли левым берегом его на западо-северо-запад и, через три версты, пришли в урочище Намыр-дзыдыг-тохой. Отсюда река сворачивает немного к северу, чтобы обойти северо-западные высоты Цаган-обо и вынестись в долину Сыртынскую. В Намыр-дзыдыг-тохое мы застали монголов, скочевавших со стойбища на другое место. Мы здесь же расположились, чтобы напиться чаю. От встреченного тут нашего старого проводника Гомбо мы узнали, что здесь проводника найти теперь нельзя, все ожидают приезда какого-то большого ламы, и от начальства всем приказано быть дома и не отлучаться под страхом штрафа в пять лан серебра.

Потеряв последнюю надежду найти проводника, я с Баиновым направился на юг в горы Цаган-обо. На 8-й версте мы поднялись на перевал, довольно пологий, невысокий и мягкий, называемый Цаган-обо. Северный склон его прикрыт очень хорошей луговой растительностью, некоторой мы встречали по несколько штук пасущихся антилоп ада. Южный склон тоже пологий и кормный.

С перевала мы увидели долину Сыртына, занесенную барханами песков, в этой части кормными. Пески эти ползут высоко вверх по западным склонам гор Цаган-обо.

Путь свой с перевала держали на юго-запад, пересекая приходящие с востока горные мысы. Большие табуны куланов, не выражая к нам особой боязни, шагах в 200-300 от нас бешено носились и играли, подымая страшную пыль.

Пройдя 26 верст, мы остановились на ночлег. Наши животные с жадностью принялись за покормку на хорошей траве, состоявшей главным образом из Stipa sp. и вида высокой Kobresia sp., которая замечательно хорошо скрепляет сыпучие пески. Между ними попадались экземпляры какой-то Saussurea sp., астрагалы и колючий Oxytropis sp.

Масса куланьего помета послужила нам хорошим топливом, и уже скоро после остановки мы пили свой вечерний чай из запасной воды. [211] Погода простояла весь день хорошая. Дорогой мы видели мелких грызунов (Glires sр.), зайцев (Lepus sp.), антилоп (Antilope picticauda), куланов (Asinus kiang). Из птиц встречались вороны (Corvus corax), жаворонки (Alauda sp., Otocoris sp.), вьюрки (Montifringilla sp.), бульдуруки (Syrrhaptes paradoxus et S. thibetanus).

По предгорьям, присыпанным с запада песками, мы видели курильский чай (Potentilla fruticosa), колючий Oxytropis, полынку (Artemisia sp.), лук (Allium sp.) и злаки (Gramineae sp.) преимущественно.

С высоты удалось рассмотреть на Сыртынской долине пробивающееся среди песков русло р. Бага-Халтын-гол.

Мы прекрасно и спокойно переночевали в этой совершенно безлюдной местности. Ночь была тихая, ясная, холодная. Вода в посуде замерзла. Утро восхитительное, свежее, ясное, бодрящее. Мы держали путь в том же направлении вправо на запад и все такими же кормными предгорьями, убегающими в сыртынские барханы песков. Беспрестанно встречавшиеся табуны куланов и стада антилоп развлекали нас, и мы не могли налюбоваться быстротою их бега и их странными перестроениями.

Пески, рассыпанные по долине Сыртына, тоже кормны и населены куланами и антилопами. Среди барханов виднеются яркозеленые площадки, вероятно, снабженные и водою, как пески, пересеченные нами в прошлый разъезд мой в ур. Октуле.

Повернув несколько круче к югу, мы вышли на р. Бага-Халтын-гол. Она несет свои чистые светлые и в это время не особенно обильные воды на северо-запад, где теряет их в попутных песках, а в половодья доносит до р. Ихэ-Халтын.

С юга к Бага-Халтыну незаметно подползают пологие высоты от хребта Риттера (Дархын-дабана), с севера высоты Цаган-обо и, таким образом, она течет как бы в довольно широком ущелье.

Выйдя на реку, мы сделали небольшой привал, чтобы напиться чаю, после чего направились вверх по реке, в юго-восточно-восточном направлении. Подступающие с обоих берегов высоты местами так сближаются, что река идет как бы в коридоре. В одном из таких сужений мы остановились на ключевом болотистом лугу, пройдя 32 версты. Здесь мы нашли следы покинутого стойбища и пасущуюся лошадь, следовательно, можно было предполагать, что есть люди и теперь.

Флору соседних ключей составляли несколько злаков и осок, Kobresia sp., Leontopodium sp., ревень (Rheum spiciforme), 4 вида крестоцветных (Cruciferae sp.). одуванчик (Leontodon sp.), 3 вида лапчатки (Potentilla sp.), троекрючник (Trigloehin sp.), твердочашечник (Androsace sp.), Myricaria prostrata, 4-6 Oxytropis sp., Astragalus sp., маленькая пижма (Tanacetum sp.), полынка (Artemisia sp.), Saussurea 2 sp., бударгана (Kalidium sp.), курильский чай (Potentilla fruticosa), первоцвет сибирский (Primula sibirica), 2 лютика (Ranunculus 2 sp.), звездчатка (Stellaria sp.) и многие другие.

В 3 часа пополудни посыпала ледяная крупа, с горох величиной, при сильном северо-западном ветре. Река, несмотря на 23 июня, еще не на всем своем протяжении вскрылась и местами была покрыта толстой корой льда на значительные пространства.

Ночь была ясная и холодная; к утру в ключиках вода замерзла; по речке плыл сверху лед. Мы подымались вверх по речке ее левым берегом, держась восточного направления, причем вторая половина пути отклонялась немного к югу (98°). Левый берег сначала сдавливали [212] глинисто-каменистые высоты, идущие с юга от хребта Риттера; на них мы видели много уларов и зайцев. Далее на восток эти высоты заметно понижаются. Несколько речек, бегущих с хребта Риттера, размывают их, стремясь излить свои воды в Бага-Халтын.

Правый берег сначала обрывается скалами высот Цаган-обо, но выше по течению принимает более мягкие и пологие формы, так что долина заметно расширяется. Там и сям расстилаются белые пятна льда, покрывающего реку, и некоторые, вероятно, не успеют растаять до льда следующей зимы, потому что ночные морозы их поддерживают.

Река струится несколькими светлыми рукавами по широкому галечному руслу. В более тихих протоках вода покрывается по утрам льдом до 1⅛ дюйма толщиною, который оттаивает лишь к полудню, а в холодные дни сохраняется до вечера.

Антилопы, зайцы, куланы, яки, волки – обитатели долины верхнего течения этой реки. Растительность здесь едва видна: дзере-туле и Rheum piciforme, последний еще не цветет. По руслам и на влажных местах представители высоких альпийских областей: камнеломки (Saxifraga sp.), очиток (Sedum sp.), 3-4 лютика (Ranunculus sp.), хохлатки (Corydalis sp.), крупка (Draba sp.), мелкое крестоцветное, львиная лапка (Leontopodium sp.), мелкие осоки (Garex sp.), горошки (Vicia sp.), лапчатки (Potentilla sp.), твердочашечники (Androsace), Saussurea sp. и другие.

От ночевки мы продвинулись по р. Бага-Халтыну 35 верст. Подошли к подошве хребта Риттера, выдвинувшего в этом месте к реке свой снеговой массив несколько к северу. У западного края этого массива находится перевал Шины-хутул, недоступный для верблюдов. Впереди видно повышение гор Цаган-обо, закрытое снегами и имеющее челообразную форму. Слой вечного снега здесь необыкновенно толст. Здесь мы переночевали на высоте 14 255 футов над уровнем моря. Ночью мороз доходил до –12°Ц.

Перед вечером Баинов увидел на расстоянии примерно с версту от нашей остановки нескольких диких яков. Охотиться на них было уже поздно, а потому мы их не преследовали, в надежде, что за ночь они никуда не уйдут, если их не пугать. Ночь простояла холодная и морозная. Чуть свет Баинов пошел за яками, но не видал их, а мы из-за этого потеряли 2 часа и позже покинули бивуак.

Пройдя верст 8 к востоку-юго-востоку мы свернули круто на юг в ущелье, чтобы перевалить горы на южную их сторону. Ущелье это прямое, широкое, чрезвычайно каменистое; по дну его бежит ледниковая речка, головной своей частью упирающаяся в высокий крутой вал – ось хребта, через который зигзагами подымается дорога; справа и слева на дно ущелья спускаются ледники.

Дорожка, по которой мы пустились вверх, на перевале оказалась тропою диких яков и куланов. Никаких признаков пребывания здесь когда-либо людей нами замечено не было. Каменная остроребрая осыпь, скатывавшаяся вниз из-под ног животных, чрезвычайно затрудняла движение. Верблюды ползли на коленках передних ног, кровянили их и останавливались через каждые 5-6 шагов. На полдороге нам преградил путь узкий ледник; его пришлось обходить, что заняло много труда и времени. Несмотря, однако, на все затруднения, мы, хотя и с большими усилиями, ввели своих животных на перевал. Породы, слагающие этот хребет, состояли главным образом из порфирового туфа. Кипячением гипсотермометра на перевале определялась его абсолютная высота в 15 866 футов. [213] Отсюда с вершины я увидел свой старый путь первого разъезда и челообразные снега Кактын-ула на Юге. Перевал этот вследствие его недоступности был мною назван Звериным, но впоследствии мне пришлось узнать настоящее его имя – Тургын-хутул.

Спуск с перевала пологий, сначала тоже каменистый. С него начинается один из главных истоков р. Бомын-гол (в нижнем течении Ичегын-гол); другой большой исток той же реки начинается западнее с перевала Шины-хутул и третий восточнее с перевала Ширун-хутул, восточнее которого стоит огромная, увенчанная льдами и снегами гора Тунтугыр-мунку, а между нею на востоке и следующей восточной ледниковой группой Гучин-гурбу-шахалгын, лежит перевал, носящий имя первой, Тунтугыр-мунку-хутул (Ширун-хутул).

По южную сторону перевала Тургын-хутул, у его подножья, корма животным не оказалось, и мы были принуждены спуститься по р. Бомын-гол несколько верст, чтобы остановиться хотя бы на жалком корму, которого уже третий день недоедали наши животные.

На реке, несмотря на конец июня, всюду лежали массы льда. Болотца и ключи по ночам здесь замерзают в течение всего лета.

Растительность только что еще начинала понемногу оживать; некоторые виды, торопясь совершить свой растительный период, одновременно с листьями раскрывают и цветы, чтобы успеть в короткий срок здешнего лета выполнить все свои жизненные отправления. Многие представители местной флоры настолько малы, что могут быть замечены только при тщательном осмотре почвы. Ежедневные ночные морозы, повидимому, нисколько не вредят этой уже применившейся к ним растительности. Ревени, например, каждое утро замерзают и принимают какой-то особенный вид; листья их темнеют и делаются полупрозрачными, стекловидными, иногда покрываются инеем. На утреннем морозе они ломаются и крошатся под ногами, но лишь их обогреет солнце, они снова оживают и принимают свежий, бодрый вид, как будто никогда не замерзали в такой сильной степени. Нежные хохлатки (Corydalis) за ночь промерзают совершенно и тем не менее оживают при появлении первого тепла. Нужно удивляться способности применяться к морозам, какую имеет это красивое и хрупкое растение в борьбе со всеми невзгодами этих неприветливых стран ⁸⁴.

Громадный ледник, расположенный на плоской долине, прикрывает собою р. Бомын-гол на пространстве 2 верст шириною и 4½ верст длиною. Толщина его доходит до 2½ сажен, а местами и более.

Мы остановились на южном берегу реки на болотце, пройдя в течение дня всего 31 версту.

Южная снеговая окраина хребта Риттера, у подножия которого мы стояли, идет на восток и уклоняется немного к югу, как то прослежено мною в прошлый мой разъезд вдоль этого хребта.

На северо-восток стоит огромная челообразная, увенчанная ледниками и засыпанная снегами гора Тунтугыр-мунку. Восточнее ее находится перевал того же имени Тунтугыр-мунку-хутул (Ширун-хутул). Завтра нам предстоит с ним считаться. С ледников Тунтугыр-мунку бегут каскады, сбегающие в речки, составляющие восточные истоки реки Бомын-гол.

Здесь нас встретила в воздухе густая пыль. Недалеко от бивуака паслись дикие яки.

С Бомын-гола мы подвигались на восток увалами предгорий Тунтугыр-мунку и через 8½ верст вступили в ущелье, ведущее на перевал [214] Тунтугыр-мунку-хутул. Ущелье направляется вверх в северо-восточном направлении. Оно обставлено огромными ледниками; на западе ледники Тунтугыр-мунку громадными утесами обрываются в ущелье и сбрасывают в него каскадами и целыми речками массу вод. На востоке нескончаемые льды Гучин-гурбу-шахалгын. Само ущелье широкое, светлое, крайне каменистое; бегущая по дну его речка часто совсем скрывается в обломках и глыбах камней, и только доносящийся из-под них рокот ее и журчанье напоминают о ее существовании.

Подъем пологий, вверху сворачивает на восток к плоскому перевалу, выстланному красной осыпью гранита, продуктами разложения пород, составляющих собою сиенитогранит, хлоритово-роговообманковый красный. Правее перевала стоит огромный ледник, сползающий на северную сторону, на самое дно ущелья, куда ведет довольно крутой спуск с перевала по мягкому, мокрому грунту, состоящему из красной глины и мелкой гранитной осыпи. Вышина перевала определялась в 16 007 футов абсолютной высоты. Ущелье, коим мы спускались, идет версты 2 на север и впадает в другое, идущее тоже с Тунтугыр-мунку с запада на северо-востоко-восток. Оно огорожено с севера отрогом гор, отделяющимся от главного хребта немного севернее Тунтугыр-мунку. Этот отрог идет крутою стеною и переходит в область вечных снегов. С южной стороны ущелья подступают ледяные громады Гучин-гурбу-шахалгын.

По дну ущелья идет речка, часто скрывающаяся под огромными наплывами льда, Хара-Худусу, изливающаяся в р. Ихэ-Халтын; сначала она идет на восток по ущелью, а по выходе из него, на север, к р. Халтын.

Стоящая на юге огромная часть хребта Риттера, заваленная льдами и снегами, идет широкой полосой да восток, высылая огромные ледяные массивы в долину р. Халтын; она носит у монголов название Гучин-гурбу шахалгын, что значит 33 непроходимых, безвыходных места. Ледники эти поистине громадны, и никакая человеческая фантазия не в состоянии представить себе такой массы льда. На востоке эти ледники, не доходя до перевала Ихэ-дабан, круто обрываются, и хребет понижается увалами к долине верхней р. Какты, которая начинается в восточных понижающихся продолжениях Ихэ-дабана.

Спустившись с перевала, мы остановились, пройдя 30 верст, возле речки Хара-Худусу на небольшом ключевом болотце. Судя по растительности, можно было заключить, что здесь была засуха. О дожде говорить нечего, его здесь не бывает, а снега давно не выпадало. Ниже нашей остановки по речке тянулась, вероятно, никогда совсем не растаивающая полоса льда с версту или полторы длиною и шагов 800 шириною. Лед этот накапливается зимою наплывами замерзающей воды, а летом поддерживается ежедневными ночными морозами. Здесь я собрал несколько интересных видов растений, принадлежащих высокому поясу.

Почти к самому нашему бивуаку подходил як. Баинов стал к нему подбираться, чтобы стрелять в него; но он заметил Баинова и удрал. С востока к вечеру пришла густая пыль, застлавшая окрестности. Эта пыль продолжалась до утра, что было далеко не в моих интересах, ибо сильно мешала точности моей съемки, закрывая наиболее удаленные предметы.

Мы взяли направление вдоль речки Хара-Худусу на восток. Сильный ветер дул навстречу, что усугубляло трудность работ в пути. Перед отправлением в этот разъезд я на своем складе, на ключе Улан-булак, делал ночные наблюдения по полярной, по своему обыкновению, левым глазом, [215] натрудил его и получил воспаление, почему съемку в разъезде должен был сначала делать правым и, наконец, снова левым. При бурях лимб буссоли долго не останавливается и не успокаивается, натруженные глаза не выдерживают напора встречного ветра, и слезы неудержимо катятся. В такие бури кожа на лице обветривается, лопается и слезает, в особенности на носу; за последнюю экскурсию слезала уже восьмая кожа. За день лицо успевает так сильно обветреть, что ночью, несмотря на мороз до –15°Ц, от прикосновения лица к подушке развивается в нем страшный жар, кожа болит, саднит и, несмотря на денную усталость, всякий сон от боли пропадает. Всю ночь приходится переворачивать подушку к лицу нахолодавшей стороной, чтобы умерить этот жар; но подушка живо нагревается и продолжает жечь. Гортань по ночам болезненно пересыхает и также доставляет немало беспокойства.

Ущелье р. Худусу на восток перегораживается увалом, сползающим с хребта Риттера по р. Ихэ-Халтын. Увал этот заставляет р. Худусу повернуть на север к Халтыну, огибая с востока хребет, огораживающий ее ущелье с севера. Идя на север, Хара-Худусу склоняется немного к западу и впадает в р. Халтын; мы же, оставив ее, направились почти прямо к северу, к видневшемуся в хребте Гумбольдта понижению, которым рассчитывали перевалить этот хребет, принимая его за перевал Кара-дабан, о котором получили на Улан-булаке достаточно расспросных сведений от проезжих. Достигнув р. Халтын, мы немедленно переправились на правый его берег, где выше нашей переправы нашли хороший для животных корм, и остановились, сделав переход в 31 версту. На переправе вода, окрашенная красной глиной, доставала до стремени верховой лошади и еще сбывала.

На лугу я нашел красный мытник полевой (Pedicularis sp.), с грязно-малиновыми цветами, Saussurea sp., белый душистый змееголовник (Dracocephalum sp.), мохнатый красивый злак и розовый крупноцветный колючий Oxytropis sp.

Переночевав на Халтыне, утром мы тронулись вверх по правому его берегу, и через семь верст свернули на север к горам, к перевалу Кара-даману. Оставив реку, мы заметно подымались по совершенно пологой предгорной покатости, по глиняной почве, поросшей местами ковылем (Stipa sp.), горошками (Vicia sp.), полынью (Artemisia sp.) и дзере-туле. Наконец подошли к руслу речки, бежавшей к нам навстречу с гор, в обрывах, изрытых золотоискателями. Здесь когда-то разрабатывалось золото в очень больших размерах; всюду стоят разрушенные хижины, сложенные из речных камней и колотых каменных обломков.

Мы остановились на этой речке на хорошем корму в 12 верстах от Хал-тына. Нас окружали высокие красные береговые обрывы, на огромное пространство изрытые золотоискателями.

Перевал стоял впереди, верстах в семи. Чтобы ознакомиться с ним, я послал Баинова осмотреть его. Когда-то к нему вели дороги, но они уже давно заброшены, и давно этот перевал не посещали люди. Пока Баинов ездил – я собрал несколько видов растений; кое-что успел записать и вычертил карту; затем занялся стряпней обеда, т. е. сварил кашицу из ячменной крупы с сухим мясом и чай. Сильный северо-западный ветер налетал порывами, иногда меняя свое направление на северо-восточное. Он поднял в воздухе массу пыли.

Баинов приехал с разведки в 7½ часов вечера. Его задержала встреча с яками и охота за ними. Их ему встретилось штук до 70. Он убил двухгодовалого бычка и оставил до утра следующего дня, чтобы, подымаясь [216] на перевал, захватить его с собой. Перевал хотя и давно не посещается людьми, но при подъеме доступен для наших животных. Ночь была хотя совершенно ясная, но луна светила тускло из-за густой пыли. Ветер не унимался и, установившись в северо-восточном направлении, яростно бушевал всю ночь, что сильно ощущалось при –15°Ц.

К утру резкий холодный ветер снова переменился на северо-западный. К 7 часам утра термометр повысился до –11°Ц. Мы уже двигались на перевал в северо-западо-северном направлении, обходя с востока гору, которая оказалась окончанием отрога хребта Гумбольдта. Часть хребта, через которую предстояло перевалить, идет параллельно этому отрогу и смыкается с ним западнее перевала плоской возвышенностью. На востоке видна такая же перемычка между хребтом и большой снеговой группой, стоящей южнее, и через которую на востоке дорога идет перевалом Кептул-дабан.

Подымаясь к перевалу, мы сделали крюк, чтобы захватить яка, убитого накануне Байтовым. Он оказался в такой плохой шерсти, что не удостоился быть зачисленным в коллекцию. Кроме того, Баинов, убив его накануне, не догадался разрезать ему живот и выпустить содержимое, отчего он успел испортиться и дать сильный запах.

Подъем с юга на перевал, и короткий, и пологий, не представил для нас ровно никаких трудностей. Спуск же очень каменистый, и прежней дороги не существует – она размыта и совершенно разрушена временем. Проходящие здесь дикие яки и куланы каждый раз прокладывают новые тропы. Судя по значительным размерам набросанного на самом перевале обо, надо думать, что здесь было когда-то сильное движение, вероятно, во времена разработки золотых приисков.

Состоят эти горы из темносланцевых пород, главным образом серо-слюдисто-глинистого сланца.

Абсолютная высота Кара-дабана [Черного (злого) перевала] достигает 15 390 футов.

Пыльная атмосфера препятствовала обозревать дальние горизонты.

Спускаясь ущельем, мы встретили бесчисленное множество бабочек, преимущественно аполлонов (Parnassius imperator v. imperatrix Alph.), перламутренниц (Arginnis clara Blanch.), желтянок (Colias eogene, ab. Wanda Gr. Gr.), белянок (Pieris sp.) и др.

На девятой версте ниже перевала мы остановились на кормной площадке при речке, бегущей с перевала в р. Шарагольджин, пить чай и покормить своих животных. На севере мы видели громадный Да-сюэ-шань, увенчанный блестящими снегами. Долина р. Шарагольджин к востоку суживается.

Пока готовился чай, я наловил пять видов бабочек в количестве 31 экземпляра. Их здесь было очень много благодаря хорошей тихой и солнечной погоде. Стоило бы подуть ветру, и все исчезли бы разом.

С хребта Гумбольдта в долину Шарогольджина сбегает множество сухих логов, более или менее глубоких и обрывистых. Чтобы избежать неровностей дороги, от того происходящих, мы выбрали путь до Улан-булака не предгорьями, а самой долиной реки, взяв для сего определенное направление. Нам попадалось множество старых дорожек, и даже дорог, когда-то очень наезженных, сворачивающих в горные ущелья северного склона хребта Гумбольдта. Надобно заметить, что на расстоянии между перевалами Кара-дабан и Улан-булак хребет Гумбольдта тянется двумя параллельными снежными кряжами с выходом ущелий с речками из этой междугорной долинки в долину р. Шарагольджина. Этими-то ущельями и [217] направляются дороги в междугорную долинку хребта Гумбольдта, заполненную бесконечными заброшенными золотыми приисками, частью потихоньку разрабатываемыми китайцами и ныне. Второй южный горный кряж особенно высок и сплошь убелен снегами. Через одно из широких ущелий, разрывающих переднюю ограду, мы видели громадный ледник задних гор, спускающийся своей массой до самого дна долины. С него бежит по гальке река, разбивающаяся на многие русла, с берегами плоскими, поросшими густыми 1½-футовыми зарослями облепихи (Hippophae rhamnoides), на которой держались неисчислимые количества бабочек мелких боярышниц (Aporia sp.). Перейдя эту речку, мы остановились ночевать на крайнем западном русле; воды в нем не было, она была замерзшей, но наш постоянный дорожный запас воды нас услужливо выручал во всякое время в пути, и от воды мы почти никогда не зависели и имели возможность останавливаться, выбирая для ночлега лучший корм животным. Очень часто приходящие на водопой звери тут же и пасутся и стравливают хороший корм близ воды, между тем по сторонам травы бывают нетронуты. В таких случаях мы поили своих животных или дорогой на первой встречной воде, или гоняли их на водопой, если он находился недалеко от места остановки и отдыха, выбираемых в кормных местах.

На этот раз выбирать было нечего – корм для животных оказался всюду плохим; мы, связав лошадей и уложив верблюдов, дали первым по пригоршне гороха, всегда возимого на такие случаи. Напившись чая, мы завалились спать и утром тронулись далее. Погода была ясная; всю вторую половину пути дул северо-западный ветер прямо в лицо. По пути Баинов убил прекрасный экземпляр молодого куланенка. Шкуру его и скелет мы взяли для коллекции. Переход сделали в 38 верст и расположились на ночлег на небольшой речке, бегущей с южных снеговых гор; корм был тоже плохой; только между кустиками облепихи попадалась порядочная трава.

Утром, чуть свет, продолжали путь, взяв направление на северный мыс группы Аргалин-ула, за которой на западе находился наш склад на ключе Улан-булак.

Аргалин-ула, каменная группа, прикрытая лёссом, снаружи имеет пустынный вид, но содержит в себе кормные долинки, орошенные прозрачными и сильными ключами. Группа эта служит пристанищем многим аргали, куку-яманам, луговые ее долинки дзеренам (Antilope picticauda); отделяясь от снежнего южного хр. Гумбольдта, она занимает пространство с запада, почти от урочища Улан-булак, на восток около 20 верст, а с юга на север до 8 верст. На востоке смыкается с небольшой глинистой мелко-сопочниковой высотой, протянувшейся на север и северо-запад вдоль левого берега р. Шарагольджин, бегущей здесь среди болот верст на 25 вдоль северного ската этих высот.

Дорогой мы встретили несколько широких каменистых, сухих в то время русел; на них попадались заросли низкой, около 2 футов вышиною, облепихи, дающей приют массе бабочек из вида боярышниц. Наконец, дорога наша поднялась на плоские глинистые высоты мелкосопочника, коим мы входили в группу Аргалин-ула. Здесь почва глинистая, кочковатая, поросшая бударганой (Kalidium sp.) и стелющейся дзере-туле ⁸⁵. [218]

Постоянные бугры, которые встречались по дороге, задерживали наше движение. Нам попалось несколько старых сильно наезженных дорог, ведущих в горы хребта Гумбольдта, к прежним золотым приискам, которыми так богаты они по обоим своим склонам. Переходя крупными увалами, мы встречали речки с прекрасными ключевыми лугами и болотцами, и всюду следы добычи золота: сложенные из камня фанзы, в которых жили золотоискатели; изрытая и изборожденная земля, и шахты, и кучи выброшенных из них камней и каменных осколков; всюду заброшенные и ныне сухие арыки.

На одной такой речке мы, соблазненные хорошей травой, свежей ключевой водой, после 34 верст пути под жгучим солнцем, остановились на ночной отдых.

Роскошные луга недаром манили нас на остановку: животные наши удовлетворили свой аппетит, сильно развившийся от вчерашней голодной ночевки и сегодняшнего совершенного под палящим солнцем, перехода. Я собрал штук пятнадцать интересных растений, не бывших ещё в нашем гербарии, и несколько насекомых, тоже мало мне знакомых.

И на этом ключе-речке, по берегам, всюду когда-то добывалось золото, судя по каменным фанзам, уже развалившимся и покинутым, обвалившимся шахтам.

С закатом солнца жар свалил; охватившая нас прохлада доставляла нам особенное удовольствие. В десятом часу почувствовался даже холод и, ложась спать на ночь, мы с удовольствием завернулись в войлока. Приятно спать на холоду, завернувшись потеплее, в тихую ясную ночь, под открытым небом! Но во время бури со снегом или дождем – это целое испытание!

После прекрасной ночи мы уже перед восходом солнца стали снаряжаться в путь, чтобы пораньше притти на наш склад в Улан-булаке, который, по нашему расчету, должен был быть от нас недалеко.

Напившись чаю и напутствуемые восходящими лучами встававшего солнца, мы пошли среди гор Аргалин-ула и, по своему незнанию местности, не имея проводника ⁸⁶, пробродили по ущельям лишних версты две. Пришлось перейти несколько глубоких балок, по дну которых расположены были ключевые болотца с роскошными альпийскими травами и зарослями низкой альпийской ивы, низкой облепихи и Myricaria germanica. Тут нас окружали массы надоедливых мошек, забиравшихся в глаза, нос, рот, уши и допекавших нас своей назойливостью, каких на Улан-булаке, слава богу, мы еще не испытали. Дорогой видели аргали, дзеренов и тарабаганов.

1 июля, пройдя всего 12 верст, мы спустились в неглубокую балку ключа Улан-булак, где нашим глазам предстал в полном порядке весь наш караван; людей я нашел здоровыми и бодрыми; П. К. Козлов еще не возвратился из своей экскурсии на север. Животные наши, не тревожимые мошками, отдыхали и поправлялись на хорошем корму и ключевой воде. Верблюды обомшились короткою красивою шерстью благодаря ночным холодам. За мое отсутствие В. Ф. Ладыгин усердно пополнял метеорологический дневник и коллекции растений и насекомых. Оставшиеся казаки добыли несколько хороших звериных шкур и скелетов для коллекции. [219]

Я с Баиновым в 11 дней прошел без проводника 315 верст, все время производя глазомерную съемку. Посетили и ознакомились с системой гор Риттера; посетили истоки рек Бага-Халтын-гол и Бомын-гол, несущего воды с главных снегов хребта Риттера в северный Цайдам и далее на запад-юго-запад в солончаки Махая. Пересекли два перевала в хребте Гумбольдта и три в системе гор Риттера, один из них, не посещаемый туземцами, переходящий 16 000 футов. Собрали кое-что и для различных своих коллекций.

Этим разъездом окончательно выяснилось положение и строение системы хребта Риттера, какие воды с него текут, и значительно пополнилось знакомство с хребтом Гумбольдта ⁸⁷.

Последующие первые дни июля были посвящены на бивуаке приведению в порядок съемки, сделанной за время разъезда, дневников, укладке гербария, собранного в мое отсутствие в окрестностях бивуака, и пр. Заболевший во время разъезда глаз мешал мне делать астрономические наблюдения и мешал успеху прочих работ.

Наконец, 5 июля возвратился П. К. Козлов. Он вышел в путь 19 июня, пересек к северу хребты Буруту-курун-ула (Ема-хэ-ула) и Да-сюе-шань, прошел северным подножьем последнего до р. Сулей-хэ, затем избрал другой более удобный путь и, через те же хребты, вернулся новой дорогой на бивуак. Все это ему удалось выполнить в 16 дней. Снято им 452 версты.

Несмотря на болезнь глаза, астрономическое наблюдение было сделано. 6 и 7 мы собирали свои разбросанные по бивуаку пожитки, уложили их и собрали во вьюки, и перед вечером 7 июля были уже готовы к оставлению бивуака для устройства нового склада верстах в 100 восточнее.

Ключ Улан-булак расположен на дне балки, в голове ее. В версте ниже нашего бивуака она значительно расширяется и углубляется.

Наш бивуак был расположен на абсолютной высоте 11 673 футов и, на основании моих наблюдений, находится на 38° 58' 25" северной широты и на 95° 49' 25" долготы от Гринвича.

Из метеорологических данных выписываю следующее из девника, веденного на Улан-булаке 22 дня:

Ветры преобладали западные; наблюдено их 7 и северо-западных тоже 7; северо-восточных 6, 1 восточный в полдень и 1 южный тоже в полдень; первый силою 1, а второй доходил до 4.

Вообще же ветры дули порывами, силою от 0 до 4. Буран был один, только с запада с 5 ч. дня до 9 вечера. Ветры обыкновенно начинались между 11 и 3 ч. дня и продолжались до вечера, иногда до следующего дня. Ночи в большинстве случаев были тихие и ясные.

Совершенная тишина наблюдалась по утрам 19 раз, по вечерам 13, и в полдень 9 раз. В том числе полных тихих суток было 6.

Совершенно ясных суток было только 2, остальные же облачные; и ясность наблюдалась только по утрам 11 раз, по вечерам 10 раз, в полдень 4 раза. Ночи по большей части были ясные.

Облака располагались таким образом: слоистые были наблюдены 9 раз, одинаково во все часы наблюдений; слоистые вместе с облаками других видов – 12 раз и в таком порядке: чаще всего в полдень – до 6 раз, затем утром вечером – только 2 раза.

Кучевые наблюдались чаще всего в полдень – до 6 раз; утром и вечером по одному. Слоисто-кучевые – в полдень 4, утром же и вечером тоже по одному разу. [220]

Перистые – по вечерам 4, в полдень 2 и утром 1 раз. Сложные перистые – в полдень 6 раз, утром 3 раза и вечером 2.

Чисто барашковые не наблюдались ни разу, а вместе с перистыми 2 раза, и то только по вечерам.

Густота облачности доходила от 0 до 10.

Дождливых и снежных полных суток было 5; кроме того, дождь наблюдался 5 раз: днем 2 и ночью 3 раза.

На бивуаке и в соседних горах снег и снежная крупа наблюдались, тоже 5 раз: 2 днем и 3 ночью.

Росы и иней бывали по утрам довольно часто. Морозы по ночам тоже нередки.

Дневная температура была следующая: во время утренних наблюдений средняя температура опускалась до +6,9°; наименьшая была 21 июня = +2,0°; наибольшая 2 июля = +12,5°. В полдень средняя температура = +15,4°; наименьшая = +7,3° 22 июня; наиболыпая = +21,5° 2 июля. Вечером средняя температура = +7,3°; наименьщая = +2,3° 20 июня; наибольшая = +13,9° 1 июля.

Такое сильное падение температуры вечером 20 июня и утром 21 была причиной дождей и снега, выпавших 18, 19 и 20 числа и густо покрытого сплошь облаками неба, а в полдень 22 выпадения снега, принесенного с запада, как это и видно из дневника.

Наибольшая высота температуры вечером 1 июля, утром и в полдень 2 июля, обязана ясности этих дней и господствовавшей в течение предшествовавших семи дней то слабой облачности, то полной их безоблачности. Слоистые облака отсутствовали вовсе за это время; появлялись лишь кучевые, перистые и барашковые.

С вечера 2 июля замечена облачность и легкое понижение температуры, а с 3, с появлением слоистых облаков, температура еще заметнее упала.

Среди млекопитающих на кл. Улан-булак и в окрестной местности встречались в большом количестве в соседних горах аргали (Ovis sp.), горные козлы (Capra sp.), дзерены (Antilope picticauda), куланы (Asinus kiang), тарабаганы (Arctomis sp.) и другие грызуны (Glires). Проезжавшие через перевал монголы уверяли, что в горах водятся медведи (Ursus sp. lagomyarius?), рыси (Lynx sp.), олени (Cervus sp. albirostris?) и яки (Poephagus mutus Prz.). Следы последних мы видели сами, но экземпляров встречать не пришлось. Много зайцев (Lepus sp.).

На бивуак прилетали вьюрки нескольких видов, вороны (Corvus corax), коршуны (Milvus sp.), вороны (Corvus orientalis), клушицы (Pyrrhocorax alpinus и Fregilus graculus), грифы и бородачи (Gyps sp. и Gypaetus barbatus), сокола (Falco sp.), горихвостки (Ruticilla sp.), трясогузки (Motacilla sp.), щеврицы (Anthus sp.), сорокопуты (Lanius sp.), жаворонки (Alauda sp.), по кустикам облепихи, при ключах, маленькие синички (Leptopoecile sophiae), стрижи и ласточки (Cypseluset Hirundo sp. sp.), лунь (Circus sp.), 2 вида уларов (Tetraogallus sp.), на болотцах кулики (Totanus sp. и др.), гуси (Anser indicus), различные утки (Anas sp. и др.), турпаны (Casarca rutila), чайки (Larus sp. et Sterna sp.) и пр.

Рыб в ближайших ключах и речках не нашлось. Во всяком случае пойманы не были.

Представителями пресмыкающихся служили, главным образом, ящерицы 2 родов – Eremias и Phrynocephalus, по окрестной глинистой степи; а по болотцам – жабы и лягушки (Bufo sp. et Rana sp.). [221]

Из насекомых попадались в значительном количестве жуки (Coleoptera) и других отрядов; к сожалению, не могу их назвать, потому что они не все еще определены специалистами. Из бабочек (Lepidoptera) назову: двух желтянок (Golias cocandica var grumi Alph. новая форма и С. eogene ab. Wanda Gr. Gr.); двух перламутренниц (Argynnis clara Blanch и A. aglaja var. vitotha Moor), новую форму Oeneis buddha Gr. Gr. var. lutea Alph.; новый вид Haderonia optima Alph., новые формы аполлона (Parnassius imperator var. imperatrix Alph.); белянки (Pieris dubernandi var. koslovi Alph.), Alaucera pumitis Feld. var. nova.

Наш гербарий пополнился следующими видами: из альпийской области в россыпях были найдены: Gremantodium sp. 3 вида, Saussurea sp. – 4 вида, крестоцветных 4 вида, лютик (Ranunculus sp.), камнеломки (Saxifraga sp.), пижма (Tanacetum sp.), лапчатка (Potentilla sp.), одуванчик (Leontodon sp.), перекати-поле (Gypsophila sp.).

По альпийским лугам: крестоцветных 2 вида, вероника (Veronica sp.), водосбор (Thalictrum sp.), камнеломка (Saxifraga sp.), фиалка (Viola thianschanica), полынка (Artemisia sp.), злаков 2 вида, мытник 2 вида (Pedicularis sp.), змеедушник (Dracocephalum sp.), лук (Allium sp.), горечавка (Gentiana sp.), Gremanthodium sp., астрагал 2 вида (Astragalus sp.), альпийская ива (Salix sp.), лютик 2 вида (Ranunculus sp.), острокильник (Oxytropis sp.), первоцвет (Primula sp.).

По обрывам на глине и среди скал: Saussurea sp. 2 вида, заячья капуста (Sedum sp.), какое-то зонтичное, твердочашечник (Androsace sp.), лютик (Ranunculus sp.), злак, камнеломка (Saxifraga sibirica); на степи глинистой: 2 вида Oxytropis sp., полынка (Artemisia sp.), Atraphaxis sp.

По осохшим руслам реки на гальке с песком и глиной: лактук (Lactuca sp.;, крестоцветник 2 вида, злак, лютик (Ranunculus sp.), Kobresia sp., Primula sp., адонис (Adonis sp.), вероника (Veronica sp.), колокольчики (Gampanula sp.), астрагал (Astragalus sp.).

На влажных лугах, по болотцам, возле речек и ключей: осока (Carex sp.) 3 вида, острокильник 2 вида (Oxytropis sp.), Myricaria sp., бурачник (Borrago sp.), горечавки (Gentiana sp.) 2 вида, (G. barbata), Pleurogyne sp., Saussurea sp., дикая гречка (Polygonum sp.), злаки, мытник (Pedicularis) и мн. др.

Рано утром 8 июля мы оставили ключ Улан-булак, чтобы устроить свой склад в новом удобном месте. На Улан-булаке мы провели почти месяц очень приятно и с большою пользой во всех отношениях. Люди прекрасно отдохнули. Я и Козлов удачно выполнили свои разъезды; коллекции наши значительно пополнились; животные, не беспокоимые ни мошкой, ни бурями, отъелись и отдохнули на отличном корме. Мысли наши были заняты тем, что принесет с собой предстоящий новый бивуак? Будет ли он так же удобен для устройства склада, будет ли вполне соответствовать целям наших разъездов? Будет ли корм, вода и в окрестностях научная пожива для пополнения коллекций?

Мы пошли сначала несколько верст вниз по речке, составляемой ключами Улан-булака, а потом свернули на восток, с небольшим склонением на север, оставляя горы Аргалин-ула на юге, перевалили глинистые крайне пологие мелкосопочниковые высоты, сливающиеся с Аргалин-ула на юге, и вышли в урочище Сунгы-нур.

Пройдя всего 25 верст, мы остановились на речке, образующейся немного южнее из ключей. По случаю пребывания здесь множества [222] монголов, собранных по распоряжению курлыкского князя для воинских: упражнений, здесь были уже вытоптаны все травы.

Монголы нам говорили, что через 10 верст мы уже не найдем людей;, кроме случайно проезжавших охотников. Поэтому я нашел необходимым для разъездов из следующего склада запастись проводниками здесь; пользуясь случайным сборищем монголов, я послал с своими паспортами Баинова к местному старшине для переговоров о проводниках. Но старшина был занят, и дело пришлось отложить до другого дня.

На другой день, как и накануне, погода была прекрасная. Рано утром Баинов был послан к старшине, который был уже на маневрах, и потому Баинову пришлось довольно долго ждать его; после двухчасовых переговоров, различных взаимных уверений, старшина – дулун – решил дать, двух проводников для меня и П. К. Козлова, за что, конечно, получил кое-какие подарки. Один проводник вечером явился на бивуак совсем; другой же, будущий мой проводник Тонне, пришел лишь заявить, что скоро собраться с нами не может, что должен еще побывать дома, для кое-каких распоряжений, и обещал нагнать нас к вечеру следующего дня на урочище Улан-Иодун.

В ожидании результатов переговоров Баинова со старшиной, мы пробовали ловить рыбу, но в речке ее не оказалось; собирали растения, жуков, бабочек и пр. П. К. Козлов нашел на болоте интересных куликов и больших жаворонков (Melanocorypha maxima).

Трескотня выстрелов, доносившихся с маневров, разносилась по окрестностям до вечера. Тихою ночью резко раздавались крики спугнутых кем-то на болоте куликов.

Проснулись утром и были поражены густотою пыли, застилавшей небо и окрестности. Горы слабо просвечивали сквозь эту плохо проницаемую завесу, и впереди не видно было ни одного ориентировочного для съемки пункта ⁸⁸. Мы двигались вдоль левого берега р. Шарагольджин в 2-4 верстах от нее, местами – по пескам, совершенно лишенным растительности, местами же прикрытым довольно редко сидящими бударганой (Kalidium sp.), дырисуном (Lasiagrostis splendens) и каким-то другим злаком, заменяющим собою, на больших абсолютных высотах, дырисун. К северу от этой полосы песков, вдоль берега р. Шарагольджйна, тянутся ключевые болота, сливающие свои воды в р. Шарагольджин. Хорошие травы этих болот приманивают для пастьбы скот соседних монголов, облюбовавших это место. Массы лошадей, баранов, коров, яков и верблюдов бродили в одиночку и стадами.

Обойдя эти болота, вышли на р. Шарагольджин. Здесь она разбивается на многие маловодные рукава, разливающиеся по широкому галечному плесу. Травы стали очень плохими и состояли из низких и редких злаков и осок, несмотря на множество разбросанных ключей.

Через 17 верст мы остановились на островке, покрытом плохой растительностью. Местность эта называется Улан-Иодун. Расположена на высоте И 150 футов над уровнем моря. Сюда приходит и вливается в р. Шарагольджин с юго-востока Дзурге-гол, приносящая воды с северных склонов, восточных продолжений хребта Гумбольдта и с южных склонов стоящих вдоль правых ее берегов гор Баин-Дзургын-ула, служащих водоразделом между р. Дзурге-гол и прочими, севернее расположенными, верховьями р. Шарагольджин.

На нашем бивуаке из растительности, вообще очень небогатой, преобладали: кое-где жалкий дырисун (Lasiagrostis splendens), 2-3 других [223] злака, столько же мелких осок и какой-то невзрачный астрагал (Astragalus sp.). Погода простояла весь день неприятная; с 8 часов утра подул ветер от северо-северо-востока, сгустил пыль, закрывшую окончательно всякие признаки солнца, и временами сыпал песок в глаза. Около полудня пошел дождь. Ветер, переменившийся после полудня на северо-западный, стих только к вечеру. Эта погода, сильно тормозившая съемку, была причиною нашей ранней остановки. Вечером приехал проводник Топке, намеченный сопровождать меня в разъезды из следующего склада, место для которого придется еще выбирать впереди.

Густая пыль не рассеялась и за ночь. Мы принуждены были двигаться вперед почти в сумерках, несмотря на позднее утреннее время. Невидимое солнце уже поднялось достаточно высоко, судя по часам.

Дорога опять пошла вдоль р. Шарагольджин болотцами, обнимающими оба ее берега неширокой полосой. На 13-й версте мы вступили в площадь невысоких, хорошо орошенных подпочвенными водами песков, образующих прекрасную травяную степь; на ней мы встретили ковыль (Stipa sp.) и другие злаки, астрагалы и горошки (Vicia sp.), курильский чай (Potentilla fruticosa), по гальке у реки облепиху (Hippophaö sp.) и многие другие.

Остановились, перейдя на правый берег р. Шарагольджин. на прекрасном кормном месте, чтобы дать животным утолить голод после вчерашней ночи. Прошли только 17 верст. Урочище это называется Пайдза и прежде служило границею, до которой монголы могли кочевать на восток, по долине р. Шарагольджина; земли же, лежащие далее на восток, принадлежали исключительно китайцам, которые пасли здесь скот золотопромышленников с окрестных многочисленных приисков.

Кроме указанных видов растений здесь были в изобилии 2 вида острокильника (Oxytropis sp.), один сильно колючий, растущий кочками по песку, Calimeris sp. с крупными лиловыми цветами, лапчатка (Potentilla bifurca var.), полынка (Artetaisia sp.), лук (Allium sp.), в большом количестве ковыль (Stipa sp.), у реки три вида солянок (Salsola sp.).

Погода простояла полуясная; солнце проглядывало через пыль, временами как бы редевшую.

Ветер дул с небольшой силой переменный; утром начался с юго-востока, перед полуднем подул с противоположной стороны, с юго-запада, а перед вечером опять с северо-востока, очень слабый, унес перистые облака. Пыль осталась в воздухе и на ночь.

Верблюды, наевшиеся луку и других любимых трав, чувствовали себя обремененными и тяжело вздыхали далеко за полночь, а на утро лениво поднимались и нервно кричали, отплевываясь на казаков, их вьючивших. Пыль понемногу рассеялась; погода стала тихая и ясная; солнце приятно пригревало. Мы шли по песчаной почве, и нас всю дорогу сопровождала хорошая травянистая растительность. На юге открылись небольшие барханы песков, за ними снега хребта Гумбольдта, а на севере покрытый снегами хребет Да-сюе-шань, и впереди, еще неведомые нам ледяные гиганты, манившие нас своими неизведанными никем тайнами. Они отходят от хребта Да-сюе-шаня в северо-восточной его части и направляются на юго-восток на соединение с ледяными громадами Цзаирмык-ула, ушедшими на восток. Ближе впереди виднелись ворота, из которых выбегала река. Ворота эти образуются каменным отрогом северных гор и северозападной оконечностью высот Яматын-ула. До этого прорыва мы шли 20 верст; не переходя через него, разбили свой бивуак на реке среди роскошных порослей разных трав. [224]

Это урочище называется Хыйтун (ур. Холодное) и лежит на абсолютной высоте 12 192 фута. Оно отличается в восточной своей части, выше прорыва реки, необыкновенно богатыми пастбищами, которыми никто не пользуется, кроме многочисленных диких яков, пасущихся здесь зимою. Монголы не заходят сюда со скотом, боясь быть ограбленными тангутами, а тангутам не с руки заходить сюда из своих тоже привольных пастбищ на озере Куку-нор и по р. Бухайну. По восточную сторону этого прорыва на северной стороне реки находятся прииски, ныне почти заброшенные и разрабатываемые только небольшой партией смелых китайцев; судя по развалинам многочисленных фанз рабочих и обилию покинутых шахт работа здесь когда-то кипела. На Хыйтуне мы собрали растений, жуков и бабочек.

Ночью было морозно и ясно.

На восходе продолжали путь вверх по реке. В воротах реки дорога пролегает по довольно крутому скату северных гор, довольно затруднительному для верблюдов. Яки, нагруженные мешками с продовольствием, по обыкновению следовавшие в хвосте каравана, не чувствовали вовсе неудобств дороги. Вскоре по выходе нам пришлось два раза переправляться через реку. Шерсть у яков и на собаках быстро обледенела и гремела намерзшими льдинками. Хвосты у лошадей замерзли и били их по задним ногам. Сейчас же за воротами у подножья северного отрога разбросаны золотые прииски; долина опять расширяется, и дорога, следуя вверх по течению реки, направилась на юго-восток. Река здесь тоже приняла название урочища Хыйтун, соединяясь на 9-й версте нашего пути с речкой, приносящейся с востока, с южного снежного отрога гор Да-сюе-шаня, именуемою также Хыйтун. Выше ее впадения главная река приняла название гор, ограждающих ее с юга: Яматын-гол. Мы пошли ее левым берегом по северо-восточному склону гор Яматын-ула.

Луговые склоны этих гор уступали качеством кормов Хыйтуну. Мы встречали множество трупов диких яков, павших, вероятно, от какой-либо болезни, вероятно еще зимой, лежавших в одиночку и по нескольку штук вместе. Крепость ячьей шкуры помешала зверям растерзать эти трупы, и потому они лежали почти целиком.

Наконец, пройдя 24 версты, мы достигли урочища Яматын-умру, о котором были собраны кое-какие сведения от монголов-проводников и встречавшихся ранее охотников.

Это урочище, лежащее на левом берегу р. Яматын-умру, довольно широко раскинулось на ключевой площадке, примыкающей к подножью юго-восточной оконечности гор Яматын-ула, и к подножью начинающихся от них седловиной гор Баин-Дзургын-ула. По ключам и по болотцам здесь росли осоки и злаки; но после роскошных лугов Хыйтуна это урочище мне показалось недостаточно кормным для продолжительной стоянки, и потому я решил здесь только переночевать и на завтра же поискать чего-нибудь лучшего, выше по р. Яматын-гол, или, за горами Баин-Дзургын-ула.

На следующий день мы продолжали подниматься вверх по реке. С каждым шагом корма для животных становились хуже и хуже. Стоящие на севере горы, поднимаясь стеной, переходили далеко за пределы вечных снегов. Горы Баин-Дзургын-ула сначала шли на юго-восток, а далее рядом плоских холмов сливались с северными горами и замыкали верховья реки Яматын-гол. Мы оставили реку и, продолжая путь на юго-восток, поднялись на перевал; спустились с него руслом мягкого ущелья, состоящего из красноватой глины. [225]

На дне этого ущелья нашли жалкий ключик, и на 26 версте остановились на нем. Корму животным не нашли здесь вовсе: красная глина была почти обнажена или покрыта такими низкорослыми растениями, что животные, не могли их щипать. К утру ночной мороз сковал льдом наш убогий ключ, и мы топили лед для чая; животные же должны были выступать в дальнейший путь, не евши и не пивши. Сухим руслом, в южном направлении, мы опять поднялись на широкую и плоскую, пустынную глиняную возвышенность, пересекли ее и вышли к речке, почти лишенной воды и корма; лишь кое-где виднелись площадки густой, но невысокой тибетской осоки (Carex sp.) зелено-желтого цвета; на них паслись яки. На первой же из этих площадок я остановил караван и послал казаков, Жаркого и Баинова, вверх и вниз по реке поискать лучшего места. Оба возвратившись сообщили, что таких, как оставленное нами Яматын-умру, они не видали: все было хуже.

Речка эта оказалась р. Дзурге-гол. Мы находились на абсолютной высоте 14 020 футов.

С юга долину этой реки ограничивали довольно мягкие и относительно небольшой высоты восточные продолжения хр. Гумбольдта, называющиеся Укырте-хара-нургын-ула (Коровьи черного озера горы); эти последние на востоке смыкаются плоскими высотами с горами Баин-Дзур-гын-ула.

Мимо нас проходило много яков через долину из северных гор в южные. Какая причина вызвала эту массовую перекочевку – неизвестно.

Нас преследовала холодная, сырая пренеприятная погода. Я решил вернуться в Яматын-умру и там устроить свой склад.

Мы находились верстах в 38 от урочища Яматын-умру и путь назад хотели по возможности сократить, для чего, переночевав, взяли направление более западное на видимое понижение Дзургын-ула; вследствие массы увалов эта дорога оказалась более трудной и всего лишь версты на 2-3 короче. Возвратились на Яматын-умру и выбрали на ключе место для склада. Травы около бивуака придется приберегать и днем гонять скотину подальше на пастьбу.

В виду уже Яматын-умру проводник на лошади догнал молодого волка, связал поводьями ему рот и ноги и довез на бивуак на лошади, на которую с трудом взял его. Лошадь, почуяв волчий дух, бесилась и бросалась в стороны, не давая положить на седло волченка; но монгол как-то изловчился. Я подарил монголу за его лихость хороший нож. [226]

Комментарии

84. Замечательная приспособляемость растений к перенесению морозов, отмеченная В. И. Роборовским в горах хребта Риттера, очень интересна и показывает, что растения высокогорных зон приспособились к этому так же, как и растения тундры.

О растениях тундры в замечательной работе Л. С. Берга «Географические зоны Советского Союза» (Географгиз, 1947, стр. 46) написано: «Растения тундры удивительно приспособлены к перенесению морозов: на Чукотской земле ложечная трава к наступлению зимы 1878/79 г. была, по наблюдениям Чильмана, в полном цвету застигнута морозами; тем не менее на следующий год она продолжала вполне благополучно расти, перенеся морозы до 46°».

Там же в сноске приводится пример из жизни растений севера лесной зоны, так же приспосабливающихся к неблагоприятным условиям климата, к очень короткому летнему периоду: «Некоторые растения севера лесной зоны перезимовывают в стадии цветения. Так, у однолетних фиалок (Viola arvensis и V. tricolor) в Петергофе [Петродворец] можно наблюдать открытые цветы в течение всей зимы... то же бывает у некоторых многолетников: одуванчика, маргаритки и других».

85. Неприглядное растение серого цвета, едва поднимаюшееся выше уровня почвы, растет дернинами, имеет сильный развитой многолетний корень, расстилающийся под землей; еще не определено в моей коллекции, сданной в СПб. Ботанический сад.

86. Надо заметить, что по Нань-шаню приходилось делать экскурсии, пользуясь лишь буссолью, без проводников. Последние иногда находились, но в большинстве случаев по своему незнанию местности служили более работниками и пастухами.

87. Здесь следует подчеркнуть из наблюдений Роборовскогото, что обследованные им хребты Гумбольдта и Риттера производят впечатление пустынных гор, бедных растительностью даже по речным долинам. Совсем не отмечены древесные формы, редки кустарники, беден и животный мир. Эти наблюдения полностью подтверждают подобные выводы Н. М. Пржевальского. Как далее будет видно, появление леса будет отмечено Роборовским только немного не доходя 98 меридиана, и то этот лес представлен сухолюбивым древовидным можжевельником. Лишь далее на востоке по склонам гор раскинулись хвойные и смешанные леса.

88. Пыльный туман, описываемый В. И. Роборовским, – явление, не раз отмечавшееся в Центральной Азии путешественниками. Н. М. Пржевальский наблюдал пыльный туман в пустынях Лоб-нора и Тибета, М. В. Певцов – в пустынях Кашгарии. Всеволод Иванович был свидетелем этого явления в горах Нань-шаня, что придает его наблюдениям особый интерес, так как они доказывают, что насыщенные в пустынях пылью массы воздуха далеко передвигаются от мест своего образования и переваливают через высокие горные хребты.